Сергѣй Петровичъ Лисицынъ — Русскій Робинзонъ

Содержаніе:

• ЧАСТЬ І.
• ЧАСТЬ ІІ.
• ЧАСТЬ ІІІ.
• ЧАСТЬ ІѴ.

Ссылки на картинки:

ЧАСТЬ І.

Въ концѣ апрѣля 184… года, въ Охотскомъ морѣ гордо разсѣкалъ волны русскій военный корабль. Все на немъ было тихо, спокойно, и служебныя обязанности исполнялись съ удивительною точностію, доказывавшею строгость командира и любовь его къ военной дисциплинѣ.

Была ночь. Корабль плылъ, въ виду утесистыхъ береговъ азіатскаго материка, на всѣхъ парусахъ, дружно надуваемыхъ попутнымъ вѣтромъ, какъ вдругъ послѣдовалъ сигналъ убрать паруса и бросить якорь въ разстояніи версты отъ берега. Въ слѣдъ затѣмъ спущена на воду гичка съ двумя матросами. Два дюжихъ моряка вывели изъ трюма молодаго человѣка съ завязанными глазами и, спустивши его въ гичку, поплыли въ глубокомъ молчаніи къ берегу.

Молодой человѣкъ былъ высокаго роста, строенъ и имѣлъ гордую осанку; руки его были связаны. Онъ не сказалъ ни одного слова сопровождавшимъ его людямъ во все время пути до мыса, къ которому причалила гичка. Тогда матросы высадили незнакомца на берегъ, ввели его на утесъ, поросшій густымъ лѣсомъ, посадили подъ деревомъ, развязали руки и возвратились въ гичку, на которой отплыли къ кораблю.

Все разсказанное было сдѣлано съ такою таинственностію, такъ поспѣшно, что молодой человѣкъ, сорвавши повязку, бывшую на глазахъ его, увидѣлъ предъ собою только темные силуэты вѣковыхъ сосенъ и фосфорическій блескъ морскихъ волнъ, съ ревомъ разбивавшихся о подножіе утеса, на которомъ онъ находился. До его слуха долеталъ вой голодныхъ волковъ, печальные крики филина, свистъ вѣтра въ лѣсной чащѣ и нескончаемый говоръ волнъ. Все это было покрыто таинственнымъ мракомъ ночи, изрѣдка озаряемымъ луною, выплывавшею изъ тучъ.

Вскорѣ вѣтеръ началъ усиливаться, густыя облака заволокли небо и мелкій дождь обильно полился на землю; иногда яркая молнія, сопровождаемая оглушительнымъ раскатомъ грома, прорѣзывала непроницаемый мракъ ночи…, но молодой человѣкъ, подчинясь вліянію ужаса, казалось, ничего не видѣлъ и не слышалъ.

Восходъ солнца, озарившаго небо и землю своими ослѣпительными лучами, пробудилъ незнакомца къ сознанію: онъ съ ужасомъ увидѣлъ себя окруженнаго лѣсомъ, чаща котораго была мрачна какъ ночь, а перепутанныя ползучими растеніями деревья такой величины, объ которой онъ не могъ имѣть понятія на своей далекой родинѣ. У ногъ его кипѣло море, взволнованное вѣтромъ, и тщетно быстрый взглядъ его отыскивалъ въ водномъ пространствѣ очерка знакомаго ему корабля: море было также пустынно, какъ и утесъ, на который его высадили.

Изгнанникъ понялъ, что во всей этой пустынѣ, обширной до безграничности, онъ находился одинъ, безъ средствъ къ существованію, даже безъ возможности къ защитѣ, въ случаѣ нападенія хищнаго звѣря. Онъ понялъ, что осужденъ на медленную смерть. Отчаяніе проникло въ его слабую душу, и онъ началъ проклинать день своего рожденія, жестокихъ людей, осудившихъ его на эту ссылку, и даже дерзнулъ произносить хулы на своего создателя.

Пока несчастный предается гнѣву и отчаянію, я познакомлю васъ съ его личностью. Предъ вами находится Сергѣй Петровичъ Лисицынъ, молодой человѣкъ, 24 лѣтъ, красивой наружности, съ темными вьющимися волосами и большими голубыми глазами, озаренными особенной привлекательностью. Правда, опытный наблюдатель замѣтитъ въ его физіономіи признаки гордости, самонадѣянности и властолюбія, но эти оттѣнки сглаживались печатью ума на бѣломъ высокомъ лбѣ его.

Лисицынъ былъ сынъ храбраго офицера, убитаго подъ Силистріей. Онъ остался двѣнадцатилѣтнимъ сиротою на рукахъ доброй тетки, которая чрезвычайно любила его и баловала, какъ могла. Это привело къ тому, что онъ сдѣлался своенравнымъ и капризнымъ мальчикомъ, котораго никто не могъ терпѣть, ни въ гимназіи, ни въ университетѣ. Правда, товарищи уважали его за необыкновенныя способности къ наукамъ, за физическую силу и ловкость, а болѣе всего за дерзкое обращеніе съ начальствомъ, сопровождавшееся наказаніями, которые онъ выдерживалъ съ спартанскимъ стоицизмомъ. Окончивши блистательно экзаменъ, онъ получилъ званіе кандидата математическихъ наукъ и съ тріумфомъ явился къ тетушкѣ-баловницѣ, въ ея село Сосновку, Курской губерніи. Старушка была очарована его свѣтскимъ лоскомъ, блистательной игрой на скрипкѣ, ловкостью въ танцахъ, искусствомъ рисовать масляными красками и его острымъ умомъ. Еслибъ она знала, какъ испорчено сердце ея племянника безвѣріемъ и множествомъ пороковъ, то ея обожаніе превратилось бы въ ужасъ.

Старушка была не чужда общихъ предразсудковъ дворянства того времени и настояла, чтобы Лисицынъ началъ свое служебное поприще на Марсовомъ полѣ. Двадцати двухъ лѣтъ онъ былъ записанъ юнкеромъ въ гусарскій полкъ, гдѣ черезъ шесть мѣсяцевъ получилъ офицерскій чинъ. Дуэль съ полковымъ адьютантомъ заставила его вскорѣ выйти въ отставку. Въ статской службѣ онъ имѣлъ еще менѣе успѣха, по своему запальчивому характеру. Неспособный къ полезному труду, не терпящій подчиненности, онъ безразсудно проматывалъ деньги, присылаемыя щедрою теткой, въ кругу столичной молодежи сомнительнаго поведенія, и вѣроятно погибъ бы въ вихрѣ разгульной жизни, еслибъ дальній его родственникъ, главноуправляющій сѣверо-американской компаніей, не вызвалъ его къ себѣ, въ Новоархангельскъ. Это былъ единственный человѣкъ, котораго повѣса любилъ и уважалъ душевно.

Пресытясь наслажденіями въ обѣихъ столицахъ, Лисицынъ охотно принялъ приглашеніе, ожидая найти новыя ощущенія въ длинномъ морскомъ пути и въ суровой совершенно неизвѣстной ему странѣ. Запасшись всѣмъ необходимымъ для своего комфорта въ снѣжной пустынѣ, какъ онъ называлъ нашъ сѣверный американскій край, онъ сѣлъ на военный корабль, ежегодно отправляющійся въ кругосвѣтное плаваніе.

Командиръ корабля былъ человѣкъ суровый, строго поддерживавшій дисциплину, но музыкальные и рисовальные таланты Сергѣя Петровича доставили ему свободный доступъ въ капитанскую каюту. Это нѣсколько разнообразило скуку долгаго морскаго пути. Дурной характеръ Лисицына долженъ былъ вскорѣ выказаться: оскорбленный начальническимъ обращеніемъ съ нимъ командира корабля, молодой шалунъ не упускалъ случая, въ кругу юныхъ мичмановъ и гардемариновъ, клеймить его сарказмами и представлять въ натурѣ его странныя манеры и смѣшныя выходки, что не могло оставаться тайною для начальника. Возникло неудовольствіе, худо скрываемое съ обѣихъ сторонъ. Къ концу вояжа вражда достигла высшихъ размѣровъ, такъ что однажды, подъ вліяніемъ излишне выпитаго вина, Лисицынъ наговорилъ дерзостей суровому командиру и когда за это былъ посаженъ подъ арестъ, онъ до того забылся, что уговаривалъ матросовъ возстать противъ тиранства ихъ строгаго начальника. Послѣдствіемъ этой запальчивости былъ двухъ-недѣльный арестъ и высадка бунтовщика на необитаемый берегъ.

Теперь возвратимся къ нашему герою. Вполнѣ предавшись безумному ропоту на Провидѣніе, онъ пошелъ къ краю утеса, съ твердымъ желаніемъ броситься въ море. Пройдя нѣсколько шаговъ, онъ увидѣлъ всѣ свои вещи сложенными въ кучу, а сверхъ ихъ большой мѣшокъ наполненный сухарями. Видъ пищи мгновенно измѣнилъ намѣреніе изгнанника; любовь къ жизни взяла перевѣсъ надъ неестественнымъ стремленіемъ къ смерти, и бѣднякъ съ жадностію принялся утолять голодъ, потому что послѣ выслушанія приговора военнаго суда, онъ не ѣлъ цѣлые сутки.

Подкрѣпивъ свои силы походной солдатской пищей, Лисицынъ снова предался глубокимъ размышленіямъ. Находясь двѣ недѣли подъ арестомъ, онъ не зналъ, гдѣ въ послѣднее время плылъ корабль и не могъ опредѣлить на какомъ мѣстѣ земнаго шара былъ высаженъ: на островъ или материкъ? Если на островъ, то по его соображенію онъ долженъ принадлежать грядѣ или Курильскихъ или Алеутскихъ острововъ; въ такомъ случаѣ есть надежда на скорое освобожденіе изъ заточенія. Если же на материкъ, — то онъ находится теперь, или на западномъ берегу Америки, или на восточномъ Камчатки, или на сѣверномъ необитаемаго Приамурскаго края. Въ первомъ случаѣ идя на югъ, онъ скоро можетъ достигнуть человѣческихъ жилищъ; во второмъ, — идя на сѣверъ можетъ повстрѣчать звѣролововъ, или пробравшись до кочевья чукчей, возвратиться оттуда въ населенныя мѣста Сибири, съ заѣзжими русскими торговцами. Въ послѣднемъ же случаѣ, онъ тщетно будетъ блуждать въ обширной, необитаемой пустынѣ.

Идти куда-нибудь на удачу или оставаться здѣсь въ ожиданіи корабля, который можетъ примѣтить его сигналы, — вотъ задача, надъ которой ломалъ голову неопытный молодой человѣкъ. При этомъ невольно его посѣтило сознаніе въ своихъ безчисленныхъ порокахъ, доведшихъ его до настоящаго бѣдственнаго положенія. Только наступившая ночь вывела Лисицына изъ задумчивости, напомнивъ ему о возможности достаться въ пищу хищнымъ звѣрямъ.

Страхъ принудилъ его взобраться на высокую сосну, гдѣ усѣвшись, какъ только было возможно покойнѣе, онъ началъ было предаваться сну, но отдаленный вой волковъ, приведя его въ ужасъ, заставилъ бодрствовать. Ему всякую минуту казалось, что грозный вой приближается, и испуганный взглядъ его съ напряженнымъ вниманіемъ старался проникнуть въ непроницаемый мракъ, чтобы опредѣлить число кровожадныхъ враговъ.

Сколько разъ случалось Лисицыну, во время охоты, засыпать на землѣ подъ разнообразный вой волковъ съ совершеннымъ спокойствіемъ. Отъ чегоже теперь такъ ужасало его сосѣдство этихъ животныхъ? Отъ того, молодые читатели, что подъ гнетомъ несчастія пробудилась его совѣсть, а тогда она спала сномъ невозмутимымъ. Лисицынъ, одолѣваемый усталостію, заснулъ лишь съ наступленіемъ зари.

На карманныхъ часахъ Сергѣя Петровича, стрѣлка показывала давно десять, когда онъ проснулся. Солнце сильно пригрѣвало землю, птички весело пѣли въ чащѣ, все дышало спокойствіемъ. Спустившись съ дерева, Лисицынъ озаботился пріисканіемъ воды, которую онъ нашелъ, послѣ долгой ходьбы, саженяхъ въ двухъ стахъ отъ моренаго берега. Это былъ ключъ превосходной студеной воды, вытекавшій изъ подъ корня старой ели. Изгнанникъ съ жадностію припалъ къ источнику и съ наслажденіемъ глоталъ живительную влагу.

Къ этому источнику примыкала обширная поляна, одной стороной обращенная къ морю. Ель, изъ подъ которой вытекалъ ключъ, имѣла въ окружности три человѣческихъ обхвата и была въ вышину не менѣе двадцати сажень. Лисицынъ рѣшился основать здѣсь свое мѣстопребываніе, въ ожиданіи спасительнаго корабля. Съ трудомъ онъ перенесъ сюда вещи, причемъ очень былъ обрадованъ, найдя между чемоданами двухствольное охотничье ружье и патронташъ съ зарядами. Къ ружью было привязано письмо слѣдующаго содержанія:

Любезный Сергѣй Петровичъ!

«По морскому уставу васъ слѣдовало осудить на смерть; но ради вашей молодости, ради вашихъ замѣчательныхъ талантовъ, а главное — вслѣдствіе подмеченной мною доброты вашего сердца, испорченнаго воспитаніемъ и дурнымъ обществомъ, я дарю вамъ жизнь, ограничиваясь высадкою на необитаемый берегъ. Душевно желаю, чтобъ уединеніе и нужда исправили вашъ несчастный характеръ. Я даже увѣренъ, что у васъ есть на столько ума, чтобъ сознаться въ своихъ недостаткахъ, и на столько твердой воли, чтобъ исправиться. Да поможетъ въ этомъ вамъ Богъ, котораго вы теперь не признаете, но котораго узнать научитъ васъ пустыня. Чтобъ вы могли защищать свою жизнь, въ случаѣ опасности, и имѣли бы возможность разводить огонь, дарю вамъ мое любимое охотничье ружье съ патронтажемъ, наполненнымъ зарядами и якташемъ, а также большое зажигательное стекло. Наконецъ, не имѣя права удерживать на кораблѣ ваши вещи, хотя теперь совершенно для васъ ненужныя, я приказалъ сложить ихъ на берегъ, по близости отъ васъ. Время и размышленіе научатъ васъ оцѣнить мою снисходительность и, если судьба, когда нибудь сведетъ насъ снова, чего я душевно желаю, то мы не встрѣтимся врагами.»

А. М.

Лисицынъ прочелъ это письмо нѣсколько разъ: какія чувства наполняли въ это время его душу, изъ дневника не видно; однако онъ старательно спряталъ письмо старика.

Герой нашъ выложилъ изъ чемодановъ все свое имущество, чтобъ привести въ извѣстность, какія вещи могутъ быть ему полезны въ настоящее время. Въ двухъ большихъ чемоданахъ и обитомъ желѣзомъ чайномъ погребцѣ оказалось нѣсколько дюжинъ голландскаго бѣлья — носильнаго, постельнаго и столоваго; теплое и лѣтнее одѣяло; три пары платья и столько же паръ сапогъ; романовская дубленка, черкесская шапка; пара дуэльныхъ пистолетовъ, полная коробка пистоновъ, большой булатный кинжалъ. Письменный приборъ съ стальными перьями и карандашами, чертежный инструментъ, палочка туши, ящикъ съ сухими красками; большой ящикъ съ масляными красками въ хрустальныхъ флаконахъ, съ палитрой и кистями, стопа почтовой бумаги, флаконъ съ чернилами, бритвенный ящикъ, столовый и чайный серебряные приборы, записная книжка и до двухъ сотъ гаванскихъ сигаръ. Въ чайномъ погребцѣ, сверхъ столовыхъ тарелокъ и стакановъ и пары складныхъ шандаловъ, чайница и сахарница были полны чаемъ и сахаромъ, а двѣ большія фляги водкой. Въ патронтажѣ находилось двадцать четыре заряда съ пулями, въ портфелѣ лежало 2800 р. кредитными билетами. Въ карманахъ Лисицына находились: золотые брегетовскіе часы и большой складной ножъ съ пилкой. Сухарей оказалось не менѣе пуда.

Какъ ни былъ герой нашъ вѣтренъ и непредусмотрителенъ, но настоящее трудное положеніе вынудило его серьезно размыслить, какъ бы лучше распорядиться означенными вещами. Наконецъ, убѣдившись, что теперь для него ничего не нужно кромѣ оружія, зажигательнаго стекла, записной книжки и сухарей, онъ уложилъ свое добро опять въ чемоданы.

Осмотръ имущества, укладка его и заряжаніе ружья заняло много времени. Уже было пять часовъ по полудни, когда изгнанникъ окончилъ свои распоряженія. Для сбереженія своихъ припасовъ, онъ рѣшилъ не тратить въ день болѣе четверти фунта сухарей, но непросто нѣсколькихъ часовъ послѣ этого опредѣленія, какъ почувствовалъ, что между намѣреніемъ и исполненіемъ огромная разница, словомъ его желудокъ сильно началъ требовать пищи, почему онъ отправился на поиски, въ надеждѣ найти, что нибудь для утоленія голода. Къ несчастію, отлично зная механику, архитектуру и вообще математику, Лисицынъ очень плохо учился ботаникѣ, а потому не рѣшился ѣсть попадавшіеся ему коренья, опасаясь ихъ вреднаго свойства. Наконецъ, возвращаясь къ своему кочевью, утомленный ходьбою и голодомъ, онъ набрелъ на семейство маслянниковъ, которыми наполнилъ свой якташъ. Изжарить эти грибы были не въ чемъ, да и не на чемъ: ни масла, ни сметаны, ни сковороды у Лисицына не было. Это привело его въ уныніе…, вдругъ пришла ему мысль попытаться испечь грибы въ горячей золѣ. Для этого онъ набралъ кучу сухихъ вѣтвей и листьевъ и зажегъ ее съ помощію зажигательнаго стекла; когда же образовалось достаточно золы, онъ пригребъ ее къ горящимъ угольямъ и въ ней спекъ ароматные маслянники, оказавшіеся вкусными, не смотря на то, что они не были приправлены солью, что конечно увеличило бы ихъ достоинство въ гастрономическомъ отношеніи.

Утоливши голодъ грибами, нашъ невольный пустынникъ опять расположился ночевать на деревѣ.

Такимъ образомъ, безъ всякой перемѣны, прошло нѣсколько дней, впрочемъ не безъ пользы для нравственнаго состоянія Лисицына. Изъ его дневника видно, что онъ отдавалъ уже должную справедливость суровому командиру корабля, снабдившему его полезными вещами — зажигательнымъ стекломъ и ружьемъ.

Лисицынъ пришелъ къ убѣжденію, что его высадили на самый безплодный берегъ азіатскаго материка, потому что кромѣ грибовъ онъ не находилъ никакой пищи. Онъ откровенно сознается въ своихъ запискахъ, что какъ печеные грибы, такъ и спанье на деревѣ, крайне ему опротивѣли. Онъ часто встрѣчалъ дичь, подпускавшую его на близкое разстояніе, но не рѣшался тратить дорогой для него зарядъ на небольшую птицу. Наконецъ его посѣтила счастливая мысль устроить лукъ и стрѣлы: онъ вырѣзалъ дубовую вѣтвь для лука, а для стрѣлъ раскололъ на тонкіе брусочки сосновый сухой сукъ; когда же дѣло стало приходить къ концу, то увидѣлъ безполезность своего труда, потому что у него не было матеріала для тетивы и крѣпкаго острія для стрѣлъ.

Лисицыну пришла въ голову другая мысль: устроить пращу, замѣнивъ ремни жгутомъ изъ полотенца. Разрѣзать послѣднее по длинѣ, свить изъ длинныхъ полотнищъ веревку и устроить петлю было для него не труднымъ дѣломъ; но какъ метать этимъ снарядомъ камни, пришлось по необходимости учиться. Ему стоило большаго усилія преодолѣть свое отвращеніе къ труду и нетерпѣніе, только одна крайняя нужда была причиною, что упражненія въ метаніи камней пращею были постоянны и энергичны. Такимъ образомъ, въ продолженіи двухъ недѣль, Лисицынъ выучился попадать камнями въ цѣль на достаточномъ разстояніи. За то усилія его побѣдить свою лѣность увѣнчались успѣхомъ: онъ съ помощію пращи иногда убивалъ птицъ, которыхъ жарилъ надъ угольями, употребляя вмѣсто вертела желѣзный прутъ отъ чемодана. Лисицынъ сознался въ своихъ запискахъ, что мясо дичи показалось ему очень вкуснымъ, послѣ долгаго питанія печеными грибами, и что онъ ѣлъ его съ нечеловѣческою жадностію.

Однажды вооруженный ружьемъ, пистолетами и кинжаломъ, онъ рѣшился на отдаленную прогулку по морскому берегу. Хотя Лисицынъ совершенно былъ увѣренъ, что мѣстность эта необитаема, но принялъ мѣры предосторожности для сохраненія въ цѣлости своихъ вещей, прикрывъ ихъ толстымъ слоемъ хвороста. Пустынная жизнь сдѣлала видимые успѣхи въ характерѣ Сергѣя Петровича: онъ прежде ничѣмъ не дорожилъ, ни о чемъ не думалъ; для него все было — трынъ трава; теперь же онъ сдѣлался остороженъ и предусмотрителенъ.

Путь его шелъ по возвышенной окраинѣ моря, живописно окаймленной дремучимъ лѣсомъ. Мѣстность была дикая и пустынная, изрѣдка пересѣкаемая зеленой лужайкой, маленькой бухточкой, холмами и оврагами. Проходивши цѣлый день и не встрѣтивъ ни одного живаго существа, годнаго для пищи, онъ, совершенно усталый, добрелъ до рѣчки, съ шумомъ падавшей въ море по каменистымъ уступамъ. Пройдя болѣе версты по лѣвому ея берегу, онъ не нашелъ брода для перехода на другую сторону и, чѣмъ дальше углублялся въ материкъ, тѣмъ берега рѣки дѣлались отложе, а теченіе медленнѣе; самая прибрежная долина была только изрѣдка усѣяна группами высокихъ хвойныхъ деревъ. Съ закатомъ солнца громкое завываніе волковъ нарушило священную тишину вѣковой чащи. Лисицынъ не рѣшился идти дальше и, поужинавши размоченными въ водѣ сухарями, помѣстился для ночлега на высокомъ деревѣ, ближайшемъ къ рѣкѣ. Въ половинѣ ночи онъ былъ разбуженъ сильнымъ трескомъ въ лѣсу. Окинувъ испуганнымъ взглядомъ окрестность, достаточно освѣщенную луною, онъ съ ужасомъ увидѣлъ огромнаго медвѣдя, шедшаго прямо къ его дереву, подъ которомъ онъ вскорѣ и улегся, вѣроятно въ ожиданіи пищеваренія, чтобы послѣ пообѣдать нашимъ пустынникомъ. Лисицынъ, никогда не видавшій медвѣдя на свободѣ, почувствовалъ чрезвычайный ужасъ при взглядѣ на столь опаснаго сосѣда, которому ничего не стоило взобраться къ нему на дерево. Онъ не смѣлъ пошевельнуться, даже старался удерживать дыханіе, чтобъ не дать знать лютому врагу о своемъ присутствіи. Волосы стали дыбомъ на головѣ его; отъ сильнаго испуга онъ едва не уронилъ ружья — единственнаго своего спасителя въ критическую минуту. Прошло около часа, показавшагося бѣдняку цѣлою вѣчностью, прежде нежели медвѣдь всталъ и началъ обнюхивать воздухъ; Лисицынъ понялъ, что наступаетъ его конецъ; руки его отказались взяться за ружье; всѣми его членами овладѣло оцѣпенѣніе. Однако же, на этотъ разъ самый страхъ послужилъ ему спасеніемъ: медвѣдь его не примѣтилъ; чрезъ нѣсколько минутъ онъ сталъ оказывать безпокойство, потомъ осторожно поползъ въ травѣ къ выходу на поляну, какъ бы подстерегая добычу. Лишь только онъ показался на поляну, на него напала стая волковъ. Сильный медвѣдь сперва храбро отбрасывалъ враговъ, сопровождая удары грознымъ ворчаньемъ, потомъ, убѣдившись въ своей несостоятельности, онъ отступилъ въ древесную группу и, съ быстротою удивительною для его тяжелаго тѣла, влѣзъ на дерево, занимаемое Лисицынымъ, гдѣ помѣстился ниже его, аршина на четыре разстоянія. Между тѣмъ волки съ яростію атаковали дерево: нѣкоторые бросились подкапывать его корни, а другіе посмѣлѣе, попробовали было взобраться на стволъ съ помощію острыхъ когтей, но дорого заплатили за свою дерзость, будучи задушены въ могучихъ лапахъ разсвирепѣвшаго врага. Въ остальныхъ непріятелей медвѣдь кидалъ обломками сучьевъ съ удивительной силой и ловкостью. Война эта продолжалась довольно долго; она въ особенности казалась безконечною для молодаго человѣка, ежеминутно ожидавшаго, что медвѣдь, по уничтоженіи волковъ, которыхъ оставалось въ живыхъ только двое, обратится на него, какъ на болѣе лакомую добычу. Отъ чрезмѣрнаго испуга силы его такъ ослабѣли, что при одномъ сильномъ сотрясеніи дерева, произведенномъ медвѣдемъ во время отламыванія сука, онъ не могъ удержать своего ружья, которое упало прямо на спину звѣря; въ слѣдъ за тѣмъ послѣдовалъ трескъ…, Лисицынъ зажмурилъ глаза въ ожиданіи своей послѣдней минуты.

