 вписалъ любопытную страницу въ исторію ранней русской фантастики, отправивъ въ экспедицію на Марсъ группу эксцентричныхъ россійскихъ математиковъ и очаровательную милліонершу-англичанку. Отсталая марсіанская цивилизація, какъ имъ предстоитъ выяснить, во многомъ превосходитъ земную. Повѣсть «Путешествіе на Марсъ» была впервые опубликована въ №№ 11–111 «Ежемѣсячныхъ литературныхъ приложеній къ журналу “Нива”» въ 1901. Въ 1902 и 1904 гг., подъ настоящимъ именемъ автора и загл. «Въ новомъ мірѣ», повѣсть выдержала два изданія въ кіевскомъ издательствѣ Г. К. Таценко.&imageurl=https://unixone.ru/slovo/6F4A0475-4C94-4E7F-B9B6-4D64FC567B7F/img/cover.jpg){kind=link}
Путешествіе на Марсъ
І.
Николай Александровичъ Красновъ вскочилъ ночью съ постели, какъ ужаленный и немедленно зажегъ лампу: онъ рѣшилъ наконецъ свою задачу. Цѣлыхъ три года мучилъ его этотъ проклятый интегралъ, не поддаваясь никакимъ его усиліямъ; но что это достижимо, въ томъ Николай Александровичъ былъ убѣжденъ. Студенты-математики, которымъ онъ предлагалъ решить задачу, послѣ безплодныхъ попытокъ, всѣ категорически ему заявляли, что интегралъ въ конечномъ видѣ не берется; лучшій профессоръ математики мѣстнаго университета подтвердилъ то же самое, чтобы поддержать свое достоинство, такъ какъ всѣ его попытки рѣшить задачу ни къ чему не повели. Но Красновъ имъ не вѣрилъ: ни студенты, ни профессоръ не знали, какое великое примѣненіе получитъ этотъ интегралъ, если его удастся взять; всѣ думали, что это лишь искусственно подобранная функція для упражненій въ интегральномъ исчисленіи, и, когда задача показалась имъ не въ мѣру трудной, спокойно ее оставили. Какъ они ошибались! Да, Красновъ строго хранилъ свою тайну и до поры до времени не довѣрялъ ее даже своему другу, студенту Шведову. Интегралъ Краснова былъ продуктомъ его долголѣтняго труда по механикѣ: только онъ одинъ тормозилъ его открытіе, — великое, міровое открытіе, — не поддаваясь никакимъ комбинаціямъ и вычисленіямъ, и тѣмъ закрывалъ таинственную, поразительную по своему значенію, истину.
Со страхомъ Красновъ взялъ листъ бумаги и принялся за провѣрку рѣшенія, осѣнившаго его въ постели. Неужели же это опять окажется самообманомъ, и интегралъ снова ускользнетъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и его замѣчательное изобрѣтеніе не осуществится? Но, нѣтъ, вычисленія вполнѣ согласуются съ его мыслями: интегралъ, какъ и думалъ Красновъ, распадается на три части, и каждая изъ нихъ борется самымъ естественнымъ образомъ. Разъ, два, три раза провѣряетъ онъ свои вычисленія, — ошибки не находится. Восторгу его нѣтъ конца: онъ осуществитъ свою идею, надъ которою трудится цѣлыхъ семь лѣтъ. Задача рѣшена окончательно и онъ — властелинъ міра. Да, властелинъ, такой же могучій, какъ сказочные герои Жюля Верна, совершающіе съ помощью своихъ изобрѣтеній чудеса! Но теперь передъ нимъ не фантастическій герой; онъ самъ, никто другой, какъ Николай Александровичъ Красновъ, — виновникъ открытія, которое станетъ выше открытія Стефенсона и Эдисона. Теоретически вопросъ рѣшенъ окончательно, а практически осуществить его идею — сущая бездѣлица. Правительство не пожалѣетъ средствъ, сознавъ, какія выгоды оно само здѣсь выручитъ. Да, онъ непремѣнно предоставить свою работу правительству; онъ — не сухой эгоистъ, чтобы подобно капитану Немо, погрузить свой Наутилусъ въ морскихъ волнахъ, а отдастъ свой трудъ на благо человѣчеству, оставивъ себѣ только честь изобрѣтенія!…
Но если онъ снова ошибся, и интегралъ все-таки не берется? Сомнѣніе охватываетъ его, и онъ снова провѣряетъ съ начала до конца всѣ вычисленія. Нѣтъ, все вѣрно, а тревога все-таки растетъ да растетъ. Наконецъ, безпокойство овладѣло Красновымъ до того, что онъ поспѣшно одѣлся и, взявъ шляпу, вышелъ изъ комнаты. Часы пробили три пополуночи.
— Куда ты, Коля? — спросила старушка-мать.
— Мама! Я взялъ свой интегралъ! — крикнулъ Красновъ, хлопнувъ дверью и чуть не бѣгомъ выходя на улицу.
— Бѣдный! Онъ совсѣмъ скоро сойдетъ съ ума, — проговорила старушка и скоро опять заснула.
Красновъ, былъ математикомъ недюжиннымъ, хотя не только не получилъ высшаго образованія, но даже не окончилъ курса гимназіи. Онъ служилъ маленькимъ чиновникомъ въ одномъ учрежденіи и тѣмъ поддерживалъ существованіе свое и матери. Но всѣ свободные часы онъ нераздѣльно отдавалъ наукѣ. Знакомствъ у него не было. Сослуживцы считали его тронутымъ, студенты-математики, съ которыми Красновъ былъ бы не прочь сойтись, — педантомъ.
Одинъ только человѣкъ любилъ и понималъ Краснова, это — студентъ Шведовъ; но это тоже былъ человѣкъ, не совсѣмъ нормальный по отзывамъ его знакомыхъ. Шведовъ былъ очень способный юноша, которому факультетъ единогласно предсказывалъ скорую профессуру. Онъ, какъ и всѣ ученые, настолько зарылся въ свои занятія, что совершенно забылъ объ остальныхъ людяхъ. Красновъ благоговѣлъ передъ Шведовымъ.
Черезъ полчаса быстрой ходьбы Красновъ повернулъ во дворъ одного дома и по черной лѣстницѣ поднялся въ четвертый этажъ. Длинный коридоръ тускло освѣщался фонаремъ. Красновъ подошелъ къ одной изъ дверей, на которой была прибита визитная карточка съ надписью: «Петръ Петровичъ Шведовъ, студентъ-математикъ», и постучалъ. Встревоженный стукомъ, Шведовъ въ одномъ бѣльѣ подбѣжалъ къ двери.
— Кто тамъ?
— Это я, Петръ Петровичъ, я, — Красновъ. Отворите.
— Съ чѣмъ васъ чортъ принесъ ночью? — сказалъ студентъ, отворяя дверь.
— Замѣчательная вещь! Зажгите-ка поскорѣй лампу.
Пока Шведовъ добывалъ огонь, Красновъ раздѣлся и разложилъ свои бумаги.
— Смотрите сюда. Берется этотъ интегралъ въ конечномъ видѣ?
— Да, вѣдь, мы съ вами сто разъ пробовали его взять, и ничего не выходило!
— А, ну-ка, слѣдите за мной повнимательнѣй, не дѣлаю ли я гдѣ ошибки.
И Красновъ сталъ быстро дѣлать вычисленія. Шведовъ внимательно слѣдилъ за нимъ.
— А, вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, выходитъ! Дайте-ка, я попробую.
Онъ взялъ бумагу и началъ самъ вычислять. Ошибки не было.
— А знаете ли, Петръ Петровичъ, почему я такъ интересовался этимъ интеграломъ?
— Почему?
— Дайте мнѣ слово никому не выдавать тайны, которую я вамъ сейчасъ открою.
— Даю честное слово. Вы можете мнѣ вѣрить.
— Вѣрю, вѣрю. Ну, слушайте.
Красновъ сталъ излагать свое открытіе. Съ каждымъ его словомъ Шведовъ заинтересовывался все больше и больше. Онъ вскакивалъ со стула, садился на столъ и не зналъ, чѣмъ выразить свой восторгъ и удивленіе. Наконецъ Красновъ кончилъ.
— Да вы — Георгъ Стефенсонъ, Николай Александровичъ! Больше, вы — Ньютонъ, настоящій Ньютонъ!…
Красновъ самодовольно улыбался.
— Какъ же вы теперь поступите съ вашимъ открытіемъ?
Красновъ сталъ излагать Шведову свой планъ предоставленія открытія правительству. Шведовъ мрачно слушалъ, не отрывая глазъ отъ бумаги съ вычисленіями. Красновъ спросилъ:
— Что же, одобряете вы мои намѣренія?
Шведовъ отвѣчалъ не сразу. Наконецъ онъ проговорилъ, какъ бы про себя:
— Я на вашемъ мѣстѣ такъ не поступилъ бы ни въ какомъ случаѣ.
— А что же дѣлать?
— Что дѣлать? Досадно, право! Взрослый человѣкъ, великій геометръ, механикъ и астрономъ, спрашиваетъ, какъ ребенокъ, чтó ему дѣлать съ своимъ геніальнымъ открытіемъ! Неужели вы не понимаете, что вы губите собственное дѣло, которое можетъ или совсѣмъ заглохнуть въ чиновничьихъ рукахъ или, что еще досаднѣе, попасть въ руки какихъ-нибудь спекулянтовъ! Нѣтъ, вы не имѣете нравственнаго права этого дѣлать! Вы должны довести дѣло до конца. Владѣя вашимъ могущественнымъ средствомъ, вы должны дѣлать открытія за открытіями, и, только умирая, сдѣлать наслѣдницей своихъ ученыхъ сокровищъ Россію. Если вамъ нуженъ помощникъ, то я готовъ бросить все и слѣдовать за вами на край свѣта.
— Въ самомъ дѣлѣ? А ваша будущая профессура?
— Къ чорту профессуру! Съ вами я больше принесу пользы, чѣмъ на университетской каѳедрѣ!
— Отлично! — воскликнулъ Красновъ. — Но, все-таки, Петръ Петровичъ, мы съ вами не осуществимъ моего изобрѣтенія.
— Почему?
— У насъ нѣтъ денегъ.
— Ахъ, чортъ возьми! А, вѣдь, дѣйствительно, правда. Безъ денегъ ничего не сдѣлаешь! Деньги необходимы, а денегъ-то у насъ нѣтъ…
Шведовъ задумался.
— Чепуха! — сказалъ онъ черезъ минуту. — Денегъ намъ дадутъ.
— Кто?
— Есть одинъ богатый человѣкъ, который отдастъ на наше дѣло свое состояніе.
— Да кто же?
— Викторъ Павловичъ.
— Викторъ Павловичъ? Русаковъ?
— Ну, да! Онъ очень богатъ, я знаю навѣрное. Необходимо лишь пригласить его въ нашу компанію — и онъ пойдетъ съ нами непремѣнно.
— Профессоръ? Чтобы онъ бросилъ свои лекціи для нашего предпріятія? Этому я не повѣрю.
— Я же въ этомъ убѣжденъ. Онъ все отдастъ для того, чтобы сдѣлать что-нибудь замѣчательное и превзойти Лессинга, а здѣсь представляется безконечное поле для его дѣятельности. Идемъ сейчасъ къ нему!
— Ночью? Неловко…
— Пустяки! Одѣвайтесь.
Математики одѣлись и вышли.
Викторъ Павловичъ Гусаковъ былъ извѣстнымъ математикомъ. Онъ ужъ больше двадцати лѣтъ читалъ лекціи по высшей математикѣ въ университетѣ, напечаталъ нѣсколько выдающихся сочиненій и сдѣлалъ не мало научныхъ открытій. По внѣшнему же виду онъ, какъ и всѣ замѣчательные математики, казался человѣкомъ необыкновенно страннымъ. Если Краснова и Шведова считали за людей не совсѣмъ нормальныхъ, то профессора Русакова всякій съ перваго взгляда призналъ бы помѣшаннымъ. Трудно было встрѣтить болѣе неряшливаго или болѣе разсѣяннаго человѣка. Онъ читалъ своимъ слушателямъ прекрасныя по содержанію, но безобразныя по внѣшней отдѣлкѣ лекціи: говорилъ неправильно, часто даже обрывалъ рѣчь, не окончивъ слова. Однако, студенты высоко цѣнили его лекціи, привыкнувъ Русакова не слушать, а смотрѣть на то, чтó онъ писалъ на доскѣ; изложеніе всевозможныхъ частей высшей математики Русаковымъ было оригинальное, необыкновенно точное и увлекательное. Студенты гордились имъ и охотно извиняли ему его странности. Математика поглотила всѣ мысли профессора, и онъ, кромѣ нея, ничего не видѣлъ, ничего не зналъ и ничѣмъ не интересовался.
Единственный человѣкъ останавливалъ на себѣ его вниманіе и даже нѣсколько его безпокоилъ, это — профессоръ физики того же университета, Лессингъ. Профессоръ Лессингъ тоже былъ небезызвѣстнымъ ученымъ, но въ противоположность Русакову былъ необыкновенно приличенъ, аккуратенъ, внимателенъ и точенъ, порой даже изященъ. Онъ постоянно трунилъ надъ Викторомъ Павловичемъ и его разсѣянностью, а равно и надъ его односторонней ученостью. За это Русаковъ терпѣть не могъ Лессинга и считалъ его своимъ заклятымъ врагомъ. Когда на засѣданіяхъ физико-математическаго общества его предсѣдателю, Лессингу, случалось въ докладѣ сдѣлать какую-либо ошибку, восторгу Русакова не было конца. Но это происходило рѣдко; по большей же части такія ошибки встрѣчались въ докладѣ самого Русакова, и онъ задыхался отъ гнѣва, замѣчая ироническія улыбки предсѣдателя. Онъ готовъ быль отдать все свое состояніе, чтобы придавить, оскандалить ненавистнаго профессора. Злоба его росла, а Лессингъ пріобрѣталъ все больше и больше извѣстности въ ученомъ мірѣ.
Свѣтало, когда наши друзья подошли къ квартирѣ Русакова и позвонили. Долго пришлось имъ ждать, пока заспанная горничная отворила дверь.
— Что вамъ нужно?
— Викторъ Павловичъ спитъ? — спросилъ Шведовъ.
— Ну, да, конечно.
— Разбудите его. Скажите, что есть важное и неотложное дѣло къ нему.
Горничная стала было возражать, но Шведовъ настоялъ на своемъ и черезъ четверть часа къ нимъ вышелъ профессоръ.
— Какое важное дѣло? Какое дѣло?…
— Викторъ Павловичъ, — началъ Шведовъ: — извините; слишкомъ ужъ важныя обстоятельства заставили насъ безпокоить васъ въ это время. Прежде всего позвольте вамъ представить моего друга, Николая Александровича Краснова, геніальнаго математика, какъ вы сейчасъ убѣдитесь. Видите, въ чемъ дѣло. Какъ взять этотъ интегралъ?
— Да, вѣдь, я вамъ доказывалъ въ университетѣ, что онъ въ конечномъ видѣ не берется.
— Да, но ваши доказательства оказались софизмами.
— Какъ софизмами? Какъ софизмами? Такъ не годится говорить.
— А вотъ посмотрите.
И Шведовъ рѣшилъ ему задачу. Недоумѣнію профессора не было границъ.
— Но это еще не все, Викторъ Павловичъ? Разскажите-ка вы сами, Николай Александровичъ, о вашемъ открытіи.
Красновъ еще разъ изложилъ то, о чемъ только что говорилъ въ квартиръ Шведова. Русаковъ былъ пораженъ.
— Это, это… удивительно!
— Теперь вотъ въ чемъ дѣло, Викторъ Павловичъ, — началъ опять Шведовъ: — сообщать о сдѣланномъ открытіи правительству, правда, не стóить?
— Не стóитъ, конечно, не стóить.
— Значить, нужно работать самостоятельно?
— Самостоятельно, непремѣнно самостоятельно.
— Но, у насъ нѣтъ денегъ.
— Нѣтъ денегъ? Это не годится. Деньги необходимы, необходимы.
— Вотъ мы и хотимъ предложить вамъ… У васъ есть деньги…
— Въ банкѣ лежатъ.
— Такъ возьмите ихъ и примите участіе въ нашей компаніи.
— То-есть дать вамъ ихъ взаймы? Какъ же это?… Нѣтъ, это не того… Не годится… деньги того…
— Нѣтъ, мы предлагаемъ вамъ принять непосредственное участіе въ нашемъ предпріятіи.
— Какъ, а лекціи бросить?
— Такъ что же? Да вы съ нами гораздо больше сдѣлаете для науки, чѣмъ въ университетѣ. А какъ удивится профессоръ Лессингъ, когда узнаетъ о нашемъ открытіи!…
Глаза Русакова загорѣлись отъ радости.
— Это вѣрно! Лессингъ повѣсится съ досады. Но все-таки, какъ же деньги… Я не знаю…
— Какъ вамъ угодно, Викторъ Павловичъ! Мы сочли своимъ долгомъ предложить вамъ. Въ случаѣ же вашего отказа мы имѣли въ виду обратиться къ профессору Лессингу. Онъ навѣрное согласится. Какъ вы думаете, когда его можно застать дома?
— Нѣтъ, нѣтъ, этого не нужно, этого не нужно. Я согласенъ, согласенъ. Сегодня же подамъ въ отставку.
— Ну, вотъ и отлично! Теперь нужно рѣшить, куда намъ слѣдуетъ отправиться, чтобы заняться предварительными приготовленіями.
— На необитаемый островъ нужно, — поспѣшно проговорилъ Русаковъ.
— Но, господинъ профессоръ, — замѣтилъ Красновъ: — теперь, вѣдь, нѣтъ необитаемыхъ острововъ.
— Какъ нѣтъ? Должны быть, должны быть!…
Черезъ нѣсколько дней весь физико-математическій факультетъ, какъ громомъ, поразило извѣстіе, что профессоръ Русаковъ вышелъ въ отставку, а извѣстный студентъ Шведовъ уволился изъ университета. Профессоръ Лессинг, не зналъ, чтó и подумать, и даже немного тревожился, замѣчая, съ какимъ многозначительнымъ и торжествующимъ видомъ поглядывалъ на него бывшій профессоръ Русаковъ, коварно улыбавшійся при всякой съ нимъ встрѣчѣ. Страдающимъ же лицомъ въ этой исторіи явилась жена профессора Русакова. Она убѣдилась въ томъ, что ея ученый супругъ окончательно спятилъ съ ума. Кромѣ непонятной отставки, лишившей ихъ постояннаго дохода, въ поведеніи профессора стало проявляться еще болѣе странностей, чѣмъ прежде. Онъ по цѣлымъ днямъ вырѣзывалъ изъ картона какія-то фигурки, клеилъ ихъ, кричалъ: «нѣтъ, не годится» и разрывалъ на части; затѣмъ снова клеилъ и такъ далѣе. Наконецъ, профессоръ взялъ изъ банка почти всѣ свои деньги и сказалъ женѣ, что завтра ѣдетъ, но куда, зачѣмъ, объ этомъ упорно молчалъ. Русаковъ, обѣщалъ писать женѣ, но добавилъ, чтобы она ему не отвѣчала, такъ какъ онъ ни подъ какимъ видомъ не можетъ дать своего адреса.
На другой день профессоръ, дѣйствительно, уѣхалъ. Профессорша выпросила себѣ право хоть проводить его до вокзала желѣзной дороги. Тамъ она увидѣла, что ея мужъ сѣлъ въ вагонъ не одинъ, а съ двумя какими-то субъектами, показавшимися разгнѣванной и опечаленной женщинѣ крайне подозрительными. Въ одномъ изъ нихъ она признала студента, нерѣдко навѣщавшаго ея мужа и написавшаго какое-то сочиненіе о наибольшихъ и наименьшихъ величинахъ функцій, съ которымъ профессоръ долго носился. Другой же съ рѣденькой бородкой, въ пенснэ, былъ ей положительно неизвѣстенъ. Наконецъ пробилъ третій звонокъ. Профессоръ окончательно попрощался съ женой, посовѣтовавъ ей въ заключеніе, остерегаться Лессинга, и поѣздъ тронулся, увозя профессора и его товарищей неизвѣстно куда.
Съ тѣхъ поръ прошло нѣсколько лѣтъ, а о профессорѣ Русаковѣ, студентѣ Шведовѣ и чиновникѣ Красновѣ не было ни слуху, ни духу. Они словно провалились сквозь землю.
ІІ.
Въ вагонѣ желѣзной дорогѣ между Лондономъ и Ливерпулемъ сидѣло четыре господина и одна дама. Двое, по-видимому, были иностранцами. Одному изъ нихъ было на видъ лѣтъ тридцать съ небольшимъ, другой былъ еще юноша; одѣты они были оба хотя прилично, но довольно небрежно. Они держались все время отдѣльно, не желая завязывать дорожныхъ разговоровъ и дорожныхъ знакомствъ. Двое другихъ были чистокровными англичанами, безукоризненно одѣтыми. Старшему изъ нихъ можно было дать лѣтъ пятьдесятъ, младшему — лѣтъ тридцать пять. Они вели между собою оживленный разговоръ по поводу вышедшаго недавно астрономическаго сочиненія одного изъ французскихъ ученыхъ. Что касается дамы, то это была еще совсѣмъ молодая особа, лѣтъ двадцати, очень красивая, вся въ траурѣ. Она сидѣла въ углу и безучастно смотрѣла въ окно. Младшій иностранецъ часто на нее посматривалъ и, видимо, сочувствовалъ горю своей случайной спутницы; по крайней мѣрѣ его лицо часто также принимало грустное выраженіе.
— Я лично безусловно согласенъ съ авторомъ, — говорилъ младшій англичанинъ: — что смѣна свѣтлыхъ точекъ на Марсѣ — явленіе не случайное, а есть ничто иное, какъ сигналы, которые жители планеты даютъ намъ. Очевидно, они вызываютъ насъ на разговоръ. Замѣтьте, что расположеніе этихъ свѣтлыхъ пятенъ всегда имѣло строго правильную геометрическую форму: сначала три пятна въ видѣ правильнаго треугольника, затѣмъ три пятна по вертикальной прямой и наконецъ одно пятно въ центрѣ диска. Вотъ, если бы на землѣ обратили на это должное вниманіе, то могли бы съ успѣхомъ разговаривать съ Марсомъ.
— Но какимъ же образомъ?
— Очень просто. Стоитъ лишь повторить тѣ же самые сигналы и въ томъ же порядкѣ — и жители Марса увидятъ, что ихъ сигналы поняты. Съ помощью же электричества вполнѣ возможно устроить соотвѣтствующую группу пятенъ въ различныхъ пунктахъ земной поверхности, и это будетъ стоить даже не особенно дорого. Для того, чтобы образовать, напримѣръ, треугольникъ, слѣдуетъ устроить одновременно свѣченіе въ Сахарѣ, Гималайскихъ горахъ и на Балканскомъ полуостровѣ; для вертикальной прямой можно избрать ту же Сахару, мысъ Доброй Надежды и Апеннинскій полуостровъ и такъ далѣе.
— Хорошо. Предположимъ, что нашлись на землѣ предпріимчивые люди, которые повторили по порядку все сигналы Марса: допустимъ даже, что на Марсѣ поняли насъ и наши работы по устройству свѣтовыхъ эффектовъ не пропали даромъ: скажите же, сэръ, какой практическій смыслъ въ этихъ дѣйствіяхъ? Чтобы убѣдиться въ томъ, что на Марсѣ есть жизнь и жители, нѣтъ нужды мѣняться сигналами: это можно рѣшить чисто-теоретическимъ путемъ. Кто же изъ образованныхъ людей нашего времени сомнѣвается въ томъ, что на Марсѣ есть люди и цивилизація? Всѣ научные данныя доказываютъ это ясно, какъ день. Къ чему же нужна такая трудная провѣрка?
— Въ томъ-то и дѣло, сэръ, — отвѣчалъ младшій англичанинъ: — что значеніе этихъ свѣтовыхъ сигналовъ болѣе серьезно, чѣмъ вы думаете. Начало — половина дѣла. Если бы успѣшно завязались переговоры, то они скоро бы развились, и у насъ возникли бы болѣе близкія сношенія. Важно заключить только, такъ сказать, союзъ между двумя планетами.
— Не думаете ли вы, что между Землей и Марсомъ установится телеграфъ?
— Весьма возможно.
— Вы договоритесь, пожалуй, до того, что со временемъ найденъ будетъ способъ пересылать на Марсъ не только предметы, но и живыхъ людей.
— Это очень возможно.
— Нѣтъ, невозможно. Уже потому невозможно, что не найдется такого сумасброда, который согласился бы полетѣть въ ядрѣ на неизвѣстную планету.
— Вы думаете?
— Я въ этомъ увѣренъ.
— А я, въ свою очередь, увѣренъ въ томъ, что, если доказать вполнѣ точнымъ, логически-научнымъ образомъ возможность долетѣть до Марса, то охотниковъ совершить полетъ найдется такое множество, что придется отказать за недостаткомъ мѣста девяносто девяти изъ ста.
— Я съ вами согласна, сэръ, — вмѣшалась вдругъ въ разговоръ дама въ траурѣ. — На землѣ слишкомъ много горя и страданій, и не мало найдется обездоленныхъ судьбой, которые готовы даже на смерть, а не только на жизнь въ другомъ мірѣ, лишь бы оставить ненавистную землю, Да вотъ я, напримѣръ. Я бы отдала все свое немалое состояніе, если бы могла покинуть землю. Я съ радостью улетѣла бы и на Луну, и на Марсъ, если бы только было можно вырваться изъ этого міра. Но, къ несчастію, о такомъ путешествіи можно только мечтать.
— Мало завиднаго представляетъ неизвѣстный міръ, гдѣ, можетъ-быть, васъ ожидаетъ немедленная смерть, — сказалъ старшій англичанинъ.
— А здѣсь развѣ нѣтъ смерти? — съ горечью возразила дама. — Я убѣждена, что въ другомъ мірѣ смерть не такъ зла и несправедлива, какъ на землѣ.
— Осмѣлюсь спросить, миссъ, — сказалъ второй иностранецъ, — юноша, до сихъ поръ не принимавшій никакого участія въ разговорѣ: — вы, вѣроятно, перенесли тяжелое горе?
— Да, сэръ: я могу вамъ его повѣдать. Я потеряла любимаго человѣка за нѣсколько дней до нашей свадьбы. Онъ утонулъ въ море, и съ нимъ погибло все дорогое для меня на землѣ. Я говорю серьезно, что готова была бы улетѣть хоть на Марсъ, куда бы то ни было, чтобы только уйти отъ моего горя, которое всюду меня преслѣдуетъ. Я уже давно покинула домъ и, какъ Агасѳеръ, ѣду, ѣду, сама не зная куда и зачѣмъ, ѣду безъ цѣли, безъ интереса.
— Но развѣ на землѣ у васъ нѣтъ другихъ привязанностей, миссъ?
— Нѣтъ. Я круглая сирота: ни отца, ни матери, ни близкихъ родныхъ у меня нѣтъ. Мой Эдуардъ составлялъ для меня все, и это все потеряно навѣки. Я ни въ чемъ не вижу отрады для себя въ будущемъ, хотя мнѣ всѣ сулятъ счастье, такъ какъ я — очень богатая дѣвушка. Вы, вѣроятно, слышали имя моего покойнаго отца, Томаса Эдвардса въ Ливерпулѣ?
