Амурская экспедиція 1854 г

Содержаніе:

• І. Взглядъ на прошлое Амура.
• ІІ. Значеніе Амура для Сибири.
• ІІІ. Попытка русскихъ къ возвращенію Амура.
• ІѴ. Занятіе устья Амура и Сахалина.
• Ѵ. Поводы къ Амурской экспедиціи.
• ѴІ. Опись р. Шилки.
• ѴІІ. На Аргунѣ и въ Петровскомъ заводѣ.
• ѴІІІ. Снаряженіе экспедиціи въ Шилкинскомъ заводѣ.
• ІХ. Выходъ экспедиціи.
• Х. Результаты экспедиціи.

І. Взглядъ на прошлое Амура.

Приступая къ описанію дѣйствій Амурской экспедиціи 1854 г., необходимо прежде всего коснуться историческаго прошлаго Амура, на сколько оно находится въ связи съ Амурскими событіями пятидесятыхъ годовъ. Мы не будемъ обременять читателей выписками изъ исторіи Амура, о подвигахъ тамъ русскихъ въ ХѴІІ столѣтіи¹, а замѣтимъ только, что 45 лѣтъ (съ 1644 по 1689 г.) владѣли мы тогда этой рѣкой, и владѣли по тому же праву, по какому владѣемъ всею Сибирью.

Партіи русскихъ промышленниковъ и казаковъ, извѣстныхъ въ ХѴІ столѣтіи подъ названіемъ «бродячихъ людей», постепенно подвигались со своими поисками и завоеваніями отъ предѣловъ Томской губерніи до Восточнаго океана, придерживаясь направленію рѣкъ и горныхъ хребтовъ. Слухи о сильномъ монгольскомъ племени, обитающемъ будто бы въ южной Сибири и природныя препятствія, представляемыя горною системою Саяна и Байкаломъ, заставили ихъ держаться сѣвернѣе нынѣшняго пути къ Восточному океану черезъ Забайкальскую область. Но воды Ледовитаго, Берингова и Охотскаго морей, преградили имъ путь и способы къ дальнѣйшимъ завоеваніямъ, и только тогда отважные странствователи рѣшились ознакомиться съ южными предѣлами Сибири и въ особенности съ Амуромъ, который въ 1640 году былъ уже извѣстенъ имъ по разсказамъ тунгусовъ Охотскаго прибрежья. На родинѣ Чингисъ-хана — Забайкальѣ, побѣдители, вопреки слухамъ, не встрѣтили большихъ осѣдлыхъ населеній, а добрыя тунгускія племена дауровъ, салоновъ, манегрій, нитковъ, шляковъ и другихъ, обитавшія на Амурѣ, были легко покорены и рѣка эта была бы, безъ сомнѣнія, съ того времени достояніемъ Россіи, если бы бродячій людъ на пути своихъ завоеваній не столкнулся съ манчжураии, борьба съ которыми была имъ не по плечу.

Не довольствуясь плодами своихъ побѣдъ на Амурѣ, казаки стали дѣлать набѣги на подданныхъ Китайской имперіи, жившихъ осѣдло по большимъ притокамъ Амурскаго бассейна. Между тѣмъ, въ 1644 году, случилось важное историческое событіе въ Китаѣ, — завоеваніе Срединной имперіи манчжурами, повліявшее отчасти на положеніе нашихъ дѣлъ на Амурѣ. По окончаніи своихъ разсчетовъ съ китайцами, совершившихся такъ славно для манчжуровъ, Кхан-си (Канъ-си) второй китайскій императоръ изъ манчжурской династіи, началъ постепенно укрѣплять сѣверную часть Манчжуріи и приближаться къ границамъ Дауріи, часть которой была уже занята русскими, безпокоившими не разъ своими набѣгами манчжуровъ. Обстоятельство это, въ связи съ ненавистью Амурскихъ туземцевъ къ русскимъ, за ихъ жестокое съ ними обращеніе, побудившей ихъ искать покровительства манчжуровъ, заставило послѣднихъ взяться за оружіе, чтобы вытѣснить русскихъ со всѣхъ пунктовъ ихъ заселенія на Амурѣ. Русскіе заперлись въ своей крѣпости Альбазинъ (построен. въ 1651 г.) и долго сопротивлялись могущественному непріятелю, не смотря на крайній недостатокъ въ порохѣ и продовольствіи, пока, наконецъ, не была снята манчжурами осада, по случаю начавшихся въ городѣ Нерчинскѣ переговоровъ китайскихъ уполномоченныхъ съ окольничимъ Головинымъ о разграниченіи земель. По трактату, заключенному Головинымъ 27^го августа 1689 года, мы уступили китайцамъ почти всю сѣверную Манчжурію и часть Дауріи, съ обширною водяною системою Амура и сѣверными его притоками. Правительство наше, повидимому, не придавало большаго значенія потере Амура и такой обширной территоріи, какъ это можно заключить по щедрымъ наградамъ пожалованнымъ лицамъ, принимавшимъ участіе въ заключеніи позорнаго для Россіи трактата. Впрочемъ, въ этомъ дѣлѣ нельзя винить Головина: онъ принужденъ былъ къ подписанію этого трактата силою. Прибывшіе съ Амура китайскіе уполномоченные привезли съ собою на судахъ до 10,000 войска и грозили, въ случаѣ упорства Головина, занять Нерчинскъ, въ которомъ весь гарнизонъ состоялъ изъ 500 стрѣльцовъ.

Китайцы хотѣли сперва скрыть отъ русскихъ присутствіе на судахъ солдатъ, но Головинъ зналъ объ этомъ, и еще до начала переговоровъ поставилъ это обстоятельство имъ на видъ. Но уполномоченные отвѣтили ему, «что это не солдаты, а сплавщики, для управленія судами съ провіантомъ». А на вопросъ Головина «для чего понадобился имъ въ такомъ большомъ количествѣ провіантъ?» они отвѣчали, «что для прокормленія этихъ сплавщиковъ».

Китайское правительство безъ подобной обстановки, не могло разсчитывать на успѣхъ переговоровъ: оно сознавало, что по всѣмъ правамъ уступленныя ему земли принадлежали русскимъ, которые первые заняли ихъ. Изъ всѣхъ Амурскихъ жителей, до прихода туда русскихъ, одни гиляки, обитавшіе на устьѣ Амура платили незначительную дань манчжурамъ и на всемъ протяженіи этой рѣки не было въ то время никакихъ манчжурскихъ учрежденій. По документамъ, изданнымъ манчжурскою династіею, видно, что управленіе ея въ земляхъ, принадлежащихъ къ Амуру, началось съ 22 года царствованія Кханъ-си, когда построенъ былъ на Амурѣ единственный китайскій городъ Айгунъ, т. е. гораздо позже занятія этой рѣки русскими.

ІІ. Значеніе Амура для Сибири.

Послѣ Нерчинскаго трактата, въ Европейской Россіи мало по малу стали забывать объ Амурѣ, тѣмъ болѣе, что сопредѣльное съ нимъ Забайкалье сдѣлалось мѣстомъ ссылки преступниковъ и казалось для Россіи только угрозою. Не забыли о немъ только забайкальскіе промышленники: они, не смотря на строгія мѣры, принятыя съ обѣихъ сторонъ къ исполненію въ точности Нерчинскаго договора, цѣлыми партіями ходили на Амуръ для звѣропромышленности, не обращая никакого вниманія и на вооруженныхъ китайцевъ, ежегодно высылаемыхъ лѣтомъ изъ городовъ Айгуни и Науна для осмотра Амура и его притоковъ. Но не прошло и нѣсколькихъ десятковъ лѣтъ, послѣ заключенія договора, какъ нашему правительству пришлось убѣдиться въ важности и необходимости Амура для Восточной Сибири.

Со времени занятія русскими Камчатки и Охотскаго края, правительство наше постоянно заботилось объ устройствѣ почтоваго тракта между Якутскомъ и Охотскимъ портомъ; но всѣ его усилія остались безплодными. Вся мѣстность между этими городами, на протяженіи 1,040 верстъ, покрыта сплошь горами, рѣчками, болотами и тундрами, гдѣ немыслимо устройство телѣжной дороги: весенніе разливы горныхъ рѣчекъ и потоки съ горъ отъ таянія снѣговъ, смывали мосты и заносили дорогу валежникомъ, камнемъ, иломъ и пескомъ до такой степени, что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ не оставалось и слѣдовъ ея. При такихъ невыгодныхъ мѣстныхъ условіяхъ, обходились сообщеніемъ на верховыхъ лошадяхъ. Въ началѣ 18-го столѣтія, когда потребности Камчатки и Охотскаго порта были невелики, недостатокъ удобнаго сообщенія Сибири съ Охотскимъ моремъ не былъ слишкомъ ощутительнымъ; но по мѣрѣ увеличенія народонаселенія въ томъ краѣ и развитія дѣйствія Россійско-Американской Компаніи и Охотской флотиліи, вопросъ этотъ не могъ не обратить на себя вниманіе правительства. При всемъ томъ опытъ показалъ, что хлѣбопашество въ Камчаткѣ и на всемъ прибрежьѣ Охотскаго моря невозможно, по суровости климата. Слѣдовательно, необходимость заставила доставлять туда и хлѣбъ. Ежегодно изъ Якутска отправлялись въ Охотскъ до 15,000 вьючныхъ лошадей съ разными грузами, причемъ громоздкія вещи представляли большое затрудненіе: канаты, напримѣръ, перерубали на куски, якоря перевозили также по частямъ. Такая транспортировка грузовъ, кромѣ неудобствъ, была сопряжена съ громадными денежными расходами.

Въ теченіе 100 лѣтняго существованія Охотскаго порта нѣсколько разъ пытались измѣнить направленіе этой дороги, но всегда встрѣчали одинъ и тотъ же характеръ мѣстности. Сибирскія рѣки не могли принести этому дѣлу никакой пользы: всѣ онѣ текутъ въ Ледовитый океанъ, недоступный для плаванія судамъ. Одинъ только Амуръ представлялъ удобный путь къ Тихому океану; но онъ принадлежалъ уже китайцамъ, съ которыми правительство старалось сохранить дружественныя связи, потому что Кяхтинская торговля въ то время составляла одну изъ выгоднѣйшихъ статей государственныхъ доходовъ.

Но не одна эта причина заставляла людей, близко знакомыхъ съ условіями Охотскаго края, сожалѣть о потерѣ Амура. У насъ не было въ Охотскомъ морѣ опорной точки для развитія тамъ судоходства. Охотскій портъ, не смотря на свое столѣтнее существованіе, былъ терпимъ по одной крайней необходимости. Не говоря уже о частыхъ наводненіяхъ, уносившихъ въ море портовые запасы, а иногда и цѣлыя зданія, — входъ въ портъ былъ прегражденъ мелями, такъ что не проходило года, чтобы не разбивались около него суда Охотской флотиліи. Сто лѣтъ было посвящено на пріисканіе другаго, болѣе удобнаго мѣста на Охотскомъ прибрежьѣ для перенесенія этого порта; но всѣ труды и денежныя затраты остались безполезными. Сибирскіе власти не разъ указывали правительству на устье Амура, какъ на единственный удобный пунктъ для устройства порта, но оно, какъ увидимъ ниже, постоянно уклонялось отъ осуществленія такого предложенія. Не говоря уже о боязни за Кяхтинскую торговлю, правительство было убѣждено, что входъ въ Амуръ съ моря загражденъ мелями и даже песчанымъ перешейкомъ. Это заблужденіе было увѣковѣчено именами Лаперуза, Браутона и Крузенштерна, которые единогласно заявили о недоступности Амура съ моря. Преклоняясь передъ такими авторитетами, правительство оставляло безъ послѣдствій всѣ доводы мѣстнаго начальства о невѣроятности предположеній этихъ мореплавателей.

ІІІ. Попытка русскихъ къ возвращенію Амура.

Съ того времени, когда русскіе убѣдились въ важности для Сибири Амура, былъ сдѣлана лицами, заинтересованными въ этомъ дѣлѣ, рядъ попытокъ къ открытію плаванія по этой рѣкѣ русскимъ судамъ, и даже къ возвращенію ея во владѣніе Россіи.

Сибирскій губернаторъ, изъ моряковъ, Мятлевъ, въ 1753 году, первый подалъ правительству эту смѣлую по тогдашнему времени мысль. На первыхъ порахъ правительство отнеслось къ проэкту Мятлева весьма сочувственно и разрѣшило даже начать постройку судовъ для предстоящаго сплава грузовъ по Амуру, но едва морякъ Соймоновъ² успѣлъ устроить для этой цѣли въ Нерчинскѣ адмиралтейство, какъ всѣ распоряженія по этому предмету были отмѣнены. Надо думать, что недостатокъ въ Сибири военной силы, безъ которой, какъ извѣстно, трудно вести какія-бы то ни было переговоры сь азіатскими правительствами — заставило отложить это предпріятіе на неопредѣленное время.

Преданіе говоритъ, что Петръ І, не смотря на темныя и сбивчивыя понятія о прибрежьѣ Тихаго океана, видѣлъ важность потери Амура для Сибири и, разсуждая съ любимцемъ своимъ Меньшиковымъ о будущемъ развитіи Россіи, указывалъ на три важныхъ для нея пункта: устья Дона, Невы и Амура.

Императрица Екатерина ІІ при снаряженіи кругосвѣтной экспедиціи Муловскаго, поручила, между прочимъ, этой экспедиціи описать Сахалинъ и устье Амура. Изъ инструкціи, данной Муловскому въ 1787 году, видно, что государыня распространяла свои виды и на Амуръ. При разсмотрѣніи инструкціи императрица сказала: «Если бы Амуръ могъ намъ служить только какъ путь, чрезъ который можно продовольствовать Камчатку, то и тогда обладаніе имъ имѣло бы значеніе».

Императоръ Александръ І^й, отправивъ особое посольство въ Пекинъ, подъ начальствомъ графа Головкина, между прочимъ, поручилъ ему развѣдать о степени судоходства по Амуру и постараться вытребовать у китайцевъ позволеніе ходить по Амуру, хотя нѣсколькимъ судамъ ежегодно, для снабженія Камчатки и русской Америки. Если же по Амуру могутъ ходить только суда мелкосидящія, не могущія пускаться въ море, въ такомъ случаѣ домогаться, чтобы китайцы дозволили устроить намъ на устьѣ Амура складочное мѣсто.

Но обѣ эти попытки не удались. Экспедиція Муловскаго по политическимъ обстоятельствамъ не состоялась, а графъ Головкинъ, послѣ неудачныхъ переговоровъ съ китайцами, донесъ императору, что не посольству, а начальнику военныхъ силъ въ Сибири должно трактовать съ китайцами о пограничныхъ дѣлахъ.

Генералъ-губернаторъ Восточной Сибири Лавинскій въ 1828 году снова возбудилъ вопросъ объ открытіи плаванія но Амуру и о возможности приведенія этой мѣры въ исполненіе, а въ 1831 г. доставилъ въ министерство иностранныхъ дѣлъ самыя подробныя свѣдѣнія объ Амурѣ и о степени его судоходности. Но министерство иностранныхъ дѣлъ сочло нужнымъ препроводить эту переписку на заключеніе министра финансовъ, который нашелъ, «что всякое предпріятіе плавать по Амуру безполезно и, въ отношеніи подозрительности китайцевъ опасно, потому что мы не имѣемъ ни силы, ни намѣренія обладать тѣмъ краемъ, а безъ обладанія имъ нельзя думать о судоходствѣ».

По этому поводу министерство иностранныхъ дѣлъ сообщило Лавинскому³, что «сколь не кажутся основательными и мудро обдуманными всѣ предположенныя вами средства, но необходимость требуетъ, дабы приведеніе оныхъ въ исполненіе при настоящемъ положеніи дѣлъ было отложено, доколѣ обстоятельства не откроютъ министерству возможности приступить къ распоряженіямъ, соотвѣтствующимъ и времени и пользамъ Россіи».

Спустя 9^ть лѣтъ, т. е. въ 1842 году, генералъ-губернаторъ Восточной Сибири Рупертъ также предлагалъ высшему начальству снестись съ китайскимъ правительствомъ о необходимости для насъ открытія плаванія по Амуру; но представленіе это было оставлено безъ всякаго вниманія. Въ это время правительство было озабочено случайнымъ упадкомъ Кяхтинской торговли, что послужило поводомъ къ образованію въ 1843 году особаго комитета, которому поручалось обсужденіе мѣръ къ поддержанію Кяхтинской торговли. Труды этого комитета, для Амурскаго вопроса, имѣли нѣкоторое значеніе. Начальнику предполагавшейся къ посылкѣ въ Китай и Японію морской экспедиціи, контръ-адмиралу Путятину,между прочимъ поручалось: осмотрѣть сѣверную оконечность Сахалина, губу, образуемую этой оконечностію и материкомъ, гдѣ предполагалось устье р. Амура, и устье этой рѣки. Но и этой экспедиціи не суждено было осуществиться. Министръ финансовъ отклонилъ ее, по недостатку денежныхъ средствъ⁴.

Между тѣмъ Рупертъ вошелъ съ новымъ представленіемъ объ изысканіи около устья Амура удобной мѣстности для порта. Тогда правительство поручило Россійско-Американской Компаніи подробно изслѣдовать устье Амура. Компанія наскоро исполнила это порученіе, взяла за него съ правительства 5,435 рублей, 4,500 рублей въ награду своимъ служащимъ, и донесло, что входъ въ Амуръ съ моря невозможенъ на морскихъ судахъ, ибо устье его запирается баромъ, на которомъ глубина отъ 1½ до 3 футъ.

Такія неблагопріятныя извѣстія заставили правительство искать другаго мѣста для порта. Въ проектахъ недостатка не было, но всѣ они имѣли свои неудобства, такъ что трудно было рѣшить, которому изъ нихъ слѣдуетъ отдать предпочтеніе. Во время этой безурядицы былъ назначенъ генералъ-губернаторомъ Восточной Сибири Ник. Ник. Муравьевъ и Амурскій вопросъ принялъ другой оборотъ.

ІѴ. Занятіе устья Амура и Сахалина.

Генералъ Муравьевъ, ознакомясь съ положеніемъ нашихъ дѣлъ на Охотскомъ морѣ, счелъ необходимымъ прежде всего провѣрить донесенія Компаніи о недоступности Амура съ моря, безъ чего рѣка эта не имѣла бы для насъ настоящаго значенія.