Прошло довольно времени, прежде чемъ герой нашъ рѣшился осмотрѣться, удивленный наступившей тишиною. Медвѣдя нигдѣ не было. Вокругъ дерева неподвижно лежали тѣла пяти мертвыхъ волковъ. Другой, будучи на мѣстѣ Лисицына, поспѣшилъ бы въ жаркой молитвѣ возблагодарить Бога за чудесное спасеніе, но невѣрующій молодой человѣкъ приписалъ все игрѣ случая.

Какъ только взошло солнце, онъ слѣзъ съ дерева, подъ которымъ нашелъ свое ружье въ совершенной цѣлости. Зная изъ разказовъ охотниковъ, что медвѣди чрезвычайно боятся внезапностей, даже до того, что часто умираютъ отъ испуга, Лисицынъ догадался, что его ночной сосѣдъ, озадаченный паденіемъ на него ружья, пришелъ въ испугъ и убѣжалъ въ лѣсъ, почему поспѣшилъ по его слѣдамъ, и дѣйствительно, не далѣе двухъ верстъ отъ мѣста сраженія, нашелъ медвѣдя уже издохшаго. Раздосадованный невозможностью полакомиться окорокомъ мишки, онъ снялъ съ него пушистую шкуру. По возвращеніи къ мѣсту ночлега онъ снялъ шкуры и съ волковъ, которыя, промывши въ рѣкѣ, развѣсилъ на деревьяхъ для просушки. Его радость еще больше увеличилась, когда дерево, свидѣтель его ужаса, оказалось прекраснымъ кедромъ, на которомъ висѣло множество прошлогоднихъ шишекъ съ вкусными орѣхами. Нѣтъ ничего удивительнаго, что пустынникъ поспѣшилъ ими полакомиться.

Не въ далекѣ отъ этого мѣста, Лисицынъ нашелъ небольшую возвышенную поляну, на берегу рѣки, окаймленную со всѣхъ сторонъ плодоносными кедрами. За рѣкою разстилалась пространная луговая равнина, доходившая до самаго моря, которое было видно на далекое разстояніе; вправо отъ живописной долины величественно возвышались горы, поросшія хвойнымъ лѣсомъ; въ рѣкѣ множество рыбы играло на солнцѣ. Восхитительное мѣстоположеніе этой поляны, обширный видъ моря, отъ котораго зависѣло спасеніе, обиліе рыбы въ рѣкѣ и богатый сборъ кедровыхъ орѣховъ, — все это убѣдило Лисицына основать здѣсь свое мѣстопребываніе, въ ожиданіи прихода корабля, который избавитъ его отъ заточенія въ этой пустынѣ.

Съ большимъ трудомъ, молодой человѣкъ перенесъ сюда свои вещи, на что употребилъ нѣсколько дней. Въ первую же ночь послѣ переселенія онъ былъ промоченъ до костей проливнымъ дождемъ и едва успѣлъ спасти отъ воды свои пожитки, накрывъ ихъ шкурами звѣрей. Это обстоятельство заставило его серьезно подумать объ убѣжищѣ, въ которомъ можно было бы укрыться отъ дождя и холода.

Лисицынъ долго обдумывалъ, какъ приняться за дѣло, не имѣя ни топора, ни пилы, ни долота; наконецъ поступилъ слѣдующимъ образомъ: (фиг. 1). Начертивъ на возвышенномъ мѣстѣ четвероугольникъ, имѣющій по шести аршинъ въ каждой сторонѣ, онъ по этимъ линіямъ, съ помощію большой морской раковины, замѣнявшей заступъ, выкопалъ узкій ровикъ, глубиною до трехъ четвертей аршина; въ этотъ ровикъ поставилъ нетолстыя колья въ четыре аршина вышиною, въ разстояніи одинъ отъ другаго не болѣе полуаршина; по засыпкѣ ихъ плотно землею, пространство между кольями онъ заплеталъ гибкими ивовыми прутьями, гладкою стороною внутрь, а комлями наружу. Окончивши этотъ внутренній плетень, онъ выкопалъ другой ровикъ въ аршинномъ разстояніи отъ перваго и устроилъ описаннымъ способомъ другой плетень, но только, по мѣрѣ его возвышенія, засыпалъ промежутокъ между плетнями глиною, сильно уколачивая ее коломъ. Къ счастію Лисицына послужило то, что онъ часто видѣлъ въ деревнѣ своей тетки, какъ мужики заплетали изгороди и устраивали плетневыя сараи. Для большей прочности, онъ связалъ прутьями верхніе концы обоихъ плетней. Полученныя такимъ образомъ стѣны нужно было накрыть потолкомъ и надъ нимъ устроить крышу отъ дождя. Для этого Лисицынъ набралъ въ лѣсу сухаго бурелому, изъ котораго приготовилъ трехъ-вершковыя слеги десяти-аршинной длины; онъ плотно забралъ ими потолокъ строенія, оставивъ надъ стѣнами со всѣхъ сторонъ аршинные выступы; потомъ пазы между слегами промазалъ глиною и навалилъ на потолокъ цѣлую гору сыраго моха, образовавъ изъ него скаты на всѣ четыре стороны. Для обрѣзки кольевъ и жердей въ желаемую длину, Лисицынъ употреблялъ простой способъ: обмазавъ толстымъ слоемъ густой глины часть жерди, нужную для употребленія, ненужный конецъ отжигалъ. За неимѣніемъ плотничнаго инструмента, дверей и оконъ въ хижинѣ невозможно было сдѣлать; почему нашъ архитекторъ, при устройствѣ плетней, образовалъ три отверзтія: одно небольшое для свѣта, другое для входа въ хижину, — оба подъ самымъ потолкомъ, а третье возлѣ пола, для свободнаго сообщенія его убѣжища съ предполагаемой пристройкой. Эти отверзтія затыкались четвероугольными плетушками, наполненными землею и сверхъ того наволокой, набитой сухимъ мохомъ. Плетушки замѣняли двери, а наволоки съ мохомъ преграждали доступъ холоднаго воздуха (фиг. 2). Въ одномъ углу этой хижины было заплетено мѣсто для постели, на три четверти аршина вышиною отъ пола и все набито сухимъ мохомъ; подушками служили наволоки, набитыя мохомъ.

Надъ возведеніемъ этой хижины Лисицынъ трудился болѣе двухъ мѣсяцевъ. Онъ далъ себѣ слово не переходить въ нее жить до тѣхъ поръ, пока не окончитъ совершенно. Читающій этотъ правдивый разсказъ вполнѣ пойметъ его блаженство, когда послѣ многихъ ночей, проведенныхъ на деревѣ, въ безпокойствѣ и тревогѣ, онъ наконецъ заснулъ на мягкой постелѣ въ совершенной безопасности отъ звѣрей, дождя и перемѣнъ атмосферы. Провидѣніе видимо благопріятствовало нашему герою: все время, пока онъ трудился надъ своей постройкой, стояла прекрасная погода; послѣ же перехода его въ хижину пронеслась страшная гроза съ проливнымъ дождемъ, продолжавшаяся двое сутокъ; но хижина осталась невредима и внутрь ее не попало ни одной капли воды.

По исчисленію времени, которое Лисицынъ велъ аккуратно, наступилъ Августъ мѣсяцъ. Не видя въ климатѣ большой разницы съ климатомъ средняго пояса Россіи, онъ благоразумно предположилъ, что, по всей вѣроятности, должно было ожидать скораго наступленія зимы. Это заставило его призадуматься объ устройствѣ печи, безъ которой онъ рисковалъ замерзнуть въ своей хижинѣ. Необходимо было заняться дѣланіемъ кирпича.

Послѣ долгихъ соображеній, Лисицынъ изготовилъ его слѣдующимъ образомъ: отыскавъ по близости отъ хижины, въ обрывистомъ берегѣ рѣки, превосходную глину, онъ наготовилъ ее большую кучу на ровномъ мѣстѣ, замочилъ въ нѣсколько пріемовъ водою и, перебравъ съ одного конца до другаго раковиною, сложилъ опять въ кучу, прикрывъ сверху мохомъ, чтобъ дать глинѣ время превратиться въ однородную массу. Черезъ нѣсколько дней Лисицынъ сильно перемялъ глину ногами, доведя до такой степени густоты, чтобъ можно было валять ее въ комки, вершковъ въ семь длиною, до четырехъ шириною и до двухъ толщиною; когда эти комки, просушенные въ тѣни, дѣлались нѣсколько твердыми, онъ осторожно обрѣзывалъ ихъ ножемъ, давая имъ форму кирпича и досушивалъ на воздухѣ. Надѣлавши этимъ способомъ до двухъ тысячъ сырца, Лисицынъ приступилъ къ его обжогу. Для этого онъ сложилъ сырцовый кирпичъ въ остроконечную кучу, образовавъ внутри ее сводъ для топки, съ маленькими промежутками между каждымъ кирпичемъ, и сначала исподоволь прокурилъ сухимъ хворостомъ до тѣхъ поръ, пока кирпичъ пересталъ издавать изъ себя паръ, потомъ обложилъ всю кучу снаружи хворостомъ, набилъ сводъ толстымъ валежникомъ и болѣе сутокъ такимъ образомъ поддерживалъ огонь, до того времени, когда увидѣлъ, что весь кирпичъ раскалился до красна. Тогда огонь постепенно началъ убавлять и наконецъ совершенно прекратилъ обжиганіе. Чрезъ трое сутокъ, въ продолженіи которыхъ кирпичъ остывалъ, получилось его болѣе тысячи удовлетворительно выжженнаго. Въ этомъ дѣлѣ Лисицыну очень помогло теоретическое знаніе всѣхъ способовъ выдѣлки кирпича. Хотя приготовленный имъ кирпичъ не имѣлъ совершенно правильной формы и оказался неодинаковаго размѣра, но для кладки печи былъ годенъ.

Лисицыну, какъ любителю архитектуры, были извѣстны по теоріи всѣ роды голландскихъ и пневматическихъ печей, но о простыхъ крестьянскихъ онъ не имѣлъ понятія; притомъ кладки печей ему никогда не случалось видѣть. Онъ желалъ устроить русскую печь безъ трубы, какъ для того, чтобъ хижина была теплѣе, такъ и для избѣжанія выкидыванія изъ трубы горящей сажи, часто производящей пожаръ. Наконецъ, послѣ многихъ соображеній, примѣненій и перемѣнъ, печь была сложена слѣдующимъ образомъ: на томъ мѣстѣ, гдѣ предполагалось ее устроить, была выкопана яма въ аршинъ глубины и вся наполнена мелкимъ камнемъ, каждый слой котораго, въ три вершка толщиною, сильно утрамбовывался большимъ камнемъ и заливался жидкой глиной. На этомъ бутѣ была основана изъ кирпича площадь печи, на четверть выше отъ землянаго пола; потомъ проложены два ряда кирпича на ребро съ промежутками, чтобъ тепло изъ подъ печи не уходило въ землю, по этимъ рядамъ настланъ сплошной подъ печи въ четыре ряда кирпича и надъ нимъ сложенъ прочный сводъ (фиг. 3). Тяга огня была устроена въ заду печи, откуда посредствомъ двухъ трубъ, идущихъ по своду, огонь стремился къ переду печи, въ очелокъ, а отсюда дымъ выходилъ въ хижину и изъ нее улеталъ чрезъ окно въ поле. Во время топки дымъ стоялъ въ хижинѣ до половины ея высоты, такъ что сидя на кровати Лисицынъ не чувствовалъ его ѣдкаго запаха. Для закрытія устья печи служила хорошо обожженная глиняная заслонка. Свѣдущій мастеръ сложилъ бы эту печь въ два, а много въ три дня; нашъ же непривычный работникъ употребилъ на ея сооруженіе ровно двѣ недѣли. Онъ очень много потратилъ времени на выдѣлку свода, который у него безъ кружалъ и досчатой палубы не разъ обваливался.

Вы, молодые читатели, не можете понять того восторга, съ какимъ Лисицынъ первый разъ топилъ свою печь, не замѣчая синяго дыма, стоявшаго густымъ слоемъ надъ его головою. Въ этой печи онъ видѣлъ спасеніе отъ предстоящей зимней стужи, а также возможность приготовлять горячую пищу, если только найдетъ средство добывать рыбу и устроить кухонную посуду.

Хотя въ рѣкѣ водилось очень много рыбы, но для ловли ее нуженъ былъ неводъ или другой какой либо снарядъ, а для приготовленія горячей пищи требовались горшки и плошки; но какъ сдѣлать эти вещи? Человѣкъ и поопытнѣе нашего героя призадумался бы надъ этимъ вопросомъ, за неимѣніемъ нужныхъ матерьяловъ и знанія.

Выдѣлка глиняной посуды представляла менѣе затрудненія, поэтому Лисицынъ и началъ съ этого предмета. Вымѣшавъ глину какъ можно тщательнѣе и гуще, онъ приступилъ къ работѣ глиняной посуды слѣдующимъ образомъ: на ровномъ мѣстѣ изъ обломковъ кирпича онъ устроилъ, съ помощію глины, болваны для горшковъ и плошекъ конической формы продолговатые и круглые (фиг. 4). Этимъ болванамъ посредствомъ палки и ножа онъ давалъ правильную форму и гладкую поверхность, затирая трещины, по мѣрѣ высыханія, пескомъ съ глиною. Когда болваны хорошенько высохли, онъ покрывалъ ихъ равномѣрнымъ слоемъ моха и осторожно обкладывалъ глиной, толщиною въ два пальца; какъ только немного глина просыхала, онъ опять, съ помощію ножа и палки, приводилъ стѣнки сосуда въ одинаковую толщину, а чтобъ они не трескались отъ солнца и вѣтра, обсыпалъ ихъ пескомъ и листьями.

Посуда въ нѣсколько дней просыхала такъ, что онъ безъ труда могъ снимать ее съ болвановъ, причемъ отъ неосторожности обходилось не безъ убыли. Первыя его издѣлія имѣли очень толстыя стѣнки, но въ послѣдствіи онъ выучился дѣлать ихъ тоньше и правильнѣе. Однако же Лисицынъ никакъ немогъ сработать настоящіе кухонные горшки; его издѣлія походили на цвѣточные горшки; но онъ считалъ ихъ годными для варенія пищи, если бъ только удалось ему хорошенько ихъ обжечь.

Изготовивши нѣсколько горшковъ и плошекъ, онъ приступилъ къ ихъ обжиганію. Для этого сложилъ, на гладкомъ мѣстѣ, изъ блѣднаго кирпича сводъ съ продушинами для выхода пламени, а края его обвелъ стѣнкою изъ поставленнаго на ребро кирпича; эта стѣнка служила къ тому, чтобъ посуда не могла свалиться со свода (фиг. 5). Для перваго опыта было подвергнуто обжиганію три горшка и двѣ плошки. Лисицынъ поддерживалъ сильный огонь съ ранняго утра до вечера, пока посуда прокалилась до-красна. Вѣроятно отъ излишняго жара, одинъ горшокъ и одна плошка лопнули, но два горшка и одна плошка выдержали операцію.

Лисицынъ весело потушилъ огонь, и оставивъ посуду остывать, отправился въ хижину, гдѣ всю ночь промечталъ о томъ, какъ завтрашній день сваритъ грибную похлебку.

Лишь только разсвѣло, Лисицынъ побѣжалъ любоваться горшками; но каково же было его удивленіе, досада и потомъ ужасъ, когда онъ нашелъ ихъ разбитыми въ мелкіе куски. Сначала онъ не могъ понять, какимъ образомъ они скатились на землю и досадовалъ на себя, зачѣмъ мало позаботился объ ихъ устойчивости; наконецъ разсмотрѣвъ, что черепки разбросаны во всѣ стороны, онъ пришелъ въ ужасъ, убѣдившись что у него есть сосѣдъ и при томъ очень злой, если рѣшился истребить полезный трудъ. Предавшись страху, Лисицынъ убѣжалъ въ хижину, въ которой просидѣлъ цѣлый день съ заряженнымъ ружьемъ, безпрестанно посматривая въ оба отверзтія хижины, чтобъ увидать приближающихся къ нему враговъ. Кругомъ все было тихо и спокойно; ни одно живое существо не показывалось изъ опушки лѣса, окружавшаго хижину. Прошло еще два тягостныхъ дня, въ теченіи которыхъ страхъ молодаго человѣка разсѣялся; онъ остался при томъ убѣжденіи, что какой нибудь прохожій подшутилъ надъ нимъ и не примѣтивши его жилища, ушелъ отыскивать его слѣдъ по другому направленію. Эта увѣренность придала ему смѣлость опять приступить къ работѣ. Онъ подвергнулъ обжиганію два горшка и двѣ плошки, но на этотъ разъ дѣйствовалъ осмотрительнѣе: сперва поддерживалъ малый огонь, а въ послѣдствіи сильный, почему получилъ хорошо выжженную посуду.

На другой день онъ опять нашелъ горшки и плошки разбитыми въ дребезги. Теперь для Лисицына было ясно, что враги его скрываются по близости и выжидаютъ случая напасть на него въ расплохъ. Страхъ такъ сильно овладѣлъ имъ, что онъ вторично хотѣлъ было спрятаться въ хижинѣ; но разсудивъ благоразумно, что ежели враговъ много, то они легко овладѣютъ его жилищемъ, если же только одинъ негодяй, то онъ ночью легко можетъ сжечь его хижину, поэтому предположилъ бѣжать изъ этой опасной мѣстности. Сожалѣніе покинуть удобную зимовку и бросить свое имущество удержали его отъ исполненія этого намѣренія. Напослѣдокъ въ героѣ нашемъ пробудилось мужество: онъ рѣшился отыскать своихъ враговъ и дѣйствовать по обстоятельствамъ. Въ самомъ дѣлѣ, чего ему было бояться, съ его замѣчательной силой, ловкостью и превосходнымъ вооруженіемъ.

Лисицынъ тщательно осмотрѣлъ мѣстность и нигдѣ не нашелъ слѣдовъ людей. Это придало ему бодрости; онъ правильно разсудилъ, что разрушающій его труды самъ отъ него прячется, стало быть чувствуетъ себя слабѣе. Его посѣтила хорошая мысль поймать негодяя на мѣстѣ преступленія. На другой день онъ снова обжогъ два горшка и двѣ плошки, только на эту ночь не ушелъ въ хижину, а спрятался по близости въ кустахъ, росшихъ на берегу рѣки, имѣя наготовѣ ружье, заряженное пулями. Ночь была на исходѣ; никто не подходилъ къ гончарной печи и, герой нашъ, одолѣваемый сномъ, началъ очень вѣжливо отвѣшивать поклоны окружающимъ его предметамъ, какъ вдругъ трескъ отъ разбитаго горшка заставилъ его широко раскрыть глаза и приготовить къ выстрѣлу ружье. Онъ увидѣлъ большаго медвѣдя, который, осторожно стащивъ съ печи плошку и ударивъ её оземь, съ глубокомысліемъ смотрѣлъ на летѣвшіе во всѣ стороны черепки. Когда косматый шалунъ протянулъ лапу за другимъ горшкомъ, Лисицынъ выстрѣлилъ и, къ счастію, такъ мѣтко, что попалъ въ самое сердце. Медвѣдь, не успѣвши исполнить своего намѣренія, тяжело рухнулся на землю и не пошевельнулся. Осторожный Лисицынъ, приписывая это хитрости, выстрѣлилъ въ голову звѣря, но бѣдный мишка оставался неподвиженъ.

Побѣдитель поспѣшилъ снять съ убитаго врага пушистую шкуру, при чемъ обобралъ много сала, годнаго для освѣщенія хижины. Окорока были отсѣчены для пищи, остальное же мясо брошено съ берега въ рѣку. Окончивши эту работу, Лисицынъ отлично позавтракалъ жареной медвѣжатиной. Сало, перемытое въ водѣ, онъ сложилъ въ горшки и закопалъ глубоко въ землю, чтобъ не испортилось отъ дѣйствія теплоты и воздуха, а мясо окороковъ, изрѣзанное на тонкія пластинки, было хорошо провялено на солнцѣ и вѣтрѣ, частію же высушено въ печи на плошкахъ.

Послѣ этого происшествія, ничто не мѣшало обжогу горшковъ и Лисицынъ надѣлалъ ихъ большое количество, всякихъ размѣровъ. Черезъ два или три дня послѣ побѣды надъ медвѣдемъ, проходя берегомъ рѣки, онъ замѣтилъ, что брошенное имъ мясо не все погружено въ водѣ, почему, сталкивая его въ рѣку, увидалъ на немъ множество крупныхъ раковъ. Эти краснокожіе лакомки, въ продолженіи нѣсколькихъ дней, доставляли пустыннику вкусную пищу.

Не упуская изъ вида имѣть запасъ зимняго продовольствія, Лисицынъ позаботился устроить для него помѣщеніе, пристроивши къ своей хижинѣ погребъ, соединявшійся съ нею коридоромъ (фиг. 6). Погребъ и коридоръ были вырыты въ землѣ, а надъ ними устроены стропила на два ската; по стропиламъ былъ наложенъ плетень и сверху застланъ слоемъ мха и осоки. Сообщеніемъ хижины съ погребомъ служило отверзтіе въ стѣнѣ, устроенное у самаго пола. Верхъ погреба былъ настланъ плетнемъ на балкахъ и служилъ кладовою. Въ погребѣ помѣщалась въ глиняныхъ плошкахъ провяленная и сушеная медвѣжатина, въ кладовой хранились въ большомъ количествѣ сушеные грибы, простые орѣхи и кедровые шишки.

Въ этихъ занятіяхъ засталъ Лисицына Сентябрь мѣсяцъ. Два холодныхъ утренника напомнили о скоромъ приближеніи зимы, а вмѣстѣ съ тѣмъ и о приготовленіи въ прокъ съѣстныхъ припасовъ. Вся надежда сосредоточивалась на рыбной ловлѣ. Лисицынъ приступилъ было къ плетенію сака изъ тонкихъ лыкъ, какъ въ одинъ вечеръ, занимаясь этимъ труднымъ для него дѣломъ, онъ вспомнилъ объ употребляемомъ на его родинѣ способѣ ловить рыбу вершами. Снарядъ этотъ есть ничто иное, какъ полукруглая плетенка изъ тонкихъ ивовыхъ прутьевъ, въ устье которой вставляется прутяная же воронка (фиг. 7). Такія плетенки ставятся по теченію воды по нѣскольку въ одинъ рядъ и прикрѣпляются къ кольямъ, вбитымъ въ дно рѣки; остальное пространство рѣчнаго теченія загораживается плетешкомъ, чтобы рыба плыла черезъ верши. Рыба имѣетъ привычку плыть противъ теченія, почему чрезъ воронку свободно проходитъ въ плетенку, а назадъ возвратиться не можетъ. Лисицынъ предался сильной досадѣ, что вспомнилъ только теперь объ этомъ простомъ способѣ ловли рыбы; рѣка же имѣла много удобныхъ мѣстъ для установки вершъ. Плетеніе сака сей часъ было брошено и приступлено къ устройству описанныхъ плетушекъ. Получивши уже навыкъ къ плетенію, нашъ пустынникъ довольно скоро изготовилъ дюжину вершей и установилъ ихъ въ рѣкѣ на удобномъ мѣстѣ. По прошествіи сутокъ онъ наловилъ столько рыбы, что, высыпавъ ее на зеленую мураву, почти онѣмѣлъ отъ изумленія, увидавъ предъ собою большую кучу окуней, ершей и другихъ неизвѣстныхъ рыбъ, не крупной породы.