— Томаса Эдвардса? — спросили въ одинъ голосъ англичане. — Кто же не зналъ Томаса Эдвардса? Значить, мы имѣемъ честь видѣть его дочь, миссъ Мэри Эдвардсъ, наслѣдницу его милліоновъ?
— Да, господа, я — Мэри Эдвардсъ, несчастная милліонерша. О, съ какой радостью я отдала бы свои милліоны, лишь бы мнѣ возвратить мое счастье или, по крайней мѣрѣ, скрыться на другую планету отъ моего горя! Что можетъ быть ужаснѣе, какъ чувствовать себя одинокой во всемъ мірѣ! Да, только на Марсѣ я бы возвратила себѣ свой душевный покой.
Черезъ нѣсколько минутъ поѣздъ примчался къ лондонскому дебаркадеру и остановился. Оба англичанина немедленно вышли на платформу, а миссъ Эдвардсъ стала приводить въ порядокъ свои картонки. Юный иностранецъ подошелъ къ ней и проговорилъ въ полголоса:
— Миссъ! Вы, дѣйствительно, согласились бы отправиться на Марсъ?
— Да, сэръ, но это невозможно.
— Нѣтъ, возможно. Если вы хотите провѣрить мои слова, будьте завтра въ Лондонѣ на Риджентъ-Стритѣ въ доме доктора Гаукинса: тамъ вамъ докажутъ, что это возможно, самымъ строгимъ научнымъ образомъ.
Глаза миссъ Мэри заблестѣли отъ радости.
— Я вамъ вѣрю, сэръ. Такъ если это возможно, я съ охотой полечу. Какъ я вамъ благодарна, если бы вы знали! Надѣюсь, что вы сами будете моимъ попутчикомъ?
— Да, и не я одинъ, а еще нѣсколько моихъ друзей. Но только, миссъ, моя законная къ вамъ просьба: храните эту тайну.
— Конечно. Даю вамъ честное слово.
Благодарю. Такъ пока до свиданія. Не забудьте адреса.
— О, нѣтъ, какъ можно! Завтра въ двѣнадцать часовъ я буду на Риджентъ-Стритѣ въ домѣ доктора Гаукинса. Я вамъ очень, очень благодарна, сэръ. До свиданія.
Она вышла изъ вагона. Старшій иностранецъ безмолвно слушалъ этотъ короткій разговоръ съ широко раскрытыми отъ удивленія и ужаса глазами и, лишь только миссъ Мэри скрылась, набросился на своего товарища съ бранью и упреками.
ІІІ.
Докторъ Гаукинсъ, поселившійся незадолго передъ этимъ въ Лондонѣ, былъ иностранецъ. Онъ прибыль въ Англію изъ Нью-Іорка и окружилъ свою жизнь непонятной таинственностью. Гаукинсъ купилъ себѣ на Риджентъ-Стритѣ огромное пустое пространство земли, занимавшее почти цѣлый кварталъ города, построилъ здѣсь маленькій домикъ и поселился въ немъ совершенно одиноко, даже безъ прислуги, за исключеніемъ необходимаго привратника, которому была отведена отдѣльная будка у воротъ. На видъ Гаукинсу было лѣтъ пятьдесятъ. Въ два часа ежедневно онъ ходилъ обѣдать въ одну изъ ближайшихъ гостиницъ. Остальное время онъ сидѣлъ дома, за рѣдкими исключеніями. Онъ самъ покупалъ все необходимое и не принималъ у себя никакого человѣка. Никто изъ посѣтителей гостиницы, гдѣ обѣдалъ Гаукинсъ не могъ никогда добиться отъ него ни одного слова; лишь только кто-нибудь пробовалъ съ нимъ заговорить, Гаукинсъ бормоталъ себѣ подъ носъ что-то безсвязное. Такая подозрительная таинственность сначала было обратила на себя вниманіе полиціи, но такъ какъ Гаукинсъ ничего предосудительнаго не совершалъ, то власти скоро успокоились и рѣшили, что это ни больше, ни меньше, какъ полупомѣшанный чудакъ, совершенно безвредный. Сосѣди говорили, что это какой-то извѣстный ученый, помѣшавшійся на одной идеѣ. Всѣ знали, что Гаукинсъ былъ очень образованный человѣкъ докторъ какихъ-то наукъ, кажется, математики, и даже, какъ утверждали нѣкоторые, бывшій профессоръ. По вечерамъ сосѣди видѣли въ домѣ доктора огонь до поздней ночи, но что онъ дѣлалъ, объ этомъ никто не имѣлъ никакого понятія.
Вскорѣ докторъ Гаукинсъ сталъ ходатайствовать о томъ. чтобы ему было дано разрѣшеніе устроить въ собственной усадьбѣ электрическій заводь для приготовленія искусственныхъ дождевыхъ облаковъ изъ морскихъ волнъ и направлять ихъ въ тѣ мѣстности Европы, которыя въ данное время страдаютъ отъ засухи. Какъ ни нелѣпо было такое предпріятіе, формальныхъ препятствій къ нему не было, и докторъ Гаукинсъ получилъ требуемое разрѣшеніе на устройство дождевого завода. Затѣмъ къ нему стали доставлять изъ Шеффильда и Бирмингама разныя непонятныя машины, которыми скоро уставилась огромная площадь въ усадьбѣ чудака. Каждый день онъ откуда-то получалъ письма и телеграммы, и въ усадьбѣ молчаливаго иностранца закипѣла жизнь, а вмѣсто прежней тишины началась шумная работа. Въ домѣ поселилось еще нѣсколько лицъ. Цѣлый день сновали взадъ и впередъ по Ридженъ-Стриту къ дому Гаукинса разные люди, и самъ Гаукинсъ совершенно измѣнился. Теперь его можно было встрѣтить во всевозможныхъ публичныхъ мѣстахъ, въ театрахъ, на гуляньяхъ, въ обществѣ молодыхъ джентльменовъ. Онъ весь сіялъ, и по всему было видно, что въ его жизни произошла какая-то счастливая перемѣна.
Постройка знаменитаго дождевого завода, надъ которымъ смѣялись лондонскіе электротехники, подвигалась тѣмъ временемъ быстро впередъ. Никто изъ рабочихъ не понималъ для чего будетъ служить та или иная часть гигантскихъ сооруженій, и всѣ только слѣпо исполняли данныя приказанія. Работами непосредственно завѣдывалъ инженеръ, еще довольно молодой человѣкъ, тоже иностранецъ, пользовавшійся, замѣтно, полнымъ довѣріемъ Гаукинса.
Мало-по-малу всѣ привыкли къ работамъ доктора и перестали ими интересоваться, работы между тѣмъ продолжались и продолжались, и скоро дѣлу было суждено разъясниться самымъ неожиданнымъ образомъ.
Вечеромъ того же дня, въ который произошелъ описанный въ предыдущей главѣ разговоръ въ вагонѣ о планетѣ Марсъ, оба иностранца имѣли продолжительную бесѣду съ докторомъ Гаукинсомъ.
— Ну, вотъ, Викторъ Павловичъ, — говорилъ инженеръ, — наши работы и кончены. Теперь дѣло осталось только за мелочами. Черезъ мѣсяцъ Марсъ будетъ въ положеніи, когда намъ какъ разъ и нужно будетъ махнуть на него.
— Все это хорошо, хорошо, а только не годится такъ дѣлать, какъ Шведовъ. За какимъ чортомъ ему понадобилась эта женщина? Чтобы разболтала всѣмъ?
— Во-первыхъ, Викторъ Павловичъ, — отвѣчалъ помощникъ инженера, это — не женщина, а молодая, дѣвушка, во-вторыхъ, она никому ничего не скажетъ уже потому, что сама полетитъ съ нами.
— Да на что она намъ нужна? Куда, лучше бы было полетѣть втроемъ! А то подниметъ визгъ, поразвѣситъ по всему судну свои юбки, а тамъ еще окажется въ интересномъ положеніи… Возись тогда съ нею!
— Викторъ Павловичъ! Побойтесь Бога! Она еще барышня.
— Барышня, барышня! Всѣ онѣ такія! Въ гимназіи до квадратныхъ уравненій еще не дойдетъ, а ужъ заведетъ альбомъ съ любовными стихами!…
— Ну, перестаньте ворчать, Викторъ Павловичъ — сказалъ инженеръ: — что сдѣлано, того не воротишь. Я думаю, что намъ опасаться не слѣдуетъ: лицо этой англичанки такое симпатичное, что невольно внушаетъ довѣріе.
— Да пусть летитъ, мнѣ все равно! Я боюсь только одного, какъ-бы она не разболтала по всему Лондону прежде, чѣмъ мы тронемся съ мѣста. А Лессингъ и явится тутъ какъ тутъ, и все дѣло погубитъ.
— Викторъ Павловичъ! Когда вы перестанете наконецъ бояться Лессинга? — спросилъ помощникъ инженера. — Вѣдь, цѣлыхъ четыре года прошло съ тѣхъ поръ, какъ вы оставили университетъ. Лессингъ о васъ и думать забылъ.
— Какъ-же, забылъ! Это животное все сдѣлаетъ, лишь бы мнѣ повредить… Онъ у меня ни на минуту не выходитъ изъ головы. Еще бы мнѣ не бояться! Съ тѣхъ поръ какъ мы прочитали въ газетахъ, что Лессингъ командированъ съ научною цѣлью въ Англію, я и спать спокойно не могу. Боюсь, что мы не улетимъ благополучно.
— Да откуда-же онъ можетъ знать, что докторъ Гаукинсъ изъ Нью-Іорка и Викторъ Павловичъ Русаковъ — одно и тоже лицо? Вы такъ хорошо скрыли свое имя, что этого никто никогда не узнаетъ!
— Лессингъ можетъ узнать. Это — хитрая бестія, а все черезъ вашу дѣвчонку, — она разболтаетъ.
— Да не разболтаетъ, я въ томъ порукой. Не понимаю, почему вы такъ предубѣждены противъ нея. Какимъ вы сдѣлались ненавистникомъ женщинъ!
— Ну, да что тамъ толковать! — сказалъ профессоръ — пусть ѣдетъ! Теперь ничего не подѣлаешь. Дорогой научимъ ее въ винтъ играть; все лучше, чѣмъ съ болваномъ.
— Вотъ видите, — сказалъ Шведовъ: — вамъ же будетъ лучше. Да, теперь все готово… А, право, какъ подумаешь, что черезъ нѣсколько дней предстоитъ такое путешествіе, страшно становится.
— Да, времени у насъ осталось всего лишь одинъ мѣсяцъ, — сказалъ Русаковъ, — надо усиленно готовиться.
— Да, вѣдь, все готово, — замѣтилъ Шведовъ. — А зарядить цилиндры слѣдуетъ не раньше, какъ девятаго сентября. Теперь нужно только меблировать корабль.
— Въ этомъ ужъ мы положимся на вкусъ Эдвардсъ. Но вы напрасно думаете, Петръ Петровичъ, что намъ дѣлать больше ужъ нечего, — замѣтилъ Красновъ. — Работы много. А закупить все необходимое по составленному списку, а запаковать и привинтить все? Это потребуете не мало времени. Вы, вѣдь, знаете, что если для насъ безразлично расположеніе предметовъ въ дорогѣ, то въ моментъ толчка много значитъ правильная установка. Если окажется замѣтная фальшь въ равновѣсіи, то мы не попадемъ на Марсъ; а если равновѣсіе и не будетъ нарушено, но вещи будутъ плохо упакованы, то многое можетъ разбиться, поломаться отъ внезапнаго толчка, который нарушитъ общую инерцію. А нужно, чтобы ни того, ни другого не было. Подождемъ барышню и завтра же примемся за покупки.
— Не забудьте купить карты, — сказалъ профессоръ.
— Хорошо, — отвѣчалъ Красновъ и сдѣлалъ отмѣтку въ своей записной книжечкѣ.
ІѴ.
На другой день, часовъ около двѣнадцати утра, къ дому доктора Гаукинса подъѣхала карета, изъ которой вышла миссъ Эдвардсъ и позвонила. Докторъ самъ отворилъ ей дверь.
— Имѣю удовольствіе видѣть доктора Гаукинса?
— Онъ самый, онъ самый. А вы — миссъ Эдвардсъ? Очень радъ, очень радъ. Ѣдемъ, ѣдемъ на Марсъ. Дорогой будемъ играть въ карты. Вы играете?
— Играю. Но развѣ вы думаете дорогою взяться за карты?
— А что же мы будемъ дѣлать 206 дней, пока не долетимъ до планеты?
— Хорошо, — засмѣялась Мэри — но будетъ ли это удобно?
— Ужъ не думаете ли вы, что мы отправимся на какомъ-нибудь аэростатѣ? Нѣтъ, сударыня, мы летимъ на большомъ кораблѣ, въ которомъ будетъ общая зала и у каждаго пассажира по отдѣльной комнатѣ.
— Гдѣ же мои вчерашніе знакомые?
— А, мои инженеры! Въ машинномъ отдѣленіи. Пойдемте туда.
Они направились къ машинному отдѣленію. Инженеры замѣтили ихъ приближеніе и поспѣшили имъ на встрѣчу.
— Здравствуйте, друзья, — сказала миссъ Мэри: — покажите же мнѣ ваше диковинное изобрѣтеніе.
Всѣ вмѣстѣ вступили подъ навѣсъ машиннаго отдѣленія.
— Честь этого изобрѣтенія, — заговорилъ Русаковъ: — принадлежитъ Краснову. Принципъ его состоитъ въ томъ, что совершенно закупоренное судно, въ которомъ мы всѣ четверо помѣстимся, получитъ настолько сильный толчокъ, что благодаря ему оно пріобрѣтетъ огромную скорость, достаточную для того, чтобы въ теченіе 206 дней долетѣть до Марса. Здѣсь вы видите, миссъ, два отдѣленія. Первое представляетъ тотъ механизмъ, который выбросить насъ въ пространство; а тамъ наверху, видите, находится вторая наша постройка, наше будущее жилище, уже положенное на мѣсто и приспособленное должнымъ образомъ. Начнемъ осмотръ по порядку съ перваго.
— О, нѣтъ, нѣтъ! — возразила Мэри. — Что я тутъ разберу? Понять такой сложный механизмъ свыше моихъ силъ. Здѣсь безъ конца колеса, цилиндры, рычаги, ремни!… Оставимъ это и пойдемте лучше смотрѣть корабль. Но скажите, господа, по секрету, — кто вы такіе? Вѣдь мы теперь — свои люди.
— Я — бывшій профессоръ математики въ русскомъ университетѣ, Гаукинсъ, то есть, собственно говоря, моя фамилія не Гаукинсъ, а Русаковъ.
— Ахъ, это вы. Я хорошо помню, какъ три или четыре года тому назадъ газеты много писали о загадочномъ исчезновеніи знаменитаго русскаго математика Русакова. Такъ вотъ чѣмъ объясняется ваше исчезновеніе! Это вы тотъ знаменитый профессоръ?
— Да, это я…
— Что же мнѣ сомнѣваться въ успѣхѣ поѣздки, если за него ручается такое свѣтило ученаго міра! А вы, господа, тоже профессоры?
— Нѣтъ, миссъ, — сказалъ Шведовъ: — я всего только бывшій студентъ-математикъ, ученикъ Виктора Павловича…
— И лучшій ученикъ, — перебилъ Русаковъ. — А вотъ Красновъ такъ совсѣмъ самоучка-математикъ, но такой ученый, что передъ нимъ самъ Ньютонъ — только мальчишка и щенокъ. Если бы вы знали, какъ онъ остроумно интегрируетъ!…
— Вотъ какъ! Какъ же послѣ этого мнѣ не радоваться поѣздкѣ на Марсъ; которая сводитъ меня съ такими выдающимися людьми! Идемте же посмотрѣть наше будущее помѣщеніе.
Всѣ поднялись по лѣстницамъ вверхъ. Корабль инженера Краснова представлялъ почти правильный конусъ, сдѣланный изъ какого-то неизвѣстнаго металла. По срединѣ было небольшое круглое отверстіе, которое изнутри легко можно было закупорить такъ, что судно закрывалось герметически. Стѣны были очень толстыя и состояли, по словамъ Краснова, изъ нѣсколькихъ перегородокъ, между которыми находилось ничто иное, какъ обыкновенная вода, что требовалось для оказанія необходимаго сопротивленія первоначальному толчку. Черезъ весь корабль по боковой стѣнѣ проходила витая лѣстница, достигавшая почти самой вершины конуса. Войдя внутрь, Мэри увидѣла, что корабль состоитъ изъ трехъ этажей. Первый этажъ былъ предназначенъ для дорожныхъ запасовъ пищи и воды, продуктовъ для добыванія искусственнаго воздуха и поглощенія углекислоты и для склада прочихъ необходимыхъ въ путешествіи вещей. Почти весь первый этажъ состоялъ изъ многочисленныхъ шкаповъ съ мягкими стѣнками, устроенными для того, чтобы защитить отъ первоначальнаго толчка хранящіеся въ шкапахъ предметы. Весь корабль былъ выложенъ изнутри съ тою же цѣлью эластичной обивкой. Въ этомъ же этажѣ находились различные приборы и машины, а также резервуаръ для поглощенія разныхъ нечистотъ. Второй этажъ занимала большая общая зала, а верхній былъ раздѣленъ на четыре квадранта, изъ которыхъ каждый представлялъ отдѣльную комнату для одного изъ пассажировъ корабля.
— Какъ же называется ваше судно? — спросила Мэри.
— Ахъ, объ этомъ мы еще не подумали, — отвѣчалъ профессоръ. — Въ самомъ дѣлѣ, какъ намъ его назвать?
— Нужно подумать, — промолвилъ Шведовъ.
— Я предлагаю назвать его «Галилеемъ», — сказалъ Красновъ. — Галилей первый проникъ умственнымъ взоромъ въ небесныя тайны; пусть же и теперь «Галилей» первый посѣтить другую планету!
— Отлично, отлично! — воскликнула Мэри. — Я въ восторгѣ. Такъ вы всѣ согласны, господа, чтобы нашъ корабль назывался «Галилеемъ»?
Профессоръ и Шведовъ не протестовали.
— Ну, какъ вамъ нравится, миссъ, нашъ «Галилей»? — спросилъ Красновъ.
— Судно прелестное! Я увѣрена, что дорога отнюдь не будетъ намъ тягостна.
— Тягостна! — воскликнулъ Русаковъ. — Не повторяйте больше этого наивнаго выраженія! Дорога будетъ очень интересная и веселая, а не тягостная. Эти 206 дней промелькнутъ, какъ одна недѣля. У насъ будетъ порядочная библіотека, будутъ различныя игры и развлеченія… Будемъ играть въ винтъ, я вамъ буду читать лекціи, будемъ дифференцировать, интегрировать…
— Нетъ, mercі, я отказываюсь отъ вашей математики, — сказала Мэри.
— Какъ! Вы не хотите слушать лекціи?
— Да, конечно, не хочу. Я уже забыла алгебру съ геометріей, а вы навязываетесь съ вашими интегралами!
— Я вамъ сначала прочту повторительный курсъ элементарной математики.
— Не хочу я вовсе вашей математики: я ее терпѣть не могу.
— Какъ же это!… Не знать математики!… Это, это… Пусть лучше на землѣ остается, чѣмъ ѣдетъ на Марсъ, не зная дифференціальнаго и интегральнаго изчисленій. Я не хочу, чтобы жители Марса смѣялись надъ нею…
— Да они даже и ариѳметики, можетъ быть, толкомъ не знаютъ! — замѣтила Мэри. — Вы мнѣ лучше скажите, почему я не вижу оконъ? Неужели мы весь путь и будемъ сидѣть, какъ въ тюрьмѣ, не видя, что вокругъ насъ дѣлается? Это электрическое освѣщеніе, вѣдь, надоѣстъ до крайности.
— Окна у насъ имѣются со всѣхъ сторонъ корабля, не безпокойтесь, — отвѣчалъ Красновъ. — Только они теперь пока закрыты, чтобы не разбились отъ толчка. А когда мы вылетимъ въ пространство, солнечный свѣтъ замѣнитъ намъ электрическій, который намъ будетъ свѣтить только сначала. Электричество — это безподобная вещь: оно будетъ насъ и освѣщать, и согрѣвать, и обѣдъ намъ готовить.
— Не нужны ли вамъ, господа, деньги? — спросила Мэри. — Пожалуйста, говорите, пока не поздно. У меня ихъ, кажется, очень много, болѣе милліона, и онѣ мнѣ теперь, какъ жительницѣ Марса, совсѣмъ не нужны.
— Очень благодарны! — отвѣчалъ Русаковъ.— Глубоко цѣнимъ ваше предложеніе, но должны отъ него отказаться только потому, что намъ также деньги будутъ уже безполезны: все необходимое въ дорогѣ у насъ будетъ, а безъ роскоши мы обойдемся.
— Напрасно отказываетесь; вы этимъ меня сильно огорчаете. Зачѣмъ отказываться отъ роскоши и комфорта, если они намъ доступны!
— Ну, хорошо. Мы поручаемъ вамъ меблировать корабль и пріобрѣсти необходимый дорожный инвентарь.
— Охотно принимаю это почетное порученіе и постараюсь не ударить лицомъ въ грязь. Земля не должна вызвать порицанія на Марсѣ.
— Но предупреждаю, что вамъ будетъ очень много работы. Видите, корабль совершенно пустой. А нужно все закупить и покончить всѣ дѣла къ десятому сентября.
— Тѣмъ лучше, что много дѣла: я, слѣдовательно, не буду скучать. Чтобы не тратить напрасно времени, я отправляюсь сейчасъ по дѣламъ. Вечеромъ я буду снова у васъ. Вы же приготовьте мнѣ списокъ нужныхъ вещей, и завтра я начну ѣздить по магазинамъ. До свиданія!
— Не смѣемъ удерживать, — сказалъ профессоръ. Смотрите же, вечеромъ пріѣзжайте снова, мы такъ рады будемъ вамъ.
Мэри уѣхала.
— Какая симпатичная дѣвушка! — замѣтилъ Русаковъ. Я очень радъ, очень радъ, что она ѣдетъ съ нами.
Но если кто былъ этому особенно радъ, такъ это Петръ Петровичъ Шведовъ. Юный математикъ сразу влюбился по уши въ хорошенькую англичанку. Она цѣлый день не выходила у него изъ головы, какъ онъ ни старался увлечься работой; онъ съ нетерпѣніемъ ждалъ вечера. Наконецъ онъ не выдержалъ, оставилъ работу и пошелъ погулять по городу, чтобы немного освѣжиться. Но въ городѣ его ожидалъ сюрпризъ, который совершенно испортилъ его настроеніе духа. На одной изъ большихъ улицъ Шведовъ чуть не столкнулся съ господиномъ среднихъ лѣтъ. Поднявъ голову, онъ съ ужасомъ увидѣлъ, что это былъ никто иной, какъ профессоръ физики Лессингъ. Подъ вліяніемъ постоянныхъ рѣчей Русакова о зловредности Лессинга Шведовъ и самъ привыкъ считать Лессинга самымъ опаснымъ для нихъ человѣкомъ. Профессоръ, конечно, не узналъ Шведова, такъ какъ послѣдній значительно измѣнился за четыре года; но зато Шведовъ узналъ Лессинга съ перваго взгляда. Это событіе такъ взволновало юношу, что онъ немедленно возвратился домой. Онъ рѣшилъ никому не говорить о своей встрѣчѣ, чтобы не тревожить друзей, особенно Русакова.
Вечеромъ онъ успокоился, такъ какъ къ нимъ снова пріѣхала миссъ Эдвардсъ, которая провела съ ними весь вечеръ. Они долго разговаривали о предстоящемъ путешествіи, пили чай, играли въ карты. Мэри уѣхала только въ два часа ночи, успѣвъ очаровать всѣхъ троихъ математиковъ.
Наступило 11-е сентября. Мэри въ теченіе мѣсяца проводила цѣлые дни на Риджентъ-Стритѣ, занимаясь меблировкой «Галилея». Корабль былъ отдѣланъ на славу. Мэри съ честью выполнила возложенное на нее порученіе. «Галилей» блисталъ цѣнными и дорогими предметами, установленными необыкновенно уютно и прочно. Въ своей маленькой каютѣ наверху каждый изъ четырехъ пассажировъ «Галилея» могъ найти все, что только пришло бы въ голову самому прихотливому человѣку. Въ каждой комнаткѣ были койка, письменный столъ со всѣми необходимыми принадлежностями, туалетный столикъ, шкапъ для платья и бѣлья, кресло и по два стула. Здѣсь же были электрическая лампа для освѣщенія и электрическая печь на случай холода. Каждая комнатка имѣла по одному окну, которыя пока были наглухо закрыты. Въ общей залѣ около стѣны стояли два шкапа съ дорожной библіотекой. Здѣсь же была и столовая «Галилея». Среди комнаты находился круглый столъ; у стѣнъ стояли двѣ кушетки, рядъ креселъ, піанино, изящные столики и прочая мебель. Окна и здѣсь пока были закрыты. Кладовыя были переполнены съѣстными припасами. Посуды, а также бѣлья и платья былъ взятъ достаточный запасъ. Путешественники взяли съ собою для свѣдѣнія жителей Марса много предметовъ, наглядно свидѣтельствующихъ о земной цивилизаціи, напримѣръ, фотографическій аппаратъ, фонографъ, стереоскопъ и проч. Все это также находилось въ общей залѣ. 10-го сентября все было окончательно установлено, провѣрено по списку и накрѣпко упаковано.
Красновъ раньше всѣхъ проснулся 11-го сентября и тотчасъ же отправился въ машинное отдѣленіе. Онъ внимательно осмотрѣлъ всѣ части механизма. Было бы очень досадно, если бы въ критическій моментъ оказалась какая-нибудь неисправность. Но Красновъ могъ быть спокоенъ: всѣ работы велись подъ его личнымъ наблюденіемъ, и неисправности нигдѣ не оказалось. Часамъ къ двѣнадцати пріѣхала Мэри, которая въ этотъ день была уже въ свѣтломъ платьѣ, такъ какъ рѣшила вмѣстѣ съ своимъ траурнымъ костюмомъ оставить на землѣ свое горе и начать на Марсѣ новую жизнь. Друзья позавтракали на землѣ въ послѣдній разъ и стали готовиться къ отъѣзду. Подъ руководствомъ Краснова внимательно обошли еще разъ все машинное отдѣленіе, а также провѣрили дорожный инвентарь. Все было въ порядкѣ, только Русаковъ не нашелъ въ карманѣ своей записной книжечки съ вычисленіями. Сначала было это обстоятельство его взволновало; онъ не могъ вспомнить, гдѣ могъ онъ ее выронить; если бы она попала въ чужія руки, то планы ихъ были бы отчасти обнаружены. Однако Шведову и Краснову удалось его скоро успокоить: врядъ ли кто могъ понять, что въ сущности означаютъ его вычисленія; а если бы это и случилось, то теперь ихъ дѣйствіямъ уже никто не помѣшаетъ: черезъ нѣсколько часовъ они оставятъ землю.