Пользуясь назначеніемъ Николая Николаевича генералъ-губернаторомъ, морское министерство, при заботахъ своихъ объ устройствѣ удобнаго порта въ Охотскомъ морѣ, просило его доставить свое заключеніе на проектъ начальника Охотскаго порта Вонлярлярскаго, относительно перенесенія порта на юго-западный берегъ Охотскаго моря въ Тугурскую губу и проведенія сухопутнаго сообщенія этой бухты съ Забайкальскою областью. Николай Николаевичъ воспользовался этимъ случаемъ и написалъ кн. Меньшикову, что проектъ этотъ неудобоисполнимъ, и что, по его мнѣнію, слѣдовало бы вновь и гораздо подробнѣе осмотрѣть юго-восточный берегъ Охотскаго моря отъ Тугурской губы до устья Амура. Дѣло это онъ просилъ поручить отправлявшемуся въ 1848 году въ кругосвѣтное плаваніе, на транспортѣ Байкалъ, капитану Невельскому, съ которымъ Николай Николаевичъ успѣлъ уже познакомиться и передать свои соображенія, относительно изслѣдованія устья Амура. Надежнѣе этого выбора трудно было и сдѣлать, потому что капитанъ Невельскій и самъ давно помышлялъ объ этихъ изслѣдованіяхъ.

Во время этой переписки, въ 1848 году, прибылъ въ Иркутскъ англичанинъ Остенъ, съ цѣлію осмотрѣть Забайкальскую область и спуститься по Амуру. У Остена были отъ нашихъ правительственныхъ лицъ рекомендательныя письма къ генералъ-губернатору. Николай Николаевичъ, подъ разными предлогами не допустилъ Остена до осмотра Амура, и по этому поводу писалъ министру внутреннихъ дѣлъ, что подобные путешественники, подъ предлогомъ ученыхъ розысканій, имѣютъ въ виду другую цѣль — изслѣдованіе новаго сообщенія Сибири съ Восточнымъ океаномъ. При этомъ былъ сдѣланъ министру намекъ о необходимости скорѣйшаго занятія устья Амура, чтобы предупредить иностранцевъ.

Отношеніе это послужило поводомъ къ образованію, въ началѣ 1849 г., особаго комитета, состоявшаго изъ министровъ: иностранныхъ дѣлъ, внутреннихъ дѣлъ, военнаго и генералъ-адъютантовъ: Чернышева и Берга. Комитетъ этотъ призналъ полезнымъ: «поручить осмотръ юго-восточнаго берега Охотскаго моря и сѣверныхъ береговъ Сахалина капитану Невельскому, чтобы доставленныя имъ свѣдѣнія могли служить указаніемъ къ дальнѣйшимъ дѣйствіямъ. По занятіи нами пункта вблизи устья Амура къ сѣверу отъ него, учредить въ тѣхъ мѣстахъ крейсерство, а для сношеній съ гиляками, предоставить Россійско-Американской Компаніи послать въ землю ихъ, сухимъ путемъ, особую торговую экспедицію».

На основаніи этого постановленія, капитанъ Невельскій былъ снабженъ инструкціею, посланною къ нему чрезъ Сибирь съ особымъ курьеромъ⁵, а Россійско-Американская Компанія отправила въ 1849 году къ устью Амура чиновника Орлова, который доставилъ весьма любопытныя свѣдѣнія о гилякахъ.

Одновременно съ отправленіемъ въ кругосвѣтное плаваніе транспорта Байкалъ, была снаряжена, по иниціативѣ военнаго министерства, особая экспедиція, подъ начальствомъ полковника Ахте, для изслѣдованія южныхъ покатостей Саянскаго хребта въ топографическомъ и геологическомъ отношеніяхъ. Николай Николаевичъ, желая и изъ этой экспедиціи извлечь пользу къ осуществленію своихъ плановъ, остановилъ ее въ Иркутскѣ и донесъ въ Петербургъ, что предполагаемая экспедиція не принесетъ никакой практической пользы, а только возбудитъ опасенія китайцевъ и при этомъ указалъ на болѣе полезную, въ практическомъ отношеніи, цѣль — на обслѣдованіе сосѣдняго съ Амуромъ Удскаго края, что и было впослѣдствіи исполнено.

Между тѣмъ капитанъ Невельскій въ іюнѣ и іюлѣ 1849 года подробно осмотрѣлъ Амурскій лиманъ и низовье Амура и первый изъ мореплавателей разсѣялъ вѣковое заблужденіе о недоступности Амура съ моря, и тамъ, гдѣ на картахъ обозначили знаменитые мореплаватели — перешеекъ, соединяющій Сахалинъ съ берегомъ, — нашелъ глубину 5^ть саженъ.

Въ то время, когда капитанъ Невельскій занимался гидрографическими изслѣдованіями, Н. Н. Муравьевъ, первый изъ генералъ-губернаторовъ, предпринялъ трудное путешествіе въ Камчатку и Охотскій край, чтобы лично убѣдиться въ недостаткахъ Охотскаго порта и окончательно рѣшить вѣковой вопросъ — куда долженъ быть перенесенъ этотъ портъ?

Въ Аянѣ и потомъ въ Якутскѣ Николай Николаевичъ встрѣтился съ Невельскимъ и съ особеннымъ интересомъ выслушалъ его отчетъ объ изслѣдованіяхъ устья Амура, который поспѣшилъ сообщить правительству. Съ этой поры мысль о возвращеніи Амура не покидала Николая Николаевича ни на минуту и чѣмъ больше представлялось ему къ выполненію ея препятствій, тѣмъ сильнѣе она созрѣвала и крѣпла.

Изъ Якутска Николай Николаевичъ сдѣлалъ распоряженіе о посылкѣ зимою къ устью Амура служившаго въ компаніи Орлова, для наблюденія за вскрытіемъ рѣки. Орловъ отправился но назначенію 23^го февраля 1850 года на оленяхъ черезъ Удской край.

Результаты изслѣдованій капитана Невельскаго побудили правительство обратить серьезное вниманіе на южное прибрежье Охотскаго моря, тѣмъ болѣе, что Николай Николаевичъ настойчиво хлопоталъ о скорѣйшемъ занятіи устья Амура. Въ февралѣ 1850 года⁶, министръ иностранныхъ дѣлъ увѣдомилъ генералъ-губернатора, что высочайше утверждена проэктированная имъ Амурская экспедиція, главная цѣль которой подъ видомъ торговли Россійско-Американской Компаніи, основать около устья Амура, въ открытомъ Невельскимъ заливѣ Счастія (но не на Амурѣ), зимовье, чтобы оно считалось складочнымъ магазиномъ для расторжки съ гиляками. При этомъ министръ просилъ не подавать никакого виду, что правительство принимаетъ въ этомъ дѣлѣ какое-либо участіе. Такое разрѣшеніе дало Николаю Николаевичу возможность поставить въ главѣ этой торговой экспедиціи того же капитана Невельскаго⁷, который въ 1850 году, 29^го іюня, заложилъ первое русское селеніе около устья Амура, названное имъ Петровскимъ.

Капитанъ Невельскій въ теченіе лѣта 1850 года успѣлъ осмотрѣть низовья Амура, войти въ сношеніе съ гиляками и основать другой постъ — Николаевскій (нынѣ Николаевскъ) и зимой возвратиться съ отчетомъ въ Петербургъ, гдѣ находился и генералъ Муравьевъ.

О дѣйствіяхъ Невельскаго Николай Николаевичъ лично доложилъ государю императору, который остался всѣмъ доволенъ и поручилъ Николаю Николаевичу составить записку о всѣхъ будущихъ его предположеніяхъ на Амурѣ. Впослѣдствіи, записка эта была передана на разсмотрѣніе особаго комитета, который не нашелъ побудительной причины къ занятію устья Амура и постановилъ: «Поставленный на Амурѣ Николаевскій постъ — снять». Но государь императоръ приказалъ комитету собраться вновь, подъ предсѣдательствомъ наслѣдника цесаревича, нынѣ благополучно царствующаго государя императора Александра ІІ. На этотъ разъ комитетъ пришелъ къ болѣе благопріятнымъ для Николая Николаевича заключеніямъ: Николаевскій постъ положено оставить въ видѣ торговой колоніи Россійско-Американской Компаніи, но дальнѣйшихъ разпространеній не предпринимать. Постановленіе это было высочайше утверждено.

Такой оборотъ дѣла заставилъ правительство предупредить китайцевъ о занятіи устья Амура и потому былъ посланъ въ Пекинскій трибуналъ внѣшнихъ сношеній отъ нашего сената листъ, отъ 5^го февраля 1851 года, въ которомъ между прочимъ было сказано, что занятіе это сдѣлано въ видахъ наблюденія за устьемъ Амура.

При заботахъ своихъ о занятіи Амура, Николаю Николаевичу приходилось еще изыскивать источники на покрытіе расходовъ по Амурскимъ предпріятіямъ. Изворотливостію своего ума, онъ успѣлъ на первый случай склонить къ участію въ Амурскомъ дѣлѣ Россійско-Американскую Компанію, которая въ виду предоставленныхъ ей Николаемъ Николаевичемъ выгодъ, приняла на свой счетъ расходы по занятію устья Амура, но съ тѣмъ непремѣннымъ условіемъ, чтобы въ случаѣ, если бы Компанія въ теченіи трехъ лѣтъ, начиная съ 1852 года, не пріобрѣла отъ Амурской торговли никакихъ выгодъ, то убытки Компаніи будутъ вознаграждены казною. По полученіи, въ февралѣ 1851 года, такого отзыва главнаго правленія Компаніи, Николай Николаевичъ просилъ князя Меньшикова исходатайствовать высочайшее разрѣшеніе на принятіе предложеній Компаніи, имѣя въ виду, что дѣло это въ политическомъ отношеніи для государства столь важно и полезно, что хотя бы и не принесло торговыхъ выгодъ, то незначительныя издержки не обременили бы государства, тѣмъ болѣе, что сумма, которая бы могла потребоваться на это вознагражденіе, можетъ быть откладываема отъ различныхъ ежегодныхъ сбереженій по смѣтамъ Восточной Сибири. Ходатайство это было доложено государю императору, который высочайше утвердилъ предположенія Николая Николаевича о будущемъ вознагражденіи Компаніи, но съ тѣмъ, чтобы было опредѣлено свыше какой суммы не долженъ простираться ежегодный расходъ и чтобы генералъ-губернаторъ для опредѣленія сей суммы вошелъ въ сношеніе съ княземъ Меньшиковымъ⁸.

Но Николай Николаевичъ не желалъ и не могъ заблаговременно опредѣлить точной цифры предстоящимъ расходамъ но Амурскому дѣлу. Это стѣснило бы его въ дальнѣйшихъ дѣйствіяхъ и потому онъ просилъ князя Меньшикова⁹ исходатайствовать высочайшее разрѣшеніе на образованіе изъ вышеуказанныхъ остатковъ, на предметъ дѣйствія въ землѣ гиляковъ, особый капиталъ, на счетъ котораго и предполагалъ уплатить Компаніи могущіе быть убытки.

По этому поводу завязалась новая переписка, а между тѣмъ Николаю Николаевичу нужны были денежныя средства безотлагательно и потому онъ просилъ князя Меньшикова¹⁰ дать ему рѣшительный отвѣтъ, ибо къ составленію капитала необходимо приступить съ 1852 г., а вслѣдъ за тѣмъ¹¹ вошелъ съ новымъ представленіемъ, въ которомъ между прочимъ писалъ:

«Усматривая изъ донесенія капитана Невельскаго, что при постепенномъ распространеніи нашего вліянія и заселеній въ землѣ гиляковъ, открываются новыя потребности въ командахъ и каботажныхъ средствахъ, съ другой стороны, изъ отзывовъ Американской Компаніи видно, что экспедиція эта для Компаніи отяготительна, и имѣя при томъ въ виду, что по важности этого государственнаго дѣла должно пользоваться успѣшными послѣдствіями двухъ-лѣтнихъ тамъ нашихъ дѣйствій и болѣе всего заботиться, чтобы при занятіи этихъ мѣстъ соблюдался стройный порядокъ, безъ котораго самыя лучшія начала могутъ быть испорчены, я, по всѣмъ соображеніямъ, полагаю необходимымъ дать нынѣ же этой экспедиціи правильное образованіе».

При этомъ Николай Николаевичъ представилъ штатъ Амурской экспедиціи, по которому полагалъ имѣть: роту 46^го экипажа и полсотни казаковъ при офицерахъ, подъ начальствомъ одного изъ состоящихъ при немъ флотскихъ штабъ-офицеровъ, съ тѣмъ, чтобы всѣ расходы по этой экспедиціи были отнесены на тѣже источники отъ смѣтныхъ суммъ Восточной Сибири. Кромѣ того предлагалъ «освободить Компанію отъ всякихъ обязательствъ по Амурскому дѣлу, потому что права ея на всѣ занятыя въ Приамурскомъ краѣ мѣста и возводимыя зданія могутъ сдѣлаться впослѣдствіи отяготительными для правительства. Въ настоящемъ же положеніи дѣла, безъ правильной отчетности по экспедиціи и безъ надлежащаго утвержденія правительства объ употребленіи тамъ морскихъ и военныхъ чиновъ и обезпеченія ихъ потребностями, нахожусь въ затрудненіи удовлетворить справедливыя и необходимыя требованія капитана Невельскаго». Кромѣ того Николай Николаевичъ возбудилъ вопросъ о занятіи острова Сахалина.

Представленіе это шло въ разрѣзъ съ прежними предположеніями правительства. Оно старалось придать Амурской экспедиціи видъ торговаго предпріятія и до времени не подавать никакого повода китайцамъ думать о нашемъ намѣреніи занять Амуръ. Для нихъ поставленъ былъ Амурскій вопросъ такъ, что все участіе правительства въ дѣлѣ заключается лишь въ наблюденіи за иностранцами. Съ утвержденіемъ же настоящихъ предположеній правительству приходилось устранить отъ дѣла Компанію и принять на себя всѣ дальнѣйшія дѣйствія Николая Николаевича на Амурѣ. Мы склонны думать, что по этому только поводу Николай Николаевичъ болѣе года не получалъ на свои представленія никакого категорическаго отвѣта. Наконецъ, 7 мая 1853 года, генералъ-адмиралъ увѣдомилъ его, что послѣдовало высочайшее соизволеніе на принятіе расходовъ по Амурской экспедиціи и утвержденъ проэктированный имъ штатъ по Амурской экспедиціи.

Между тѣмъ капитанъ Невельскій сталъ твердою ногою на устьѣ Амура. Мѣстные обитатели гиляки смотрѣли на русскихъ съ уваженіемъ и боязнью, видя ихъ вооруженными.

Убѣдившись опытомъ, что климатическія условія усть-Амурскаго прибрежья не представляютъ возможности къ устройству хорошаго порта, капитанъ Невельскій обратился къ изслѣдованіямъ Татарскаго пролива, притоковъ нижняго Амура, и Сахалина.

Указывая съ особеннымъ уваженіемъ на эти изысканія, производившіяся чинами экспедиціи въ дикомъ и безлюдномъ краѣ, съ рѣдкимъ самоотверженіемъ¹², мы считаемъ лишнимъ входить въ подробности этихъ изслѣдованій, потому что при настоящемъ знакомствѣ съ краемъ они потеряли уже прежній интересъ, тѣмъ болѣе. что свѣдѣнія о нихъ можно найти въ печати¹³; замѣтимъ только, что результатами этихъ изслѣдованій были: открытіе Императорской гавани, кратчайшаго сообщенія залива Де-Кастри съ Амуромъ, черезъ озеро Кызи, и каменнаго угля на Сахалинѣ.

12 апрѣля 1853 года генералъ-адмиралъ сообщилъ генералу Муравьеву, что его величество высочайше повелѣть соизволилъ занять островъ Сахалинъ на слѣдующихъ условіяхъ:

1. Предоставить Россійско-Американской Компаніи занять островъ и владѣть онымъ на тѣхъ же основаніяхъ, какъ владѣетъ она другими землями.
2. Компанія обязуется не допускать вновь на Сахалинѣ никакихъ иностранныхъ заселеній.
3. На издержки по сему предпріятію отпустить Компаніи безвозвратно 50,000 рублей, кромѣ 49,767 руб., уплаченныхъ за разбитіе компанейскаго барка «Шелиховъ» при нашемъ занятіи Амура.

По этому поводу, 23 апрѣля 1853 года, Николай Николаевичъ послалъ курьера къ капитану Невельскому съ предписаніемъ на счетъ занятія Сахалина, залива Де-Кастри и селенія Кызи, лежащаго на Амурѣ въ 270 верстахъ выше Николаевска.

Капитанъ Невельской, получивъ это предписаніе, отправился 12 іюля на транспортѣ «Байкалъ» къ острову Сахалину, для выбора удобнаго для занятія пункта, и около устья р. Кусуная, въ самой узкой части лимана, 21 іюля поставилъ постъ, названный Ильинскимъ, поручивъ начальнику поста наблюдать отсюда за дѣйствіями ожидаемой американской эскадры. Отправившись отсюда въ Императорскую гавань, гдѣ 1 августа поставилъ другой постъ, названный въ честь генерала-адмирала Константиновскимъ, 5 августа поднялъ русскій флагъ въ заливѣ Де-Кастри, а 7^го при выходѣ изъ озера Кызи въ Амуръ, положилъ основаніе Маріинскому селенію.

Между тѣмъ Россійско-Американская Компанія, принявъ на себя обязательство занять Сахалинъ, доставила на своемъ суднѣ «Николай» изъ Камчатки на Сахалинъ, въ заливъ Аниву, 80 человѣкъ нижнихъ чиновъ. Команда эта была ввѣрена маіору Буссе и лейтенанту Рудановскому. На зиму команда устроила для себя деревянный острожокъ съ башнями, названный Муравьевскимъ постомъ. Но существованіе этого поста было непродолжительно. 1 іюня 1854 года, по случаю разрыва съ Франціею и Англіею, онъ былъ снятъ, по предложенію генералъ-адъютанта Путятина, по недостаточности средствъ къ защитѣ.

Здѣсь нельзя умолчать о довольно замѣчательномъ событіи въ лѣтописяхъ Амура, именно о входѣ въ Амуръ 13 сентября 1853 года перваго русскаго военнаго судна, изъ эскадры вице-адмирала Путятина. Командиръ шхуны «Востокъ», Римскій-Корсаковъ, слѣдуя Татарскимъ проливомъ, достигъ черезъ лиманъ до южнаго, входнаго въ Амуръ мыса Пронга. Обстоятельство это имѣло то важное значеніе, что тогда только въ Петербургѣ повѣрили доводамъ Невельскаго и Николая Николаевича, что Амуръ доступенъ изъ Японскаго моря для морскихъ судовъ.

Ѵ. Поводы къ Амурской экспедиціи.

Ожидаемый разрывъ съ Франціею и Англіею понудилъ генералъ-губернатора въ началѣ 1853 года прибыть въ Петербургъ, для представленія разныхъ предположеній къ защитѣ края, въ случаѣ открытія военныхъ дѣйствій. При этомъ онъ не упустилъ случая воспользоваться военными обстоятельствами для осуществленія своихъ видовъ на Амуръ.

