Русскій чудакъ ХѴІІІ столѣтія

Въ 1696 г. Петръ Великій, проѣзжая въ Воронежъ, остановился въ Тулѣ и приказалъ спросить тульскихъ кузнецовъ — не возьмутся ли они сдѣлать, въ теченіи мѣсяца, триста алебардъ, по привезенному имъ съ собою образцу? На вызовъ государя явился только одинъ желающій — крестьянинъ Никита Демидовичъ Демидовъ¹.

Когда онъ былъ представленъ царю, Петръ, пораженный его высокимъ ростомъ, мужественнымъ лицомъ и стройностью, сказалъ, находившимся при этомъ, боярамъ: «Вотъ молодецъ! годится и въ Преображенскій полкъ, въ гренадеры!» Никита Демидовичъ, сочтя слова государя за повелѣніе поступить въ солдаты, упалъ къ ногамъ Петра и со слезами просилъ помиловать его для престарѣлой матери, у которой онъ былъ единственнымъ сыномъ и опорой. Государь, посмѣявшись надъ страхомъ Демидова, шутя сказалъ ему: «Я помилую тебя, если сдѣлаешь алебарды сходно с образцомъ». Никита Демидовичъ возразилъ, что надѣется сдѣлать ихъ гораздо лучше образца, и къ назначенному сроку привезетъ въ Воронежъ. Дѣйствительно, черезъ мѣсяцъ, Демидовъ доставилъ государю алебарды. Петръ такъ остался доволенъ исполненіемъ заказа, что заплатилъ Демидову втрое болѣе объявленной цѣны, подарилъ ему, сверхъ того, нѣмецкаго сукна на платье и серебряный ковшъ, и обѣщалъ на обратномъ пути заѣхать къ нему въ гости. По пріѣздѣ въ Тулу, Петръ вспомнилъ свое обѣщаніе, осмотрѣлъ небольшую фабрику Демидова, подробно разспросилъ его о кузнечномъ мастерствѣ, похвалилъ за предпріимчивость и знаніе дѣла и зашелъ къ нему въ домъ. Когда, при этомъ, Демидовъ поднесъ своему гостю отличнаго рейнскаго вина, государь, ласково потрепавъ его по щекѣ, сказалъ: «Неприлично тебѣ, Демидычъ, держать такое дорогое вино». — «Государь — отвѣчалъ немного испуганный хозяинъ,—я сроду не пью никакого, а досталъ французское вино собственно для тебя». — «Отнеси его назадъ — продолжалъ государь — и дай мнѣ рюмку нашего русскаго, простаго». Жена Демидова поспѣшила исполнить желаніе Петра. Онъ выпилъ водку, закусилъ кренделемъ, поцаловалъ хозяйку въ губы и, обратясь къ Никитѣ Демидовичу, сказалъ ему: «Ступай за мной; я хочу кой о чемъ съ тобой поговорить». Придя къ себѣ на квартиру, государь показалъ Демидову заграничное, искусно отдѣланное ружье, и спросилъ — можетъ ли онъ сдѣлать подобное на своей фабрикѣ? Демидовъ отвѣчалъ, что попробуетъ, но за успѣхъ не ручается. «Я на тебя надѣюсь, — возразилъ Петръ — когда сдѣлаешь, пріѣзжай ко мнѣ въ Москву».