Въ семь часовъ наши путешественники распрощались съ землею и вошли внутрь «Галилея». Красновъ герметически закрылъ отверстіе, и наши друзья оказались на-глухо запертыми въ своемъ кораблѣ. Они сѣли въ общей залѣ, которая имѣла красивый и нѣсколько фантастическій видъ. Совершенно круглая, съ закрытыми окнами, залитая электрическимъ свѣтомъ, она поражала своей роскошью и оригинальностью. Бархатная мебель, богатыя картины на стѣнахъ и лѣпныя изображенія на потолкѣ были расположены съ большимъ вкусомъ, и въ цѣломъ зала имѣла видъ необыкновенно роскошный и въ то же время уютный. Лѣстница, соединявшая залу съ нижнимъ этажомъ и верхними комнатами, скрывалась красивой драпировкой. Красновъ сѣлъ въ кресло подлѣ электрическаго аппарата, который долженъ былъ привести въ движеніе механизмъ, и положилъ передъ собой хронометръ, тщательно вывѣренный. Профессоръ въ замѣтномъ волненіи расхаживалъ по комнатѣ, а Мэри и Шведовъ сидѣли вдали отъ Краснова на кушеткѣ.
— Итакъ, прощай, земля! — сказала Мэри.
— Что день грядущій намъ готовитъ? — продекламировалъ Шведовъ. — А что если мы не выдержимъ толчка и разобьемъ себѣ головы?
Красновъ возмутился.
— Вѣчно у васъ всякія нелѣпыя сомнѣнія! Это о мягкія-то стѣны или мебель вы боитесь разбить свою драгоцѣнную голову?
— Если вы, Петръ Петровичъ, боитесь толчка, — сказала Мэри, — я совѣтовала бы вамъ уйти въ свою комнату и лечь въ постель.
— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, послѣднія минуты на землѣ мы должны провести вмѣстѣ, — рѣшительно сказалъ профессоръ.
— А чтó, если на Марсѣ нѣтъ атмосферы? — не унимался Шведовъ.
— А чтó, если нѣтъ и самого Марса? — въ тонъ ему проговорилъ Красновъ. — А чтó, если земля стоить на трехъ китахъ?…
— Чего вы злитесь? Я, вѣдь, только шучу. Если бы я въ самомъ дѣлѣ сомнѣвался хоть немного, я бы не поѣхалъ съ вами. Развѣ, можно математику сомнѣваться въ томъ, что такъ строго-научно доказано!
— А какъ однако непріятно это выжидательное бездѣйствіе! — сказалъ Русаковъ, шагая по комнатѣ.
— Не хотите ли въ винтъ? — пошутила Мэри.
— Нѣтъ, теперь не до винта.
— А сколько времени, Николай Александровичъ? — спросила Мэри.
— Двадцать минутъ восьмого.
— Уже? Однако ждать-то недолго. Не замѣтимъ, какъ и пролетятъ послѣднія минуты нашей земной жизни и настанетъ новое бытіе.
— Будемъ надѣяться, что не загробное, — замѣтилъ Русаковъ.
— О, нетъ! — воскликнула Мэри. — Тогда лишь и начнется у насъ настоящая жизнь, какъ пробьетъ третій звонокъ, и Николай Александровичъ двинетъ свой поѣздъ.
Въ такихъ разговорахъ незамѣтно прошло время, пока Красновъ, не спуская глазъ съ хронометра, не объявилъ:
— Восемь часовъ шесть минутъ!
— Да? Только шесть минутъ осталось?
— Ну, господа, принимайте позы поудобнѣй, — сказалъ Красновъ.
— Уходите, Петръ Петровичъ, — сказала Мэри, я помѣщусь одна на этой кушеткѣ.
Шведовъ пересѣлъ на сосѣднее кресло. Профессоръ занялъ другую кушетку, а Красновъ не измѣнялъ своей позы надъ аппаратомъ.
— Сколько времени остается? — снова спросила Мэри, когда всѣ расположились на своихъ мѣстахъ.
— Восемь минутъ, двадцать двѣ секунды.
— Еще цѣлыхъ четыре минуты! За это время Петръ Петровичъ успѣетъ еще разъ поссориться съ Николаемъ Александровичемъ.
— Нѣтъ, я лучше уже буду молчать, — сказалъ Шведовъ.
— И хорошо сдѣлаете, — замѣтилъ Красновъ.
— Одиннадцать минутъ! — сказалъ Красновъ.
— Ай! — вскрикнула Мэри. — Одна минута! Нужно теперь крѣпко держаться, не то подброситъ меня съ этой кушетки прямо на голову уважаемому профессору! Ну, скоро? А? Скоро?
Красновъ молчалъ и не спускалъ глазъ съ хронометра.
— Прощай, земля! — повторила Мэри.
Въ это мгновеніе Красновъ сильно нажалъ кнопку. «Галилей» весь какъ-то дрогнулъ и подбросилъ вверхъ своихъ пассажировъ. Однако все обошлось благополучно, и мягкія стѣны спасли всѣхъ отъ ушибовъ. Все свершилось настолько тихо и незамѣтно, что не вѣрилось, въ самомъ ли дѣлѣ снарядъ далъ нужный толчокъ. Красновъ бросился къ одному окну и порывисто сталъ отвинчивать гайки, закрывавшія его. Черезъ минуту внутренняя закладка отпала. Красновъ надавилъ электрическую пружинку, — отпала внѣшняя закладка и обнаружилось эллиптическое окно, сдѣланное изъ толстаго хрусталя. Всѣ бросились къ окну. Земля тянулась внизу темной тучей, причемъ море рѣзко отличалось отъ суши серебристымъ свѣтомъ. Гдѣ находился Лондонъ, о томъ можно было только догадываться. Черезъ нѣсколько секундъ земля заволоклась какой-то дымкой, и уже трудно было отличить море отъ суши.
— Какъ просто это произошло, однако! — сказала Мэри.
— А вы развѣ ждали грома и молній? — спросилъ Красновъ.
— Нѣтъ, но все-таки думала, что произойдетъ не мало пертурбацій.
— Ну, господа, — торжественно проговорилъ профессоръ: — наши работы кончены, и намъ остается ждать только результатовъ. Будемъ коротать время до тѣхъ поръ, пока Марсъ не приметъ въ число своихъ жителей четырехъ новыхъ членовъ. Изъ земныхъ обитателей всѣхъ временъ до сихъ поръ никто не былъ на Марсѣ. Эта честь выпадаетъ на нашу долю.
— Да, на нашу долю, Викторъ Павловичъ! — раздался вдругъ позади него голосъ.
Всѣ оглянулись.
Передъ ними стоялъ профессоръ Лессингъ.
Ѵ.
В первую минуту всѣ остолбенѣли и не могли выговорить слова отъ изумленія. Лессінгъ молча стоялъ подлѣ лѣстницы, слегка улыбаясь, и ожидалъ, что ему скажутъ. Наконецъ Русаковъ первый опомнился и сдѣлалъ шагъ впередъ:
— Какъ вы смѣли, милостивый государь, забраться сюда воровскимъ образомъ?
— Не волнуйтесь, Викторъ Павловичъ, — отвѣчалъ Лессингъ, не измѣняя своей позы; вы, вѣдь, сами жаждали, чтобы Лессингъ поскорѣе узналъ о вашихъ работахъ и путешествіи на Марсъ. Вотъ онъ и узналъ, и вамъ не зачѣмъ отправлять съ Марса депеши.
— Какъ! У васъ еще хватаетъ наглости трунить надо мной! — горячился Русаковъ. — Вы забываете, что насъ четверо противъ васъ одного, что мы можемъ сію же минуту выбросить васъ вонъ изъ корабля, и вы шлепнетесь на землю!…
— Охота вамъ, Викторъ Павловичъ, чепуху говорить! Вѣдь, вы не можете этого сдѣлать.
— А почему, почему?
— Да потому, что вы всѣ — прекрасные люди и отнюдь неспособны на такое злодѣяніе. Развѣ возможно, чтобы люди науки лишили жизни одного изъ своихъ товарищей! Я надѣюсь, что во имя гостепріимства вы больше не будете мнѣ дѣлать упрековъ за мое самовольное появленіе. Прошу, господа, въ этомъ у васъ всѣхъ прощенія, но иначе поступить я не могъ. Я готовь пожертвовать жизнью за то, чтобы побывать на Марсѣ, а для этого у меня не было другого средства, кромѣ того, которымъ я воспользовался. Надѣюсь, что вы болѣе любезно примете профессора Лессинга, чѣмъ Викторъ Павловичъ.
— Конечно, конечно! — сказала Мэри, обмѣнявшись взглядами съ Красновымъ и Шведовымъ. — Мы рады вамъ, господинъ профессоръ, а я просто въ восторгѣ оттого, что на «Галилеѣ» стало больше еще однимъ ученымъ. За что собственно вы не любите, Викторъ Павловичъ, господина Лессинга?
— Это мой заклятый врагъ.
Лессингъ расхохотался.
— Неужели вы это серьезно говорите, Викторъ Павловичъ? Этого я, признаться, ужъ не ожидалъ. Какой же я вамъ врагъ, Викторъ Павловичъ? И не грѣхъ вамъ при другихъ такъ называть стараго друга и сослуживца? Могутъ подумать, что у насъ съ вами въ самомъ дѣлѣ есть какіе-то старые счеты. А развѣ я вамъ сдѣлалъ что-нибудь дурное?
— Дурное? Дурное? — горячился Русаковъ. — А кто постоянно издѣвался надо мной и въ профессорской и на засѣданіяхъ физико-математическаго общества? Это вы забыли?
— Ну, а еще?
— Еще, еще? А помните, Иванъ Ивановичъ, какъ однажды мы съ вами были экзаменаторами на полукурсовыхъ испытаніяхъ, и я хотѣлъ уйти съ экзамена, а вы меня не пустили? Я забылъ галстукъ надѣть, а вы говорите, что я не имѣю право уйти, что я на службѣ; а студенты смѣются…
— Ну, господа, теперь судите меня съ Викторомъ Павловичемъ! — сказалъ Лессингъ, обращаясь къ остальнымъ.
— Какой же вы злюка, Викторъ Павловичъ! — вскрикнула Мэри. — И не стыдно вамъ сердиться изъ-за такихъ пустяковъ?
— Да развѣ Викторъ Павловичъ дѣйствительно сердится! — сказалъ Лессингъ. — Мы съ нимъ большіе пріятели, а онъ только хотѣлъ перещеголять меня научными изслѣдованіями. Ну, что-жъ, я признаю свое пораженіе. По рукамъ, Викторъ Павловичъ? Да какъ бы вы были-то безъ меня? Мы съ вами вдвоемъ, вѣдь, цѣлый факультетъ; на землѣ въ нашемъ университетѣ осталась одна мелочь.
— Это правда, это правда!
— Такъ не будете на меня дуться?
— Какъ, господа, тутъ быть? — обратился Русаковъ къ остальнымъ. — Что мнѣ дѣлать съ Лессингом?
— Поблагодарить за компанію! — сказалъ Шведовъ.
— И предложить кресло гостю! — прибавилъ Красновъ, придвигая Лессингу кресло.
Лессингъ улыбнулся и сѣлъ.
— Такъ, значить, это электричество швырнуло насъ на Марсъ? Когда же эта машина насъ доставить къ мѣсту?
— Пятаго апрѣля будущаго года, — отвѣтила Мэри.
— Къ этому времени я обѣщалъ ректору возвратиться изъ командировки, — медиковъ экзаменовать. А тутъ вотъ какая оказія вышла…
— Но гдѣ же намъ васъ помѣстить, господинъ профессоръ? — спросила Мэри.
— Это гдѣ я спать-то буду?
— Да, у насъ только четыре комнатки.
— Такъ мы съ Викторомъ Павловичемъ въ одной будемъ жить, а заниматься я буду сюда приходить. Онъ пусть у себя занимается, а то здѣсь онъ безпорядку надѣлаетъ; а я вотъ на этомъ столѣ буду работать. Спать будемъ вмѣстѣ. Койки всѣ широкія. Я лазилъ смотрѣть.
— Это вы, Шведовъ, выдумали этотъ снарядъ?
— Нѣтъ, Николай Александровичъ Красновъ, — отвѣчалъ Шведовъ: — онъ у насъ мастеръ на всѣ руки.
— Николай Александровичъ все знаетъ! — заявила Мэри. — Онъ даже взялъ какой-то интегралъ, котораго и самъ Викторъ Павловичъ не рѣшилъ.
— Вотъ какъ!
— И зачѣмъ это Лессингу разсказывать? — напустился Русаковъ на Мэри. — Болтаетъ безъ толку!… А Лессингъ станетъ опять смѣяться!
— Нѣтъ, это очень интересно. Какъ такъ профессоръ Русаковъ не могъ взять интеграла! — присталъ Лессингъ.
— Вы его тоже не возьмете.
— А, можетъ-быть, возьму.
— А, ну, дѣлайте!
Русаковъ вынулъ изъ кармана клочокъ бумаги и, написавъ на немъ интегралъ, подалъ Лессингу. Тотъ посмотрѣлъ и сѣлъ къ столу.
— Не возьметъ, не возьметъ! — суетился Русаковъ. — Онъ плохо знаетъ интегральное исчисленіе, ему нужно еще простую алгебру повторить… Ну, что, что? Рѣшили? А еще предсѣдатель математическаго общества!
— Вы не мѣшайте мнѣ, Викторъ Павловичъ! Я лучше пойду въ вашу комнату. Какая тамъ ваша?
— Тамъ моя шапка лежитъ.
— Ну, гдѣ я буду искать по всѣмъ комнатамъ вашу шапку?
— Пойдемте, господинъ профессоръ, я вамъ покажу, — предложила Мэри.
— Идемте. Вы, барышня, чтó же, вѣроятно, вторая Ковалевская?
— О, нѣтъ! Я совсѣмъ не знаю математики.
Они поднялись вверхъ.
Не прошло и десяти минуть послѣ ухода Лессинга изъ залы, какъ онъ снова возвратился и, улыбаясь, подалъ Русакову исписанный листокъ бумаги со словами:
— Это вотъ какъ берется, Викторъ Павловичъ!
Русаковъ былъ убитъ. Лессингъ взялъ интегралъ совершенно тѣмъ же пріемомъ, какъ рѣшилъ его четыре года тому назадъ самъ Красновъ. Русаковъ сконфузился.
— Ну, что-жъ, что-жъ! — бормоталъ онъ. — Хорошо, дѣлаетъ вамъ честь… У меня тогда голова была не свѣжа, я плохо соображалъ… А Иванъ Ивановичъ сразу понялъ суть дѣла.
— Нѣтъ, Викторъ Павловичъ, суть дѣла понялъ только Красновъ, а мы съ вами оба лишь школьники, а не профессоры. Я так же, какъ и вы, считалъ интегралъ эллиптическимъ, пока не прочелъ его рѣшеніе въ вашей книжечкѣ.
Съ этими словами Лессингъ подалъ Русакову его потерянную записную книжечку съ вычисленіями.
— Гдѣ вы ее взяли? — изумился тотъ. — Такъ это вы стащили у меня этотъ важный документъ?
— Я не стащилъ, а только поднялъ на улицѣ. Развѣ я виноватъ, что вы разбрасываете по тротуарамъ такія замѣтки? Во всякомъ случаѣ, я вамъ очень благодаренъ, Викторъ Павловичъ: благодаря вашей способности терять цѣнныя бумаги, я получилъ возможность отправиться на Марсъ. Когда я разсмотрѣлъ эти замѣтки, я вскрикнулъ отъ изумленія: такіе тамъ были поразительные выводы по механикѣ! Я тогда цѣлую ночь не спалъ, потому что не могъ оторваться отъ вашихъ вычисленій. Возможность посѣтить Марсъ, безъ сомнѣнія, должна поразить каждаго мыслящаго человѣка.
— Какъ же вы могли догадаться, что дѣло идетъ именно о Марсѣ? Въ моей книжечкѣ ни слова объ этомъ не говорится, стоятъ лишь одни голыя вычисленія.
— Да, вѣдь, я тоже математикъ, Викторъ Павловичъ! Для меня не требовалось никакихъ пояснительныхъ надписей. Все написано въ самыхъ вычисленіяхъ.
— Все-таки не понимаю, не понимаю…
— Да, вѣдь, разстояніе отъ Марса до Земли во время его оппозиціи было у васъ выставлено? Масса Марса была дана? Въ формулѣ живыхъ силъ данныя Марса и Земли были помѣчены? Въ задачѣ о трехъ тѣлахъ массы и взаимныя разстоянія Солнца, Земли и Марса были выписаны? Согласитесь, что этого для меня было вполнѣ достаточно, чтобы понять, о чемъ идетъ рѣчь.
— Конечно, подтвердилъ Красновъ. — Ахъ, Викторъ Павловичъ, Викторъ Павловичъ, какъ вы неосторожны!
— Викторъ Павловичъ былъ настолько любезенъ, — продолжалъ Лессингъ: — что даже выписалъ въ своей книжечкѣ адресъ доктора Гаукинса на Риджентъ-Стритѣ. Словомъ, все складывалось такъ, какъ будто самъ Викторъ Павловичъ приглашалъ меня сопутствовать ему въ путешествіи на Марсъ. Замѣтьте, господа, что почеркъ Виктора Павловича я прекрасно знаю, а потому сразу понялъ, кто авторъ найденныхъ мною замѣтокъ.
Русаковъ при этихъ словахъ даже подпрыгнулъ.
— Вотъ скандалъ, вотъ скандалъ! Ну, и вляпался же я! — проговорилъ онъ.
— Конечно, въ слѣдующую же ночь я былъ на Риджентъ-Стритѣ, увидѣлъ въ освѣщенное окно Виктора Павловича и потихоньку осмотрѣлъ ваши сооруженія. Я зналъ, что Викторъ Павловичъ на меня дуется, а потому рѣшилъ добиться возможности посѣтить Марсъ хитростью… Если бы вы знали, господа, сколько за это время я перенесъ страха и волненій! Каково это ординарному профессору, доктору физики, лазить впотьмахъ, подобно вору, прислушиваясь къ каждому шороху! Прошлую ночь я дежурилъ на улицѣ часовъ пять, пока вы не улеглись спать, и я могъ незамѣтно прокрасться на судно. Нужныя вещи я раньше перенесъ…
— Мы рады вамъ, господинъ профессоръ, — сказала Мэри: — но только я, какъ хозяйка, напередъ вамъ заявляю, чтобы вы не смѣли больше обижать Виктора Павловича, а то вамъ достанется отъ меня… Я ужъ вамъ придумаю какое-нибудь наказаніе. Вообще, господа, я вамъ объявляю, что я заведу на «Галилеѣ» строгій порядокъ и субординацію. А то, вѣдь, вы всѣ — математики: если васъ не держать въ ежовыхъ рукавицахъ, то тутъ безпорядковъ не оберешься.
— При чемъ здѣсь слово «математики»? — спросилъ Лессингъ.
— Математики — взрослыя дѣти. Вамъ лишь бы интегрировать, а тамъ вы и спать и ѣсть забудете. Вотъ, напримѣръ, никто не вспомнитъ, что мы еще ничего не ѣли. Пора обѣдать. Кто мнѣ пойдетъ помогать?
Вызвался Шведовъ и вмѣстѣ съ Мэри отправился внизъ. Черезъ полчаса столъ былъ накрытъ на пять приборовъ, и начался первый обѣдъ въ пространствѣ за предѣлами земной атмосферы.
Жизнь путешественниковъ съ первыхъ же дней вошла въ нормальную колею. Русаковъ, конечно, сидѣлъ надъ своими математическими работами. Красновъ большую часть времени проводить съ Лессингомъ, разъясняя профессору подробности своихъ сооруженій и возбуждая по этому поводу различные научные вопросы. Шведовъ постоянно находился въ комнатѣ Мэри: молодые люди затянули любовную канитель, хотя этого пока еще никто не замѣчалъ, потому что ученые, устремляясь въ мысляхъ къ предѣламъ безконечности, обыкновенно не видятъ ничего у себя подъ носомъ. Русаковъ однажды совершенно, впрочемъ, случайно и безъ всякой задней мысли сконфузилъ нашу парочку и заставилъ Шведова потупить глаза. Какъ-то за обѣдомъ профессоръ выпалилъ вдругъ такую фразу:
— Вотъ что, господа! Я не хочу спать съ Лессингомъ на одной кровати: онъ страшно храпитъ, а я этого не люблю. Женитесь, Шведовъ, скорѣй на миссъ Мэри, и комната освободится.
Красновъ и Лессингъ расхохотались и стали поддерживать Русакова. Шведовъ переконфузился и не нашелся, что отвѣтить. Мэри слегка покраснѣла, но не потерялась и сказала:
— Вмѣсто того, Викторъ Павловичъ, чтобы заботиться о моемъ бракѣ, подумали бы вы лучше о моемъ образованіи! А то въ самомъ дѣлѣ, — какое ненормальное явленіе: ѣду на Марсъ съ цѣлымъ математическимъ факультетомъ, и остаюсь полнымъ профаномъ въ математикѣ! А еще сами обѣщали мнѣ читать лекціи.
Можно себѣ представить радость Русакова.
— Какъ! Вы хотите слушать лекціи? Хотите слушать лекціи?
— Непремѣнно. Я со всѣхъ сторонъ только и слышу: «дифференціалъ, интегралъ», и ничего не понимаю. Пока долетимъ до Марса, я должна узнать не меньше того, что знаютъ студенты-математики двухъ-трехъ первыхъ семестровъ. Все общество горячо отнеслось къ желанію Мэри слушать математическія науки. Тутъ же послѣ недолгихъ споровъ были раздѣлены предметы преподаванія. Викторъ Павловичъ долженъ былъ читать повторительный курсъ элементарной математики, а затѣмъ прямолинейную и сферическую тригонометрію; Лессингъ, конечно, взялъ механику и физику; Красновъ — аналитическую геометрію и астрономію, а Шведовъ — высшую алгебру и дифференціальное исчисленіе. Метеорологія, какъ наука исключительно земная, въ программу не вошла. Каждая лекція должна была продолжаться около получаса, и въ общей сложности занятія должны были отнимать не больше двухъ часовъ въ сутки. Деканомъ летучаго факультета единогласно былъ избранъ Викторъ Павловичъ.
— Итакъ, слѣдовательно, завтра вы начнете меня просвѣщать? — спросила Мэри.
— Да, завтра, завтра! — отвѣчалъ Русаковъ. — А все-таки, Иванъ Ивановичъ, если вы не перестанете храпѣть, я не хочу съ вами жить въ одной комнатѣ.
— Если вы не можете ужиться вместе, — сказала Мэри: — то можно кому-нибудь помѣститься здѣсь въ залѣ. Легко можно даже отдѣлить цѣлую комнату.
— Да переселяйтесь ко мнѣ, Иванъ Ивановичъ, — предложилъ Красновъ.
— А вотъ и отлично, — согласился Лессингъ: — Только вы, Викторъ Павловичъ, пожалѣете, когда меня не будетъ съ вами: вамъ будетъ скучно безъ меня.
— Нисколько; очень буду радъ, что васъ не будетъ.
На другой день въ десять часовъ утра Викторъ Павловичъ открылъ занятія въ своемъ маленькомъ университетѣ и началъ первую лекцію математики. Аудиторіей была избрана комната самой слушательницы, куда поочередно должны были являться лекторы согласно составленному расписанію. Кромѣ очередного лектора въ данное время никто другой сюда не допускался. Это было рѣшено Русаковымъ въ видахъ успѣшности занятій, такъ какъ присутствіе третьяго лица, хотя бы и ученаго, могло, по его мнѣнію, способствовать разсѣянности слушательницы.
Удачнѣе всего шли лекціи высшей алгебры и дифференціальныхъ изчисленій, потому что, вмѣсто назначеннаго получаса, Шведовъ оставался въ аудиторіи часа два съ половиною, послѣ чего молодые люди являлись вмѣстѣ въ залу прямо къ завтраку съ сіяющими глазами и раскраснѣвшимися лицами, очевидно, — отъ увлеченія наукой.
ѴІ.
Прошло полгода съ тѣхъ поръ, какъ «Галилей» съ своими пятью пассажирами оставилъ Землю. За это время, конечно, много воды утекло. Что дѣлалось теперь на Землѣ, о томъ наши друзья не знали, да мало этимъ и интересовались. Въ ихъ маленькомъ міркѣ было много событій, занимавшихъ ихъ больше, нежели земныя войны и революціи. За эти полгода, напримѣръ, успѣлъ жениться Шведовъ на Мэри. Викторъ Павловичъ, какъ деканъ профессорской корпораціи «Галилея», сначала было и слышать не хотѣлъ о томъ, чтобы ихъ единственная студентка выходила замужъ, говоря, что тогда она окончательно пропадетъ для науки; но потомъ смягчился и только категорически ей заявилъ, что до тѣхъ поръ не выдастъ ей свидѣтельства на бракъ, пока она не выдержитъ семестроваго экзамена изъ выслушанныхъ ею математическихъ наукъ по утвержденной имъ, Викторомъ Павловичемъ, программѣ. На это Мэри отвѣтила профессору, что онъ забываетъ, гдѣ находится, что «Галилей» — не Россія, что здѣсь никакихъ свидѣтельствъ не полагается, а потому она можетъ выйти замужъ и безъ разрѣшенія, но Русаковъ сказалъ, что ни онъ, ни Лессингъ до экзамена не дадутъ благословенія на бракъ, а Шведова, въ случаѣ непослушанія, исключатъ изъ своей профессорской корпораціи.
Нечего было дѣлать. Пришлось готовиться къ экзамену по программамъ, составленнымъ профессорами и утвержденнымъ Русаковымъ. Мэри добросовѣстно просидѣла въ своей комнатѣ надъ учебниками два мѣсяца, отказавшись отъ винта, чтенія и музыки. Винтъ былъ однимъ изъ любимыхъ развлеченій на «Галилеѣ», и даже Красновъ, раньше мало игравшій, къ концу путешествія сдѣлался завзятымъ картежникомъ. За картами разгорались жестокіе споры, особенно доставалось Лессингу отъ Русакова: профессоръ физики игралъ довольно разсѣянно, кромѣ того, ему страшно не везло, въ силу чего онъ успѣлъ на «Галилеѣ» проиграть въ карты нѣсколько сотъ тысячъ рублей, которые долженъ былъ уплатить по возвращеніи на Землю, въ чемъ выдалъ своимъ кредиторамъ росписки, которыя Красновъ и Шведовъ сейчасъ же уничтожили, а Русаковъ тщательно спряталъ въ карманъ.
Шведовъ нѣсколько разъ пытался заходить къ Мэри, выводившей свои формулы, чтобы помочь ей заниматься, но Русаковъ, замѣтивъ это, строго-на-строго запретилъ ему входить въ комнату своей невѣсты до брака, за исключеніемъ часовъ, когда по росписанію полагалась его лекція. Наконецъ, Мэри собралась съ духомъ и однажды заявила Русакову что готова держать экзаменъ. На другой же день приступили къ испытанію. Шведовъ, какъ лицо заинтересованное, не былъ избранъ экзаменаторомъ, и комиссія составилась изъ Русакова, Лессинга и Краснова. Лучшія познанія студентка обнаружила по аналитической геометріи и получила круглое 5, за что Викторъ Павловичъ изъявилъ профессору Краснову благодарность отъ факультета за образцовое преподаваніе. По механикѣ, физикѣ, астрономіи, элементарной математикѣ и сферической тригонометріи, Мэри получила по 4. Что же касается дифференціальнаго исчисленія и высшей алгебры, то по нимъ она отвѣтила еле-еле на тройку. Это были именно тѣ предметы, которые ей читалъ женихъ. Поэтому послѣ экзамена Русаковъ сказалъ Шведову:
— Вы, должно-быть, съ ней все цѣловались, а не задачи рѣшали!