Такимъ образомъ, въ теченіи короткаго времени, онъ наловилъ столько рыбы, что насушилъ и накоптилъ ее огромный запасъ.

Наступило 25 Сентября, день ангела нашего героя; этотъ день онъ хотѣлъ посвятить совершенному отдыху. Хорошо вооруженный, съ корзинкой въ рукахъ, онъ отправился въ лѣсъ, стараясь имѣть въ виду теченіе рѣки, чтобъ не заплутаться. На этотъ разъ ему посчастливилось часто поднимать съ лежки зайцевъ и спугивать цѣлыя стада рябчиковъ. Духъ изобрѣтенія посѣтилъ его въ ту минуту, когда онъ предался досадѣ, что не можетъ добыть для своего стола дичи столь изобильной въ этой мѣстности; а именно, въ головѣ его блеснула мысль устроить тетиву для лука изъ узкихъ ремней медвѣжьей шкуры, свитыхъ въ бѣчевку. Будучи нетерпѣливъ, онъ сейчасъ же вернулся назадъ скорѣе сдѣлать лукъ и стрѣлы. Не доходя съ версту до хижины, онъ увидѣлъ подъ кустомъ молодаго ежа.

Лисицыну давно хотѣлось пріучить къ себѣ какое нибудь животное, для развлеченія своего одиночества; онъ съ радостію положилъ ежа въ корзинку. Принесши въ хижину иглистаго плѣнника, Лисицынъ былъ озабоченъ размышленіемъ, какимъ образомъ сдѣлать ручнымъ дикое животное. Примѣняясь къ теоріи воспитанія собакъ, онъ рѣшился, скрѣпя сердце, поморить его нѣсколько времени голодомъ. Прикрывъ корзину, чтобъ ежъ изъ нее не убѣжалъ, Лисицынъ приступилъ къ изготовленію тетивы, лука и стрѣлъ. Лукъ онъ согнулъ изъ молоденькаго дубочка, а стрѣлы сдѣлалъ изъ кленоваго дерева въ аршинъ долиною; для приданія имъ надлежащей тяжести и правильнаго полета, онъ облѣпливалъ головки стрѣлъ кускомъ мягкой древесной смолы. Физической силы для натягиванія этого лука оказалось у Лисицына достаточно: въ разстояніи тридцати шаговъ онъ убивалъ на повалъ небольшую птицу.

Верши и стрѣлы совершенно обезпечили Лисицына въ жизненныхъ запасахъ, почему онъ спокойно сталъ ожидать зимы, которая не замедлила приходомъ. Послѣ пятидневнаго снѣга наступилъ морозъ, продолжавшійся во всю зиму отъ 10 до 20 градусовъ. Хижина оказалась совершенно удовлетворяющею своему назначенію; въ ней было тепло и сухо, воздухъ же ежедневно освѣжался при выпускѣ дыма. Было не тѣсно и не просторно: все необходимое для жильца находилось у него подъ рукою. Чтобы достать съѣстные припасы ему не было надобности подвергался дѣйствію мороза и мятели. Встрѣчалось одно важное неудобство — недостатокъ свѣта, которое впрочемъ нѣсколько устранялось глинянымъ ночникомъ съ медвѣжьимъ жиромъ. Свѣтильней служила корпія надерганная изъ лоскута вѣтхаго бѣлья.

Въ ясныя дни Лисицынъ выходилъ изъ хижины, для добыванія дровъ, ловли рыбы и добыванія дичи. Во время же мятелей и въ длинные вечера, онъ занимался воспитаніемъ ежа, сдѣлавшагося почти ручнымъ и изготовленіемъ мебели.

Прежде всего онъ пожелалъ устроить табуретъ. Безъ топора пилы и прочихъ инструментовъ, казалось, невозможно было приступить къ этой работѣ (ф, 8), но изобрѣтательный умъ Лисицына побѣдилъ затрудненія. Вырѣзавъ четыре орѣховыя палки длиною около четырнадцати вершковъ онъ прирѣзалъ ихъ по срединѣ, каждыя двѣ, крестомъ и въ точкахъ соединенія крѣпко оплелъ лыкомъ, чтобы они не разходились; каждый изъ этихъ крестовъ онъ расперъ сверху орѣховыми же палочками, насадивъ ихъ на верхніе концы крестовъ и потомъ соединилъ ихъ продольными брусочками; образовавшуюся такимъ образомъ рамку онъ заплелъ камышемъ. Изъ рисунка легко усмотрѣть, какъ этотъ табуретъ былъ простъ и удобенъ. Для стола онъ изготовилъ двѣ прочныя рамки, которыя связалъ объясненнымъ способомъ; вмѣсто же доски помѣстилъ въ верхней рамѣ пустой чемоданъ, дномъ къ верху.

Чтобы дать ясное понятіе о внутренности хижины, я разскажу все ея убранство (ф. 9). Въ одномъ углу помѣщалась печь а, занимавшая два аршина съ половиною въ длину и одинъ три четверти аршина въ ширину; противъ ея устья находились плетневыя полки в для посуды; подъ окномъ стоялъ столъ г, рядомъ съ нимъ чемоданъ д съ бѣльемъ и вещами; въ углу помѣщалась вѣшалка е съ платьемъ; въ послѣднемъ углу кровать б; ж входъ въ коридоръ, ведущій въ кладовую и з выходъ изъ хижины въ поле, устроенный подъ потолкомъ.

Обѣдъ Лисицына не былъ лишенъ разнообразія: уха или грибная кашица; вареная, копченая и сушеная рыба; копченая сушеная и жареная дичь поперемѣнно смѣнялись за его столомъ, вмѣсто десерта подавались простые и кедровые орѣхи.

Лисицынъ вставалъ въ восемь часовъ утра и тотчасъ же затоплялъ печь. Во время топки онъ завтракалъ и готовилъ обѣдъ, причемъ ежъ получалъ обильную подачку. Окончивъ это дѣло, онъ уходилъ на работу, или на охоту, если позволяла погода. Обѣдалъ въ два часа вмѣстѣ съ ежомъ, для котораго приготовилъ особенный низенькій табуретъ; послѣ обѣда писалъ дневникъ, занимался какой нибудь нужной работой и въ десять часовъ ложился спать.

Казалось бы, человѣку бывшему въ несравненно худшемъ положеніи слѣдовало благодарить Бога за всѣ описанныя удобства и средства къ жизни, какими онъ пользовался и, другой на его мѣстѣ, проникнутый свѣтомъ Божественнаго ученія, съ терпѣніемъ ожидалъ бы конца плѣна, поддерживали, надеждой, что если Господь не оставилъ его своими благодѣяніями теперь, то не оставитъ и въ послѣдствіи; но Лисицынъ, не признававшій верховнаго существа, часто проклиналъ свою участь и безпрестанно сгоралъ желаніемъ возвратиться на родину, хотя бы пришлось для этого терпѣть всевозможныя лишенія и даже потерять въ этой попыткѣ самую жизнь.

Такъ проходили въ уныломъ однообразіи дни. Однажды ночью разбудилъ Лисицына страшный вой. Отомкнувъ отверзтіе, онъ увидѣлъ предъ хижиной стаю волковъ, которые усѣвшись въ полукругъ задавали ему дикую серенаду. Увидѣвши человѣка, алчные звѣри завыли сильнѣе и заляскали зубами, отъ чего у Лисицына на головѣ стали дыбомъ волосы, и онъ до того растерялся, что нѣсколько минутъ немогъ замкнуть отверзтія, когда же наконецъ онъ это исполнилъ, то волки пришли въ ярость и было слышно какъ нѣкоторые изъ нихъ стараются вскарабкаться къ отверзтію.

Оправившись отъ испуга Лисицынъ рѣшился прогнать непріятеля выстрѣлами. Онъ снова отомкнулъ отверзтіе и съ трепетомъ увидалъ голову волка, съ устремленными на него свѣтящимися, какъ разкаленный уголь, глазами. Выстрѣлъ повергъ дерзкаго на землю, но въ слѣдъ за тѣмъ волки съ бѣшенствомъ бросились на хижину; одни стали грызть плетень, другіе полѣзли на стѣну, нѣкоторые взобрались на самую крышу. Желая спасти хижину отъ раззоренія осажденный былъ вынужденъ отстрѣливаться. Съ появленіемъ солнца враги удалились. По осмотрѣ оказалось, что хижина потерпѣла очень мало вреда, чему способствовали постоянные морозы превратившіе ея стѣны въ камень. Восемь пушистыхъ шкуръ остались трофеями побѣды.

Лисицына чрезвычайно затрудняло не имѣніе теплой обуви; хотя онъ и обертывалъ ноги во время ходьбы волчьей шкурой, но она отъ мокроты дѣлалась чрезвычайно мягкою, а высохнувъ превращалась въ лубокъ и скоро приходила въ негодность. Чтобы устранить это неудобство, онъ попробовалъ растянуть шкуру на полу между жердочками, мѣхомъ внизъ, и промачивать мезгу сперва мокрою золою, а потомъ, счистя ее деревяннымъ ножемъ, обкладывалъ мелкою ивовою корою, разваренною въ горшкѣ до густоты кашицы. Этимъ способомъ онъ выдубилъ медвѣжьи и волчьи шкуры, которыя сдѣлались мягки и не ломки.

Изъ медвѣжьей шкуры Лисицынъ нарѣзалъ полосы шириною въ полъ аршина и ими, прямо на чулокъ, обертывалъ ноги мѣхомъ внаружу, обвязывалъ отъ ступни до колѣнъ лыковой веревочкой, подобно тому какъ наши крестьяне обертываютъ ноги онучьями. Изъ волчьихъ шкуръ онъ сшилъ тоненькими ремешками два одѣяла, причемъ вмѣсто шила употреблялъ рыбью кость.

Наступилъ новый годъ. Ничто не разнообразило уединенной жизни пустынника и имъ овладѣла тоска по родинѣ. Тревожные сны представляли ему то родныя поля съ золотистой рожью, то барскіе хоромы тетки, баловницы, то великолѣпный московскій кремль съ вызолоченными главами соборовъ, то широкую Неву съ гранитной набережной, а на яву его преслѣдовала одна мысль — идти берегомъ моря, по которому онъ долженъ когда нибудь добраться до человѣческихъ жилищъ, если только не выброшенъ на островъ. Хижина ему опротивѣла, его настоящая жизнь стала казаться ему хуже каторги, никакія занятія его не развлекали, трудъ сдѣлался тягостнымъ, пища казалась отвратительной, даже ласка бѣднаго ежа приводила его въ негодованіе. Внутренній голосъ постоянно твердилъ ему: иди! иди! иди!

Лисицынъ долго боролся съ обуревавшими его мыслями, но болѣзнь (такъ я называю душевное его разстройство) одержала побѣду надъ разсудкомъ и онъ рѣшился бросить свое мирное жилище. Сдѣлавши нѣчто въ родѣ салазокъ и нагрузивъ ихъ мѣховыми одѣялами и мѣшкомъ съ съѣстными припасами, двадцать шестаго генваря онъ отправился въ путь на западъ, держась берега моря, которое было у него постоянно съ правой руки. Выпустивъ ежа на волю онъ бодро зашагалъ по твердому снѣжному насту, хорошо вооруженный и по его мнѣнію тепло одѣтый (въ дубленкѣ и папахѣ).

Лисицынъ потому предпочелъ путешествовать зимою, что ручьи и рѣки, скованные морозомъ, не могли остановить его въ пути. Черезъ нѣсколько часовъ ходьбы онъ успокоился духомъ; ему казалось, какъ будто гора свалилась съ его плечъ. Надежда увидать родину оживляла нашего странника. Къ ночи онъ добрался до глубокаго и широкаго оврага, дно котораго было занесено снѣгомъ. Его взяло раздумье, гдѣ ночевать: на снѣгу ли, прислонясь спиною къ обрыву оврага, или на деревѣ. Страхъ заставилъ избрать послѣдній ночлегъ. Около полуночи его разбудилъ порывистый вѣтеръ съ моря, закачавшій съ такою силою деревья, что онъ долженъ былъ крѣпко держаться за сосну, чтобъ не упасть. При этомъ вѣтеръ нашелъ много слабыхъ мѣстъ въ европейской одеждѣ странника и оледенилъ его члены до того, что онъ былъ принужденъ спрыгнуть на землю и согрѣть себя сильнымъ движеніемъ. Была даже минута, когда ему захотѣлось вернуться въ теплую хижину, гдѣ его ожидала мягкая постель и горячая пища. Но мысль объ родинѣ побѣдила искушеніе, внутренній голосъ твердилъ ему: иди! иди! иди!

Углубясь въ лѣсъ для обхода оврага, Лисицынъ былъ нѣсколько защищенъ отъ пронзительнаго дѣйствія вѣтра. Прошедши около двухъ верстъ, онъ нашелъ удобный переходъ черезъ оврагъ и снова приблизился къ морю, чтобъ не терять его изъ вида. Въ этотъ день онъ прошелъ пути менѣе чѣмъ вчера, а усталъ больше. Пища его была мерзлая. Ночлегъ на деревѣ хотя не былъ прерванъ ни какимъ произшествіемъ, но онъ такъ озябъ, что едва въ послѣдствіи согрѣлся. На третью ночь онъ рѣшился ночевать въ кустарникѣ, подостлавши одно мѣховое одѣяло подъ себя, а другимъ тщательно прикрывшись. На этотъ разъ сонъ его былъ крѣпкій и онъ не озябъ.

Подвигаясь ежедневно по предначертанному пути, Лисицынъ часто былъ затрудняемъ быстрыми рѣками, которыя, благодаря крутому паданію, близъ моря, не замерзали, а также большими и малыми бухтами и заливами. Послѣдніе каждый разъ приходилось обходить съ значительною потерею времени. Окрыляемый надеждой странникъ тогда не обращалъ на это вниманія и бодро шелъ впередъ.

Такъ прошло двѣ недѣли. Лисицынъ привыкъ есть мерзлую пищу и спать на землѣ подъ мѣховымъ одѣяломъ. Въ его сигарочницѣ было нѣсколько зажигательныхъ спичекъ, съ помощію которыхъ онъ могъ бы развести огонь, но имѣя въ виду долгій путь онъ берегъ ихъ какъ драгоцѣнность на случай крайней нужды.

Въ началѣ третьей недѣли странствованія Лисицынъ углубился далеко въ лѣсъ для обхода рѣчки, быстро катившей свои волны между огромными камнями, и достигъ подошвы скалистой возвышенности, въ которой нашелъ гротъ, созданный самой природой. Стѣны и сводъ его состояли изъ огромныхъ известковыхъ плитъ, на самомъ верху находилась трещина, свободно пропускающая токъ воздуха. Странникъ благоразумно рѣшился воспользоваться этимъ убѣжищемъ для трехдневнаго отдыха необходимаго къ возстановленію его силъ.

Первой его заботой было натаскать сухаго валежнику и развести огонь, дымъ не безпокоилъ Лисицына, потому что свободно улеталъ чрезъ трещину въ верхъ. Входъ въ пещеру для безопасности онъ заткнулъ нѣсколькими охапками хвороста, приваливъ къ нему камней. Послѣ долгаго, труднаго странствованія здѣсь онъ имѣлъ возможность снять обувь и отогрѣться у огня. Молодой путникъ имѣлъ еще другое наслажденіе, ѣсть горячую похлебку изъ сушеной рыбы. Кто не испыталъ голода, холода проникающаго до костей и крайней усталости, тотъ не пойметъ настоящаго положенія Лисицына.

Счастливый настоящимъ, усталый до изнеможенія, Лисицынъ, подбросивши въ пылающій костеръ хворосту, улегся близъ него на мягкихъ одѣялахъ и крѣпко заснулъ. Было восемь часовъ утра, когда онъ открылъ глаза. Костеръ потухъ, но подъ пепломъ сохранилось много раскаленныхъ угольевъ, такъ что было легко развести огонь для приготовленія завтрака. Представьте же его удивленіе, когда, раскрывши мѣшокъ съ припасами, онъ замѣтилъ въ нихъ значительную убыль. Въ похищеніи части его рыбы не было сомнѣнія. Кто же могъ сдѣлать это воровство? Прежде всего онъ обратился ко входу въ пещеру, который нашелъ въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ оставилъ съ вечера. Обошедши всѣ закоулки грота, онъ не нашелъ другаго выхода или разсѣлины. Осмотръ этотъ доказалъ, что въ гротѣ не было никого, кромѣ нашего путешественника и онъ долженъ былъ сознаться, что запасы неблагоразумно истреблены имъ самимъ и что необходимо подумать объ экономіи.

Набравши еще валежнику и старательно поддерживая огонь въ теченіи всего дня Лисицынъ отлеживался на своемъ ложѣ. Собираясь спать, онъ положилъ мѣшокъ съ рыбою на видномъ мѣстѣ, невдалекѣ отъ костра и обсыпалъ вокругъ него полъ пещеры золою, чтобъ въ случаѣ пропажи рыбы узнать вора по отпечатаннымъ на пеплѣ слѣдамъ. Утромъ, разведя большое пламя, онъ осмотрѣлъ мѣшокъ и увѣрился, что похищено около десятка окуней, на золѣ же разсыпанной вокругъ не было примѣтно никакихъ слѣдовъ. Лисицынъ поневолѣ задумался надъ этимъ обстоятельствомъ: неужели кто нибудь спускался сверху похищать его припасы?

Онъ вышелъ изъ грота и, нѣсколько часовъ бродя по скаламъ, добрался до самой разсѣлины въ сводѣ, но нигдѣ не находилъ слѣда живаго существа. Возвратясь въ пещеру, Лисицынъ увидѣлъ, что запасъ его еще уменьшился, это привело его въ ужасъ, онъ теперь же убѣжалъ бы изъ пещеры съ малымъ остаткомъ пищи, если бъ наступившая ночь не принудила его остаться ночевать. На этотъ разъ мѣшокъ съ рыбой онъ положилъ подъ голову. Ночью Лисицынъ былъ разбуженъ шорохомъ близъ его головы, костеръ горѣлъ свѣтло, когда онъ всталъ на ноги, то увидѣлъ лисицу прыгнувшую отъ его изголовья съ рыбой въ зубахъ. Схвативши ружье онъ бросился за ней въ догонку и началась гоньба въ запуски: хитрый звѣрь не давалъ своему преслѣдователю возможности прицѣлиться, безпрестанно дѣлая внезапныя прыжки и обманывая пушистымъ хвостомъ своимъ въ направленіи бѣга, но вотъ она бросилась стрѣлою въ уголъ грота и часть ея туловища уже начала скрываться, когда роковая пуля остановила бѣглянку. Вытащивъ изъ трещины тѣло лисицы, обворованный ею бѣднякъ теперь только замѣтилъ узкое отверзтіе, ведущее вѣроятно въ нору похитительницы его съѣстныхъ припасовъ.

Молодой путешественникъ, осмотрѣвши оставшуюся, провизію съ отчаяніемъ увидѣлъ, что въ мѣшкѣ было не болѣе десятка рыбокъ и два куска сушенаго зайца. Его опять посѣтила благоразумная мысль воротиться въ хижину. Не было никакого сомнѣнія, что съ такимъ ничтожнымъ запасомъ невозможно далеко уйти; его съ большой экономіей едва могло хватить и на обратный путь. Раздумье недолго тревожило Лисицына, страстное желаніе скорѣй увидѣть родину побѣдило всѣ представленія разума, надежда шептала ему, что на случай крайней нужды у него осталось еще четырнадцать зарядовъ, съ помощію которыхъ онъ можетъ убивать крупныхъ животныхъ и питаться ими долгое время. И такъ, онъ опять пустился въ свое неизвѣстное путешествіе. Къ вечеру онъ обошелъ скалистые высоты и снова приблизился къ рѣкѣ, на которой не могъ отыскать брода.

Между тѣмъ вѣтеръ съ моря все крѣпчалъ, поднимая снѣгъ въ видѣ пыли, а когда совсѣмъ стемнѣло, превратился въ сильный снѣжный ураганъ. Лисицынъ тщетно искалъ глазами мѣста, гдѣ бы удобнѣе пріютиться на ночлегъ,снѣгъ лѣпилъ ему глаза и до того опудрилъ его одежду, что онъ самъ походилъ на снѣжную глыбу, медленно двигавшуюся между рѣдкими въ этомъ мѣстѣ деревьями. Въ пяти шагахъ ничего невозможно было видѣть. Направляясь въ разныя стороны, чтобъ найти удобнѣйшій путь странникъ потерялъ сознаніе, гдѣ онъ находится относительно моря; ему впрочемъ казалось, что онъ перешелъ рѣку, почему сталъ держаться болѣе правой стороны. Холодъ сильно началъ леденить его члены, а ноги, утопая въ сугробахъ, стали отказываться служить ему. Но провидѣнію неугодно было лишить Лисицына жизни, оно привело его къ толстому дубу, имѣвшему обширное дупло. Усталый, измученный, полузамерзшій бѣднякъ съ большимъ трудомъ влѣзъ въ это убѣжище, въ которомъ едва отогрѣлся подъ мѣховыми одѣялами.

Къ утру мятель нѣсколько утихла. Лисицынъ увидѣлъ вокругъ себя высокія снѣжныя холмы, онъ съ большимъ трудомъ выбрался на прогалину, представлявшую больше удобства для пути. Пройдя до самой ночи странникъ не увидалъ моря и съ отчаяніемъ долженъ былъ сознаться, что онъ заплутался въ неизмѣримой пустынѣ. Теперь только онъ понялъ всю безразсудность своего предпріятія и сталъ рвать на себѣ волосы, проклиная день своего рожденія. Правда было съ чего сходить съ ума, пищи оставалось не болѣе какъ на четыре дня, а ни одно животное не встрѣчалось на пути его, вѣрная смерть ожидала дерзкаго путешественника.

Съ этого дня начались бѣдствія Лисицына. Ему оставалось одно утѣшеніе, что онъ могъ еще записывать дни и числа. Онъ шелъ какъ автоматъ, безъ цѣли, держась постоянно одного направленія. Къ его несчастію дни стояли пасмурные, такъ что онъ не могъ по солнцу опредѣлить странъ свѣта. Въ этомъ горестномъ путешествіи ему часто случалось по цѣлому дню оставаться безъ пищи. Онъ уже не жалѣлъ пули для зайца и спичекъ для огня, только бы продлить на нѣсколько часовъ свое жалкое существованіе.

Двадцать седьмаго февраля онъ едва живой добрелъ до замерзшаго болота, окруженнаго гигантскими елями, его мучилъ нестерпимый голодъ, потому что уже двое сутокъ онъ не находилъ пищи. Ни салазокъ, ни одѣялъ, ничего съ нимъ не было, эти вещи тяготили его и онъ ихъ бросилъ. Самое ружье онъ несъ съ трудомъ на ослабѣвшихъ плечахъ своихъ и не разстался съ нимъ и пистолетами только потому, что въ нихъ заключалась надежда на существованіе. Сильная жгучая боль въ пустомъ желудкѣ заставила бѣдняка вспомнить о пищѣ и, Лисицынъ, разгребши снѣгъ, попробовалъ добыть клочекъ исландскаго моха, но послѣ двухъ глотковъ этой нечеловѣческой пищи онъ почувствовалъ въ желудкѣ еще сильнѣйшую боль. Несчастный заплакалъ и подумалъ о создателѣ.

Въ первый разъ его ожесточенное сердце размягчилось и онъ произнесъ молитву: «творецъ міра, если ты только существуешь дѣйствительно, приди ко мнѣ на помощь!» Ему показалось, что силы его нѣсколько окрѣпли и онъ, пройдя около версты, упалъ въ изнеможеніи подъ развѣсистымъ деревомъ, въ ожиданіи смерти.