Демидовъ съ усердіемъ принялся за работу и послѣ нѣсколькихъ неудачныхъ опытовъ, сдѣлалъ шесть ружей, съ которыми и явился къ царю. Петръ, осмотрѣвъ ружья, нашелъ, что они нисколько не хуже заграничныхъ, пожаловалъ Демидову сто рублей, обнялъ его и сказалъ : «Постарайся, Демидычъ, распространить свою фабрику, а я тебя не оставлю». Демидовъ, пользуясь расположеніемъ Петра, выпросилъ у него для себя нѣсколько десятинъ земли около Тулы и исключительное право добывать желѣзную руду въ окрестностяхъ этого города. По возвращеніи на родину, Никита Демидовичъ выстроилъ на берегу рѣки Тулицы желѣзный заводъ съ вододѣйствующими машинами и занялся поставкою разныхъ воинскихъ снарядовъ въ Пушкарскій приказъ. Рѣдкая честность и дѣятельность, выказанныя при этомъ Демидовымъ, были достойно оцѣнены государемъ. Петръ, со свойственной ему проницательностью, понялъ, какую огромную пользу можетъ принести этотъ смышленый и предпріимчивый человѣкъ русскому горному дѣлу, находившемуся тогда еще въ младенчествѣ, и потому, всѣми мѣрами, поощрялъ Демидова и покровительствовалъ ему. Никита Демидовичъ вполнѣ оправдалъ ожиданія царя. Получивъ въ свое владѣніе обширныя земли въ Сибири, онъ построилъ въ этомъ краѣ нѣсколько желѣзныхъ заводовъ, открылъ въ Алтаѣ серебряные рудники, а въ Колывани мѣдныя копи, населилъ людьми пустынныя мѣста нынѣшней Пермской губерніи, ввелъ въ Россіи обработку азбеста или горнаго льна, распространилъ добываніе магнита и вообще, можно сказать безъ преувеличенія, первый положилъ прочное основаніе важнѣйшей отрасли нашей промышленности — горному дѣлу. Богатство Демидова росло необычайнымъ образомъ. Считая себя кругомъ обязаннымъ Петру, онъ, при всякомъ удобномъ случаѣ, старался выказать ему свою горячую признательность. Въ 1715 г., когда у государя родился сынъ, царевичъ Петръ Петровичъ, Демидовъ прислалъ императрицѣ, на зубокъ, сто тысячъ рублей — сумму для того времени весьма значительную. Петръ, съ своей стороны, не переставалъ благодѣтельствовать Демидову, возвелъ его въ 1720 г. въ дворянское достоинство, а въ 1722 г., отправляясь въ персидскій походъ, послалъ ему изъ Кизляра свой портретъ при слѣдующемъ письмѣ: «Демидычъ! я заѣхалъ зѣло въ горячую сторону; велитъ ли Богъ видѣться? Для чего посылаю тебѣ мою персону; лей больше пушкарскихъ снарядовъ и отыскивай, по обѣщанію, серебряную руду».

Наслѣдникомъ Никиты Демидовича, умершаго въ 1725 г., былъ сынъ его Акинфій Никитичъ. Не менѣе отца, умный и предпріимчивый Акинфій Никитичъ, въ короткое время, почти учетверилъ свое и безъ того громадное состояніе и оставилъ дѣтямъ, кромѣ заводовъ и домовъ, около тридцати тысячъ душъ крестьянъ и множество золота, серебра, драгоцѣнныхъ камней и денегъ. Изъ трехъ сыновей Акинфія Никитича особенно замѣчателенъ старшій, Прокофій Акинфьевичъ, (родился въ 1710 г.), о которомъ мы и намѣрены сообщить здѣсь нѣсколько свѣдѣній.

Прокофій Акинфьевичъ ярко выразилъ собою грустно-забавный типъ чудака Екатерининскихъ временъ. Люди, подобные Демидову, были неизбѣжнымъ продуктомъ существовавшихъ тогда бытовыхъ отношеній и нравственной неразвитости общества, среди котораго для личности былъ столь же широкій просторъ, сколько и для слѣпаго случая. Въ сущности добрые и честные люди эти, благодаря полнѣйшему необразованію, имѣли самыя извращенныя понятія о чести, добрѣ и правдѣ; стремленія ихъ были мелки, кругъ зрѣнія узокъ, страсти никогда не сдерживались разсудкомъ. Всеобщая поблажка вокругъ усиливала ихъ озорничество и неуваженіе къ правамъ человѣка, придавала имъ смѣлость и размашистость и пріучали ставить личный произволъ выше всякаго закона, выше всякой логики.