22 апрѣля 1853 года, государь императоръ изволилъ принимать его и благосклонно выслушалъ донесенія о нашихъ дѣйствіяхъ на устьѣ Амура и будущія предположенія и доводы о правахъ Россіи на Амуръ и въ заключеніе генералъ Муравьевъ доложилъ его величеству, что военныя обстоятельства вынуждаютъ мѣру необыкновенную — сплавъ по Амуру изъ Забайкальской области до моря людей и разнаго груза. Безъ этого — продолжалъ онъ — нельзя подкрѣпить Камчатку и отправить сухимъ путемъ большихъ орудій и много войска, и что наконецъ, доставка грузовъ по Амуру обойдется несравненно дешевле сухопутной перевозки.

Государь представленіе генерала Муравьева передалъ на разсмотрѣніе особаго комитета по Амурскимъ дѣламъ¹⁴, въ которомъ участвовалъ и генералъ Муравьевъ. При этомъ его величество повелѣлъ на счетъ Амура снестись съ китайскимъ правительствомъ. По этому поводу, 16 іюня 1853 года, былъ посланъ въ Китайскій трибуналъ внѣшнихъ сношеній листъ сената, въ которомъ, между прочимъ, было сказано:

«Изъ донесенія главнаго нашего начальника Восточной Сибири, намъ извѣстно, что съ вашей стороны были въ свое время поставлены отъ р. Горбицы къ востоку пограничные знаки, могущіе служить для вашихъ подданныхъ указаніемъ границы, между тѣмъ, какъ съ нашей стороны таковыхъ знаковъ доселѣ небыло поставлено … Всемилостивѣйшему нашему государю благоугодно было высочайше повелѣть: чтобы безъ дальнѣйшаго отлагательства было приступлено къ такому распоряженію и чтобы мы предваряли о семъ ваше правительство… По нашему мнѣнію, вамъ лучше было бы прислать вашихъ уполномоченныхъ въ Кяхту или въ Иркутскъ, гдѣ они могли бы предварительно условиться съ главнымъ начальникомъ въ томъ краѣ. Мѣра эта, т. е. присылка уполномоченныхъ, была бы тѣмъ болѣе полезна, что тогда можно бы было также войти въ переговоры и о пространствѣ, прилегающемъ къ морю¹⁵, оставшемуся вовсе не разграниченнымъ».

Китайскій трибуналъ прислалъ на этотъ листъ отвѣтъ¹⁶, въ которомъ, между прочимъ сообщилъ, что «для подробнаго изслѣдованія береговъ безпредѣльнаго моря, по случаю наступившихъ морозовъ нельзя послать повѣренныхъ и потому дѣло это отложено до открытія водянаго сообщенія, на что нужно будетъ много времени».

При личномъ участіи Николая Николаевича въ дѣлахъ Амурскаго комитета, Амурскій вопросъ принялъ самый благопріятный оборотъ. Въ началѣ 1854 года комитетъ постановилъ:

1. Доставить на устья Амура войско сплавомъ по Амуру.
2. Эскадрѣ вицъ-адмирала Путятина идти къ устью Амура, для усиленія нашихъ силъ и отраженія непріятеля.
3. Командировать въ распоряженіе генералъ-губернатора двухъ инженеровъ.
4. Предоставить генералъ-губернатору сноситься съ китайскимъ правительствомъ прямо отъ себя, и
5. Генералъ-губернатору распоряжаться остаточными средствами края.

Государь, 11 января 1854 года, утвердивъ это рѣшеніе, изволилъ лично прибавить Муравьеву: «Но чтобы и не пахло пороховымъ дымомъ» .

На основаніи этого постановленія, сенатъ 6 февраля 1854 г. сообщилъ китайскому правительству, что государь разрѣшилъ генералъ-губернатору непосредственно сноситься съ Китайскимъ трибуналомъ внѣшнихъ сношеній. Право это для Николая Николаевича имѣло большее значеніе.

Зная хорошо, что при переговорахъ съ китайцами, кромѣ смѣлости, нужна и военная сила, могущая служить имъ постоянною угрозою, Николай Николаевичъ еще въ началѣ пятидесятыхъ годовъ настоялъ на необходимости образованія Забайкальскаго казачьяго войска, съ нѣсколькими батареями артиллеріи. Кромѣ того, были передвинуты за Байкалъ линейные баталіоны, расположенные до того въ Иркутскѣ.

Китайцы не могли не знать сосредоточеніи значительнаго числа войскъ въ пограничной съ ними Забайкальской области тѣмъ болѣе, что не разъ, почти на глазахъ ихъ, подъ Кяхтою производились войскамъ маневры.

Первый листъ, написанный Николаемъ Николаевичемъ въ трибуналъ, на основаніи даннаго ему права, былъ посланъ 14 апрѣля 1854 года и заключался въ слѣдующемъ:

«Изъ посланныхъ отъ нашего правительствующаго сената въ трибуналъ внѣшнихъ сношеній, 16 іюня прошлаго 1853 г. и 6 февраля сего 1854 г. листовъ извѣстно оному трибуналу, что по дѣлу объ опредѣленіи ясныхъ границъ между россійскимъ и дайцынскимъ владѣніями въ Восточной части, всемилостивѣйшій нашъ государь-императоръ предоставилъ мнѣ генералъ-губернатору Восточной Сибири войти въ сношеніе съ уполномоченными отъ вашего правительства, а въ случаяхъ экстренныхъ и скорыхъ сноситься съ трибуналомъ.

«Случай не замедлитъ представиться.

«Всемилостивѣйшій нашъ государь императоръ, замѣтивъ лживые поступки нѣкоторыхъ иностранныхъ державъ, питающихъ враждебные замыслы на наши приморскія владѣнія, повелѣлъ отправить въ Восточный океанъ шесть большихъ военныхъ кораблей, а мнѣ генералъ-губернатору повелѣлъ, избравъ кратчайшій путь лично и немедленно отправиться къ берегамъ Восточнаго океана и сдѣлать всѣ нужныя распоряженія, необходимыя для предупрежденія враждебныхъ ихъ замысловъ на Восточные наши острова и владѣнія простираться могущія.

«Съ благоговѣніемъ исполняя таковую волю моего государя императора и вполнѣ увѣренный, по долговременной дружбѣ, въ искреннемъ доброжелательствѣ повелителя великой Дайцынской имперіи нашему государю императору, питающему эти же чувства своего благорасположенія его богдыханскому величеству, клонящіяся къ одной цѣли — достигнуть во всѣхъ дѣлахъ успѣха, водворить спокойствіе — я поспѣшаю отправиться къ берегамъ Восточнаго океана съ приличнымъ числомъ чиновниковъ и войска на судахъ, но рѣкѣ Сахалинъ-ула и Сунгари-ула, извѣстныхъ у насъ подъ общимъ названіемъ Амура».

Но этотъ листъ остался безъ отвѣта, что впрочемъ не помѣшало Николаю Николаевичу продолжать приготовленія къ экспедиціи.

ѴІ. Опись р. Шилки.

Генералъ Муравьевъ, при заботахъ своихъ склонить правительство къ выполненію его предположеній по Амурскому вопросу, заблаговременно сдѣлалъ всѣ необходимыя подготовленія къ Амурской экспедиціи,разсчитывая, вѣроятно, что при своей энергіи и настойчивости онъ съумѣетъ разрѣшить этотъ вопросъ самымъ благопріятнымъ образомъ.

Еще въ 1851 году я командированъ былъ съ капитаномъ 2 ранга Казакевичемъ¹⁷ въ Забайкальскій край для опредѣленія степени судоходности рѣкъ Аргуни и Шилки, составляющихъ Амуръ. Съ этого времени и до самаго окончанія Амурской экспедиціи 1854 года я былъ очевидцемъ и даже участникомъ Амурскаго дѣла.

Желая подѣлиться съ читателями своими впечатлѣніями и замѣтками, начну прямо съ описанія Амурскаго бассейна, такъ какъ о Забайкальѣ, по сю сторону Яблоннаго хребта, было уже много говорено въ печати.

Въ исходѣ августа 1851 года мы прибыли въ Читинскій острогъ, сдѣлавшійся впослѣдствіи областнымъ городомъ. Острогъ этотъ, построенный на рѣчкѣ Читѣ, при впаденіи ея въ Ингоду, памятенъ декабристамъ, еще оставшимся въ живыхъ. Но съ того времени, какъ декабристы были переведены въ Петровскій заводъ, Читинскій оставался острогомъ только по названію, и въ мое время служилъ складочнымъ мѣстомъ для разныхъ грузовъ горнаго вѣдомства Нерчинскаго округа.

Изысканія наши начали мы съ рѣки Ингоды, которая съ р. Онономъ составляютъ рѣку Шилку. Читинскій острогъ служилъ намъ исходнымъ пунктомъ. По неимѣнію тамъ никакихъ сплавныхъ средствъ, намъ пришлось производить опись Ингоды и Шилки съ плота, устроивъ на немъ изъ бересты рубку и изъ камней очагъ. Здѣсь нельзя не вспомнить съ признательностію о декабристѣ Д. И. Завалишинѣ, проживавшемъ въ то время въ Читѣ. Онъ, какъ мѣстный старожилъ, оказалъ намъ большую услугу своими совѣтами и содѣйствіемъ къ пріисканію хорошихъ лоцмановъ и не отказывалъ въ этомъ содѣйствіи и въ послѣдующихъ затѣмъ работахъ по снаряженію Амурской экспедиціи. Кромѣ того, въ домѣ его мы встрѣтили самый теплый и радушный пріемъ.

Позднее осеннее время заставляло насъ дорожить каждымъ часомъ, и потому мы цѣлые дни производили глазомѣрную съемку и промѣръ и только въ сумерки приставали съ своимъ плотомъ къ берегу, для отдыха и ночлега. Незадолго до нашего сюда прибытія, крестьянъ, жившихъ по рр. Ингодѣ и Шилкѣ переименовали въ казаки, а деревни въ станицы. По этому поводу, по берегамъ этихъ рѣкъ шла самая оживленная дѣятельность: всюду строились новыя зданія разныхъ формъ и величинъ, предназначаемыя для бригадныхъ и полковыхъ штабовъ, цейхаузовъ и другихъ надобностей.

Старикъ лоцманъ, со словъ котораго я наносилъ на планъ названія станицъ, рѣчекъ, острововъ и т. д., былъ очень недоволенъ этими нововведеніями.

— И на какой лядъ доспѣли (сдѣлали) ихъ казаками? — спрашивалъ онъ меня.

Я уклонился отъ отвѣта, потому что и самъ въ то время не зналъ для чего нужны эти перемѣны.

Рѣка Ингода мелководна, такъ что въ малую воду въ нѣкоторыхъ мѣстахъ ее переходятъ въ бродъ, а мѣстами и камениста. Особенно, памятенъ намъ Капитанскій порогъ, на которомъ едва не развалился нашъ плотъ.

Лоцманъ говорилъ мнѣ, что не мало разбивалось въ этомъ мѣстѣ паромовъ съ грузами.

— Поносъ (теченіе) великъ — хлестко бьетъ, — добавилъ онъ.

Впрочемъ р. Ингода имѣла для насъ относительное значеніе — болѣе тщательный промѣръ былъ сдѣланъ на Шилкѣ. Когда мы доплыли до вершины этой послѣдней рѣки, начались уже сентябрьскіе утренники, и въ одну ночь выпалъ даже снѣгъ. Плотъ нашъ, по причинѣ малой воды, подвигался впередъ медленно. Живописные берега Шилки, покрытые горами, поросшими густымъ лѣсомъ, не производили на насъ такого пріятнаго впечатлѣнія, какое они могли бы произвести въ другое время и при другой обстановкѣ.

Городъ Нерчинскъ, а за нимъ и устье рѣки Кары, на которой разработывались казенные золотые пріиски, мы прошли не останавливаясь.

Словоохотливый лоцманъ, проходя около устья Кары, не могъ не посвятить меня въ тайны пріисковыхъ дѣлъ, которые, повидимому, ему хорошо были знакомы. «Горный полковникъ Разгилдѣевъ, — разсказалъ лоцманъ — наобѣщалъ генералъ губернатору добывать съ этихъ пріисковъ по 100 пудовъ золота ежегодно, а статья-то вышла не подходящая, ну и налегъ онъ на несчастныхъ (ссыльныхъ), да и заводскимъ (крестьянамъ) пришло тошно».

И дѣйствительно пора эта была самая тяжелая для Нерчинскаго края. Много рабочихъ было вытребовано съ заводовъ на пріиски и разумѣется безъ семействъ, которыя за отсутствіемъ рабочихъ рукъ, бѣдствовали. Положеніе этихъ рабочихъ отличалось отъ положенія каторжныхъ только тѣмъ, что они жили на свободѣ; но за то каторжный, отработавъ свой срокъ, дѣлался свободнымъ поселенцемъ, тогда какъ заводскій рабочій освобождался отъ работъ за дряхлостью или когда «на гору (на кладбищѣ)¹⁸ свезутъ» какъ объяснялъ мнѣ съ озлобленіемъ лоцманъ.

При такомъ положеніи заводскихъ рабочихъ, имъ былъ прямой разсчетъ совершать какія-либо уголовныя преступленія. Тогда по суду назначалась каторжная работа, т. е. та же, въ которой рабочій находился до совершенія преступленія, но только на извѣстный срокъ, послѣ котораго онъ дѣлался свободнымъ.

За устьемъ Кары, высокіе утесистые горы съ обѣихъ сторонъ сдавили рѣку. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, около крутыхъ береговъ, глубина доходила до 3 и 4 сажень. Одинъ изъ утесовъ — Полосатикъ, выдвинувшійся въ рѣку недалеко отъ Кары, замѣчателенъ но множеству находимыхъ въ немъ цвѣтныхъ камней.

Напротивъ этого утеса, вь малую воду, какъ объяснилъ лоцманъ, живетъ шивера (мель), а за самымъ утесомъ — заводь, т. е. заливъ, который минуетъ теченія рѣки. Весьма часто попадались въ рѣкѣ ямы, на которыхъ вода вертится какъ въ воронкѣ. Такія мѣста извѣстны у сибиряковъ подъ названіемъ улова.

Около 160 верстъ отъ верховьевъ Амура расположена на Шилкѣ большая станица — Горбица, получившая это названіе по рѣчкѣ, близъ ея протекающей. Эта рѣчка, по Нерчинскому трактату, служила въ то время границею между Россіей и Китаемъ. Сюда ежегодно приплывали съ Амура изъ города Айгуна вооруженные манчжуры для осмотра границы,а русскіе торговцы, пользуясь этимъ случаемъ, производили съ ними мѣновую торговлю.

При неоднократныхъ моихъ поѣздкахъ въ Горбицу, мнѣ случилось разъ встрѣтиться здѣсь съ манчжурами и быть даже у главнаго ихъ начальника Гусайды (полковника) на обѣдѣ. Въ числѣ пяти блюдъ, поданныхъ за этимъ обѣдомъ, и сильно приправленныхъ перцемъ, жареный поросенокъ, мясныя котлеты и пирожки съ мясомъ, были приготовлены очень вкусно. Послѣ каждаго блюда наливали въ стоящіе передъ каждымъ гостемъ маленькія фарфоровыя чашечки разогрѣтую рисовую водку. Послѣ обѣда подавали чай, безъ сахару, и сухія варенья въ родѣ кіевскихъ. За обѣдомъ сосѣдъ мой, станичный начальникъ, убѣдительно просилъ меня порыгать немного, иначе, замѣтилъ онъ, хозяинъ очень обидится — эта азіатская вѣжливость показываетъ, что гость очень доволенъ угощеніемъ.

Гусайда, какъ видно было не первый разъ встрѣчается съ русскими: онъ зналъ нѣкоторые наши обычаи и даже умѣлъ сказать нѣсколько русскихъ фразъ, но только по особой кяхтинской грамматикѣ. Кяхтинское русское купечество, по свойственной русскому простолюдину привычкѣ коверкать свой языкъ при объясненіи съ иностранцами, объяснялось съ китайцами какимъ-то ломанымъ языкомъ съ самаго основанія Кяхты, пока языкъ этотъ окончательно не выработался и не былъ усвоенъ китайцами въ настоящей его формѣ. Театръ на этомъ языкѣ — поигро, а если китаецъ хочетъ придти въ гости къ русскому, то скажетъ ему: «наши къ вашимъ походи» и т. д.

Послѣ обѣда Гусайда сдѣлался разговорчивѣе и, между прочимъ, спросилъ меня: «отчего это въ послѣдніе два года по Амуру много плыветъ щепы отъ новыхъ построекъ?»

Я просилъ переводчика передать ему, что нашъ государь прислалъ на китайскую границу много войска, для помѣщенія котораго и строятся дома.

Гусайда задумался и покачалъ головою. Потомъ онъ вздумалъ въ свою очередь пугнуть и меня своими пограничными средствами къ военной оборонѣ. «Напротивъ города Айгуна, — объяснилъ онъ очень наивно, — поперегъ всей рѣки протянуты канаты, которые не пропустятъ ни одного судна. Къ этимъ канатамъ, на городскомъ берегу, привязаны колокола, которые звонятъ при малѣйшемъ прикосновеніи къ канатамъ. При этомъ береговыя батареи должны палить въ приходящія суда, а Айгунская флотилія, состоящая изъ ста судовъ преграждать путь къ отступленію. Кромѣ того, въ двухъ нашихъ провинціяхъ Горинь и Х’элунъ цзянъ — продолжалъ онъ — расположено до полу-милліона войска».

— Все это онъ брешетъ — замѣтилъ мнѣ переводчикъ, хорошо знавшій, что дѣлается на границѣ.

Вся мѣстность отъ Горбицы до верховья Амура до того гориста и непроходима, а почва до того непроизводительна, что немыслимы тутъ никакія поселенія. Въ настоящее время хотя и устроено на этомъ пространствѣ для зимняго сообщенія по Амуру, семь почтовыхъ станцій, извѣстныхъ тамъ подъ названіемъ семи смертныхъ грѣховъ; но на станціяхъ этихъ, кромѣ необходимаго числа ямщиковъ, не встрѣтишь ни одной живой души.

Почти шесть сутокъ провели мы въ пути отъ Горбцы до Усть-Стрѣлочкина караула, расположеннаго на мысѣ, при сліяніи рѣкъ Шилки и Аргуни. Дика и дѣвственна здѣсь природа; всюду невозмутимая тишина и какая-то невыразимая мертвенность.

