Книга будущаго вѣка

Это было въ Лондонѣ, въ одну изъ пятницъ, вечеромъ, когда знаменитый профессоръ Глазговскаго университета — сэръ Вилльямъ Томсонъ — читалъ свои лекціи въ собраніи королевскаго общества. Слушателями были и ученые, и просто свѣтскіе люди, интересовавшіеся предметомъ.

Въ этотъ вечеръ сэръ Вилльямъ читалъ объ окончаніи міра и старался доказать, что придетъ время, когда солнце, которое постепенно уменьшается въ своихъ размѣрахъ, уже не въ состояніи будетъ поддержать жизнь на нашей планетѣ. И вотъ тогда-то н наступитъ конецъ міра.

Подъ впечатлѣніемъ этой лекціи, подавленные грустною картиною хотя и отдаленнаго будущаго, мастерски нарисованной профессоромъ въ его лекціи, мы шли молчаливо и задумчиво домой. Насъ было восемь человѣкъ, знакомыхъ между собой. Между нами были представители разныхъ отраслей науки и искусства и свѣтскіе люди.

Одинъ изъ нашей группы — Эдуардъ Лемброкъ — предложилъ зайти поужинать въ Атенеумъ. Тамъ мы, наконецъ, разговорились. Сначала, конечно, предметомъ разговора была лекція сэра Вилльяма Томсона и будущее человѣчества — вопросъ, о которомъ каждый разсуждаетъ иначе, смотря по складу ума тѣхъ, кто его касается.

Артуръ Блэккросъ — художникъ-живописецъ коснулся, между прочимъ, того, что раньше нежели наступитъ конецъ міра, будетъ еще столько новыхъ открытій и изобрѣтеній, что вся жизнь человѣческая измѣнится. Люди будутъ летать по воздуху, будутъ сообщаться другъ съ другомъ на сотни тысячъ верстъ посредствомъ усовершенствованныхъ телефоновъ, будутъ въ состояніи видѣть, что дѣлается на другомъ концѣ міра посредствомъ особо выдуманныхъ приборовъ и т. д. И когда все это наступитъ, — закончилъ Блэккросъ, обращаясь ко мнѣ, — люди, конечно, уже не будутъ читать ни книгъ, ни газетъ. Кстати, — прибавилъ онъ, зная, что я большой библіофилъ, — такъ какъ мы сегодня строимъ планы будущаго, скажите, какъ вы думаете, что замѣнитъ книги въ отдаленныхъ отъ насъ вѣкахъ?

— Да! да! это очень интересный вопросъ, — раздалось со всѣхъ сторонъ.

Мы были въ своемъ кружкѣ — люди одного духа — и пріятно было, выслушать мысли другъ друга, поэтому я, не колеблясь, высказалъ свои мечты и думы.

— Что я думаю о будущемъ книги, друзья мои? Гмъ! Это вещь интересная, тѣмъ болѣе, откровенно говоря, что я до сихъ поръ никогда еще не задавался ею, — отвѣчалъ я. — Если подъ книгой понимать то, что мы обыкновенно понимаемъ, то-есть безчисленное множество страницъ, напечатанныхъ, сшитыхъ и вклеенныхъ въ переплетъ, такъ, правду сказать, я не думаю, чтобы изобрѣтеніе Гуттенберга осталось для насъ въ будущемъ единственнымъ средствомъ выражать свои мысли, тѣмъ болѣе, при нынѣшнемъ развитіи электричества и механики.

Я думаю, что книгопечатаніе, доживаетъ теперь свои послѣдніе дни и будетъ, наконецъ, убито современными приспособленіями звуковыхъ законовъ къ жизни общества. Несмотря на всѣ современныя усовершенствованія книгопечатанія, наши внуки навѣрно замѣнятъ его фонографіей, которая пока еще въ зачаточномъ состояніи, но въ будущемъ обѣщаетъ сильно развиться.

Раздались восклицанія удивленія, сомнѣнія, ироніи, несогласія.