Прокофій Акинфьевичъ, на тридцать-пятомъ году отъ рожденія лишившись отца, получилъ въ свое распоряженіе такое состояніе, что, говорятъ, не могъ съ точностью опредѣлить своихъ доходовъ — такъ они были значительны. Окончивъ раздѣлъ съ братьями, онъ отправился путешествовать за границу. Цѣль этого путешествія закончилась, конечно, въ желаніи посмотрѣть на заморскую роскошь и попытать тѣ развлеченія и наслажденія, которыхъ нельзя было достать въ Россіи ни за какія деньги. Останавливаясь во всѣхъ главнѣйшихъ городахъ Европы, Прокофій Акинфьевичъ предавался такой праздной и шумной жизни и дѣлалъ такія чудовищныя закупки разныхъ предметовъ роскоши, что привелъ иностранцевъ въ ужасъ. Пируя на лукулловскихъ праздникахъ Демидова, они съ недоумѣніемъ качали головами и говорили другъ другу на ухо: «какъ онъ мотаетъ! съ чѣмъ-то выѣдетъ отсюда?», а Прокофій Акинфьевичъ, между тѣмъ, подсмѣивался вслухъ надъ бѣдностью Европы, отзываясь: «что ему не куда тратить денегъ и что онъ не можетъ достать для себя даже самое необходимое». Такое безумное бросаніе денегъ, разумѣется, скоро сдѣлало имя Демидова извѣстнымъ за границей. Вездѣ, гдѣ онъ ни проѣзжалъ, его принимали какъ принца, съ почестями и низкопоклонствомъ. Только въ Англіи, привыкшей ко всякимъ эксцентрическимъ выходкамъ, онъ былъ встрѣченъ довольно холодно; практическіе Англичане видѣли въ Демидовѣ лишь сумасброднаго богача, не знающаго какъ прожить деньги, и потому старались сбывать ему свои произведенія по баснословнымъ цѣнамъ. Невнимательность и расчетливость Англичанъ чрезвычайно оскорбили Прокофья Акинфьевича. Онъ рѣшился, во что бы то ни стало, отомстить имъ и исполнилъ свою угрозу весьма оригинальнымъ образомъ. По возвращеніи въ отечество, онъ скупилъ у русскихъ купцовъ всю пеньку, приготовленную ими для отпуска за границу. Когда открылась навигація и англійскіе торговцы явились за пенькой, Демидовъ запросилъ съ нихъ вдесятеро дороже того, что стоилъ товаръ и принудилъ ихъ уѣхать домой ни съ чѣмъ. Черезъ нѣсколько времени, Англичане вновь послали въ Россію покупщиковъ, надѣясь, что Демидовъ для собственныхъ выгодъ сдѣлается сговорчивѣе, или распродастъ пеньку другимъ купцамъ; однако вышло не такъ: къ кому ни обращались прибывшіе торговцы, отъ всѣхъ получали одинъ и тотъ же отвѣтъ: «идите къ Демидову, вся пенька у него;» а Прокофій Акинфьевичъ еще удвоилъ просимую имъ цѣну. Англичане старались всѣми мѣрами склонить Демидова на уступки, говорили, что дѣйствія его противны правиламъ коммерческихъ оборотовъ, угрожали, въ свою очередь, поднять цѣны на англійскіе товары… но Демидовъ не поддавался ни на какія сдѣлки и заставилъ Англичанъ вторично уѣхать съ пустыми руками.

Первое время, по возвращеніи своемъ изъ-за границы, Прокофій Акинфьевичъ поселился въ Петербургѣ; но не долго ужился здѣсь и переѣхалъ въ Москву. Самолюбивый и избалованный Демидовъ искалъ почета и извѣстности. Въ Петербургѣ ему трудно было достичь желаемаго. Присутствіе двора сдерживало его произволъ, а придворный блескъ отчасти затмѣвалъ пышность, которой онъ окружилъ себя. Въ Москвѣ же этихъ неудобствъ не существовало. Тамъ Демидовъ могъ жить полновластнымъ господиномъ и, ничѣмъ не стѣсняясь, на просторѣ, предаваться всѣмъ причудамъ и дурачествамъ, которыя только приходили ему въ голову.