На этомъ пути истощились наши запасы провизіи и только благодаря лоцманамъ, мы не голодали. Они, между прочимъ, угощали насъ омулями и кирпичнымъ чаемъ. Омуль въ такомъ же, если не въ большомъ, употребленіи въ Сибири, въ какомъ сельдь въ Европейской Россіи. Ловля ихъ производится на Байкалѣ. Не менѣе того распространено въ Сибири употребленіе кирпичнаго чаю¹⁹. Онъ приготовляется особеннымъ образомъ: берутъ кусокъ кирпича, толкутъ его и опускаютъ въ котелъ съ кипящею водою. Давъ этому навару еще кипѣть, прибавляютъ туда соли, масла, молока, а иногда и муки. Въ постъ варятъ его съ толченными вмѣстѣ съ скорлупою кедровыми орѣхами иди съ толченымъ коноплянымъ сѣменемъ. Такой чай въ большинствѣ случаевъ замѣняетъ сибирякамъ русскія щи.

Въ Усть-Стрѣлочномъ караулѣ, расположенномъ при сліяніи рѣкъ Шилки и Аргуни, мы кончили свои гидрографическія изысканія. Самая меньшая глубина на Шилкѣ оказалась 3 фута, слѣдовательно вопросъ о ея судоходности былъ окончательно рѣшенъ. О рѣкѣ Аргуни мы и безъ промѣра уже знали, что она не судоходна, и потому отправились съ отчетами обратно въ Иркутскъ.

ѴІІ. На Аргунѣ и въ Петровскомъ заводѣ.

Отъ Усть Стрѣлочнаго караула вверхъ по Шилкѣ и по Аргунѣ нѣтъ никакого сухопутнаго сообщенія. Намъ предстояло или обратно идти бичевникомъ по Шилкѣ, болѣе 300^тъ верстъ, или подняться бичевникомъ же, до Аргунскаго острога, откуда лежитъ телѣжный трактъ, черезъ большой Нерчинскій заводъ. Мы избрали послѣдній путь, какъ ближайшій.

Казаки устроили намъ импровизированную лодку на двухъ однодеревкахъ, т. е. лодкахъ выдолбленныхъ изъ толстыхъ деревъ и называемыхъ здѣсь ботами; поставили рубку, въ видѣ маленькаго домика, связавъ оба бота, на нѣкоторомъ разстояніи одинъ отъ другаго, общею поперечною палубою.

Эти боты тащили лямкою четыре казака, а пятый правилъ рулемъ. Шедшаго съ лямкою впереди и хорошо знакомаго съ берегомъ рѣки, товарищи называли шишкою. Бичевникъ преимущественно шелъ по лѣвому, т. е. русскому берегу рѣки, но гдѣ встрѣчались трудныя мѣста для бичевника, то казаки не стѣснялись переходить и на китайскій берегъ Аргуни. Утесы обходили на шестахъ, упираясь ими съ ботовъ въ дно рѣки. Въ каждой станицѣ казаки смѣнялись.

Зажиточные аргунскіе казаки, кромѣ хлѣбопашества, занимаются охотою за бѣлками, или, какъ здѣсь говорятъ, бѣлкованьемъ. Кромѣ того нѣкоторые изъ нихъ имѣютъ большіе табуны лошадей, находящіеся круглый годъ на подножномъ корму.

Въ прежнее время, когда серебряное производство процвѣтало въ Нерчинскихъ заводахъ, казаки сбывали своимъ пограничнымъ сосѣдямъ-манчжурамъ серебро, пріобрѣтенное ими съ заводовъ разными путями. Мнѣ разсказывали объ этомъ мѣстные старожилы, и разсказы ихъ подтверждаются отчасти тѣмъ, что у казаковъ и въ настоящее время имѣется фамильное серебро, массивной и грубой работы. Выдѣлка издѣлій изъ серебра и золота запрещена въ Сибири, и тамъ вовсе нѣтъ мастеровъ этого производства, и потому видѣнная нами посуда, по всей вѣроятности, вышла изъ рукъ какихъ-нибудь доморощенныхъ художниковъ.

Рѣка Аргуна, по множеству подводныхъ камней, не удобна для судоходства. Берега ея замѣчательны по своимъ утесамъ изъ бѣлаго мрамора, который остается здѣсь безъ всякаго употребленія. Бѣлые утесы, съ нагроможденными на нихъ обломками мрамора, представляются руинами, которыя отъ времени поросли мохомъ и густыми лиственницами. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ деревья пустили свои корни въ расщелины этихъ утесовъ и нерѣдко ростутъ почти горизонтально надъ рѣкою. Аргуна богата сазанами. Эту рыбу гастрономы выписываютъ въ Иркутскъ и даже въ Красноярскъ.

Изъ Аргунскаго острога по телѣжному пути добрались мы до большаго Нерчинскаго завода. Нерчинскіе рудники достались намъ отъ нѣкогда обитавшихъ здѣсь дауровъ. Всѣ руды, добываемыя здѣсь — свинцовыя съ бо́льшимъ или меньшимъ содержаніемъ серебра. Находившіеся на заводѣ ссыльно-каторжные были освобождены отъ кандаловъ, и только самые закоренѣлые преступники содержались въ ножныхъ кандалахъ, а нѣкоторые кромѣ того были прикованы къ тачкамъ. Въ Акатуевскомъ рудникѣ въ тюрьмѣ, содержался одинъ арестантъ, лѣтъ 60^ти, прикованнымъ къ стѣнѣ. Онъ на своемъ вѣку совершилъ до 10^ти убійствъ и безъ всякихъ корыстныхъ или другихъ цѣлей, а единственно изъ любви къ искусству.

На пути моемъ въ Иркутскъ мы по дѣламъ службы заѣхали въ Петровскій желѣзодѣлательный заводъ, лежащій въ сторонѣ отъ тракта, недалеко отъ Верхнеудинска. Заводъ этотъ служилъ мѣстомъ заключенія декабристовъ, послѣ Читинскаго острога. Въ это время мы застали тамъ только одного декабриста — Горбачевскаго, пользовавшагося въ заводскомъ округѣ большою извѣстностію и любовью.

Петровскій заводъ производилъ тогда въ годъ отъ 35 до 50 тысячъ пудовъ чугуна и чугунныхъ издѣлій и до 25^ти тысячъ пудовъ желѣза. Но желѣзо это хрупко и вообще дурнаго качества. Сибиряки пользовались имъ только по крайней необходимости и большею частью покупали желѣзо уральское, доставляемое въ Восточную Сибирь ежегодно въ большомъ количествѣ.

На пути изъ Петровскаго завода въ Иркутскъ, въ Селенгинскѣ, познакомился я съ декабристами Бестужевыми, которые жили здѣсь съ своими сестрами. Въ этомъ миломъ и патріархальномъ семействѣ не разъ проводилъ я впослѣдствіи по нѣсколько самыхъ пріятныхъ часовъ. Особенно нравился мнѣ въ этой семьѣ какъ по уму, такъ и обширному образованію, Николай Бестужевъ, оставившій по себѣ въ Верхнеудинскомъ округѣ добрую память. Онъ былъ учителемъ, судьей, совѣтникомъ и миротворцемъ у сосѣднихъ крестьянъ и бурятъ, которые обращались къ нему какъ къ отцу и покровителю во всѣхъ своихъ нуждахъ. Н. Бестужевъ зналъ почти всѣ мастерства и охотно обучалъ имъ дѣтей, имѣвшихъ къ тому призваніе и охоту. Придуманные имъ часы съ весьма простымъ механизмомъ изъ дерева и кабріолетки бестужовки, на деревянныхъ рессорахъ, извѣстны не только за Байкаломъ, но и въ Иркутской губерніи.

ѴІІІ. Снаряженіе экспедиціи въ Шилкинскомъ заводѣ.

Когда вопросъ о судоходности р. Шилки былъ разрѣшенъ, мы весною 1852 года были снова командированы на р. Шилку для постройки 60-сильнаго парохода «Аргунь», на счетъ 100 т. рублей, пожертвованныхъ на этотъ предметъ извѣстнымъ въ то время иркутскимъ золотопромышленникомъ Кузнецовымъ. Такъ какъ всѣ предположенія по Амурской экспедиціи держались тогда въ величайшемъ секретѣ, то былъ распространенъ слухъ, что пароходъ этотъ строится для нуждъ казаковъ, расположенныхъ на Шилкѣ. Выборъ мѣста для постройки парохода былъ предоставленъ намъ, и мы избрали Шилкинскій заводъ.

На заводѣ этомъ въ прежнее время выплавлялись серебро и свинецъ; но съ открытіемъ вблизи завода золотыхъ промысловъ, его упразднили, а рабочихъ перевели на пріиски, такъ что въ заводѣ оставались только старики, жены и дѣти рабочихъ. Заводъ былъ совершенно запущенъ, и всѣ казенныя строенія пришли въ разрушеніе. Поддерживался только небольшой стеклянный заводъ, на которомъ выдѣлывалось стекло грубой работы и зеленаго цвѣта для пріисковныхъ надобностей. Заводомъ завѣдывалъ горный урядникъ, носившій званіе полиціймейстера.

Заводскія строенія были раскинуты по берегу Шилки и тянулись версты на двѣ. На концѣ селенія стояла полуразрушенная деревянная церковь, а по серединѣ — кабакъ и единственная лавка, въ которой можно было найти все необходимое для быта заводскихъ жителей, начиная съ сахару и шелковыхъ матерій и кончая ворванью.

Для нашихъ работъ потребовалось до 100 человѣкъ рабочихъ; ихъ предоставлено было намъ вытребовать съ Карійскихъ золотыхъ пріисковъ. Разумѣется, мы безцеремонно воспользовались этимъ разрѣшеніемъ и взяли лучшихъ мастеровыхъ изъ ссыльно-каторжныхъ. Нѣтъ мастерства и художества, для которыхъ не нашлось бы между каторжными лицъ, знающихъ ихъ въ совершенствѣ. Въ то время жилъ въ Нерчинскихъ заводахъ скульпторъ-самородокъ Цезикъ, сосланный за поддѣлку фальшивыхъ ассигнацій. Скульптурныя произведенія его рукъ можно встрѣтить и теперь въ Восточной Сибири. Онъ быль художникъ въ полномъ смыслѣ этого слова. Въ мое время Цезикъ былъ освобожденъ отъ работъ и считался поселенцемъ. Мнѣ разсказывало одно лицо, стоявшее на одной изъ высшихъ ступеней мѣстной администраціи, что однажды ему поручено было произвести слѣдствіе по дѣлу о фальшивыхъ ассигнаціяхъ, къ которому былъ привлеченъ, по подозрѣнію и Цезикъ. Слѣдствіе не обнаружило его виновности, и когда, по просьбѣ Цезика, ему показана была одна изъ фальшивыхъ бумажекъ десятирублеваго достоинства, то онъ, взглянувъ на нее, съ чувствомъ оскорбленнаго художника, замѣтилъ слѣдователю, что такой грубой работы никогда не выходило изъ его рукъ.

Рабочіе, живя у насъ на свободѣ и пользуясь нѣкоторыми льготами, противъ рабочихъ на пріискахъ, дорожили своей командировкой, зная, что за первый же проступокъ ихъ отошлютъ на Кару, которую они считали карою въ полномъ значеніи этого слова.

Въ теченіи трехъ дѣтъ у насъ былъ одинъ только случай воровства. Въ праздничный день пропала, какъ доложилъ мнѣ завѣдывавшій ссыльными горный урядникъ — слесарная снасть²⁰. На другое утро я объявилъ рабочимъ, что если они сами не найдутъ виновнаго, то отвѣтственность за эту кражу ляжетъ на всѣхъ на нихъ. Вечеромъ, послѣ работъ, явились ко мнѣ двое рабочихъ и принесли съ собою пропавшіе инструменты.

— У кого они нашлись?

— Вотъ у него, — отвѣтилъ мнѣ одинъ изъ нихъ, указывая на другаго.

— Брѣшитъ онъ: я его привелъ, — возразилъ другой.

Затѣмъ, сколько не старался я узнать: кто изъ нихъ укралъ и кто привелъ вора — не могъ добиться никакого толку и поручилъ разобрать дѣло своему уряднику Черемныхъ, который всю жизнь провелъ среди каторжныхъ и хорошо былъ знакомъ съ ихъ плутнями.

— Экая оказія доспѣлась (сдѣлалась), — замѣтилъ Черемныхъ, — плутовской народецъ!

Но оказалось, что и Черемныхъ не въ силахъ былъ открыть виновнаго.

— Оба они лучше, — доложилъ онъ мнѣ: — Таперича хошъ убей ихъ — правды не добудешь: значитъ сговоръ былъ, а ужъ знамо, что воронъ ворону глазъ не клюетъ.

Любимымъ развлеченіемъ ссыльныхъ были бѣги, но только не на лошадяхъ, а на своихъ на двоихъ, какъ сами они выражались. Въ особенности этимъ упражнялись они зимою, когда, по причинѣ короткихъ дней, не утомлялись работами. Хорошіе бѣгуны были извѣстны въ заводѣ на перечетъ. Передъ бѣгами, общество обыкновенно дѣлилось на двѣ партіи, и каждая изъ нихъ выбирала своего бѣгунца, который выговаривалъ себѣ, въ случаѣ удачи, извѣстное количество водки, а въ противномъ случаѣ на нѣсколько стакановъ меньше. Между тѣмъ въ обѣихъ партіяхъ рабочіе бились объ закладъ и разумѣется на ту же водку. Когда пари окончательно состоялись, бѣгунцы, не смотря на двадцати-градусный морозъ, снимали обувь, шапку и верхнюю одежду, и по условленному знаку, вылетали изъ дверей кабака, босые и въ одномъ бѣльѣ, прямо на рѣку, гдѣ на льду было отмѣрено разстояніе, которое должны они пробѣжать. Толпа зрителей, съ крикомъ, бросалась также на рѣку. Мальчишки силились ихъ догнать, а между заинтересованными дѣломъ, шли оживленные споры. По мѣрѣ приближенія бѣгущихъ къ кабаку, крики поощренія усиливались и наконецъ раздавался общій крикъ — ура! Вся толпа опять снова бросалась въ кабакъ, сбивая другъ друга съ ногъ.

Картежная и другія азартныя игры сильно развиты между каторжными. Но какъ въ острогѣ игры эти запрещены, то они придумали игру вшами. На нарахъ или на листѣ бумаги, дѣлаютъ нѣсколько круговъ, одинъ другаго больше. Въ самый меньшой кругъ игроки пускаютъ своихъ вшей, которыя расползаясь въ разныя стороны, переходятъ изъ одного круга въ другой. Какъ только перешагнула одна вошь первый кругъ игроки кладутъ въ конъ условленную монету, кромѣ того игрока, которому принадлежитъ бойкая вошь. При переходѣ втораго, третьяго и т. д. круга, производится такимъ же порядкомъ уплата денегъ, пока чья нибудь вошь не выйдетъ изъ послѣдняго круга, тогда игра оканчивается и всѣ положенныя въ конъ деньги достаются хозяину этой послѣдней вши. Для этой игры каторжные воспитываютъ и лелѣютъ вшей около своего тѣла.

Въ числѣ нашихъ рабочихъ были два непомнящихъ. Одинъ изъ нихъ значился въ спискахъ подъ именемъ Семена Непомнящаго, а другой — Ивана Непомнящаго, онъ же Федоровъ, онъ же Сидоръ Поликарповъ. Это бродяги, скрывавшіе свои имена и званія и называвшіе себя не помнящими родства. Послѣдній два раза бѣгалъ съ работъ и оба раза былъ пойманъ съ фальшивыми видами. Значащіяся въ этихъ видахъ фамиліи и были присоединены къ его прежней фамиліи — Непомнящій Онъ объяснилъ мнѣ, что зиму ему живется и на пріискахъ, но весной, когда кукушки закукуютъ, трудно удержаться отъ побѣга.

Къ побѣгамъ съ пріисковъ не представляется большихъ затрудненій. Пріиски, по большой части, окружены густымъ лѣсомъ, или какъ говорятъ сибиряки, — тайгою, а ссыльные, для удобство работъ, какъ сказано уже выше, разковываются. Правда мѣсто работъ постоянно охвачено цѣпью вооруженныхъ казаковъ; но конвой этотъ такъ невеликъ, что при желаніи уйти, всегда встрѣтится къ тому возможность. Много уходитъ каторжныхъ съ работъ, но не много доходитъ ихъ до мѣста родины. Бродячая жизнь, сопряженная со всевозможными лишеніями, доступна только для крѣпкихъ и здоровыхъ натуръ. Немногіе выносятъ ее и гибнутъ въ тайгѣ или сами отдаются въ руки правосудія. Не мало погибаетъ ихъ и насильственною смертію. Сибирскіе крестьяне относятся къ бѣглымъ каторжнымъ имѣющимъ тамъ особое названіе — варнакъ, — слишкомъ снисходительно. Не только не препятствуютъ ихъ побѣгу, но, напротивъ, даже содѣйствуютъ имъ, выставляя на ночь за воротами своихъ избъ хлѣбъ, молоко и другіе предметы продовольствія. Это дѣлается и изъ чувства состраданія къ нимъ и отчасти изъ страху, чтобы каторжные проходили селеніе безъ всякихъ проказъ.

Не такъ смотрятъ на варнака тунгусы и буряты, занимающіеся охотою въ прибайкальскихъ мѣстностяхъ. Добрый человѣкъ, говорятъ они, не станетъ пробираться лѣсами, а пойдетъ большой дорогой, а не добраго надо стрѣлять — и стрѣляютъ. Кромѣ того, варнакъ выгоднѣе бѣлки или какой-нибудь птицы: у него и лопать (по сибирски одежда) есть, а быть можетъ и деньги найдутся.

Инородцы-охотники преслѣдуютъ бродягъ и по другой причинѣ. По ихъ словамъ, бродяга хуже лѣшака (лѣснаго). Лѣшакъ только иногда шутитъ, а варникъ, — чтобъ его язвило²¹ — то и гляди пуститъ палы (лѣсной пожаръ), а вмѣстѣ съ тѣмъ разгонитъ и птицу и звѣря. Но напрасно инородцы винятъ въ лѣсныхъ пожарахъ однихъ только бродягъ: всѣ сибиряки обращаются съ разводимыми въ лѣсахъ кострами весьма небрежно. «Не сгоритъ, такъ сгніетъ на корню, — разсуждаютъ они, — кому онъ нуженъ». Потому-то палы явленіе весьма обыкновенное въ Восточной Сибири и никому нѣтъ о нихъ заботы, не смотря даже и на то, что при этомъ горятъ на дорогахъ мосты и верстовые столбы. «Богъ пошлетъ дождь и пожара не будетъ».

