НЕЩАСТНЫЯ ПРИКЛЮЧЕНІЯ ВАСИЛЬЯ БАРАНЩИКОВА
мѣщанина Нижняго Новагорода
въ трехъ частяхъ свѣта:
Въ Америкѣ, Азіи и Европѣ
съ 1780 по 1787 годъ.

---

1780 Года въ Генварѣ мѣсяцѣ взялъ Василей Баранщиковъ отъ Городоваго Магистрата на годъ пашпортъ и поѣхалъ въ Ростовъ съ кожевеннымъ своимъ товаромъ на ярмонку бывающую тамъ великаго поста на второй недѣли, или въ такъ называемое первое зборное воскресенье, гдѣ продолжается болѣе двухъ недѣль. Тамъ продалъ онъ свой товаръ за 175 рублей и получилъ деньги, въ коихъ состояло все его имѣніе; но сіи деньги у него украдены и онъ печалясь о покражѣ, продалъ въ Ростовѣ двухъ своихъ лошадей за 40 рублей и нанялъ въ Санктпетербургѣ попутнаго извощика за 15 руб. въ намѣреніи поправить свое состояніе, вступя къ кому нибудь во услуженіе. Туда приѣхалъ Марта въ послѣднихъ числахъ 1780 года; въ скоромъ времени нашелъ для себя службу и нанялся у Его Превосходительства Михаила Савича Бороздина и г. Коллежскаго Совѣтника Василья Петровича Головцына съ компаніею Ѣхать на собственномъ ихъ кораблѣ съ мачтовымъ лѣсомъ къ Французскимъ берегамъ города Бурдо и Гавръ де Грасъ матрозомъ съ заплатою кромѣ пищи на каждой мѣсяцъ по десяти рублей. Приготовляясь къ отплытію на кораблѣ всѣ нанятые матрозы работали такелажъ; то есть: вили веревки, вязали блоки, шили паруса и прочее болѣе двухъ мѣсяцевъ. — Построенной въ Санктпетербургѣ на Охтѣ неоснащенной корабль должны были нанятые матрозы по уговору съ хозяевами провесть въ Кронштатъ, гдѣ оной оснастивъ нагрузили мачтовыми деревами подъ присмотромъ шкипора иноземца. Изъ Кронштата въ половинѣ Сентября 1780 года отправились Балтійскимъ моремъ, а за противными и бурными вѣтрами приплыли въ Зундъ владѣнія Короля Датскаго къ столичному городу Копенгагену уже въ исходѣ Ноября мѣсяца, гдѣ остановясь, надлежало Капитану корабля для осмидесяти человѣкъ матрозовъ на его суднѣ бывшихъ запастись водою и съѣстными припасами, сушить сухари и прочее.

Декабря 12 дня 1780 года съ корабля отпущенъ былъ онъ Баранщиковъ съ другими матрозами въ самый городъ Копенгагенъ для покупки себѣ надобнаго и идучи изъ города одинъ на свой корабль, зашелъ въ питейной домъ подъ вечеръ, какъ свойственно рускому человѣку, выпить пива, гдѣ увидѣлъ двухъ человѣкъ Датчанъ, кои ему привѣтствовали и ласкали говоря съ нимъ своимъ языкомъ; но онъ неразумѣлъ и отвѣчалъ имъ одними знаками, что пора ему итти на свой корабль. Тѣ двое Датчанъ увидѣли, что онъ Россіянинъ и съ чрезвычайною ласкою просили его пить водку и пиво и онъ у нихъ пилъ. Прошло неболѣе получаса, какъ явился въ тотъ питейной домъ нарядный плутъ, который увидѣвъ его Баранщикова сталъ говорить весьма чисто по руски, и первое его было слово: здравствуй братъ! здороволь ты живешь? откуда и куда плывете; по томъ сталъ просить питьемъ, и всѣ четверо пили; прошло уже часа два ночи и тогда въ питейномъ домѣ никого кромѣ ихъ неосталось. Послѣ того произносилъ онъ о тѣхъ двухъ Датчанахъ разныя похвалы, что они люди богатые и онъ у нихъ болѣе десяти разъ бывалъ на кораблѣ въ гостяхъ, а нынѣшней день хотѣлъ ихъ просить къ себѣ, но незасталъ и нечаянно пришолъ сюда въ питейной домъ и здѣсь ихъ нашелъ; по томъ совѣтовалъ ему съ ними познакомиться и быть дружну для того, что будто они рускихъ очень любятъ. — Баранщиковъ по такому откровенному случаю спросилъ его: откуда ты братъ и какъ твое имя? На оное сказалъ сей обманщикъ: я руской изъ Риги и сюда приѣхалъ на галіотѣ рижскаго купца Венедикта Ивановича Хватова. Переговоря же съ товарищами по Датски сталъ его Баранщикова звать, на ихъ корабль, также и тѣ двое Датчанъ, усильно знаками просили и ласкались, а онъ подтверждалъ своими вымыслами, что можно ему возвратиться ночевавъ у нихъ на кораблѣ, завтре по утру весьма рано. Онъ отговаривался недосугами, что надобно сухари сушить и что за отлучку будетъ наказамъ; но сей нарядный плутъ уласкалъ его, и онъ согласился пойти съ нимъ вмѣстѣ на ихъ корабль, и такъ всѣ четверо изъ питейнаго дома пошли и часа въ три ночи пришедши къ пристани переѣхали на шлюбкѣ и взошли на корабль, гдѣ тотчасъ свели его Баранщикова въ интрюмъ и приковали за ногу къ стѣнѣ корабля. Неожидаемой такой поступокъ открылъ ему глаза, что онъ слѣпо повѣрилъ словамъ онаго обманщика и сколько ни старался избавиться, какъ разными угрозами такъ и ласковымъ прошеніемъ у Датчанъ, чтобъ они его отпустили; но они неуважали ничего притворяясь, будто неразумѣютъ, а велѣли ему перестать кричать, и что онъ за то весьма больно битъ будетъ. Между тѣмъ увидѣлъ на другой сторонѣ корабля еще шесть человѣкъ прикованныхъ; одного Шведа и пятерыхъ Нѣмцовъ изъ Данцига, о коихъ узналъ послѣ, когда уже плыли въ Америку и употреблены всѣ обще съ нимъ въ матрозскую должность на Датскомъ кораблѣ. На другой день послѣ полудни въ горестномъ отчаяніи будучи и сидя прикованъ въ низу корабля увидѣлъ пришедшаго къ нему обманщика, который сталъ говорить: вотъ братъ попался въ гости; выговоренныя такія слова огорченному печалію подали случай проливать горькія слезы. Сей нарядный плутъ увидѣвъ его въ такомъ состояніи сталъ улещать: небойся, тебя везутъ въ Америку и будетъ житье доброе, весьма много тамъ алмазовъ и яхонтовъ и неопасайся ничего; я и самъ лѣтъ пятнадцать странствовалъ и такъ же какъ и ты былъ отвезенъ, но нынѣ слава Богу, вмѣстѣ съ двумя хозяевами Датчанами Карломъ Сритценомъ и другимъ Германомъ товарищъ; ты видишъ, что на кораблѣ нашемъ нагружено желѣзо, пенька, ленъ и прочее; теперь я тебѣ откроюсь: мое имя Матисъ или Матвѣй, и я родомъ полякъ: тебѣ же ничего небудетъ, и какъ только снявшись съ якоря проплывутъ брантъ-вахты здѣшняго Датскаго владѣнія называемыя Гелсинъ-Нордъ и Гелсинъ-Боръ, то тебя роскуютъ; онѣ отсюда недалѣе тридцати верстъ, что по его словамъ такъ и сбылось. Уговоря его напоили Французскою водкою, и пуншемъ и накормили кашицею. — Четыре дни, какъ взятъ онѣ былъ на корабль обманомъ, простоявши, снялись съ якоря, проплыли Брант-вахты и тогда всѣхъ ихъ семерыхъ, одного Шведа, пятерыхъ Нѣмцовъ и его седьмаго расковали и одѣли въ свое матрозское платье, заставивъ отправлять должность матрозовъ. — На Брант-вахтахъ никакого осмотра въ кораблѣ за подарки отъ нихъ небыло, а только подъѣхала шлюбка, въ которую когда сбросили хозяева нѣсколько серебреныхъ денегъ, то она и возвратилась. На Датскомъ кораблѣ изъ Копенгагена плыли они Сѣвернымъ Океаномъ болѣе пяти мѣсяцевъ незаходя никуда и невидѣвъ съ корабля своего земли и никакихъ острововъ; ибо только единожды въ ясную погоду на лѣвой сторонѣ замѣтили стоящія въ Аглинскомъ каналѣ на якоряхъ корабли весьма въ дальномъ разстояніи, и въ Іюнѣ мѣсяцѣ 1781 года приплыли въ Америку къ острову Санкто-Томасъ. Тутъ высадили на берегъ и поверстали его Баранщикова въ салдаты. Сей островъ владѣнія Датского: тамъ обучали его ружьемъ мѣсяцовъ около двухъ и производили жалованья въ сутки по 12 штиверовъ датской серебреной монеты перемѣшанной съ мѣдью, а каждой штиверъ на Россійскія деньги стоитъ 2 копейки; по жаркости климата тамошняго нельзя носить другаго платья кромѣ паруснаго и всѣ Датскіе солдаты на островѣ Санкто-Томасъ или святаго Ѳомы одѣты въ парусной мундиръ. Тамъ будучи приведены къ присягѣ въ церьквѣ при Комендантѣ Пасторомъ или священникомъ всѣ семь человѣкъ, то есть: одинъ Шведъ и пятеро Нѣмцовъ, а онъ седмой, цѣловали въ киркѣ или церьквѣ ихъ вмѣсто Евангелія корабельной флагъ нынѣшняго владѣющаго Его Величества Короля Христіана ѴІІ, съ изображеніемъ креста Господня; держали же самой тотъ флагъ всѣ семеро за конецъ, а пасторъ читалъ молитвы, по окончаніи коихъ къ тому кресту приложились; по томъ отдали въ команду офицеру и спросили его, какъ имя: онъ сказалъ, что зовутъ его Васильемъ; но немогли начальники сего слова понять, и нарекли ему имя Мишель Николаевъ, такъ онъ Баранщиковъ при перекличкѣ по списку съ прочими солдатами и отзывался въ строю или ученьѣ, когда его съ тѣми товарищами обучали ружьемъ. Сверхъ жалованья производили печенаго хлѣба по фунту или литрѣ самаго плохаго по ихъ названію Шкофта: оной гораздо хуже нашего россійскаго да и черенъ, ибо состоитъ изъ произрастѣнія называемаго Датчанами платна Банана, и варили кофій всякое утро по нарочитой чашкѣ съ сахарнымъ пѣскомъ; банана очень сытна, оную можно ѣсть кромѣ сырой соленую, вареную, печеную и жареную, и дерево сего произрастѣнія подобно нѣсколько видомъ нашему еловому дереву, а плодъ онаго сырой вкусомъ какъ огурецъ, и бываетъ длиною въ полъаршина, толщиною неболѣе нашего большаго огурца, кожа на немъ зеленая, дерево же высокое ровное и листья аршина въ три и такъ легки какъ трава, однимъ листомъ можно послать и одѣться; дерево въ прочемъ такъ кропкое, что можно большимъ ножемъ, или солдатскимъ тесакомъ перерубить неболѣе какъ съ разу по мягкости его: чрезъ одинъ годъ опять оно выростетъ и приноситъ плоды.

Въ Санкто-Томасѣ ростутъ еще плоды называемые кокосовые орѣхи, кои извѣстны въ Санктпетербургѣ, да и всѣмъ почти россіянамъ: на каждой день производили всѣмъ салдатамъ по одному орѣху, они весьма вкусны, дерево ихъ высоко и очень крѣпко, высотою какъ наша большая сосна и ростетъ на поляхъ; жители сего острова собираютъ съ него орѣхи. Тамъ водятся обезьяны, кои научены и воду въ домы носить; съ маленькимъ сосудцомъ кокосовыхъ орѣховъ посылаютъ на колодцы ихъ и онѣ исправляютъ весьма вѣрно свою должность. Дикія обезьяны какъ скоро примѣчены будутъ на деревѣ кокосовомъ или близко онаго, то обитатели острова Санкто-Томаса приходятъ къ кокосовому дереву и нарочно обезьянъ пугаютъ, дразнятъ, мечутъ въ нихъ небольшими камешками; напротивъ того обезьяны съ дерева кокосова бросаютъ проворно спѣлые орѣхи, которые они подбираютъ; тамъ неболѣе стоитъ орѣхъ двухъ копѣекъ или штивера: ростетъ еще въ Санкто-Томасѣ сахарной тростникъ: простолюдины наши думаютъ и называютъ оной плодъ сахарнымъ пескомъ и будто есть сего песку цѣлыя горы; но плодъ сей подобенъ россійской травѣ ангеликѣ, или по просту назвать борщу или коровнику, которая ростетъ на мокрыхъ мѣстахъ большею частію нежели на гористыхъ и кою малыя ребята рвутъ и очистивши кожу ѣдятъ, а Американскихъ природныхъ жителей онаго острова Араповъ ребята срѣзавши сахарную трость ѣдятъ и сосутъ сладость патоки разрѣзавъ на части; взрослые же Американцы подрѣзываютъ тростникъ мѣсяца чрезъ три во всякое время и онъ опять вторично вырастаетъ; они его несѣютъ и несадятъ, но самъ оной вырастаетъ срѣзаной, изъ него вяжутъ пучки и сдѣлана у нихъ машина по рускому названію жемы, коими всю патоку выжимаютъ и варятъ въ котлахъ мѣдныхъ на огнѣ а она садится въ пѣсокъ, которой они кладутъ въ бочки здѣланныя изъ дерева привозимаго изъ Даніи въ доскахъ, а тамошнее дерево негодится, ибо весьма крѣпко, а особливо самшитъ, вернебукъ или красной сандалъ, и прочія. Кофій на ономъ островѣ ростетъ въ немаломъ изобиліи при морскихъ заливахъ на деревахъ небольшихъ, кои подобны нашей сливѣ или вишнѣ и самой молодой яблонѣ величиною неболѣе аршина въ два и три. Американцы и Арапы Санкто-Томаскіе жители сбираютъ съ сего дерева плоды, постилаютъ подъ него полотно или худыя паруса и дерево тресутъ легонько; въ каждой вѣточкѣ находится ихъ два зернышка, по очищеніи коихъ сушатъ на солнцѣ и вѣютъ по своему обыкновенію лопатою, чтобъ отстала чешуя противу вѣтру; они несадятъ такъ же и несѣютъ кофію, но оное тамъ самородное.

Баранщиковъ никакъ немогъ приобыкнуть къ Датскому языку и сдѣлался непонятенъ въ ученіи ружьемъ, за что хотя его товарищей рекрутъ часто бивали палками, но онъ былъ извиняемъ и небылъ битъ чрезъ два мѣсяца, вмѣсто чего однако же изъ онаго острова промѣняли его въ островъ Гишпанскаго владѣнія Порторико не въ дальнемъ оттуда разстояніи.