Такъ или иначе, но экзамены Мэри выдержала успѣшно. За обѣдомъ выпили за здоровье Мэри и Шведова.
— Ну, вотъ теперь я не буду спорить, — сказалъ Русаковъ. — Теперь и я васъ благословляю — впредь до скрѣпленія вашихъ узъ на землѣ.
— Теперь и время самое подходящее для женитьбы, — сказалъ Лессингъ: — у насъ въ Россіи теперь весна.
Это было перваго марта. Черезъ мѣсяцъ съ небольшимъ, пятаго апрѣля, они должны были прибыть на Марсъ. «Галилей» уже настолько приблизился къ нему, что планета теперь казалась большимъ дискомъ, діаметръ котораго превосходилъ видимый съ земной поверхности діаметръ Луны. Черезъ какой-нибудь мѣсяцъ передъ ними откроется новый міръ, начнется новая жизнь: что она дастъ имъ? что они увидятъ?
Русаковъ за время путешествія успѣлъ написать учебникъ по варіаціонному исчисленію, хотя Лессингъ и совѣтовалъ ему не терять напрасно времени, потому что на Землю врядъ ли они возвратятся, а на Марсѣ математика преподается, конечно, на иныхъ началахъ. Самъ Лессингъ за это время ничего не сдѣлалъ для науки, а по цѣлымъ часамъ просиживалъ надъ латинской грамматикой, неизвѣстно, съ какою цѣлью. Когда его о томъ спрашивали, онъ весьма серьезно отвѣчалъ, что на Марсѣ непремѣнно должны говорить по-латыни, на что Русаковъ неизмѣнно повторялъ:
— Лессингъ съ ума спятилъ, съ ума спятилъ!
Съ первыхъ чиселъ марта замедленная скорость «Галилея» стала возрастать и очень замѣтно: теперь оказывалъ на корабль притяженіе Марсъ, и это притяженіе все усиливалось по мѣрѣ уменьшенія разстоянія. Мэри, знавшая уже, что по законамъ физики скорость «Галилея» должна возрастать прямо пропорціонально квадрату разстоянія до Марса, предложила Краснову вопросъ о томъ, что если скорость движенія ихъ судна такъ сильно возрастаетъ, то не разобьется ли «Галилей» при паденіи съ своими пассажирами въ дребезги.
— Вотъ такъ вопросъ! — отвѣчалъ Красновъ, — за кого же вы меня считаете, чтобы я не предвидѣлъ этого обстоятельства! Конечно, въ послѣдній моментъ скорость будетъ такая ужасная, что никакой снарядъ не уцѣлѣлъ бы отъ толчка. А нашъ «Галилей» не долженъ даже и погнуться. Надъ этимъ важнымъ пунктомъ я не мало потрудился. Нашъ «Галилей» не просто домъ для жилья, а очень сложный механизмъ. Мы снабжены такими электрическими приспособленіями, что, приведя ихъ, когда нужно, въ дѣйствіе, мы плавно опустимся на Марсъ съ самой ничтожной скоростью. Съ послѣднихъ чиселъ марта нужно учредить дежурство для наблюденія за Марсомъ. Вѣдь, дѣло идетъ о нашей жизни.
Шли дни за днями. Марсъ принималъ все бóльшіе и бóльшіе размеры. Ясно можно было различить и материки, и моря, и острова, и каналы. Явилось опасеніе, что «Галилей» можетъ упасть не на сушу, а въ море, хотя онъ, конечно, не потонетъ, тѣмъ не менѣе, въ этомъ плаваніи не было бы ничего хорошаго. — Сходство Марса съ Землей было поразительное, только распредѣленіе суши и воды было болѣе равномѣрно. Чѣмъ больше приближался Марсъ, тѣмъ болѣе волновались пассажиры «Галилея». Русаковъ пересталъ даже задачи рѣшать, а по цѣлымъ часамъ смотрѣлъ въ окно. Лессингъ чаще прежняго бросалъ бесѣду съ классиками, замѣняя ее разговоромъ съ Красновымъ, съ которымъ онъ очень подружился; ихъ связывали научные интересы, и Красновъ для Лессинга являлся болѣе подходящимъ собесѣдникомъ, нежели Русаковъ и Шведовъ: Русаковъ слишкомъ узко смотрѣлъ на науку, оказывая изъ всѣхъ точныхъ наукъ слишкомъ большое предпочтеніе чистой математикѣ; что же касается Шведова, то онъ, видимо, умеръ для науки и рѣдко показывался съ женой изъ своей кельи; да и понятно: для молодой четы, вѣдь, начался медовый мѣсяцъ. Русаковъ, когда оставался съ Шведовымъ вдвоемъ въ комнатѣ, всякій разъ укоризненно качалъ головою и повторялъ:
— Промѣнялъ, промѣнялъ науку на дѣвчонку!
Пятаго числа всѣ ждали съ нетерпѣніемъ. Каждому, несмотря на комфортъ и удобства, которыми онъ пользовался на «Галилеѣ», хотѣлось все-таки побольше свободы и простора, а также слишкомъ уже овладѣвало нетерпѣніе увидѣть другую планету.
А скорость «Галилея» все росла и росла. Движеніе усиливалось, какъ говорится, не по днямъ, а по часамъ. Къ концу марта Марсъ казался огромной тучей странной формы и вида, надвигавшейся на корабль. Предположеніямъ и гипотезамъ относительно образа жизни на Марсѣ не было конца. Всѣ были согласны съ тѣмъ, что жители Марса — люди цивилизованные, и культура тамъ стоитъ высоко, но чтó это за существа? какой у нихъ внѣшній видъ? чѣмъ отличаются мужчины отъ женщинъ и какой полъ тамъ господствуетъ?
— А мнѣ кажется, — сказалъ, улыбаясь, Красновъ: — что тамъ нѣтъ ни мужчинъ, ни женщинъ.
— Какъ такъ? — удивилась Мэри.
— Да почему вы думаете, что тамъ всего лишь два пола? Это водится только на нашей отсталой Землѣ. А на Марсѣ какъ на планетѣ болѣе развитой, больше простора и развитію всѣхъ жизненныхъ формъ. Поэтому тамъ должно быть не два пола, а N.
— Чему же равняется N?
— Почемъ я знаю? Пяти, шести!… Словомъ, цѣлому числу.
— Положительному или отрицательному? — спросилъ Шведовъ.
— И тому, и другому. Можетъ-быть, тамъ нуль половъ, что будетъ означать отсутствіе людей, а, можетъ-быть, тамъ и минусъ четыре, и минусъ пять половъ.
— Но что же значитъ отрицательный полъ? — недоумѣвала Мэри.
— А это будетъ значить, что, вмѣсто людей, тамъ живутъ лишь черти, тѣни, духи и, пожалуй, спириты.
— Все это вздоръ! — возразилъ Лессингъ. — На Марсѣ живутъ только греки, римляне и покойный Михаилъ Никифоровичъ Катковъ1.
— Да, вѣдь, онъ умеръ! Откуда же онъ тамъ возьмется? — возразилъ въ свою очередь Красновъ.
— По вашей же теоріи Марсъ есть жилище тѣней и покойниковъ.
— Такъ я могу тамъ встрѣтить своего Эдуарда? — испугалась Мэри. — Боже!… А я клялась быть ему вѣрной до смерти…
— Придется, мой другъ, изъ-за тебя еще на дуэли драться на Марсѣ — замѣтилъ Шведовъ.
Русаковъ въ этомъ разговорѣ не участвовалъ, такъ какъ имъ при приближеніи Марса овладѣло поэтическое настроеніе, и онъ, запершись у себя въ комнатѣ, сочинялъ стихи. Этимъ онъ несказанно изумилъ своихъ спутниковъ; всѣ думали, что Русаковъ по-прежнему занимается математикой, и были сильно поражены, когда Викторъ Павловичъ прочелъ вдругъ цѣлую поэму своего сочиненія. Поэма была довольно туманнаго содержанія: въ ней говорилось и про любовь, цвѣты и луну, и про исчисленіе конечныхъ разностей; упоминался рядъ Тэйлора и его остаточный членъ, говорилось и про терзанія сердецъ двухъ любящихъ молодыхъ людей.
— Вотъ такъ фортель! — воскликнулъ Лессингъ. — Если бы это Петръ Петровичъ написалъ, я бы не удивился: мало ли какихъ штукъ не выкидываютъ влюбленные! Но Викторъ Павловичъ, Викторъ Павловичъ…
— Что это вамъ вздумалось, Викторъ Павловичъ? — спросила Мэри. — Такой великій математикъ и сочиняетъ стихи!
— А вотъ потому-то я и сочинилъ, что я — математикъ. Вы думаете, что математикъ въ поэзіи ничего не понимаетъ? А я вотъ вамъ и хотѣлъ доказать, что хорошій поэтъ непремѣнно долженъ быть математикомъ, а хорошій математикъ долженъ умѣть писать стихи… Математика и поэзія — это синонимы. И чѣмъ поэтъ остроумнѣе, тѣмъ ему легче дается математика. Сама Ковалевская…
— Позвольте, Викторъ Павловичъ, — возразилъ Лессингъ: — развѣ мы мало знаемъ поэтовъ, которые понятія не имѣютъ о математикѣ!
— То плохіе, плохіе поэты! Хорошій поэтъ обязательно долженъ быть геометромъ. Вотъ Боккачіо…
— Помилуйте, Викторъ Павловичъ! Боккачіо не зналъ математики.
— Не зналъ, не зналъ! Что-жъ изъ этого? Не зналъ потому, что не учился. А если бы сталъ учиться, изъ него вышелъ бы первоклассный геометръ. Въ поэзіи остроуміе такъ же необходимо, какъ и въ интегральномъ исчисленіи. Стихи сочинять — все равно, что задачи рѣшать.
— Нельзя сказать, Викторъ Павловичъ, что ваша догадка о томъ, будто изъ Боккачіо вышелъ бы ученый, если бы онъ занимался математикой, особенно остроумна, — замѣтилъ Красновъ.
Всѣ засмѣялись. Разговоръ о поэзіи на этомъ прекратился.
Прошло еще нѣсколько дней. Теперь Марсъ казался на разстояніи какой-нибудь версты, хотя дѣйствительное его разстояніе было еще очень значительно. Размѣры его казались огромные. Съ 28-го марта учредили полусуточное дежурство для наблюденія за Марсомъ. Хотя по вычисленіямъ оставалась еще цѣлая недѣля пути, однако, въ виду возможной погрѣшности въ вычисленіяхъ, необходимо было быть наготовѣ. Дежурному вмѣнялось въ обязанность немедленно привести въ дѣйствіе механизмъ, который долженъ былъ оказать противодѣйствіе скорости паденія «Галилея» въ послѣдній моментъ и тѣмъ спасти судно съ его пассажирами отъ гибели, лишь только корабль вступитъ въ область атмосферы Марса. Начало атмосферы опредѣлить легко, такъ какъ здѣсь небесная сфера непремѣнно должна получить какую-нибудь окраску, вѣроятнѣе всего голубую, какъ и на Землѣ. Пространство же отъ начала атмосферы до поверхности планеты «Галилей» долженъ былъ пролетать даже съ уменьшенной скоростью отъ противодѣйствія снаряда, — всего лишь нѣсколько минутъ.
Математическому анализу и тонкости соображеній нашихъ ученыхъ предстояло полное торжество. Вычисленія оказались безукоризненно правильными. Прошло 4-е апрѣля, а Марсъ находился, какъ казалось, все въ прежнемъ разстояніи. Въ 12 часовъ ночи очередное дежурство принялъ Красновъ. Сначала никто было не хотѣлъ ложиться спать въ эту послѣднюю ночь на «Галилеѣ». Всѣ рѣшили провести ее вмѣстѣ и такъ же волновались, какъ семь мѣсяцевъ тому назадъ, когда ожидали на Землѣ полета. Солнце ярко свѣтило въ окно. Ночи наши ученые не видѣли за все время своего путешествія: Земля не заслоняла солнечныхъ лучей и дни узнавались только по хронометру; когда ложились спать, то дѣлали искусственную темноту, закрывая ставни оконъ. Пока никакихъ признаковъ атмосферы не было замѣтно. Красновъ, какъ и въ роковой день 11-го сентября, былъ серьезенъ и сидѣлъ на прежнемъ мѣстѣ, приблизивъ къ себѣ проволоку отъ аппарата; но только его взоръ былъ устремленъ теперь не на хронометръ, а въ окно. Шведовъ экзаменовалъ Лессинга по латинскому языку, а Мэри и Русаковъ играли за столомъ въ «свои козыри». Однако, компанія провела такимъ образомъ время только до пяти часовъ утра. Русаковъ первый не выдержалъ и захотѣлъ спать, сказавъ, уходя въ свою комнату, что этого Марса никогда не дождешься. Скоро его примѣру послѣдовали и супруги Шведовы. Лессингъ бодрился дольше другихъ, но въ концѣ концовъ долженъ былъ также покинуть Краснова: Лессингъ дежурилъ прошлую ночь, а днемъ ему не далъ спать Викторъ Павловичъ, который завелъ рѣчь о томъ, что экспериментальная физика — вздоръ.
Красновъ остался одинъ на своемъ посту. Ему также хотѣлось спать, но мысль о возможной опасности заставляла его бодро смотрѣть въ окно. Не закрывая ни на минуту глазъ, онъ просидѣлъ такъ до 11-ти часовъ, какъ вдругъ замѣтилъ, что въ его глазахъ даль какъ бы заволакивается туманомъ. Протеревъ глаза, онъ уже увидѣлъ, что въ окно глядитъ голубая лазурь, по которой плаваютъ легкія облака. Красновъ довольно улыбнулся, понявъ, въ чемъ дѣло, и моментально замкнулъ токъ отъ аппарата. «Галилей» сильно дрогнулъ и въ то же время раздался легкій трескъ: одно изъ оконъ въ залѣ не выдержало толчка и разбилось; осколки посыпались на полъ. Испуганный Красновъ бросился закрывать ставни, чтобы воздухъ не вышелъ и не разсѣялся въ пространствѣ, такъ какъ на болѣе или менѣе отдаленномъ разстояніи отъ Марса атмосфера должна бытъ еще достаточно разрѣженной. Но тревога его была напрасна, — въ окно дулъ легкій вѣтерокъ: «Галилей», слѣдовательно, уже давно вступилъ въ предѣлы Марса. Выглянувъ въ разбитое окно, Красновъ увидѣлъ, что «Галилей» тихо опускается внизъ: невѣдомый міръ былъ у него подъ ногами. Взглянувъ на хронометръ, онъ увидѣлъ, что было четверть двѣнадцатаго.
Проснувшись отъ толчка, всѣ остальные пассажиры «Галилея» черезъ нѣсколько минутъ собрались въ залѣ. Красновъ молча и торжественно указалъ имъ на разбитое окно.
— Неужели Марсъ, неужели Марсъ? — обрадовался Русаковъ.
— Смотрите, и лѣсъ вдали виденъ! Совсѣмъ какъ на Землѣ! — закричалъ Лессингъ.
— Нѣтъ, вы взгляните-ка сюда! — сказалъ Шведовъ, стоя у противоположнаго окна. — Видите сооруженія? Это можетъ насъ совершенно успокоить. Безъ всякаго сомнѣнія это городъ; значитъ, люди здѣсь есть.
— Гдѣ, гдѣ? — бросился Русаковъ къ Шведову. — Конечно, городъ; конечно, городъ!
— Да, но я боюсь, что въ немъ живутъ только покойники, какъ говоритъ Иванъ Ивановичъ, — жалобно сказала Мэри.
— Садитесь-ка лучше по мѣстамъ да держитесь крѣпче, — сказалъ Красновъ: — сейчасъ будетъ станція.
Всѣ повиновались. «Галилей» опускался, опускался и вдругъ какъ-то подпрыгнулъ, подбросилъ вверхъ своихъ пассажировъ, опрокинулся на бокъ и легъ неподвижно.
— Поздравляю, господа, съ благополучнымъ прибытіемъ на воинственную планету, — сказалъ Красновъ, сидя у потолка, куда его отбросило толчкомъ.
— Ну, идемъ скорѣе на Марсъ! — сказала Мэри: — открывайте, Николай Александровичъ, дверь.
— Зачѣмъ дверь, зачѣмъ дверь? — сказалъ Русаковъ. — А это зачѣмъ?
И онъ полѣзъ въ разбитое окно. Всѣ послѣдовали его примѣру.
Черезъ минуту всѣ уже стояли на Марсѣ подлѣ опрокинутаго «Галилея» и съ восторженнымъ изумленіемъ озирались кругомъ.
Передъ ними открывался новый міръ.
ѴІІ.
Едва только наши математики оглядѣлись кругомъ въ первыя минуты по прибытіи на Марсъ, прежде чѣмъ они успѣли принять какой-нибудь планъ дѣйствій, какъ къ нимъ приблизилась толпа карликовъ человѣкъ въ тридцать. Эти карлики были приблизительно въ аршинъ росту, съ длинными, нестрижеными волосами и бородами. Одѣты они были крайне своеобразно, причемъ ихъ костюмы отличались большой пестротой. На головѣ каждаго карлика красовалась невысокая разноцвѣтная коническая шляпа; цвѣтная туника, не достигавшая на вершокъ до низу, была перехвачена легкимъ поясомъ, на которомъ висѣло много, много украшеній и побрякушекъ; поверхъ туники былъ наброшенъ короткій плащъ; обувь составляли высокіе башмаки различнаго цвѣта. Карлики не подходили очень близко, а, остановившись на нѣкоторомъ разстояніи отъ «Галилея», съ изумленіемъ разсматривали диковинныхъ великановъ. Путешественники обрадовались столь скорой встрѣчѣ съ жителями Марса и рѣшили тотчасъ же вступить съ ними въ переговоры. Лессингъ выступилъ впередъ и заговорилъ на латинскомъ языкѣ. Карлики стали вслушиваться, но на лицахъ ихъ выражалось недоумѣніе: языкъ Цицерона, очевидно, имъ былъ незнакомъ. Послѣ неудачи Лессинга стали объяснять карликамъ жестами, чтобы ихъ провели въ городъ и представили начальству, но пантомима также не имѣла успѣха. Ученые сдѣлали нѣсколько шаговъ впередъ, чтобы ближе подойти къ марсіанамъ и лучше объяснить имъ свои желанія, но карлики, зорко слѣдившіе за каждымъ движеніемъ великановъ, испугались и пустились бѣжать.
Оставшись одни, путешественники рѣшили ожидать вторичнаго появленія карликовъ, такъ какъ бѣглецы несомнѣнно разскажутъ въ городѣ о видѣнной ими диковинкѣ, и администрація, конечно, не замедлитъ сдѣлать на этотъ счетъ какихъ-нибудь распоряженій. И въ самомъ дѣлѣ, едва лишь наши ученые пообѣдали и снарядились къ предстоящему путешествію по Марсу, какъ къ нимъ приблизился цѣлый отрядъ карликовъ человѣкъ въ пятьсотъ. Путешественники рѣшили не возбуждать противъ себя карликовъ и безпрекословно подчиняться всѣмъ ихъ требованіямъ, чтобы тѣмъ легче достигнуть взаимнаго согласія и вызвать полное къ себѣ довѣріе марсіанъ. Отрядъ сопровождалъ металлическую клѣтку на колесахъ, вродѣ тѣхъ, въ которыхъ у насъ содержатели звѣринцевъ возятъ львовъ или бѣлыхъ медвѣдей. Клѣтку везли человѣкъ пятьдесятъ карликовъ. Эта клѣтка, конечно, предназначалась для плѣнниковъ, если ихъ удастся взять живыми. Карлики на этотъ разъ были вооружены какими-то сѣтями или арканами и длинными шестами. Нельзя было сомнѣваться въ томъ, что въ случаѣ борьбы побѣда останется на ихъ сторонѣ.
Маленькій начальникъ отряда выступилъ впередъ и обратился къ великанамъ съ рѣчью, которой наши друзья, конечно, не поняли, но изъ жестовъ говорившаго заключили, что онъ предлагаетъ имъ добровольно сѣсть въ клѣтку. Путешественники рѣшили исполнить его желаніе и среди испуганной, разступившейся толпы направились къ клѣткѣ и вошли внутрь. Въ ту же минуту дверь автоматически закрылась, и нѣсколько карликовъ бросилось укрѣплять затворы. Начальникъ пришелъ въ восторгъ отъ послушанія великановъ и, довольный, что такъ легко окончилась его опасная экспедиція, сталъ что-то быстро говорить плѣнникамъ, тѣ знаками старались показать, что они не понимаютъ его словъ. Нѣсколько человѣкъ впряглось въ колесницу, остальные окружили клѣтку, и нашихъ друзей куда-то повезли.
— Однако, это никуда не годится! — заворчалъ Русаковъ. — Насъ, какъ звѣрей, везутъ въ клѣткѣ! Я докторъ математики…
— Да, на Землѣ, Викторъ Павловичъ, — замѣтила Мэри: — а здѣсь вы ничего больше, какъ диковинное чудовище.
— Не возмущайтесь, Викторъ Павловичъ, — сказалъ Лессингъ: — вѣдь намъ слѣдовало ожидать того, что съ нами случилось. Должны же эти человѣчки принять мѣры предосторожности. Вотъ скоро мы разскажемъ имъ, откуда и зачѣмъ мы пріѣхали, объяснимъ свои мирные намѣренія, — и тогда наше положеніе сразу измѣнится къ лучшему.
Однако, въ ожиданіи лучшей будущности земнымъ ученымъ пришлось на первыхъ порахъ испытать не мало непріятностей на Марсѣ. Часа черезъ полтора ихъ привезли въ городъ. Этотъ городъ состоялъ изъ маленькихъ, словно игрушечныхъ домиковъ, аршина въ три высоты, съ плоскими крышами, большею частью одноэтажныхъ. Большинство домиковъ имѣло цилиндрическую форму. Иногда попадались маленькія башенки аршинъ въ восемь высоты. Ничего похожаго на улицы нельзя было замѣтить. Домики тѣснились безпорядочными кучками. Между строеніями росли деревья, такъ что вообще городъ казался построеннымъ въ саду или въ лѣсу. Становилось темно, когда отрядъ вступилъ въ городъ. Лѣсъ усиливалъ наступавшія сумерки. Предметы принимали фантастическія очертанія. Во многихъ домахъ свѣтились огоньки. Во всѣмъ этомъ новомъ, словно сказочномъ мірѣ, было столько чарующей прелести и поэзіи, все увидѣнное путешественниками на Марсѣ было такъ похоже на земное, что плѣнники охотно бы примирились съ своей участью, если бы у нихъ не было безпокойства за свою жизнь и благопріятный исходъ дѣла.
Колесница медленно пробиралась между деревьями, по прежнему окруженная конвоемъ. Наступила уже ночь, а отрядъ все подвигался и подвигался впередъ. Кажется, проѣхали уже и городъ; по крайней мѣрѣ, домики попадались все рѣже и рѣже. Наконецъ плѣнниковъ привезли на довольно обширную поляну, окруженную металлической оградой. Ночной мракъ и деревья скрывали ея границы. Начальникъ отряда сдѣлалъ какія-то распоряженія, послѣ чего карлики удалились, оставивъ ученыхъ однихъ въ своей клѣткѣ, и затворили за собой ворота ограды.
— Однако, дадутъ ли намъ поужинать? — проговорилъ Лесснигъ: — я проголодался. Эй, эй, господинъ маленькій! Выпустите же насъ изъ этой шкатулки!
Но на его крикъ не послѣдовало никакого отвѣта. Прождавши напрасно нѣсколько часовъ, наши друзья убѣдились, что къ нимъ уже больше никто не появится, а потому имъ больше ничего не остается, какъ постараться заснуть.
Проснувшись на другой день, путешественники увидѣли, что дворъ, на которомъ стояла ихъ клѣтка, наполненъ карликами. Толпа народа тѣсно окружила клѣтку и съ любопытствомъ разсматривала диковинныхъ великановъ. Нѣкоторые смѣльчаки подходили къ самой клѣткѣ, но большинство не подступало къ ней ближе двухъ аршинъ, видимо, опасаясь, какъ-бы какой-нибудь изъ великановъ не укусилъ смѣльчака, поймавъ его протянутой сквозь рѣшетку рукой. Однако, мало-по-малу, толпа, видя мирное поведеніе великановъ, дѣлалась смѣлѣй и смѣлѣй; а когда Лессингъ снова заговорилъ на латыни, то всѣ стихли и стали прислушиваться. Но римская рѣчь и на этотъ разъ осталась непонятной. Путешественники поочередно говорили съ толпой на различныхъ европейскихъ языкахъ, но, конечно, съ одинаковымъ неуспѣхомъ. Наконецъ, Мэри стала объясняться съ карликами пантомимой, показывая на ротъ и двигая челюстями, желая этимъ выразить, что они голодны. На этотъ разъ ихъ поняли тотчасъ, и черезъ нѣсколько минутъ карлики нанесли цѣлыя кучи разныхъ плодовъ и принялись угощать ученыхъ великановъ, причемъ многіе карлики доводили свою смѣлость до того, что передавали плоды изъ рукъ въ руки. Голодъ ли былъ такъ силенъ, или плоды Марса были такъ вкусны, но только ученые позавтракали съ большимъ аппетитомъ и мало-по-малу стали приходить въ хорошее настроеніе духа. Только Викторъ Павловичъ былъ мраченъ. Каково же было его негодованіе, когда одинъ легкомысленный мальчикъ, просунувъ въ клѣтку палку, сталъ ею махать, съ очевидною цѣлью разозлить чудовищъ.
— Это, это ужъ чортъ знаетъ что! Насъ дразнятъ, какъ обезьянъ въ звѣринцѣ! Ахъ, вы негодяи! Что-жъ мы звѣри, что ли? Да понимаете ли вы, что мы — профессоры, ученые. Ахъ, вы ослы! Ахъ, вы болваны! Значитъ намъ нѣтъ другого мѣста, какъ въ зоологическомъ саду?
Толпа поняла причину гнѣва Виктора Павловича, и въ ту же минуту одинъ пожилой карликъ выступилъ изъ толпы, разгнѣваннымъ голосомъ сдѣлалъ виновному мальчику выговоръ, вырвавъ изъ его рукъ палку и отбросивъ ее въ сторону, послѣ чего тотъ съ виноватымъ видомъ, опустивъ голову, быстро удалился. Это немного успокоило Виктора Павловича, но онъ все-таки продолжалъ ворчать, въ полголоса.
Скоро къ клѣткѣ подошелъ какой-то важный сановникъ въ сопровожденіи свиты; передъ нимъ толпа почтительно разступилась. Осмотрѣвъ внимательно великановъ, сановникъ обратился къ нимъ съ рѣчью. Великаны стали объяснять ему знаками, что они его не понимаютъ. Сановникъ сдѣлалъ какіе-то разпоряженія и важно удалился.