— Позвольте, господа, — сказалъ я, — вѣдь я этого предмета никогда не обдумывалъ, и высказываю свою мысль безъ подготовки, какъ она явилась у меня въ данную минуту. Она можетъ казаться странной, но вспомните, что самыя невѣроятныя предположенія восемнадцатаго и девятнадцатаго вѣка въ наше время отчасти уже осуществились.

Начнемъ съ неоспоримаго факта, что человѣкъ, имѣющій возможность пользоваться досугомъ, все больше и больше ищетъ комфорта, удобства и физическаго покоя. А вѣдь надо признаться, что чтеніе — процессъ очень утомительный; онъ требуетъ постояннаго напряженія мозга для вниманія, слѣдовательно, большой затраты фосфора мозга, и заставляетъ тѣло принимать самыя утомительныя положенія. Взявшись за газету, надо очень ловко ее развертывать и складывать, а если вздумаешь держать ее открытой, такъ руки утомляются отъ напряженія; читая книгу, надо разрѣзывать листы и переворачивать страницы, — все это въ концѣ концовъ начинаетъ дѣйствовать на нервы.

Необходимо облегчить и упростить способъ знакомиться съ мыслями писателей и наслаждаться ихъ остроуміемъ, ихъ веселостью. Однимъ словомъ, я вѣрю, что людямъ удастся съ успѣхомъ удовлетворить требованію своего эгоизма и стремленію къ покою. Подъемныя машины уже избавили насъ отъ труда взбираться по лѣстницамъ, а фонографъ и граммофонъ, по всей вѣроятности, избавятъ насъ отъ необходимости портить глаза при чтеніи. Глаза наши должны любоваться красотами природы и отражать ихъ въ себѣ, а не терзаться надъ чтеніемъ; мы слишкомъ злоупотребляли ими, и я съ удовольствіемъ думаю о времени, когда кто-нибудь замѣтитъ, наконецъ, необходимость облегчить работу зрѣнія и наложить нѣкоторую долю ея на слухъ. Это будетъ очень разумное распредѣленіе труда и огромная польза въ экономіи нашего тѣла.

— Все это очень хорошо, — заговорили мои собесѣдники, — но какъ примѣнить вашу теорію къ дѣлу? Гдѣ-же взять такіе фонографы, такіе граммофоны, чтобы ихъ можно было легко переносить съ мѣста на мѣсто, и чтобы они могли воспроизводить цѣлые романы, каждый въ четыреста, въ пятьсотъ страницъ? Каковы-же должны быть цилиндры, на которыхъ будутъ отпечатываться газетныя статьи и извѣстія? Да это невозможная вещь! Непримѣнимое дѣло!

— А между тѣмъ я вѣрю, что оно осуществится, — отвѣчалъ я. — Воспринимающіе цилиндры будутъ легки и тонки, какъ ручки стальныхъ перьевъ; на нихъ помѣстится до шестисотъ словъ, которыя займутъ не больше пяти квадратныхъ дюймовъ; они будутъ передавать всѣ вибраціи голоса; вообще этотъ аппаратъ будетъ такъ-же усовершенствованъ, какъ въ наше время усовершенствованъ механизмъ въ крошечныхъ часахъ.

Что касается электричества, такъ оно часто будетъ заключаться въ самомъ обладателѣ аппарата и по его волѣ вліять на аппаратъ, приводя его этимъ въ дѣйствіе. Каждый будетъ носить свой аппаратъ въ карманѣ, держа его въ футлярѣ, на ремешкѣ, черезъ плечо, какъ мы носимъ бинокли.

Авторы будутъ сами издателями своихъ произведеній. Каждый авторъ будетъ разсказывать свое произведеніе, и оно останется на цилиндрѣ. Онъ самъ будетъ продавать свои цилиндры, или позволять желающимъ слушать фонографъ или граммофонъ за плату.