Въ Порторико посланъ онъ изъ Санкто-Томаса на небольшомъ кораблѣ, куда приѣхалъ чрезъ двои сутки и за него Гишпанской Генералъ или Комендантъ подарилъ Датчанамъ двухъ Араповъ. — Въ Порторикѣ служилъ онъ при кухнѣ Генеральской въ черной работѣ, то есть: рубилъ дрова, чистилъ кострюли и котлы, носилъ воду и другія исправлялъ работы около полутора года, т. е. до половины 178З, доволенъ будучи пищею и всѣмъ. Какъ скоро привезенъ онъ былъ въ Порторико, то его заклеймили въ присутственномъ мѣстѣ на лѣвой рукѣ 1) святою Маріею держащею въ правой рукѣ розу а въ лѣвой тюльпанъ, 2) кораблемъ съ опущеннымъ якоремъ па канатѣ въ воду, 3) сіяющимъ солнцемъ, 4) сѣверною звѣздою, 5) полумѣсяцомъ, б) четырмя маленькими сѣверными звѣздами, 7) а на кисти той лѣвой руки осьмиугольникомъ, 8) клеймомъ означающимъ 178З годъ, 9) буквами М. Н. то есть: Мишель Николаевъ или Михайло Николаевъ; отъ сего бываетъ весьма чувствительная боль, ибо такими маленькими желѣзными машинками съ иглами здѣланными и натертыми порохомъ, когда заклеймятъ, кровь течетъ и сутки трои рука несносно 6олитъ и смыть или стереть пороху ничемъ неможно. Научась говорить по Гишпански къ неожидаемой радости въ одно время былъ онъ вопрошенъ по Гишпански Генеральскою супругою. — Естьли у тебя отецъ и мать и нѣтъ ли жены? тогда онъ ставъ предъ нею на колѣни и проливая слезы отвѣчалъ ей для приведенія въ жалость: что онъ имѣетъ отца, мать, жену и троихъ маленькихъ дѣтей. Великодушная госпожа сжалившись на его состояніе обѣщала ему у своего супруга изпросить свободу, что въ скоромъ времени и исполнила. — Ему данъ пашпортъ печатной на Гишпанскомъ языкѣ, въ которомъ онъ именованъ: Московитинъ Мишель Николаевъ, и награжденъ отъ Генерала 10 Песодорами монетою Гишпанскою, по россійскому щету тринадцатью рублями. — Съ тѣмъ пашпортомъ нанялся въ Порторикѣ на Италіанскомъ купеческомъ кораблѣ въ Европу плыть въ Геную матрозомъ и на томъ кораблѣ плылъ Сѣвернымъ Океаномъ около трехъ мѣсяцовъ.

1784 года въ Генварѣ мѣсяцѣ схвачены они были въ Океанѣ Тунизскими разбойниками или инако называемыми Мисирскими Турками живущими въ Африкѣ. — Немогши противиться силою, товары и всѣ осьмнадцать человѣкъ взяты въ полонъ. — Мисирскіе Турки имѣли тогда войну съ Венеціанами и одного изъ ихъ матрозовъ Италіанца тотъ же часъ, какъ овладѣли кораблемъ, сбросили въ море по причинѣ той, что онъ зналъ ихъ языкъ и говорилъ имъ съ угрозами. — По раздѣленіи добычи, четырехъ человѣкъ принужденно обрѣзали въ Магометанскую свою вѣру, въ томъ числѣ и его Баранщикова и заклеймили солнцемъ на правой рукѣ желѣзною дощечкою съ иглами натертою порохомъ. Онъ достался на часть корабельному Капитану Магомету, и нарекли ему имя Ислямь; онъ былъ скованъ, когда достался въ полонъ, болѣе десяти часовъ на Турецкомъ кораблѣ. Изъ Сѣвернаго Океана проѣхали они чрезъ проливъ Гибралтарской Средиземное море, Архипелагъ или Морею, острова Кандію и Кипръ въ Азіатическую Турцію и пристали въ заливѣ Кашальскомъ въ Портѣ города Виѳлеема, продолжая путь съ лишкомъ два мѣсяца. Капитанъ Магометъ имѣлъ свое жилище въ городѣ Виѳлеемѣ, у котораго служилъ онъ Баранщиковъ съ лишкомъ годъ и восемь мѣсяцевъ, и варилъ кофій иногда въ день разъ до пятнадцати. — Магометъ имѣлъ четырехъ женъ.

Трудная должность кофишенка заставила о немъ Баранщиковѣ изъ оныхъ четырехъ женъ Магометовыхъ всякую за его усердную службу и почитаніе имъ отдаваемое весьма сожалѣть: онъ расказывая имъ свои приключенія приводилъ всѣхъ ихъ часто въ слезы. Наконецъ здѣлались онѣ къ нему откровенными и жалостливыми ради того что имѣлъ жену и троихъ дѣтей… Вопрошаютъ они его: что то есть Россія? и какъ живутъ россіяне? Онъ же примѣтя ихъ слабость сдѣлалъ смѣшное и по ихъ названію чудное дѣло: въ одинъ разѣ сварилъ изъ сарацынскаго пшена глиненой горшокъ каши и положилъ тюленьяго жиру; та каша разопрѣла и у него горшокъ трѣснулъ; а онъ въ небытность Магомета призвалъ тѢхъ его четырехъ женъ и сказалъ: посмотрите сударыни, какъ я по россійски стану кутать кашу, у насъ коровье масло весьма дешево, нетакъ какъ здѣсь, что я принужденъ ѣсть съ тюленьимъ жиромъ; онѣ удивились, а онъ нарочно съѣлъ горшокъ каши, и всталъ какъ будто голоденъ: лишь только пришелъ домой. Магометъ Паша, то онѣ расказали, что Ислямъ твой слуга съѣлъ крутую кашу при насъ съ тюленьимъ жиромъ; Магометъ равно какъ и они удивился, смѣялся, хохоталъ и неповѣривъ своимъ женамъ, сказалъ: что должно брюху трѣснуть, когда Ислямъ столько съѣлъ каши; призовите вы его, я самъ распрошу, правда ли ето. Баранщиковъ призванъ былъ при четырехъ его господина женахъ и въ своемъ кушаньѣ незаперся. Капитанъ Магометъ смѣясь говорилъ по Турецки: Ислямъ Баша! нероды Чокъ Екмель? то есть, какъ ты кашу ѣлъ, горшокъ трѣснулъ, я думаю что и твое брюхо такъ же трѣснетъ. Баранщиковъ съ веселымъ видомъ отвѣчалъ ему, я еще два горшка такихъ же съѣмъ; Магометъ же сказалъ: подлинно россіяне крѣпки и какъ я по слуху знаю, въ прошедшую войну сожгли у насъ въ Чесмѣ флотъ, разбили насъ, всѣхъ нашихъ витязей умертвили на сухомъ пути за рѣкою Дунаемъ и передъ Дунаемъ; мы гдѣ ни посмотримъ, то вездѣ Россіяне, въ горахъ и въ разсѣлинахъ земныхъ, куда ни поворотимся, куда ни пойдемъ, то они вездѣ, насъ разбиваютъ, берутъ въ полонъ и отсылаютъ въ свои города; скажи мнѣ пожалуй, отъ чего вы столько сильны. Баранщиковъ ободрясь случаемъ вздумалъ изрядную ложь и сказалъ: наши солдаты или янычары презираютъ смерть: у насъ есть трава растущая въ болотахъ, и когда янычаръ идетъ на войну, лишь бы только ее отвѣдалъ, то одинъ напуститъ на двѣсти вашихъ Турковъ, я такой же, меня ты неподумай удержать; я тебѣ служу годъ и два мѣсяца, а ты Магометъ Паша долженъ по повелѣнью великаго Пророка Магомета чрезъ семь лѣтъ отпустить меня на свободу и дашь мнѣ награжденье и тогда я куда хочу туда и пойду. Совѣсть Магомета изобличала и онъ въ замѣшательствѣ увѣщалъ Баранщикова такъ: Ислямъ, намъ съ тобою небраниться и нессориться, мнѣ удивительна кажется твоя каша, я созову гостей и ты пожалуй свари ее и при нихъ кушай. Такая потачка сдѣлала его на нѣкоторое время счастливымъ: онъ каждой день варилъ для себя крутую кашу, и какъ невсякой горшокъ лопалъ, то умудрился покупать пузыри, и нарочно кричалъ, что каша поспѣла, и пузырь положа на огонь производилъ такой звукъ, будто горшокъ лопнулъ, и тѣ четыре женщины Турчанки прибѣгали къ нему въ кухню, а онъ разбилъ горшокъ чемъ нибудь, смѣшилъ ихъ, и Капитанъ Магометъ Паша нарочно созыванъ къ себѣ гостей и велѣлъ ему кашу при себѣ съѣдать, а они дарили ему за то, по нѣскольку денегъ.

На конецъ вздумалъ отъ Магомета Паши въ печали о своемъ отечествѣ Россіи, христіанской вѣрѣ, женѣ и малолѣтныхъ троихъ дѣтяхъ незабвенно въ сердцѣ его обращавшихся, бѣжать въ Россію, но какъ отъ Магомета Паши ушелъ невзявъ у него, ничего и незная дороги куда ити, то и пойманъ, на третій день Турками и приведенъ къ нему Магомету Пашѣ, за что больно былъ битъ шамшитоваго дерева по пятамъ палками и немогъ ходить болѣе мѣсяца но ползалъ: при исполненіи наказанія просилъ и кричалъ, помилуй батюшка на Турецкомъ, языкѣ; однако неперестали его бить до тѣхъ поръ, пока свирѣпость и злоба Магометова неукротилась и онъ приговаривалъ, я не тебя бью, а твои ноги, они виноваты, что ты бѣжалъ, ты забылъ что Музульманъ и долженъ жить у меня… Всякой Грекъ подъ владѣніемъ Турецкимъ живущій умѣетъ говорить по Турецки, и онъ какъ скоро выздоровѣлъ, то несмотря на свои мучительныя побои, пошелъ на корабельную пристань города Виѳлеема и увидя на одномъ кораблѣ Греческой флагъ и пришедши къ хозяину онаго Греку Христофору, расказалъ всѣ свои нещастія на Турецкомъ языкѣ, незная по Гречески; добродѣтельный Грекъ Христофоръ услышавши, что онъ россіянинъ и злополучной человѣкъ, принялъ во уваженіе его нещастіе, и учинилъ при томъ слѣдующее увѣщаніе: „какъ ты живешъ у богатаго господина, то ничего изъ дому неукрадь; приходи же ко мнѣ на корабль чрезъ четыре сутки ночью часа въ два, и какъ будетъ вѣтръ благополучной, то мы снимемся съ якоря и пойдемъ въ море. За отвозъ же съ него ничего нетребовалъ, кромѣ услуженія на кораблѣ въ матрозской должности до Царя града, а по приѣздѣ туда, обѣщалъ и въ томъ устоялъ подлинно, что онъ свободенъ остался, и наставилъ явиться къ россійскому Императорскому Министру. По приказанію добродушнаго Грека онъ исполнилъ и пришелъ въ назначенное время на корабль, гдѣ сокрытъ былъ въ тайникѣ близь каюты; снявшись съ якоря пошли въ море въ четвертый день благополучно и проѣхали къ городу Яффѣ, лежащему въ томъ же Катальскомъ заливѣ, чтобъ сыскать въ семъ городѣ православныхъ христіанъ для поклоненія въ святомъ градѣ Іерусалимѣ гробу Господню; поелику въ Яффу многіе изъ христіанъ Европейскихъ то есть, Италіянцы, Португальцы, Французы, Венеціане и другіе приѣзжаютъ; но тутъ никого незастали и по причинѣ сей должно было простоять въ портѣ города Яффы двѣ недѣли съ лишкомъ; хозяинъ корабля Грекъ Христофоръ рѣшился съ двадцатью человѣками Европейцевъ, по разнымъ случаямъ за своими нуждами пришедшихъ а не для богомолія пойти сухимъ путемъ во святый градъ Іерусалимъ; отъ Яффы оной стоитъ недалѣе ста пятидесяти верстъ: его Баранщикова взяли съ собою, а такіе Европейскіе христіане скопляются для безопасности отъ злодѣевъ или разбойниковъ въ пути. Въ Іерусалимъ пришли они въ третій день, но къ нещастію ненашли тамъ почти никого, кто бы въ силахъ былъ заплатить положенную Султаномъ подать, для поклоненія во святомъ храмѣ гробу Господа Іисуса Христа; ибо Султанская стража гробъ и храмъ Господень стерегущая за малую плату собравшихся нѣсколькихъ христіанъ недопустила къ поклоненію гробу, Христову.

Городъ Іерусалимъ стоитъ въ полуденной полосѣ на пещанной и каменистой землѣ, большею частію строеніе въ немъ деревянное, тутъ есть развалины старинной крѣпости изъ дикаго камня достойныя удивленія по величинѣ своей; но какъ онъ Баранщиковъ неимѣя понятія о строеніи крѣпостей и бывъ только трои сутки въ Іерусалимѣ неможетъ дать яснаго понятія кромѣ какъ о строеніи обитателей Іерусалимскихъ, то объявляетъ, что сей городъ неболѣе имѣетъ въ окружности обывательскихъ домовъ какъ версты на четыре. Спросилъ онъ на Турецкомъ языкѣ добродушнаго Грека Христофора: Жанымъ Баба? не буюкъ Бу Джеми, то есть какая это церковь великолѣпная батюшка? на что онъ отвѣчалъ: сія церковь именуется святая святыхъ; онъ сказалъ ему: пойдемъ въ нее и помолимся, Христофоръ же Грекъ отвѣчалъ на сіе: насъ въ нее непустятъ, а молятся только Турки и самъ здѣшній Іерусалимскій Паша всякую недѣлю по пятницамъ по ихъ названію джемиду съ великимъ благоговѣніемъ. Близь той церкви есть ворота изъ дикаго Камня состроенныя, въ которые Господь Христосъ въѣхалъ на ослятѣ, и о той церквѣ сказывалъ ему Грекъ Христофоръ, что оная стоитъ на полдни олтаремъ. Съ Христофоромъ ходили въ Іерусалимѣ во всѣ три дни въ разныя церкви и молилися, и нѣкогда спросилъ онъ его объ одной церкви, какъ ей наименованіе, ибо она великолѣпна и красива и съ наружи стѣны списаны Греческой работы образами, то онъ сказалъ: сей церкви именованіе, Вазаръ Дюнъ, или воскресеніе Христово. Баранщиковѣ изъ любопытства той церкви воскресенія Христова обошелъ одну стѣну и намѣрялъ двѣсти двадцать шаговъ, а кругомъ онъ думаетъ болѣе семи сотъ шаговъ. Полагая въ каждую россійскую сажень по обыкновенному начисленію три шага, то сія церковь воскресенія Христова будетъ въ окружности съ лишкомъ двѣсти тридцать саженъ. Гробъ Господень въ сей церквѣ.