Въ тотъ же день въ положеніи нашихъ путешественниковъ произошла перемѣна: ихъ всѣхъ разъединили другъ отъ друга. По уходѣ сановника имъ принесли обѣдъ, очевидно, для нихъ спеціально приготовленный, состоявшій изъ нѣсколькихъ блюдъ. Каждому пища подавалась въ отдѣльной чашѣ, но ни ложекъ, ни вилокъ, ничего подобнаго имъ не давали, и ученые должны были извлекать пищу руками. Послѣ обѣда имъ подали по чашкѣ очень вкуснаго горячаго напитка, но, видимо, содержавшаго большой процентъ какого-то наркотическаго вещества. Красновъ замѣтилъ, что ихъ, вѣроятно, угощаютъ этимъ питьемъ для того, чтобы усыпить, а затѣмъ сонныхъ куда-нибудь перенести. Остальные согласились съ этимъ мнѣніемъ, но тѣмъ не менѣе отъ питья не отказались. Въ самомъ дѣлѣ черезъ нѣсколько минутъ земные великаны погрузились въ сонъ. Когда же они очнулись, то каждый изъ пяти путешественниковъ увидѣлъ себя уже въ другой обстановкѣ и безъ своихъ товарищей: гдѣ же находились другіе путешественники и что было съ ними, онъ не зналъ. Такимъ образомъ наши друзья съ этого дня потеряли одинъ другого изъ виду, за исключеніемъ Виктора Павловича и Мэри, которымъ посчастливилось черезъ три дня увидѣться и съ этого дня уже не разлучаться.
Красновъ проснулся въ маленькой круглой комнаткѣ. Онъ съ изумленіемъ осмотрѣлся кругомъ и увидѣлъ, что друзей съ нимъ не было, а противъ него сидѣлъ маленькій сѣдой старичокъ. Красновъ оказался плѣнникомъ въ большомъ замкѣ, въ большомъ съ точки зрѣнія обитателя Марса, но въ которомъ Красновъ могъ ходить, не сгибаясь, только въ нѣкоторыхъ комнатахъ. Онъ былъ совершенно свободенъ въ предѣлахъ замка, но ему строго-на-строго запретили выходить за ворота, объяснивъ знаками, что при малѣйшей попыткѣ съ его стороны къ бѣгству, стража его убьетъ. Красновъ далъ понять, что онъ охотно повинуется такому требованію и прежде всего желаетъ научиться мѣстному языку. Такому его желанію вполнѣ сочувствовалъ и хозяинъ замка и самъ цѣлые часы проводилъ съ нимъ, объясняя, какъ называются различные предметы и понятія. Уже черезъ три дня Красновъ могъ сказать на языкѣ Марса, когда онъ хочетъ ѣсть, спать или гулять по саду замка. Владѣлецъ замка былъ въ восторгѣ. Онъ объяснилъ Краснову, что, когда они научатся вполнѣ понимать другъ друга, ему будетъ дано больше свободы, и онъ узнаетъ много интереснаго. А пока жизнь Краснова была, хотя и однообразна, но отнюдь не тягостна: онъ пользовался полнымъ комфортомъ и относительной свободой, въ его распоряженіи было нѣсколько слугъ.
Красновъ ближе и ближе сходился съ своимъ хозяиномъ, необыкновенно умнымъ и симпатичнымъ карликомъ. Скоро уже онъ могъ объяснить карлику, откуда онъ прибылъ съ своими друзьями, при чемъ карликъ вполнѣ ему повѣрилъ: очевидно, осмотръ оставленнаго «Галилея» многое объяснилъ карлику и безъ словъ Краснова. Черезъ мѣсяцъ Красновъ уже настолько владѣлъ языкомъ Марса, что съ успѣхомъ могъ говорить съ своимъ хозяиномъ обо всемъ и вести съ нимъ ученые диспуты по всевозможнымъ вопросамъ. Съ этихъ поръ началась для Краснова новая жизнь, его ближайшее знакомство съ Марсомъ. Много интереснаго онъ узнавалъ изъ словъ и объясненій своего хозяина, многое наблюдалъ лично, — и все вмѣстѣ заставляло его больше и больше раскрывать глаза отъ изумленія.
ѴІІІ.
Тихая, свѣтлая ночь. Двѣ полныя луны, одна въ зенитѣ, другая надъ горизонтомъ, освѣщаютъ Марсъ блѣдно-голубоватымъ свѣтомъ. Тишина ночи изрѣдка нарушается шелестомъ лѣса, когда по листьямъ пробѣжитъ легкій вѣтерокъ. Городъ еще не спитъ. Изъ раскрытыхъ оконъ маленькихъ домиковъ несется пѣніе и разговоръ. Толпы маленькихъ человѣчковъ еще видны въ различныхъ мѣстахъ, подъ деревьями. На площадкѣ подъ высокой башенкой, принадлежащей одному изъ лучшихъ замковъ въ городѣ, видны двѣ фигуры, великана и карлика: это Красновъ и его хозяинъ. Они ведутъ оживленный разговоръ. Красновъ замѣтно горячится, карликъ разсуждаетъ болѣе спокойно.
— Я выслушалъ твои возраженія, — сказалъ карликъ: — и отчасти могу съ тобой согласиться. Я не спорю, что многія изъ указанныхъ тобой явленій нужно отнести къ отрицательнымъ сторонамъ нашей общественной жизни. Но нельзя же, Николай, замѣчать только дурное. Ты самъ указалъ мнѣ на нѣкоторыя свѣтлыя стороны въ жизни нашей планеты. Я не былъ на Землѣ, но если бы я туда попалъ, я нашелъ бы, право, больше случаевъ возмущаться земной жизнью, чѣмъ ею восхищаться. Мы на многія возмутительныя явленія часто смотримъ только потому легко, что мы къ нимъ привыкли. Когда я слушалъ твои разсказы о Землѣ, я много разъ приходилъ въ ужасъ и негодованіе. Вспомни, какъ часто я содрогался отъ твоихъ разсказовъ о томъ, какъ жестоко земные люди обращаются съ другими живыми существами на Землѣ. Ваши люди, несмотря на всю вашу пресловутую цивилизацію, отличаются самою звѣрскою кровожадностью, которая доходить до того, что вы убиваете цѣлыми массами животныхъ затѣмъ, чтобы ѣсть ихъ трупы; и у васъ никто не приходитъ отъ того въ ужасъ. Даже ты, человѣкъ развитой и больше другихъ отрѣшившійся отъ варварскихъ привычекъ, по твоимъ же разсказамъ, много разъ ѣлъ трупы птицъ, рыбъ и звѣрей безъ всякаго отвращенія. У васъ существуютъ трупные магазины, гдѣ можно купить на вѣсъ кусокъ трупа какого угодно звѣря; и такіе магазины у васъ даже дозволены закономъ. Люди, которые изъ омерзенія къ подобной пищѣ употребляюсь растительную пищу, у васъ очень рѣдки.
— Въ этомъ виновата природа: мясная пища болѣе пригодна для человѣка, — замѣтилъ Красновъ.
— Неправда. Ты самъ нашелъ, что жители Марса здоровѣе земныхъ людей. А если бы ты былъ и правъ, то ты этимъ нисколько не оправдываешь земной жестокости. Для того, чтобы сдѣлать животныхъ или лошадей, какъ ты ихъ называешь, болѣе покорными себѣ, вы подвергаете ихъ безчеловѣчнымъ пыткамъ. Вспомни свои разсказы о томъ, какія странныя отношенія существуютъ у васъ между двумя полами, и какъ ненормальны ваши семейныя отношенія. У васъ почему-то стараются всѣми средствами уничтожить въ молодыхъ людяхъ свободное проявленіе любви или извратить это чувство ненужными стѣсненіями. Пока молодой человѣкъ не пріобрѣлъ еще самостоятельнаго положенія въ обществѣ, онъ не смѣетъ, не смотря ни на годы, ни на физическое развитіе, ни на темпераментъ, вступить въ бракъ. Посмотримъ же теперь, къ чему приводитъ вашъ обычай. Такъ какъ легальные браки для огромной массы вашей молодежи недоступны, то возникаете множество браковъ тайныхъ на самыхъ ужасныхъ основаніяхъ. Необходимость скрываться, боязнь наказанія и другія подобныя причины превращаютъ возвышеннѣйшее и благороднѣйшее чувство любви въ развратъ. А такъ какъ ты сознался, что никакой другой порокъ не распространенъ на Землѣ такъ сильно, какъ развратъ, то, слѣдовательно, это зло есть неизбѣжное слѣдствіе вашихъ порядковъ. Да развѣ только въ развратѣ заключаются бѣдствія, возникающія отъ ненормальныхъ вашихъ семейныхъ отношеній? Вслѣдствіе вашихъ странныхъ взглядовъ и обычаевъ происходитъ то, что любовныя ласки распредѣляются между женщинами неравномѣрно до нелѣпости. Нѣкоторыя женщины изнываютъ отъ жажды любви, но, не имѣя возможности отдаться любви, тоскуютъ, сходятъ съ ума.
— Ты правъ, — сказалъ Красновъ: — зло, такъ ярко освѣщенное тобой, безгранично. Но скажи мнѣ по совѣсти, учитель, неужели Марсъ свободенъ отъ этого зла? Неужели у васъ царитъ нравственность, а порокъ неизвѣстенъ?
— Да, Николай, къ несчастію встрѣчаются и у насъ случаи нарушенія семейнаго долга, но на нихъ нужно смотрѣть, какъ на исключенія. Преступленіе противъ нравственности считается у насъ настолько чудовищнымъ, что рѣдко кто на него рѣшается. Вотъ почему ваша земная жизнь показалась мнѣ такою жалкою, когда ты мнѣ разсказалъ о томъ, какъ извращаютъ у васъ природу и въ какомъ состояніи находится у васъ семья. И послѣ этого вы еще думаете о счастьѣ о прогрессѣ? Можете ли вы идти впередъ, когда вы лишены самой основы счастья, семейнаго благополучія? Послѣ этого вся ваша цивилизація — только призракъ.
— Ты не правъ, учитель, — возразилъ Красновъ. — Семейныя отношенія жителей Марса, можетъ-быть, неизмѣримо выше нашихъ. Но посмотри на нашу жизнь съ другихъ точекъ зрѣнія, — и ты увидишь, какъ далеко земля опередила Марсъ. Ты не станешь отрицать, что жители земли ученѣе и талантливѣе марсіанъ. Науки, искусства и техническія изобрѣтенія стоятъ у насъ такъ высоко, что Марсъ не сравняется въ этомъ отношеніи съ землей даже черезъ много столѣтій. Я приведу тебѣ нѣсколько примѣровъ. Если бы ты перенесся на землю, въ одинъ изъ большихъ городовъ, то ты въ первыя же минуты пришелъ бы въ восторгъ и изумленіе. У васъ, напримѣръ, все тяжести переносятся людьми, и ваши способы передвиженія самые несложные, тогда какъ мы проѣзжаемъ большія разстоянія на пароходахъ или электрическихъ машинахъ. Благодаря телеграфу и телефону люди свободно разговариваютъ между собой съ одного конца планеты на другой. Благодаря книгопечатанію наши книги выходятъ въ безчисленномъ количествѣ экземпляровъ, благодаря желѣзнымъ дорогамъ онѣ распространяются по всему земному шару въ самое короткое время. Поэтому наука и образованіе стоятъ у насъ на такой высотѣ, какой вы врядъ ли когда-нибудь достигнете. А если бы ты увидѣлъ земныя постройки, земную живопись, статуи, театры, магазины, наполненные самыми изящными предметами роскоши, то ты въ восхищеніи преклонился бы передъ земнымъ человѣчествомъ!…
— И у васъ всѣ пользуются этой роскошью? — спросилъ карликъ.
— Это уже другой вопросъ, — отвѣчалъ Красновъ. — Къ сожалѣнію, довольствомъ у насъ пользуется только небольшой классъ людей, остальная же масса населенія живетъ не лучше, чѣмъ обитатели Марса, а многіе бѣдняки, я долженъ сознаться, еле-еле могутъ удовлетворить своимъ необходимѣйшимъ потребностямъ.
— И ты считаешь это счастьемъ? Ты не понимаешь, что счастье немногихъ счастливцевъ вызываетъ зависть у огромной массы бѣдняковъ.
— Но зато хоть немногіе могутъ достигнуть такого счастья, о которомъ у васъ на Марсѣ не имѣютъ даже понятія! — возразилъ Красновъ.
— И это неправда. Гуманный человѣкъ не можетъ чувствовать себя счастливымъ, видя горе вокругъ. Забывать о другихъ могутъ только сухіе эгоисты. А развѣ эгоисты счастливы? Развѣ можетъ быть счастливымъ тотъ человѣкъ, который дѣлитъ весь міръ на двѣ половины: я и всѣ остальные и пренебрегаетъ второй половиной, какъ недостойной вниманія? Нѣтъ, кто вѣчно носится съ самимъ собой; для кого весь интересъ жизни сосредоточенъ въ собственной особѣ, тотъ скоро почувствуетъ себя лишнимъ въ мірѣ и жизнь ему станетъ въ тягость. Въ томъ-то и заключается, по моему мнѣнію, главный недостатокъ земной жизни, что у васъ стремятся не къ истинному счастью, а къ внѣшнему блеску. У насъ не такъ. Мы обратили всѣ свои способности на то, чтобы у насъ было какъ можно меньше обездоленныхъ людей. Цѣль нашего прогресса — возможно бóльшее сплоченіе людей узами любви и равенства.
— Однако, мои наблюденія, учитель, расходятся съ твоими словами. Ты говоришь, что вы стремитесь къ всеобщему равенству, но какъ же ты мнѣ объяснишь тотъ несправедливый законъ, по которому у васъ всѣ дѣти, родившіяся съ бѣлыми волосами на головѣ, считаются благородными, получаютъ образованіе и пользуются потомъ различными правами и преимуществами, тогда какъ дѣтямъ имѣвшимъ несчастіе родиться съ темными волосами, навсегда закрыть путь къ образованію и неизбѣжно грозитъ участь чернорабочихъ? У насъ нѣтъ такихъ дикихъ и несправедливыхъ законовъ.
— Не правда. У васъ водится совершенно то же самое. Ты вѣдь говорилъ мнѣ, что у васъ есть дворяне и крестьяне. Вся разница между Марсомъ и землею заключается въ томъ, что у васъ привилегированными дѣлаетъ людей соціальное положеніе ихъ родителей, а у насъ цвѣтъ волосъ. Личныя же достоинства человѣка въ этомъ случаѣ не играютъ никакой роли какъ у васъ, такъ и у насъ.
— Да, но у насъ всякій крестьянинъ можетъ, если дѣйствительно обладаетъ выдающимися дарованіями, добиться высокаго общественнаго положенія и даже дворянства. Согласись, учитель, вѣдь глупо воздавать почетъ людямъ только потому, что они бѣлокуры.
— Свѣтлый цвѣтъ волосъ, Николай, есть признакъ божественной искры въ человѣкѣ. Впрочемъ, я не утверждаю, что Марсъ стоитъ выше Земли или наоборотъ: и на Марсѣ, и на Землѣ, много и хорошаго, и дурного. Мы не можемъ рѣшить, на какой планетѣ жить лучше; постараемся же выяснить, что именно хорошо на Землѣ и что на Марсѣ. Теперь ты уже достаточно подготовленъ къ обзору нашихъ общественныхъ учрежденій и порядочно владѣешь нашимъ языкомъ. Поэтому я дольше не буду откладывать этого обзора, и мы завтра отправимся въ путь.
— Учитель, я снова обращаюсь къ тебѣ съ мучающимъ меня вопросомъ: гдѣ мои друзья?
— А я снова повторяю тебѣ, что ты напрасно о нихъ безпокоишься: имъ не сдѣлаютъ ничего дурного.
— Могу ли я быть спокойнымъ, мучась неизвѣстностью? По крайней мѣрѣ скажи, зачѣмъ насъ разлучили?
— Хотя мнѣ запрещено касаться этого вопроса, однако, уступая твоимъ настойчивымъ просьбамъ, я кое-что скажу, надѣясь, что ты поймешь и оправдаешь наше начальство. Тебѣ вполнѣ понятно, что прибытіе на Марсъ пяти великановъ, неизвѣстно откуда появившихся, должно было смутить и обезпокоить насъ. Могли ли мы напередъ знать, что ваши намѣренія мирнаго характера? Во всякомъ случаѣ мы должны были принять мѣры предосторожности. Съ этою цѣлью мы васъ усыпили и сонныхъ развезли по разнымъ мѣстамъ. Каждый изъ васъ порученъ надзору одного изъ первыхъ сановниковъ страны, который долженъ снять допросъ съ своего плѣнника. Осмотръ «Галилея» и согласныя ваши объясненія убѣдили насъ въ томъ, что вы прибыли съ той планеты, съ которой мы давно старались завязать сношенія. Теперь не только я, все населеніе Марса въ этомъ увѣрено, и высокая цѣль вашего путешествія — научное знакомство съ новымъ міромъ — вызвала къ вамъ общее глубокое уваженіе, а потому ничего худого вы для себя не должны ожидать. Очень скоро вамъ позволять видѣться, а затѣмъ дадутъ свободу. Но на какихъ условіяхъ это будетъ сдѣлано и когда именно, — я самъ не знаю. Больше я ничего не смѣю добавить. Я и такъ сказалъ тебѣ слишкомъ много, принявъ на свой страхъ послѣдствія моей откровенности. Будь же спокоенъ за друзей, Николай. А теперь пойдемъ спать. Кажется, уже разсвѣтаетъ.
ІХ.
— Да успокойтесь же, Викторъ Павловичъ, придите въ себя!
— Не могу я успокоиться, Мэри, не могу! Какъ я могу придти въ себя, если этотъ дуракъ меня совершенно измучилъ!
— Потерпите еще немного: скоро наши испытанія кончатся.
— Какъ бы не такъ! Этотъ оселъ, эта скотина, этотъ идіотъ, этотъ пророкъ еще какую-нибудь глупость придумаетъ!… Нѣтъ, я больше не могу терпѣть… Я лучше завтра повѣшусь.
Мэри улыбнулась.
— Почему же не сегодня?
— Сегодня? Сегодня я долженъ плюнуть въ рожу этому пророку. Негодяй! Моритъ насъ голодомъ, мучаетъ безсонницей, заставлять участвовать въ своихъ дурацкихъ процессіяхъ!… Мало того! Онъ еще заперъ меня на десять часовъ въ храмѣ, а когда я ушелъ черезъ крышу, онъ хотѣлъ меня даже побить… Нѣтъ, это, это… Это чортъ знаетъ что такое! Меня побить, меня, ординарнаго профессора, доктора математики!…
— Что же ему дѣлать, если ординарный профессора не хочетъ его слушаться.
— Стану я исполнять дурацкія приказанія! Зачѣмъ онъ заперъ меня въ храмѣ?
— Затѣмъ, чтобы на васъ снизошло благословеніе боговъ Марса. Я терпѣливо высидѣла свои часы, и пророкъ остался очень доволенъ.
— А вы и рады, что угодили подлецу! Нѣтъ, Мэри, вы — лицемѣрка! Я не зналъ, что вы способны подлизываться. Это пошло, пошло… Я и говорить съ вами послѣ этого не хочу!
— Викторъ Павловичъ! Зачѣмъ намъ вооружать противъ себя человѣка, отъ котораго всецѣло зависитъ наша участь? Отчего не сдѣлать даже и глупости, если она вполнѣ безвредна?
— Какъ можно его слушаться, если всѣ его приказанія глупы, если онъ сумасшедшій! Зачѣмъ онъ надѣлъ на меня эту шутовскую рубашку, зачѣмъ онъ отнялъ у меня сюртукъ и брюки? Я не могу ходить безъ брюкъ, не могу ходить безъ брюкъ, — я не привыкъ: это безобразно, неприлично!… Въ боковомъ карманѣ сюртука лежала моя записная книжечка; онъ и ее отобралъ вмѣстѣ съ сюртукомъ, а тамъ у меня новое доказательство теоремы Стирлинга, новые признаки сходимости рядовъ и нѣсколько задачъ. Нѣтъ, я больше никогда не поѣду на Марсъ, никогда не поѣду на Марсъ!
— Вы разсуждаете, Викторъ Павловичъ, какъ-будто на Марсъ поѣхать все равно, что съѣздить въ Черниговъ или Калугу. Посмотримъ еще, удастся ли намъ вернуться на Землю.
— Обязательно нужно возвратиться, обязательно! Какъ только увижу Николая Александровича, попрошу его немедленно снарядить «Галилей» къ обратному путешествію. Я не могу больше терпѣть здѣшнихъ безобразій, не могу!…
Русаковъ снова разразился ругательствами по адресу пророка.
Положеніе Виктора Павловича было въ самомъ дѣлѣ незавидное. Онъ и Мэри были отданы для изученія языка Марса одному изъ четырехъ пророковъ планеты. Но на бѣду Виктора Павловича пророкъ счелъ присланныхъ ему великановъ за нечистыхъ духовъ, посланныхъ на Марсъ за его грѣхи. Остановившись на этой мысли, пророкъ сталъ заботиться не столько объ обученіи великановъ языку, сколько о смягченіи гнѣва боговъ. Съ этою цѣлью онъ почти ежедневно заставлялъ жителей города Блаженства, гдѣ это происходило, совершать религіозныя церемоніи. Викторъ Павловичъ выходилъ изъ себя, и Мэри стоило много труда, чтобы сдерживать гнѣвъ вспыльчиваго профессора. Особенно много произошло непріятностей и недоразумѣній потому, что Викторъ Павловичъ совершенно не понималъ мѣстной рѣчи, такъ какъ, хотя къ путешественникамъ и были приставлены учителя, но Викторъ Павловичъ ничему не хотѣлъ у нихъ учиться, увлекшись въ это время изслѣдованіемъ какого-то вопроса изъ теоріи эллиптическихъ функцій, и только Мэри научилась немного объясняться съ окружающими. Пророкъ, видя непочтительность и непокорность великана, сталъ налагать на него разныя наказанія, которыя еще больше подливали масла въ огонь и раздражали Русакова.
Послѣдній проступокъ Русакова, самовольный уходъ изъ храма, грозилъ крупными послѣдствіями. Разгнѣванный пророкъ приказалъ сообщить профессору, что боги возмущены его поведеніемъ, и что преступленіе должно быть искуплено, почему Викторъ Павловичъ на другой день долженъ быть подвергнутъ публичному наказанію. Профессоръ пришелъ въ негодованіе, а Мэри просто струсила. Она боялась, что на этотъ разъ Викторъ Павловичъ выкинетъ какую-нибудь сумасброднѣйшую выходку, — до того было велико его изступленіе. Убѣдить безумнаго пророка въ чемъ-нибудь было невозможно, и онъ, несомнѣнно, приведетъ въ исполненіе свою угрозу. Оставалось только немедленно и во что бы то ни стало бѣжать изъ города. Но какъ совершить побѣгъ? Мэри стала придумывать разные способы и наконецъ придумала. Зáмокъ былъ окруженъ со всѣхъ сторонъ высокой стѣной и окопанъ рвомъ. Правда, ни рѣшетокъ на окнахъ, ни часовыхъ не было, но, тѣмъ не менѣе, перелѣзть черезъ стѣну было невозможно. Въ предѣлахъ зáмка великаны были совершенно свободны, то есть могли гулять по саду, по двору и по всѣмъ тремъ этажамъ замка, но переступать за ограду имъ было запрещено, и нарушить это запрещеніе было невозможно вслѣдствіе строгаго надзора. А если бы имъ это и удалось, то всякій, кто бы ни увидѣлъ ихъ въ городѣ, за предѣлами замка, поднялъ бы тревогу.
Черезъ садъ зáмка протекалъ неширокій, но довольно глубокій каналъ, который выходилъ изъ-подъ одной стѣны сада и скрывался подъ другой. На этотъ каналъ Мэри прежде всего обратила вниманіе, почувствовавъ, что именно въ немъ должно заключаться спасеніе. Надъ каналомъ ограда зáмка немного поднималась, образовывая небольшія арки, въ самой высокой части которыхъ до уровня воды было не больше полуаршина. Слѣдовательно, проплыть каналомъ подъ стѣной бы вполнѣ возможно, но ни Викторъ Павловичъ, ни Мэри на свою бѣду не умѣли плавать. Необходимо было измѣрить глубину канала и затѣмъ, если это окажется возможнымъ, идти въ-бродъ. Къ счастью за ними никто не слѣдилъ. Мэри нашла веревку, сплетенную изъ вьющихся растеній, привязала къ ней камень и, изготовивъ такой лотъ, стала ожидать вечера, чтобы незамѣтно для другихъ измѣрить глубину канала. Никакихъ запасовъ для предстоящаго путешествія бѣглецы не могли сдѣлать, потому что все ихъ вещи у нихъ были отобраны, а изъ пищи ничего нельзя было достать: всѣ остатки ихъ обѣда уносились. По выходѣ изъ зáмка предстояло пройти около четверти версты городомъ, по улицамъ котораго сновали люди и днемъ, и ночью. Нужно было проскользнуть незамѣтно черезъ городъ и добраться до оврага, который находился за городомъ. Этотъ оврагъ былъ очень великъ, покрыть густымъ кустарникомъ, въ которомъ легко было скрыться, и выходилъ въ лѣсъ. Задача, слѣдовательно, сводилась къ тому, чтобы незамѣтно достигнуть оврага.
Въ саду зáмка находился мостъ черезъ каналъ, соединявшій обѣ половины сада. На мосту возвышался столбъ съ укрѣпленной на его вершинѣ металлической тарелкой и привязанной къ ней деревянной колотушкой. Пророкъ звонилъ въ эту тарелку, всякій разъ, когда устраивалъ какое-либо религіозное празднество. Кто бы въ городѣ ни услышалъ звонъ, немедленно долженъ былъ идти въ зáмокъ, опасаясь въ противномъ случаѣ гнѣва боговъ и пророка. По совѣту Русакова Мэри привязала къ колотушкѣ длинную веревку.
Лишь только наступила ночь, Мэри приступила къ измѣренію глубины канала и получила самые благопріятные результаты: глубина канала нигдѣ не превышала двухъ аршинъ, а потому смѣло надо было идти въ-бродъ. Бѣглецы стали ожидать, пока весь зáмокъ погрузится въ сонъ.
Наступилъ наконецъ часъ, когда всѣ въ зáмкѣ успокоились и заснули. Ночь была довольно темная; одна луна еще не всходила, а другая была покрыта тучами; можно было ожидать дождя. Бѣглецы осторожно подошли къ каналу и хорошенько осмотрѣлись. Кругомъ царила полная тишина.
Мэри первая погрузилась въ воду и тихо пошла на середину канала. Къ ея ужасу дно канала подъ аркой опускалось все ниже и ниже, такъ что идти дальше было рискованно: можно было утонуть. Мэри стала бродить вдоль арки, отыскивая ногами менѣе глубокое мѣсто. Наконецъ она убѣдилась, что у самаго берега можно пройти. Кое-какъ, ударяясь головой объ арку, Мэри выбралась на свободу. Викторъ Павловичъ пробирался по ея слѣдамъ. Черезъ нѣсколько минутъ бѣглецы, дрожа отъ холода, сидѣли во рву за оградой и собирались съ силами, чтобы быстро миновать городъ и добраться до оврага. Конецъ веревки, привязанной къ колотушкѣ, Мэри принесла съ собой. Началъ идти дождь, и темнота ночи усилилась. Собравшись съ духомъ, Мэри потянула за веревку, и зазвонила. Въ ту же минуту поднялась суматоха и въ замкѣ, и въ городѣ. Толпы народа повалили въ замокъ. Черезъ нѣсколько минутъ городъ совершенно опустѣлъ, а въ замкѣ дѣлалось все шумнѣе и шумнѣе; вѣроятно, тамъ уже догадались о причинѣ ложной тревоги. Дольше медлить было опасно. Черезъ нѣсколько минутъ бѣглецы миновали городъ и стали ползти по обрыву оврага, ежеминутно срываясь, падая, пачкаясь въ грязи и царапая о кусты лицо и руки; но зато они могли считать себя уже въ безопасности.