И вотъ, предсталъ его воображенію небольшой родительскій домъ, его маленькая дѣтская комнатка съ некрашеной кроваткой въ одномъ углу, онъ лежитъ въ ней подъ ваточнымъ одѣяломъ, а добрая няня разсказываетъ ему страшныя сказки. Далѣе, какъ въ туманѣ, онъ видитъ погребальную процессію: идутъ люди въ черныхъ мантіяхъ съ зажженными факелами, протяжно поютъ пѣвчіе и музыка играетъ печальный маршъ. Въ гробѣ, обитомъ малиновымъ бархатомъ, офицеры несутъ его отца…, вотъ онъ видитъ большой барскій домъ его тетки; лихая тройка стоитъ у крыльца; добрая старушка, вся въ слезахъ, благословляетъ его въ путь дрожащею рукою. Всѣ эти видѣнія смѣняются въ его воображеніи, какъ въ калейдоскопѣ…, бѣднякъ не чувствовалъ, какъ по лицу его текли обильныя слезы. Сильныя корчи заставили его очнуться; онъ тяжело застоналъ и снова обратился къ Богу съ тревожной молитвой: «Господи, если ты существуешь, неужели допустишь меня умереть не познавъ тебя. Греховъ моихъ нѣтъ числа, но поклонники твои говорятъ, что милосердіе твое безмерно; помилуй меня, или пошли скорѣе конецъ моимъ страданіямъ.» Съ этими словами онъ возвелъ глаза къ небу, какъ бы ожидая оттуда помощи, и помощь дѣйствительно явилась: Лисицынъ увидѣлъ надъ своею головою низко висящія кедровыя шишки съ свѣжими орѣхами.

Одинъ видъ пищи на столько оживилъ силы бѣдняка, что онъ могъ ружейнымъ прикладомъ сбить нѣсколько шишекъ и утолить свой голодъ. Подъ этимъ деревомъ Лисицынъ пробылъ два дня; съ помощію сна и пищи онъ на столько поправился въ силахъ, что снова могъ отправиться въ путь, съ карманами набитыми орѣхами.

Къ ночи тогоже дня онъ достигъ моря, но только оно очутилось съ лѣвой его стороны. Было ясно, что своимъ долговременнымъ плутаньемъ онъ не выигралъ ничего въ предположенномъ пути. Убѣдясь горькимъ опытомъ въ тщетности своего предпріятія и опасаясь новыхъ бѣдствій, Лисицынъ рѣшился идти поэтому обратному направленію, которое должно было привести его къ хижинѣ. Эта мысль теперь обрадовала его и поддерживала силы; но страхъ, что онъ быть можетъ оставилъ назади свое зимовье, отравлялъ его радость.

Пройдя не болѣе десяти верстъ въ цѣлые сутки, Лисицынъ достигъ подошвы огромной сосны, съ одной стороны которой возвышалась куча хворосту. Онъ хотѣлъ здѣсь отогрѣться у огня, имѣя подъ рукою готовый матеріялъ, но вой волковъ, показавшійся ему близкимъ, принудилъ его расположиться на деревѣ. Отъ слабости и сильной усталости у него болѣли всѣ члены, и онъ едва держался на своемъ ночлегѣ; одна надежда скоро добраться до хижины, поддерживала его угасающія силы. Ему тогда и въ голову не приходило, что она могла быть разрушена бурей, или занята врагомъ, опаснѣйшимъ лютаго звѣря. Онъ старался не спать, чтобъ не упасть съ дерева; однако же съ разсвѣтомъ вздремнулъ и уронилъ ружье на лежавшую подъ деревомъ кучу хвороста, что заставило его проснуться. Въ слѣдъ за паденіемъ ружья хворостъ зашевелился и изъ подъ него выползъ огромный медвѣдь, который сперва лѣниво расправилъ свои члены, потомъ обнюхалъ воздухъ и съ ворчаньемъ устремилъ свои свирѣпые глаза на полуживаго бѣдняка.

На этотъ разъ страхъ придалъ Лисицыну бодрости и онъ поспѣшно сталъ карабкаться выше. Медвѣдь не торопился подобно ему; онъ спокойно далъ подняться своей жертвѣ на средину высоты ствола и съ грознымъ ворчаньемъ полѣзъ на дерево. Лисицынъ понялъ, что ему оставалось жить только нѣсколько минутъ, потому что чѣмъ выше онъ уходилъ отъ своего врага, тѣмъ менѣе оставалось у него возможности къ спасенію. Теперь только онъ увидѣлъ свою ошибку: ему бы слѣдовало спуститься на землю, по одной изъ толстыхъ вѣтвей, наклонившихся почти до самой кучи хвороста, тогда какъ медвѣдь полѣзетъ на дерево, а въ случаѣ если бъ звѣрь началъ съ него спускаться, ему легко было подыматься по той же вѣтви, и такъ продолжать эту игру до благопріятнаго случая. Лисицынъ обдумывалъ свою ошибку, стоя на одномъ изъ уступовъ ствола и не сводя глазъ съ свирѣпаго преслѣдователя, ему пришла счастливая мысль въ голову — пустить въ дѣло свои пистолеты. Дождавшись, когда голова звѣря приблизилась къ нему на близкое разстояніе онъ выстрѣлилъ, но рука вѣроятно сильно дрожала, пуля не попала въ голову, а раздробила только нижнюю часть скулы. Медвѣдь испустилъ такой яростный ревъ, что у бѣдняка не хватило мужества выстрѣлить изъ другаго пистолета; вмѣсто того, онъ съ поспѣшностію полѣзъ выше, взывая къ Богу о помощи. Вдругъ онъ почувствовалъ, что его лицо что-то сильно укололо; оказалось, что это была оконечность длинной вѣтви отъ стоящей въ близи старой сосны. Не разсуждая о высотѣ, на которой онъ находился, и о томъ можетъ ли эта вѣтвь сдержать тяжесть его тѣла, онъ уцѣпился за нее, какъ утопающій хватается за обломокъ доски, посланный ему провидѣніемъ. Безъ сомнѣнія одно отчаяніе придало Лисицыну смѣлость и ловкость исполнить этотъ опасный маневръ. Онъ не могъ дать себѣ отчета, какимъ образомъ онъ очутился на толстомъ концѣ вѣтви у ствола сосѣдняго дерева, гдѣ онъ остановился выжидать новыхъ нападеній лютаго врага. Медвѣдь поспѣшно началъ спускаться. Нашъ герой убѣдился, что смышленый звѣрь намѣренъ сдѣлать приступъ на его новое убѣжище.

Наступившій солнечный день дозволилъ Лисицыну осмотрѣть занятую имъ позицію; страхъ постепенно разсѣялся и вмѣстѣ съ тѣмъ къ нему возвратилось хладнокровіе, необходимое для преодолѣнія опасностей. Изъ подробнаго осмотра оказалось, что въ случаѣ нужды была возможность на значительной высотѣ удобно перебраться на толстый сукъ сосѣдняго дерева. У этого пункта, Лисицынъ сталъ дожидаться своего врага, который медленно приближался къ нему, вѣроятно въ полной увѣренности захватить добычу. Не допустивъ до себя звѣря на сажень, Лисицынъ поползъ по толстой вѣтви на сосѣднее дерево. Какъ онъ разсчитывалъ, такъ и случилось: разсвирепѣвшій медвѣдь послѣдовалъ за нимъ, но добравшись до средины протяженія вѣтви, онъ не могъ двигаться далѣе, потому что вѣтвь начала склоняться подъ тяжестью его огромнаго тѣла. Враги были такъ близко одинъ отъ другаго, что чувствовали взаимное дыханіе. Медвѣдь испускалъ страшный ревъ, какъ бы чувствуя, что добыча отъ него ускользнула, а Лисицынъ ясно видѣлъ, что звѣрь не могъ двигаться впередъ и боялся попятиться назадъ. Убѣдившись въ столь невыгодномъ положеніи противника, онъ выстрѣлилъ почти въ упоръ въ голову врага и медвѣдь рухнулся на землю, гдѣ остался безъ движенія.

Черезъ нѣсколько времени, Лисицынъ рѣшился спуститься съ дерева и послѣ отдыха, продолжавшагося около часу, побрелъ далѣе вдоль морскаго берега, оставивъ нетронутою свою добычу, потому что не имѣлъ силъ справиться съ такой тяжелой тушей, къ тому же его сильно подстрекало желаніе скорѣе достигнуть своего скромнаго жилища, которое теперь казалось ему чуть не земнымъ раемъ.

Въ этотъ день онъ съѣлъ послѣднюю горсть орѣховъ; ноги едва ему служили, онъ чувствовалъ боль во всѣхъ членахъ, голова его была тяжела какъ свинецъ; по временамъ съ нимъ дѣлалась дурнота. Пройдя небольшое разстояніе, онъ долженъ былъ останавливаться для отдыха. Къ полудню у него до того отяжелѣла голова и ослабѣли ноги, что онъ полубезчувственный упалъ на снѣгъ. Сколько часовъ пробылъ Лисицынъ въ безпамятствѣ, онъ не знаетъ; наконецъ, опираясь на ружье, которое служило теперь вмѣсто палки, онъ побрелъ далѣе, томимый сильной жаждой. Пройдя съ трудомъ около двухъ верстъ, онъ услыхалъ шумъ, происходившій отъ воды, падающей съ высоты и скоро добрелъ до рѣки, волны которой съ ревомъ прыгали по камнямъ, низвергаясь въ море. Не обращая ни на что вниманія больной страдалецъ припалъ къ водѣ. Удовлетворивши жажду, онъ осмотрѣлъ мѣстность и отъ радости заплакалъ. Эта была та самая рѣка, на берегу которой построена его хижина. Онъ хотѣлъ скорѣе бѣжать къ ней, но ноги отказались повиноваться, голова заболѣла сильнѣе, его бросило въ сильный жаръ. Не смотря на это, бѣднякъ поползъ, безпрестанно отдыхая. Къ счастію его, день былъ теплый, иначе онъ могъ замерзнуть.

Вотъ показалась на холмѣ его хижина; съ радостными слезами, Лисицынъ простиралъ къ ней руки: «Боже, дай мнѣ силы до нее добраться!» Богъ услышалъ его молитву; еще до заката солнца, онъ доползъ до хижины, и у него достало силъ затопить печь, раздѣться и улечься на постель, тепло укрывшись.

Лисицынъ, какъ видно изъ его дневника, возвратился въ хижину втораго апрѣля, слѣдовательно прошелъ годъ безъ нѣсколькихъ дней пребыванія его въ этой пустынѣ.

Лисицынъ чувствовалъ совершенное изнеможеніе во всемъ тѣлѣ. Голова его сжималась какъ бы въ тискахъ, онъ весь горѣлъ и ожидалъ каждую минуту смерти. Ему вспомнились прежніе дни, проведенные въ буйствѣ и развратѣ; предъ нимъ предстали блѣдныя лица несчастливцевъ, проигравшихъ ему свое состояніе, которое онъ тотчасъ же растрачивалъ въ безумныхъ оргіяхъ. Какъ будто въ панорамѣ, онъ увидалъ молодаго человѣка, лежащаго въ крови на травѣ, которому его пуля раздробила кость лѣвой руки, чрезъ что бѣднякъ сдѣлался неспособенъ для службы; а причина кровавой ссоры была такъ ничтожна. Что, если дѣйствительно есть возмездіе въ загробномъ мірѣ? спрашивалъ себя Лисицынъ, и страхъ смерти охватилъ его зачерствѣлую душу. Онъ всѣми силами старался прогнать отъ себя эту тяжелую думу, но она острыми когтями впилась въ его мозгъ; онъ какъ безумный замѣтался на своей постелѣ. Истощенный припадкомъ отчаянія, онъ впалъ въ забытье, во время котораго его необыкновенно крѣпкая натура работала неутомимо. Теплота и мягкая постель имѣли на больнаго также благодѣтельное вліяніе; онъ на столько собрался съ силами, что ночью могъ вторично истопить печь, вскипятить воду и напиться чаю, сохранявшагося въ его погребцѣ, для необыкновенныхъ случаевъ. При этомъ онъ съ благодарностію вспомнилъ о командирѣ корабля, приславшемъ съ прочими вещами и этотъ погребецъ.

Послѣ чаю больнаго бросило въ жаръ, потомъ черезъ нѣсколько часовъ начало сильно знобить. Было очевидно, что бѣдняка схватила простудная лихорадка. На другой день ему сдѣлалось гораздо лучше и онъ поспѣшилъ привести въ порядокъ свое хозяйство, пришедшее въ разстройство отъ долговременнаго отсутствія.

Между тѣмъ въ воздухѣ запахло весною и снѣгъ таялъ замѣтно. Но Лисицынъ не могъ чувствовать радости, потому что на слѣдующій день ему сдѣлалось гораздо хуже: ознобъ, жаръ, нестерпимая головная боль — смѣнялись одно другимъ. Увѣрившись, что боленъ лихорадкой, Лисицынъ накопалъ корней шиповника и сдѣлавши изъ нихъ крѣпкій отваръ, выпилъ этого настоя, въ теченіи дня три стакана, отъ чего лихорадка прекратилась. Строгая діета и осторожностъ отъ простуды, скоро довершили его выздоровленіе, а спокойствіе и хорошая пища возстановили силы.

Съ девятаго по двѣнадцатое апрѣля продолжалась страшная буря, съ пронзительной ледяной изморозью, и эти трое сутокъ Лисицынъ не выходилъ изъ хижины. Двѣнадцатаго числа солнце взошло въ полномъ блескѣ, и такъ сильно начало согрѣвать землю, что снѣгъ таялъ какъ воскъ на огнѣ, и вода сбѣгала съ возвышенностей широкими потоками. Ледъ на рѣкѣ затрещалъ; притокомъ воды его изломало на небольшіе куски, которые съ шумомъ, то сбѣгались въ сплошную массу, то разбѣгались, чтобъ снова столкнуться въ водномъ водоворотѣ. Лисицыну захотѣлось посмотрѣть, какъ льдины будутъ перескакивать по камнямъ въ море и онъ пошелъ къ берегу, съ удовольствіемъ вдыхая въ себя живительный воздухъ весны.

Не доходя съ полверсты до моря, онъ увидѣлъ человѣка, лежащаго на землѣ безъ движенія. На немъ была надѣта простая дубленка, возлѣ лежала шапка сѣраго барашка; на рукахъ были надѣты шерстяныя рукавицы въ большихъ кожаныхъ голицахъ; на ногахъ длинные сапоги съ запущенными въ нихъ плисовыми шароварами. За кушакомъ незнакомца былъ заткнутъ большой плотничный топоръ, а возлѣ него лежалъ мѣшокъ съ провизіей. Лице его нѣсколько грубое, загорѣлое, обросшее черной бородкой, имѣло печать доброты и смышлености.

Лисицынъ сознался въ своемъ дневникѣ, что первою его мыслію было — обобрать мертвеца; въ особенности его соблазнялъ топоръ, но вскорѣ человѣколюбіе взяло верхъ надъ этимъ неблагороднымъ чувствомъ: Лисицынъ бросился оказывать незнакомцу попеченія къ возвращенію ему жизни. Онъ раздѣлъ его и началъ тереть тѣло снѣгомъ, предварительно вливши въ ротъ нѣсколько капель водки изъ бутылки, найденной въ мѣшкѣ неизвѣстнаго странника.

Черезъ нѣсколько времени послышался слабый вздохъ и вскорѣ незнакомецъ разкрылъ глаза. Слава тебѣ Господи! прошепталъ онъ внятно и снова впалъ въ безпамятство. Лисицынъ удвоилъ старанія: обтерши тѣло незнакомца до суха бѣльемъ его, онъ надѣлъ на него свою собственную рубашку, одѣлъ въ его теплую одежду и тихо понесъ къ хижинѣ, взваливши на свою могучую спину. Предъ хижиной онъ избралъ мѣсто, освѣщенное солнцемъ, на которомъ разостлалъ остатокъ медвѣжьей шкуры и на немъ помѣстилъ больнаго, начавшаго приходить въ чувство. Нѣсколько глотковъ водки, влитой въ горло, заставили его снова открыть глаза.

— Гдѣ я? — спросилъ онъ слабымъ голосомъ.

— У земляка, — поспѣшилъ отвѣчать Лисицынъ, но пожалуйста не говорите, это вамъ вредно.

— Мнѣ холодно, — простоналъ незнакомецъ.

Лисицынъ попросилъ его встать и потомъ влѣзть въ отверзтіе хижины, гдѣ уложилъ въ постель, напоилъ горячимъ чаемъ и посовѣтовалъ заснуть, на что незнакомецъ охотно согласился.

Когда, наконецъ, онъ проснулся часу въ пятомъ вечера, то почувствовалъ себя бодрымъ и здоровымъ. Онъ разсказалъ, что зовутъ его Васильемъ, ремесломъ онъ кузнецъ, телѣжникъ и плотникъ. Плылъ на купеческомъ кораблѣ изъ Петербурга, вмѣстѣ съ другими рабочими; со скотомъ, хозяйственными орудіями и машинами для устройства земледѣльческаго хутора, гдѣ именно — не знаетъ, что ихъ застигла буря, въ продолженіи которой корабль бросило на мель; пассажиры, исключая его и мальчика Петра, отправились на ботѣ искать спасенія. Онъ потому остался на кораблѣ, что былъ занятъ спѣшной работой въ трюмѣ, а мальчикъ лежалъ безъ памяти въ лихорадкѣ. На другой день бури корабль сняло съ мели и вчера къ ночи принесло къ здѣшнему берегу; онъ вплавь достигъ земли, но захваченный ледянымъ дождемъ выбился изъ силъ и упалъ замертво на снѣгъ.

— Если бы не твоя милость, — добавилъ Василій, — лежать бы мнѣ не вставаючи.

— Полно говорить объ этомъ, — прервалъ Лисицынъ, — на моемъ мѣстѣ ты сдѣлалъ бы то же самое. Чѣмъ терять время въ разговорахъ, сбѣгаемъ лучше на берегъ, да посмотримъ, гдѣ корабль, можетъ быть намъ удастся спасти Петрушу.

— Да благословитъ васъ Богъ, баринъ, за вашу добродѣтель! мнѣ же окаянному и въ голову не пришло спасти человѣка; все только пекся о своемъ грѣшномъ тѣлѣ.

Они поспѣшно побѣжали къ берегу и съ радостью увидали корабль, глубоко врѣзавшійся носомъ въ песчаный мысъ и совсѣмъ обмелѣвшій. Всходъ на него былъ удобенъ. Вымочившись не болѣе какъ по поясъ, оба путника очутились на палубѣ, гдѣ Лисицына оглушило мычаніе коровъ, блеяніе овецъ и крикъ домашней птицы, вѣроятно просившихъ пищи. Двѣ большія овчарки встрѣтили пришедшихъ свирѣпымъ лаемъ, но узнавши Василія замолкли.

Петрушу нашли едва живымъ. Это былъ стройный, красивый мальчикъ, слабаго сложенія, лѣтъ шестнадцати, съ кроткими сѣрыми глазами, очень похудѣвшій отъ болѣзни. Ему немедленно были оказаны пособія, какія только могли найти подъ рукою. Потомъ Лисицынъ осмотрѣлъ имущество корабля. Здѣсь находилось все необходимое для фермерскаго хозяйства. У молодаго человѣка разбѣжались глаза при взглядѣ на множество вещей, красивыхъ и полезныхъ, такъ что съ начала все казалось нужнымъ, и онъ радовался какъ ребенокъ, что по его мнѣнію случай все это предлагалъ къ его услугамъ. Скоро строгое размышленіе умѣрило порывъ желаній; Лисицынъ понялъ, что обременять себя вещами безполезными неблагоразумно, а потому надобно было рѣшиться сдѣлать выборъ, что взять и что оставить.

— Послушай, — сказалъ онъ Василію, — случай свелъ насъ жить вмѣстѣ; будемъ же какъ братья дѣлить все пополамъ, и горе и радость, и нужду и довольство. Сядемъ и обдумаемъ хорошенько, что для насъ полезнѣе будетъ взять изъ этихъ вещей.

— Ваша правда, — отвѣчалъ Василій, — Богъ судилъ намъ жить вмѣстѣ, но вамъ какъ барину, мнѣ какъ слугѣ, которому вы спасли жизнь; выбирайте сами, что вамъ по нраву и я начну выгружать.

— Нѣтъ, Василій, я на это не согласенъ. Будемъ жить одинъ для другаго и безъ общаго совѣта ничего не дѣлать; а Петруша будетъ нашимъ младшимъ братомъ.

— Вотъ что выдумали, — весело вскричалъ Василій, — чтобы крестьянинъ могъ быть барину братомъ? что тутъ попусту калякать, располагайте мною, какъ вѣрнымъ слугой и дѣловымъ работникомъ, а изъ Петруши я сдѣлаю себѣ помощника и будемъ жить какъ Богъ велѣлъ. Когда жъ спросите моего совѣта — всегда отвѣчу по совѣсти.

— Такъ посовѣтуй же, съ чего начать разгрузку корабля? — спросилъ Лисицынъ, убѣдившись, что Василій еще не въ состояніи понять его мысли о братствѣ и равенствѣ.

— Вѣстимо съ чего, надо спасти живую тварь. За ночь корабль можетъ сняться съ мели, такъ за что же животинѣ пропадать. Снѣгъ почитай стаялъ, мѣстами трава прошибла, стало быть стадо само пропитается и намъ не сдѣлаетъ помѣхи.

— А не лучше ли намъ самимъ остаться на кораблѣ, пока его снесетъ вѣтромъ съ мели, и отплыть къ обитаемымъ мѣстамъ; насъ трое, авось какъ нибудь справимся съ парусами.

— Что вы, баринъ, затѣяли, въ трюмѣ такая течь, что просто бѣда.

— Въ такомъ случаѣ начнемъ выгружать, — сказалъ Лисицынъ со вздохомъ.

Сказано, сдѣлано. Оба товарища прежде всего перенесли на берегъ Петрушу, потомъ обоихъ овчарокъ, куръ и овецъ; послѣ этого съ большимъ трудомъ согнали съ палубы корабля коровъ и рабочихъ воловъ въ воду. Едва солнце закатилось, вся скотина была собрана на возвышенной части берега, совершенно обнаженной отъ снѣга, гдѣ жадно ѣла затхлое корабельное сѣно.

Петруша ночевалъ въ хижинѣ, а Лисицынъ съ Васильемъ и обоими овчарками остались стеречь стадо. Одну собаку звали Барбосомъ, а другую Сѣркой. По правдѣ сказать, было что и стеречь: восемь холмогорскихъ дойныхъ коровъ поражали зрѣніе знатока своей красотою и молочностью; быкъ той же породы, былъ образцомъ силы и пропорціональности всѣхъ частей тѣла; шестнадцать украинскихъ воловъ, рѣдкіе по своей необыкновенной величинѣ, толстотѣ шеи и ширинѣ груди, обнаруживали необыкновенную силу; двадцать шесть овецъ оказались чистой романовской породы. Лисицынъ съ дѣтства имѣлъ страсть къ хорошему рогатому скоту и потому восторгъ его былъ полный. Онъ очень полюбилъ Василія. Это былъ малый сорока лѣтъ, простой, добрый, веселый, трудолюбивый и набожный. Василій также полюбилъ Лисицына; они, отдоивши коровъ, проговорили до утра.

На другой день Лисицынъ, поджаривъ въ плошкѣ столовую ложку соли, захваченной съ корабля, распустилъ ее въ стаканѣ кипящей воды и остудивши далъ выпить Петрушѣ на тощакъ. Отъ этого лѣкарства, какъ въ тотъ день, такъ и въ послѣдующіе, лихорадка не возвращалась. Объ этомъ простомъ средствѣ, Лисицынъ слышалъ у тетки.

Съ ранняго утра товарищи опять отправились на корабль. Въ этотъ разъ они спустили за бортъ восемь арбъ и нагрузили ихъ двумя бочками солонины, нѣсколькими окороками ветчины, шестью кулями ржаной муки, шестью мѣшками ржи, четырьмя мѣшками ячменя, пятью кулями овса и пятью кулями соли; кромѣ того забрали множество ситъ и рѣшетъ, двадцать веретьевъ и всю мѣдную, луженую молочную посуду. Въ каждую арбу запрягли по парѣ воловъ, которые легко вывезли тяжесть на берегъ и доставили ее къ хижинѣ. Въ этотъ день не успѣли ничего болѣе взять съ корабля.