Не мало помогаетъ лѣснымъ пожарамъ сибирскій обычай проводить лѣтомъ праздничные дни въ полѣ. Послѣ ранняго сибирскаго обѣда, друзья и пріятели отправляются компаніями въ лѣсъ, съ чаемъ, закускою и виномъ. Выбравъ удобное мѣсто, разводятъ костеръ, стелятъ ковры тюменской работы, и бражничаютъ до полночи. При возвращеніи домой имъ, разумѣется, не до костра, потому что и сами едва помнятъ о себѣ. На моихъ глазахъ вблизи самаго Иркутска, на рѣчкѣ Ушаковкѣ, горѣла тундра, поросшая рѣдкимъ кустарникомъ, отъ тѣхъ же причинъ. Явленію этому мѣстные власти, привыкшіе къ лѣснымъ пожарамъ, не придавали сперва никакого значенія, но когда огонь дошелъ до горы, содержавшей въ себѣ каменный уголь, и когда онъ добрался по разщелинамъ до этого угля, то прислали на мѣсто пожара пожарную команду, которая, разумѣется, была тутъ безсильна. Къ счастію, наступившая зима, а вмѣстѣ съ тѣмъ и выпавшій большой снѣгъ остановили распространеніе пожара.

Мѣстное заводское общество состояло изъ офицеровъ расположеннаго здѣсь баталіона и нѣсколькихъ человѣкъ поляковъ, сосланныхъ въ этотъ баталіонъ на службу солдатами, за политическія преступленія. Кромѣ нихъ, жили въ заводѣ, безъ всякихъ занятій, государственные преступники М. Б. Петрашевскій и Ф. Н. Львовъ. Поляки извѣстны въ заводѣ подъ названіемъ политическихъ, а Петрашевскій и Львовъ — секлетныхъ (секретныхъ) .

Съ поляками я видѣлся довольно часто, хотя и не нравилось мнѣ ихъ пристрастіе ко всему польскому, превосходящее всякую мѣру. «То Рафаель», говорили они про одного изъ своихъ товарищей Т…, проживавшаго въ Нерчинскомъ заводѣ и малевавшаго тамъ вывѣски; а другаго товарища, игравшаго весьма посредственно на фортепіано, не называли иначе какъ Листъ. По ихъ словамъ, Польша служила разсадникомъ европейскаго образованія. Не разъ силились они доказать мнѣ, что всѣ русскіе талантливые писатели были польскаго происхожденія. Паны не разставались и въ ссылкѣ со своимъ польскимъ гоноромъ. Ни одинъ простолюдинъ полякъ не смѣлъ разговаривать съ ними въ шапкѣ и не оказывать должнаго почтенія. Солдаты поляки носили венгерки и четырехъ-угольные шапки — конфедератки. Службою ихъ не занимали.

Біографія одного изъ этихъ поляковъ, Мигурскаго, весьма интересна. За политическія преступленія онъ былъ разжалованъ въ солдаты и назначенъ въ оренбургскій линейный баталіонъ. Въ Варшавѣ оставилъ онъ невѣсту, которая спустя нѣкоторое время, пріѣхала къ нему въ Оренбургъ, гдѣ они и обвѣнчались. Пока первый пылъ любви еще не угасъ, имъ жилось и въ Оренбургѣ, но не прошло и двухъ лѣтъ, какъ стали помышлять о побѣгѣ за границу. Въ одинъ лѣтній день жена Мигурскаго дала знать его начальству, что мужъ куда-то пропалъ и другіе сутки не является домой. Начались розыски, но нигдѣ не могли его найти, и только черезъ нѣсколько сутокъ нашли въ лѣсу, около рѣки, его платье, и въ карманѣ сюртука два письма: одно къ женѣ, а другое къ командиру баталіона. Въ письмахъ этихъ онъ сообщалъ, что постоянныя неудачи въ жизни, заставили его рѣшиться на самоубійство. Мигурскій, между прочимъ, просилъ начальство оказать содѣйствіе женѣ его къ скорѣйшему выѣзду на родину, если она того пожелаетъ. Когда въ смерти Мигурскаго никто уже не сомнѣвался, женѣ его разрѣшено было выѣхать, по болѣзни за границу, но съ тѣмъ условіемъ, чтобы до границы сопровождалъ ее жандармъ.

Между тѣмъ, Мигурскій скрывался въ подпольѣ своей квартиры, сдѣлавъ предварительно всѣ приготовленія къ побѣгу при содѣйствіи своей жены и горничной польки, привезенной изъ Варшавы. У Мигурскаго былъ ребенокъ, который умеръ скоро послѣ рожденія. Не желая оставлять его трупа въ русской землѣ, онъ вынулъ его изъ могилы, чтобы увезти съ собою. Тарантасъ, въ которомъ пріѣхала въ Оренбургъ жена Мигурскаго, имѣлъ два дна, такъ что Мигурскій свободно могъ помѣститься въ нижнемъ отдѣленіи, съ гробомъ ребенка.

Въ началѣ путешествія обстоятельства благопріятствовали побѣгу. Сидѣвшій на козлахъ жандармъ ничего не подозрѣвалъ. Путешественники благополучно достигли уже границы Царства Польскаго, какъ въ одинъ несчастный для нихъ день, нижнее дно тарантаса треснуло, и Мигурскій съ гробомъ младенца вылетѣлъ на дорогу. Мигурскій, пока его арестовали, успѣлъ нанести себѣ ножемъ нѣсколько ранъ. Но его вылѣчили и перевели солдатомъ же въ тотъ баталіонъ, который расположенъ былъ въ Шилкинскомъ заводѣ. Въ мое время Мигурскій былъ уже вдовъ. Этотъ эпизодъ изъ его жизни онъ разсказалъ мнѣ самъ.

Государственные преступники Петрашевскій и Львовъ считались только въ работахъ; но жили на свободѣ, нанимая маленькую квартиру, и нуждались въ средствахъ къ жизни. Мать Петрашевекаго, съ которою я былъ знакомъ, имѣла хорошія средства, но не только не помогала сыну, а даже и себѣ отказывала во всемъ, пока не умерла голодною смертію. Кромѣ того, при арестѣ сына, она такъ была напугана слѣдствіемъ и допросами, что боялась съ кѣмъ бы то ни было разговаривать о немъ. Въ 1859 году, въ бытность мою въ Петербургѣ, я послѣдній разъ видѣлся съ ней, и послѣ долгихъ просьбъ о помощи сыну, она всунула мнѣ въ руку двадцати-пяти рублевую бумажку съ просьбою не напоминать ей о Мишѣ.

Вообще дѣлу Петрашевекаго было придано такое важное значеніе, что даже въ Сибири всѣ избѣгали сношеній съ нимъ и его соучастниками. Впрочемъ, они и сами старались никого не компрометировать своимъ знакомствомъ и вели затворническую жизнь, пока не разрѣшенъ имъ былъ выѣздъ въ Иркутскъ.

М. В. Петрашевскій былъ человѣкъ съ энциклопедическимъ образованіемъ, пригоднымъ только для справокъ. Но если онъ и первенствовалъ въ своемъ кружкѣ, то отнюдь не своимъ нравственнымъ или умственнымъ превосходствомъ, а только характеромъ, придирчивымъ, тяжелымъ и въ высшей степени безпокойнымъ. По страсти своей вмѣшиваться въ чужія дѣла и въ особенности въ неотносящіяся до него распоряженія начальства, онъ пріобрѣлъ много недоброжелателей и былъ безпрестанно переводимъ на жительство изъ одного города въ другой, пока не кончилъ свою скитальческую жизнь гдѣ-то въ Енисейской губерніи, кажется въ Минусинскѣ, въ то время когда соучастники его были уже прощены.

Общество офицеровъ состояло изъ людей, не получившихъ почти никакого образованія. Не могу безъ улыбки вспомнить о покойномъ командирѣ баталіона полковникѣ Деминѣ, который, играя въ вистъ, сдавалъ карты по чинамъ: сперва себѣ, потомъ старшему изъ гостей и т. д., требуя и отъ другихъ играющихъ съ нимъ того же чинопочитанія. Не менѣе смѣшенъ былъ и помощникъ его маіоръ Бочаровъ, человѣкъ съ претензіями на образованіе, любившій блеснуть въ разговорѣ иностраннымъ словцомъ, путая ихъ одно вмѣсто другаго. Напр. вмѣсто «фамильярно» говорилъ «формулярно» и т. д.

Въ окрестностяхъ Шилкинскаго завода находится Екатерининскій рудникъ, изъ котораго и добывалась руда для заводскаго производства. Я осмотрѣлъ всѣ шахты этого рудника и убѣдился — на сколько тяжелѣе рудниковая работа промывки золота. Какое-то невыразимо-непріятное чувство овладѣло мною, когда обходилъ я эти подземные корридоры. Мракъ, сырость и запахъ гнилью невольно наводили на мысль о могилѣ. Съ сальною свѣчею въ рукѣ, по слѣдамъ проводника, спускался я по узенькимъ деревяннымъ лѣстницамъ, почти вертикально поставленнымъ съ одной площадки на другую. Въ шахтахъ на каждомъ шагу встрѣчались подставы, поддерживавшія массу земли, тяготѣвшую надъ пустыми шахтами. Въ стѣнахъ блестѣла свинцовая руда. Этотъ богатый рудникъ страшно запущенъ и остается теперь безъ всякой пользы, только окрестные жители добываютъ руду въ незначительномъ количествѣ, для муравленія глиняной посуды.

Въ 1853 году, когда пароходъ былъ почти оконченъ постройкой и спущенъ на воду, мы получили распоряженіе генералъ-губернатора заготовить къ маю 1854 г. баржи и плоты для предстоявшей экспедиціи съ такимъ разсчетомъ, чтобы на этихъ судахъ можно было поднять до 1000 челов. солдатъ и 100,000 пуд. груза. Не легко было выполнить это послѣднее порученіе, по недостатку инструментовъ и необходимыхъ матеріаловъ. Даже не было заготовлено лѣсу и его прямо съ корня употребляли въ дѣло. Но при всемъ томъ къ назначенному сроку всѣ постройки были окончены.

Генералъ-губернаторъ прибылъ въ Шилкинскій заводъ въ исходѣ апрѣля 1854 года и засталъ тамъ самую кипучую дѣятельность. Заводъ походилъ въ это время на муравейникъ: тысяча солдатъ занята была нагрузкою на баржи провіанта, мастеровые конопатили, смолили и спускали суда на воду; вся Шилка, далеко вверхъ отъ завода, была загромождена плотами, шедшими къ заводу съ разными экспедиціонными грузами. Всюду шумѣли, бѣгали и суетились. Такая лихорадочная дѣятельность продолжалась до 13^го мая, пока генералъ-губернаторъ не отдалъ по войскамъ приказъ объ отплытіи экспедиціи.

Вечеромъ 13^го мая горное вѣдомство устроило въ заводѣ, въ честь предстоящаго событія, великолѣпную иллюминацію. Окрестные горы освѣтились бенгальскими огнями, и на видныхъ мѣстахъ были выставлены изъ разноцвѣтныхъ огней вензеля виновника торжества — Н. Н. Муравьева.

ІХ. Выходъ экспедиціи.

14^го мая 1854 года, послѣ напутственнаго молебна, отслуженнаго передъ древнею иконою Божьей Матери, вывезенной изъ Албазина, экспедиція тронулась въ путь, подъ личнымъ начальствомъ Н. Н. Муравьева.

Составъ экспедиціи былъ слѣдующій: нижнихъ чиновъ линейныхъ баталіоновъ 710 человѣкъ при 4^хъ оберъ-офицерахъ; горнаго дивизіона офицеровъ 2, нижнихъ чиновъ 44; казаковъ: оберъ-офицеровъ 2, нижнихъ чиновъ 120 (съ 118 лошадями); мастеровыхъ горнаго вѣдомства 16. Артиллерія состояла изъ двухъ 10^ти фун. горныхъ единороговъ и двухъ 10^ти фун. мортиръ. Отрядъ былъ снабженъ продовольствіемъ на два мѣсяца; кромѣ того, при отрядѣ слѣдовало 20,600 пуд. муки, 2,500 пуд. крупы и 300 пуд. овса, независимо отъ грузовъ, назначенныхъ для нуждъ Камчатской флотиліи. Сплавныя средства состояли: изъ парохода Аргунь, лодокъ 5, вельботовъ 4, барказовъ 18, баржъ 13, плашкоутовъ 8, плотовъ 29. При генералъ-губернаторѣ состояли: флота капитанъ Казакевичъ, подполковникъ Корсаковъ, инженеры: Муравинскій, Рейнъ и Аносовъ, сотникъ Скобельцинъ, подпоручикъ Поповъ, лѣкарь Касаткинъ, чиновники: Бибиковъ, Свербѣевъ и Перемыкинъ, переводчикъ Сычевскій, магистръ естественныхъ наукъ Герсфельдъ и, для торговли, почетный гражданинъ Кузнецовъ. Кромѣ того, при экспедиціи слѣдовали на службу въ Камчатскую флотилію офицеры: Арбузовъ, Кораловъ, Купреяновъ и Новицкій; подполковникъ Афонасьевъ и капитанъ Шарубинъ.

Судами и паромами управляли солдаты, не привычные къ дѣлу, и потому на Шилкѣ не рѣдко суда притыкались къ мелямъ и ихъ приходилось выгружать и снова нагружать. Обстоятельство это не мало задерживало экспедицію, такъ что только къ утру 18^го мая отставшія суда прибыли къ сліянію рѣкъ Шилки и Аргуни, составляющихъ Амуръ.

Пароходъ «Аргунь» прибылъ въ Усть-Стрѣлочный караулъ подъ командою капитана 1^го ранга Арбузова, а съ этого времени и до окончанія Амурской экспедиціи находился въ моемъ командованіи.

18^го мая, въ 2½ часа пополудни экспедиція вступила въ воды Амура. Въ то время мы имѣли объ этой рѣкѣ самыя темныя и сбивчивыя понятія, составленныя на основаніи китайскихъ печатныхъ источниковъ, наполненныхъ вымыслами и потому плыли, какъ говорится, ощупью, не зная даже, въ какой степени рѣка судоходна. Къ счастію нашему, вода была такъ велика, что низменные острова, поросшіе тальникомъ, скрывались подъ нею. Не разъ случалось на пароходѣ, что промѣръ показывалъ глубину 7^ми футъ, а между тѣмъ пароходъ, сидѣвшій въ водѣ около 5^ти футъ, скользилъ по кустамъ, которые иногда ломали колеса. Не мало препятствовали пароходу плавучія деревья (карчи) и даже цѣлые острова, покрытые зеленью и отмытые отъ береговъ полною водою. Плавающій самосушный лѣсъ нерѣдко употребляли на топливо, въ которомъ въ продолженіе всего плаванія по Амуру встрѣчался большой недостатокъ, не смотря на обиліе тамъ лѣса. Дрова для парохода рубились обыкновенно солдатами на ночныхъ привалахъ изъ растущаго вблизи лѣса, разумѣется всегда сырыя, которыя только и могли горѣть перемѣшанныя съ сухими дровами. Впрочемъ, по мѣрѣ приближенія экспедиціи къ устью Амура, плоты освобождались изъ-подъ провизіи и служили пароходу хорошимъ топливомъ.

При такихъ невыгодныхъ условіяхъ, генералъ Муравьевъ предпочелъ плыть на особоустроенной для него лодкѣ съ рубкою (каютою). На такихъ же лодкахъ слѣдовалъ за нимъ его штабъ и хоръ военной музыки. Отрядъ обыкновенно уходилъ съ ночлега съ разсвѣтомъ, по пушечному выстрѣлу съ парохода, а пароходъ снимался съ якоря не ранѣе десятаго часа, когда расчищался туманъ, почти постоянно покрывавшій берега рѣки по утрамъ. Къ полдню пароходъ догонялъ отрядъ. Затѣмъ, по затруднительности держаться съ отрядомъ, разбросаннымъ по фарватеру рѣки, на пространствѣ двухъ-трехъ верстъ, пароходъ въ широкомъ мѣстѣ обгонялъ отрядъ и уходилъ впередъ, чтобы выбрать удобный берегъ для привала отряда на ночлегъ. При быстротѣ, съ которою слѣдовалъ пароходъ, трудно было дѣлать подробныя наблюденія надъ всѣмъ окружающимъ и потому собранныя мною здѣсь замѣтки и впечатлѣнія только отчасти могутъ удовлетворить читателя.

При соединеніи рѣкъ Шилки и Аргуни воды ихъ текутъ на далекое пространство не смѣшиваясь, и отличаются какъ по цвѣту воды, такъ и по грунту своихъ руслъ (по сибирски корытъ). Вода Шилки свѣтлѣе и прозрачнѣе воды Аргунской. До развалинъ древняго Албазина, на пространствѣ 250 верстъ, Амуръ имѣетъ теченіе ровное, довольно глубокъ и шириною около версты. Берега имѣютъ степной характеръ, пологіе и кое-гдѣ поросшіе тальникомъ. На всемъ этомъ пространствѣ не встрѣтили мы ни одного селенія и только около устья небольшихъ рѣчекъ, впадающихъ въ Амуръ, попадались берестенные шатры ороченъ (тунгусовъ), промышлявшихъ осетровъ и бѣлугу (по сибирски калугу). Близъ этихъ шатровъ были устроены вѣшалки, на которыхъ вялилась рыба, а возлѣ нихъ лежали опрокинутыя морочи (оморочи) — маленькія лодки, сшитыя изъ бересты и имѣющія форму алеутской байдары. Погода стояла холодная, деревья только что начали распускаться. Въ ущельяхъ горъ видѣнъ былъ снѣгъ.

20^го мая экспедиція подошла къ мѣсту древняго Албазина, гдѣ генералъ-губернаторъ сдѣлалъ на сутки привалъ, чтобы осмотрѣть развалины крѣпости. Я съѣхалъ съ парохода на берегъ и обошелъ весь валъ, облегавшій крѣпость съ трехъ сторонъ и сохранившійся до настоящаго времени. Валъ этотъ обнесенъ рвомъ и имѣетъ форму правильнаго четырехъ-угольника, каждая сторона котораго длиною до 60^ти саженъ. Внутри крѣпости и за нею видны ямы — слѣды бывшихъ здѣсь жилыхъ зданій, около которыхъ вырытъ колодецъ. Волнистая мѣстность вблизи вала служитъ явнымъ признакомъ бывшихъ здѣсь огородныхъ грядъ, а далѣе, на версту въ квадратѣ, очищенное мѣсто отъ камней, гдѣ по всей вѣроятности были пашни албазинцевъ. Вся эта мѣстность поросла высокою травою, сосной и лиственницей. Въ верстѣ отъ Албазина, у небольшой рѣчки была устроена албазинцами мельница, отъ которой жернова лежали на берегу до нашего прибытія.