Выбившись изъ силъ, путники сѣли отдохнуть. Дождь пересталъ, и небо прояснилось. Вторая луна выплыла изъ-за горизонта; двѣ луны, точно два электрическихъ фонаря, освѣтили мѣстность. Въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ бѣглецовъ тянулась полянка, за которой начинался лѣсъ. Промокнувъ до костей, они чувствовали себя очень скверно. Русаковъ, ежась отъ холода, ворчалъ, ругая и подлеца-пророка, и Краснова, затащившаго его на Марсъ, и тѣхъ бездѣльниковъ-астрономовъ, которые открыли эту идіотскую планету, и наконецъ самого себя, потерявшаго на старости лѣтъ разсудокъ и бросившаго лекціи для того, чтобы взглянуть на коротконогихъ болвановъ. Мэри при побѣгѣ изъ замка захватила съ собой единственную, но очень цѣнную вещь, — это камень изъ породы кремнезема и кусокъ металла, съ помощью которыхъ жители Марса, еще не додумавшіеся до спичекъ, добываютъ себѣ огонь. Однако, разложить костеръ было нельзя: пламя привлекло бы вниманіе карликовъ; нужно было терпѣть до разсвѣта, чтобы обогрѣться первыми солнечными лучами.
Мало-по-малу Русаковъ успокоился, и съежившись в клубочекъ, заснулъ. Мэри сидѣла возлѣ него на стражѣ, не смыкая глазъ и дожидаясь разсвѣта. Только утромъ, когда Викторъ Павловичъ проснулся отъ теплоты солнечныхъ лучей, она заснула сама и проспала часа три. Сонъ подкрѣпилъ нашихъ путниковъ, и они отправились дальше. Добравшись до лѣса, густо разросшагося, въ которомъ было много непроходимыхъ мѣстъ, бѣглецы остановились и стали обдумывать свое положеніе.
— Намъ во что бы то ни стало нужно увидѣться съ нашими друзьями, — сказалъ Русаковъ: — безъ нихъ мы пропали. Необходимо всѣ силы употребить на то, чтобы ихъ отыскать.
— Я съ этимъ согласна, — отвѣчала Мэри: — но думаю, что розыскать друзей — задача не легкая. Мы не знаемъ даже, гдѣ они теперь находятся; весьма вѣроятно, что они и до сихъ поръ живутъ въ томъ городѣ, въ который мы попали тотчасъ по прибытіи на Марсъ, — въ городѣ Трехъ боговъ, откуда уже насъ съ вами увезли въ городъ Блаженства. Какъ вы думаете, Викторъ Павловичъ, сколько будетъ верстъ отъ города Блаженства до города Трехъ боговъ?
— Верстъ восемьдесятъ-сто, приблизительно.
— Да, вѣроятно, не больше. Итакъ, нужно, слѣдовательно, розыскать городъ Трехъ боговъ. Если же тамъ никого изъ нашихъ не окажется, тогда слѣдуетъ думать, что ихъ увезли въ столицу, куда и направимъ наши стопы. Столица называется городомъ Солнца и находится отъ города Трехъ боговъ всего лишь на разстояніи двадцати двухъ земныхъ верстъ.
— А если насъ опять заберутъ въ плѣнъ?
— Это не бѣда. Будемъ просить, чтобы насъ представили самому королю, который, какъ мнѣ говорили, благосклонно отнесся къ извѣстію о нашемъ прибытіи съ Земли и приказалъ представить всѣхъ насъ къ нему во дворецъ, лишь только мы научимся мѣстному языку. Бѣда намъ грозитъ только въ томъ случаѣ, если насъ схватятъ въ здѣшней мѣстности, и мы снова попадемъ къ пророку. Поэтому мы должны уйти какъ можно дальше отъ этого противнаго города Блаженства.
— Но въ какую же сторону мы пойдемъ? — сказалъ Русаковъ, — Гдѣ находится этотъ городъ Трехъ боговъ? Вѣдь, мы не видѣли дороги, по которой насъ везли.
— Пойдемъ пока наугадъ. А когда отойдемъ отсюда верстъ на пятьдесятъ, на шестьдесятъ, тогда станемъ разыскивать какое-нибудь человѣческое жилье и въ первомъ же домѣ разспросимъ, какъ найти городъ Трехъ боговъ.
Составивъ такой планъ дѣйствій, путники отправились дальше. Идти по лѣсу было чрезвычайно неудобно. На каждомъ шагу встрѣчались затрудненія: то густые, непроходимые кустарники, то вьющіяся между деревьями растенія, образовывавшія непроходимыя стѣны, то повалившіяся деревья. Видно было, что въ этотъ лѣсъ рѣдко заглядывалъ человѣкъ. Викторъ Павловичъ ежеминутно спотыкался и ворчалъ всякій разъ, когда приходилось перелѣзать черезъ лежащее дерево или обходить кусты. Мэри успокаивала его, какъ могла.
Часа черезъ три путники вышли къ небольшой рѣчкѣ. Идти по ея берегу было бы гораздо легче, такъ какъ здѣсь дорога была хорошая, но Мэри нашла это неудобнымъ, потому что рѣчка могла вывести къ какому-нибудь жилью, а это въ виду еще близкаго разстоянія отъ города Блаженства было для нихъ опаснымъ. Рѣчка была довольно глубокая и черезъ нее нельзя было переправиться въ бродъ. Пришлось сдѣлать плотъ, что было нелегко при отсутствіи всякихъ инструментовъ. Однако часа черезъ четыре путешественники соорудили плотъ изъ длинныхъ жердей, связавъ ихъ вмѣстѣ гибкими молодыми вѣтками, и на этомъ плоту, гребя вмѣсто веселъ шестами, переправились на другую сторону рѣчки. Когда путники вышли на берегъ, былъ уже вечеръ. Пора было подумать о ночлегѣ. Углубившись въ лѣсъ версты на полторы отъ рѣчки, бѣглецы разложили костеръ, окончивъ дневной переходъ.
Спать имъ въ эту ночь не пришлось. Едва только Викторъ Павловичъ погрузился въ сонъ, какъ его разбудилъ пронзительный крикъ Мэри. Вскочивъ, профессоръ увидѣлъ, что Мэри подлѣ него уже не было, а на нѣкоторомъ разстояніи отъ него слышался трескъ сухихъ сучьевъ, покрываемый крикомъ Мэри. Очевидно, ее кто-то уводилъ или уносилъ въ глубь лѣса; несомнѣнно было также, что Мэри находится во власти сильнаго существа или, можетъ-быть, нѣсколькихъ существъ. Голосъ Мэри раздавался все слабѣе и слабѣе; слѣдовательно, ее быстро уносили. Профессоръ бросился на крикъ, но въ темнотѣ ничего не видѣлъ. Тѣмъ временемъ крикъ доносился все слабѣе и скоро совсѣмъ затихъ. Профессоръ остался одинъ ночью въ глухомъ лѣсу. Имъ овладѣло отчаяніе.
Опустивъ на грудь голову и охвативъ руками колѣна, Викторъ Павловичъ погрузился въ раздумье. Самыя ужасныя мысли вихремъ закружились въ его головѣ. До сихъ поръ онъ мало думалъ о своей судьбѣ: за него думала Мэри. Ея присутствіе ободряло и успокаивало его; онъ слѣпо вѣрилъ, что Мэри спасетъ его. Теперь же онъ почувствовалъ себя безпомощнымъ, какъ ребенокъ, и его гибель казалась ему несомнѣнной. Подъ утро Русаковъ однако незамѣтно для себя заснулъ.
Проснувшись, Русаковъ часа черезъ три ходьбы вышелъ изъ лѣсу. Передъ нимъ разстилалась обширная степь, покрытая густою травою. Идти по степи было легче, нежели пробираться по лѣсу, но профессоръ чувствовалъ сильный голодъ и усталость, а потому еле волочилъ ноги. Наконецъ судьба надъ нимъ сжалилась, и онъ набрелъ на человѣческое жилье: одиноко въ степи стоялъ небольшой цилиндрическій домикъ, около котораго Викторъ Павловичъ замѣтилъ двухъ карликовъ. Русаковъ ускорилъ шаги и направился къ нимъ, но карлики, лишь только завидѣли его, пустились бѣжать, что было силы; тѣмъ не менѣе Викторъ Павловичъ вошелъ въ домъ и, не найдя тамъ никого изъ людей, сталъ шарить по всѣмъ угламъ, отыскивая пищу. Въ одной комнатѣ ему посчастливилось найти нѣсколько плодовъ, которые онъ и съѣлъ. Подкрѣпивъ силы, онъ отправился въ дальнѣйшій путь.
Скоро Русаковъ подошелъ къ какому-то городу. Онъ остановился въ раздумьѣ, идти ли ему туда, или пройти мимо. Сообразивъ, что онъ еще не далеко ушелъ отъ своего врага, пророка, профессоръ рѣшилъ миновать городъ и свернулъ въ сторону. Однако, когда Викторъ Павловичъ уже отошелъ на значительное разстояніе отъ города, онъ раскаялся въ своемъ поступкѣ, потому что почувствовалъ себя нездоровымъ: его знобило, и во всемъ организмѣ онъ чувствовалъ слабость; было несомнѣнно, что онъ простудился. На его бѣду скоро пошелъ сильный дождь, отъ котораго ему негдѣ было укрыться, такъ какъ въ степи не попадалось ни деревца, ни кустика. Викторъ Павловичъ выбивался изъ силъ, пробираясь по мокрой травѣ, вязнулъ въ грязи, но все-таки понемногу подвигался впередъ. Наконецъ вдали что-то зачернѣло. Профессоръ радостно направился туда, надѣясь найти человѣческое жилье. Но каково же было его разочарованіе, когда, приблизившись, онъ увидѣлъ, что это снова начинается лѣсъ, и кругомъ не видно никакого жилья. Викторъ Павловичъ въ изнеможеніи опустился подъ деревомъ. Онъ совершенно ослабѣлъ, голова сильно болѣла всѣ тѣло ныло, и мерзкій холодъ охватывалъ всѣ его члены. Скоро, однако, ознобъ смѣнился жаромъ, и вмѣстѣ съ темъ Викторъ Павловичъ впалъ въ забытье. Съ этого момента онъ уже не помнилъ, что было съ нимъ дальше.
Х.
Изъ всѣхъ нашихъ путешественниковъ на Марсѣ лучше всѣхъ себя чувствовалъ профессоръ Лессингъ. Онъ пріобрѣлъ такое уваженіе среди населенія планеты, что ему могъ бы позавидовать самъ король Марса; вездѣ, гдѣ показывался Лессингъ, его встрѣчали чуть не съ царскими почестями; достаточно было его взгляда или жеста, чтобы любой изъ жителей Марса помчался исполнять его желаніе, считая это для себя великой честью. Счастливое стеченіе обстоятельствъ было тому причиной.
Лессингъ, какъ и его друзья, былъ отданъ для изученія мѣстнаго языка одному изъ первыхъ вельможъ въ государствѣ, а именно главному инженеру путей сообщенія на Марсѣ, то-есть лицу, на которомъ лежала забота о поддержаніи въ должномъ порядкѣ общественныхъ лодокъ и судовъ, замѣнявшихъ для марсіанъ пароходы, очистка отъ зарослей и наносныхъ песковъ судоходныхъ рѣкъ и каналовъ, постройка мостовъ, поправка дорогъ и общее наблюденіе надъ различными способами передвиженія жителей планеты.
Едва только Лессінгъ научился съ грѣхомъ пополамъ объясняться съ окружающими, какъ главный инженеръ позвалъ его къ себѣ для допроса. Лессингъ объяснилъ инженеру, откуда онъ и его товарищи прибыли на Марсъ, сказалъ, что все они — люди науки, что намѣренія у нихъ самыя мирныя, и что, осмотрѣвъ планету и ознакомившись съ вещами наиболѣе замѣчательными, по ихъ мнѣнію, на Марсѣ, они хотѣли бы улетѣть обратно на Землю. Окончивъ допросъ, главный инженеръ повелъ Лессинга къ «Галилею», который уже охранялся стражей днемъ и ночью, и предложить профессору объяснить назначеніе многихъ непонятныхъ для жителей Марса предметовъ, найденныхъ на «Галилеѣ». Вотъ это-то обстоятельство и помогло Лессингу заручиться большимъ авторитетомъ.
Профессоръ весьма охотно согласился объяснить, что за предметы и для какой надобности находились на «Галилеѣ», и началъ съ демонстраціи привезеннаго съ собою фотографическаго аппарата. Черезъ двѣ-три минуты Лессингъ преподнесъ инженеру его портретъ на жестяной пластинкѣ. И инженеръ, и всѣ бывшіе при немъ карлики пришли въ неописанный восторгъ, какъ отъ поразительнаго сходства портрета съ оригиналомъ, такъ отъ быстроты работы. Лессингъ сдѣлалъ еще нѣсколько моментальныхъ снимковъ на жести съ другихъ карликовъ, а такъ же снялъ видъ мѣстности, гдѣ лежалъ «Галилей». Снимки переходили изъ рукъ въ руки, и карлики осыпали Лессинга похвалами. Довольный произведеннымъ впечатлѣніемъ, профессоръ сказалъ, что на бумагѣ онъ можетъ изготовлять портреты, которые будутъ еще лучше, но только можетъ ихъ выполнить не раньше, какъ черезъ два дня. Въ отвѣтъ на это и самъ главный инженеръ, и многіе изъ сопровождавшихъ его карликовъ стали просить Лессинга, чтобы онъ сдѣлалъ имъ ихъ портреты на бумагѣ.
Лессингъ тотчасъ понялъ, что для него будетъ полезно поддерживать въ обитателяхъ Марса ихъ восторженное настроеніе, и сталъ показывать любопытной толпѣ чудо за чудомъ. Послѣ фотографіи появился на сцену фонографъ, также привезенный съ собою путешественниками. Профессоръ предложилъ желающему изъ публики что-нибудь пропѣть, на что изъ толпы карликовъ отозвался молодой человѣкъ, обладавшій довольно сильнымъ голосомъ. Ставъ на указанномъ ему мѣстѣ, карликъ запѣлъ. Толпа молча и внимательно слушала пѣніе, недоумѣвая, зачѣмъ это нужно великану. Но когда черезъ нѣсколько минутъ, карлики услышали ту же самую пѣсенку изъ фонографа, исполненную тѣмъ же голосомъ, со всѣми особенностями пѣвца, изумленіе карликовъ достигло геркулесовыхъ столбовъ. Фонографъ нѣсколько разъ повторилъ записанную пѣсню, послѣ чего выступили другіе марсіане, пожелавшіе записать свои голоса. Около часа забавлялъ Лессингъ свою публику фонографомъ, пѣлись пѣсни, говорились рѣчи, — и все это прекрасно повторялось аппаратомъ. На Лессинга смотрѣли уже, какъ на полубога.
Съ этого дня Лессингъ пріобрѣлъ неограниченный авторитетъ на Марсѣ. Жители планеты чуть не молились на него, и каждый изъ нихъ считалъ для себя большимъ счастьемъ оказать ему какую-нибудь услугу. Правда, профессору физики пришлось съ этого времени безъ отдыха работать: почти всѣ знатные граждане города пожелали взглянуть на фонографъ. Кромѣ того, онъ но цѣлымъ часамъ долженъ былъ заниматься фотографіей, такъ какъ первыя изготовленныя имъ на бумагѣ карточки произвели фуроръ, переходя изъ рукъ въ руки по всему городу, и у каждаго возбуждали желаніе увидѣть свое собственное фотографическое изображеніе. Лессингъ по мѣрѣ возможности старался удовлетворить карликовъ.
Вскорѣ послѣ этого профессоръ обратился къ своему патрону, главному инженеру, съ проектомъ провести на Марсѣ желѣзную дорогу, по которой можно будетъ ѣздить безъ затраты силы человѣка или животныхъ. «Пусть мои товарищи, — думалъ Лессингъ: — замѣчаютъ и перенимаютъ все хорошее на Марсѣ для блага Земли; я же исполню другую часть нашей общей задачи и постараюсь принести возможную пользу населенію Марса». Для достиженія своей цѣли Лессингъ рѣшилъ насадить на Марсѣ, насколько это было въ его силахъ, земную культуру. Устройство желѣзной дороги казалось профессору первымъ къ тому шагомъ, послѣ чего онъ думалъ приняться за привитіе различныхъ отраслей техники.
Главный инженеръ съ большимъ интересомъ отнесся къ предложенію Лессинга, нисколько не сомнѣваясь въ его осуществимости: ему казалось, что для Лессинга нѣтъ ничего невозможнаго. Въ полное распоряженіе профессора было отпущено требуемое число рабочихъ и данъ необходимый матерьялъ, — и работа закипѣла. Пока одни карлики по указаніямъ Лессинга отливали рельсы и различныя части локомотива, другіе тѣмъ временемъ производили работы по расчисткѣ и планированію почвы для новой дороги и укладывали шпалы. Желѣзная дорога должна была соединить городъ Мудрости, гдѣ жилъ главный инженеръ, съ ближайшимъ къ нему городомъ — Высокой Горы. Длина желѣзнодорожной линіи была около пяти земныхъ верстъ. Прошло не больше двухъ мѣсяцевъ, и работы были окончены. Правда, изготовленный подъ надзоромъ Лессинга локомотивъ былъ сдѣланъ такъ уродливо и аляповато, полотно новой линіи имѣло столько недостатковъ, что на Землѣ подобную дорогу назвали бы карикатурой на желѣзные дороги, однако Лессингъ остался вполнѣ доволенъ достигнутыми результатами. Вѣдь, первый локомотивъ Стефенсона тоже, вѣроятно, былъ не лучше. Когда же локомотивъ съ двумя открытыми вагонами, въ которыхъ помѣстились знатнѣйшіе граждане города Мудрости, управляемый машинистомъ Лессингомъ, тронулся съ мѣста и плавно покатился по рельсамъ, то толпа, собравшаяся подлѣ линіи посмотрѣть на новую диковинку, пришла въ такой восторгъ, какого Лессингъ не видѣлъ еще ни разу въ своей жизни.
Лессингъ съ увлеченіемъ предался открывшейся ему новой дѣятельности. Скоро подъ его руководствомъ возникло нѣсколько литейныхъ, механическихъ и лѣсопильныхъ заводовъ, пробудившихъ новую жизнь на Марсѣ. По открытому желѣзнодорожному пути установилось правильное движеніе, и маленькіе поѣзда ежедневно обращались между двумя городами, переполненные пассажирами и разнымъ товаромъ.
Земная цивилизація понемногу стала прививаться на Марсѣ. Явилось нѣсколько предпріимчивыхъ карликовъ, которые на свой рискъ приступили къ проведенію второй на Марсѣ желѣзнодорожной линіи, протяженіемъ уже до шестидесяти земныхъ верстъ. Слава Лессинга гремѣла по всей планетѣ. Онъ уже приступилъ-было къ разработкѣ грандіознаго плана относительно открытія на Марсѣ правильнаго пароходства, когда по приказу короля ему пришлось оставить все начатыя работы и прибыть въ городъ Солнца, столицу государства.
Въ то время какъ Красновъ подъ руководствомъ верховнаго учителя знакомился съ духовною жизнью жителей Марса, Русаковъ и Мэри по требованію сумасшедшаго пророка умилостивляли боговъ Марса, а Лессингъ насаждалъ на планетѣ земную цивилизацію, — Шведовъ проводилъ свои дни при дворѣ самого короля Марса. По приказу короля къ нему былъ приставленъ цѣлый штатъ учителей: король очень хотѣлъ поскорѣй поговорить съ жителемъ другой планеты; прибывшіе на «Галилеѣ» великаны его крайне интересовали. Король былъ еще молодой человѣкъ, весьма образованный и особенно интересовавшійся успѣхами астрономіи, которую онъ раньше самъ читалъ ученикамъ высшей школы въ городѣ Трехъ боговъ; Король очень тяготился своимъ положеніемъ, его больше интересовали научныя занятія, нежели управленіе государствомъ; но онъ не могъ отказаться отъ королевскаго сана, чтобы не возбудить гнѣва боговъ. Поэтому управленіе государствомъ лежало въ значительной части на королевскомъ кандидатѣ, который долженъ былъ вступить на тронъ по смерти настоящаго короля. Когда мѣстные ученые, по осмотрѣ «Галилея», принявъ во вниманіе все данныя, донесли королю, что великаны прилетѣли съ Земли, король велѣлъ взять одного изъ великановъ ко двору. Выборъ палъ на Шведова.
Петръ Петровичъ научился объясняться съ придворными очень скоро и, заслуживъ довѣріе и симпатію перваго королевскаго министра, получилъ полную свободу въ предѣлахъ королевскаго двора. Какъ только онъ началъ осваиваться съ языкомъ жителей Марса, король потребовалъ плѣнника къ себѣ.
Въ назначенный день Шведовъ съ ранняго утра сталъ приготовляться къ предстоящему ему свиданію съ королемъ. Человѣкъ тридцать слугъ суетилось, одѣвая его въ костюмъ мѣстнаго покроя, приготовленный спеціально для этого дня придворными портными. Петръ Петровичъ облачился въ богатую тунику изъ мягкой матеріи зеленаго цвѣта съ черными разводами, надѣлъ остроконечную шляпу, бѣлые башмаки, подпоясался желтымъ поясомъ, на плечи накинулъ бѣлый плащъ съ голубыми пятнами и, нарядившись такимъ попугаемъ, вызвалъ всеобщій восторгъ и похвалы своей парадной одеждѣ. Первый министръ набросилъ Шведову на глаза что-то въ родѣ густой вуали, чтобы смягчить въ его глазахъ блескъ королевской особы, что дѣлалось со всякимъ, кто въ первый разъ удостоивался видѣть короля, и повелъ его въ королевскія палаты.
Пройдя нѣсколько маленькихъ комнатъ, съ трудомъ пролѣзая въ двери, Шведовъ въ сопровожденіи перваго министра вступилъ въ большую залу, откуда неслись пронзительные крики и адскіе звуки мѣстныхъ музыкальныхъ инструментовъ, въ смѣшанномъ гулѣ которыхъ слышалось что-то, напоминавшее и звуки мѣднаго таза, и стукъ колотушки, и пискливыя трели дудочекъ, и треньканье балалайки. Мотива или просто стройной связи между отдѣльными звуками Шведовъ не могъ уловить.
При появленіи великана музыка смолкла. Шведовъ увидѣлъ посреди залы колонку аршинъ въ шесть вышины, на вершинѣ которой, окруженный барьеромъ, возсѣдалъ король. Властитель Марса забрался такъ высоко вовсе не изъ предосторожности, какъ подумалъ Шведовъ, или боязни нападенія чудовищнаго великана, въ мирномъ характерѣ котораго онъ могъ быть не увѣренъ, но для того, чтобы показать жителю Земли величіе королевской особы. Шведовъ перекувырнулся передъ королемъ такъ, какъ этого требовалъ этикетъ Марса, чему его обстоятельно научили придворные, и почтительно остановился передъ колонкой. Король пріятно улыбнулся и сталъ говорить. Всей королевской рѣчи Шведовъ не понялъ, но общій смыслъ ея заключался въ томъ, что король очень радъ видѣть жителя другой планеты, что онъ вполнѣ понимаетъ тотъ научный интересъ, ради котораго земные люди предприняли такое трудное и опасное путешествіе, не зная, что ихъ ждетъ впереди, и что онъ преклоняется передъ ихъ умомъ и знаніями, благодаря которымъ они сумѣли осуществить такое необыкновенное предпріятіе.
— Скажи же, земной человѣкъ, — заключилъ король свою рѣчь: — чѣмъ я могу быть вамъ полезнымъ? Я хочу угодить великимъ людямъ, чтобы они не имѣли поводовъ быть недовольными королемъ Марса и не раскаивались въ своемъ путешествіи.
— Благодарю, великій повелитель Марса. Тебѣ не трудно будетъ исполнить мою и вмѣстѣ съ тѣмъ общую нашу просьбу. Позволь намъ всѣмъ снова соединиться и затѣмъ свободно и неразлучно путешествовать по твоимъ владѣніямъ, чтобы, осмотрѣвъ все, что есть замѣчательнаго на Марсѣ, мы черезъ нѣсколько времени могли спокойно улетѣть на Землю, обогативъ себя научными свѣдѣніями.
— Вы думаете возвратиться на вашу планету?
— Я надѣюсь, что ты, могучій и просвѣщенный король, не станешь намъ въ этомъ препятствовать.
— Но почему вы не хотите навсегда остаться жить у насъ? Вамъ будетъ хорошо.
— Какъ бы здѣсь ни было хорошо, всегда будетъ казаться лучше тамъ, гдѣ мы родились, гдѣ протекла наша жизнь. А главное, наша научная задача не будетъ выполнена и долгъ передъ своей совѣстью не будетъ уплаченъ, если мы не приложимъ всѣхъ силъ къ тому, чтобы возвратиться на Землю и повѣдать земному міру о нашемъ путешествіи.
— Но сумѣете ли вы вторично совершить трудное междупланетное путешествіе?
— Въ этомъ я не сомнѣваюсь. Если мы съумѣли прилетѣть на Марсъ, то возвращеніе на Землю не представить для насъ никакихъ затрудненій: мы уже имѣемъ за собой опытъ. Къ тому же съ Марса до Земли долетѣть въ полтора раза легче, нежели съ Земли до Марса.
Глаза короля загорѣлись.
— Земной человѣкъ, — сказалъ онъ: — я дамъ вамъ все, чего вы только захотите, буду исполнять всѣ малѣйшія ваши желанія, — только возьмите меня съ собой, дайте мнѣ увидѣть другой міръ!…
Шведовъ охотно изъявилъ согласіе отъ себя и своихъ друзей. Нельзя было отказывать въ чемъ-либо королю Марса, отъ котораго зависѣла самая ихъ жизнь. Король обѣщалъ немедленно послать за остальными великанами для того, чтобы они вмѣстѣ обсудили предстоящее имъ дѣло постройки сооруженія для полета на Землю и своевременно могли начать работы; при этомъ король добавилъ, что какъ Шведовъ, такъ и его товарищи, могутъ считать себя на Марсѣ свободными, полноправными гражданами. На этомъ аудіенція кончилась.
ХІ.