Между тѣмъ снѣгъ повсемѣстно стаялъ и начала пробиваться зеленая трава. Скотъ уже не сталъ есть затхлаго сѣна, почему воламъ и коровамъ начали давать понемногу овса.

Утромъ слѣдующаго дня, Лисицынъ и Василій опять отправились очищать корабль. Теперь они нагрузили арбы сѣмянами и земледѣльческими орудіями. Они взяли одинъ мѣшокъ озимой ржи Вазы, одинъ мѣшокъ яровой китайской ржи, мѣшокъ гималайскаго ячменя, мѣшокъ крупнаго камчатскаго овса и мѣшокъ гречи; а также нѣсколько небольшихъ мѣшковъ съ просомъ, горохомъ, льномъ, коноплей и разными травяными, огородными и садовыми сѣмянами. Изъ сельскихъ орудій было взято два плуга, двѣ сохи, два почвоуглубителя, одна скоропашка, двѣ желѣзныя бороны, одинъ пропашникъ, ручная вѣялка, двѣнадцать топоровъ, столько же косъ и серповъ, множество пилъ, заступовъ, желѣзныхъ лопатъ и вилъ, походную кузницу съ полнымъ кузнечнымъ приборомъ, полный столярный и токарный инструментъ съ токарнымъ станкомъ хорошей работы.

На слѣдующее утро взяли съ корабля все носильное платье и бѣлье; небольшой перегонный мѣдный кубъ съ трубою и кранами, три боченка съ порохомъ, боченокъ съ дробью, два пуда свинца, боченокъ съ водкой, четыре охотничьихъ ружья; мѣдный трехъ-фунтовой единорогъ съ шестью гранатами (единственная безполезная вещь, взятая по страсти Лисицына къ артиллеріи), чайный погребецъ съ полнымъ приборомъ, телескопъ, двѣ подзорныя трубки, два компаса, два самовара; большой запасъ кухонной, столовой и чайной посуды, ящикъ съ чаемъ, ящикъ съ удочками различной величины, множество веревокъ, парусовъ, желѣза и чугуна; въ томъ числѣ шестерни, колеса, подшипники и проч., выломанные изъ машинъ; одно точило и два жернова отъ ручной мельницы.

Ночью шелъ проливной дождь, съ сильнымъ южнымъ вѣтромъ, едва не сорвавшимъ брезента съ палатки, устроенной надъ вещами, взятыми съ корабля, такъ что потребовалось полнаго усилія всѣхъ троихъ обитателей пустыни, чтобъ сохранить ее въ цѣлости.

Утромъ Лисицынъ съ Васильемъ опять отправились на корабль, вооруженные топорами, съ намѣреніемъ забрать гвозди, доски и тесъ, а также остальную муку и рожь; но корабль бурей унесло въ море.

— Жаль, — сказалъ Лисицынъ, — что мы не перетащили на берегъ всѣ остальныя вещи, теперь даромъ пропадутъ.

— Полноте жалѣть, Богъ и такъ былъ очень милостивъ къ намъ, сколько полезныхъ вещей онъ даровалъ намъ по своей благости!

— Неужели ты думаешь, что Богъ нарочно послалъ имущество этого корабля такимъ ничтожнымъ людямъ какъ мы?

— Всѣмъ вы хороши, Сергѣй Петровичъ, и душа у васъ добрая и сердце жалостливое, и умомъ одарены съ преизбыткомъ, да больно плохи тѣмъ, что Божественной вѣры въ себѣ не имѣете. Если Господь промышляетъ о всякой твари, то тѣмъ паче о человѣкѣ, у котораго и волосъ не спадетъ съ головы безъ Его святой воли. Повѣрьте мнѣ, баринъ, хотя я и простой человѣкъ, но во всемъ и повсюду вижу промыслъ Божій! Неужели вы можете думать, что Господь творитъ что либо безъ благой цѣли: Вотъ онъ послалъ васъ ко мнѣ, чтобъ спасти мою жизнь, меня послалъ къ вамъ на помощь, а обоимъ намъ далъ средство воспользоваться чужимъ добромъ, чтобъ мы не знали ни въ чемъ нужды.

— Ну ужъ въ этомъ ты не убѣдишь меня, насъ свелъ случай.

— Не сердитесь на меня за правду, Сергѣй Петровичъ, мнѣ больно слышать отъ васъ такія рѣчи. Не дальше какъ вчера вы подробно разсказали мнѣ свою жизнь, позвольте же напомнить вамъ нѣкоторыя мѣста изъ нея. Не сами ли вы сознавались, что вели безполезную, распутную жизнь; любили одного себя и всѣхъ остальныхъ людей считали дрянью. Господь, видя ваше доброе сердце, не прогнѣвался на васъ до конца, но смирилъ только вашу гордость, водворивъ въ этой пустынѣ. Вы мнѣ сказывали, что поняли теперь всю несправедливость вашихъ прежнихъ поступковъ и своеобычность вашего характера. Потомъ, припомните, когда вы умирали отъ голода и, хотя безъ вѣры, призвали Господа, Онъ тотчасъ же явился къ вамъ на помощь и привелъ къ кедровому дереву, чѣмъ и спасъ васъ отъ неминуемой смерти. Припомните еще, когда вы были преслѣдуемы медвѣдемъ на деревѣ, тогда ради одного возгласа вашего «Господи помилуй!» сейчасъ же милосердый Отецъ послалъ вамъ спасительную вѣтвь для перехода на другое дерево. Подумайте хорошенько и вы непремѣнно познаете, что молитва спасла васъ, а не случай. Наконецъ прослѣдите всю свою жизнь съ малыхъ лѣтъ, и вы увидите, что вездѣ и всегда вы были сохраняемы и поддерживаемы Создателемъ, съ отеческой любовью пекущимся о своемъ созданіи. Развѣ случай спасалъ васъ столько разъ отъ смерти? Развѣ случай истребилъ вашу пищу въ пещерѣ? Развѣ случай сбилъ васъ съ предпринятаго пути и послѣ бѣдствій, какія потомъ испытали вы, привелъ опять сюда же? Нѣтъ, Сергѣй Петровичъ, Богу было угодно, чтобы вы оставались здѣсь для полученія Его даровъ; вы не послушались и за то были наказаны! Послушайте меня, ради Христа, увѣруйте въ Бога, добрый баринъ, молитесь ему отъ всего сердца, благодарите за благодѣянія отъ него получаемыя, и жизнь никогда не будетъ вамъ въ тягость, а смерть сдѣлается не страшна.

Эта простая, но съ жаромъ высказанная рѣчь сильно затронула сердце Лисицына; онъ не нашелъ ничего сказать въ опроверженіе; совѣсть говорила ему, что слова Василія, вылившіяся прямо отъ полноты сердца, дышатъ истинной.

— Благодарю за добрую рѣчь, Василій, я хорошенько ее обдумаю.

— Дай-то Господи, чтобъ слова мои упали на добрую землю, — сказалъ Василій, набожно перекрестившись.

Слѣдующія за тѣмъ трое сутокъ Лисицынъ ходилъ и отправлялъ всѣ работы молча, было очевидно, что онъ углубленъ въ серьезную думу. Василій остерегался тревожить его разспросами и въ тишинѣ молился Богу, чтобъ просвѣтилъ омраченный разумъ спасителя его жизни. Утромъ четвертаго дня, онъ нечаянно увидѣлъ Лисицына, стоящаго на колѣняхъ подъ деревомъ и молящагося со слезами. Отойдя поскорѣе назадъ, онъ также бросился на колѣна и возблагодарилъ Бога, совершившаго чудо обращенія.

Однажды, подоивши коровъ, товарищи усѣлись на холмѣ, наблюдая за стадомъ, жадно щипавшимъ траву на зеленой полянѣ.

— Сергѣй Петровичъ, — сказалъ Василій, я хочу просить васъ выслушать мою глупую рѣчь.

— Я всегда съ удовольствіемъ тебя слушаю, Василій, и рѣчи твои нахожу полезными и умными.

— Позвольте мнѣ разсказать вамъ кое-что о себѣ, я чаю, что рѣчь моя послужитъ всѣмъ намъ на пользу.

— Сдѣлай милость, разскажи; нужно и мнѣ знать тебя покороче.

— Когда, мнѣ было двѣнадцать лѣтъ, — началъ Василій, — я остался круглымъ сиротою, безъ отца и безъ матери, во сто верстахъ отъ Нерчинска, на рукахъ у искуснаго кузнеца и телѣжника; у него съ малолѣтства научился я моему ремеслу, которое очень полюбилъ, и врядъ ли въ Сибири сыщется кузнецъ али телѣжникъ искуснѣе меня. Всѣ, кто видѣлъ мою работу, говорили, что у меня золотыя руки. По смерти моего хозяина, не имѣвши достатка снять за себя заведеніе его, я поступилъ въ артель къ плотнику и тутъ научился всей строительной хитрости, работая съ хозяиномъ на казенномъ заводѣ и въ Кяхтѣ. Съ измальства будучи смышленъ и не обиженъ отъ Бога разумомъ, я топоромъ-то тяпалъ, и тѣмъ же временемъ учился калякать съ китайцами. Въ два года работъ на Кяхтѣ, я таки порядкомъ наломалъ свой языкъ, что мнѣ послѣ очень пригодилось. Тогда пронеслась молва, что есть страна великая, по которой течетъ рѣка-море, имя ей Амуръ; что по одну ея сторону, т. е. по правую, сидятъ китайцы въ своихъ городахъ и поселкахъ, а по другую, стало быть по лѣвую сторону, лежатъ пустынныя необитаемыя земли, не видавшія сохи отъ созданія міра. Тамъ ростутъ лѣса дремучіе, непроходимые; течетъ много рѣкъ многоводныхъ, въ которыхъ рыба кишмя кишитъ; что по тѣмъ мѣстамъ ершатся горы высокія, а въ нихъ текутъ жилы серебра и золота. Еще старики разсказывали, что земля та въ давніе годы была завоевана казаками русскому бѣлому царю; они и острогъ тамъ поставили, да какъ-то оплошали: китайцы ихъ оттуда выгнали и острогъ разорили; а съ той поры, незнаемо почему, землей этой не владали ни русскіе, ни китайцы. Объ Амурѣ же разсказывали, что рѣка эта всѣмъ рѣкамъ мать, что по ней, почитай на тысячу верстъ кораблямъ плавать привольно. Бывало слушаешь — сердце кипитъ, духъ захватываетъ; такъ и хотѣлось бы посмотрѣть эту страну, поплавать по той по великой рѣкѣ. Разъ, работаю въ Нерчинскѣ топоромъ и слышу солдатъ разсказываетъ, что пріѣхалъ какой-то офицеръ, ищетъ молодцовъ-охотниковъ, чтобы съ ними, по царскому указу, развѣдать рѣку Амуръ и прибрежныя земли. У меня сердце чуть не выпрыгнуло; тешу топоромъ балку, а самъ все думаю, какъ бы отыскать этого офицера. Ну-съ, на другой день я былъ принятъ къ офицеру на царскую службу и вскорѣ, въ числѣ двадцати удальцевъ, отправились на розыски. Мы нашли Амуръ-рѣку великую и осмотрѣли весь прибрежный край, даже до самаго Японскаго моря. Земля и вправду оказалась благодать: черноземъ непочатый, лѣса корабельные, трава на лугахъ въ полъ-роста человѣка, а рѣки и озера полны всякой рыбы. Пушистымъ звѣрямъ счету нѣтъ, только бить ихъ некому. Такимъ манеромъ, я пространствовалъ четыре года, да съ тѣмъ офицеромъ въ Питеръ махнулъ. Тамъ нелегкая толкнула меня жениться; признаться, оченно сердце признобило. Въ Питерѣ я прожилъ семь лѣтъ; ремесло мое давало мнѣ хорошій заработокъ, а какъ я кабаковъ и трактировъ не терплю, то жена моя жила припѣваючи, а я, глядя на нее, радовался. Вдругъ, она, голубушка, заболѣла горячкой, да и отдала Богу душу. Я съ горя чуть не рѣхнулся, оставшись опять одинъ, какъ перстъ. Тутъ захотѣлось мнѣ вернуться на родную сторону, а пуще всего поглядѣть бы опять на Амурскій привольный край. Идти сухимъ путемъ было оченно далеко; вотъ я и ухватился за случай: графъ Ш… гдѣ-то вздумалъ устроивать ферму, не то въ Камчаткѣ, не то на островахъ, Богъ его вѣдаетъ, и созывалъ туда за хорошую плату работниковъ и мастеровъ. Я нанялся кузнецомъ съ тѣмъ, чтобы черезъ два года меня безпремѣнно доставили въ Охотскъ. На этомъ пути и случилась со мною бѣда. Остальное вамъ извѣстно.

— Спасибо, Василій, за разсказъ; онъ очень заинтересовалъ меня.

— Полно такъ ли, баринъ, вѣдь я не спроста разсказалъ свою исторію.

— Такъ объяснись пожалуйста; я не понимаю тебя.

— Дѣло вотъ въ чемъ: мы теперь находимся въ обширномъ приамурскомъ краѣ; я это достовѣрно знаю. Стоитъ только лишь перевалиться черезъ горы и мы очутимся въ привольной сторонѣ, изобилующей всемъ, чего только человѣкъ пожелать можетъ. Здѣсь же какая жизнь, — Сибирь!

— Какъ, — вскричалъ Лисицынъ, — удалиться отъ моря, потерять надежду когда нибудь возвратиться на родину?

— А на что вамъ нужно это гадкое море? Развѣ у этихъ береговъ кто плаваетъ? Вотъ, въ цѣлый-то годъ видали ли вы здѣсь хоть лодочку? Чтобъ попасть намъ на родину, баринъ, нужно не море, а Амуръ; по немъ мы скоро доплывемъ до нашихъ поселеній

— Ты забылъ, что до Амура страшная даль; притомъ нужно сперва перейти горы, дремучіе лѣса, болота и рѣки.

— Что жъ такое за диво, перейти горы, съ нашими теперешними средствами; а тамъ, помимо лѣсовъ и болотъ, мы по одной изъ большихъ рѣкъ, вытекающихъ изъ горъ, доплывемъ до Амура. Проще и легче евтова пути не найдешь.

— Но кто же будетъ нашимъ проводникомъ въ этой пустынѣ?

— Во первыхъ Богъ, потомъ компасъ и наконецъ я. Пространствовавъ съ офицеромъ въ этомъ краѣ четыре года, я таки смекну кое-что. Подумайте, баринъ, хорошенько; право, моя рѣчь того стоитъ.

Лисицынъ всю ночь продумалъ о предложеніи Василья, и пришелъ къ тому заключенію, что лучше послѣдовать его совѣту, чѣмъ оставаться здѣсь, въ ожиданіи случайнаго прихода корабля. Слѣдуя къ Амуру и потомъ по этой рѣкѣ, онъ все-таки съ каждымъ днемъ будетъ приближаться къ родинѣ, какъ бы ни былъ труденъ и продолжителенъ путь; здѣсь же будетъ въ бездѣйствіи ожидать спасенія, какъ говорится, сложа руки сидѣть у моря и ждать погоды. Наконецъ и самый разсказъ Василія о чудесномъ краѣ плѣнилъ его молодое воображеніе.

— Что жъ, баринъ, какъ вы разсудили? — спросилъ утромъ Василій, — глупа была моя вчерашняя рѣчь, али нѣтъ?

— Я соглашаюсь на твое предложеніе, любезный другъ!

— Слава Богу! — вскричалъ обрадованный Василій, снявъ шапку и перекрестившись. — Повѣрьте, Сергѣй Петровичъ, отъ моего совѣта худа не будетъ. Видно такъ угодно Богу, чтобы мнѣ безъ васъ не жить на свѣтѣ, а вамъ безъ меня долго не увидать родины.

— Я думаю, что ты правъ; благодарю тебя за совѣтъ!

— Спасибо вамъ, что послушались, а то у меня не хватило бы совѣсти оставить васъ, и изнылъ бы я съ тоски.

Рѣшивши походъ, всѣ дружно принялись укладывать вещи на арбы. Укрывши возы веретьями и увязавши веревками, приготовили все къ продолжительному переѣзду. Перваго мая, помолясь усердно Богу, чтобы благословилъ и сохранилъ ихъ въ пути, путешественники заложили въ каждую арбу по парѣ воловъ; коровъ привязали сзади къ арбамъ, а овецъ поручили гнать Петрушѣ, въ слѣдъ за караваномъ, подъ охраненіемъ овчарокъ. Предъ отправленіемъ въ невѣдомый путь, Лисицынъ подвѣсилъ подъ потолкомъ своей хижины мѣшокъ съ рожью, собралъ въ ней всю глиняную посуду своего издѣлья, и еще оставилъ тамъ топоръ, большой ножъ, пилу, лукъ съ стрѣлами, огниво съ кремнемъ, и жестяной ящикъ съ трутомъ и сѣрными спичками. Это онъ сдѣлалъ на случай, если бъ забрелъ сюда подобный ему несчастливецъ. Потомъ заткнулъ отверзтія хижины и далъ сигналъ тронуться въ путь. Веселый скрипъ колесъ, мычаніе коровъ, блеяніе овецъ и радостный лай собакъ шумно огласили окрестность, сливаясь съ громкою пѣснью Василія.

Лисицынъ не безъ чувства сожалѣнія оставлялъ мѣста, дорогія ему по воспоминаніямъ его несчастій, трудовъ и нѣкотораго довольства, послѣ испытанныхъ имъ тяжкихъ лишеній. Настоящее какъ ни было худо, но вѣрно, а будущее… кто знаетъ, что оно сулило ему въ неизвѣстной странѣ. Вотъ хижина начала скрываться отъ глазъ и, наконецъ, на поворотѣ совершенно исчезла. Лисицынъ вздохнулъ и перекрестился, поручивъ себя милосердію Божію.

Теперь я могу разсказать моимъ молодымъ читателямъ, что правдивыя слова Василія, исполненныя сердечной теплоты и живой вѣры, имѣли благодѣтельное вліяніе на Лисицына. Онъ уразумѣлъ промыслъ Божій и всѣмъ сердцемъ предался Творцу. Онъ теперь не встрѣчалъ утра, не ложился въ постель и не приступалъ ни къ какому дѣлу безъ искренней молитвы. Теперь всѣ его душевныя силы были направлены къ тому, чтобъ исправить свои закоренѣлые пороки, смягчить недостатки характера и дѣлать добро во славу Божію, а не для удовлетворенія своего тщеславія. За то какъ весело и легко стало у него на душѣ; съ какимъ терпѣніемъ онъ умѣлъ теперь переносить неудачи, съ какимъ удовольствіемъ предавался труду, съ какою благодарностію Творцу встрѣчалъ всякую радость, съ какимъ безстрашіемъ шелъ на встрѣчу опасностей, ободряемый твердою вѣрою, что у него есть крѣпкій защитникъ — Господь.

Взгляните на него и вы съ трудомъ оторвете, глаза. Вотъ онъ твердо и весело шагаетъ по зеленой муравѣ сзади каравана, что придаетъ какую-то особенную прелесть его высокому росту и стройной таліи. Его темно-русая бородка, нѣсколько клиномъ и густые каштановые кудри, выбивающіеся изъ-подъ фуражки, придаютъ что-то изящное его физіономіи. Лучи утренняго солнца играютъ на вороненыхъ стволахъ его охотничьяго ружья, на пистолетахъ, заткнутыхъ за поясомъ и на ножнахъ кинжала, украшенныхъ серебромъ.

Караванъ двигался по компасу прямо на югъ, въ томъ вниманіи, что слѣдуя поэтому направленію, путешественники должны непремѣнно выйти къ Амуру, текущему отъ запада на востокъ. До захожденія солнца Лисицынъ благополучно прибылъ къ горнымъ отрогамъ. Путь по долинѣ совершился безъ затрудненія, но теперь предстояло бороться съ препятствіями; поэтому, расположившись у подошвы горъ, путешественники разложили костры для отогнанія звѣрей и усѣлись на травѣ ужинать, разсуждая какимъ образомъ продолжать путь.

— Будьте благонадежны, — говорилъ Василій, — здѣшнія горы не такія, чтобъ не возможно было черезъ нихъ переѣхать; гдѣ будетъ трудно, маленичко въ сторону возьмемъ и опять наладимъ по компасу на надлежащій трахтъ.

— Ну, а если встрѣтятся со всѣхъ сторонъ непреодолимыя преграды, тогда что мы будемъ дѣлать?

— Эво что сказали, да этого статься не можетъ, а если бъ и взаправду случилось, такъ что жъ изъ этого? вы вѣдь не на вѣтеръ обучались разнымъ заморскимъ хитростямъ; а я смѣло скажу, что знаю мое ремесло. Ваша голова, сударь, и мои руки, вездѣ проложатъ намъ дорогу.

Лисицынъ засмѣялся надъ увѣренностію своего товарища, но этотъ смѣхъ былъ прерванъ испугомъ стада; собаки залились страшнымъ лаемъ и бросились въ кусты, гдѣ вздумалъ было притаиться голодный волкъ, подкрадывавшійся къ овцамъ. Барбосъ и Сѣрка разомъ вцѣпились въ оторопѣвшаго звѣря и Василій скоро завладѣлъ его шкурой.

Рано утромъ, съ компасомъ и топоромъ въ рукахъ, кузнецъ отправился въ горы отыскивать удобный въѣздъ, обѣщавши давать о себѣ извѣстіе товарищамъ выстрѣлами; а Лисицынъ, оставшійся съ Петрушей при обозѣ, обѣщался поддерживать большой дымъ, по которому Василій могъ бы отыскать мѣстопребываніе каравана. Черезъ нѣсколько часовъ, Василій явился съ веселымъ лицемъ, объявивъ, что нашелъ удобный путь для каравана,

— Какъ ты не заплутался? — спросилъ съ участіемъ Лисицынъ.

— А топоръ-то на что? Кабы вы, баринъ, ножичкомъ дѣлали мѣтки на деревьяхъ, такъ легко отыскали бы обратный путь во время вашего несчастнаго странствованія по лѣсамъ.

— Какъ это просто и какъ умно, — сказалъ Лисицынъ.

— Не даромъ сложена пословица, баринъ: «вѣкъ живи, вѣкъ учись!» Однако намъ пора трогаться въ путь.

Караванъ двинулся въ прежнемъ порядкѣ и постепенно началъ подниматься все выше. Мѣстность съ каждымъ шагомъ дѣлалась разнообразнѣе и живописнѣе: тамъ кипѣлъ горный потокъ, каскадомъ низвергавшійся въ бездну; тутъ виднѣлась обставленная горами долина, застланная яркимъ ковромъ живыхъ цвѣтовъ; здѣсь встрѣчалась живописная группа вѣковыхъ сосенъ или ярко-зеленой пихты; мѣстами попадалось величественное озеро, въ которомъ небо смотрѣлось какъ въ зеркалѣ и ели купались своими мрачными, опрокинутыми вершинами. Весь этотъ видъ дикой, дѣвственной природы былъ оживленъ стаями птицъ, порхавшихъ по всѣмъ направленіямъ и изрѣдка мычаніемъ воловъ, дружно влекшихъ свои тяжелыя арбы по твердой песчаной почвѣ.

На крутыхъ спускахъ, путешественники тормозили колеса, а на значительныхъ подъемахъ, гдѣ воламъ приходилось не подъ силу поднимать тяжести, они разгружали арбы и перевозили вещи на возвышенность въ нѣсколько пріемовъ. Мѣшавшія на пути деревья спиливались или срубались; топкія мѣста застилались фашинами и накидывались сверху плетнями, по которымъ какъ по мосту, свободно переправлялся транспортъ. Черезъ глубокіе ручьи и разсѣлины набрасывались не толстыя бревна и настилались хвоей; словомъ, путешественники твердой волей и разумнымъ трудомъ преодолѣвали препятствія, представляемыя дикою мѣстностью въ ихъ пути. Конечно, такой способъ передвиженія былъ медленъ, не менѣе того, они съ каждымъ днемъ подавались впередъ.