Хозяинъ его Христофоръ сожалѣя и болѣзнуя о немъ такъ какъ отецъ о своемъ сынѣ, что онъ неволею обрѣзанъ бывши полоненъ Турками на кораблѣ въ Магометанскую вѣру, привелъ его Къ Греческимъ священикамъ во святомъ градѣ Іерусалимѣ въ часовню, стоящую недалеко отъ церкви воскресенія Христова, которые по исповѣданіи имъ всего съ нимъ случившагося приказали сторожу заклеймить на правой рукѣ образомъ распятія Господня на доскѣ желѣзной съ иглами натертой порохомъ: отъ сего удара доски желѣзной или клейма весьма чувствительно потекла изъ руки кровь, послѣ чего сторожъ отнялъ сію желѣзную доску минуты чрезъ двѣ, а сутки трое чувствовалъ онъ чрезвычайную боль отъ заклейменія. Протолковали или объявили оные священники ему въ наставленіе, что онъ уже свободенъ отъ Магометанской вѣры и когда заклейменую свою руку покажетъ Туркамъ и другимъ Магометанамъ, то они будутъ его презирать и гнушаться а особливо естьли къ чему онъ прикоснется или возьметъ, то оную вещь должны они по закону Магометову продать или бросить а неимѣть въ своемъ домѣ.

Еще видѣлъ онъ церковь безъ верху святаго Архистратига Михаила и Грекъ его хозяинъ сказывалъ, что она давно уже въ запустѣніи и что тамъ былъ прежде монастырь, но Турками уничтоженъ и монахи изъ сего монастыря разогнаны или убиты.

Изъ святаго града Іерусалима съ великимъ прискорбіемъ, что неудостоились лобызать гробъ Господень возвратился онъ съ помянутымъ своимъ хозяиномъ въ Яффу чрезъ трои сутки. Изъ Порта сего города пошли водами Кипрскими и Кандійскими, и въ правой сторонѣ оставался у нихъ островъ Корфу и заливъ Тарентскій, откуда пустились въ Адріатическое море или заливъ Венеціянской и приплыли въ Венецію чрезъ двадцать пять дней для торгу. — Тамъ надлежало запастись припасами и стояли въ портѣ Венеціанскомъ недѣли съ четыре: строгость и наблюденіе должнаго порядка въ Венеціи о каждомъ приѣзжающемъ, заставили и его Баранщикова отвѣчать: откуда онъ родомъ? и по какому случаю находится на кораблѣ Греческаго купца? По сему вопросу долженъ онъ былъ всѣ свои приключившіяся нещастія объяснить Венеціанскому правленію, и показать печатной пашпортъ, данной ему отъ Гишпанскаго Генерала и Коменданта въ островѣ Порторикѣ; и какъ онъ на Италіанскомъ кораблѣ взятъ съ прочими въ полонъ Турками, обрѣзанъ на кораблѣ въ Магометанскую вѣру, увезенъ въ Виѳлеемъ, былъ невольникомъ у Турка Магомета, заклейменъ на правой рукѣ солнцемъ, и что добродушный Грекъ Христофоръ увезъ его тайно изъ Виѳлеема города на своемъ кораблѣ, И пашпортъ Гишпанской хранилъ онъ Баранщиковъ при себѣ необъявляя никому, то Венеціанское правленіе по сему неложному доказательству соблаговолило дать ему свой печатной пашпортъ съ изображеніемъ на ономъ почивающаго въ Венеціи святаго Апостола и Евангелиста Марка. Тамъ многіе благопріятствовали ему и удивлялись страннымъ случаямъ съ нимъ послѣдовавшимъ, и онъ имѣя два, пашпорта Венеціанской и Гишпанской могъ бы отъ хозяина своего удобно отстать; но какъ условіе, чтобъ плыть ему до Царя града матрозомъ, такъ и опасность, которой подвергалъ онъ жизнь свою за него, препятствовали ему неустоять въ данномъ словѣ; ибо когда бы онъ съ нимъ пойманъ былъ, то оба неизбѣгли бы смертной казни. Оставивъ Венецію отплыли они обратно въ Азію, сперва приставши въ Европѣ къ Фріульскимъ берегамъ у города Тріеста, а изъ Тріеста чрезъ недѣлю отправясь въ Микулу, гдѣ находился россійскій Консулъ изъ Славонцовъ г. Контжуанъ, къ коему онъ Баранщиковъ ходилъ и разсказалъ свои нещастія и что нынѣ на кораблѣ Греческаго купца ѣдетъ въ Константинополь прося его Контжуана о покровительствѣ, на что онъ сказалъ: я скоро поѣду въ Царь-градъ и тебѣ радъ сдѣлать всякую помощь, только ты явись къ россійскому Императорскому Министру Якову Ивановичу Булгакову. — Ободренъ будучи симъ случаемъ пришелъ на корабль, радуясь что можетъ скоро видѣть свое отечество. Изъ Микулы отправились чрезъ восемь дней въ Жмирну, или по Европейскому выговору, Смирну, городъ лежащій въ Азіи подъ 45 степенью долготы и 36 степенью полуденной широты, которой ему такъ понравился, что онъ расхвалить его довольно неможетъ. Продавая помянутый Грекъ Христофоръ сарацинское пшено, Мисирскіе сабли и кинжалы, стоялъ въ Смирнѣ двѣ недѣли. Смирна имѣетъ все деревянное строеніе прекрасное и тутъ отправляется великой торгъ и отъ всѣхъ Европейскихъ дворовъ въ ономъ живутъ повѣренные въ дѣлахъ или Консулы: россійской, Гишпанской, Италіанской, Аглинской, Французской и прочіе: да и самые лучшіе домы на пристани корабельной ихъ Консуловъ. Изъ Смирны чрезъ Морею приплыли въ Дарданеллы а изъ Дарданеллъ въ Бѣлое или Мраморное море и пристали въ портъ Константинополя, имѣвъ плаваніе изъ Смирны до Царя-града неболѣе трехъ недѣль и незаходивъ ни къ какому порту или городу.

Грекъ Христофоръ по прибытіи въ Константинополь тотъ же день отпустилъ его Баранщикова съ своего корабля, благодаря за службу но ничего въ награду даже ни одной копейки недавъ. На другой день пошелъ онъ въ Неру или по Турецки называемую улицу Галата Юкарда, стоящую на горѣ, гдѣ обитаютъ всѣ Европейскіе Министры, и прибывъ туда и нашедши домъ россійскаго Императорскаго Министра Его Превосходительства Якова Ивановича Булгакова, немогъ къ нему явиться для того, что онъ въ то время нежилъ въ самомъ Царѣ-градѣ, по причинѣ случившейся моровой язвы, а имѣлъ свое пребываніе на мызѣ Буюхтуръ называемой, разстояніемъ верстъ на тридцать отъ Константинополя близь Чернаго моря, въ коей и всѣ Европейскіе Министры живутъ убѣгая мороваго повѣтрія, и туда уже никого непропускаютъ. — Тогда Баранщиковъ въ домѣ Его Превосходительства предсталъ домоправителю и изъяснилъ ему всѣ обстоятельства, что онъ принужденно обрѣзанъ по Магометанскому закону и добродушнымъ Грекомъ Христофоромъ тайно увезенъ изъ Виѳлеема на кораблѣ; но сей г. домоправитель неподвигнулся примѣромъ того Грека, а приказалъ, чтобъ онъ никогда въ домъ Императорскаго Министра неходилъ претя отдачею, буди пріидетъ, подъ Турецкую стражу, и сказавъ притомъ съ негодованіемъ: какъ бы то ни-было, что ты Магометанской законъ самовольно или принужденно принялъ, нужды нѣтъ вступаться Его Превосходительству, много васъ такихъ бродягъ и вы всѣ сказываете, что нуждою отурчали. Баранщиковъ въ доказательство своей невинности сказывалъ, что онъ имѣетъ два пашпорта перьвой изъ острова Порторико Гишпанской, другой отъ Венеціанскаго правленія, но онъ ничего неуважилъ, а только повторялъ своими угрозами, что если станетъ докучать, то непремѣнно отдастъ его подъ Турецкую стражу.

Чаявшій но неполучившій защиты и обремененный крайнею бѣдностію пошелъ въ уныніи и слезахъ, ненаходя инаго способа, какъ только итти въ часть города Константинополя, которая отъ вливающаго воды свои Чернаго моря или пролива и соединяющагося съ бѣлымъ моремъ, обнесена каменною стѣною составляющею великую окружность, гдѣ всѣ Европейцы, Азіатцы и другіе народы имѣютъ свое жилище, какъ то: Россіяне, Нѣмцы, Французы, Венеціане, Армяне, Агличане, Греки, Жиды, Болгары, Сербы, Арнауты и прочіе, и сыскавъ тамъ для себя работу на корабельной пристани былъ у оной болѣе мѣсяца и имѣлъ отъ нее свое пропитаніе, получая иногда въ день по два левка т. е. по рублю двадцати копѣекъ; пища же ему стоила каждые сутки по дороговизнѣ харча въ Константинополѣ, какъ умѣренно ни жилъ, съ лишкомъ одинъ левокъ на хлѣбъ, мясо, или рыбу, а на обувь и одежду очень мало оставалось по тому, что въ пятницу запрещено отъ Турковъ работать а въ воскресеніе по Греческому закону неработаютъ; туфли же или коты по Турецкому названію Емени стоятъ тутъ дорого и ихъ нельзя проносить болѣе трехъ недѣль. Въ одно время пошелъ онъ на россійской гостиной дворъ, гдѣ болѣе ста лавокъ построено деревянныхъ и гдѣ продаютъ: юфть, масло коровье, мѣдь, мыло, желѣзо и прочее, въ чаяніи ненайдешъ ли себѣ какого избавленія, чтобъ уѣхать на кораблѣ въ Россію, о чемъ и разговаривалъ съ купцами россійскими по нѣкоторымъ временамъ ходя въ Греческомъ платьѣ и изъявляя нещастныя свои приключенія; но всякъ изъ нихъ сомнѣвался, чтобъ онъ мюгъ безъ подвержнія себя великой опасности уѣхать по той наипаче причинѣ, что былъ многимъ Туркамъ знакомъ. Въ такихъ колебаніяхъ для него непріятныхъ препроводилъ онъ житье свое болѣе полутора мѣсяца въ Константинополѣ; по томъ нечаянно увидѣлъ двухъ человѣкъ на Галацѣ близь гостинаго Российскаго двора въ Турецкомъ платье, которые говорили по руски весьма изрядно, и онъ подошелъ къ нимъ будучи одѣтъ въ бѣдномъ Греческомъ платьѣ приличномъ матрозу сказалъ: здравствуйте господа? никакъ вы были Рускіе? они ему на то отвѣчали, ты угадалъ; скажи намъ о себѣ: кой городъ? Я Нижегородской мѣщанинъ, отвѣтствовалъ онъ и родиной изъ самаго Нижняго города: и мы братъ тебѣ земляки, продолжали они и бывали въ Арзамасѣ сапожниками, сюда же какъ зашли, то спрашивать, тебѣ не для чего. Одинъ изъ нихъ открылъ свое имя сказавъ: меня зовутъ Гусманъ, пойдемъ ко мнѣ въ гости, я имѣю домъ, жену и живу хорошо, да и тебѣ здѣлаю можетъ быть щастіе. Такому случаю Баранщиковъ весьма былъ радъ, надѣясь получить отъ своего земляка какую ни есть помощь. Пришедши къ нему Гусману въ домъ отстоявшій болѣе полуверсты отъ Галаты въ улицѣ называемой Топаны увидѣлъ, что онъ имѣетъ трехъ женъ; Гусманъ произносилъ на Христіанской законъ хулу, увѣщевалъ его быть Магометаниномъ и забыть свое отечество Россію. Изъ простодушія Баранщиковъ открылся, говоря съ нимъ по руски, что онъ давно уже принялъ Магометанской законъ по неволѣ плывя изъ Америки на Италіанскомъ кораблѣ, и что взятъ былъ въ полонъ Мисирскими Турками, отвезенъ въ Виѳлеемъ и на Турецкомъ кораблѣ заклейменъ на правой рукѣ солнцемъ, знаетъ Могометовы молитвы и бывалъ въ Виѳлеемѣ въ мечетяхъ Турецкихъ исполняя предписанное закономъ Магометанскимъ принужденно. Мы давно тебя видали, сказалъ ему Гусманъ, на гостиномъ дворѣ у купцовъ россійскихъ и слышали, что ты Музульманъ: пожалуй раскажи намъ, продолжалъ онъ, какъ ты уѣхалъ изъ Виѳлеема; намъ такіе люди надобны и насъ рускихъ очень мало осталось отъ мору въ Царѣ-градѣ. Баранщиковъ зная, что естьли будетъ противорѣчить, то едва ли избѣжитъ бѣды, отозвался такъ: я служилъ у Магомета Паши а отъ него бѣжалъ и уѣхалъ на Греческомъ кораблѣ въ Константинополь.

Вдругъ сей бывшій россіанинъ Гусманъ пришелъ въ смятеніе и сталъ говорить съ нимъ по Турецки при трехъ своихъ женахъ: для чего ты будучи въ Магометовомъ законѣ, носишъ одежду Греческую? ты знаешъ ли, что за сіе смерть опредѣлена? Ислямъ Баранщиковъ палъ ему въ ноги и просилъ помилованія изъяснивъ, что онъ по неимуществу и бѣдности своей неимѣешъ за что купить Турецкаго платья. Сей извергъ Гусманъ тотчасъ оставилъ его подъ присмотромъ своихъ домашнихъ а ему грознымъ голосомъ сказалъ: я въ сію минуту приведу Имана, т. е. попа.

Иманъ пришелъ неукоснительно съ Гусманомъ, разпросилъ порядокъ дѣла и всѣ случаи; напослѣдокъ рѣшился и сказалъ: ты Гусманъ дай мнѣ двадцать левковъ, а я дѣло здѣлаю; Гусманъ подарилъ ему тѣ деньги. Тогда Иманъ написалъ записку такую: „что Россіянинъ Василей пришедъ въ Стамбулъ т. е. Царь-градъ, добровольно принялъ Магометовъ законъ, наученъ молитвамъ и нареченъ именемъ Исляма; послѣ чего надѣли на него Турецкую чалму“.

Отступникъ вѣры христіанской Гусманъ обще съ Иманомъ смѣтили свою прибыль, и по данной запискѣ въ руки Гусману, научили его Баранщикова, чтобъ онъ ничего по Турецки неговорилъ, и отзывался незнаніемъ языка, а только что въ четыре дни наученъ читать Иманомъ Ибрагимъ Баба т. е. священникомъ Ибрагимомъ одну Магометова закона молитву.