Черезъ нѣсколько дней Красновъ, въ сопровожденіи верховнаго учителя, прибыль въ столицу, гдѣ его встрѣтили съ особеннымъ почетомъ: король и придворные уже знали, что это именно онъ — изобрѣтатель «Галилея», и что отъ него зависитъ успѣхъ предстоящаго путешествія короля Марса съ земными великанами на Землю. Лессингъ прибылъ въ столицу еще наканунѣ. Что же касается Русакова и Мэри, то объ ихъ судьбѣ наши друзья еще ничего не знали и спокойно поджидали ихъ со дня на день; королевскій посолъ, отправленный за ними къ пророку въ городъ Блаженства, еще не возвращался. Шведовъ, Лессингъ и Красновъ несказанно обрадовались, увидѣвъ другъ друга живыми и невредимыми. Лессингъ и Красновъ были въ восторгѣ, узнавъ отъ Шведова, что ихъ обратное путешествіе на Землю обезпечено благодаря намѣренію короля Марса имъ сопутствовать, и что дальнѣйшее ихъ пребываніе на планетѣ значительно улучшится, такъ какъ они находятся подъ верховнымъ покровительствомъ короля и считаются не только свободными, но и полноправными гражданами Марса, а не плѣнниками.
— Намъ положительно везетъ, Петръ Петровичъ, — сказалъ Красновъ, когда Шведовъ разсказалъ ему о своемъ свиданіи съ королемъ: — рѣдко кому судьба такъ покровительствуетъ, какъ намъ. А между тѣмъ нельзя отрицать, что предпринятое нами путешествіе на Марсъ — одно изъ самыхъ трудныхъ предпріятій, на которыя когда-либо рѣшался земной человѣкъ. Уже самое благополучное прибытіе на Марсъ является такимъ успѣхомъ въ нашемъ дѣлѣ что онъ самъ по себѣ могъ бы вполнѣ вознаградить насъ за наши труды, и мы могли бы спокойно умереть съ чувствомъ удовлетворенія и сознаніемъ исполненнаго долга. Но наше торжество этимъ не оканчивается и мы благополучно возвратимся на Землю.
— Не торопитесь, Николай Александровичъ, — перебилъ Лессингъ: — вы забываете, что Марсъ — не Земля, и что вы въ вашихъ строительныхъ работахъ можете встрѣтить непреодолимыя затрудненія.
— Почему же это? — спросилъ находившійся тутъ же верховный учитель.
— Да хотя бы потому, что человѣкъ самъ иногда недостаточно знакомъ съ тѣмъ дѣломъ, которымъ онъ завѣдуетъ.
— Если онъ завѣдуетъ дѣломъ, то, слѣдовательно, онъ его хорошо знаетъ; въ противномъ случаѣ на его мѣстѣ былъ бы другой, — сказалъ верховный учитель.
— Но развѣ у васъ не случается, что опытные люди, спеціалисты, стоятъ въ сторонѣ отъ извѣстнаго дѣла, а имъ руководятъ другіе, хотя и менѣе свѣдущіе, но пользующіеся покровительствомъ начальствующихъ лицъ? — спросилъ Лессингъ.
— Никто у насъ и не станетъ добиваться мѣста, зная, что есть другой, болѣе способный, — отвѣчалъ верховный учитель. — Болѣе способный занимаетъ бóльшую должность, менѣе способный меньшую. Это такъ естественно и просто.
— Да, — подтвердилъ Шведовъ: — я тоже наблюдалъ, что при дворѣ короля всѣ болѣе или менѣе отвѣтственныя должности занимаютъ люди, вполнѣ достойные ихъ. Я всегда видѣлъ, что человѣкъ добился здѣсь своего положенія благодаря лишь собственнымъ достоинствамъ, а не протекціи,
— А что такое протекція? — спросилъ верховный учитель.
— Это довольно трудно тебѣ объяснить, учитель, — сказалъ Красновъ: — а протекція — явленіе слишкомъ интересное и характерное, чтобы обойти его молчаніемъ и не отвѣтить на твой вопросъ. Я начну издалека. У насъ на Землѣ люди не получаютъ въ школѣ утилитарныхъ знаній, имѣющихъ прямое отношеніе къ ихъ послѣдующей дѣятельности; практическія свѣдѣнія пріобрѣтаются людьми уже по окончаніи ими школьнаго образованія, которое находится лишь въ слабой связи съ будущей общественной дѣятельностью учащихся, давая имъ лишь общія теоретическія начала разныхъ наукъ. Если же человѣкъ въ высшей школѣ и избираетъ какую-нибудь спеціальность, то онъ изучаетъ ее только теоретически. Но обыкновенно и спеціальное образованіе человѣка, и его практическая дѣятельность большею частью независимы другъ отъ друга; очень часто человѣкъ, имѣющій какую-нибудь спеціальную теоретическую подготовку, совершенно не занимается своей спеціальностью, отдавая свои силы и время совершенно другому дѣлу. Напримѣръ, изучаетъ человѣкъ въ школѣ теологію, а, закончивъ образованіе, становится не жрецомъ, а писаремъ въ какомъ-нибудь департаментѣ; изучаетъ медицину, — и дѣлается музыкантомъ; изучаетъ педагогику, — и дѣлается судьею. Въ результатѣ оказывается, что общественныя должности у насъ, сплошь и рядомъ, занимаютъ лица, не знающія и непонимающія своего дѣла. Особенно много страдаютъ интересы публики тогда, когда такой несвѣдущій человѣкъ дѣлается не простымъ исполнителемъ возложенныхъ на него обязанностей, а начальникомъ и руководителемъ другихъ. Отвѣтственныя общественныя должности бываютъ заняты неподготовленными къ тому людьми не всегда, впрочемъ, отъ недостатка въ опытныхъ работникахъ, могущихъ съ успѣхомъ нести порученное имъ дѣло; бѣда не была бы такъ велика, если бы на Землѣ не существовало другого прискорбнаго явленія, называемаго протекціей.
— Но что же такое протекція? — повторилъ свой вопросъ верховный учитель.
— Сейчасъ объясню. Иногда достойныхъ кандидатовъ на какую-нибудь общественную должность, знающихъ дѣло и теоретически, и практически, и кромѣ того людей вполнѣ порядочныхъ и добросовѣстныхъ, находится много; изъ массы конкурентовъ человѣку, отъ котораго зависитъ ихъ назначеніе на должность, казалось бы, легко выбрать достойное лицо, и въ такихъ случаяхъ естественно быть увѣреннымъ въ томъ, что дѣло будетъ поручено человѣку, который отлично съ нимъ справится. А между тѣмъ, въ дѣйствительности, приходится наблюдать какъ разъ противное: именно тѣ должности, на который имѣется много достойныхъ кандидатовъ, соперничающихъ другъ съ другомъ и своими знаніями, и своей опытностью, большею частью получаютъ люди, совершенно для того непригодные. Объясняется это тѣмъ, что, если какой-нибудь должности добивается много кандидатовъ, то, слѣдовательно, эта должность выгоднѣе другихъ или благодаря хорошему вознагражденію за трудъ или благодаря почету, съ ней связанному. А въ такихъ-то случаяхъ и выступаетъ особенно замѣтно такъ называемая протекція. Подъ словомъ «протекція» разумѣется покровительство вліятельныхъ лицъ своимъ роднымъ и знакомымъ при назначеніи ихъ на общественныя должности и во время ихъ служебной дѣятельности. Человѣкъ, отъ котораго зависитъ назначеніе на должность, избираетъ на нее не достойнѣйшаго изъ кандидатовъ, а одного изъ своихъ родственниковъ и знакомыхъ, оказывая этимъ ему, какъ говорятъ, протекцію. Если у администратора между своими родными и знакомыми для данной вакансіи нѣтъ подходящаго лица, то его осаждаютъ знакомые просьбами отдать должность кому-нибудь изъ ихъ родныхъ. Въ результатѣ назначеніе получаетъ почти всегда или родственникъ самого начальника, или родственникъ кого-нибудь изъ его знакомыхъ, очень часто человѣкъ не достойный занять не только данную должность, но вообще какую-нибудь общественную должность. А достойные кандидаты остаются въ сторонѣ.
— Но, вѣдь, интересы общества страдаютъ, если назначенія на должности дѣлаются по протекціи, а не по достоинствамъ человѣка! — воскликнулъ верховный учитель.
— Я къ тому и повелъ свою рѣчь, — отвѣчалъ Красновъ. — Такъ какъ никакой выгодной должности безъ протекціи получить нельзя, то наши молодые люди, готовящіеся къ общественной дѣятельности, еще въ школѣ заботятся не столько о пріобрѣтеніи знаній, сколько о томъ, чтобы заблаговременно заручиться протекціей. У кого нѣтъ вліятельныхъ родственниковъ, тотъ старается завязать полезное знакомство, старается понравиться какому-нибудь важному сановнику или его женѣ, сестрѣ, бабушкѣ и такъ далѣе. Юноша лицемѣритъ, и, конечно, нравственно пошлѣетъ. Излишне уже говорить о томъ, что дѣлается, когда такой человѣкъ займетъ видный постъ. Протекція приносить особенно много вреда моральнаго. Это явленіе такъ развратило общество, и люди такъ привыкли къ нему, что рѣдко даже кому приходитъ въ голову, что протекція — вещь дурная и ненормальная. Многіе молодые люди пріобрѣтаютъ протекцію вмѣстѣ съ родствомъ вліятельныхъ особъ, женясь на ихъ дочеряхъ или родственницахъ. Такимъ образомъ протекція идетъ вмѣсто приданаго.
— А приданое — что такое? — спросилъ верховный учитель.
— Я уже говорилъ тебѣ, что число заключаемыхъ на землѣ браковъ съ каждымъ годомъ уменьшается вмѣсто того, чтобы возрастать съ возрастаніемъ населенія. Понятно, что такое положеніе дѣлъ крайне невыгодно для нашихъ дѣвушекъ, которыя желаютъ выйти замужъ. Бѣдняжки прилагаютъ всѣ старанія, употребляютъ всѣ средства, чтобы понравиться молодымъ людямъ и возбудить въ нихъ желаніе жениться; но часто всѣ средства оказываются безсильными. Въ такихъ случаяхъ дѣвицы нерѣдко прибѣгаютъ къ крайнему средству и покупаютъ себѣ мужей за деньги, иногда очень большіе. Деньги, которыя невѣста отдаетъ жениху въ вмѣстѣ съ своей рукой за то, что тотъ соглашается вступить съ ней въ супружество, и носятъ названіе приданаго.
— Какъ же такъ! — воскликнулъ верховный учитель, — Вѣдь, женитьба за деньги есть ничто иное, какъ развратъ.
— О, нѣтъ, не всегда, — возразилъ Красновъ. — Развратомъ называется на землѣ продажная любовь женщины, а не мужчины, и при томъ на короткое время, а не на всю жизнь. Если же любовь продается навсегда, оптомъ, и, хотя и за деньги, но мужчиной, то это называется бракомъ. Въ приданомъ у насъ никто не видитъ ничего дурного: къ этому явленію мы привыкли, и оно считается у насъ нормальнымъ.
— Нетъ, я положительно не понимаю твоихъ разсужденій, — сказалъ верховный учитель: — я вижу въ нихъ столько противорѣчій, что ясно не представляю себѣ даже того, что считается на землѣ хорошимъ и что дурнымъ. Вся ваша мораль совершенно условна.
Красновъ ничего не отвѣтилъ на это замѣчаніе. Воцарилось короткое молчаніе, послѣ чего Лессингъ перемѣнилъ разговоръ, заговоривъ о предстоящихъ имъ работахъ по снаряженію «Галилея».
Черезъ нѣсколько дней изъ города Блаженства отъ пророка возвратился королевскій посолъ, который сообщилъ, что Мэри и Русаковъ бѣжали ночью изъ зáмка пророка, и неизвѣстно, гдѣ находятся въ настоящее время, такъ какъ отправленная за ними пророкомъ погоня возвратилась безъ успѣха. Это извѣстіе сильно встревожило Шведова, Лессинга и Краснова. Русаковъ отыскался дня черезъ два: партія рабочихъ, производившая земляныя работы въ лѣсу для новой желѣзнодорожной линіи, случайно натолкнулась на Виктора Павловича, лежавшаго въ безпамятствѣ, и доставила его въ столицу къ королю, что же было съ Мэри, наши друзья не знали. Викторъ Павловичъ не могъ дать по этому вопросу никакихъ разъясненій, такъ какъ былъ боленъ горячкой и не приходилъ въ сознаніе.
ХІІ.
Когда Мэри была такъ неожиданно разлучена съ своимъ спутникомъ, она разглядѣла сквозь ночной мракъ, что около нея толпится нѣсколько карликовъ, уже завладѣвшихъ ея руками и ногами и быстро ихъ связывавшихъ, чтобы лишить ее возможности сопротивляться. Она сильно испугалась и закричала. Первая мысль, пришедшая ей въ голову, была та, что овладѣвшіе ею люди были посланы въ погоню за нею и Русаковымъ изъ города Блаженства. Карлики между тѣмъ положили ее на два связанныхъ между собою дерева и понесли въ глубину лѣса.
Скоро Мэри вынесли на поляну, тянувшуюся между деревьями длинной полосой. Начинался разсвѣтъ. Всматриваясь въ своихъ похитителей, Мэри съ изумленіемъ замѣтила, что это все были женщины. Это обстоятельство заставило ее отказаться отъ предположенія, что она находится во власти посланцевъ пророка; слуги пророка кромѣ того не оставили бы на свободѣ профессора. Мэри достаточно хорошо владѣла языкомъ Марса и попробовала заговорить съ своими похитительницами, обратившись къ нимъ съ вопросами, куда и зачѣмъ ее несутъ. Но тѣ упорно молчали и только какъ-то виновато улыбались, переглядываясь между собою. Скоро онѣ вышли къ рѣкѣ, на которой у берега качалось какое-то судно въ родѣ парома, къ которому онѣ и направились. Этотъ паромъ былъ сколоченъ изъ бревенъ довольно примитивнымъ образомъ. На немъ стоялъ небольшой домикъ цилиндрической формы, видимо, цѣликомъ перенесенный сюда съ суши. Женщины внесли Мэри внутрь домика, освободили ей руки и ноги отъ веревокъ и вышли, крѣпко затворивъ за собой дверь. Плѣнница осталась одна.
Уже было утро, и первые солнечныя лучи заливали свѣтомъ тюрьму Мэри, проникая сквозь маленькія окна у потолка. Осмотрѣвшись, Мэри осталась довольна своимъ помѣщеніемъ. Ея маленькая комната была свѣтлая и чистенькая; стѣны были украшены кусками пестрой матеріи и гирляндами цвѣтовъ, издававшими пріятный ароматъ, букеты цвѣтовъ были разбросаны и по полу. Бóльшую часть комнаты занимало мягкое ложе изъ травы, покрытое чистой разноцвѣтной матеріей. Мэри опустилась на постель и стала раздумывать о странномъ приключеніи прошлой ночи, но никакого вѣроятнаго объясненія ему не могла придумать: на Марсѣ для нея все было ново и непонятно. Тѣмъ временемъ послышался плескъ воды, и паромъ заколыхался, отплывая отъ берега. Утомленная ночной тревогой, Мэри скоро заснула подъ тихое покачиваніе парома и проспала довольно долго.
Разбудили ее раздавшіеся вдали громкіе крики. Паромъ остановился, и черезъ минуту дверь отворилась. На берегу рѣки шумѣла и волновалась толпа народу, состоявшая изъ нѣсколькихъ сотъ женщинъ, окружавшихъ деревянную террасу, разукрашенную пестрой матеріей и усыпанную цвѣтами. По бокамъ террасы стояло нѣсколько свѣтильниковъ, горѣвшихъ какимъ-то особеннымъ, зеленымъ фантастическимъ пламенемъ. Отъ двери домика черезъ весь паромъ былъ перекинутъ коверъ ярко-краснаго цвѣта, который тянулся дальше на террасу и оканчивался на ней возлѣ небольшого трона. Мэри вышла изъ двери, и въ ту же минуту раздались голоса:
— Привѣтствуемъ тебя, посланница боговъ!
— Привѣтствуемъ тебя, наша избавительница!
— Привѣтствуемъ тебя, великая пророчица и королева Марса!
— Тридцать тысячъ лѣтъ ждали мы тебя, покровительница угнетенныхъ женщинъ! Великое чудо совершилось, и настало счастливое время.
— Радость намъ! Исполнилось древнее пророчество.
Не понимая этихъ странныхъ возгласовъ, но ни мало не сомнѣваясь въ томъ, что они направлены по ея адресу, Мэри вышла на берегъ и важной поступью направилась къ приготовленному для нея мѣсту. Толпа почтительно передъ ней разступалась и бросала ей подъ ноги цвѣты. Стараясь держаться съ большимъ достоинствомъ, Мэри заняла мѣсто на возвышеніи и торжественно обратилась къ толпѣ со словами:
— Чего вы хотите отъ меня, женщины Марса?
— Исполни повелѣніе боговъ, великая королева! Скорѣе соверши дѣло, для котораго ты прибыла къ намъ на Марсъ! Освободи насъ! — раздались голоса.
— Отъ кого же я должна освободить васъ?
— Зачѣмъ ты испытываешь насъ, могущественная посланница боговъ? Ты сама знаешь, что мы всѣ, составляющія общество независимыхъ женщинъ, жаждемъ избавленія отъ тираніи мужчинъ, этихъ бородатыхъ изверговъ! Избавь насъ отъ ихъ притѣсненій!— раздалось въ отвѣтъ.
— Да развѣ на Марсѣ мужчины притѣсняютъ женщинъ? Наоборотъ, вы пользуетесь равными правами съ мужчинами, вамъ открыты всѣ роды дѣятельности, вы можете подвизаться на любомъ поприщѣ!…
— Мы не хотимъ такихъ правъ! — послышалось со всѣхъ сторонъ. — Мы не хотимъ, чтобы мужчины изнуряли насъ работой!… Они должны цѣнитъ главнымъ образомъ нашу красоту; они же въ этомъ отношеніи не даютъ женщинѣ никакихъ преимуществъ. Наша нѣжная организація грубѣетъ… Они не признаютъ культа любви, который хотимъ установить мы, члены общества независимыхъ женщинъ, а за нарушеніе нами супружеской вѣрности ведутъ насъ къ судьямъ, которые жестоко насъ наказываютъ!…
«Кажется, я попала къ какимъ-то вакханкамъ, — подумала Мэри. — Однако нужно считаться съ обстоятельствами и пѣть въ тонъ этимъ страннымъ женщинамъ, пока я въ ихъ власти».
— Итакъ, вы недовольны настоящимъ положеніемъ женщины на Марсѣ? — сказала вслухъ Мэри. — Вы находите, что мужчины поступаютъ несправедливо, заставляя женщинъ работать наравнѣ съ собой и нести тѣ же обязанности? Каковы же обязанности женщинъ по вашему мнѣнію?
Толпа зашумѣла такъ, что въ смѣшанномъ гулѣ голосовъ ничего нельзя было разобрать.
— Пусть говорить одна изъ васъ! — сказала Мэри. — Я не могу слушать всѣхъ вмѣстѣ.
Женщины стали совѣщаться. Черезъ нѣсколько минутъ изъ толпы выступила красивая молодая женщина, глаза которой сверкали злымъ огонькомъ; видимо, она особенно сильно была возмущена не нравившимися ей порядками на Марсѣ и была одной изъ самыхъ страшныхъ революціонерокъ.
— Мы всѣ думаемъ, — сказала представительница: — что назначеніе женщины — любить, а не трудиться.
Мэри невольно улыбнулась.
— Главное, что требуется отъ женщины, это — красота и грація… Женщина — нѣжный цвѣтокъ, за которымъ долженъ ухаживать мужчина. Своими красками и ароматомъ цвѣтокъ заплатитъ за заботы о немъ. Трудъ — достояніе мужчины.
— Съ какими же силами мы объявимъ войну мужчинамъ? Сколько считается членовъ въ вашемъ обществѣ женщинъ?
— Общество независимыхъ женщинъ, — отвѣчала представительница собранія: — въ настоящее время имѣетъ около трехъ тысячъ членовъ. Это не много, но для начала это достаточно. Потомъ къ намъ присоединится много другихъ женщинъ, лишь только онѣ узнаютъ, чего мы добиваемся. Мы должны побѣдить, такъ какъ всѣ одушевлены страстнымъ желаніемъ добиться признанія своихъ правъ и ниспровергнуть господство противныхъ мужчинъ, которыхъ мы готовы любить, но произволу которыхъ мы не желаемъ подчиняться. Мы побѣдимъ, великая королева, такъ какъ теперь ты будешь руководить нами. Такъ сказано въ пророческой книгѣ.
— Что же именно тамъ сказано?
— Тамъ написано: «Когда прибудутъ великіе люди изъ иного міра и великая женщина спустится на Марсъ, то настанетъ другая жизнь, и женщины станутъ царить надъ мужчинами; великая же женщина станетъ царить надъ человѣчествомъ». Поэтому мы, узнавъ о твоемъ прибытіи, королева, рѣшили сплотиться и приступить къ рѣшительнымъ дѣйствіямъ. Боги избавятъ насъ наконецъ отъ господства мужчинъ.
— Разскажи же мнѣ, какъ возникло общество независимыхъ женщинъ и давно ли оно существуетъ.
Представительница стала, разсказывать. Изъ ея словъ Мэри узнала, что всѣ женщины, не желавшія подчиняться семейнымъ началамъ, а равно и всѣ тѣ женщины, которыя по какимъ бы то ни было причинамъ были недовольны своей семейной жизнью и разошлись во взглядахъ и желаніяхъ съ своими мужьями, образовали союзъ и рѣшились поднять знамя возстанія на Марсѣ съ тѣмъ, чтобы, согласно своимъ желаніямъ и прихотямъ, перевернуть весь государственный строй планеты. Прибытіе на Марсъ необыкновенныхъ великановъ, въ числѣ которыхъ оказалась женщина, дало сильный толчокъ ихъ дѣлу. Когда нѣкоторыя изъ принадлежавшихъ къ тайному обществу независимыхъ женщинъ увидѣли Мэри у пророка въ городѣ Блаженства, онѣ тотчасъ же рѣшили, что это и есть та великая женщина, которая покорить имъ мужчинъ. Между тѣмъ Мэри и Русаковъ бѣжали изъ города Блаженства, и пророкъ отправилъ за ними погоню. Общество независимыхъ женщинъ, какъ они себя называли, встревожилось, зная характеръ пророка, который любилъ примѣнять къ нарушителямъ его повелѣнія крутыя мѣры, и потому легко могъ назначить Мэри вѣчное заключеніе въ какой-нибудь изъ башенъ своего зáмка. Женщины рѣшили спасти свою повелительницу и будущую королеву Марса и сами отправили на розыски небольшой отрядъ. Имъ посчастливилось больше, нежели посланцамъ пророка, и онѣ скоро нашли Мэри спящей въ лѣсу. Тотчасъ же онѣ овладѣли ею и доставили ее въ свой главный лагерь, чѣмъ избавили ее отъ опасности вторично попасть во власть пророка, хотя и противъ ея воли. Когда представительница разсказала объ этомъ Мэри, толпа заволновалась, и раздались многочисленные крики:
— Прости, прости насъ, великая королева, за то, что мы осмѣлились насиліемъ овладѣть тобой. Мы хотѣли спасти тебя отъ пророка, который является и твоимъ, и нашимъ главнымъ врагомъ. Онъ могъ погубить тебя, посланницу боговъ, которую мы ожидали тридцать тысячъ лѣтъ, передавая отъ поколѣнія къ поколѣнію пророчество о твоемъ прибытіи.
Мэри пожелала болѣе подробно ознакомиться съ желаніями независимыхъ женщинъ и съ причинами, побудившими каждую изъ нихъ поступить въ общество. Причины оказались довольно разнообразными, хотя въ основѣ всего лежала жажда праздной и разгульной жизни. Такъ, напримѣръ, одна дѣвушка объяснила Мэри, что, не имѣя родителей, она проживала у родственниковъ, которые заставляли ее путемъ разныхъ наказаній, преимущественно философіей, работать, между тѣмъ какъ она совсѣмъ не любитъ работать.
— Это что за наказаніе — философія? — спросила съ удивленіемъ Мэри.
— Судьи, — отвѣчала карлица: — заставляли меня выучивать наизусть по нѣсколько страницъ философскихъ книгъ разныхъ ученыхъ и пророковъ. Эти злые судьи знаютъ, что красивая женщина терпѣть не можетъ философіи. Потому-то поступила въ тайное общество женщинъ.
Другая марсіанка поступила въ общество независимыхъ женщинъ, по ея словамъ, потому, что была возмущена несправедливостью и произволомъ мужчинъ, не позволявшихъ ей заниматься любимымъ дѣломъ, — вызываніемъ духовъ и тѣней умершихъ: и мужъ ея, и братья, и судьи, къ которымъ они ее водили, строго ей это запрещали, говоря, что ея искусство оскорбляетъ боговъ. Между тѣмъ это искусство, которое она очень долго изучала, заставляло всѣхъ остальныхъ трепетать передъ нею и доставляло ей большой почетъ. Третья, очень хорошенькая марсіанка, сообщила, что она сдѣлалась членомъ общества независимыхъ женщинъ послѣ того, какъ написала книгу, которую противные мужчины назвали глупой, и сказали, что ее не стоитъ читать; автору показалось это обиднымъ.
— Да, я вижу, что у васъ всѣхъ имѣются основательныя причины возстать противъ гнета мужчинъ, — сказала Мэри. — Какъ же мы будемъ перестраивать государство, послѣ того, какъ овладѣемъ имъ и ниспровергнемъ власть мужчинъ?
— Прежде всего, — отвѣчала представительница независимыхъ женщинъ: — мы всѣми царедворцами назначимъ женщинъ и непремѣнно изъ нашего общества. Затѣмъ мы издадимъ новые законы, согласно которымъ всѣ работы будутъ исполнять мужчины. При заключеніи браковъ выборъ будетъ принадлежать женщинѣ, которая по собственному желанію будетъ выбирать мужа.
— Боюсь, — возразила Мэри: — что большинство женщинъ не захочетъ послѣдовать за вами.
— Да, мы знаемъ, что многія уже привыкли къ рабству и побоятся свободы и независимости. Но мы ихъ легко подчинимъ себѣ, когда овладѣемъ властью. Мы просто прикажемъ имъ послѣдовать нашему примѣру и быть счастливыми.
«Ихъ не разубѣдишь, — подумала Мэри: — и онѣ ни за что не откажутся отъ своихъ нелѣпыхъ взглядовъ и намѣреній».
— Скажите же мнѣ, — проговорила Мэри вслухъ: — почему вы, осмѣлившись самовольно овладѣть мною, оставили въ лѣсу моего спутника, который данъ мнѣ богами затѣмъ, чтобы онъ помогалъ мнѣ покорить мужчинъ и основать на Марсѣ царство женщинъ?
— Мы не знали этого, — отвѣчала представительница: — а безъ твоего повелѣнія мы не смѣли коснуться великаго человѣка, боясь гнѣва боговъ.
— Безъ него я не могу начать своихъ дѣйствій. Поэтому немедленно пошлите нѣсколькихъ женщинъ на розыски моего помощника, оставленнаго въ лѣсу. Пусть онѣ отправятся сію же минуту на прежнее его мѣсто и идутъ по его слѣдамъ. Когда онѣ найдутъ его, пусть передадутъ ему мое посланіе, которое я сейчасъ приготовлю ему. Предупредите посланныхъ, чтобы онѣ обращались съ нимъ какъ можно почтительнѣе и исполняли всѣ его требованія.
— Все будетъ исполнено, великая королева, — отвѣчала представительница.