У Прокофья Акинфьевича было нѣсколько домовъ въ Москвѣ; однако онъ, не находя ихъ удобными для своего помѣщенія, выстроилъ въ Басманной, близъ Разгуляя, новый домъ, самой затѣйливой архитектуры и обшилъ его снаружи желѣзомъ. Когда въ сосѣдствѣ случались пожары, Демидовъ приказывалъ лишь закрывать окна желѣзными ставнями и затѣмъ продолжалъ спокойно заниматься своимъ дѣломъ, зная, что жилище его совершенно безопасно отъ огня. Внутренняя отдѣлка дома была великолѣпна и вполнѣ соотвѣтствовала колоссальному богатству хозяина. Массы золота, серебра и самородныхъ камней ослѣпляли глаза, на стѣнахъ, обитыхъ штофомъ и бархатомъ, красовались рѣдчайшія картины; зеркальныя окна и лѣстницы были уставлены рѣдкими растеніями; мебель изъ пальмоваго, чернаго и розоваго дерева, поражала своей тончайшей, какъ кружево, рѣзьбой; на мозаиковыхъ полахъ лежали ковры изъ тигровыхъ, собольихъ и медвѣжьихъ шкуръ; на потолкахъ были развѣшаны въ золотыхъ клѣткахъ птицы всѣхъ странъ свѣта; по комнатамъ гуляли ручныя обезьяны, орангутанги и другіе звѣри; въ мраморныхъ бассейнахъ плавали разнородныя рыбы; мелодическіе звуки органовъ, искусно вдѣланныхъ въ стѣны, увеселяли слухъ посѣтителей; въ столовой, фигурные, серебряные фонтаны непрерывно били виномъ; роскошный и обильный обѣдъ былъ во всякое время готовъ для всѣхъ желающихъ, — словомъ, Демидовъ сосредоточилъ въ своемъ домѣ всю роскошь и великолѣпіе, которыя только были доступны тогдашнему искусству и фантазіи.

Добиваясь лишь одного — чтобы о немъ всѣ говорили, Прокофій Акинфьевичъ не пренебрегалъ для этого никакими средствами, не жалѣлъ денегъ, тратилъ ихъ, не считая, съ неслыханной до того расточительностью, и велъ такой странный образъ жизни, что скоро, дѣйствительно, вся Россія наполнилась разсказами о его причудливыхъ выходкахъ. Мы сообщимъ здѣсь нѣкоторыя изъ нихъ, тѣмъ болѣе, что только они и составляютъ главнѣйшій матеріалъ для характеристики Демидова.

Необыкновенная щедрость Прокофія Акинфьевича привлекала къ нему, со всѣхъ сторонъ, множество нищихъ, юродивыхъ, аферистовъ и мошенниковъ мелкой руки, старавшихся разными хитростями и штуками выманить у него деньги. Демидовъ, безъ разбора, принималъ къ себѣ каждаго просителя, вступалъ съ ними въ разговоры, выспрашивалъ о нуждѣ, никогда не отказывалъ въ помощи дѣйствительному бѣдняку, не рѣдко помогалъ плуту и тунеядцу, но при этомъ непремѣнно потѣшался и глумился надъ нимъ. Такъ, напримѣръ, онъ вызывалъ охотниковъ пролежать у него въ домѣ на спинѣ круглый годъ, не вставая съ постели. Когда находился желающій, ему отводили особенную комнату и приставляли особыхъ людей, которые, ни днемъ, ни ночью, не спускали съ него глазъ и удовлетворяли всѣмъ его требованіямъ, относительно кушанья и напитковъ. Если субъектъ выдерживалъ испытаніе, то получалъ въ награду нѣсколько тысячъ рублей; въ противномъ случаѣ его безпощадно сѣкли и выгоняли вонъ. Подобнымъ же образомъ, только за меньшую плату, поступалъ Демидовъ съ соглашавшимися простоять передъ нимъ цѣлый часъ не мигая, въ то время какъ онъ безпрерывно махалъ и тыкалъ пальцемъ около самыхъ глазъ ихъ.

Въ Москвѣ проживалъ одинъ армянинъ, извѣстный подъ именемъ Тараса Макарыча, человѣкъ недальняго ума, страстный игрокъ и пьяница. Какъ-то онъ зашелъ къ Демидову поздравить его съ праздникомъ и попросилъ денегъ. Прокофій Акинфьевичъ обрадовался вѣрному случаю позабавиться и предложилъ Тарасу Макарычу съиграть въ карты, съ условіемъ, чтобы проигрышъ послѣдняго отмѣчался у него на лицѣ углемъ. Тарасъ Макарычъ, конечно, согласился. Въ теченіи игры, Демидовъ усердно подпаивалъ его самымъ крѣпчайшимъ виномъ, такъ что Тарасъ Макарычъ скоро свалился на полъ мертвецки пьяный. Тогда Прокофій Акинфьевичъ велѣлъ принести ящикъ, уложилъ въ него своего партнера, связалъ ему крестъ-на-крестъ руки,всунулъ пукъ ассигнацій, приказалъ закрыть его крышей, взвалить на возъ и отвезти къ женѣ. Подъѣхавъ къ дому, гдѣ жилъ Тарасъ Макарычъ, провожатый бросилъ его среди двора и скрылся. На лай собакъ сбѣжались хозяйка, жильцы и сосѣди. Увидя разрисованнаго углемъ Тараса Макарыча, лежащимъ въ ящикѣ, они подняли страшный вой и крики, которые, наконецъ, разбудили покойника. Можно судить какой испугъ и изумленіе произвело на присутствовавшихъ такое неожиданное воскресеніе изъ мертвыхъ!