Литераторы будутъ называться не писателями, а разсказчиками, и мало-по-малу умѣнье краснорѣчиво писать замѣнится умѣньемъ краснорѣчиво говорить; даръ слова и пріятность голоса будутъ на первомъ планѣ. Выраженіе: „Какой прекрасный писатель!“ замѣнится словами: „Что за разсказчикъ! его голосъ чаруетъ! У него слова любви хватаютъ за душу!…“

— А куда-же дѣнутся библіотеки и книги, милый другъ? — перебилъ меня мой пріятель, Джемсъ Витеморъ.

— Библіотеки, — продолжалъ я, — превратятся въ фонографотеки, или граммофонотеки. На полкахъ, по стѣнкамъ, будутъ стоять рядами ящики или футляры съ цилиндрами, носящими на себѣ произведенія человѣческаго генія. Любимыми изданіями будутъ, конечно, автофонографы знаменитостей: Мольера, Шекспира, Гете, Мильтона, Пушкина, Лермонтова, переданные фонографу любимыми разсказчиками.

Библіофилы, т. е. любители книгъ, которые будутъ называться фонографилами, не перестанутъ окружать себя рѣдкостями литературы; они будутъ заказывать для своихъ цилиндровъ футляры изъ дорогой кожи, украшать ихъ позолотой и разными изображеніями; заглавія будутъ печататься вокругъ футляра, это будутъ переплеты двадцать перваго вѣка. Въ превосходныхъ футлярахъ будутъ отдѣльные экземпляры, составляющіе собственность автора, переданные фонографу лучшими драматургами, поэтами.

Разсказчики, передавая событія и случаи ежедневной жизни, будутъ стараться передавать при этомъ восклицанія толпы на улицѣ, или публики въ какомъ-нибудь собраніи со всѣми оттѣнками выраженія — ироніи, удивленія, удовольствія, съ замѣчаніями отдѣльныхъ лицъ; слышны будутъ и акцентъ иностранца, и мѣстный говоръ провинціала.

Авторы, не обладающіе гибкостью голоса и тонкостью слуха, будутъ обращаться къ актерамъ и пѣвцамъ, которые за извѣстное вознагражденіе будутъ передавать ихъ произведенія фонографу. Теперь у насъ есть секретари и переписчики, а тогда они будутъ называться „фонистами“.

Слушатели не будутъ жалѣть о времени, когда они были читателями. Спокойно развалившись на подушкахъ дивановъ, въ удобной позѣ, не утомляя глазъ, они будутъ слушать интересные романы или поэмы, передаваемые фонографомъ со всѣми оттѣнками голоса.

Дома, на прогулкѣ, въ путешествіи, счастливцы будутъ соединять пріятное съ полезнымъ — просвѣщаться или забавляться, гуляя, на ходу. Тогда будутъ карманные фоно-оперографы, чтобы доставлять наслажденія уму и слуху даже во время путешествія по высокимъ горамъ.

На улицахъ, для удобства публики будутъ устроены фонографы, какъ своего рода летучія библіотеки.

На всѣхъ площадяхъ будутъ небольшіе аппараты съ трубочками для каждаго изъ литературныхъ произведеній, развѣшанными вокругъ, чтобы проходящіе могли пользоваться ими. Для этого нужно будетъ только нажать кнопку. Кромѣ того, будетъ устроена автоматическая продажа книгъ на улицахъ. Покупатель положитъ на перекладину отверстія такой книжной лавки мелкую монету; это произведетъ извѣстнаго рода движеніе, вслѣдствіе котораго покупатель получитъ изъ автоматической лавки желаемое сочиненіе въ видѣ цилиндра, который достаточно будетъ вложить въ карманный приборъ, завести послѣдній — и сейчасъ же раздастся голосъ разсказчика.