— Богамъ угодно, чтобы на Марсѣ владычествовали женщины, и я повинуюсь богамъ. Мы побѣдимъ, если вы будете строго исполнять мои приказанія. Завтра я сама созову васъ, а теперь я утомлена и хочу отдохнуть. Покажите мнѣ мое жилище.
— Слава великой королевѣ Марса! Слава посланницѣ боговъ! — закричала толпа и стала расходиться.
ХІІІ.
Викторъ Павловичъ между тѣмъ понемногу выздоравливалъ. Когда онъ пришелъ въ сознаніе, первый вопросъ его былъ о томъ, гдѣ Мэри. Такъ какъ ни Шведовъ, ни Красновъ съ Лессингомъ ничего о ней не знали, то Русаковъ прерывающимся отъ волненія голосомъ разсказалъ друзьямъ о своемъ бѣгствѣ вмѣстѣ съ Мэри изъ города Блаженства и о таинственномъ похищеніи въ лѣсу его спутницы. Разсказъ профессора взволновалъ его друзей. Шведовъ немедленно отправился къ королю и, разсказавъ ему о похищеніи своей жены, просилъ разрѣшить ему сформировать отрядъ человѣкъ въ сто и отправиться на поиски Мэри, на что король охотно согласился. Черезъ нѣсколько дней Шведовъ прислалъ своимъ друзьямъ записку, въ которой сообщалъ, что до сихъ поръ его поиски не привели ни къ чему, но что онъ не прекратить ихъ до тѣхъ поръ, пока не осмотритъ въ лѣсу каждаго кустика.
Оправившись отъ болѣзни, Викторъ Павловичъ совершенно замкнулся въ себѣ. Несмотря на всѣ попытки Лессинга вызвать Русакова на споръ, втянуть въ научную бесѣду и вообще какъ-нибудь его расшевелить, ему это не удавалось: Викторъ Павловичъ ко всему относился апатично и старался отдѣлаться отъ Лессинга односложными отвѣтами. Единственное, что теперь еще интересовало Русакова, это работы Краснова по снаряженію корабля для обратнаго полета на землю; онъ съ нетерпѣніемъ ждалъ дня, когда можно будетъ покинуть «эту идіотскую планету, населенную коротконогими подлецами», какъ онъ выражался. Викторъ Павловичъ самымъ усерднымъ и аккуратнымъ образомъ выполнялъ всѣ нужныя для Краснова вычисленія, неотлучно присутствовалъ при всѣхъ его работахъ и кромѣ этого не желалъ больше ничего видѣть на Марсѣ, будучи преисполненъ негодованія противъ обитателей планеты.
Работы Краснова весьма успѣшно подвигались впередъ. Недалеко уже было то время, когда отважнымъ земнымъ путешественникамъ можно будетъ совершить вторичный междупланетный полетъ. Лессингъ, въ противоположность Русакову, усердно изучалъ новый міръ и дорожилъ каждымъ случаемъ узнать что-нибудь новое изъ жизни марсіанъ, ихъ наклонностей и стремленій.
Путешествіе на Марсъ доказало Лессингу, что натура человѣческая вездѣ одинакова, и что тщеславіе, жадность, зависть, эгоизмъ и всѣ другіе человѣческіе недостатки зависятъ не столько отъ бóльшей или меньшей испорченности человѣка, сколько отъ выгодно или невыгодно сложившихся для него обстоятельствъ. Марсіане сравнительно съ жителями Земли обладали указанными недостатками въ меньшей степени, но это зависѣло преимущественно отъ того, что жизненныя условія на Марсѣ были почти одинаковы для всѣхъ, что незачѣмъ было вести борьбу другъ съ другомъ, такъ какъ интересы одного не мѣшали интересамъ другого. По мѣрѣ же развитія на Марсѣ, насажденной Лессингомъ, земной цивилизаціи, нравы жителей стали замѣтно портиться. Лишь только въ чемъ-нибудь проявлялось соревнованіе марсіанъ, какъ вмѣстѣ съ тѣмъ обнаруживалось и стремленіе каждаго выдвинуться самому и помѣшать это сдѣлать другому. Такимъ же образомъ и Мэри, которую судьба забросила къ возставшимъ марсіанкамъ, увидѣла, что на Марсѣ, какъ и на Землѣ, много женщинъ, всѣ помыслы которыхъ устремлены на то, чтобы проводить жизнь въ праздности и наслажденіяхъ, и что Марсъ до сихъ поръ былъ выше Земли въ этомъ отношеніи только потому, что для подобныхъ женщинъ тамъ было меньше свободы.
Марсъ до послѣдняго времени былъ счастливою планетой по сравненію съ Землей, и, по наблюденію Лсссинга, коренная причина этого счастья заключалась въ томъ, что населеніе Марса вело образъ жизни, который на Землѣ теперь назвали бы первобытнымъ, такъ какъ онъ приближался къ образу жизни прежняго, доисторическаго земного человѣчества. Населеніе Марса для обширнаго пространства планеты было невелико, и мѣста хватало для всѣхъ, такъ что не было никакой необходимости вести ссоры и войны изъ-за лишняго клочка поля или лѣса. Роскошная растительность и тучная почва щедро одаряли земледѣльцевъ. Пріятный, ровный климатъ бóльшей части обитаемыхъ мѣстъ планеты благотворно отражался на здоровьѣ жителей. Марсіане болѣли рѣдко. Разные тифы и лихорадки, а тѣмъ болѣе холера, уносящіе на Землѣ тысячи жертвъ, на Марсѣ были совсѣмъ неизвѣстны. Излишества, роскошь и комфортъ, порожденные на Землѣ цивилизаціей, на Марсѣ не имѣли мѣста. На этой планетѣ, напримѣръ, никому не пришло бы въ голову употреблять въ пищу неудобоваримыя кушанья, столь излюбленныя земными гастрономами, въ которыхъ даже трудно разобрать, изъ чего они приготовлены. Пища карликовъ Марса была самая простая, безъ особенныхъ приправъ.
Большихъ фабрикъ или заводовъ на Марсѣ не было, а, слѣдовательно, не было ни капиталистовъ, ни пролетаріевъ. Экономическое состояніе всѣхъ обитателей планеты было почти одинаковое; Марсъ не зналъ ни нищеты, ни богатства. Нищета на планетѣ была невозможна, потому что богатая природа давала нуждающемуся все необходимое, — и пищу, и одежду, и жилище; богатство же на Марсѣ не имѣло смысла. Незачѣмъ было копить и беречь сокровища тамъ, гдѣ они не приносятъ никакой пользы: предметы первой необходимости были доступны на планетѣ каждому, а комфортъ и удовольствія были такъ скромны и дешевы, что для пользованія ими не было нужды обладать богатствомъ. Конечно, достатки всѣхъ карликовъ не были совершенно равными, но это зависѣло уже главнымъ образомъ отъ бóльшаго или меньшаго желанія человѣка трудиться. Матерьяльная обезпеченность, ограниченность желаній, невысокое развитіе техническихъ знаній, простой образъ жизни и отсутствіе рѣзкой разницы въ умственномъ развитіи отдѣльныхъ лицъ были причинами царившихъ между карликами мира и согласія. Развлеченія марсіанъ были самыя скромныя, а высшія радости они черпали въ тихой семейной жизни. Семья являлась главнымъ устоемъ общественной жизни, и карлики бдительно его оберегали.
Съ развитіемъ желѣзныхъ дорогъ, съ постройкой фабрикъ и заводовъ, съ ростомъ промышленности и обмѣна товаровъ, между отдѣльными гражданами на глазахъ профессора Лессинга стали замѣтно развиваться борьба и соперничество. Одному хотѣлось опередить другого и отличиться, а многіе просто почувствовали прелесть земного комфорта и выгоды земной цивилизаціи, которая такъ легко стала прививаться на планетѣ. Соперничество сдѣлало недавнихъ друзей врагами, появились неизвѣстныя раньше у карликовъ хитрость и недовѣріе, возникли интриги, — и Лессингъ убѣдился, что онъ, вмѣстѣ съ добромъ, принесъ Марсу огромное нравственное зло. Счастливая Аркадія простыхъ людей исчезала и замѣнялась борьбой просвѣщенныхъ эгоистовъ. Это движеніе началось такъ быстро и развилось такъ сильно, что уже нельзя было ожидать его прекращенія. Очарованные успѣхами техники, марсіане устремились къ нимъ со всею страстью. Періодъ первобытной жизни карликовъ окончился навсегда. На смѣну ему появился періодъ машиннаго труда и господства техники. Лессингъ уже видѣлъ въ перспективѣ борьбу разныхъ имущественныхъ классовъ и капиталистическій строй.
ХІѴ.
Прошло два года послѣ событій. Наступилъ день, назначенный земными великанами для обратнаго полета на Землю. На этотъ разъ путешественники не могли выждать, когда Марсъ по отношенію къ Землѣ будетъ въ оппозиціи съ Солнцемъ, и когда, слѣдовательно, разстояніе между двумя планетами сдѣлается наименьшимъ. Поэтому имъ теперь предстояло пролетѣть значительно бóльшее пространство, чѣмъ въ первый разъ. Впрочемъ, это обстоятельство ихъ мало безпокоило: совершить путешествіе съ Марса на Землю было гораздо легче, нежели съ Земли на Марсъ, вслѣдствіе меньшей плотности Марса, и Красновъ ни мало не сомнѣвался въ благополучномъ исходѣ путешествія. Послѣдніе дни на Марсѣ земные ученые чувствовали себя очень скверно. Ихъ считали причиною многихъ несчастій, выпавшихъ въ послѣднее время на долю жителей планеты, и почти все населеніе Марса относилось къ нимъ съ ненавистью. Одинъ изъ четырехъ сумасшедшихъ пророковъ Марса, пользовавшихся въ государствѣ огромнымъ авторитетомъ, потребовалъ отъ короля даже смерти всѣхъ великановъ. Хотя на Марсѣ смертной казни и не существовало, но нашихъ друзей не считали за людей, а за что-то среднее между чудовищемъ и нечистымъ духомъ. Только заступничество просвѣщеннаго короля Марса, искренно расположенная къ земнымъ ученымъ, спасло имъ жизнь; но уступая общему раздраженію, король заставилъ ихъ въ присутствіи многихъ почетныхъ гражданъ государства назначить срокъ, къ которому они могутъ окончить свои постройки и улетѣть на Землю, съ тѣмъ, чтобы вторично не пытаться прилетѣть на Марсъ, въ чемъ великаны должны были торжественно поклясться. Самъ король не оставилъ своего намѣренія сопровождать нашихъ путешественниковъ на Землю, но, опасаясь народнаго возмущенія, долженъ былъ хранить свое намѣреніе въ тайнѣ.
Земные великаны, и особенно Лессингъ, пробудили планету отъ спячки. Самое существованіе земныхъ людей указало марсіанамъ на то, что есть другія мыслящія существа помимо обитателей Марса, а то удивительное междупланетное путешествіе, которое съ успѣхомъ совершили земные великаны, ясно показывало, что они очень высоко стоятъ по своему развитію, знаніямъ и способностямъ. Тѣ же чудеса, которыя на глазахъ у всѣхъ совершилъ Лессингъ, заставили всѣхъ карликовъ признать свою отсталость отъ земныхъ людей. Вмѣстѣ съ тѣмъ у многихъ пробудились новыя желанія и стремленія, настоящія условія жизни имъ уже казались неудовлетворительными, и спокойное довольство жизнью было нарушено. Стремленіе къ земному комфорту и тѣмъ удобствамъ, съ которыми познакомили марсіанъ земные жители, нарушило экономическое равенство населенія, а вмѣстѣ съ тѣмъ стали пропадать согласіе между гражданами и взаимное довѣріе. Несогласіе съ окружающими отразилось и на семейной жизни карликовъ: неудовлетворенное самолюбіе и зависть къ успѣхамъ сосѣда портили характеръ марсіанъ, которые срывали злобу на членахъ своей семьи. Вообще съ развитіемъ на Марсѣ техническаго прогресса стали быстро исчезать беззаботность и душевное спокойствіе карликовъ. Они хорошо замѣчали это сами, но уже не могли остановить начавшагося движенія. Карлики, опередившіе другихъ, не удовлетворялись достигнутыми результатами, а жаждали все новыхъ и новыхъ успѣховъ, которые ихъ опьяняли и возбуждали ихъ дѣятельность. Карликамъ оставалось покориться судьбѣ и признать, что для Марса начались новая эпоха и новыя вѣянія, съ которыми неизбѣжно нужно считаться. Приверженцы старины — а такихъ на Марсѣ было большинство, — оплакивали доброе старое время, когда всѣ жили въ мирѣ и согласіи, и страстно возненавидѣли земныхъ путешественниковъ, развратившихъ, по ихъ мнѣнію, молодое поколѣніе Марса. Особенно противъ нихъ были вооружены жрецы и пророки, такъ какъ съ распространеніемъ техническихъ знаній на Марсѣ ихъ авторитетъ на Марсѣ замѣтно сталъ колебаться.
Прибытіе на Марсъ земныхъ ученыхъ совпало съ самымъ разгаромъ женскаго движенія на планетѣ, когда нѣсколько женщинъ задумало добиться владычества надъ мужчинами. Этотъ женскій заговоръ кончился полнымъ скандаломъ. Жрецы узнали о немъ прежде, чѣмъ заговорщицы успѣли что-нибудь предпринять, и въ результатѣ всѣ главныя зачинщицы были наказаны на городскихъ площадяхъ, послѣ чего «общество независимыхъ женщинъ» прекратило свое существованіе. Что же касается Мэри, которую члены этого общества захватили и привезли въ свой лагерь, навязавъ ей предводительство надъ ними, то ей удалось бѣжать къ своимъ друзьямъ раньше, чѣмъ былъ открыть заговоръ; въ противномъ случаѣ ей, вѣроятно, не смотря на полную ея невиновность въ этомъ дѣлѣ, пришлось бы перенести не мало непріятностей. Жрецы все-таки впослѣдствіи узнали о пребываніи Мэри въ лагерѣ независимыхъ женщинъ и, воспользовавшись этимъ предлогомъ, старались убѣдить марсіанъ, что начавшееся было движеніе противъ семейныхъ обязанностей женщины было возбуждено земной великаншей, и что она — главная виновница женскаго заговора. Потерпѣвшія же фіаско «независимыя женщины» считали Мэри виновницей своего неуспѣха, видя въ ней предательницу. Такимъ образомъ Мэри безъ всякой причины пріобрѣла на Марсѣ множество враговъ, она боялась даже выходить изъ королевскаго дворца, гдѣ теперь жили всѣ пять земныхъ путешественниковъ.
Въ назначенный для отъѣзда день путешественники распрощались съ Марсомъ и вошли внутрь корабля. Шведовъ пока еще оставался на планетѣ, поджидая короля, который долженъ былъ вмѣстѣ съ ними улетать на землю. Королю было трудно проскользнуть на «Галилей» незамѣтно для своихъ подданныхъ, такъ какъ жрецы, видя покровительство короля земнымъ ученымъ, были имъ очень недовольны и слѣдили за каждымъ его шагомъ. До отъѣзда оставалось всего лишь полтора часа, а Шведовъ съ королемъ не появлялись. Путники стали безпокоиться. Особенно волновался Русаковъ.
— Гдѣ же это, гдѣ же это Петръ Петровичъ пропалъ? — ворчалъ онъ. — Еще останешься изъ-за него на этой дурацкой планетѣ!
Рѣшено было, чтобы Лессингъ вышелъ изъ корабля, спустился внизъ и, отыскавъ Шведова, узналъ, въ чемъ дѣло. Черезъ нѣсколько минуть Лессингъ возвратился и сообщилъ, что король присылалъ къ Шведову довѣреннаго человѣка сказать, что онъ испроситъ для путешествія благословенія боговъ Марса, послѣ чего немедленно къ нему явится.
— И Петръ Петровичъ будетъ ждать, когда онъ окончить свои китайскія церемоніи? — спросилъ Русаковъ.
— Конечно, — отвѣчалъ Лессингъ.
— Да что онъ съ ума сошелъ, что ли? — заволновался Викторъ Павловичъ. — Одинъ часъ остался до отъѣзда, а онъ тамъ валандается! Честное слово, честное слово, мы всѣ останемся изъ-за него… Бѣгите опять, Иванъ Ивановичъ.
— Нельзя, Викторъ Павловичъ Если король разгнѣвается, то и мы не улетимъ. Онъ можетъ приказать испортить наши сооруженія. Необходимо подождать. Петръ Петровичъ самъ волнуется не меньше васъ.
Прошло еще полчаса, а Шведовъ не являлся. Русаковъ чуть не плакалъ.
— Останемся, непремѣнно останемся! — бормоталъ онъ. — Погибли навѣки…
Въ эту минуту по лѣстницамъ стремительно поднялся на корабль Шведовъ, Онъ былъ очень взволнованъ.
— Господа! Случилось несчастіе! — сказалъ онъ. — Жрецы узнали о намѣреніи короля летать съ нами и произвели возмущеніе. Жрецы грозятъ королю проклятіемъ боговъ… Поднялась цѣлая революція. Марсіане неистовствуютъ и грозятъ намъ смертью. Сюда бѣжитъ цѣлая толпа народу, чтобы уничтожить насъ и наши сооруженія…
— Боже! Что же намъ теперь дѣлать? — воскликнула Мэри. — Николай Александровичъ! Нельзя ли сію минуту улетѣть, пока они не успѣли добраться до насъ?
— Вы чепуху говорите, — отвѣчалъ Красновъ: — если мы двинемся раньше срока, то никогда не попадемъ на землю. Осталось ждать около получаса. Надо съумѣть отразить ихъ нападеніе.
— Тогда закроемъ отверстіе и закупоримся, чтобы они не добрались до насъ.
— Нельзя этого! — возразилъ Лессингъ. — Нужно наблюдать за ихъ дѣйствіями…
Въ это время внизу раздались крики. Толпа въ нѣсколько сотъ человѣкъ ворвалась во дворъ машиннаго отдѣленія и окружила главный механизмъ, отыскивая глазами великановъ. Послѣдніе же, припавъ лицами къ отверстію въ полу, слѣдили за ихъ дѣйствіями.
— Негодяи! — вскричалъ Красновъ. — Они хотятъ оборвать проволоки, ведущія къ электрическому прибору нашего «Галилея».
Дѣйствительно, нѣсколько человѣкъ тянуло руки вверхъ, чтобы достать проволоки, висѣвшія надъ ихъ головами. Вдругъ неожиданно для всѣхъ Русаковъ выстрѣлилъ изъ револьвера. Пуля пробила остроконечную шляпу одного изъ карликовъ, старавшихся оборвать проволоку. Выстрѣлъ произвелъ между ними суматоху. Крики усилились, и разъяренная толпа полѣзла по лѣстницамъ къ кораблю.
— Иванъ Ивановичъ, — закричалъ Русаковъ Лессингу: — несите сюда еще, какое только есть у насъ, оружіе!
— Не безпокойтесь! Сюда они не войдутъ, — отвѣчалъ Лессингъ. — Только бы они не испортили чего внизу!… Я имъ сейчасъ приготовлю угощеніе.
Съ этими словами Лессингъ сталъ натягивать на нижнее отверстіе корабля проволоку, такъ что нельзя было войти въ корабль безъ того, чтобы не коснуться ея. Тѣмъ временемъ на верху лѣстницы показалась голова карлика. Викторъ Ивановичъ выстрѣлилъ въ воздухъ надъ его головой. Карликъ скрылся.
— Господа, будьте осторожнѣй! — закричалъ Лессингъ. — Сейчасъ я соединю проволоку съ электрической машиной. Готово!
На лѣстницѣ показалось на этотъ разъ нѣсколько карликовъ вмѣстѣ. Но лишь только они коснулись проволоки, стараясь взойти на корабль, какъ вскрикнули и кувыркомъ покатились внизъ по лѣстницѣ. Черезъ минуту въ отверстіи показалось еще нѣсколько человѣкъ, но и они тотчасъ же покатились внизъ.
— Что, болваны? — закричалъ Русаковъ. — Не такъ-то легко до насъ добраться!
Толпа остановилась внизу и стала о чемъ-то горячо спорить. Они, очевидно, обсуждали вопросъ, какъ овладѣть великанами. Мало-по-малу карлики стали расходиться. Путешественники облегченно вздохнули. До полета оставалось около четверти часа, Тѣмъ не менѣе великаны продолжали смотрѣть внизъ. Вдругъ Лессингъ вскрикнулъ:
— Мы горимъ! Смотрите, они подожгли наши постройки.
Деревянная ограда съ навѣсомъ, окружавшая механическія сооруженія путешественниковъ, пылала. Огненные языки поднимались все выше и выше. Мэри не выдержала и зарыдала.
— Теперь ужъ мы несомнѣнно погибли! — промолвила она.
— Успокойтесь! — сказалъ Красновъ. — Мы еще можемъ спастись. Черезъ восемь минутъ мы должны вылетѣть въ пространство, а до тѣхъ поръ пожаръ не успѣетъ сильно распространиться. У насъ только ограда деревянная, а балки и всѣ постаменты подъ нашими машинами сдѣланы изъ мѣстнаго металла «марсіанина», который огнеупоренъ, и твердъ. Огонь не скоро доберется до нашихъ приборовъ. Я только спущусь внизъ, и посмотрю, не испортили ли чего карлики.
Красновъ полѣзъ внизъ, но черезъ минуту возвратился.
— Нельзя добраться до низу, — проговорилъ онъ: — страшная жара, и можно задохнуться отъ дыму. Кажется, все въ порядкѣ. Надо закупориваться и летѣть.
Всѣ бросились закрывать отверстіе.
— Ну, а если карлики или огонь уже попортили наши приборы? — спросилъ Шведовъ. — Не лучше ли оставить рискованную попытку летѣть при такихъ условіяхъ, а постараться пробраться во дворецъ, а затѣмъ черезъ нѣсколько времени снова построить все нужное?
— Если машины попорчены, то мы совсѣмъ не полетимъ, — отвѣчалъ Красновъ: — а если полетимъ, то благополучно доберемся до земли. Сейчасъ мы узнаемъ все. Садитесь по мѣстамъ.
— Летимъ, летимъ! — проговорилъ Русаковъ. — Лучше умереть въ междупланетномъ пространствѣ, чѣмъ отъ рукъ этихъ бездѣльниковъ.
— Держитесь, господа, — сказалъ Красновъ: — и попрощайтесь съ Марсомъ!
Красновъ нажалъ кнопку отъ электрическаго аппарата. «Галилей» дрогнулъ, и всѣ пассажиры попадали отъ толчка.
— Кажется, мы спасены, — проговорилъ Красновъ: — машина дала нужный толчокъ, а такъ какъ это сдѣлано во-время, то мы будемъ на Землѣ.
Лессингъ и Шведовъ тѣмъ временемъ открывали ставни оконъ.
— Взгляните, господа, — сказалъ Шведовъ: — Марсъ у насъ подъ ногами.
«Галилей» уже мчался по направленно къ Землѣ.
— Ну, гора съ плечъ свалилась! — вздохнулъ Русаковъ. — Набрались же мы страху. Вотъ негодяи-то! Чуть было не сожгли насъ живыми…
— Забудьте, Викторъ Павловичъ! — сказала Мэри. — Все хорошо, что хорошо кончается.
— Забыть! Нѣтъ, я никогда, не забуду, чего натерпѣлся на Марсѣ. Я имъ это припомню!…
Всѣ расхохотались.
— Развѣ вы думаете полетѣть туда вторично? — спросилъ Лессингъ.
— Я? И врагу закажу… Будетъ съ меня одной глупости.
— Неужели вы не находите никакой пользы въ своемъ путешествіи на Марсъ?
— А вы въ чемъ ее находите?
— Да мало ли въ чемъ! Мы столько видѣли новаго и интереснаго, столько сдѣлали важныхъ научныхъ открытій въ области физики, химіи, естественныхъ наукъ и даже соціологіи, что обработать собранный матерьялъ врядъ ли мы успѣемъ даже въ десять лѣтъ.
— Да, мы можемъ гордиться достигнутыми результатами, — подтвердилъ Красновъ: — безъ лишней скромности мы имѣемъ право заявить, что обогатимъ науку.
— Меня смущаетъ лишь одно, — проговорилъ Лессингъ: — что наша поѣздка самому Марсу принесла не пользу, а вредъ. И въ этомъ особенно я виноватъ.
— Что же дурного вы сдѣлали? — спросилъ Шведовъ.
— Благодаря мнѣ, — отвѣчалъ Лессингъ: — у марсіанъ пробудились новыя стремленія и желанія; они поняли несовершенство своего быта и ограниченность своихъ знаній.
— Но это же хорошо, — сказалъ Шведовъ: — вы пробудили ихъ умственную жизнь.
— Да, но вмѣстѣ съ тѣмъ они потеряли душевный покой и навѣки утратили прежнее счастье.
— Значить, по вашему мнѣнію, слѣдовало ихъ оставить въ прежнемъ состояніи и не пытаться развить ихъ умъ?
— Да. Знаніе счастья не даетъ.
— Правда, — подтвердилъ Красновъ: — чѣмъ человѣкъ больше знаетъ, тѣмъ онъ несчастнѣе. Ребенокъ счастливѣе взрослаго человѣка, мужикъ счастливѣе интеллигента…
— Свинья счастливѣе мужика, — перебилъ его Шведовъ: — червякъ счастливѣе свиньи… Правда?
— Правда, — подтвердилъ Красновъ.
— Слѣдовательно, трупъ счастливѣе живого человѣка? Тоже правда?
— Тоже правда.
— То-есть вы проповѣдуете смерть?
— Эхъ, господа, давайте лучше играть въ винтъ. Мы успѣемъ еще пофилософствовать на Землѣ.
— А есть карты? — спросилъ Русаковъ.
— Есть. Я упросилъ короля возвратить намъ все наше имущество, найденное на «Галилеѣ».
Черезъ нѣсколько минутъ въ междупланетномъ пространствѣ началась игра.
•••
Черезъ семь мѣсяцевъ «Галилей» тихо опустился на Землю. Когда всѣ пять путешественниковъ вышли изъ корабля, они увидѣли, что находятся на берегу большой рѣки. Вдали виднѣлся какой-то городъ.
— Господа, — сказалъ Лессингъ: — а, вѣдь, мы кажется, находимся въ Россіи. Смотрите, къ намъ идетъ мужичокъ.
— Да, такъ одѣваются только наши крестьяне, — подтвердилъ Красновъ. — Послушай, любезный, — обратился онъ къ подошедшему мужичку: — какая это рѣка?
— А вы не здѣшніе? Это Амуръ.
— Амуръ? А какой это городъ виднѣется?
— Благовѣщенскъ.
— Вотъ какъ! Однако, хотя мы и въ Россіи, но до Европы намъ еще далеко.
— Стоить говорить о такихъ пустякахъ, — замѣтилъ Русаковъ: — послѣ того, какъ мы съѣздили на Марсъ и вернулись обратно!
☆☆☆
-
М. Н. Катковъ (1818–1887) — вліятельный консервативный русскій публицистъ, журналистъ, издатель, литературный критикъ, отличавшійся націоналистическо–консервативными взглядами; с 1863 г. редакторъ–арендаторъ газеты «Московскіе вѣдомости». ↩
При перепечатке ссылка на unixone.ru обязательна.