Нѣкто Мёдеръ, обанкрутившійся купецъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, ловкій плутъ, не зная какъ поправить свои дѣла, рѣшился обратиться за помощью къ Демидову и съ этой цѣлью явился къ нему въ Москву. Прокофій Акинфьевичъ принялъ Мёдера въ одной рубашкѣ и, не говоря ни слова, началъ ходить кругомъ гостя, пристально осматривая его съ ногъ до головы. Мёдеръ, приготовившійся вытерпѣть всѣ причуды Демидова, стоялъ, какъ истуканъ, не шевелясь. Покружившись минутъ съ пять, Прокофій Акинфьевичъ остановился передъ самымъ носомъ Мёдера и спросилъ его: — «Кто ты такой?» — «Мёдеръ». — «Какое твое ремесло?» — «Я негоціантъ и маклеръ». — «Что̀ тебѣ нужно?» — «Видѣть знаменитаго Демидова, всюду прославившаго свое имя добрыми дѣлами». — «Какъ ты попалъ въ Москву?» — «Я пріѣхалъ изъ Петербурга, на почтовыхъ». — «Умѣешь ли ты ѣздить верхомъ?» — «Умѣю». — «А на тебѣ можно ѣздить?» — «Если хотите. Это зависитъ отъ васъ». — «Ладно. Становись на четверенки; я попробую». Мёдеръ исполнилъ приказаніе. Прокофій Акинфьевичъ сѣлъ къ нему на спину и велѣлъ возить себя по комнатамъ. Вдоволь накатавшись и порядкомъ измучивъ своего импровизованнаго коня, Демидовъ остановилъ его и, слѣзая, сказалъ: «Ты, я вижу, славный малый. Можетъ быть ты хочешь ѣсть или пить?» — «Лучше пить! — отвѣчалъ Мёдеръ, — я всегда чувствую болѣе жажду, нежели голодъ». — А хорошій ли ты питухъ»? Какое вино ты пьешь?» — «Всякое, какое мнѣ даютъ». — «Отлично. Такъ мы начнемъ съ пунша». Вино было тотчасъ же принесено въ великолѣпной чашѣ изъ севрскаго фарфора. Прокофій Акинфьевичъ налилъ два стакана и подалъ одинъ своему собесѣднику; но Мёдеръ съ презрѣніемъ оттолкнулъ его и, сдѣлавъ недовольную мину, сказалъ: «Я не умѣю такъ пить!» — «А какъ же?… ну, пей по своему». Мёдеръ торжественно взялъ чашу, залпомъ опорожнилъ ее и потомъ бросилъ вверхъ, крича во все горло: «ура! да здравствуетъ Демидовъ!» Выходка эта привела Прокофья Акинфьевича въ восторгъ. Онъ выскочилъ изъ за стола, обнялъ Мёдера, поцаловалъ его и сказалъ: «Чортъ возьми! Я ни какъ не ожидалъ встрѣтить человѣка твоего закала. Ты мнѣ очень нравишься; я хочу сойтись съ тобой покороче. Если ты имѣешь до меня какую-нибудь просьбу — говори прямо». Мёдеръ поспѣшилъ воспользоваться такимъ веселымъ настроеніемъ духа Демидова, объяснилъ ему свое горестное положеніе и намекнулъ, что сорокъ тысячъ рублей могутъ блистательно устроить его дѣла. «Только-то!» — отвѣчалъ на это Прокофій Акинфьевичъ, — и тутъ же подарилъ Мёдеру просимую имъ сумму.