Ночлеги избирались въ долинахъ, изобильныхъ травою, при рѣчкахъ или озерахъ, доставлявшихъ какъ скоту, такъ и усталымъ странникамъ, превосходную свѣжую пищу. Въ теченіи двухъ-недѣльнаго шествія, они потеряли только одну овцу, при неосторожномъ прыжкѣ упавшую въ пропасть. Волы и стадо, благодаря обильной пищѣ, были сыты, бодры и здоровы.

Чѣмъ дальше они подвигались въ горы, тѣмъ мѣстность дѣлалась суровѣе и путь затруднительнѣе. Однажды, пройдя цѣлый день вдоль узкой долины, заключавшейся между двумя отвѣсными скалами и постепенно съуживавшейся, они пришли къ ущелью, служившему выходомъ; но въ этомъ самомъ мѣстѣ путь ихъ преграждался огромнымъ камнемъ, повидимому недавно обрушившимся съ ближайшей горы; за этимъ камнемъ начиналась окраина глубокой пропасти и путь долженъ былъ пролегать по этой окраинѣ, которая, по мѣрѣ своего протяженія, дѣлалась все шире и удобнѣе для проѣзда.

— Вотъ грѣхъ-то! — вскричалъ Василій; — ворочаться назадъ много времяни потерямъ, а одолѣть этого чурбана не одолѣемъ, — въ немъ чай больше ста пудовъ будетъ. Видно придется подложить шапку пороху.

— Зачѣмъ тратить порохъ, найдемъ и другое средство.

— Ужъ не чаете ли вы камень-то сдвинуть руками? Нѣтъ, баринъ, хитра будетъ эта штука:

— Именно руками, Василій, только съ помощью рычага и головы, на которую ты такъ много надѣялся. Теперь ужъ становится поздно, сперва переночуемъ въ этой долинѣ.

— Да я-то все ума не приложу, какъ это вы сдвините съ мѣста безъ пороху такую махину.

— Скажу тебѣ словами сказки: ложись спать, утро вечера мудренѣе.

Вставши рано, Лисицынъ вмѣстѣ съ Васильемъ выпилили пяти-саженное бревно, а отъ комля отпилили двухъ-аршинный отрѣзокъ толщиною не менѣе аршина (фиг. 10); потомъ немного подкопавшись подъ камень, они подсунули подъ него тонкій конецъ бревна, поднявши толстый конецъ его на козлы; послѣ этого подкатили подъ тонкій конецъ отрѣзокъ, и, вышибивши козлы, налегли всею тяжестію своего тѣла, на толстый конецъ бревна. Отъ этого дѣйствія, камень повернулся на бокъ; повторивъ этотъ же пріемъ еще три раза, они скатили гиганта въ бездну, куда онъ полетѣлъ съ оглушительнымъ шумомъ.

Очистивъ такимъ образомъ дорогу, они осторожно провели скотъ по узкому мѣсту, и два дня прошли безпрепятственно. На третій день путь ихъ былъ прегражденъ крутымъ, почти отвѣснымъ обрывомъ, сажень въ десять вышины. У подошвы этого обрыва разстилалась обширная зеленая равнина, пересѣченная серебристыми ручейками, живописно извивавшимися по темной зелени. Горы со всѣхъ сторонъ отступили далеко; поэтому, если бъ путешественники отыскали гдѣ нибудь удобный спускъ, то могли надѣяться безпрепятственно пройти значительное пространство.

До самой ночи, Лисицынъ и Василій отыскивали спускъ съ крутизны и возвратились къ своему стаду усталые и печальные. Василій, по обыкновенію любившій поговорить, былъ нѣмъ какъ рыба.

— Что-жъ, баринъ, нужно вернуться, сказалъ угрюмо кузнецъ на слѣдующее утро.

— Не нужно, другъ мой, я не спалъ всю ночь, продумавши, какъ дуракъ, объ нашемъ горѣ, и ларчикъ просто открылся.

— Про какой ларчикъ вы говорите? — спросилъ удивленный Василій.

— Виноватъ, я темно выразился. Я хотѣлъ сказать, что мы легко спустимся съ этой страшной крутизны.

— Кубаремъ что ли? полно шутить-то, баринъ; мнѣ, право, не до шутокъ, такое зло беретъ, что готовъ башку свою разбить о камень.

— Побереги свою голову, дружище, я вовсе не шучу. Не случалось ли тебѣ видѣть, какъ роютъ глубокіе колодцы?

— Какъ не видать, сколько разъ видѣлъ. Вѣстимо, спускаютъ человѣка на веревкѣ; онъ тамъ копаетъ, а землю со дна подымаютъ въ ушатахъ.

— Совершенно такъ; а какимъ способомъ это дѣлаютъ?

— Отецъ родной, — вскричалъ обрадованный Василій, обнимая Лисицына, — теперь и я скажу, что мы легко спустимся внизъ; веревокъ, желѣза, чугуна, всего у насъ вдоволь, а лѣсъ самъ просится подъ топоръ! вѣдь вотъ не вошло же въ мою дурацкую голову такое сподручное средство.

Словомъ, Лисицынъ захотѣлъ воспользоваться одною изъ простыхъ машинъ, называемой воротомъ. Для устройства ея нужно было время, почему рѣшили расположиться таборомъ, близъ спуска, потому что тутъ была хорошая вода, сочная трава и прямыя строевыя деревья. Петруша былъ обязанъ пасти скотъ и готовить пищу, а Лисицынъ съ Васильемъ принялись пилить лѣсъ.

Вечеромъ прибѣжалъ къ нимъ мальчикъ въ чрезвычайномъ испугѣ, такъ что нѣсколько минутъ не могъ выговорить ни одного слова.

— Что съ тобой, Петруша? ты блѣденъ, какъ полотно, — спросилъ Лисицынъ.

— Бѣгите, спасайтесь, — закричалъ мальчикъ; — неподалеку отсюда я видѣлъ страшнаго звѣря, который прикинулся спящимъ; но онъ меня видѣлъ, сейчасъ придетъ сюда и всѣхъ насъ изорветъ въ клочки! — говоря это, Петруша сильно дрожалъ.

Лисицынъ зналъ, что въ лѣса южной Сибири забѣгаютъ иногда леопарды, почему и предположилъ, что мальчикъ видѣлъ этого дѣйствительно опаснаго звѣря. Онъ поспѣшно схватилъ ружье и кинжалъ и пошелъ по указанію Петруши, не смотря на просьбы Василія ожидать нападенія на мѣстѣ стоянки и защищаться общими силами, завернувъ за уголъ скалы; охотникъ увидѣлъ большаго горнаго козла, съ огромнѣйшими рогами, который, услыша приближеніе человѣка, встрепенулся и собирался сдѣлать прыжокъ, какъ вѣрная пуля принудила его остаться на мѣстѣ.

Съ громкимъ смѣхомъ онъ притащилъ свою добычу къ товарищамъ, и долженъ былъ употребить въ дѣло все свое краснорѣчіе, чтобъ доказать Петрушѣ, что это самое невинное животное, если его не привести въ отчаяніе. Бѣдный мальчикъ не могъ принудить себя подойти даже къ мертвому страшилищу; такъ пугала его косматая голова, борода и исполинскіе рога его. Петруша только тогда началъ смѣяться надъ своимъ страхомъ, когда отвѣдалъ за ужиномъ превосходнаго мяса этого животнаго.

На слѣдующій день, у самой окраины обрыва, начертили кругъ и провели на немъ два діаметра, взаимно перпендикулярные одинъ къ другому (фиг. 11); на концахъ діаметровъ врыли столбы и соединили ихъ сверху крестообразно перекладинами. Въ центрѣ круга врыли деревянный чурбанъ, въ которомъ врѣзали чугунное гнѣздо и въ немъ утвердили желѣзный шпиль вертикальнаго столба, съ продолбленными въ немъ четырьмя сквозными отверзтіями, сквозь которыя были продѣты крестообразно бруски, соединенные съ обоихъ концевъ и продольно другими прочными брусками; на эти послѣдніе навивался канатъ. Съ помощью кольевъ, механизмъ легко поворачивался на своей оси, и тяжесть, привязанная къ концу каната, при помощи блока (фиг. 12), могла опускаться медленно, безъ большаго усилія для людей. (Чертежъ вполнѣ объясняетъ эту простую машину.) Тяжести легко было спускать этимъ способомъ; а для живой скотины, Лисицынъ придумалъ родъ клѣтки, въ которой животное помѣщалось хотя не совсѣмъ удобно, но безопасно. Окончивъ въ нѣсколько дней всѣ эти приготовленія, путешественники спустили въ долину сперва Петрушу съ собаками, потомъ овецъ, за ними по одиночкѣ крупный скотъ и наконецъ вещи и арбы. Оставалось спуститься имъ самимъ. Желѣзо и чугунъ жаль было оставить въ пустынѣ; они разобрали машину и покидали всѣ ея части въ долину; сами же спустились по веревкѣ, привязанной къ колу, вбитому въ землю на столько, чтобъ его можно было выдернуть, дергая снизу за веревку.

Нѣсколько сутокъ караванъ двигался этой долиной безпрепятственно. Горы стали опять сбѣгаться съ обоихъ сторонъ и спереди, наконецъ, путь былъ прегражденъ длиннымъ, глубокимъ озеромъ, концы котораго, образуя непроходимое болото, примыкали къ горамъ на необъятномъ протяженіи. Озеро это въ самомъ узкомъ мѣстѣ имѣло не менѣе шестидесяти сажень. Остановившись близъ него на роздыхъ, Лисицынъ и Василій употребили два дня на отысканіе прохода, но повсюду встрѣчали крутыя, почти отвѣсистыя скалы, поросшія непроходимымъ лѣсомъ и удобное мѣсто для пути виднѣлось только за озеромъ, а для переправы черезъ него не было ни вблизи, ни вдали лѣснаго матеріяла. По всей обширной долинѣ росли только мелкіе кустарники, вербы и ивнякъ.

— Мы теперь попались, какъ мышь въ ловушку, — сказалъ печально Василій, бросившись усталый на траву, — нигдѣ нѣтъ выхода изъ этой луговины.

— Зачѣмъ отчаяваться, — возразилъ Лисицынъ, — лучше подумаемъ хорошенько, какъ бы переправиться черезъ озеро на ту сторону.

— Если бъ на этой сторонѣ росло хотя одно дерево, такъ я сумѣлъ бы изладить плотъ; на немъ мы переплыли бы на ту сторону и тамъ срубили бы большой плотъ для переправы скотины и поклажи, а съ кустами, что подѣлаешь?

— Я знаю, Василій, что ты не умѣешь плавать, но за то я мастерски плаваю; поэтому наше дѣло не пропащее.

— А что вы одни-то сдѣлаете на той сторонѣ?

— И то правда; я одинъ не въ силахъ буду притащить дерево къ озеру. Необходимо, Василій, и тебѣ переплыть со мною на тотъ берегъ.

— Радъ бы всею душею; но что же сдѣлаешь, коли Господь не далъ таланту.

— Я тебѣ ручаюсь, что со мною переплывемъ невредимо.

— Не ручайтесь, баринъ; мнѣ только стоитъ лечь на воду, и я пойду, какъ ключъ, ко дну.

— А вотъ самъ увидишь, что я говорю правду; только для этого нужно пожертвовать двумя овцами, а какъ мясо ихъ мы можемъ съѣсть, то это и не будетъ жертвой.

Василій вытаращилъ глаза отъ изумленія, не понимая какимъ образомъ смерть овецъ научитъ его плавать; однако, привыкши слушаться Лисицына, безпрекословно принялся рѣзать овецъ и по указанію его сдирать шкуру цѣликомъ, какъ это дѣлаютъ для бурдюковъ, при перевозкѣ въ нихъ жидкости. Завязавши крѣпко всѣ отверзтія, изключая одного, служившаго краномъ, они, съ помощью кузнечнаго мѣха, наполнили шкуры воздухомъ и потомъ крѣпко завязали самые краны. Отъ этого получились двѣ воздушные подушки, не могущія погружаться въ водѣ безъ большаго усилія. Соединивъ эти мѣха въ нѣсколькихъ мѣстахъ ремнями, Лисицынъ легъ по серединѣ между ними и доказалъ своему товарищу, что они превосходно поддерживаютъ тѣло на водѣ. Василій сперва попробовалъ плавать возлѣ берега, и, наконецъ, увѣрившись въ совершенной безопасности, переплылъ озеро рядомъ съ Лисицынымъ. Оба имѣли за спиною по топору и пилѣ. Когда товарищи достигли берега, Василій бросился обнимать Лисицына и благодарить за умный совѣтъ.

Они въ теченіи двухъ дней сдѣлали плотъ, на которомъ безъ труда перевезли скотъ и вещи, управляя вмѣсто веселъ шестами.

Однажды имъ пришлось подниматься на неприступную крутизну, Лисицынъ не испугался этого обстоятельства, онъ опять употребилъ въ дѣло воротъ (фиг. 13), но только далъ ему горизонтальное положеніе, и съ одного конца придѣлалъ маховое колесо, какъ бываетъ у колодезей, что ясно видно изъ чертежа. Этимъ способомъ въ прочныхъ, брусчатыхъ клѣткахъ, подняли на возвышенную плоскость скотъ и имущество безъ потери.

Послѣ этого путешественники цѣлую недѣлю двигались свободно, не встрѣчая важныхъ препятствій; наконецъ, слѣдуя по горному хребту, они приблизились къ разсѣлинѣ неизмѣримой глубины, имѣвшей въ самомъ узкомъ мѣстѣ до десяти сажень ширины; обойти эту разсѣлину оказалось невозможнымъ. На этотъ разъ, Лисицынъ опустилъ руки и угрюмо сѣлъ на камень, не находя никакого способа къ переправѣ. Василій же, напротивъ, преспокойно усѣлся на травѣ ужинать.

— Ты вѣроятно знаешь средство перелетѣть черезъ эту проклятую разсѣлину, — сказалъ съ досадою Лисицынъ, наводя большую подзорную трубу на мѣстность за разсѣянной.

— Убей меня лѣшій, если я что нибудь знаю, — отвѣчалъ Василій, спокойно продолжая ѣсть.

— Отъ чего же ты такъ равнодушенъ къ тому, что намъ придется повернуть назадъ? Не будь этой пропасти, мы спустились бы въ страну равнинъ: я на самомъ дальнемъ горизонтѣ не вижу болѣе горъ.

— Я отъ того покоенъ, баринъ, что надѣюсь на вашу голову; не въ первой разъ приходится вамъ выручать насъ.

— Тутъ ровно ничего не сдѣлаешь: пропасть очень широка и глубока.

— Вѣдь спускались же мы съ высокихъ кручъ и подымались на отвѣсныя горы и все-таки, благодаря вамъ, оставались цѣлы.

— Хорошо; спуститься на дно пропасти, пожалуй найдется возможность; а какъ поднимемся на противоположную кручъ?

— Это ужъ ваше дѣло придумать; я что придумаю, неученый, темный человѣкъ.

— По моему, Василій, намъ остается одно средство — вернуться и перейти горы другимъ путемъ.

— Что вы, баринъ, мы этакъ все лѣто проходимъ взадъ и впередъ, а зимой по Амуру намъ не дорога. Ужъ какъ хотите, а намъ непремѣнно надобно здѣсь переправиться.

— Какой ты сдѣлался упрямый; самъ видишь, что нѣтъ возможности перейти черезъ пропасть.

— Вѣстимо не перескочишь; а вы, баринъ, подумайте хорошенько; на что жъ вамъ данъ великій разумъ, какъ не на то, чтобъ сухимъ изъ воды выходить.

Василій продолжалъ ужинать, не обнаруживая, ни нетерпѣнія, ни тревоги; а Лисицынъ подошелъ къ самой окраинѣ пропасти, чтобъ лучше ее осмотрѣть. Берега ея были почти отвѣсные и скалистые, съ острыми выступами, не представляющіе никакой возможности даже спуститься на узкое дно, по которому во мракѣ клокоталъ бурный потокъ. Весь слѣдующій день Лисицынъ осматривалъ берега разсѣлины на протяженіи нѣсколькихъ верстъ, но повсюду встрѣчалъ ту же грозную неприступность. Самымъ узкимъ мѣстомъ оказался первоначальный пунктъ. Пришедши только къ ужину, совершенно усталый и недовольный своими поисками, Лисицынъ печально опустился на траву.

— Неужели вы еще ничего не придумали? — спросилъ Василій.

— Ровно ничего. Тутъ хоть годъ думай, ничего не придумаешь. Остается вернуться назадъ.

— Зачѣмъ ворочаться; подумайте еще денекъ-другой и авось дѣло сладится.

— Какой ты сталъ досадный, Василій; самъ придумывай переправу, а я отказываюсь.

— Полноте сердиться, баринъ, вѣдь этимъ горю не поможешь. Вы лучше у Бога попросите разума.

— Да что тутъ можетъ сдѣлать человѣческій разумъ?

— Можетъ сдѣлать мостъ, удобный для прохода, ну хоть пары воловъ съ пустой арбой; а вещи мы и на рукахъ перенесемъ.

— Мостъ? ты съ ума сошелъ, здѣсь нужны крылья.

— Нѣтъ, баринъ, какъ хотите; а придумайте мостъ. Для чего же было и учиться всякой заморской премудрости. Я въ Питерѣ слышалъ, за моремъ выдумали безъ лошадей ѣздить, да за тысячу верстъ другъ съ другомъ разговаривать. Это будетъ похитрѣе моста; а вѣдь дошли же до такого чуда. Поразмыслите только хорошенько, у насъ и будетъ мостъ. Я въ этомъ такъ увѣренъ, что просплю всю ночь въ ожиданіи тяжелой работы.

Василій дѣйствительно спокойно улегся, предоставивъ Лисицыну размышлять на свободѣ объ его словахъ. Въ умѣ нашего героя еще ни разу не являлась мысль о мостѣ; Василій далъ ему новую идею, за которую Лисицынъ ухватился со всею энергіей своего пылкаго темперамента. Онъ всю ночь просидѣлъ возлѣ разселины, чертя и дѣлая вычисленія, такъ что едва замѣтилъ величественное восхожденіе солнца. Наконецъ, усталый, бросился на медвѣжью шкуру и крѣпко заснулъ. Василій съ Петрушей выдоили коровъ и успѣли плотно позавтракать, когда проснулся Лисицынъ.

— Что же, баринъ, будетъ у насъ мостъ? — спросилъ Василій.

— Будетъ! — отвѣчалъ Лисицынъ, — и этимъ мы обязаны тебѣ.

— Мнѣ? вотъ те на! да я и во снѣ не видалъ, какъ его сдѣлать.

— Ты далъ мнѣ дѣльную мысль, и я приведу ее въ исполненіе.

Товарищи дружно принялись за работу, и въ нѣсколько дней устроили чрезъ пропасть мостъ, слѣдующимъ образомъ:

Срубили три дерева, изъ которыхъ выпилили три бревна въ семь сажень длиною и шести вершковъ въ тонкомъ концѣ (фиг. 14). Вырыли три ровика, перпендикулярно къ краю разселины, на два аршина глубиною, сведя ихъ подошву на нѣтъ; въ эти ровики погрузили бревна толстыми концами, такъ чтобы они на половину своей длины были въ землѣ, а другой половиной выдвигались надъ пропастью; толстые концы укрѣпили во рву сваями и засыпали землею, нагрузивъ сверху камнями; выдавшіеся надъ пропастью концы бревенъ забрали поперечными тонкими бревнами. Чтобы перебраться на другую сторону разселины, для исполненія подобной же работы, съ этого края бревенчатой настилки, было положено длинное тонкое бревно, касавшееся концомъ своимъ противоположнаго берега пропасти. Василій, привычный къ работѣ на высотѣ нѣсколькихъ сажень надъ землею, смѣло переползъ по дереву, но Лисицынъ, опасаясь головокруженія, накинулъ на гладкое бревно свободную петлю изъ прочной веревки, другой конецъ которой обвязалъ вокругъ своей таліи; такимъ образомъ, если бы онъ свалился съ бревна, то, повиснувъ на веревкѣ, собственною тяжестію заставилъ бы петлю скользить по гладкому бревну до другаго края пропасти, гдѣ съ помощію Василія могъ взобраться на обрывистый берегъ. Однако же и онъ переправился благополучно, хотя во все время пути имѣлъ закрытые глаза. Устроивши и съ этой стороны звено моста, подобное первому, они легко положили чрезъ средній узкій пролетъ брусья и настлали по нимъ тонкія, поперечныя бревна. Для большей безопасности были устроены прочныя перила.

На четвертый день послѣ переправы черезъ пропасть, путешественники спустились въ равнину, покрытую лѣсомъ и распрощались съ горами; а чрезъ два дня прибыли къ широкой и глубокой рѣкѣ, имѣвшей направленіе на югъ, слѣдовательно къ Амуру. Теченіе ея было быстрое и вода въ ней необыкновенно прозрачна, такъ что волны, отражая лучи солнца, блестѣли какъ брильянты. поэтому сходству, Лисицынъ въ своемъ дневникѣ далъ этой рѣкѣ названіе Алмазной.

Избравши поляну по близости берега, удобную для водопоя, странники расположились здѣсь на отдыхъ. Они прежде всего искренно возблагодарили Бога за счастливое окончаніе перехода черезъ горы, потомъ занялись устройствомъ шалаша, для укрытія себя отъ дождя и солнечнаго зноя. Іюльскіе жары наступили во всей своей силѣ.

Василій взялся съ помощью товарищей построить барку, удобную для путешествія по рѣкѣ, и помѣстительную для скота и тяжестей. Первый день странники посвятили совершенному отдыху; но Лисицынъ, привыкшій въ теченіе этого труднаго пути къ дѣятельности, не могъ оставаться въ праздности. Онъ отправился въ ближайшій лѣсъ на охоту. Пройдя около полуверсты, набрелъ на озеро, по которому плавали стаи гусей и утокъ, чѣмъ оправдывались увѣренія Василія въ изобиліи пріамурскаго края. Настрѣлявши достаточно этой дичи, онъ повѣсилъ убитыхъ птицъ на вѣтвяхъ сосны и вошелъ въ ущелье, образуемое двумя лѣсистыми кручами, по срединѣ котораго протекалъ узкой лентой серебристый ручеекъ. Здѣсь глазамъ его представилось любопытное зрѣлище: двѣ дикихъ кошки, съ красноватою шерстью, красиво оттушеванной темными поперечными полосами, свирѣпо дрались между собою; не вдалекѣ отъ нихъ лежалъ растерзанный котенокъ, другой же забился съ испуга подъ камень. Озлобленныя животныя долго грызлись и царапались когтями, наконецъ сцѣпившись въ одну массу, скатились въ ближайшую разселину. Лисицынъ поспѣшилъ захватить молоденькаго котенка, въ надеждѣ сдѣлать его ручнымъ. Крошечный котъ успѣлъ однако же выказать свою свирѣпую натуру, укусивши и оцарапавши руку похитителя. Несмотря на это, плѣнникъ былъ опущенъ въ якташъ, съ принятіемъ мѣръ предосторожности, чтобъ нь могъ вырваться на волю. Захвативши по дорогѣ дичь, Лисицынъ весело возвратился въ шалашъ. Василій съ удовольствіемъ принялся кормить котенка парнымъ молокомъ, но какъ дикарь не умѣлъ его лакать, то онъ погружалъ его мордочку въ молоко, отъ чего котенокъ уморительно отфыркивался и дѣлалъ судорожныя эволюціи лапками, къ особенному удовольствію Петруши, который прыгалъ какъ ребенокъ и смѣялся отъ души.