Со лживою отъ Имана Ибрагима запискою, чтобъ 20 левковъ Гусманомъ ему подаренныхъ возвратить съ прибылью, повелъ онъ Гусманъ его Баранщикова къ великому Визирю, который повелѣлъ именемъ своего Государя выдать въ награжденіе ему сто левковъ за принятіе Магометанской вѣры (каждой левокъ по 60 копѣекъ) и опредѣлить его въ янычары и производить жалованья на каждые сутки по 15 паръ или Россійскихъ 22¹⁄₂ копѣйки; послѣ того ходили они съ Гусманомъ къ разнымъ господамъ и къ купцамъ Турецкимъ; Гусманъ приводилъ каждаго въ удивленіе расказами на Турецкомъ языкѣ; его же Баранщикова заставлялъ читать съ великимъ воздыханіемъ такъ называемыя правовѣрныя Магометовы молитвы; такимъ притворствомъ святости и посредствомъ хожденія въ мечети Константинопольскія насбирали они чрезъ одну недѣлю, по Турецкому названію Биръ Афта съ пожалованными стами левками изъ казны Султанской 400 левковъ а на щетъ Россійской 240 рублей; болѣе же по закону Турецкому одной недѣли новопріявшему Магометову вѣру ходить и просить непозволено.

Гусманъ стращая Баранщикова доносомъ, что онъ имѣетъ на рукѣ распятіе Христово, говорилъ: бѣднякъ ты Ислямъ, ежели я донесу, то тебѣ неотмѣнно смертная казнь будетъ; онъ же незная судебныхъ обрядовъ Оттоманской Порты согласился отдать изъ собранныхъ денегъ 200 левковъ или 120 рублей, чемъ Гусманъ удовлетворя нѣсколько своей жадности припомнилъ ему и то, что онъ за одну записку подарилъ Иману 20 левковъ и что безъ того конечно бы онъ пропалъ: довольно съ тебя, сказалъ ему, такой же половины, ты видишъ, сколько было моихъ трудовъ водить тебя по Царю граду, проситъ и умолять каждаго къ поданію тебѣ милостыни, теперь живи и служи Султанскому Величеству вѣрно и честно. По раздѣленіи же денегъ свелъ его въ казармы къ холостымъ Янычарамъ и отдалъ въ команду чиновнику по ихъ названію Югъ Башѣ. Коварство и сребролюбіе Гусманово вложило ему въ голову сожалѣніе о Баранщиковѣ и желаніе, чтобъ онъ былъ женатъ на Турчанкѣ, дабы чрезъ то присоединить своего земляка къ себѣ въ родство: онъ улещалъ его такъ: женись братъ на моей свояченицѣ, она дѣвка добрая, а деньги у тебя есть, отецъ у нее и домъ хорошъ, те6Ѣ жить въ казармахъ Янычарскихъ весьма трудно, ни обшить ни обмыть: нѣкому будетъ; онъ Баранщиковъ согласился на всѣ предложенія Гусмановы видя себя Въ неминуемой бѣдѣ и жилъ въ казармѣ Янычарской только недѣлю; тутъ кормятъ Султанскою пищею одинъ разъ въ день, и даютъ бѣлой хлѣбъ съ вареною изъ сарацынскаго пшена кашею, въ которой довольно мяса, такъ же табакъ, сколько кто хочетъ, а ѣдятъ десять человѣкъ вмѣстѣ, и при каждомъ десяткѣ опредѣленъ Іокъ Баша или десятникъ, чтобъ небыло никому обиды въ пищѣ, и тутъ всякъ получаетѣ и постелю а больше ничего. Въ Янычарскую казарму всякой пришедшій Турокъ можетъ получать пищу, коей остается предовольно и Янычары изъ добродушія кормятъ постороннихъ. Въ прочемъ ни одинъ Янычаръ неваритъ самъ сей каши и непечетъ хлѣбовъ, но особливые приставники.

Гусманъ неупустилъ случая чрезъ недѣлю сосватать за него невѣсту, одной жены своей сестру именемъ Айшедуду, которой отъ роду было лѣтъ 18 и у которой были выкрашены ногти красною краскою по примѣру всѣхъ молодыхъ Турчанокъ, кои имѣютъ всегда лицо покрытое и только на ружѣ у нихъ однѣ глаза, и ему нельзя было видѣть своей невѣсты до самаго брачнаго сочетанія, какова лицемъ. Гусманъ, что бы принудить Баранщикова жениться, выдумалъ хитрое средство, настроивъ того же Имана Ибрагима, которой далъ лживую записку о принятіи имъ добровольно вѣры Магометовой, и приведши его съ собою въ Янычарскую казарму увѣщевалъ его Баранщикова, чшобъ онъ жилъ какъ Музульманъ (праворвѣрной): ты жее Янычаръ, сказалъ онъ, и въ Магометовой вѣрѣ, непростительно же по закону его быть неженатому, и для того не премѣнно женись. У Литедулы былъ отецъ старикъ именемъ Магометъ, и онъ принятъ въ домъ тестевъ стоящій въ Царѣ-градѣ близь Топаны улицы, и свадьба совершена по ихъ обрядамъ въ мечетѣ, при чемъ положено условіе, что когда оставитъ свою жену; буде она нелюба ему покажется, то долженъ заплатить ей 50 левковъ, то есть 30 рублей пени, ибо тамъ всякой мужъ имѣетъ право свою жену бросить, или отослать отъ себя заплативъ по договору деньги; напротивъ того мужъ ничего приданаго за женою требовать недолженъ. Европейскіе законы сему противны. Сіи договоры Иманами пишутся по состоянію людей въ 500, тысячу и болѣе левковъ. Съ Айшедудою Турчанкою жилъ онъ болѣе осьми мѣсяцовъ подъ строгимъ присмотромъ тестя и жены своей, твердъ ли въ вѣрѣ Магометанской, и однажды едва избавился отъ наказанія за неумовеніе и нечтеніе молитвъ, по доносу Иману (Попу) отъ жены Айшедуды и Магомета своего тестя.

Изъ денегъ своихъ долженъ онъ былъ давать женѣ и тестю на пропитаніе въ каждые сутки но 20 паръ, т. е. 30 копѣекъ, имѣя по ихъ обычаю кофій, та6акъ и всякіе плоды, мясо баранье и говяжье, сарацынское пшено и хлѣбъ печеной бѣлой. Плоды же въ Царѣ-градѣ, кофій и табакъ очень дешевы. Гусманъ его пріятель нерѣдко посѣщалъ въ домѣ и училъ какъ жить по Турецкому обыкновенію и нераздражать никогда и ни чемъ тестя и жены; покупать же харчевое зачалъ было самъ Баранщиковъ, незная обыкновенія, отъ чего произошло на него негодованіе; но Гусманъ отвратилъ оное, сказавъ Исляму, ты давай деньги тестю и женѣ, и они довольны будутъ покупая сами нужное для себя и тебя. Свирѣпая Айшедуда всегда подозрѣвала его въ вѣрѣ Музульманской, тесть же старикъ, отецъ ея Магометъ временемъ постороннимъ людямъ хвалилъ почтеніе отдаваемое ему всякой день зятемъ Ислямомъ (Баранщиковымъ).

Служба Янычаръ состоитъ въ томъ, чтобъ ходить на стражу во дворецъ Султанской и онъ хаживалъ и стоивалъ на часахъ у воротъ съ протчими Янычарами по недѣльно, имѣя у себя изрядное платье купленное изъ собранныхъ денегъ 200 левковъ, два пистолета и кинжалъ; всѣ Янычары неимѣютъ въ Стамбулѣ другаго вооруженія. Онѣ служа Янычаромъ болѣе десяти мѣсяцевъ, небылъ ни ружьемъ ни на саблѣ ниже стрѣлять изъ пистолетовъ обучаемъ. Однажды во время своея стражи видѣлъ въ части дворца или сераля выставленную на показаніе народу въ 1784 году одного преступника голову на серебреномъ блюдѣ украшенную разными цвѣтами и листами; ему сказывали: что та голова Натолійскаго Паши и привезена въ Стамбулъ изъ Анатоліи набитая разными ароматами и что должно оной простоять на томъ мѣстѣ цѣлую недѣлю, дабы народѣ весь видѣлъ: тутъ прибитъ былъ на столбѣ каменномъ указѣ Султанской изъясняющій преступленіе его, и стеченіе народа къ сей головѣ приводило его Баранщикова въ удивленіе и содроганіе.

Служа Янычаромъ и ходя на стражу во дворецъ нерѣдко онъ видалъ, а особливо по пятницамъ самого Султана и великолѣпные его выѣзды верхомъ на конѣ въ соборную мечеть именуемую по Турецки Ая Софья; которая была прежде Христіанская Греческая церковь и именовалась Софія или Премудрость Божія. Великолѣпіе Султана и окружающихъ его особу 120 чиновниковъ блистающихъ драгоцѣнными каменьями и золотомъ неможетъ онъ совершенно пересказать, а только удивляясь по простодушію своему говоритъ что неоцѣненное сокровище на всѣхъ ихъ сіяетъ. Мечешь Ая Софія отъ дворца неболѣе 150 саженей. Шествіе Султана продолжается съ великою тишиною болѣе часа до одной мечети, гдѣ молится неболѣе получаса, а иногда и меньше.

Однажды посланъ былъ Баранщиковъ съ другими Янычарами въ Дарданеллы для затопленія двухъ военныхъ ветхихъ кораблей, кои нагрузя каменьями затопили, что бы пресѣчь путь иностраннымъ кораблямъ незнающимъ и невзявшимъ Турецкаго лоцмана.

Въ Константинополѣ весьма строга управа благочинія, или полиція, сколько ему замѣтить случилось; ибо онъ увидя, что у одного хлѣбника на правой рукѣ нѣтъ трехъ пальцовъ, спросилъ: какая тому причина? и отъ чего онъ и какою болѣзнію оныхъ лишился; хлѣбникъ же сказалъ: конечно ты иностранецъ и живешь недавно въ Стамбулѣ, хотя ты и Янычаръ: у меня три пальца отрѣзаны, продолжалъ онъ, въ разныя времена за то, что Турецкіе законы повелѣваютъ такъ, ежели нѣтъ противъ положеннаго вѣсу хотя въ одномъ хлѣбѣ 10 драхмъ, то литатъ одного пальца посланные для наблюденія приставы, съ коими ходитъ и палачь, который отрѣзываетъ пальцы безъ всякаго судебнаго приговора, и говорятъ что руки и пальцы виноваты; за 3 же 4. 5. 7. 8. 9. драхмъ[1] наказываютъ но пятамъ палками; все противное человѣчеству приводило его Баранщикова въ содроганіе; онъ напослѣдокъ и самъ видалъ, что такіе чиновники въ разныхъ частяхъ города Константинополя ходятъ и подсылаютъ потаенныхъ людей купить или хлѣба или мяса или кофіи, или чего нибудь другаго и лишь бы продавецъ кого нибудь обвѣсилъ десятью драхмами, то пришедши сіи чиновники и изобличивъ его совершенно велятъ палачу отрѣзывать палецъ, а буде меньше, то бьютъ по пятамъ палками. Въ Константинополѣ ничего изъ съѣстныхъ припасовъ безъ вѣсу непродается, напримѣръ; хлѣбъ въ зернахъ, пшено сарацинское, мясо, масло коровье, виноградъ и другіе плоды, даже и дрова на вареніе пищи продаются вѣсомъ, тамъ незнаютъ ни хлѣбныхъ ни другихъ жидкихъ тѣлъ мѣры, кромѣ вѣсу.

Любезное отечество Россія, вѣра христіанская, внутреннее и наружное самаго себя чувствованіе, воспоминовеніе жены и троихъ сирыхъ дѣтей въ Нижнемъ Новѣ городѣ, къ тому еще и то, что принужденно онъ долженъ былъ исполнять Магометовъ законъ подъ строгимъ присмотромъ и наказанемъ ежечастно приближающимся такъ же и образъ жизни и нравовъ Россійскихъ несходныхъ съ Турецкими, повергнули его на конецъ Баранщикова въ крайнюю печаль и смущеніе. Благочестіе христіанское твердило въ совѣсти его раскаяніе, что онъ впалъ по нещастнымъ своимъ приключеніямъ въ Магометанскую вѣру. Въ мечетяхъ ихъ нѣтъ никакого изображенія, чтобъ приводить на память благость Божію и удивляться, но только повѣшены по обѣимъ сторонамъ небольшія хрустальныя лампады, въ коихъ горитъ масло, что бы всякому пришедшему молиться видно было: пришедъ въ мечеть всякой долженъ пасть на колѣни; онъ какъ Янычаръ былъ, то нерѣдко хаживалъ въ сію соборную Ая Софія мечеть для отвращенія отъ себя отъ Музульмановъ подозрѣнія.

Въ отдѣленномъ отъ Константинополя городѣ Галатѣ увидѣлъ онъ Баранщиковъ нечаянно прѣихавшаго изъ Санктъпетербурга курьера, котораго упросилъ расказать ему всѣ свои нещастія и объявить почтовую дорогу, чрезъ какіе города Оттоманской порты они ѣздятъ. Курьеръ тотъ сожалѣя о немъ разсказалъ всю дорогу до самой россійской границы, и какъ ему въ пути поступать, или обходиться съ разными жителями, Турками, Греками, Молдаванами, и прочими.

Приближалось время быть Магометанскому великому посту по Турецкому названію Рамазану, которой продолжается чрезъ весь Іюль мѣсяцъ. Приходской Иманъ (Попъ) говорилъ ему: „ты скоро пойдешъ на смотръ къ великому Визирю и получишъ за двѣ трети жалованья 60 левковъ, то тебѣ должно будетъ взять еще другую жену, а недовольно имѣть одной Айшедуды; нетакъ жить, какъ живутъ твои Гяуры (т. е, христіяне или неправовѣрные) имѣя по одной женѣ; ты можетъ содержать изъ своего жалованья двухъ женъ; Гусманъ твой пріятель научилъ тебя шить Турецкіе сапоги, я про то знаю, и ты сверхъ жалованья получишь очень немало, по крайней мѣрѣ левка два въ сутки, только нелѣнись работать, твое шитье сапоговъ многіе похваляютъ, что шьешъ крѣпкіе; женясь же на двухъ будешъ совершенной Мусульманъ и подозрѣніе на тебя въ вѣрѣ истребится; я подтверждаю тебѣ духовною моею властію весьма строго сіе непремѣнно исполнить“.

Повелѣніемъ Имана умножилось болѣе въ немъ Баранщиковѣ презрѣніе къ Магометанской вѣрѣ, и онъ положилъ твердое намѣреніе избѣгнуть всѣхъ ея суетъ: онъ дѣйствительно шилъ сапогй, научившись у Гусмана и продавалъ по 5 и по 6 левковъ, отъ чего получалъ изрядной доходѣ такъ что въ однѣ сутки приходило ему за работу болѣе левка т. е. 60 копѣекъ; по чему можно бы ему продолжать тамъ свою жизнь безъ бѣдности и содержатъ двухъ и трехъ женъ по примѣру Гусмана; но всемогущій Трорецъ устроилъ жизнь его инако.