Въ прежнее время существовалъ законъ, на основаніи котораго войска̀, исполнявшія въ какомъ-либо городѣ гарнизонную службу, размѣщались, по очереди, на квартирахъ у обывателей. Какъ-то разъ Прокофій Акинфьевичъ забылъ послать обычный подарокъ полицейскому офицеру своего квартала и этимъ, конечно, очень огорчилъ его. Желая напомнить Демидову о себѣ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, досадить ему, полицейскій назначилъ въ его домѣ постой для нѣсколькихъ солдатъ. Прокофій Акинфьевичъ не показалъ ни малѣйшаго неудовольствія на такое распоряженіе и, дня черезъ два, написалъ къ полицейскому весьма вѣжливое письмо и убѣдительно просилъ его пожаловать къ нему на обѣдъ. Полицейскій, разумѣется, не замедлилъ явиться на столь любезное приглашеніе. Демидовъ принялъ гостя съ необыкновеннымъ радушіемъ, угостилъ самыми изысканными кушаньями и виномъ и, къ концу обѣда, напоилъ его пьянымъ до безчувствія. Въ этомъ видѣ полицейскаго отнесли въ комнату, въ которой находились только диванъ и зеркало; здѣсь его раздѣли до нага, обрили ему голову, вымазали все тѣло медомъ, потомъ обваляли въ пуху и оставили спать. На другой день Прокофій Акинфьевичъ съ ранняго утра былъ уже на ногахъ и, дожидавшись пробужденія своего гостя, имѣлъ удовольствіе, сквозь замочную скважину, видѣть бѣшенство, плачъ и отчаяніе несчастнаго. Насладившись этимъ зрѣлищемъ, Демидовъ отперъ дверь въ комнату заключеннаго и грозно сказалъ ему: «Какъ! Ты, полицейскій офицеръ, обязанный смотрѣть за общественнымъ порядкомъ, осмѣливаешься являться ко мнѣ въ домъ въ такомъ безобразномъ видѣ! Погоди, я научу тебя приличію. Сей часъ же отправлю тебя къ губернатору и буду просить, чтобъ тебя, безъ всякаго милосердія, наказали за всѣ твои мерзости!» Растерявшійся полицейскій упалъ къ ногамъ Демидова, со слезами просилъ у него прощенія и клялся болѣе никогда и ни чѣмъ не тревожить его. Прокофій Акинфьевичъ потребовалъ, чтобы онъ подтвердилъ все это письменно. Когда полицейскій исполнилъ желаніе Демидова, послѣдній велѣлъ вымыть и одѣть его и, при разставаніи, подарилъ ему парикъ и пятьдесятъ тысячъ рублей, съ условіемъ, чтобы онъ непремѣнно купилъ себѣ на эти деньги имѣніе.

Странности Демидова увеличивались съ каждымъ годомъ. Онъ ѣздилъ по Москвѣ не иначе, какъ цугомъ, въ колымагѣ, окрашенной ярко-оранжевой краской. Цугъ состоялъ изъ двухъ маленькихъ лошадей въ корню, двухъ огромныхъ въ серединѣ, съ едва примѣтнымъ форрейторомъ, и двухъ также небольшихъ лошадей впереди, съ форрейторомъ столь высокаго роста, что длинныя ноги его тащились по мостовой. Ливрея лакеевъ вполнѣ гармонировала съ упряжью: одна половина была сшита изъ золотаго галуна, другая изъ самой грубой сермяги, одна нога лакея была обута въ шелковый чулокъ и башмакъ, другая въ онучи и лапоть. Когда вошло въ моду носить очки, Демидовъ ихъ надѣлъ не только на свою прислугу, но даже на лошадей и собакъ. Однажды, зять Прокофья Акинфьевича пригласилъ его обѣдать. Демидовъ послалъ къ нему, вмѣсто себя, свинью. Зять, привыкшій къ чудачествамъ Прокофья Акинфьевича и изучившій хорошо его характеръ, принялъ свинью съ почетомъ, посадилъ ее за столъ, накормилъ досыта и потомъ доставилъ обратно въ своей каретѣ. Поступокъ зятя понравился Демидову; онъ выразилъ ему свое удовольствіе тѣмъ, что велѣлъ зарѣзать свинью, набилъ шкуру золотомъ и отправилъ въ подарокъ дочери. Желая разъ наказать дамъ за то, что они рвали у него въ саду цвѣты, Прокофій Акинфьевичъ сдѣлалъ балъ и вмѣсто статуй разставилъ между деревьями и клумбами мужиковъ; когда гости съѣхались, Демидовъ попросилъ ихъ въ садъ, заперъ за ними выходы и принудилъ цѣлый часъ любоваться доморощенной скульптурой. Въ бытность въ Москвѣ австрійскаго императора, Іосифа ІІ, генералъ-губернаторъ устроилъ въ кремлевскомъ паркѣ парадное гулянье. Всѣ приглашенные явились въ самыхъ дорогихъ и блестящихъ костюмахъ, а Прокофій Акинфьевичъ, притворяясь хромымъ, пріѣхалъ въ изношенномъ кафтанѣ и сафьянныхъ сапогахъ, съ толстой суковатой палкой въ рукѣ.