На слѣдующій день приступили къ постройкѣ барки. Сперва употребили нѣсколько дней на приготовленіе матеріяла, состоявшаго изъ цѣльныхъ и распиленныхъ бревенъ пихты, а потомъ отыскали удобное мѣсто для постройки: оно состояло изъ широкаго оврага, размытаго весенними водами, на днѣ котораго съ быстротою бѣжала мелкая рѣчка, проложившая себѣ путь между плитами крѣпкаго песчаника. Мѣсто выбрали какъ можно ближе къ рѣкѣ; вмѣсто свай по распоряженію Василія послужили плиты, на которыхъ онъ и основалъ дно барки. Работа кипѣла: тяжелыя бревна, кокоры и брусья подвозили волы, а съ помощію веревокъ, рычаговъ и ворота, товарищи поднимали ихъ и клали на мѣсто, соединяя, гдѣ нужно желѣзными связями. Барка ихъ имѣла 24 аршина длины и десять аршинъ ширины; на обоихъ ея концахъ были устроены подъ крышею помѣщенія для нашихъ путниковъ и для овецъ. Борты барки обнесли перилами въ видѣ рѣшетки, чтобъ овцы не могли свалиться въ воду при неосторожномъ прыжкѣ. Наконецъ, барка была совсѣмъ готова незадолго до заката солнца и работники съ радостію возвратились въ шалашъ, подкрѣпить себя пищею и сномъ.

На другой день солнце взошло великолѣпно, ни одного облачка не было на голубомъ, безпредѣльномъ небѣ. Прохладный вѣтеръ лѣниво качалъ верхушки исполинскихъ сосенъ и елей и едва рябилъ прозрачныя воды широкой рѣки, рѣзвыя птички весело перепархивали съ куста на кустъ, гармонически распѣвая въ воздухѣ, а роса на каждомъ листкѣ, на каждой травинкѣ горѣла въ лучахъ солнца тысячью разноцвѣтныхъ огней. Легко и радостно было дышать этимъ свѣжимъ утреннимъ воздухомъ, невыразимо отрадно любоваться этой дѣвственной лѣсной природой. Лисицынъ, Василій и Петруша съ особенною радостію встрѣтили это чудное утро; ихъ веселила надежда скоро пуститься внизъ по разгульной рѣкѣ къ величественному Амуру и опять увидать свою милую родину.

Окончивъ утреннія занятія, они пошли любоваться своей баркой. Лисицынъ остался доволенъ ея помѣстительностью, Василій прочной работой, а Петруша не могъ обуздать своего восторга; онъ осмотрѣлъ всѣ уголки до малѣйшей подробности и весело, то размахивалъ весломъ въ воздухѣ, представляя, что гребетъ, то поворачивалъ тяжелый руль, легко повиновавшійся его усиліямъ.

— Знатная барка, — сказалъ Василій, — по всему вижу, будетъ легка на ходу.

— Дай Богъ, — отвѣчалъ Лисицынъ, — но вотъ въ чемъ дѣло, подниметъ ли она насъ со скотомъ и всѣмъ нашимъ имуществомъ?

— Есть о чемъ печаловатЬся, баринъ, вдвое подниметъ противу нашего груза и все-таки не сядетъ глубоко въ воду; ужъ за это ручаюсь; не въ первой разъ приходится строить, эта же голубушка красивѣе всѣхъ вышла, а прочна, какъ словно литая.

— Сможемъ ли мы сдвинуть ее въ воду?

— Экое диво! такія ли барки кладутъ на воду. Подѣлаемъ во́роты, подложимъ катки, и поѣдетъ на всѣхъ на четырехъ.

На другой день съ надеждой принялись за работу; даже Петруша участвовалъ въ общемъ трудѣ по своимъ силамъ. Ему такъ хотѣлось поскорѣй увидѣть, какъ огромная барка поѣдетъ на всѣхъ на четырехъ. Прошло нѣсколько дней: съ чрезвычайными усиліями подложили подъ края барки катки, протянули къ двумъ во́ротамъ прочные канаты, прикрѣпленные къ бокамъ барки; для дѣйствія воротами, запрягли по парѣ воловъ; но не смотря на всѣ усилія могучихъ животныхъ, барка не трогалась съ мѣста. Что ни придумывалъ Лисицынъ, какія не употреблялъ механическія средства — все оказалось тщетнымъ. Барка такъ плотно усѣлась на широкихъ камняхъ, такъ была обширна, прочна и, слѣдовательно, грузна, что оказывалась совершенно неподвижною.

— Вотъ грѣхъ какой, тутъ ничего не подѣлаешь, — сказалъ съ отчаяньемъ Василій.

— Я самъ вижу, что приходится бросить наше дѣло. Если бъ мы основали ее надъ самымъ рѣчнымъ разливомъ, тогда бы меньше было хлопотъ.

— Хотя бъ построили на самой рѣкѣ, все то же было. Дѣло въ томъ, что силы не хватаетъ тронуть ее съ мѣста. Видно барка наша сгинетъ здѣсь по пустому! Вотъ горе-то.

— Да, отъ путешествія на баркѣ, мы должны отказаться, намъ остается идти правымъ берегомъ Алмазной рѣки, пока будетъ возможно, а тамъ обстоятельства укажутъ, что дѣлать.

— Двигаясь по берегу рѣки, мы до зимы не придемъ къ Амуру. Весь скотъ поморимъ съ голода, если гдѣ зазимуемъ. Ужъ лучше устроимъ большіе плоты и на нихъ спустимся по теченію.

— Плоты не совсѣмъ будутъ удобны для скота и въ случаѣ бури — ненадежны, особенно на Амурѣ; а мнѣ пришла въ голову вотъ какая мысль, Василій, нельзя ли построить другую барку въ самой рѣкѣ, на сваяхъ, такъ чтобы кончивши работу подпилить сваи и барку столкнуть прямо въ воду.

— Отъ чего-жъ нельзя; барки всегда строются на сваяхъ; вѣстимо можно.

— Почему же ты основалъ эту барку на каменьяхъ? Въ этомъ-то и вся причина неудачи.

— Ахъ я окаянный, — сказалъ Василій съ глубокой горестью, — точно, камни всему виною; поставь я барку на сваяхъ, дѣло было бы въ шляпѣ.

— Любезный Василій, — сказалъ Лисицынъ ласково, — что сдѣлано, того не воротишь. Правда, очень досадно, что дѣло не удалось; но, видно на это была воля Божія! Горемъ мы дѣлу не поможемъ, а лучше благословясь съ завтрашняго же дня примемся строить другую барку, впрочемъ, мнѣ кажется, будетъ еще лучше, эту же барку разобрать и собрать въ другомъ мѣстѣ на сваяхъ; тогда мы сбережемъ много времени и труда.

— Это мудрый совѣтъ, добрый баринъ, такъ и сдѣлаемъ.

Лисицынъ, для разсѣянія досады, которую не обнаруживалъ, чтобъ не конфузить глубоко огорченнаго Василія, ушелъ на охоту, избравши путь въ долъ теченія рѣчки, на которой была построена безполезная барка. Прошатавшись нѣсколько часовъ, онъ вернулся въ таборъ съ дикою козою на плечахъ, но Василія не нашелъ въ шалашѣ. Бѣднякъ сильно пораженный неудачей, угрюмо сидѣлъ на берегу рѣки, съ закинутою удою и не примѣчалъ, что поплавокъ давно погрузился въ воду.

— Экой я болванъ, экой я болванъ! — твердилъ въ слухъ Василій; — такого простаго дѣла не сообразилъ; перемудрить хотѣлъ — вотъ и намудрилъ!

— Полно сердиться, Василій, — ласково закричалъ Лисицынъ, — приходи лучше ужинать; я зажарилъ лакомый кусокъ дикой козы.

— Да какъ же мнѣ не серчать на мою дурацкую голову, вѣдь я три раза строилъ барки, поболѣ этой, и всегда на сваяхъ, а вотъ въ четвертый дернуло основать на камняхъ.

— Ужинай на здоровье, да будь веселъ: я нашелъ средство стащить барку въ рѣку.

— Неужели? — вскричалъ Василій, — о, дорогой баринъ, о, золотая голова!

— Хоть не золотая, да и не совсѣмъ пустая. Ужинай же, завтра все разскажу.

— Что бы мы безъ васъ дѣлали, сѣрые не свѣдущіе люди?

— А чтобы я сдѣлалъ безъ золотыхъ рукъ Василья, съ моей головой; ты справедливо выразился при началѣ нашего знакомства, что Богъ свелъ насъ вмѣстѣ для общей пользы.

Не успѣло солнце явиться во всемъ блескѣ, съ восточнаго края неба, какъ Лисицынъ пригласилъ Василія слѣдовать за нимъ въ лѣсъ. Онъ повелъ его по вчерашнему пути, вдоль ручья, и дойдя до истока его, падавшаго съ значительной высоты, сказалъ своему товарищу:

— Вотъ здѣсь наше спасенье.

Василій мгновенно потерялъ свою прежнюю веселость, подозрительно поглядѣлъ на Лисицына и угрюмо устремилъ глаза въ землю, собираясь съ мыслями, какой дать отвѣтъ. Въ умѣ его явилось убѣжденіе, что голова Лисицына не въ порядкѣ.

— Я вижу ты сомнѣваешься, — продолжалъ Лисицынъ, — такъ слушай же со вниманіемъ: ручей этотъ течетъ въ Алмазную рѣку, онъ тотъ самый, на которомъ построена наша барка…

— Положимъ, что и такъ, баринъ, что жъ изъ этого? — перебилъ нетерпѣливо Василій, едва сдерживавшій свою досаду.

— А вотъ что: барка наша стоитъ надъ ручьемъ не выше трехъ четвертей аршина, стало быть, если поднять воду въ рѣчкѣ хотя на полтора аршина, то барка снимется съ камней.

— Гдѣ-жъ вы возьмете для этого воды-то; тутъ ее понадобится чертова пропасть, — вскричалъ Василій, поспѣшивъ перекреститься по случаю произнесеннаго имъ съ сердцемъ имяни нечистаго.

— Воду возьмемъ на верху, дружище, въ большомъ озерѣ, изъ котораго вытекаетъ ручей; оно до трехъ верстъ въ длину и болѣе версты въ ширину. Если мы пророемъ нѣсколько спусковъ въ узкихъ мѣстахъ берега, то вода изъ него быстро выльется въ ручей и подниметъ барку.

— Въ вашемъ мизинцѣ, баринъ, больше ума, чѣмъ въ моей дурацкой головѣ; а я еще съ первыхъ словъ вашихъ подумалъ, что вы съ горя-то рѣхнулись. Правое слово подумалъ; простите Христа ради!

Лисицынъ крѣпко обнялъ своего честнаго товарища и разсказалъ ему свой планъ, какъ лучше взяться за это дѣло.

Черезъ нѣсколько дней были прорыты два канала, или спуска, изъ озера въ рѣку и вода по нимъ пущена въ одно время. Ожиданія Лисицына оправдались вполнѣ: барка снятая съ камней сильнымъ напоромъ воды благополучно очутилась въ Алмазной рѣкѣ, сильно натянувъ канатъ, которымъ была привязана къ дереву на берегу.

Втораго августа путешественники перегнали на барку скотъ и перевезли тяжести, а третьяго, усердно помолясь, пустились внизъ по Алмазной рѣкѣ. Прозрачныя воды, съ изобиліемъ населенныя рыбою, запѣнились вокругъ дощатыхъ бортовъ и тяжелый руль заскрипѣлъ в могучей рукѣ Лисицына. Теченіе несло ихъ быстро. Путники приняли за правило, въ удобныхъ мѣстахъ, заготовлять фуражъ и кормить скотъ на баркѣ. Пастьба его на лугахъ, отняла бы много времени и, слѣдовательно, замедлила бы ихъ плаваніе.

Чрезъ нѣсколько дней, когда барка была остановлена для этой надобности, Лисицынъ съ Василіемъ отправились за травою на четырехъ арбахъ, а Петрушу оставили на баркѣ стеречь стадо. Когда же косцы возвратились съ травою, то къ удивленію своему не нашли мальчика; на громкій зовъ ихъ нигдѣ не было слышно отвѣта. Не зная, что бы это значило, Лисицынъ пришелъ въ большое безпокойство. Съ ружьемъ и топоромъ онъ поспѣшилъ отыскивать пропавшаго, строго наказавъ Василію не оставлять барки. Прошло съ лишкомъ два часа въ тщательныхъ поискахъ, но Петруши нигдѣ не было, ни живаго, ни мертваго. Отлучиться далеко онъ не могъ, по извѣстной его трусости; стало быть онъ или утонулъ въ рѣкѣ, или похищенъ. Послѣдняя мысль еще болѣе обезпокоила нашего героя, потому что опасность угрожала и ему и Василію. Обуреваемый подобными невеселыми размышленіями и горюя о пропавшемъ мальчикѣ, Лисицынъ возвращался назадъ съ рѣшимостью простоять по срединѣ рѣки еще сутки въ ожиданіи событій. Вдругъ онъ увидѣлъ на деревѣ страшное чудовище, имѣющее человѣческія формы; подойдя поближе, чтобы вѣрнѣе сдѣлать выстрѣлъ, Лисицынъ едва не уронилъ ружья, узнавши Петрушу. Бѣднякъ сидѣлъ на толстомъ суку дерева, уцѣпившись за вѣтви, съ взъерошенными волосами, въ изодранномъ платьѣ, съ выраженіемъ чрезмѣрнаго ужаса на лицѣ. Неподвижно вытаращенные глаза его были устремлены на огромную сову, сидѣвшую на вѣтви, по близости, противъ него, съ огромными желтыми глазами, которая иногда громко щелкала своимъ клювомъ. Когда Лисицынъ въ подробности разсмотрѣлъ эту картину и понялъ причину испуга боязливаго мальчика, то разразился громкимъ смѣхомъ, возвратившимъ Петрушѣ употребленіе языка.

— Спасите меня, Сергѣй Петровичъ, — жалобно закричалъ онъ; — эта страшная птица заклюетъ меня!

— Это сова, трусишка; чего ты испугался? слѣзай съ дерева.

— Не могу, право, не могу; лютая птица загнала меня сюда и не даетъ пошевелиться. Ради Бога, убейте ее!

Лисицынъ прогналъ сову камнемъ и снялъ съ дерева обезумѣвшаго отъ страха мальчика, прежде этого никогда не видавшаго совы. Онъ, соскучившись ожидать возвращенія старшихъ, сошелъ съ барки и запустилъ руку въ первое попавшееся дупло, въ надеждѣ отыскать маленькихъ птичекъ, какъ былъ испуганъ неизвѣстнымъ ему крикомъ и вылетѣвшей въ слѣдъ за тѣмъ совою, которая худо видя днемъ, по чутью погналась за Петрушей, когда онъ вздумалъ подниматься выше на дерево, и, наконецъ, усѣлась противъ него, не дозволяя ему пошевелиться. Нахохотавшись вдоволь надъ трусишкой, странники поплыли дальше.

Однажды остановясь на причалѣ близъ лѣса, окаймлявшаго узкую береговую долину, съ превосходнѣйшею травою, путешественники услышали необыкновенный шумъ, сопровождаемый по временамъ гуломъ, подобнымъ пушечному выстрѣлу. Вскорѣ они почувствовали смрадный запахъ дыма.

— Чтобы это значило? — спросилъ удивленный Лисицынъ.

— Это лѣсной пожаръ, баринъ, — отвѣчалъ Василій, наводя подзорную трубку въ дымящуюся даль; — мы пропали, вскричалъ онъ, чрезъ нѣсколько минутъ; лѣсъ повсюду горитъ, а вѣтеръ дуетъ прямо на насъ.

— Въ умѣ ли ты, Василій, на водѣ боишься огня.

— Посмотрите-ка, какъ широко онъ раскинулся, намъ не уплыть отъ него, ни впередъ, ни назадъ, вѣтеръ какъ разъ обгонитъ, а отъ такого полымя и вода не спасетъ; не погоримъ, такъ задохнемся,

Дѣйствительно, шумъ усиливался съ необыкновенною быстротою и клубы чернаго дыма начали приближаться къ рѣкѣ, подобно зловѣщимъ тучамъ.

— Не ожидать же намъ смерти сложа руки, — вскричалъ Лисицынъ; — мужество и усиленный трудъ могутъ еще спасти насъ, если будетъ угодно Богу! Мнѣ извѣстенъ способъ тушить лѣсной пожаръ встрѣчнымъ огнемъ; помолясь Богу, приступимъ поспѣшнѣе къ дѣлу; но только ты и Петруша должны будете въ точности исполнять мои распоряженія, иначе не ручаюсь за успѣхъ.

— Приказывайте, Сергѣй Петровичъ, я ручаюсь за себя и за Петрушу.

Лисицынъ приказалъ, какъ можно скорѣе стаскивать сухой хворостъ у самой опушки лѣса, въ небольшія кучи, на тридцати шагахъ разстоянія одну отъ другой, при чѣмъ самъ работалъ за двоихъ. Когда рядомъ этихъ костровъ было захвачено пространство около полуверсты, приказалъ зажечь хворостъ. Между тѣмъ пожаръ все приближался къ работающимъ съ чрезвычайною скоростію; густымъ дымомъ у нихъ захватывало дыханіе и жаръ сдѣлался нестерпимый.

— Теперь бѣгите скорѣе въ рѣку! — скомандовалъ Лисицынъ, когда увѣрился, что всѣ костры дружно запылали.

Онъ также вмѣстѣ съ товарищами погрузился въ воду, ожидая результата своихъ трудовъ. Горящіе костры удобно зажгли ближайшія, разгорячившіяся деревья, отъ этихъ запылали слѣдующія и, какъ воздухъ на мѣстѣ пожара былъ гораздо рѣже, чѣмъ возлѣ берега рѣки, то пламя общаго лѣснаго пожара потянуло къ себѣ пламя пожара искусственнаго, произведеннаго Лисицынымъ и его товарищами.

Чрезъ нѣсколько часовъ пожаръ настолько удалился отъ берега, что барка могла безпрепятственно продолжать свой путь. Всю эту ночь шелъ сильный, проливной дождь, вѣроятно совершенно потушившій опустошительный пожаръ.

Сентября шестаго, путешественники услыхали впереди себя сильный шумъ, происходившій отъ воды, падающей съ высоты. Вмѣстѣ съ тѣмъ, они почувствовали, что барка поплыла гораздо скорѣе прежняго. Это заставило ихъ причалить къ берегу и осмотрѣть мѣстность.

Петруша, проникнутый страхомъ до конца ногтей, не рѣшился оставить барку. Поручивъ ему стеречь скотъ, Лисицынъ съ Васильемъ отправились для развѣдокъ правымъ берегомъ рѣки, который въ этомъ мѣстѣ былъ каменистъ, крутъ и холмистъ. Чѣмъ болѣе они поднимались впередъ, тѣмъ шумъ становился явственнѣе, а теченіе рѣки дѣлалось стремительнѣе. Наконецъ пройдя около трехъ верстъ, они увидѣли чудную картину, которая вмѣстѣ съ потрясающимъ звукомъ клокочущей воды, вторимымъ эхомъ прилежащихъ горъ и лѣсовъ, привела ихъ въ изумленіе и восторгъ.

Представьте себѣ широкую, многоводную рѣку, падающую съ сплошнаго каменистаго уступа, около трехъ сажень вышиною и потомъ, съ шумомъ, съ ревомъ, съ громомъ прокладывающую себѣ путь между острыми гранитными скалами, устилавшими на необозримое пространство нижній уступъ рѣчнаго дна. Сѣдыя волны клокотали какъ въ котлѣ, пѣнились, гордо поднимались къ верху, какъ бы угрожая перепрыгнуть черезъ преграды и, отступая назадъ, еще яростнѣе устремлялись на несокрушимыя скалы. Только въ нѣсколькихъ мѣстахъ удалось имъ, въ теченіи вѣковъ, прорыть узкія, извилистыя пути, въ которыхъ кипучіе валы сталкивались съ необыкновенною быстротою, и сильнѣйшіе стремились впередъ, ежеминутно сражаясь съ новыми препятствіями. Всю эту величественную картину освѣщали яркіе лучи солнца, играя безчисленными радужными цвѣтами въ серебристыхъ брызгахъ валовъ. Долго оба странника отъ изумленія не могли произносить словъ; Василій первый пришелъ въ себя.

— Господи, есть же на свѣтѣ такія чудеса, цѣлая рѣка валитъ внизъ, словно черезъ мельничную плотину, а тамъ, глядишь, прорыла себѣ ходъ въ каменной горѣ; уму непостижимо!

— Еще то ли бываетъ на свѣтѣ, любезный Василій; если бы ты читалъ путешествія ученыхъ людей, то зналъ бы, что есть въ Финляндіи водопадъ Иматра, который не уступитъ этому въ великолѣпіи; а въ Америкѣ — рѣка Ніагара падаетъ съ страшной высоты.

— Чудны дѣла Божіи, — набожно крестясь, перебилъ Василій. — Тамъ, что пишутъ другіе, можно и не вѣрить, вѣдь не все правду печатаютъ, разсказывали мнѣ въ Питерѣ, а вотъ это диво я самъ вижу. Воистину диво: все бы смотрѣлъ и слушалъ, но никогда не наглядишься, не наслушаешься.

— Я совершенно съ тобой согласенъ; въ жизни моей я не видалъ ничего торжественнѣе и очаровательнѣе! но намъ нужно вспомнить о нашей баркѣ; что мы теперь будемъ дѣлать?

— И то, баринъ, меня здѣсь совсѣмъ околдовало. Тутъ не только съ баркой, да и съ челнокомъ не управишься, все разломаетъ въ щепки. Какъ тутъ быть, я ума не приложу.

— Плыть дальше невозможно, самъ видишь. Я такъ думаю: что барку надобно бросить и намъ со скотомъ и багажемъ пуститься этимъ берегомъ. Что пройдемъ до зимы, все будетъ шагъ впередъ.

— А объ кормѣ-то скоту позабыли, если гдѣ зазимуемъ; неужто вамъ не жаль такой дивной скотины, какъ наша.

— По совѣсти скажу, что очень жаль, и покидать ее на жертву волкамъ не желаю. Мы на зимовье можемъ стать въ концѣ осени; для себя устроимъ землянку, а для скота сплетемъ сарай, и сѣна заготовимъ сколько будетъ нужно.

— Все это вы говорите разумно, да караваннымъ-то ходомъ мы далеко не уйдемъ, и барки больно жаль. Нельзя ли будетъ разобрать барку и ниже пороговъ собрать съизнова; вѣдь времяни меньше потеряемъ и путь удобнѣе будетъ.

— Пожалуй, я не прочь исполнить твой совѣтъ; но надобно осмотрѣть рѣку впереди, чтобъ увѣриться, есть ли возможность исполнить это желаніе. Теперь еще утро, мы успѣемъ пройти верстъ пятнадцать и вечеромъ вернуться къ Петрушѣ.

Товарищи съ нетерпѣніемъ зашагали по окраинѣ берега, но чѣмъ дальше они шли, тѣмъ путь ихъ дѣлался неудобнѣе. То скалистая балка, то каменная кручъ, то непроходимый лѣсъ, затрудняли имъ дорогу. Рѣчные пороги тянулись съ лишкомъ на версту, потомъ рѣка снова спокойно текла между высокими берегами. Чрезъ часъ ходьбы они увидѣли новые пороги, едва не величественнѣе первыхъ, наконецъ путь ихъ былъ прегражденъ неприступными скалистыми горами. Здѣсь и пешеходъ почти не могъ пробраться, а о томъ, чтобъ перевозить барочныя бревна, нечего было и думать. Оба странника хорошо это поняли и печально взглянули одинъ на другаго.

— Приходится отказаться отъ твоей мысли, Василій, какъ ни жаль, а нужно бросить барку.

— Плетью обуха не перешибешь, — сказалъ съ досадою Василій, — нечего дальше идти по пустому.

Они повернули назадъ и къ вечеру пришли на барку, гдѣ Петруша ожидалъ ихъ съ крайнимъ нетерпѣніемъ. Онъ сильно боялся, чтобъ они не заплутались, или чтобъ ихъ не растерзали звѣри. Когда мальчикъ услышалъ, что рѣшено бросить барку, то залился слезами; онъ къ ней привязался, какъ къ чему-то родному.

— Погодите ломать барку! — вдругъ вскричалъ онъ, переставши плакать; — когда плыли сюда, на зарѣ я видѣлъ съ правой стороны узкій рѣчной рукавъ; можетъ быть по немъ вы минуете пороги.