Онъ сохранялъ два печатныя пашпорта данные ему въ Америкѣ и въ Венеціи. Въ перьвой разѣ оные паршпорты безъ него надйдены были женою Айшедудою и осмотрѣны тестемъ Магометомъ и когда онъ пришелъ домой, то опрашивали его Айшедуда и Магометъ отецъ ея: что за бумаги связанные въ двухъ дощечкахъ? пожалуй скажи Ислямъ Баша? Онъ незналъ какъ изъ сего вывернуться, и будто хотѣлъ утаить бывши самъ въ страхѣ: почтеніе къ старику Магомету имъ отдаваемое избавляло его Баранщикова отъ подозрѣнія; онъ молчалъ а они на сіе сказали ему: что ты отъ насъ таишъ, это ваши рускія деньги. Ободрясь Айшедуды и Магомета мыслію говорилъ имъ усмѣхнувшись: здѣсь не у кого размѣнять, Россійскіе купцы на гостиномъ дворѣ неберутъ. Магометъ старикъ совѣтовалъ ему, чтобъ онъ постарался размѣнять у россійскихъ курьеровъ, кои часто въ Стамбулъ пріѣзжаютъ и скоро назадъ отправляются.

Пришло то время, что должно было предстать ему Баранщикову на смотръ въ Янычарскомъ самомъ лучшемъ уборѣ къ великому Визирю и получить жалованье; тесть прибралъ его тогда весьма чисто и далъ ему богатой свой шелковой кушакъ или поясъ золотомъ перетканной, кинжалъ оправленной жемчугомъ, красными и зелеными яхонтами и два пистолета съ золотою насѣчкою: когда же онъ взялъ съ собою и тѣ два пашпорта Гишпанской и Венеціанской, жена его Айшедуда, увидѣла и спросила: на что онъ беретъ тѣ бумаги? онѣ же ей сказалъ: я видѣлся вечера съ россійскимъ курьеромъ, который хотѣлъ мнѣ за нихъ дать 200 левковъ, которые ежели я получу, подарю изъ нихъ тебѣ половину; она тотъ часъ пала на колѣни и молилась съ великимъ усердіемъ, что бы Богъ далъ получить сіи деньги. Разставшись съ женою своею такимъ образомъ представленъ былъ къ великому Визирю, предъ которымъ и другими начальниками долженъ читать былъ разныя Магометанскаго закона молитвы и за твердое знаніе оныхъ получилъ похвалу и выдачу жалованья 60 левковъ (36 рублей).

Получивъ оныя деньги зашелъ къ знакомому Греку именемъ Спиридону жившему на Галатѣ, которому давно уже открылъ свое намѣреніе, чтобъ оставить Царь градъ, гнушаясь болѣе всего вѣрою Магометанскою, и пойти въ отечество свое Россію, презирая всѣ мученія даже и самую смерть, есть-ли случится, что пойманъ будетъ; ибо вмѣсто страха и боязни, принялъ онъ надежду и упованіе на Бога и повергъ съ себя чалму, и на бритую свою голову надѣлъ Греческой колпакъ, и скинувъ съ себя красные Турецкіе сапоги обулся въ Греческіе черные; кушакъ, кинжалъ и два пистолета подарилъ Греку Спиридону, а самъ подпоясался худымъ его кушакомъ и пробывъ у него ночь отправился рано 29 Іюля 1785 года въ день святыхъ первоверховныхъ Апостолъ Петра и Павла въ путь, имѣя при себѣ вмѣсто вожатаго одну только записку о дорогѣ выпрошенную у россійскаго курьера, и два пашпорта Гишпанской и Венеціанской, да денегъ 60 левковъ, и представляя настоящаго въ своей одеждѣ Грека. Изъ Галаты пришелъ онъ къ проливу Чернаго моря и чрезъ оной переѣхалъ на маленькомъ Турецкомъ суднѣ заплатя 2 пары, или 3 коп. Россійскихъ, а проливъ тотъ широтою въ семъ мѣстѣ неболѣе одной россійской версты.

Отъ Константинополя къ перьвому по вышепомянутой дорогѣ городу Кючукъ чекмеже разстояніемъ по Турецкому названію на ики саадъ, то есть: на два часа верховой ѣзды или на 16 Россійскихъ верстъ съ небольшимъ. Тутъ по причинѣ гористыхъ и пещаныхъ мѣстъ и несносныхъ жаровъ, никакая лошадь скоро бѣжать неможетъ. Кючукъ Чекмеже значитъ узкой проходъ; ибо сей небольшой городокъ съ правой стороны окруженъ горами покрытыми лѣсомъ, а съ лѣвой заливомъ изъ бѣлаго или мраморнаго моря. Тамъ имѣлъ онъ ночлегъ у Грека, и на другой день пришелъ во второй городъ называемой Буюкъ чекмеже, разстояніемъ оттуда на ючь саадъ, то есть: на три часа ѣзды или 24 россійскихъ версты. Идучи подлѣ бѣлаго моря въ четвертой день пришелъ въ третій Городѣ Зардымъ, а въ послѣдующее время прошелъ города 4) Баулъ 5) Большую Шумну 6) на рѣкѣ Дунаѣ Журжу и другіе мѣста; до Дуная шелъ онъ пять недѣль и пришелъ Августа 4 числа 1785 года, претерпѣвая въ незнаемой дорогѣ великія трудности, по разнымъ случаямъ, и ни въ которомъ городѣ или мѣстечкѣ остановленъ небылъ.

Рѣка Дунай теченіе свое имѣетъ въ черное море, и на правомъ берегу сей рѣки живутъ Россіяне, бывшіе запорожскіе козаки своими домами, и ихъ число великое. Они ловятъ въ Дунаѣ рыбу такъ же и на морѣ. Съ нихъ больше ничего въ казну Султанскую неберется какъ десятина, то есть десятая съ улову рыба. Они возятъ въ Константинополь икру и рыбу соленую для Европейцовъ, а Турки до соленой рыбы или икры не охотники и почти изъ нихъ никто ее непокупаетъ. Баранщиковъ изъ сихъ запорожскихъ козаковъ видалъ продающихъ рыбу и икру многихъ въ Царѣ-градѣ; а по сему знакомству какъ пришелъ къ нимъ на рѣку Дунай, то они очень ласково его приняли и онъ у нихъ проживалъ въ разныхъ домахъ у инаго дни два, три и четыре. Они исповѣдываютъ Христіанскую православную вѣру и по благопріятству уговаривали его, чтобъ онъ остался съ ними жить. Напротивъ того онъ имъ говорилъ: любезные мои! вы оставили свое отечество самопроизвольно и поселились въ чужой сторонѣ, да и подъ владѣніемъ Турецкаго Султана и вы должны бояться его всякой часъ; возвратитесь лучше въ Россію, но на то многіе ему отвѣтствовали: что мы тамъ забыли? поди ты а мы нехотимъ, да и ты когда пойдешъ, добра ненайдешъ. Къ увѣренію ихъ разсказывалъ имъ онъ, что въ Царѣ-градѣ живучи слышалъ отъ Россійскаго курьера, что Всемилостивѣйшая Монархиня всѣхъ прощаетъ, лишь только возвратись въ свое отечество и что въ Херсонѣ даютъ на поселеніе домъ, лошадь, корову и овцу и нѣсколько денегъ: однако, же ни одного уговорить немогъ.

Дунай переѣхалъ онъ съ Молдаванами и прошелъ Молдаванскіе города: Букарешты, Фокшаны, Яссы и на Днѣстрѣ Сороку: тутъ прожилъ онъ нѣсколько времени у россіянъ, коихъ Молдаванцы называютъ Филиповцами: они исповѣдываютъ Грекороссійскую вѣру, но никогда неходятъ въ церковь къ единовѣрнымъ Молдаванамъ и Грекамъ, а имѣютъ свои молебницы или божницы и говорятъ: что ихъ предки отцы и дѣды поселились здѣсь и что они живутъ благополучно и имъ позволено вѣру исповѣдывать какъ хотятъ да и въ прошедшую съ Турками войну было имъ невозбранно слѣдовать всѣмъ обрядамъ своея вѣры. Въ Букарестахъ, гдѣ онъ былъ двѣ недѣли, рускіе снимаютъ подряды, дѣлаютъ мазанки, погреба для виноградныхъ винъ и иную тяжелую работу исправляютъ, къ коей природные тамошніе жители великіе неохотники.

Изъ города Сороки чрезъ Днѣстръ рѣку переправясь на суднѣ прошелъ Польскаго владѣнія городъ Чекиновку, Китай городъ, Лодыжину, Бѣлую церковь и прочіе мѣстечки. Недостатокъ денегъ въ Польскихъ городахъ и мѣстечкахъ заставилъ его униженно просить благотворителей человѣчеству о подаянія ему на пропитаніе и тамъ многіе неотвергали его прошенія и по возможности своей снабдѣвали его иные пищею а другіе деньгами, и такимъ пособіемъ въ пропитаніи себя изъ Польскаго владѣнія пришелъ онъ къ россійской границѣ на Васильковской форпостъ и объявилъ тамъ свои два пашпорта: Гишпанской изъ Порторико и Венеціанской, и съ него взятъ тамъ допросъ обо всемъ случившемся съ нимъ въ Америкѣ, Азіи и Европѣ; послѣ чего пашпорты у него отобраны и посланы въ Кіевское Намѣстническое правленіе обще съ допросомъ, а его яко перьваго выходца изъ Турціи препроводили за стражею съ однимъ гусаромъ въ Кіевъ, гдѣ получилъ онъ изъ Кіевскаго Намѣстническаго правленія указъ, чтобъ явиться въ Нижнемъ Новѣ Городѣ, при чемъ господинъ Генералъ Порутчикъ и кавалеръ Ширковъ. Правитель Кіевскаго намѣстничества пожаловалъ ему пять рублей на дорогу, а о пашпортахъ сказалъ, что оба Венеціанской и Гишпанской посланы чрезъ почту въ Нижегородское намѣстническое правленіе. Съ тѣми изъ милосердія и человѣколюбія Его Превосходительства пожалованными пятью рублями и съ даннымъ изъ Кіевскаго намѣстничества пашпортомъ прошелъ онъ чрезъ Россійскіе города: Нѣжинъ, Глуховъ, Сѣвскъ, Орелъ, Бѣлевъ, Калугу, Москву, Володимеръ, Муромъ а изъ онаго прибылъ и въ Нижней Новгородъ 23 Февраля 1786 года.

На другой день или 24 Февраля 1786 года представленъ онъ былъ Его Высокопревосходительству господину Генералу Губернатору и Кавалеру Ивану Михайловичу Ребендеру. Сей благотворительный и милосердый Господинъ пожаловалъ ему 15 рублей разпрося подробно о его странствованіи и нещастныхъ приключеніяхъ; напослѣдокъ Его Высокопревосходительство сказать изволилъ: „я тебѣ во всемъ помощникъ буду, но какъ Городовому Магистрату не могу приказать заплатить за тебя, то онъ конечно поступитъ съ тобою по строгости законовъ, ради чего совѣтую просить гражданъ, чтобъ они тебя избавили за претерпѣнныя несчастія отъ платежа податей и долговъ и сняли оныя на себя изъ человѣколюбія.

Великодушіе и милосердіе его Высокопревосходительства сильно его ободряло и онъ имѣя собственной домъ пришелъ къ своей женѣ чрезъ шесть лѣтъ, нашелъ ее въ самой сущей бѣдности съ двумя дѣтьми а третьяго лишился онъ по пятому году. Жена нескоро его узнала; ибо онъ одѣтъ былъ въ странное платье и съ невырощеными на бритой головѣ волосами, но когда съ нею объяснился, то какая была ея и его при семь случаи радость, оную чувствовать и изъяснить тотъ только можетъ, кто самъ бывалъ въ подобныхъ обстоятельствахъ.

До 1780 года записанъ онъ былъ во вторую Гилдію купцомъ и платилъ съ капитала; и когда явился въ Нижнемъ Новѣ городѣ, градское общество или городовой Магистратъ требовалъ съ него за всѣ шесть лѣтъ подати и за оную держанъ онъ подъ стражею болѣе полутора мѣсяца, и лишь только освобожденъ магистратомъ, то кредиторы на его просили въ словесномъ судѣ; ибо онъ долженъ былъ по щетамъ и векселямъ болѣе 230 рублей рознымъ людямъ; изъ словеснаго суда посланъ онъ въ городовый магистратъ.

Въ удовлетвореніе должникамъ его или кредиторамъ принужденъ нашелся продать домъ свой за 45 рублей и сдѣлавъ такимъ образомъ малую уплату освобожденъ на нѣсколько времени изъ подъ стражи, а за достальныя 185 рублей долговыхъ и за шесть лѣтъ податей, городовый магистратъ учинилъ свое опредѣленіе: отослать его Баранщикова въ казенную работу на соляныя варницы въ городъ Балахну по 24 рубли на годъ, разстояніемъ отъ Нижняго Нова-города 25 верстъ. Невидавъ же онъ Баранщиковъ жены и дѣтей съ лишкомъ шесть лѣтъ, пришедъ въ свое любезное отечество Россію, презирая всѣ опасности даже и самую смерть, соблюдая вѣру Христіанскую, памятуя жену и дѣтей, воззываетъ онъ Нижняго Нова-города къ своимъ гражданамъ и городовому магистрату такими словами: чтобъ они вняли купно гласу закона ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА и гласу человѣколюбія и приняли во уваженіе истинныя и неоспоримыя бѣдности его доказательства и свидѣтельства: 1) пашпорты Гишпанской и Венеціанской, 2) за клеймѣнія на островѣ Порторико на лѣвой рукѣ и Турецкія на правой и по томъ въ Іерусалимѣ распятіемъ Христовымъ, 3) что шесть лѣтъ препроводилъ безъ жены и дѣтей въ крайней бѣдности, 4) что говоритъ по Гишпански, по Италіански и по Турецки и что столь простому человѣку, какъ бы онъ худо ни говорилъ, научиться въ скорости неможно, 5) что сего 1787 года наступилъ святый великій постъ а онъ сидитъ въ магистратѣ подъ стражею, и что уже опредѣленіе подписано было чтобъ отдать его на соляныя варницы, но все сіе небыло уважено. Тогда пошелъ онъ къ Нижегородскому Преосвященнѣйшему, который пожаловавъ ему пять рублей отпустилъ отъ себя, а магистратъ по предложенію его Высокопревосходителства господина Генералъ Губернатора и кавалера Ивана Михайловича Ребендера далъ ему пропускъ до С. Петербурга, съ которымъ онъ туда пришелъ явился у Высокопреосвященнѣйшаго Митрополита Новгородского и Санктпетербургскаго Гавріила и по десятидневномъ покаяніи въ Александроневскомъ монастырѣ приобщенъ святыхъ Христовыхъ таинъ, въ доказательство чего данъ ему Маія 7 дня сего 1787 года изъ духовной консисторіи билетъ.