Перечисляя странности Демидова, мы были бы несправедливы, еслибъ умолчали о тѣхъ пожертвованіяхъ его, которыя заставили многихъ современниковъ произносить имя Прокофья Акинфьевича съ уваженіемъ и благодарностью, и которыя не должны быть забыты потомствомъ.

Въ 1755 г., наканунѣ открытія московскаго университета, Демидовъ прислалъ, при письмѣ къ Шувалову, десять тысячъ рублей, прося употребить ихъ на вспомоществованіе бѣднымъ студентамъ. Когда университетъ праздновалъ, въ томъ же году, свой первый актъ, одинъ изъ пансіонеровъ Демидова, обратясь къ своему благодѣтелю, сказалъ ему благодарственное привѣтствіе. Прокофій Акинфьевичъ былъ такъ тронутъ этимъ, что на другой же день доставилъ Шувалову еще десять тысячъ рублей. Сумма, пожертвованная Демидовымъ, была дана въ московскій Банкъ, съ тѣмъ, чтобы на получаемыя съ нея проценты могли содержаться шестеро студентовъ. Конференція, съ дозволенія кураторовъ, поручила демидовскихъ пансіонеровъ, подъ надзоръ, профессору Шварцу, который былъ обязанъ прилагать о нихъ особое стараніе въ учебномъ и педагогическомъ отношеніяхъ. По предписанію Шувалова, питомцы Демидова, ежегодно, отправлялись благодарить его и на актахъ непремѣнно привѣтствовали или вспоминали своего покровителя хвалебными рѣчами. 4-го ноября 1786 года Прокофій Акинфьевичъ скончался и былъ погребенъ въ Донскомъ монастырѣ, за алтаремъ Срѣтенской церкви. Къ гробу усопшаго университетъ прислалъ его питомцевъ. Супруга и дѣти Демидова выразили, чрезъ газеты, свою признательность какъ начальству университета, такъ и питомцамъ, которые «примѣрнымъ наблюденіемъ порядка, благопристойности и не лестнаго сожалѣнія, изъявили послѣдній и достохвальный долгъ благодарныхъ чувствъ къ умершему». Въ 1789 году наслѣдники Прокофья Акинфьевича подарили университету замѣчательный гербарій, собранный Демидовымъ въ теченіи двадцати лѣтъ, и часть его обширной библіотеки.

Сверхъ благотвореніи университету, Прокофій Акинфьевичъ пожертвовалъ въ пользу устраивавшагося въ Москвѣ воспитательнаго дома, милліонъ триста тысячъ рублей, отдѣливъ изъ этой суммы двѣсти-пять тысячъ на основаніе при означенномъ заведеніи коммерческаго училища для ста мальчиковъ изъ купеческихъ дѣтей. За это пожертвованіе Прокофій Акинфьевичъ, не имѣвшій никакого чина, былъ пожалованъ Императрицей прямо въ дѣйствительные статскіе совѣтники. Демидовъ первый подалъ правительству мысль учредить въ Россіи ссудную казну и усердно содѣйствовалъ ея осуществленію.

Источники:

• Жизнеописаніе А. Н. Демидова. Спб. 1863. стр. 3–7;

• Историческое обозрѣніе Тульской губерніи. М. 1850. стр. 76–103;

• Словарь достопамятныхъ людей. Бантышъ-Каменскаго. М 1836. ч. 2. стр. 205–210;

• Исторія Императорскаго московскаго университета, Шевырева. М. 1855. стр. 113–115.;

• Путеводитель по древностямъ и достопамятностямъ московскимъ. М. 1792 стр. 108;

• «Московскія Вѣдомости» 1786–1789 годовъ;

• Изустныя преданія;

• Anecdotes Intéresantes. Londres 1792. Т. 1 рg. 158–173.

☆☆☆