Общество наше, послѣ завтрака на валу, разбрелось во всѣ стороны. Каждый старался отыскать себѣ что-нибудь на память. Рыли ямы и валъ кольями. Въ ямахъ находили черепки глиняной посуды и желѣзные наконечники отъ китайскихъ стрѣлъ, а въ валу ядра и пули. Эти остатки боевой славы албазинцевъ невольно наводили на мысль о ихъ прошломъ, и я ходилъ около вала, возобновляя въ памяти исторію Албазина, пока не поданъ былъ сигналъ къ отплытію экспедиціи.

Напротивъ Албазина Амуръ раздѣленъ островомъ на два протока; на этомъ островѣ были также слѣды земляной насыпи и временныхъ укрѣпленій, съ которыхъ китайцы громили Албазинъ, существовавшій около 38 лѣтъ. Въ настоящее время около развалинъ Албазина расположена богатая Албазинская станица.

Въ 600 верстахъ отъ Усть-Стрѣлки, внизъ по теченію Амура, около рѣки Хуморъ, былъ основанъ въ 1652 г. другой русскій острогъ — Комарскій, выжженный китайцами въ 1658 году. На всемъ этомъ пространствѣ характеръ береговъ почти тотъ же, что и до Албазина. Изрѣдка попадаются острова, покрытые кустарникомъ и юрты — сперва тѣхъ же ороченъ, а потомъ тунгусовъ-манегрей, приверженцевъ шаманства. За Албазиномъ мы встрѣтили иную растительность: вмѣсто лиственницы показались дубнякъ, черная береза и орѣшникъ. Экспедиція успѣвала сдѣлать въ сутки отъ 100 до 150 верстъ, смотря по силѣ теченія. 22 мая мы провели на берегу по причинѣ заготовленія дровъ для парохода и перегрузки судовъ.

Противъ устья р. Хуморъ, съ обѣихъ сторонъ, подошли къ Амуру высокія горы, извѣстныя подъ названіемъ Хинганскихъ. Утесистые хребты этихъ горъ, представляя собою природную набережную, сдавили рѣку и не дозволяютъ ей разливаться въ ширину. Въ этихъ каменныхъ стѣнахъ, поросшихъ густымъ лѣсомъ, Амуръ несетъ свои воды, на пространствѣ 200 верстъ, съ неимовѣрною быстротою. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ хребты такъ высоки, что не пропускаютъ на рѣку солнечныхъ лучей. Глядя на дикую и величественную картину Хинганскихъ горъ, невольно вспомнишь справедливыя слова Гете, «что природа великій художникъ»!

Пароходъ быстро несся между горъ, подхваченный теченіемъ. На основаніи китайскихъ описаній р. Амура мы на этомъ пути разсчитывали встрѣтить пороги, но не только не видѣли ихъ, но и не нашли даже и сомнительной глубины.

По выходѣ изъ Хингана, на лѣвомъ берегу вдался въ рѣку высокій мысъ, на которомъ стояли два небольшихъ домика, крытыхъ камышомъ, въ китайскомъ вкусѣ, съ двумя высокими мачтами. Обитатели этихъ домиковъ скрылись при приближеніи русскихъ. Впослѣдствіи оказалось, что это китайскій постъ. Рѣка Амуръ въ началѣ течетъ на востокъ около 400 верстъ, а потомъ круто поворачиваетъ на юго-востокъ и образуетъ въ югу полукругъ, въ срединѣ котораго, за Хинганомъ, впадаетъ въ него большая рѣка Сунгари.

Въ 200 верстахъ отъ Хингана встрѣтили мы первыя китайскія селенія, со всѣми хозяйственными угодьями. Наружныя и внутреннія стѣны домовъ обмазаны глиною, смѣшанною съ рубленною соломою, стекла замѣнены бумагою, пропитанною жиромъ. Жители этихъ селеній, манчжуры, занимаются хлѣбопашествомъ и рыбнымъ промысломъ. Здѣсь достали мы нѣсколько свиней и куръ и десятка три яицъ, заплативъ за все это, для перваго знакомства, очень дорого. Недалеко отъ этого селенія впадаетъ въ Амуръ одинъ изъ богатѣйшихъ его притоковъ — рѣка Зея, на берегахъ которой въ настоящее время поселены наши крестьяне. Противъ устья этой рѣки Амуръ покрытъ песчаными отмелями, которыя препятствуютъ плаванію пароходовъ въ малую воду. Отъ устья Зеи глубина и ширина Амура значительно увеличились. Генералъ-губернаторъ остановился около устья Зеи на ночлегъ, пославъ впередъ на шлюпкѣ своего чиновника въ городъ Айгунъ, чтобы предупредить тамошняго коменданта о прибытіи русскаго отряда, а на другой день подошла къ городу и вся экспедиція.

Городъ Айгунъ, или по китайски Сахалинъ-Ула-Хотонь, имѣетъ до четырехъ верстъ протяженія по правому берегу Амура. Комендантъ живетъ въ крѣпости, огороженной въ два ряда высокимъ частоколомъ. Внутри крѣпости находятся всѣ присутственныя мѣста. Обывательскіе дома разбросаны вокругъ крѣпости. По китайскимъ статистическимъ свѣдѣніямъ въ Айгунѣ 468 домовъ и 13 лавокъ; число жителей, считая въ томъ числѣ и солдатъ — 2350 человѣкъ. Китайскіе домики, или вѣрнѣе мазанки, не затѣйливой постройки. Четыре столба, вертикально поставленные, связываются брусьями, къ которымъ придѣлываются стропила для крыши. Затѣмъ къ стропиламъ придѣлывается рѣшетникъ, покрываемый соломой или камышомъ, который обмазываютъ глиной. Когда такимъ образомъ устроена крыша, стѣны между столбами забираютъ въ одинъ рядъ кирпичомъ и также обмазываютъ глиной съ обѣихъ сторонъ. Дома болѣе зажиточныхъ китайцевъ покрываются черепицей, а стѣны оклеиваются бѣлыми шпалерами съ серебряными цвѣтами и арабесками. Внутри домовъ, около стѣнъ, устраиваются нары, подъ которыми проходятъ печныя трубы. Печи топятся по большей части камышомъ. Въ простыхъ мазанкахъ дѣлаются такія же нары, битыя изъ глины. Теплыя нары устилаются цыновками изъ камыша, которыя замѣняютъ постель. Изголовья сдѣланы въ видѣ вальковъ. Полы убиты глиной и застланы около наръ цыновками. Около мазанокъ устроены маленькіе сады. Дома имѣютъ загороди изъ плетня или частокола. Небольшой огородъ составляетъ принадлежность каждаго дома.

Городъ Айгунъ основанъ манчжурами въ 1687 году, съ тою цѣлью, чтобы имѣть на Амурѣ опорную точку при нападеніи на албазинцевъ. Противъ города лежитъ низменный островъ, на которомъ видны слѣды укрѣпленій. Главное русло рѣки шириною около двухъ верстъ лежитъ между островомъ и городомъ. Въ одной верстѣ выше города устроена пристань, у которой стояло 35 военныхъ лодокъ. Въ полуверстѣ отъ крѣпости видна была земляная баттарея, о нѣсколькихъ пушкахъ, покрытыхъ берестою, окрашенною красною краскою, какъ и лафеты съ огромными колесами. Солдаты наши осматривавшіе эту батарею, увѣряли меня, что всѣ стоявшія на ней пушки — деревянныя. У каждой пушки стоялъ часовой съ палкой.

Пароходъ Аргунь и четыре лодки съ генералъ-губернаторомъ и его штабомъ остановились около города, а всѣ остальныя суда отряда пристали къ другому берегу. Все мужское народонаселеніе Айгуна, оборванное, безъ шапокъ и сапоговъ, высыпало на берегъ. Среди этой грязной толпы стояли солдаты, въ длиннополыхъ халатахъ, вооруженные стрѣлами, саблями и палками съ заостренными концами. Три блюстителя порядка, верхомъ на лошадяхъ, съ палками и нагайками въ рукахъ, не дозволяли любопытнымъ манчжурамъ приближаться къ рѣкѣ, и ослушниковъ безъ церемоніи хлестали палками и нагайкой по лицу. При каждомъ такомъ ударѣ въ толпѣ раздавался хохотъ и радостные крики.

Генералъ-губернаторъ разрѣшилъ нѣкоторымъ лицамъ экспедиціи осмотрѣть городъ. На пристани гостей встрѣтилъ амбань (губернаторъ) съ тремя чиновниками, пригласившій всѣхъ въ раскинутую впереди толпы палатку, противъ которой стояло двѣ скамейки, покрытыхъ коврами. Амбань не допустилъ русскихъ къ осмотру города, по неимѣнію на то разрѣшенія отъ своего правительства. Такимъ образомъ, на этотъ разъ русскіе ограничились только прогулкою по берегу.

Спустя двѣнадцать лѣтъ мнѣ представился случай побывать въ Айгунѣ, и потому считаю умѣстнымъ сказать здѣсь о немъ еще нѣсколько словъ. Тогдашній генералъ-губернаторъ Восточной Сибири, М. С. Корсаковъ, обозрѣвая въ 1866 году Приамурскій край, но прибытіи своемъ въ Благовѣщенскъ, пожелалъ сдѣлать визитъ айгунскому амбаню. При такомъ случаѣ онъ не могъ обойтись безъ большой свиты, и потому взялъ съ собою амурскаго губернатора, меня, какъ завѣдывавшаго тогда его путевою канцеляріею, и еще восемь адъютантовъ и чиновниковъ.

Объ этомъ визитѣ было заблаговременно дано знать въ Айгунъ, а для переѣзда генералъ-губернатора съ пристани въ домъ амбаня, была послана изъ Благовѣщенска коляска.

Два чиновника амбаня встрѣтили насъ у пристани и предложили къ нашимъ услугамъ десять безобразныхъ двухколесныхъ кабріолетокъ, безъ рессоръ, запряженныхъ въ одну лошадь. Кучеры, въ своихъ длиннополыхъ халатахъ и съ болтавшимися сзади длинными, черными косами, сидѣли верхомъ съ нагайками въ рукахъ. Кабріолетки имѣли видъ четырехугольныхъ ящиковъ, придѣланныхъ къ толстымъ оглоблямъ и открытыхъ спереди и сзади. Я влѣзъ въ одинъ изъ такихъ ящиковъ и усѣлся на цыновкѣ, по азіатскому обычаю — подъ себя ноги. Но безъ привычки стоило большихъ трудовъ и усилій усидѣть въ немъ. Наконецъ, послѣ разныхъ приспособленій, я улегся на цыновкѣ, головою къ лошади и въ такомъ положеніи доѣхалъ до губернаторскаго дома.

Улицы города обстроены такими же мазанками, какія описаны выше. Толпа оборванныхъ и грязныхъ мальчишекъ бѣжала за нашимъ поѣздомъ. Все мужское населеніе вышло за ворота и только однѣ женщины, по народному обычаю, были скрыты отъ любопытныхъ глазъ. Домъ губернатора былъ огражденъ нѣсколькими заборами, или скорѣе частоколами, между которыми пасся его домашній скотъ. Губернаторъ встрѣтилъ генералъ-губернатора въ сѣняхъ, устланныхъ цыновками и попросилъ всѣхъ насъ въ большую гостинную. Вокругъ этой комнаты устроены были широкія нары на которыхъ лежали новыя цыновки и ковры. По серединѣ гостинной стоялъ большой столъ, за который насъ и усадили. Стѣны гостинной были сдѣланы изъ тонкихъ досокъ, оклеенныхъ шпалерами, съ изображеніемъ какихъ-то чудовищныхъ драконовъ. Для освѣженія воздуха часть одной стѣны была поднята кверху и закрыта соломенною занавѣскою. Послѣ обычныхъ привѣтствій и разспросовъ о здоровьѣ гостей, явилась масса прислуги съ деревянными лакированными подносами, на которыхъ стояли маленькія форфоровыя чашки съ чаемъ и дессертъ, состоящій изъ обсахаренныхъ фруктовъ. Амбань держалъ себя съ достоинствомъ и по всѣмъ правиламъ китайской церемоніи. Мы пробыли у него съ полчаса и тѣмъ же путемъ и порядкомъ возвратились на пароходъ.

Но во время Амурской экспедиціи свиданіе амбаня съ генераломъ Муравьевымъ было не такъ дружественно.

Айгунскія власти пожелали представиться генералъ-губернатору, и онъ принималъ ихъ на пароходѣ, окруженный большою свитою. Комендантъ города объявилъ генералу Муравьеву, что онъ не получалъ отъ своего правительства извѣстія о намѣреніи русскихъ плыть по Амуру, а потому и не находилъ возможнымъ пропустить мимо города нашу флотилію. Генералъ-губернаторъ объяснилъ ему, что назадъ, противъ теченія, съ плотами и тяжелыми лодками онъ плыть не можетъ, а потому во всякомъ случаѣ пойдетъ впередъ. Послѣ долгихъ разговоровъ комендантъ согласился наконецъ пропустить насъ, и только просилъ, чтобы отрядъ какъ можно скорѣе уходилъ отъ крѣпости. Два года спустя, разсказывали, что китайское правительство казнило этого коменданта за пропускъ экспедиціи.

Отъ устья р. Сунгари Амуръ направляется къ сѣверо-востоку и потомъ снова на востокъ и дѣлается все шире и шире, дробясь на множество притоковъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ измѣняются къ лучшему и климатическія условія. Флора видимо роскошнѣе и разнообразнѣе здѣсь, чѣмъ за Хинганомъ. Мы, между прочимъ, видѣли на берегу дикій виноградъ, засѣянныя рисомъ поля и кукурузу. Но далѣе устья р. Усури, по мѣрѣ приближенія рѣки къ морю — климатъ постепенно дѣлается суровѣе, такъ что за Маріинскомъ только и родятся однѣ огородныя овощи. Ниже Хингана, по обѣимъ берегамъ рѣки, тянется сплошной лѣсъ; въ особенности его много отъ устья Усури до устья Амура. За Айгуномъ, на протяженіи 30 верстъ, разбросаны манчжурскія селенія, состоящія изъ нѣсколькихъ домовъ, и только одно изъ нихъ въ 5 верстахъ отъ города раскинуто на большомъ пространствѣ вверхъ лѣваго берега. Во всѣхъ этихъ селеніяхъ разведены высокіе тополи.

5^го іюня отрядъ подошелъ къ устью р. Усури, которая въ настоящее время служитъ границею между китайскими владѣніями и нашимъ Заусурійскимъ краемъ.

Въ 1350 верстахъ отъ Усть-Стрѣлочкина караула стали встрѣчаться селенія гольдовъ-тунгусовъ. При ночныхъ остановкахъ парохода у берега мнѣ удалось ознакомиться съ жизнію гольдовъ. Всѣ они преимущественно питаются одною рыбою, въ которой нѣтъ недостатка на Амурѣ. Огородовъ не держатъ, и иногда пріобрѣтаютъ отъ манчжуровъ просо и рисъ на соболя, которыхъ промышляютъ въ большемъ количествѣ.

Сперва дикари боялись насъ, но когда удалось мнѣ одного изъ нихъ заманить на пароходъ и подарить ему нѣсколько металлическихъ бездѣлушекъ, то онъ привелъ на пароходъ все мужское населеніе. Все видѣнное ими на пароходѣ поражало ихъ, а двѣ пущенныя ракеты привели ихъ въ неописанный восторгъ. Они предлагали намъ соболей въ обмѣнъ на бумажную матерію или другія мелочи, но по неимѣнію у насъ ничего продажнаго, мы не воспользовались ихъ предложеніемъ. Я всѣмъ имъ роздалъ по немногу листоваго табаку и они сочли своею обязанностію отдарить меня сухою рыбою и рыбьимъ клеемъ.

Послѣ такого сближенія, они дозволили мнѣ осмотрѣть ихъ жилища. Меня ввели въ большую мазанку, въ которой повидимому жило нѣсколько семействъ. На двухъ очагахъ ярко горѣлъ огонь. На нарахъ сидѣли и лежали женщины и дѣти, совершенно голыя и прикрытыя коврами, плетенными изъ камыша. Не разъ видѣли мы и днемъ дѣвушекъ и мальчиковъ, выбѣгавшихъ на берегъ голыми.

Гольды, какъ мужчины такъ и женщины, одѣваются въ халаты китайскаго покроя. Сапоги изъ звѣриныхъ или рыбьихъ шкуръ, украшенныя краснымъ сукномъ. Цвѣтъ волосъ почти у всѣхъ черный. Мужчины брѣютъ голову, оставляя только на макушкѣ косу. Бороды имѣютъ рѣдкія, а у большей части изъ нихъ нѣтъ вовсе бородъ. Женщины заплетаютъ волосы въ двѣ косы. Въ ушахъ онѣ носятъ большія серьги или вѣрнѣе кольца, сдѣланныя изъ серебра и мѣди. Серьги носятъ и многіе мужчины. Кромѣ того, женщины безобразятъ себя продѣтою въ носъ подвязкою, имѣющею видъ французской буквы S, а иногда и кольца, сдѣланныхъ изъ тонкой серебряной проволоки. Вообще же гольды и гольдки не такъ уродливы, какъ инородцы монгольскаго племени, но зато крайне неопрятны. Гольды послѣдователи шаманства.

Около мазанокъ множество привязанныхъ собакъ, а въ мазанкахъ встрѣчались кошки, особой китайской породы съ большою рыжею и мохнатою шерстью. Внутри мазанокъ развѣшены сѣти, луки и стрѣлы. Около жилья въ разныхъ мѣстахъ устроены срубы изъ бревенъ, въ которыхъ содержатся живые медвѣди, волки и лисицы, а въ клѣткахъ сидятъ орлы и дикія утки и гуси. Но особенно гольды пристрастны къ орламъ, имѣющимъ, какъ видно, большую связь съ ихъ религіозными вѣрованіями. По этой причинѣ гольдовъ называютъ манчжуры — орликами.

9^го іюня на Амурѣ свирѣпствовала сильная буря. Грузовыя наши суда, выйдя на широкій плёсъ, не могли справиться съ вѣтромъ и волненіемъ и были прибиты къ низменному острову. Подмоченный провіантъ былъ выгруженъ на берегъ и отрядъ простоялъ около этого острова почти двое сутокъ, просушивая все подмоченное и исправляя небольшія поврежденія въ грузовыхъ судахъ.

10^го іюня пароходъ былъ посланъ впередъ, съ письмомъ къ начальнику экспедиціи, занимавшей устье Амура. Но пройдя 20 верстъ, пароходъ встрѣтилъ байдарку, на которой сидѣлъ русскій офицеръ²², посланный отъ экспедиціи съ письмами къ генералъ-губернатору. Я отправилъ этого офицера на своей шлюпкѣ къ отряду, а самъ остался ожидать новыхъ распоряженій начальства. На утро пароходъ былъ снова посланъ къ устью Амура.