Съ симъ билетомъ явясь у многихъ знатныхъ особъ въ Санктпетербургѣ и представя имъ краткое начертаніе своихъ приключеній и бѣдствій обрѣлъ въ нихъ столь сострадательныя сердца, что удостоился милости, которыя избавили его отъ тягостнаго и долговременнаго ига нищеты, и за которыя онъ высокимъ особамъ ему благодѣтельствовавшимъ приноситъ наичувствительнѣйшую свою благодарность, кою по гробъ свой сохранять будетъ въ сердцѣ своемъ и доноситъ всѣмъ согражданамъ, что онъ нигдѣ и ни въ какомъ мѣстѣ невидалъ, что бы человѣколюбіе простиралось столь далеко какъ тутъ въ тѣхъ лицахъ, кои подлинно и дѣломъ и словомъ благородны и знамениты. Виновниками же премѣны злополучій его во благо соизволили быть наипаче ихъ Высокографскія Сіятельства: Марья Андреевна Румянцова , Яковъ Александровичъ Брюсъ, Анна Родіоновна Чернышева; Александръ Романовичъ Воронцовъ, Ея Свѣтлость Принцесса Барятинская; Его Сіятельство Графъ Фонъ Минихъ; Ихъ Высокопревосходительства Иванъ Ивановичь Бецкой, Анна Никитишна, и Марина Осиповна Нарышкины, Иванъ Ивановичъ Шуваловъ, Александръ Александровичъ и Левъ Александровичъ Нарышкины; Его Сіятельство Александръ Сергѣевичъ Строгоновъ; ихъ Превосходительства Алексѣй Логиновичь Щербаковъ, Иванъ Ивановичъ Михельсонъ, Василей Михайловичъ Ребендеръ, Михайла Савичъ Бороздинъ, Сава Ивановичь Мавринъ и Баронъ Строгоновъ; также Его Высокопреосвященство Митрополитъ Новогородской и Санктпетербургской Гавріилъ и двора ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА духовникъ Іоаннъ Іоанновичъ Панфиловъ.

•••

ПРИБАВЛЕНІЕ

заключающее въ себѣ описаніе Царь-града и Турецкихъ начальниковъ духовныхъ, воинскихъ и гражданскихъ.

О положеніи Константинополя и о древнихъ въ ономъ зданіяхъ.

Константинополь лежитъ въ области называемой Романеею, у береговъ бѣлаго и чернаго моря при проливѣ оныхъ соединяющемся съ Архипелагомъ. Сія древняя столица раздѣляется на три части, изъ коихъ двѣ обрѣтаются на сторонѣ Европейской, а третья на Азійской. На одной сторонѣ изъ Европейскихъ находится Греческій старинный городъ Византія заключающій въ себѣ Султанскій дворецъ, гдѣ прежде жилъ Царь Константинъ, великолѣпную и огромную церковь, а нынѣ мечеть Софію, пространную площадь, на коей три обелиска, гостиной дворъ и многіе зданія и домы Турецкихъ вельможъ, Во второй Европейской части находится Греческій замокъ Галата и великая улица Пера, гдѣ жительствуютъ чужестранцы. Въ третей же лежащей въ Азійской сторонѣ и именуемой Скутари состоятъ жилища и разныя народныя строенія несмѣтнаго числа природныхъ тамошнихъ жителей. Во всѣхъ трехъ оныхъ частяхъ улицы мощены но безмѣрно тѣсны; на каждой изъ оныхъ находится нѣсколько фонтановъ съ мраморными водоемами, а что принадлежитъ до строенія тамошнихъ обитателей, то оное непорядочно и ни въ чемъ несоотвѣтствуетъ прекрасному и рѣдкому положенію сего города; древнія же Греческія зданія разрушены и совсемъ истреблены, кромѣ храмовъ, кои превращены въ мечети, изъ которыхъ вышепомянутая Софійская почитается не только тутъ, но и въ цѣломъ свѣтѣ нѣкіимъ чудомъ, какъ по огромности своей, такъ и красотѣ и великолѣпію; ибо оная сооружена вся изъ мрамора и заключаетъ во внутренности своей болѣе шести сотъ столбовъ украшенныхъ многоразличнымъ образомъ. Посреди пролива раздѣляющаго Азію съ Европою построена башня, о которой говорятъ, что въ оной заключена была нѣкая Греческая Царевна. Византія же построенная на седми холмахъ имѣетъ столь пріятный и поразительный видъ, что каждаго взирающаго на оной въ нѣкоторомъ отдаленіи приводитъ въ восторгъ. Самая лучшая въ Константинополѣ площадь называется Греческимъ именемъ Иподромъ, а по Турецки Атмеданъ, то есть: конное рыстаніе: на оной находится большая Пирамида мраморная, четвероугольной каменной столбъ и другой треугольной мѣдной съ тремя перевившимися змѣями и столбъ Императора Феодосія украшенный рѣзьбою и разными фигурами.

Едикуль, или семибашенная крѣпость находится въ углу города къ полуденной сторонѣ, обведена толстою весьма стѣною примыкающеюся къ городской стѣнѣ и построена еще при Греческихъ Царяхъ начавшихъ оную, какъ сказываютъ, для монетнаго двора; нынѣ же построены въ ней разные тюрмы, въ кои сажаютъ людей за разныя тяжкія преступленія, такъ же осужденныхъ на смерть военоплѣнныхъ чиновниковъ и посланниковъ христіанскихъ Государей предъ вступленіемъ съ ними въ войну. Гостиныхъ дворовъ въ Константинополѣ три примѣчанія достойныхъ, изъ коихъ первый и лучшій называется Жевагеръ Безестенъ, гдѣ продаются драгоцѣнные камни, жемчугъ, золото, сребро, ружья, пистолеты, сабли, конская збруя и всякія вещи, коимъ продажа производится съ молотка. Второй именуется Сандалъ Безестенъ, въ которомъ продаются многоразличныя шелковыя ткани и парчи, какъ Турецкія, такъ и иностранныя. Третій же Ясыръ Базаръ опредѣленъ для продажи разныхъ невольниковъ и невольницъ, изъ коихъ по большой части видны тутъ уроженцы Аравійскіе и Грузинскіе. Бѣдные невольники а особливо бабы и дѣвки содержатся въ лавкахъ такъ какъ птицы въ клѣткахъ и могутъ купцами сторговавшими ихъ осматриваемы быть, нагія съ головы, до ногъ, нѣтъ ли какихъ на тѣлѣ ихъ пороковъ или болѣзни. Цѣна женщинамъ опредѣляется здѣсь по мѣрѣ ихъ красоты, такъ, что отъ ста рублей платятъ за одну хорошую дѣвку до двухъ и трехъ тысячъ а иногда и болѣе.

Бани тутъ каменныя покрытыя свинцомъ съ куполами, у которыхъ окна вдѣланы изъ выпуклыхъ стеколъ въ кровлѣ. Внутреннее расположеніе оныхъ весьма изрядно и многія изъ нихъ снабжены достаточно водометами и разными иными для выгоды и удовольствія потребностями.

Близь мечети Султана Солимана и Баязета находится старая сераль, гдѣ содержатся жены и престарѣлыя наложницы умершихъ Султановъ.

Почти посрединѣ города построены янычарскія казармы, въ которые какъ сказываютъ до сорока тысячъ Янычаръ помѣщено быть можетъ, однакожъ въ оныхъ болѣе пяти тысячъ на лицо почти никогда небываетъ. Тутъ находится и дворъ Янычаръ Аги, на коемъ построена превысокая башня для смотрѣнія въ случаѣ, гдѣ пожаръ сдѣлается, ради чего на ней денно и ночно всегда стража находится.

Султанскій дворецъ или сераль а по тамошнему серай построенъ на самомъ мысу полуострова омываемаго Фракійскимъ Босфоромъ точно въ томъ, какъ говорятъ, мѣстѣ, гдѣ была древняя Византія. Оной отдѣленъ отъ самаго города одною только каменною стѣною а съ протчихъ трехъ сторонъ водою и окруженъ весь каменною большою оградою, имѣя обширности больше нежели въ Москвѣ Кремль вмѣстѣ съ Китаемъ; построенъ же на самой вершинѣ горы, по чему и имѣетъ видъ со всѣхъ сторонъ прекрасной. Въ немъ разныя зданія отдѣлены одно отъ другаго а въ низу по косогору до самаго берега кругомъ разведены сады состоящіе изъ кипарисовыхъ и многоразличныхъ плодоносныхъ деревъ; у берегу же у самаго моря находятся увеселительные домы и Кіоски или бесѣдки. Главной входъ отъ города въ сераль есть башня и большіе ворота съ 8 малыми, надъ коими всѣми сдѣлано въ верьху нѣсколько окошекъ. Отъ сихъ воротъ заимствуетъ Оттоманская Порта свое имя и у оныхъ пять десятъ Капиджіевъ или приворо̀тниковъ стоятъ всегда на стражѣ съ дубинами. По входѣ туда открывается перьвая площадь, куда всякой входить можетъ и около которыхъ находятся разныя службы для Серальскихъ нижнихъ ічиновъ. За оною слѣдуетъ другая площадь ограждаемая такъ же стѣною и стрегомая равномѣрно пятью десятью Капиджіями и сюда кромѣ Султана никто въѣзжать неможетъ. Палаты, въ коихъ хранятся Султанскія сокровища такъ же и малая конюшня на тридцать лошадей построены съ лѣвой отъ главнаго входа стороны; службы же и девять поварень находятся съ правой стороны близь стѣны. Большая конюшня, гдѣ около тысячи лошадей содержится для разныхъ Султанскихъ служителей, стоитъ на берегу Босфора. Палата, въ которой собирается Диванъ или государственной совѣтъ, стоитъ на лѣвой сторонѣ въ самомъ концѣ сего двора а на правой видны ворота, коими проходятъ въ самую внутренность Серали и куда входъ никому кромѣ званныхъ недозволенъ. Сія палата довольно велика но весьма низка, покрыта свинцомъ и испещрена на Арабской вкусъ золотомъ и красками. Въ оной верьховный Визирь рѣшитъ всѣ гражданскіе и уголовные дѣла и тутъ бываютъ чужестранные Послы угощаемы обѣденнымъ столомъ въ день бытности ихъ у Султана. Харемъ или женскіе покой находятся еще далѣе и сообщаются разными переходами съ покоями Султанскими: они стрегутся Евнухами и туда никто изъ мущинъ неможетъ имѣть входу подъ лишеніемъ жизни. Кизлеръ Ага, главный евнухъ и приставъ надъ женскимъ Харемомъ долженъ быть самый черный и гнуснѣйшій изъ всѣхъ Араповъ.

Что же принадлежитъ до Предмѣстій, то изъ оныхъ лежитъ на западной сторонѣ одно Еюлъ именуемое, въ коемъ обрѣтается славная сего же имени мечеть, гдѣ Султаны предъ возшествіемъ на престолъ опоясываются саблею, въ чемъ состоитъ весь обрядъ при воспріятіи ими державы. Галата же лежитъ на другой сторонѣ залива и окружена каменною стѣною, рвами и башнями. Тутъ жили прежде Генуезцы, коихъ многіе домы имѣющіе весьма толстыя стѣны и своды еще и по нынѣ цѣлы и служатъ Европейскимъ купцамъ а особливо Французскимъ и Венеціанскимъ для жительства и для поклажи ихъ товаровъ. Пера лежитъ повыше Галаты на самомъ верьху горы, гдѣ имѣютъ пребываніе Послы и посланники всѣхъ Христіанскихъ Государей и находящіеся подъ ихъ покровительствомъ частные люди, именуемые вообще франками, такъ же множество Грековъ, Армянъ и Турковъ. Банго находится неподалеку отъ Галаты, гдѣ содержатся во узахъ разные невольники и военнопленные Христіане. Толхана или пушкарской дворъ и слобола имѣетъ положеніе свое подлѣ Галаты супротивъ самой серали, гдѣ у берегу моря лежитъ на бревнахъ великое множество пушекъ разной величины. Скутари, предмѣстіе пространное или цѣлой городѣ, стоитъ на Азійскомъ берегу противъ серали и въ немъ почитается болѣе ста тысячъ жителей Турковъ, Грековъ, Армянъ и Жидовъ. По обѣимъ же сторонамъ Фракійскаго Босфора до самого чернаго моря находятся прекрасныя деревни и великое множество увеселительныхъ домовъ какъ Султанскихъ такъ и знатныхъ вельможъ, гдѣ въ лѣтнее время жить весьма пріятно и весело.

Въ виду Константинополя верстахъ въ двадцати отъ онаго видны на морѣ пять острововъ разной величины изобилующихъ прекрасными рощами и садами и составляющихъ потому пріятное въ лѣтнее время пребываніе для многихъ Христіянскихъ сѣмействъ. Деревня Бѣлградъ находящаяся въ такомъ же разстояніи отъ города имѣетъ столь прекрасное положеніе, что въ оной прежде сего имѣли всѣ Европейскіе Министры свои загородные домы, но нынѣ мѣсто сіе совсѣмъ почти оставлено по притчинѣ случающихся тамъ часто болѣзней.

•••

О чина̀хъ Турецкихъ духовныхъ, гражданскихъ, воинскихъ и придворныхъ.

О чина̀хъ духовныхъ.

Муфти или Первосвященникъ Магометанскій, имѣющій всегдашнее свое пребываніе въ Царь градѣ, есть полновластный толкователь Алкорана и почитается отъ всего народа священною и Богодухновенною особою опредѣленною для защищенія православія и храненію правосудія. Въ старину имѣли и самые Султаны его въ великомъ уваженіи, а нынѣ благословеніемъ его нестолько уже дорожатъ, и дворъ Турецкій свергаетъ его и посылаетъ въ ссылку и возводитъ на мѣсто его другаго, когда онъ только окажетъ себя по неосторожности явно противникомъ оному. Что же принадлежитъ до его предписаній по духовнымъ дѣламъ и къ духовнымъ наипаче особамъ, то онѣ и нынѣ, по утвержденію многихъ, имѣютъ такую же силу какъ и прежде.

Накибъ имѣетъ должность носить Могометово знамя и знаменитостью своего сана не ниже самаго Муфти. Онъ избирается всегда самимъ Султаномъ изъ Эмировъ, или потомковъ Магометовой дочери.

Шекъ или Шерифъ есть великій священноначальникъ Мекскій и въ семъ достоинствѣ признаютъ его всѣ Магометане, какого бы толка ни были, и онъ получаетъ отъ всѣхъ ихъ властелиновъ великіе подарки въ наличныхъ деньгахъ и богатыхъ коврахъ на Магометовъ гробъ, въ воздаяніе чего содержитъ на своемъ иждивеніи семнадцать дней всѣхъ молельщиковъ приходящихъ на поклоненіе въ Мекку и ежегодно составляющихъ число не менѣе семидесяти тысячъ душъ. Достоинство его хотя и зависитъ отъ Султанской власти, но вообще наслѣдственно и принадлежитъ поколѣнію Магометову, или Эмирамъ отличающимъ себя отъ прочихъ Турковъ зелеными чалмами, ношеніе коихъ имъ однимъ только принадлежитъ и доставляетъ имъ въ очахъ суевѣрнаго народа столь великое преимущество, что всякаго иновѣрца оскорбившаго ихъ сожигаютъ живаго.

Мудери есть имя, коимъ называютъ Турки своихъ учителей или наставниковъ духовныхъ.