Иду дальше. Нѣкоторые авторы, желающіе сами издавать свои сочиненія, будутъ, какъ средневѣковые трубадуры, ходить по улицамъ съ аппаратомъ, надѣтымъ на ремнѣ черезъ плечо; по условію съ обывателями, отъ аппарата будутъ подниматься къ открытымъ окнамъ провода съ трубочками, и желающіе будутъ слушать всевозможныя художественныя произведенія, какъ мы слушаемъ шарманку. Плата будетъ копѣечная, но въ общемъ составитъ для автора-издателя крупную сумму, а недостаточный человѣкъ будетъ имѣть возможность знакомиться съ литературой, платя четыре-пять копѣекъ за часъ.

И это еще не все. Фонографія будетъ на каждомъ шагу къ услугамъ нашихъ внуковъ. Во всѣхъ ресторанахъ, въ омнибусахъ, въ пріемныхъ докторовъ и въ залахъ пароходовъ будутъ устроены фонографотеки для удобства и удовольствія. публики. Въ поѣздахъ желѣзныхъ дорогъ будутъ особые вагоны-фонографотеки, чтобы пассажиры могли пользоваться литературой и въ то-же время любоваться пейзажами.

Не беру на себя подробно объяснять, какъ будетъ все это устроено, но не сомнѣваюсь, что книги, наконецъ, будутъ забыты всѣми жителями земного шара.

— А позвольте узнать, — спросилъ молчавшій все время критикъ Вилльямъ Блэккросъ, — какъ же будетъ насчетъ иллюстрацій? Вѣдь многіе очень любятъ картинки и хотятъ видѣть то, что имъ описываютъ.

— И это не трудно будетъ удовлетворить, — отвѣчалъ я. — Вы развѣ забыли изобрѣтеніе Томаса Эдиссона — кинематографъ? Кинематографъ будетъ иллюстрировать текстъ. Его хромолитографическія изображенія будутъ отражаться на бѣлыхъ ширмахъ, поставленныхъ въ комнатѣ. Описанныя въ романѣ или поэмѣ сцены сейчасъ же будутъ воспроизводиться въ изображеніяхъ кинематографа. И будущій „читатель“ или „читательница“, сидя въ удобномъ креслѣ, будетъ только слушать и смотрѣть.

И когда это время наступитъ — а оно должно непремѣнно наступить — не нужно будетъ даже учиться читать. Это будетъ совершенно лишняя роскошь, потому что всѣ будутъ только слушать. Возможно лишь, что люди будутъ упражняться въ умѣніи слушать.

Несомнѣнно одно: пѣсня книги будетъ тогда спѣта. Мы видимъ уже теперь передъ собой ея предсмертные часы. Остается лишь подождать появленія новаго Эдиссона, который все надлежащимъ образомъ усовершенствуетъ, устроитъ. И такъ, джентльмены, книгѣ предстоитъ смерть!

Мое предсказаніе произвело большое впечатлѣніе на моихъ товарищей. Нѣсколько минутъ всѣ угрюмо молчали. Особенно однако удрученъ былъ Джемсъ Пертъ, потому что у него довольно большая библіотека, которую онъ постоянно пополняетъ на заработанныя деньги.

— Что же станетъ тогда съ моей библіотекою? — спросилъ онъ печально.

— Вы употребите ваши книги на отопленіе вашей квартиры, — замѣтилъ Вилльямъ Блэккросъ.

— Да, да, — подтвердили остальные.

— Нѣтъ, едва-ли, — возразилъ я, — потому что, когда наступитъ это отдаленное время, мы уже не будемъ больше топить печей; электричество вытѣснитъ и уголь, и дрова и будетъ согрѣвать наши квартиры безъ всякаго отопленія.

— Значитъ, книги исчезнутъ тогда совершенно и окажутся непригодными даже для… отопленія! — воскликнулъ Джонъ Пуль, когда мы всей гурьбой выходили изъ ресторана.

— Одно утѣшеніе — что это наступитъ не такъ скоро! — прибавилъ Блэккросъ.

— Такъ что, вы думаете, я могу продолжать пополнять мою библіотеку? — спросилъ Джемсъ Пертъ.

— Можете спокойно! — отвѣтилъ я. — Вѣдь великія преобразованія никогда не совершаются сразу.

☆☆☆