На этомъ пути стали встрѣчаться селенія мангуновъ, принадлежащихъ также тунгусскому племени. Мангуны безпрестанно попадались и на водѣ въ своихъ берестенныхъ лодкахъ. При видѣ парохода они падали ницъ, предоставляя свою лодку на произволъ теченія. На берегу стоило большихъ трудовъ сблизиться съ ними. Мангуны во многомъ схожи съ своими сосѣдями гольдами. Вся разница заключается въ томъ, что мужчины не брѣютъ головъ, а женщины не носятъ въ носу украшеній. Частыя сношенія ихъ съ манчжурами видимо повліяли на ихъ бытъ: какъ въ одеждѣ и обуви, танъ и въ домашней обстановкѣ проявляется манчжурскій вкусъ, и только бѣднѣйшіе изъ нихъ сохранили національный костюмъ изъ рыбьихъ шкуръ. Обувь дѣлаютъ изъ шкуръ нерпы (тюленей), которые водятся въ низовьяхъ Амура въ большемъ количествѣ. Шляпы дѣлаютъ изъ бересты съ большими полями. Мангуны незнакомы съ употребленіемъ хлѣба и, увидавъ, что мы его ѣдимъ, не мало удивлялись, не рѣшаясь его попробовать. Все продовольствіе ихъ заключается въ одной рыбѣ, которою весьма богатъ Амуръ, въ особенности около своего устья. Рыба ловится преимущественно красная. Ловъ ея производится небольшими сѣтями, которыя дѣлаются изъ крапивы.

Пароходъ называли мангуны турму, т. е. огненное судно. Въ одной деревнѣ мнѣ удалось уговорить молодаго мангуна плыть со мною до русскаго поста, въ качествѣ лоцмана, хотя мы въ немъ нисколько не нуждались: за устьемъ Усури Амуръ глубокъ; къ тому же, къ концу плаванія, мы безъ промѣра, по характеру береговъ, могли уже опредѣлять фарватеръ рѣки. Мангунъ этотъ былъ приманкою для другихъ земляковъ, которые все чаще и чаще стали посѣщать пароходъ. Въ одну изъ нашихъ ночныхъ остановокъ около гиляцкаго селенія, я приказалъ пустить нѣсколько ракетъ и сжечь полдюжины фальшфировокъ. Это невиданное гиляками явленіе доставило имъ большое удовольствіе.

12^го іюня пароходъ прибылъ въ Маріинскій постъ, расположенный около озера Кызи, составляющаго разливъ Амура на 50^тъ верстъ къ сторонѣ залива Де-Кастри. Постъ этотъ состоялъ изъ пяти нижнихъ чиновъ, при одномъ офицерѣ, помѣщавшихся въ двухъ избахъ, поставленныхъ на самомъ берегу Амура.

15^го іюня прибыли въ постъ всѣ суда экспедиціи и расположились въ спокойномъ заливѣ (курьѣ). Здѣсь за обѣдомъ у генерала Муравьева былъ провозглашенъ тостъ за благополучное прибытіе экспедиціи къ русскому посту. Въ теченіе нѣсколькихъ дней пароходъ перевозилъ по озеру 350 человѣкъ нижнихъ чиновъ съ ихъ багажомъ, предназначенныхъ къ отправленію изъ залива Де-Кастри въ Камчатку и 100 чел. для сдѣланія просѣки отъ озера къ заливу на пространствѣ 25^ти верстъ. Плаваніе по озеру было самое непріятное. При входѣ въ него съ Амура фарватеръ загроможденъ мелями, и его не позаботилась Усть-Амурская экспедиція изслѣдовать. Пароходъ, сойдя съ одной мели, садился на другую. Хорошо еще, что песчаныя мели при самомъ маломъ ходѣ парохода не могли гибельно дѣйствовать на него. По берегу озера расположены въ разныхъ мѣстахъ селенія мангуновъ-звѣролововъ: они преимущественно промышляютъ медвѣдей, бѣлокъ и соболей, которые на Амурѣ не отличаются тѣми хорошими качествами, какія имѣютъ якутскіе соболи.

По окончаніи этой перевозки, экспедиція отправилась далѣе въ Николаевскъ, отстоящій отъ Маріинскаго поста въ 320^ти верстахъ. Въ Маріинскомъ посту была оставлена только сотня козаковъ при двухъ горныхъ орудіяхъ. Генералъ-губернаторъ, со всѣмъ штабомъ и чинами Усть-Амурской экспедиціи, слѣдовалъ на этотъ разъ на пароходѣ, который поступилъ въ распоряженіе начальника этой экспедиціи. Два его помощника распоряжались проводкою парохода и, какъ оказалось, взялись не за свое дѣло. Живя нѣсколько лѣтъ на устьѣ Амура, они вовсе не были знакомы не только съ фарватеромъ рѣки между нашими постами, но даже и возлѣ самаго Николаевскаго поста. Пароходъ прошелъ къ Амуру болѣе 2500 верстъ и ни разу не коснулся мели, не имѣя никакихъ проводниковъ, а здѣсь, при помощи этихъ господъ, онъ такъ плотно усѣлся на мели вблизи самаго Николаевскаго поста, что потребовалось большихъ усилій для снятія его, и генералъ-губернаторъ, дорожа временемъ, продолжалъ путь до Николаевскаго поста на шлюпкѣ. При всемъ нашемъ уваженіи къ трудамъ Усть-Амурской экспедиціи мы не можемъ не упрекнуть капитана Невельскаго въ такой безпечности. Послѣ подобнаго урока, я устранилъ всякое постороннее вмѣшательство въ мои распоряженія и привелъ благополучно пароходъ въ постъ, при помощи промѣра.

Въ посту было четыре дома, не вдалекѣ отъ которыхъ стояли двѣ небольшихъ пушки, на страхъ гилякамъ; возлѣ этихъ пушекъ, на высокой мачтѣ, развѣвался русскій военный флагъ.

Мы прожили въ посту около двухъ мѣсяцевъ. Во все это время стояла ненастная погода: ни разу не видали мы солнца. Почти каждый день шелъ мелкій дождь, извѣстный у прибрежныхъ жителей Охотскаго моря подъ названіемъ буса. Этотъ бусъ, по большей части сопровождается туманами. Вообще могу сказать, что отвратительнѣе Николаевскаго поста, какъ по климату, такъ и по окружающей его природѣ, я не встрѣчалъ мѣстности во всей Восточной Сибири.

Между Маріинскимъ и Николаевскимъ постами по обоимъ берегамъ Амура разбросаны селенія гиляковъ, состоящія изъ 3–5 мазанокъ. Амуръ здѣсь широкъ и глубокъ и на широкихъ и открытыхъ плесахъ разводитъ довольно сильное волненіе.

Около гиляцкаго селенія Тыръ, на огромномъ выдавшемся въ рѣку утесѣ, мы видѣли каменные памятники съ надписями на тибетскомъ и монгольскомъ языкахъ. Эти памятники, какъ впослѣдствіи оказались, относятся ко времени Юаньской династіи. Около этого мѣста впадаетъ въ Амуръ р. Амгунь, заселенная по берегамъ тунгускими племенами.

Въ началѣ августа, я получилъ предписаніе генералъ-губернатора отправиться въ Аянъ, на суднѣ Россійской Американской компаніи «Князь Меншиковъ». Судно это стояло на якорѣ въ Охотскомъ морѣ у Петровскаго зимовья, расположеннаго въ 140 верстахъ отъ Николаевска, на песчаномъ мысу — это бывшая резиденція начальника экспедиціи и мѣсто склада всѣхъ экспедиціонныхъ грузовъ. Мнѣ не легко было добраться до зимовья. Вся мѣстность между Николаевскимъ постомъ и Петровскимъ зимовьемъ покрыта сплошными болотами, гдѣ только и возможно проѣхать верхомъ на оленяхъ. Но я былъ съ женою, а подобное путешествіе представляло и для меня не малыя затрудненія, но для жены оказалось положительно невозможнымъ. Спинной хребетъ у оленя до того слабъ и чувствителенъ, что на спину его нельзя сѣсть и маленькому ребенку. Поэтому сѣделка, или вѣрнѣе маленькая подушка, употребляемая при верховой ѣздѣ на оленяхъ, привязывается ему не на спину, какъ у лошади, а около шеи, надъ передними лопатками, гдѣ разумѣется сидѣть очень трудно безъ большаго навыка. Кромѣ того, у оленя на шеѣ такой большой запасъ отвислой шкуры, что во время ѣзды, она вмѣстѣ съ сѣдломъ и сѣдокомъ ходитъ изъ стороны въ сторону, при каждомъ шагѣ оленя. При такой постоянной боковой качкѣ, рискуешь каждую минуту упасть на землю, не смотря на имѣющуюся въ рукахъ палку для удержанія равновѣсія. Кромѣ того, на сѣдлѣ нѣтъ стремянъ и сѣдокъ долженъ держать свои ноги постоянно согнутыми въ колѣняхъ, чтобы не задѣвать ими за кочки, пни и валежникъ. Для устраненія качки, придумали было усадить жену на оленя между двумя дощечками, вертикально прикрѣпленными къ шеѣ оленя, но онъ, почувствовавъ какое-то новое приспособленіе, сталъ упрямиться и бить жену рогами, откидывая ихъ назадъ.

Обстоятельство это заставило насъ слѣдовать въ Петровское зимовье Амурскимъ лиманомъ. Между тѣмъ перевозочныхъ средствъ не было въ посту кромѣ шаландъ, на которыхъ былъ доставленъ грузъ по Амуру. Но шаланды эти заливало и на Амурѣ, а потому пускаться на нихъ въ путь по бурному и открытому отъ всѣхъ вѣтровъ лиману было неблагоразумно, особенно въ августѣ мѣсяцѣ, когда тамъ начинаютъ свирѣпствовать сильные осенніе вѣтра. Однако, жизнь въ посту до того была гадка, что мы рѣшились лучше перенести всѣ трудности и опасности предстоящаго путешествія,чѣмъ остаться тамъ на зиму. Выбравъ одну изъ болѣе надежныхъ шаландъ, стали снаряжать ее въ плаваніе. Начальникъ экспедиціи, пользуясь этимъ случаемъ, постарался нагрузить мою шаланду по самые борта провіантомъ, въ которомъ нуждалось зимовье. Большое углубленіе шаланды не дозволяло ей идти около берега лимана, окруженнаго мелями (лайдами) и потому пришлось плыть по фарватеру. На вторые сутки нашего плаванія, застигъ насъ въ лиманѣ, на совершенно открытомъ мѣстѣ, сильный вѣтеръ. Шаланду стало заплескивать волненіемъ, и потому мы принуждены были искать себѣ убѣжища у ближайшаго берега. Спустившись по вѣтру, по указанію бывшаго съ нами гиляка, мы добрались благополучно до первой отмели. На ней оказался такой мягкой грунтъ, что шаланда скользила по немъ, при незначительномъ усиліи команды, тащившей ее по мели. Послѣ четырехъ часовой работы перетаскиванія шаланды черезъ нѣсколько мелей, добрались наконецъ до берега, гдѣ расположено было большое гиляцкое селеніе.

Пока выгружали съ шаланды на берегъ, для просушки, подмоченный сверху провіантъ, я отправился съ женою въ одну гиляцкую избу. При входѣ въ нее, по обѣ стороны были привязаны собаки, на которыхъ гиляки ѣздятъ зимой, а лѣтомъ употребляютъ ихъ для бичевника при подъемѣ вверхъ по Амуру на легкихъ лодкахъ. Среди юрты стоялъ очагъ, т. е. срубъ, набитый землею, а надъ нимъ, на желѣзной проволокѣ висѣлъ большой чугунный котелъ, съ какимъ-то грязнымъ варевомъ изъ рыбы. На очагѣ стояла большая деревянная чашка съ морошкой и брусникой, облитой тюленьимъ жиромъ, — это самое лакомое блюдо гиляковъ. На нарахъ старуха искала въ косматой головѣ гиляка насѣкомыхъ и все найденное клала себѣ въ ротъ и разгрызала передними зубами. Другая гилячка мѣшала варево деревянной лопаткой. Сожитель ея курилъ у очага трубку. Гиляки никогда не моются и всѣ они грязны и пропитаны на сквозь запахомъ рыбы; костюмъ женщинъ не отличается ничѣмъ отъ костюма мужчинъ. При нашемъ входѣ они подняли головы и затѣмъ продолжали свои занятія.

Нестерпимый запахъ рыбьяго жира недозволилъ намъ пробыть въ юртѣ и пяти минутъ. Передъ уходомъ изъ юрты, я закурилъ папиросу у очага и хотѣлъ выдти съ ней, но хозяина преградилъ мнѣ путь и заставилъ бросить папиросу въ очагъ. Оказалось, что по ихъ религіознымъ вѣрованіямъ, нельзя выносить изъ юрты огня, а можно только вносить его въ юрту. По ихъ убѣжденіямъ, неисполняющаго этого обычая будутъ преслѣдовать несчастія и неудача въ промыслѣ.

Недалеко отъ юрты былъ сдѣланъ четырехъ-угольный бревенчатый срубъ около 4^хъ саженъ въ квадратѣ съ плоскою крышею, въ сажень вышиною. Въ этомъ срубѣ содержался большой медвѣдь, котораго гиляки поили и кормили въ маленькое окошечко. Почти всѣ зажиточные гиляки держатъ у себя живыхъ медвѣдей. Они ихъ откармливаютъ рыбою и затѣмъ съѣдаютъ въ одинъ изъ своихъ праздниковъ. Медвѣдей они добываютъ зимой въ берлогахъ. Найдя берлогу, дѣлаютъ въ ней отверстіе, чрезъ которое накидываютъ на медвѣдя путы изъ ремней. Поднявъ затѣмъ медвѣдя изъ берлоги, ведутъ его домой съ большимъ торжествомъ и крикомъ. Такая охота стоитъ имъ иногда большихъ жертвъ. Въ какіе-то извѣстные для гиляковъ дни, они выводятъ медвѣдей изъ сруба и привязываютъ ремнями къ столбамъ. Иногда добываютъ медвѣжатъ и тщательно воспитываютъ ихъ.

Кромѣ медвѣдей гиляки держатъ еще живыхъ орловъ въ деревянныхъ будкахъ, поставленныхъ на четырехъ высокихъ столбахъ. Ихъ кормятъ, какъ и медвѣдей, одною рыбою. Гиляки чтутъ орловъ и медвѣдей какъ святыню, хотя и не прочь полакомиться медвѣжьимъ мясомъ. Волковъ, напротивъ, боятся, почитая ихъ за злаго духа и не убиваютъ ихъ.

Весь небогатый скарбъ гиляковъ хранится въ амбарахъ, выстроенныхъ также на столбахъ, какъ и орлиныя будки. Этимъ способомъ они предохраняютъ свое имущество отъ крысъ и мышей, которыми такъ богато прибрежье Охотскаго моря и Камчатки,что во время существованія Охотскаго и Петропавловскаго портовъ былъ изданъ особый законъ, на основаніи котораго ежегодно выписывалась въ расходъ значительная доля провіанта на мышеѣдіе. На столбы амбаровъ гиляки надѣваютъ берестовые круги, чтобы лишить мышей возможности пробираться въ амбаръ по столбамъ. Для сообщенія съ амбаромъ приставляется на время небольшая лѣстница.

На пятыя сутки мы добрались кое-какъ до Петровскаго зимовья, гдѣ вытащенъ былъ на берегъ русскій военный транспортъ. Судно это было оставлено здѣсь на зимовку, и чтобы предохранить его отъ льда, нашли необходимымъ вытащить на берегъ. Но при этомъ до того поусердовали, что весною никакими ухищреніями не могли спустить его на воду, и транспорту пришлось окончить свое существованіе на берегу.

Въ зимовьѣ было до 10^ти домовъ. Намъ пришлось пробыть здѣсь только одну ночь, но и ее провели мы въ войнѣ съ крысами, которыя такъ здѣсь безцеремонны, что прыгали по постели и подушкамъ.

Не далеко отъ зимовья была расположена гиляцкая деревня. Вечеромъ, наканунѣ нашего отъѣзда, намъ удалось видѣть въ этой деревнѣ гиляцкаго шамана совершавшаго религіозный обрядъ. На немъ была надѣта длинная кожаная рубаха съ разными металлическими побрякушками. Въ лѣвой рукѣ онъ держалъ бубенъ эллиптической формы, а въ правой — небольшую лопаточку, обшитую собачьей кожей. Передъ разведеннымъ костромъ онъ началъ сперва медленно покачиваться съ боку на бокъ, что-то шепталъ и поколачивалъ лопаточкой въ бубенъ. Потомъ движенія его постепенно стали учащаться и вмѣстѣ съ тѣмъ прежній шопотъ превратился въ какой-то дикій неистовый крикъ. Наконецъ онъ вошелъ въ такой экстазъ, что прыгалъ черезъ костеръ съ быстротою тигра, бросался съ одной стороны на другую, ломался, кружился, пока не упалъ на землю съ пѣною у рта и съ болѣзненными стонами. Окружающая его толпа гиляковъ стояла около костра съ особеннымъ благоговѣніемъ, видя во всемъ этомъ что-то сверхъ-естественное.

Гиляки сравнительно съ своими сосѣдями тунгусами находятся въ болѣе дикомъ состояніи чѣмъ послѣдніе и сохранили нравы и обычаи своихъ предковъ. Причина этому заключается въ томъ, что по отдаленности отъ нихъ манчжуровъ, они не подпали подъ ихъ вліяніе. Правда, манчжуры снабжали гиляковъ бумажными матеріями и разными мелочами, но товары эти доходили къ нимъ по большей части черезъ окрестныхъ перекупщиковъ. Почти все лѣто гиляки проводятъ на водѣ, занимаясь рыбнымъ промысломъ, который доставляетъ имъ единственный способъ къ продовольствію. Устье Амура до того въ то время было богато красною рыбою, что большую лодку свѣжей рыбы гиляки отдавали пароходной командѣ за двѣ, за три сажени бумажной толстой матеріи. Кромѣ того гиляки промышляютъ звѣрей, шкуры которыхъ по большей части попадаютъ въ руки манчжуровъ.

Гиляки имѣютъ свой особенный типъ. Мужчины свои черные волосы зачесываютъ назадъ и собираютъ въ одну косу, дѣлая на переди проборъ. Они носятъ большія бороды. Гилячки заплетаютъ волосы въ двѣ косы. У гиляковъ существуетъ родовая месть. За смерть своего родственника гиляки преслѣдуютъ убійцу и рано или поздно убиваютъ его или кого-нибудь изъ близкихъ къ нему. Ссоры преимущественно возникаютъ изъ-за женщинъ, которыя по необходимости соблюдаютъ строгую нравственность, потому что за супружескую невѣрность каждая изъ нихъ рискуетъ жизнію.