Имамъ или Иманъ значитъ то же, что у насъ попъ или священникъ, и простымъ народомъ столь много уважается, что всякъ непризнающій происхожденія власти его непосредственно отъ Бога почитается нечестивцомъ, а кто ему противится и непокорствуетъ, мятежникомъ и невѣждою. Облаченіе Имана отличается отъ платья обыкновеннаго одною чалмою, которая нѣсколько ширѣ и иначе складывается. Самая главная его должность состоитъ сверхъ опредѣленныхъ молитвъ въ поученіяхъ народныхъ, въ коихъ чаще всего разсуждается о житіи Магометовомъ, его чудесахъ, великихъ добродѣтеляхъ и пр. При посвященіи же его въ сей чинъ ненаблюдается никакого болѣе обряда Кромѣ испытанія, довольно ли разумѣетъ силу своего закона.

Мюезинъ значитъ у Турковъ то, что у насъ звонарь, съ тою только разностію, что мѣсто колокола занимаетъ собственная его гортань; ибо онъ взошедъ въ назначенное время на мечеть или на столбъ близь оной стоящій, кричитъ во весь голосъ, чтобъ всякъ правовѣрный спѣшилъ во храмъ Божій пещися о своемъ спасеніи.

Талисманъ есть имя нижняго мечетнаго служителя поющаго съ Иманомъ и ему отвѣтствующаго во дни долговременнаго служенія бывающаго въ большіе годовые праздники.

Дервишъ есть именованіе монаха того рода, который приноситъ обѣтъ убожества, цѣломудрія и повиновенія и который можетъ во всякое время оставлять свой чинъ и вступать въ супружество, когда ни пожелаетъ. У Турковъ кромѣ сихъ монаховъ есть и другіе какъ то: Бекташи, Эбибугары, Эдгемиты, Гизревиты, Кадры и Сантоны препровождающіе жизнь свою по большой части въ странствованіи во Іерусалимъ, Багдадъ, Дамаскъ, Кармель и другія мѣста, гдѣ думаютъ что погребены ихъ святые. Сіи послѣдніе монахи отличаются отъ прочихъ безпритворнымъ и самымъ явнымъ распутствомъ по принятому ими правилу, что бы пользоваться всячески настоящимъ а не будущимъ днемъ; отличные же изъ нихъ вмѣняютъ себѣ въ долгъ святости притворяться полуумными или съумасшедшими и смотрѣть всегда на народъ пристально и говорить гордо: они всѣ почти прошаки и обманщики, продающіе таинства и священныя по мнѣнію ихъ останки, каковы на пр. волосы Магометовы и проч.

О чина̀хъ гражданскихъ.

Визиръ Великій есть верховный намѣстникъ Султана, который ему поручаетъ все правленіе своего государства, какъ со стороны внутреннихъ такъ и внѣшнихъ гражданскихъ и воинскихъ дѣлъ. Султанъ при порученіи ему сей важной должности даетъ ему печать, на коей вырѣзано имя его и которую онъ яко знакъ достоинства своего носитъ всегда въ своей пазухѣ и прикладываетъ ко всѣмъ своимъ указамъ. Онъ распредѣляетъ всѣ должности кромѣ судейской и входъ къ нему невозбраненъ и самой послѣдней степени людей. Жизнь же онъ ведетъ весьма пышную и роскошную имѣя всегда въ мирное время при себѣ болѣе двухъ тысячъ чиновниковъ и служителей, кромѣ тѣлохранителей состоящихъ по крайней мѣрѣ изъ четырехъ сотъ Албанцовъ безотлучно при немъ пребывающихъ. Доходы его чрезвычайно велики; ибо нѣтъ во всемъ Турецкомъ государствѣ ни одной чиновной или власть имѣющей особы, которая бы могла обойтись безъ поднесенія ему великихъ подарковъ, и дворецъ его есть неиное что, какъ гостиной дворъ, гдѣ искусному и нескупому покупщику можно приобрѣсть всякую милость. Кромѣ сего великаго Визиря есть еще шесть другихъ просто Визирями или трехъбунчужными Пашами именуемыхъ, кои имѣютъ право засѣдать въ Диванѣ или государственномъ совѣтѣ, когда онаго Султанъ или Великій Визирь, потребуетъ.

Каймаканъ есть намѣстникъ великаго Визиря и во время его отсутствія бываетъ при производствѣ дѣлъ толико же полновластенъ, какъ и онъ самъ, и въ Царь-градѣ бываетъ обыкновенно по два Каймакана имѣющихъ строгое особливо смотрѣніе за благочиніемъ; жаловать же Пашами или свергать оныхъ Каймаканы не имѣюмъ власти и немогутъ также никого сами собою казнить смертію.

Кигая или Кеаіа отправляетъ при великомъ Визирѣ также и другихъ вельможахъ государства должность письмоводителя и домоправителя и имѣетъ по тому немалую силу въ дѣлахъ чрезъ ихъ руки идущихъ.

Рейсъ Эфенди есть та знатная особа у Турковъ, коей поручается правленіе иностранныхъ дѣлъ.

Тескерджи Баша значитъ собственно Султанскаго письмоводителя отправляющаго всѣ важныя дѣла текущія чрезъ Галибе Диванъ или дворцовый совѣтъ.

Нассанджи Баши есть хранитель Султанской печати, коей однако же онъ нехранитъ, а токмо прикладываешь къ грамотамъ, указамъ и инымъ подобнымъ бумагамъ.

Дефтердаръ есть чинъ и званіе великаго казначея или главнаго начальника надъ казною, имѣющій въ вѣдѣніи своемъ всѣ государственные приходы и расходы. Его повелѣнія исполняются столь же свято, какъ и Султанскія и число находящихся при немъ людей такъ же почти велико, какъ и при верховномъ Визирѣ.

Рузнамеджи Эфенди есть частный казенныхъ сборовъ приставъ или казначей.

Паша или Баша означаетъ главнаго градскаго или областнаго правителя.

Беглербекъ есть именованіе великаго областнаго правителя или намѣстника имѣющаго подъ вѣдомствомъ своимъ другихъ правителей, называемыхъ Санжіаками, и простирающаго власть свою надъ животомъ и смертію подданныхъ Султанскихъ обитающихъ въ той странѣ, которая поручена ему во управленіе.

Бей знаменуетъ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ уѣзднаго токмо правителя, а въ другихъ полновластнаго начальника всей ввѣренной ему области.

Кадилескеръ соотвѣтствуетъ въ должности предсѣдателю нашихъ гражданскихъ судовъ.

Кади есть уѣздный судія.

Наелъ тоже, что у насъ расправный судія.

Дрогманъ называется переводчикъ или толмачь.

О чина̀хъ воинскихъ.

Великій Визиръ, о коемъ выше упомянуто, предводительствуетъ во время войны собственною особою надъ всѣми воинскими силами съ безпредѣльною властію.

Сераскіеръ или Башбогъ избираемый изъ трехъ или двухъ бунчужныхъ Пашей, есть военачальникъ располагающій и управляющій по собственному своему произволу немалымъ числомъ войска ему ввѣренного.

Жанъ И-Сери Агаси или Янычарскій Ага есть чиновникъ управляющій отборнымъ сухопутнымъ Турецкимъ войскомъ именуемымъ Жанъ И-Сери или Янычары.

Кулкегайя есть предсѣдатель воинскаго суда и занимаетъ въ мирное время мѣсто въ Диванѣ, а въ военное почитается старшимъ по Янычарскомъ Агѣ.

Ага, значитъ сухопутнаго Полковника.

Чорваджи есть Сотникъ Янычарскій.

Одабаши то же что урядникъ, начальствующій надъ десятью или двадцатью человѣками, въ мирное и въ военное время.

Спаги-Агасси есть Атаманъ, или начальникъ Турецкой конницы.

Спагиляръ Ага, Полковникъ конницы Турецкой, или Спаговъ.

Капуданъ или Капитанъ Баша занимающій третью степень въ Турецкомъ государствѣ есть полновластный начальникъ и предводитель морскихъ силъ, въ котораго вѣдѣніи состоятъ также приморскія земли, города, замки и крѣпости и коему въ тѣлохранители опредѣлено три Янычарскія роты.

Рейсъ есть начальникъ или Капитанъ морскаго судна.

Топиджи Баши имѣетъ начальство надъ всѣми огнестрѣльными орудіями и снарядами, а самъ состоитъ подъ начальствомъ Капитанъ-Паши.

Что же принадлежитъ до рядовыхъ воиновъ, то изъ нихъ Жанъ И Сери Европейскіе и Азійскіе или Цареградскіе и Дамасскіе почитаются лучшимъ сухопутнымъ войскомъ и имѣютъ также отъ казны гораздо больше выгодъ. Во время войны дается имъ обыкновенно на десять человѣкъ лошадь, а на двадцать верблюдъ. Въ мирное время неносятъ они при себѣ никакого оружія, а въ военное имѣютъ кромѣ кинжала саблю и ружье: они даютъ двѣ присяги: одну дабы служить вѣрно Султану, а другую что бы повиноваться волѣ своихъ товарищей, и обязательство ихъ къ храненію единодушія составляетъ ту страшную силу, которой и самые Султаны болѣе всего боятся.

Спаги составляютъ конницу и набираются изъ природныхъ Азійскихъ Турковъ: они лучше умѣютъ владѣть лукомъ, копьемъ и саблею, нежели ружьемъ, однако немогутъ долго сражаться съ Европейскимъ войскомъ, поелику нѣтъ у нихъ никакого устройства и порядка. Кромѣ сихъ набирается еще у Турковъ войско изъ людей помѣщичьихъ, и разныхъ иныхъ, какъ то: войско копное Заиновъ, Тимаріотовъ, Джіонуловъ, Жиндовъ, Серденъ-Джиеждовъ, Азаловъ, Азіевъ, Мюзгерей и нѣкоторыхъ другихъ.

О чина̀хъ придворныхъ.

Шазъ Ода Баши начальникъ всѣхъ чиновъ находящихся при Султанѣ во внутреннихъ его чертогахъ.

Исага есть вельможа служащій Султану во всемъ томъ, что до увеселенія его касается, и имѣющій власть надъ комнатными Пажами.

Капиджиларъ-Кеаясси, глава Султанскихъ тѣлохранителей, имѣющій должность отправлять и всѣ шѣ дѣла, кои до обрядовъ дворцовыхъ касаются; ему также ввѣрено начальство надъ Капиджи и Капижди Башами, тоесть надъ вратниками и ихъ приставами.

Хазнадаръ-Баши есть хранитель собственной Султанской казны, въ вѣденіи коего состоятъ и всѣ палаты сбереженныхъ сокровищъ при владѣніи прежнихъ Султановъ.

Хазнадаръ-Агаси есть хранитель сокровищъ матери Султанской и начальникъ всѣхъ ея служителей.

Шизнегиръ-Баши есть хранитель и распорядитель всего того, что ни относится до съѣстныхъ припасовъ и т. под.

Килярджи-Баши имѣетъ въ вѣдомствѣ своемъ всѣ Султанскіе погребы.

Бостанджи-Баши главный надзиратель Султанскихъ садовъ и всѣхъ увеселительныхъ домовъ и мѣстъ.

Эшинъ-Басси первый Султанскій и серальскій врачь.

Кизрляъ-Ага главный надзиратель надъ покоями всѣхъ женъ и наложницъ Султанскихъ, которымъ онъ возвѣщаетъ Султанское изволеніе. Ему подвластны всѣ евнухи и Балтаджи, или женщины находящіяся въ серальской службѣ и опредѣленныя для охраненія и услугъ особъ украшающихъ Султанское ложе.

Реисъ-Китабъ есть Султанскій докладчикъ и пріемщикъ письменныхъ дѣлъ.

Шатсъ Заделеръ-Агасси чиновникъ, коему ввѣрено воспитаніе и главное смотрѣніе надъ всѣми Султанскими дѣтьми.

Ниханджи-Баши имѣетъ должность скрѣплять печатью всѣ Султанскія письма.

Кромѣ сихъ главныхъ чиновъ находится въ сералѣ великое множество нижнихъ, какъ то: Капиджіевъ или вратниковъ, Чаушовъ или придверниковъ употребляемыхъ обыкновенно для истребованія головы отъ Пашей лишившихся милости Султанской или великаго Визиря, Пеиковъ или скороходовъ, Ченеджировъ или столовыхъ прислужниковъ, Эшимовъ врачей, Оджгасовъ учителей дѣтей Султанскихъ, Арпа Эминовъ или ясельничихъ, Жанцовъ писарей, Загарджіевъ охотниковъ, Густаларовъ садовниковъ, Килярджіевъ погребщиковъ, Ичоглановъ или Пажей именуемыхъ также по особенной ихъ должности и Одогландирами, нѣмыхъ и малорослыхъ или карловъ, Балтаджіевъ или истопниковъ и разныхъ другихъ, коихъ число превышаетъ гораздо дворцовыхъ служителей употребляемыхъ при Европейскихъ дворахъ.

О странныхъ Турецкихъ обычаяхъ.

Поелику Турки равно какъ и всѣ послѣдователи Магометанскаго закона вѣрятъ, что вѣчная и блаженная жизнь состоять будетъ во употребленіи естественныхъ вещей для своего удовольствія и въ достаточномъ насыщеніи похоти многоразличными пріятными вожделѣніями, и что уготовано для нихъ семь раевъ, изъ коихъ послѣдній есть самый прекрасный садъ орошаемый млечными, медовыми и винными рѣками, снабженный великимъ множествомъ водометовъ и украшенный всегда зеленѣющимися древами, коихъ плодъ обратится въ дѣвицъ столь прелестныхъ и нѣжныхъ, что естьли которая изъ нихъ плюнетъ въ море, то горькая въ ономъ вода претворится вдругъ въ сладкую; и думая при томъ, что чертоги въ небесныхъ ихъ вертоградахъ изобилуютъ всѣмъ тѣмъ, что только можно вообразить себѣ пышнѣе, величественнѣе и богатѣе, и наполнены: самыми рѣдкими и самыми вкусными брашнами опредѣленными для праведныхъ, коимъ позволено будетъ жениться на дѣвицахъ никогда неизмѣняющихся и полагающихъ все свое благоденствіе въ однихъ сладострастіяхъ, стараются въ блаженствѣ подражать и на земли угодникамъ, и берутъ кромѣ позволительнаго закономъ числа женъ столько къ себѣ наложницъ, сколько токмо могутъ содержать почитая великое ихъ множество для себя необременительнымъ и поставляя во ономъ наиболѣе роскошную свою жизнь. Султанъ имѣетъ болѣе всѣхъ у себя наложницъ; ибо во время Байрама или праздника пасхи присылаютъ ему всѣ областные правители въ подарокъ прекраснѣйшихъ дѣвицъ, какихъ только сыскать могутъ и изъ коихъ онъ избираетъ себѣ любовницъ, и тѣ, кои возъимѣютъ щастіе ему отмѣнно понравиться и удостоиться его объятій называются Султаншами Асеками; но всѣ вообще заперты въ сералѣ и находятся подъ крѣпкою стражею черныхъ и бѣлыхъ евнуховъ и каждая въ особенныхъ покояхъ, гдѣ должна проводить жизнь свою или въ грусти, или въ проискахъ и хитростяхъ, чтобъ превзойти своихъ соперницъ и понравиться Султану, ибо тѣ изъ нихъ, коихъ онъ сподобитъ особеннаго своего благоволенія и съ которыми приживетъ дѣтей, пользуются особенными выгодами и преимуществами касательно доходовъ и вольности сопутствовать Султану во время его выѣздовъ. Вельможи и всѣ другіе избѣгшіе ига нищеты и исповѣдающіе Магометовъ законъ послѣдуютъ ревностно въ подобныхъ вожделѣніяхъ и содержаніи многихъ наложницъ примѣру своего властелина, коего всѣ дѣла и поступки признаютъ непорочными и священными, почитая собственную его особу съ крайнимъ благоговѣніемъ.