Кратковременное мое пребываніе въ землѣ гиляковъ лишило возможности собрать о нихъ болѣе подробныя этнографическія свѣдѣнія. На другой день я оставилъ Петровское зимовье и послѣ того только черезъ двѣнадцать лѣтъ посѣтилъ Амуръ, который уже успѣлъ въ этотъ короткій промежутокъ времени утратить свою дикость и природную прелесть и простоту.

Х. Результаты экспедиціи.

Николай Николаевичъ Муравьевъ, по окончаніи дѣлъ Амурской экспедиціи, поспѣшилъ черезъ Аянъ и Якутскъ въ Петербургъ съ новыми представленіями о дѣйствіяхъ на Амурѣ. Блистательное отраженіе въ августѣ мѣсяцѣ англо-французской эскадры отъ нападенія на Петропавловскій портъ, который получилъ подкрѣпленіе по Амуру, измѣнило нѣсколько взглядъ правительства на Амурское дѣло въ пользу его. Не менѣе того и китайское правительство, видя сосредоточеніе нашихъ войскъ на Амурѣ и непонимая будущихъ намѣреній Н.Н. Муравьева, умѣвшаго выказать имъ, при своихъ сношеніяхъ, смѣлость и настойчивость, поспѣшили прислать ему отвѣтные листы на его сообщенія трибуналу. Въ этихъ листахъ китайцы сообщали о присылкѣ своихъ уполномоченныхъ для постановки пограничныхъ столбовъ, не касаясь вовсе Амурскаго вопроса; но Николай Николаевичъ 18 февраля 1855 года снова напомнилъ имъ объ Амурѣ. Прося въ своемъ листѣ прислать уполномоченныхъ въ Иркутскъ или Кяхту, онъ назначилъ имъ послѣдній срокъ прибытія въ половинѣ марта.

«Причина сему — писалъ онъ — заключается въ томъ,что продолжающіяся военныя дѣйствія съ Англіею обнаружили ихъ замыселъ завладѣть Амуромъ, нашими восточными приморскими мѣстами и островами, а также ворваться чрезъ приморское устье рѣки Амура и совершенно проникнуть въ Амуръ. Для достиженія сего своего намѣренія они въ лѣтѣ минувшаго года пріѣхали на 6^ти военныхъ корабляхъ, уже нападали на нашу Камчатку, но были отражены и прогнаны. Великій нашъ государь императоръ, не только пекущійся о своихъ владѣніяхъ и своего народа, но и желающій сохранить выгоды сосѣдней Дойцинской державы, состоящей болѣе двухъ сотъ лѣтъ съ нами въ дружбѣ, недавно полученнымъ указомъ повелѣлъ мнѣ, генералъ-губернатору, взявъ достаточное количество войска, большихъ и малыхъ пушекъ и прочихъ припасовъ, тотчасъ по вскрытіи рѣкъ, отправиться къ морю и истребить коварныхъ и своекорыстныхъ англичанъ».

«Съ благоговѣніемъ исполняя таковой указъ моего великаго государя императора, я долженъ тотчасъ по вскрытіи рѣкъ опять плыть по Амуру къ восточному морю, съ значительнымъ числомъ войскъ, военнаго оружія, скота, провіанта и прочихъ нужныхъ припасовъ, какъ для войскъ, такъ и для кораблей нашихъ, тамъ находящихся, и возвратиться оттуда могу только въ октябрѣ. Если же трибуналу будетъ угодно прислать мнѣ отвѣтъ на этотъ листъ на устье Амура, то я буду очень радъ и тамъ заняться этимъ важнымъ вопросомъ».

Дешевизна и удобство доставки войска и грузовъ къ Охотскому морю по Амуру и удачный опытъ экспедиціи 1854 года склонили наше правительство согласиться съ предложеніемъ генерала Муравьева на ежегодный сплавъ по Амуру грузовъ, а 4 іюня 1855 г.²³ высочайше разрѣшено занять лѣвый берегъ Амура. Н. Н. Муравьевъ не мѣшкалъ приведеніемъ въ исполненіе высочайшей воли и въ томъ же 1855 году со второю Амурскою экспедиціею были доставлены на Амуръ крестьяне, которыхъ поселили между Маріинскимъ и Николаевскимъ постами.

Между тѣмъ, въ 1855 году, въ бытность генерала Муравьева на Амурѣ, прибыли туда китайскіе уполномоченные для переговоровъ о пограничныхъ столбахъ. Но Николай Николаевичъ въ Маріинскомъ посту прямо предложилъ имъ утвердить обоюдною границею обоихъ государствъ р. Амуръ. Уполномоченные отклонили эти переговоры по неимѣнію на то инструкцій.

Такимъ образомъ первые переговоры объ Амурѣ были неудачны; но послѣ нихъ у китайцевъ явилось убѣжденіе, что генералъ Муравьевъ дѣйствуетъ на Амурѣ самовольно, безъ согласія своего правительства. При такомъ убѣжденіи, въ началѣ 1856 года,былъ отправленъ въ сенатъ отъ трехъ китайскихъ пограничныхъ губернаторовъ листъ, въ которомъ между прочимъ было сказано, что генералъ-губернаторъ сдѣлалъ имъ на Амурѣ (въ Маріинскѣ) такое предложеніе, о которомъ они не смѣютъ и доложить своему правительству (объ Амурѣ), а между тѣмъ русскіе плаваютъ по ихъ рѣкамъ и строятъ города. Жалоба эта была передана на разсмотрѣніе Амурскаго комитета, который предоставилъ самому генералу Муравьеву отвѣтить китайскимъ губернаторамъ на этотъ листъ. Николай Николаевичъ написалъ имъ, что по предоставленному ему праву онъ распечаталъ ихъ листъ въ сенатъ и въ свою очередь ихъ объясненія не рѣшился показать сенату. Кромѣ того былъ посланъ раннею весною 1856 года въ городъ Айгунъ полковникъ Корсаковъ, которому поручалось сообщить губернатору города, что и въ этомъ году мы поплывемъ по Амуру тѣмъ же порядкомъ, какъ и въ предшествующіе два года, а для обезпеченія возвращающихся нашихъ войскъ съ низовья Амура, будутъ поставлены нами на берегу Амура наши посты. Но что манчжуры этимъ тревожиться не должны, потому что дѣйствія эти не заключаютъ въ себѣ ничего враждебнаго и не измѣнятъ ихъ положенія и заведенныхъ порядковъ на Амурѣ.

Вслѣдъ за этимъ заявленіемъ были поставлены три поста: Комарскій, Зейскій и Хинганскій.

Въ концѣ 1866 года правительство наше въ первый разъ оффиціально заявило о правахъ нашихъ на низовье Амура. Приамурскій край, новымъ штатомъ Приморской области былъ присоединенъ къ составу этой области и Николаевскій постъ, переименованный въ Николаевскъ, былъ избранъ мѣстопребываніемъ губернатора. Независимо отъ того, 1 ноября 1856 года, особый комитетъ по Амурскимъ дѣламъ предоставилъ допустить по всему Амуру плаваніе подъ русскимъ флагомъ и торговлю безъ соблюденія таможенныхъ правилъ.

Въ томъ же году былъ назначенъ посланникомъ въ Китай вице-адмиралъ Путятинъ, по случаю особенныхъ обстоятельствъ, возникшихъ между Россіею и Китаемъ, какъ было сообщено китайскому правительству. Онъ между прочимъ возбудилъ и Амурскій вопросъ, но китайцы уклонились отъ переговоровъ объ Амурѣ и сообщали нашему сенату, что для этихъ дѣлъ у нихъ на Амурѣ есть особый уполномоченный. На этомъ основаніи переговоры объ Амурѣ были поручены, какъ и прежде, Николаю Николаевичу, а трибуналу былъ посланъ листъ, въ которомъ между прочимъ сообщалось, «что всѣ дѣйствія русскихъ на Амурѣ производятся съ утвержденія высшаго правительства, и что самъ генералъ-губернаторъ былъ вызванъ государемъ императоромъ въ С.-Петербургъ и получилъ лично отъ него приказанія, по этому если китайцы желаютъ кончить дѣла объ Амурѣ, то могутъ обращаться къ генералу Муравьеву»,

Сдѣлавшись полнымъ распорядителемъ Амурскаго дѣла, Николай Николаевичъ, на основаніи высочайшаго разрѣшенія, въ 1857 г. заселилъ лѣвый берегъ Амура отъ Усть-Стрѣлочскаго караула до Хинганскаго хребта казаками, образовавъ изъ нихъ Амурскій конный казачій полкъ. Независимо отъ того, въ близкомъ сосѣдствѣ съ городомъ Айгуномъ, около устья р. Зеи расположилъ цѣлый линейный батальонъ и дивизіонъ линейной легкой артиллеріи.

Скопленіе войскъ на Амурѣ и военныя поселенія не могли не встревожить китайцевъ, тѣмъ болѣе, что въ то же время англичане и французы взяли Кантонъ. Китайское правительство сдѣлало даже распоряженіе о сборѣ мѣстныхъ манчжурскихъ войскъ къ городу Айгуну. Но по полученіи листа изъ Петербурга, они успокоились и на этотъ разъ не замедлили отвѣтомъ, въ которомъ упомянувъ о столкновеніи съ французами и англичанами, въ заключеніе добавили, что изъ возникшихъ недоразумѣній намъ не приходится разрывать двухъсотлѣтнюю дружбу, тѣмъ болѣе, что вопросъ о разграниченіи порученъ особому уполномоченному, главнокомандующему.

Пользуясь такимъ благопріятнымъ ходомъ дѣлъ, Николай Николаевичъ въ мартѣ 1858 г. послалъ въ Ургу кяхтинскаго пограничнаго коммисара, для объясненій съ тамошними правителями о пограничныхъ столбахъ, о которыхъ упоминалось въ сенатскомъ листѣ. Въ отношеніи же заселеній на Амурѣ велѣно было предупредить, что оныя будутъ продолжаться и въ 1858 году какъ по Амуру, такъ и по Усури, на основаніи данныхъ генералъ-губернатору высочайшихъ повелѣній, но что дѣйствія эти ничего враждебнаго къ Китаю въ себѣ не заключаютъ, а напротивъ, клонятся къ общимъ пользамъ обоихъ государствъ.

Одновременно съ этимъ распоряженіемъ былъ посланъ къ устью р. Зеи другой чиновникъ, которому было поручено передать айгунскому амбаню, если разговоръ коснется до генералъ-губернатора, что генералъ Муравьевъ самъ будетъ на Амурѣ тотчасъ по открытіи навигаціи, но что не можетъ медлить въ верховьяхъ рѣки, а долженъ спѣшить къ устью, и если они желаютъ съ нимъ переговариваться, то это удобнѣе по его возвращеніи съ устья Амура.

Предупрежденіе это генералъ Муравьевъ сдѣлалъ, во-первыхъ, въ надеждѣ получить къ тому времени извѣстіе о ходѣ переговоровъ В. А. Путятина, и во-вторыхъ, что самое главное — чтобы показать китайцамъ, что съ его стороны нѣтъ особой надобности спѣшить переговорами объ Амурѣ.

Послѣ этихъ объясненій, дѣла приняли иной оборотъ. Китайцы сами стали домогаться переговоровъ объ Амурской границѣ. 26 апрѣля 1858 года, Николай Николаевичъ, вмѣстѣ съ архіепископомъ камчатскимъ Иннокентіемъ (нынѣ митрополитомъ московскимъ) спустился по Амуру. Не дохода устья р. Зеи его встрѣтилъ чиновникъ изъ города Айгуна съ просьбою обождать нѣкоторое время прибытія ихъ главнокомандующаго, назначеннаго для переговоровъ.

5 мая, генералъ Муравьевъ съ двумя канонирскими лодками прибылъ въ нашу станицу, расположенную около устья р. Зеи, куда вскорѣ пріѣхалъ айгунскій амбань съ просьбою не откладывать переговоровъ, потому что уполномоченный для этого главнокомандующій уже прибылъ въ Айгунъ. Генералъ губернаторъ согласился. При этомъ амбань сознался, что Амурское дѣло крайне заботитъ его правительство.

9 мая, преосвященный Иннокентій заложилъ въ станицѣ храмъ во имя Благовѣщенія, а самая станица переименована въ г. Благовѣщенскъ. Нѣсколько дней генералъ Муравьевъ сказывался больнымъ и уклонялся отъ переговоровъ, пославъ притомъ къ уполномоченному проэктъ договора, состоящаго изъ 5^ти пунктовъ. Въ первомъ опредѣлялась граничная черта по Амуру и Усури; во второмъ, свободное плаваніе по всѣмъ рѣкамъ, составляющимъ границу, въ третьемъ, дозволялось свободное переселеніе жителей обоихъ государствъ съ земель отошедшихъ во владѣніе другаго государства въ теченіи одного года; въ четвертомъ — учреждалась свободная торговля по Амуру и Усури; и пятомъ — назначался пересмотръ прежнихъ трактатовъ, относительно торговыхъ сношеній и отправленія въ Китай пословъ, курьеровъ и проч.

Но манчжуры 12 и 13 числа провели въ безполезныхъ спорахъ съ нашими чиновниками и согласились только на свободную торговлю по Амуру. Генералъ Муравьевъ, видя, что обыкновеннымъ путемъ трудно добиться у манчжуровъ согласія, перемѣнилъ характеръ переговоровъ. 14 мая, онъ прибылъ въ Айгунь и предложилъ окончательный проэктъ договора.

Но китайскій уполномоченный и на этотъ разъ остался непреклоненъ. Генералъ Муравьевъ сообщилъ наконецъ ему, что употребивъ на осуществленіе своихъ плановъ столько трудовъ и издержекъ, — не можетъ отказаться отъ нихъ, тѣмъ болѣе, что все сдѣланное русскими на Амурѣ клонится и къ пользамъ китайцевъ. Когда же уполномоченный сталъ приводить новыя доказательства, то Николай Николаевичъ приказалъ переводчику передать ему, что онъ сказалъ имъ все, что отъ него зависѣло и затѣмъ, принявъ видъ разсерженнаго, прекратилъ переговоры и выѣхалъ изъ Айгуна. Маневръ этотъ подѣйствовалъ на уполномоченнаго, боявшагося разрыва съ Россіею. Въ тотъ же день были присланы отъ него чиновники освѣдомиться о здоровьѣ Николая Николаевича и просили извинить ихъ, обѣщая, что впредь они будутъ себя вести такъ, чтобы не сердить генерала.

15^го числа, китайцы были уступчивѣе и окончательно согласились на всѣ пункты трактата, который и былъ подписанъ 16^го мая 1858 года.

Этотъ трактатъ доставилъ Россіи болѣе милліона квадратныхъ верстъ богатой территоріи и открылъ удобный водяной путь къ Восточному океану.

18^го мая, генералъ-губернаторъ возвратился изъ Айгуна въ Благовѣщенскъ, гдѣ архіепископомъ Иннокентіемъ было совершено, по случаю заключенія трактата, благодарственное молебствіе, послѣ котораго Николай Николаевичъ отдалъ по войскамъ слѣдующій приказъ:

«Товарищи! Поздравляю васъ! Нетщетно трудились мы: Амуръ сдѣлался достояніемъ Россіи. Св. церковь молится за насъ. Россія благодаритъ. Да здравствуетъ императоръ Александръ и процвѣтаетъ подъ кровомъ его, вновь пріобрѣтенная страна! Ура!»

По полученіи въ Петербургѣ извѣстія о заключеніи Айгунскаго трактата, государь императоръ удостоилъ генерала Муравьева слѣдующимъ рескриптомъ:

«Графъ Николай Николаевичъ! Примѣрно ревностное и полезное служеніе ваше неоднократно ознаменованное военными подвигами и особыми отличіями на поприщѣ гражданскаго управленія, обратили на себя вниманіе въ Бозѣ почившаго родителя моего. Справедливо оцѣнивая ваши достоинства, онъ ввѣрилъ начальствованію вашему обширный край въ отдаленнѣйшихъ предѣлахъ имперіи. Вы вполнѣ оправдали довѣріе наше административными, неутомимыми трудами на пользу и благоустройство ввѣренной управленію вашему Восточной Сибири. Просвѣщеннымъ дѣйствіямъ вашимъ обязанъ этотъ край началомъ своего гражданскаго возрожденія; благоразумными настойчивыми мѣрами, вами принятыми, упрочены наши мирныя сношенія съ сосѣднимъ Китаемъ и заключеннымъ вами трактатомъ дарованъ Сибири новый торговый путь по рѣкѣ Амуру, служащій залогомъ промышленному развитію государства. Столь счастливое для Россіи событіе даетъ вамъ справедливое право на искреннюю мою признательность. Въ воздаяніе за таковыя заслуги ваши, я возвелъ васъ указомъ сего числа правительствующему сенату даннымъ въ графское Россійской Имперіи достоинство, съ присоединеніемъ къ имени вашему названія Амурскаго, въ память о томъ краѣ, которому въ особенности посвящены были, въ послѣдніе годы настоятельные труды ваши и постоянная заботливость. Пребываю вамъ неизмѣнно благосклоннымъ и навсегда доброжелательнымъ.

«На подлинномъ собственною Его Императорскаго Величества рукою написано: «Александръ».

«Въ Москвѣ, августа 26 дня 1858 года».

Графъ Муравьевъ-Амурскій по полученіи въ Иркутскѣ этого рескрипта, отдалъ по войскамъ 2^го октября 1858 года, № 459, новый приказъ:

«Приказомъ моимъ, отъ 18 мая, я имѣлъ счастіе объявить, что Амуръ трудами вашими, любезные товарищи, сдѣлался достояніемъ Россіи, — высочайшимъ приказомъ отъ 26 го августа, Государю Императору всемилостивѣйше благоугодно было произвести меня въ генералы отъ инфантеріи съ присоединеніемъ къ имени моему названія Амурскаго и титула графа. Благодарю васъ, любезные товарищи — пожалованныхъ мнѣ Государемъ Императоромъ наградъ я удостоился вашими трудами, и названіе Амурскаго оставитъ въ душѣ моей навсегда воспоминаніе о славномъ времени, которое я съ вами служилъ!»

Участники въ трудахъ графа Амурскаго, по присоединенію Амура къ Россіи получили щедрыя награды. Всего награждено было 198 лицъ.

Такимъ образомъ возвращеніемъ Амура во владѣніе Россіи мы обязаны свѣтлому уму, твердой воли, и необыкновенной энергіи графа Амурскаго, имя котораго, безъ сомнѣнія, займетъ весьма почтенное мѣсто на страницахъ отечественной исторіи.

☆☆☆

↑