Въ Султанскомъ дворцѣ или сералѣ воспитывается до тысячи почти избранныхъ отроковъ для услуженія и занятія по томъ важныхъ мѣстъ въ правленіи: ихъ содержатъ тамъ въ чрезвычайномъ раболѣпствѣ и строго наказываются евнухами, своими приставами и учителями или наставниками за самомалѣйшія погрѣшности; пребывать же они должны тутъ лѣтъ съ четырнадцать обучаясь читать, писать, правиламъ вѣры, стоять долго въ безмолвіи потупя глаза и сложа крестъ на крестъ руки, также языкамъ Арабскому, Персидскому, Славенскому, Французскому, Греческому и Италіанскому, стрѣлять искусно изъ лука, метать дротикомъ и копьемъ, конскому рыстанію, шить, играть на музыкальныхъ орудіяхъ, окладывать чалмы и платья, прислуживать хорошо въ банѣ, брить, обрѣзывать ногти, мыть бѣлье, приуготовлять опіумъ, кофе, шербетъ и всякіе употребительные у восточныхъ народовъ прохладительные напитки. Мучительство производимое надъ ними евнухами неимѣющими иныхъ страстей кромѣ гордости, корыстолюбія и безмѣрной жестокости, заставляетъ многихъ изъ нихъ часто просить начальство свое объ опредѣленіи въ простые янычары и недожидаться срока къ занятію лучшихъ и выгоднѣйшихъ должностей. Что же принадлежитъ до воспитанія собственныхъ Султанскихъ дѣтей, то они воспитываются въ храминахъ подобныхъ темницамъ въ самой нутренности сераля и имъ рѣдко дозволяется заниматься инымъ чѣмъ, кромѣ ребячьихъ игрушекъ нимало немогущихъ просвѣтить свой разумъ, и содержатся вообще въ великой нѣгѣ и праздности, несмотря на то, что обыкновенно къ нимъ опредѣляютъ въ надзиратели самыхъ ученѣйшихъ людей, называемыхъ Оджгасами.

Примѣчанія достойно также, что у Турковъ преданныхъ къ чрезвычайному сребролюбію наблюдается отмѣнное притворство къ строгому храненію и уваженію государственной казны; ибо палата, въ коей хранится денежная сумма собираемая съ народа и употребляемая на государственныя расходы отворяется неинако какъ въ полномъ присудствіи всѣхъ чиновъ къ оной опредѣленныхъ, кои должны входить туда въ безкарманномъ платьѣ и изъ коихъ главный снимаетъ въ виду прочихъ печати восковыя наложенныя, на самые замки, кои великій Визирь освидѣтельствовавъ вынимаетъ изъ своей пазухи Султанскую печать и поцѣловавъ оную повелѣваетъ по выѣмѣ или вложеніи надлежащей суммы приложить ко всѣмъ затворамъ и по томъ обратно себѣ вручить.

У Турковъ кромѣ многихъ вздорныхъ и пустыхъ обычаевъ служащихъ къ подкрѣпленію невѣжества и суевѣрія, въ великомъ употребленіи скопленіе, и они недовольствуются какъ Италіанцы вырѣзываніемъ однихъ ядръ для соблюденія нѣжности въ голосѣ, но по чрезмѣрной своей ревнивости простираютъ безчеловѣчной сей поступокъ еще далѣе, отъ чего погибаетъ великое множество Араповъ приносимыхъ въ жертву жестокому сему обычаю; избѣгшіе же смерти продаются дорого, а особливо тѣ, кои имѣюшъ видъ свирѣпой, зубы самые рѣдкіе и черные, плоской носъ и весьма отвѣслые губы.

Казни у Турковъ производятся по большой части скрытно для пресѣченія всякаго возмущенія, къ коему народѣ сей весьма склоненъ. Въ прочемъ уголовныя преступленія неразсматриваются тутъ съ такою точностію, какъ у насъ, и нерѣдко бываетъ, что гнѣвъ великаго Визиря или инаго вельможи стоитъ жизни многимъ невиннымъ, коихъ они безъ дальней расправы повелѣваютъ немедлѣнно умерщвлять петлею или кинжаломъ; ибо и самимъ Пашамъ весьма рѣдко случается знать, за какое преступленіе или по какимъ доносамъ и проискамъ осуждены они на смерть. Капиджи приѣзжаетъ за ихъ головою нечаянно и исполняетъ должность свою обыкновенно такимъ образомъ, что прибывъ тайно въ домъ ихъ, вручаетъ имъ Каттерифъ или именной указъ, которой они принявъ и возложивъ на голову свою произносятъ сіи слова: буди воля Господа и Султана, по томъ прочитавъ краткую молитву принимаютъ ошъ Капиджія шелковую петлю, кладутъ ее себѣ на шѣю и повергаются па полъ, а служители Капиджіевы поражаютъ ихъ въ то самое время кинжалами или удавливаютъ и отрубливаютъ по томъ головы. Самая же страшная и жестокая казнь опредѣляется Грекамъ обличеннымъ въ смертоубійствѣ или измѣнѣ; ибо ихъ сажаютъ живыхъ на колъ связавъ прежде имъ руки и повергнувъ на землю, гдѣ кладутъ ему на спину ослиное сѣдло, на которое садится палачь и притискиваетъ голову его между тѣмъ какъ другой втыкаетъ въ проходъ его колъ и вколачиваетъ оный молотомъ до тѣхъ поръ, покуда невыдетъ вонъ чрезъ грудь или плеча.

Небезнужно здѣсь упомянуть и о тѣхъ обрядахъ, кои касаются до ихъ обрѣзанія, моленія, омовенія, 6ракосочетанія, странствія въ Мекку и погребенія. Обрѣзаніе почитается у нихъ за великое таинство, поелику имянно въ Алкоранѣ сказано, что кто небудетъ обрѣзанъ, тотъ невнидетъ въ царствіе Божіе и неспасется; совершается же оное надъ младенцами неранѣе какъ по достиженіи ими седмилѣтняго возраста, и тогда обыкновенно сажаютъ ихъ одѣтыхъ въ черное платье на коней изрядно убранныхъ, и провожаютъ отъ мѣстъ, гдѣ они грамотѣ и закону своему обучаются, въ домы отцовскіе съ великимъ хоромъ сотоварищей ихъ поющихъ приличные на сей случай изъ Алкорана стихи. Прибывъ же туда разоблачаютъ ихъ и препоручаютъ для обрѣзанія врачамъ или цирюльникамъ, а не попамъ, кои должны быть тутъ только зрителями и свидѣтелями, которые приглашены на сіе празднество. Если же когда дѣло дойдетъ до обрѣзанія тѣхъ, кои вышли уже изъ отроческаго возраста, то они должны проѣхать верхомъ разныя улицы съ кинжаломъ обращеннымъ острымъ концомъ къ сердцу въ знакъ, что лучше желаютъ быть прободенными, нежели неисполнять предписаннаго закономъ и небыть причтенными къ числу вѣрныхъ.

Молитвы или намазы названныя въ Алкоранѣ: столпами вѣры и ключами рая отправляются у нихъ въ каждые, сутки по пяти разѣ, а именно: предъ восхожденіемъ солнца, о полудни и за три часа предъ захождениемъ солнца и въ полтора часа по полуночи. Утренніе, называются Сабахъ-Намазы, полуденныя Ухденъ-Намазы, вечернія Икинды-Намазы, нощныя Акшанъ-Намазы, а полунощныя Ятцы-Наліазы. При совершеніи оныхъ полагаютъ руки на чрево крестообразно, наклоняются всѣмъ тѣломъ, припадаютъ на колѣни и обращаютъ часто лице къ Востоку и къ Югу, поелику на Востокѣ просіяли первые, какъ они говорятъ, лучи свѣта въ ихъ вѣрѣ, а на Югѣ предано тѣло великаго ихъ Пророка погребенію: они вообще столь ревностны къ своему закону, что бывъ въ мечетѣ непресѣкаютъ молитвъ своихъ и въ такихъ даже случаяхъ, когда домы ихъ бываютъ объяты пламенемъ; во время же войны съ иновѣрными нестоль они набожны, почитая убіеніе ихъ дѣломъ важнѣйшимъ для благочестія, нежели моленіе.

Омовеніе состоитъ у нихъ въ очищеніи тѣла чрезъ треніе кожи руками и согнаніи съ оной посредствомъ воды всей нечистоты, при чемъ наблюдается, что бы оное производилось съ намѣреніемъ угодить Богу и что бы омываемо было нетолько лице, но и руки и ноги, и неупущено выбыло ничего закономъ заповѣданнаго или обычаемъ введеннаго. Песочное же омовеніе употребительно тогда только, когда совсемъ нѣтъ воды.

Постъ по завѣту Магомета содержатъ каждую пятницу и тогда долѣе молятся обыкновеннаго, всликій же постъ свой имѣютъ во время Рамазана, продолжающагося 28 дней и начинающагося всегда съ новолунія девятаго мѣсяца года ихъ, въ которое время многіе восходятъ на высокія башни или на кровли домовъ и смотрятъ на небо, доколѣ некоснутся очей ихъ первыя лучи новыя луны, послѣ чего кричатъ громогласно: уже настала луна. Въ сей постъ неѣдятъ они и непьтъ ничего днемъ и воздерживаются нетокмо отъ куренія табаку, но и отъ всякихъ иныхъ своихъ прихотей, пока Имамы невозжгутъ Лампадъ, находящихся вокругъ столбовъ мечетей ихъ; ибо всякой нарушитель предписаннаго закономъ воздержанія строго наказывается или порицается. Въ лѣтнее время часто видѣть можно удрученныхъ въ постъ сей великимъ жаромъ и истомленныхъ до крайности жаждою, но недерзающихъ прохладить себя ниже каплею воды. Благоговѣйные же препровождаютъ цѣлые почти сутки въ мечетяхъ и нетокмо неимѣютъ никакихъ забавъ, но и убѣгаютъ собесѣдованія и всякого инаго по дѣламъ сношенія, вѣря несомнѣнно по преданію Пророка своего, что тогда бываютъ отверзты двери райскія, а заперты адскія, и что по тому надлежитъ въ сіе время устремлять мысли свои единственно къ Богу. Но тѣ, кои нестоль набожны, перемѣняютъ токмо по необходимости дни въ ночи и днемъ спятъ, а ночью пируютъ и удовлетворяютъ во всемъ воли своей. Жены же преклонныя къ суевѣрію равно какъ и подобные имъ мущины начинаютъ постъ сей за двѣ недѣли прежде назначеннаго времени.

Милостыня влекущая за собою какъ гласитъ и самой Алкоранъ, благословеніе Божіе, исполняется ревностно людьми посредственнаго состоянія, а богатые рѣдко оную соблюдаютъ въ предписанной закономъ точности, дабы каждый изъ всего имущества давалъ сотую долю для нищихъ и убогихъ, ибо чрезъ то можно бы было смѣтить вѣрно ихъ сокровища, кои правительство любитъ присвоивать себѣ съ жизнію ихъ обладателей.

Поклоненіе святымъ мѣстамъ имѣетъ великую силу въ простомъ Турецкомъ народѣ , ибо ежегодно въ Майѣ мѣсяцѣ собирается въ Царь Градѣ изъ разныхъ мѣстъ болѣе пятидесяти тысячь молѣльщиковъ, отправляющихся оттуда въ исходѣ сего мѣсяца въ Мекку, и число ихъ увеличивается гораздо еще болѣе въ Дамаскѣ и великомъ Каирѣ, откуда всѣ идутъ къ горѣ Арафатской, гдѣ приносятъ жертву, состоящую въ закланіи многихъ овновъ и въ составленіи изъ оныхъ трапезы для убогихъ, при чемъ всѣ почти снимаютъ съ себя прежнія одежды и обвившись бѣлымъ полотномъ обходятъ нѣсколько разъ гору означая чрезъ то, что такъ надлежитъ имъ оставить грѣхи свои, какъ оставили одежды и облечись въ непорочное житіе, какъ облеклись въ чистыя и бѣлыя ризы. Султанъ посылаетъ съ ними всегда Алкоранъ покрытой золотою парчею, на верблюдѣ, котораго на возвратномъ пути убираютъ цвѣтами и освобождаютъ на всю его жинь отъ всякой работы; да сверхъ того посылаетъ еще самаго тонкаго чернаго сукна сколько нужно для перемѣны покрывала гробницы Магометовой; ибо старое снимается съ оной, раздирается въ самыя мѣлкія части и раздается всѣмъ посѣтившимъ оную, которые за таковые лоскутья оставляютъ тамъ деньги и множество драгоцѣнныхъ вещей. Нѣкоторые изъ сихъ людей странствуютъ въ Іерусалимъ по любопытству и слуху о чудесахъ Христовыхъ и почитаютъ удоліе Іосафатово, полемъ сраженія, гдѣ въ день страшнаго суда поражены будутъ нечестивые.

Супружество у Турковъ ничто другое, какъ простый договоръ, который всякая сторона исполнивъ только обязательство данное при ономъ въ судѣ, можетъ оставить. Имъ дозволяется содержать кромѣ таковыхъ законныхъ женъ и другихъ вольныхъ и рабынь. Естьли кто пожелаетъ взять въ жену себѣ дѣвицу или вдову, то даетъ о томъ знать родителямъ ея или родственникамъ, и когда съ обѣихъ сторонъ согласятся, то подписываютъ договоръ свой въ присутствіи Кади или судіи и двухъ свидѣтелей, приданое же даетъ мужъ, а болѣе никто. Въ день свадьбы пріѣзжаетъ нѣвѣста подъ навѣсомъ на конѣ покрытомъ большимъ ковромъ въ провожаніи нѣсколькихъ женщинъ, къ жениху, который дожидается у воротъ и въ первый разъ ее обозрѣваетъ; ибо тамъ мущины по чужимъ рѣчамъ освѣдомляются только о красотѣ и нравѣ тѣхъ, коихъ за себя взять хотятъ. По томъ провождаютъ денъ въ ликованіи и пиршествѣ, а ночъ оставляютъ для утѣхи новобрачнымъ.

О погребательныхъ же обрядахъ Турецкихъ неупоминается здесь для того, что оные совершаютъ почти также, какъ и у насъ.

КОНЕЦЪ.

1787 годъ.

При перепечатке ссылка на unixone.ru обязательна.