Лисицынъ съ удивленіемъ взглянулъ на смѣтливаго Петрушу; онъ самъ на зарѣ спалъ и ничего не могъ видѣть; Василій же, дежурившій у руля, сидѣлъ задомъ къ правому берегу, и тоже ничего не замѣтилъ, заботясь только о направленіи барки по срединѣ теченія, поэтому слова Петруши ихъ обоихъ очень обрадовали. Немедленно они отвязали лодку и поплыли назадъ, вдоль праваго берега. Дѣйствительно, верстахъ въ трехъ отъ причала они увидѣли узкій проливъ, глубоко врѣзавшійся въ крутые берега. Когда вступили въ него, то замѣтили, что вода имѣла сильное паденіе и лодка ихъ летѣла быстро. Проплывъ такимъ образомъ около пяти верстъ, они очутились въ спокойныхъ водахъ огромнаго озера, усѣяннаго лѣсистыми островами. Наступившая ночь принудила ихъ прекратить свои изслѣдованія и поспѣшить къ Петрушѣ. Они опять были веселы, нашедши для барки свободный проходъ, и, плотно поужинавши, легли спать съ спокойнымъ духомъ.

На другой день повернули барку назадъ, но у нихъ недостало силъ идти на веслахъ противъ теченія, которое было очень быстрое; пришлось прибѣгнуть къ помощи воловъ, которые на длинномъ канатѣ притащили барку къ проливу. Здѣсь въ волахъ уже не было надобности; сильное теченіе скоро принесло барку въ озеро. (Фиг. 21).

Путники вступили въ обширное пространство водъ, усѣянное очаровательными лѣсными и луговыми островами. Держась свободнаго пространства, они проплыли проливъ между двумя скалистыми мысами, густо поросшими величественными соснами и очутились въ другомъ обширномъ озерѣ, по срединѣ котораго увидали большой островъ, высоко поднявшійся надъ водою своими скалистыми берегами; на сѣверной сторонѣ его гордо вставала высокая плоская скала, поросшая какъ и весь островъ исполинскими деревьями. Мѣстами возвышались холмы, увѣнчанные кедрами и вѣковыми дубами и въ цѣломъ представляли столь очаровательный видъ, что пловцы рѣшили направить къ нему свою барку, имѣя въ виду расположиться на немъ для отдыха на все время, пока они откроютъ сообщеніе этого озера съ Алмазною рѣкою. Еще издали они замѣтили узкій проливъ въ маленькую бухту, въ которую вошли благополучно; но у самаго берега острова барка наѣхала на подводный камень, сильно затрещала и вскорѣ показалась такая течь, что едва успѣли снять съ нее весь грузъ, какъ она пошла ко дну; одна только носовая часть осталась сверхъ воды.

Солнце уже сѣло. Путешественники, сожалѣя о порчѣ барки, расположились на берегу ночлегомъ, рѣшивши починить ее, какъ только найдутъ сообщеніе съ рѣкою. На другой день, Лисицынъ вооруженный ружьемъ и топоромъ, отправился осматривать островъ, а Василій на лодкѣ, имѣвшейся при баркѣ, поплылъ отыскивать проходъ въ Алмазную рѣку. Петрушѣ было оставлено ружье, изъ котораго онъ обязанъ былъ выстрѣлить, въ случаѣ опасности, чтобъ Лисицынъ, услышавъ этотъ сигналъ, могъ поспѣшить къ нему на помощь.

Островъ имѣлъ форму раковины (фиг. 22), средняя дуга которой имѣла не менѣе пяти верстъ, а средній радіусъ три версты. Въ самомъ центрѣ вогнутой дуги поднималась плоская неприступная скала, около двадцати сажень вышиною отъ ея подошвы; пространство ея верхней площади составляло почти правильный четвероугольникъ, заключавшій въ себѣ около двадцати десятинъ пространства. Поверхность же всего острова дѣлилась на три уступа: первый, ближайшій къ скалѣ, покрытый вѣковыми кедрами, соснами, пихтами и елями; второй уступъ, на пять сажень ниже перваго, былъ холмистъ и также поросъ исполинскимъ лѣсомъ; но здѣсь преобладали букъ, кленъ, ясень, липа и орѣшникъ, замѣчательной толщины; третій уступъ почти на двѣ сажени ниже втораго, составлялъ ровную, какъ столъ, долину, покрытую высокою травою; одна только часть ея примыкающая къ рѣчкѣ, между двумя выдавшимися изгибами, была на аршинъ ниже общаго уровня, составляя небольшой роскошный лугъ. Изъ подошвы возвышенной скалы съ шумомъ вытекалъ быстрый ручей, раздѣлявшій островъ почти на двѣ равныя части, который падалъ съ каменистаго уступа въ озеро рѣзвымъ каскадомъ.

Всѣ берега озера были одѣты частымъ лѣсомъ, совершенно скрывавшимъ отъ любопытныхъ глазъ его внутреннюю равнину. Эти берега по всему протяженію своему составляли совершенно неприступные каменистые обрывы, не ниже пяти сажень отъ поверхности озера. Бухта, въ которую приплыли путешественники, была единственнымъ мѣстомъ, возможнымъ для входа на этотъ очаровательный островъ.

Когда Лисицынъ вступилъ на самый верхъ скалы, названной имъ въ своемъ дневникѣ сторожевою, то былъ изумленъ великолѣпными картинами представившимися глазамъ его. Обратясь лицемъ къ сѣверу, онъ увидѣлъ свѣтлыя воды озера, разстилавшагося подобно зеркалу подъ его ногами, а за нимъ безконечный лабиринтъ лѣсовъ, съ холмистыми грядами и зелеными долинами. На западѣ обширное пространство водъ ограничивалось лѣсомъ, сбѣжавшимъ къ самому берегу и нѣсколькими лѣсистыми островами, зеленѣвшими подобно оазисамъ въ водной пустынѣ. Съ южной стороны его очаровалъ видъ горъ, съ живописными очертаніями, близко подступавшихъ къ озеру; ихъ прихотливые гребни и склоны, покрытые богатой растительностію приводили въ восторгъ героя нашего разсказа. Обратясь на востокъ, онъ увидѣлъ множество острововъ, которые, ярко освѣщенные солнцемъ, уподоблялись изумрудамъ оправленнымъ въ серебро. Видъ на самый островъ былъ не менѣе восхитителенъ: различная зелень лѣсовъ, одѣвающихъ кручи скалы, холмистыя возвышенности и равнины уступовъ, обширная зеленая долина и протекающая по ней рѣчка, съ прихотливыми изгибами, приковывали къ себѣ глаза Лисицына. Онъ сознавалъ, что во всю жизнь свою, не видывалъ ничего подобнаго, эта дивная картина дѣвственной пустыни наполнила его душу невыразимымъ восторгомъ; онъ невольно склонился на колѣни, возвеличилъ Творца въ его дивномъ твореніи и возблагодарилъ за благодѣянія ему оказанныя.

Полный очарованія, онъ въ теченіи дня исходилъ весь островъ и нигдѣ не встрѣтилъ ни слѣдовъ человѣка, ни тропы звѣря; даже ни одного зайца не попалось ему на пути; только рѣзвыя бѣлки граціозно перепрыгивали съ вѣтки на вѣтку. За то лѣсной пернатой дичи было множество, въ томъ числѣ нѣсколько особей ему неизвѣстныхъ.

Возвратясь усталый къ шалашу, онъ нашелъ ужинъ, приготовленный усердіемъ Петруши, но Василій еще не возвращался. Лисицынъ основательно заключилъ, что въ одинъ день невозможно было осмотрѣть берега озера, прилегающіе къ рѣкѣ и, надѣясь на осторожность Василія, спокойно заснулъ.

Слѣдующій день онъ опять отправился осматривать островъ. На этотъ разъ были найдены два озера, одно по близости отъ бухты, длиною около двухъ сотъ сажень, шириною до ста сажень; другое почти въ срединѣ правой стороны острова длиною до четырехъ сотъ, а шириною не болѣе семидесяти сажень; оба были менѣе трехъ аршинъ глубиною, съ водою прозрачною, какъ кристаллъ, но безъ рыбы, равно какъ и рѣчка, въ которой, однако жъ, водились во множествѣ раки. Изъ обоихъ озеръ вытекали серебристые ручейки, впадавшіе въ рѣчку на низменной долинѣ. У подошвы скалы, съ югозападной стороны ея, онъ нашелъ помѣстительный гротъ, сложенный природою изъ большихъ известковыхъ плитъ; входъ въ него былъ узокъ и низокъ и хорошо прикрывался частымъ кустарникомъ. Почва перваго уступа, на которомъ возвышалась сторожевая скала, состояла изъ смѣси песка и глины, съ преобладаніемъ перваго; почва втораго уступа образовалась изъ превосходнаго черноземнаго паглинка, а вся нижняя равнина состояла изъ суглинистаго чернозема на значительную глубину. Трава на лугу уже перезрѣлая, достигала ростомъ полутора аршина, и трава въ долинѣ, почти высохшая, была не ниже двухъ аршинъ.

Возвратясь въ таборъ, онъ засталъ Василія, только что приплывшаго къ бухтѣ, который съ уныніемъ объявилъ, что озеро, ниже пороговъ, не имѣетъ никакого сообщенія съ рѣкою, что оно очень обширно и усѣяно островами.

— Теперь ужъ поздно строить на рѣкѣ барку и пускаться къ Амуру, добавилъ онъ со вздохомъ.

— Конечно поздно; скоро должна наступить зима, отвѣчалъ Лисицынъ.

— Стало-быть нужно устроить зимовку; а тамъ что Богъ дастъ.

— Мѣсто здѣсь отличное, Василій; лѣсу, воды рыбы и дичи — всего много, а для продовольствія скота мы еще успѣемъ вдоволь заготовить сѣна.

— Такъ нечего и горевать, баринъ, съ завтрашняго же дня, благословясь, примемся строить себѣ теплую избу, а животинѣ мшеный дворъ, чтобъ въ морозы не зазябла.

Когда стали держать совѣтъ, гдѣ избрать мѣсто для зимовки вышло разногласіе: Василій хотѣлъ основаться возлѣ бухты; а Лисицынъ предпочиталъ средину острова.

— Я въ толкъ не возьму, баринъ, зачѣмъ намъ удаляться отъ берега; вы сами говорите, что эта бухточка единственное мѣсто для входа на островъ; стало быть, живя здѣсь, мы ее съ глазъ не спустимъ, да увидимъ, что будетъ дѣлаться и на озерѣ, если бъ кто захотѣлъ обидѣть насъ. Осмотрѣвши весь восточный край озера я не встрѣтилъ ни одной живой души и не видалъ ни одного человѣческаго слѣда, такъ по всему надо полагать, что здѣшнее мѣсто необитаемое.

— Видишь-ли, другъ мой, насъ всего только трое, а справедливѣе сказать двое, потому что отъ трусливаго Петруши нечего ожидать помощи, въ случаѣ опасности. Располагаясь здѣсь на цѣлую зиму мы должны быть очень осторожны. Ты объѣхалъ только восточную часть озера, а кто поручится, что по близости прочихъ береговъ не живутъ китайцы, или другіе инородцы; поэтому, построившись здѣсь, на виду, мы будемъ замѣчены и ограблены; если не убиты. Понятно, что силъ нашихъ не станетъ день и ночь быть на сторожѣ. Когда же мы поселимся въ глубинѣ острова, закрытые со всѣхъ сторонъ дремучимъ лѣсомъ, то никто не можетъ открыть наше жилище, развѣ только по особенному случаю. Имѣя въ виду большее вѣроятіе быть безопасными отъ недруговъ, мы будемъ спокойнѣе спать ночью.

— Волковъ бояться, въ лѣсъ не ходить; — возразилъ Василій, засмѣявшись, — впрочемъ и то сказать: береженаго Богъ бережетъ; но мѣсто-то здѣсь очень привольное, — вода и рыба подъ рукою.

— Рыбу никто не помѣшаетъ намъ ловить здѣсь; а воду найдемъ на острову гораздо лучше этой! пожалуйста согласись на мои доводы, послѣ самому слюбится.

— Коли вамъ больше нравится зимовать въ лѣсу, чѣмъ здѣсь, пусть такъ и будетъ, по мнѣ все равно! сыщемте же повыгоднѣе мѣсто, да и за работу.

Временные поселенцы избрали мѣсто для зимовки, по правую сторону ручья, противъ средняго изъ его выгибовъ, имѣя въ виду, что здѣсь съ самымъ ничтожнымъ трудомъ легко устроить плотину для пруда, если въ этомъ встрѣтится надобность, такъ какъ ручей будучи мелокъ могъ промерзать.

Постройки предположили устроить изъ еловаго дерева, легчайшаго для обработки. Василій настоялъ, чтобъ выстроить двѣ избы, соединенные сѣнями, одну для Лисицына, другую для него съ Петрушей, потому что простолюдинъ рѣшительно не захотѣлъ жить въ одной избѣ съ бариномъ. На всѣ возраженія Лисицына, онъ хотя шутя, но упрямо отвѣчалъ.

— Все равно, что одну избу строить, что двѣ, стоитъ только бревна не перепиливать, за то жить-то будетъ намъ просторнѣе; одна изба съ сѣнями словно человѣкъ объ одномъ глазѣ, а двѣ — то-ли-дѣло! Послѣ насъ можетъ домикъ-то кому и пригодится, такъ двойное спасибо скажетъ.

Къ дому долженъ былъ, сзади, примыкать скотный дворъ, весь крытый и мшеный, какъ обыкновенно строютъ въ сѣверныхъ губерніяхъ, и сарай для храненія вещей и съѣстныхъ припасовъ.

Съ разсвѣта до завтрака Лисицынъ съ Василіемъ косили траву, а Петруша доилъ коровъ и готовилъ кушанье; послѣ завтрака до обѣда занимались стройкою, послѣ обѣда два часа отдыхали, потомъ опять плотничали, а вечеромъ всѣ трое убирали въ копны траву.

За работу всѣ принялись съ полною охотою и особеннымъ усердіемъ, даже Петруша дѣятельно соскабливалъ съ бревенъ кору. Гигантскія ели съ оглушительнымъ трескомъ падали на землю подъ острою пилою работниковъ и топоры весело застучали по свѣжему дереву.

— Знаешь ли, Василій, что пришло мнѣ въ голову, — однажды сказалъ Лисицынъ, обтесывая бревно, по указанію товарища, съ ловкостью совершенно неопытнаго работника.

— Разскажите, баринъ, что у васъ на умѣ, до пособите перевернуть это бревно на другой бокъ.

— А вотъ что: если по какому-нибудь случаю намъ не удастся будущей весною отправиться къ Амуру, тогда что мы будемъ дѣлать? зерна у насъ хватитъ не больше какъ на годъ.

— Да что же можетъ задержать насъ? Когда не пригодно будетъ плыть на баркѣ, пойдемъ гужемъ.

— Ну, а если нельзя будетъ двинуться ни на баркѣ, ни гужемъ?

— Отъ чегожъ это можетъ случиться, я ума не приложу.

— Дѣло въ томъ, Василій, что человѣкъ предполагаетъ, а Богъ располагаетъ, какъ Ему угодно. Мало-ли что можетъ случиться. Мнѣ кажется, намъ не мѣшало бы позаботиться, чтобъ не нуждаться въ хлѣбѣ и не питаться какъ дикимъ одной дичиной и рыбой.

— Вѣстимо дѣло, что можетъ сравниться съ хлѣбомъ, только гдѣ вы здѣсь его возьмете, если бъ приключилась такая бѣда, чтобъ перелѣтовать намъ въ этихъ мѣстахъ.

— Я вотъ что думаю, если намъ удастся отправиться къ Амуру весною, то осмина ржи не составитъ для насъ убытка, если же не удастся, то составитъ пользу, когда ее посѣять въ землю. Теперь время еще не ушло, я успѣю приготовить землю и запахать зерно. Не будетъ насъ здѣсь, хлѣбъ достанется птицамъ, а когда по волѣ Божіей останемся, онъ очень пригодится намъ.

— Оно вѣстимо, баринъ, на Бога надѣйся, а самъ не плошай. Можетъ вы и разумно говорите, только я въ руки не биралъ сохи и не знаю какъ хлѣбъ сѣютъ.

— Объ этомъ не безпокойся, я надѣюсь справиться съ землею и съ сохою и съ посѣвомъ, ты только скажи, что согласенъ.

— Зачѣмъ же я сталъ бы поперечить вамъ; разумный человѣкъ всегда смотритъ и впередъ и подъ ноги, чтобъ не спотыкнуться; четыре мѣры ржи насъ не оскудятъ, а можетъ и пригодное дѣло выйдетъ, будущее одному Богу извѣстно.

Съ слѣдующаго же дня Лисицынъ приступилъ къ исполненію своей мысли, усердно помогая Василію въ стройкѣ. Такимъ образомъ до 1-го октября была засѣяна десятина земли четырьмя четвериками вазы, (особенный родъ озимой финляндской ржи, имѣющей особенную способность сильно куститься); заготовлено достаточно сѣна для скота и припасенъ весь матерьялъ для предположенныхъ построекъ; сверхъ того, Лисицынъ, между дѣломъ, успѣлъ приготовить для печей кирпичъ, на маленькомъ кирпичномъ заводѣ, который состоялъ: изъ небольшаго остроконечнаго сарая съ низенькими открытыми боками, гдѣ переминалась глина и дѣлался изъ нея кирпичъ, изъ печи — небольшой четвероугольной ямы, покрытой тесовой крышей на высокихъ столбахъ, въ которой обжигался кирпичъ. Хорошо перемятая глина уминалась въ форму, (деревянную рамку безъ дна и крыши) длиною шесть, шириною три и вышиною полтора вершка; излишекъ сравнивался деревяннымъ скребкомъ, полученный сырой кирпичъ легко вываливался изъ бездонной формы, ставился отвѣсно на землю, усыпанную пескомъ, узкимъ концемъ, къ нему вплоть приставлялись слѣдующіе кирпичи. Низенькіе бока сарая прикрывались прутяными щитами, чтобъ предохранить кирпичъ-сырецъ отъ вѣтра, при чемъ онъ, быстро высыхая, трескается. Когда кирпичъ получалъ достаточную твердость, его правили деревяннымъ гладкимъ валькомъ, т. е. ударами валька придавали правильную четвероугольную форму. По окончательной просушкѣ онъ грузился въ печь, гдѣ ставился на длинное ребро, не плотно одинъ къ другому, одинъ рядъ на другой, въ двадцать порядковъ; на днѣ ямы устраивался изъ кирпича сводъ съ продушинами и на немъ горизонтальная рѣшетка, на которую настилался первый рядъ сырца. Для свода и рѣшетки употреблялся кирпичъ предварительно выжженный на воздухѣ. Ряды кирпича выходившіе поверхъ ямы обкладывались со всѣхъ сторонъ глиною, фута на два толщины; передъ сводомъ, въ которомъ должны были горѣть дрова, дѣлался помѣстительный пріямокъ. Сначала кирпичъ прокуривался около десяти дней, а когда сырыхъ паровъ сквозь верхній слой кирпича болѣе не показывалось, поддерживался сильный огонь нѣсколько сутокъ. При такой обработкѣ обыкновенно принятой въ Россіи получался достаточно хорошій кирпичъ. Ближайшій къ рѣшеткѣ, отъ сильнаго дѣйствія огня, обыкновенно имѣетъ темный цвѣтъ и называется — желѣзнякъ; потомъ получается красный — самый лучшій для стройки, надъ нимъ идетъ алый, а еще выше блѣдный, больше пригодный для печей. Желѣзнякъ, какъ менѣе всасывающій въ себя сырость употребляется по преимуществу для цоколей въ каменныхъ зданіяхъ, и на фундаменты для деревянныхъ построекъ.

Всѣ зданія возводились, какъ уже было сказано, изъ ели, отличающейся особенною прямизною своихъ стволовъ. Необыкновенная толщина деревьевъ дозволяла строить жилыя избы только изъ шести вѣнцовъ, а холостые изъ шести пластинъ (бревенъ распиленныхъ по длинѣ на двѣ половины); полы и потолки были застланы трехъ-вершковыми досками аршинной ширины; а какъ избы ставились на стульяхъ (короткихъ, толстыхъ столбахъ), то фундаментъ обшили тесомъ. Крыши на всѣхъ строеніяхъ были покрыты перестоявшеюся сухою травою, гладко начесанною граблями, при частомъ опрыскиваніи водою, такъ что издали казались тесовыми. На потолокъ былъ насыпанъ довольно толстый слой мха, просушеннаго на воздухѣ, чтобъ тепло изъ жилыхъ комнатъ не уходило на чердакъ сквозь пазы досокъ. Каждая изба имѣла внутри семь аршинъ ширины и десять длины. Изба Василья была обыкновенная съ русскою печью по срединѣ задней стѣны и съ полатями по обѣ ея стороны, для постелей его и Петруши. Здѣсь же была и общая столовая. Изба Лисицына, лучше обтесанная, изнутри раздѣлялась дощатыми перегородками на три отдѣленія: переднюю, чистую комнату и спальню. Избы успѣли окончить до наступленія заморозковъ, холостыя же строенія окончили уже послѣ перваго снѣга. У оконъ избъ Василій сдѣлалъ красивыя ставни и вообще украсилъ фасадъ и ворота красивою рѣзьбою. Лисицынъ теперь радовался, что захватилъ съ корабля ящикъ со стеклами, который онъ долго не рѣшался брать, считая вещью мало полезною въ лѣсной пустынѣ.

Во время отдыховъ отъ трудной плотничьей работы, на рѣчкѣ была устроена плотина такимъ образомъ, чтобы предъ самыми окнами строенія образовался прудъ, удобный для водопоя. Въ этотъ прудъ Лисицынъ пустилъ разной рыбы изъ озера; тоже было сдѣлано и съ обоими островными озерами.

Я забылъ сказать моимъ читателямъ, что въ дневникѣ Лисицына главный островъ, на которомъ поселились, названъ пріютомъ, озеро его окружающее глубокимъ, а лежащее за перешейкомъ Архипелажнымъ.

Для собственнаго продовольствія поселенцы имѣли въ изобиліи молоко, со всѣми приготовляемыми изъ него предметами различной пищи, нѣсколько кулей ржаной муки, ячменя, ржи и куль соли. Озеро доставляло имъ утокъ и гусей и разнаго рода рыбу. Они безъ затрудненія заготовили себѣ большой запасъ копченой провизіи; словомъ относительно здоровой и вкусной пищей совершенно были обезпечены.

Въ теченіи зимы, замѣчательной постоянными морозами, Лисицынъ съ помощію столярнаго инструмента устроилъ себѣ большой столъ, нѣсколько табуретовъ, кровать и этажерку для рѣдкихъ по свойству или виду камней, раковинъ, минераловъ и т. п. У Василія онъ учился дѣлать телѣжныя колеса, и собирать кадки и бочки. Послѣднихъ надѣлали нѣсколько десятковъ, для храненія разнаго рода съѣстныхъ припасовъ.

Зиму эту Лисицынъ провелъ не скучно; его окружалъ почти комфортъ: въ комнатахъ у него было чисто, свѣтло и тепло, ни въ платьѣ, ни въ бѣльѣ не было недостатка; а словоохотливый Василій и понятливый Петруша доставляли, каждый по своему, развлеченіе и разгоняли тоску одиночества.

Мѣсто, занимаемое странниками, оказалось необитаемое, поэтому они находились въ совершенной безопасности отъ враговъ и разбойниковъ; одни волки часто безпокоили ихъ своими серенадами, прибѣгая изъ сосѣднихъ къ острову лѣсовъ къ скотному двору въ надеждѣ на поживу; но стѣны двора были прочны и алчные звѣри безполезно для нихъ выли подъ окнами домика, тревожа сонъ Петруши.

Желая отучить волковъ отъ ихъ скучныхъ набѣговъ, Лисицынъ ловилъ ихъ капканами и стрѣлялъ изъ засады, чѣмъ къ концу зимы отбилъ охоту у хищниковъ прибѣгать на островъ.

Однажды, когда уже сталъ таять ледъ, Лисицынъ и Василій сидѣли у воротъ, на обрубкѣ дерева, прислушиваясь къ крику грачей и веселымъ пѣснямъ жаворонковъ, только что прилетѣвшихъ на островъ предвѣстниками весны. Лисицынъ былъ веселъ и доволенъ, а Василій угрюмо склонилъ голову.

— Отъ чего ты такъ печаленъ, любезный Василій, развѣ не слышишь пѣсни жаворонковъ? вѣдь ихъ прилетъ говоритъ о скорой веснѣ, о сборахъ на Амуръ. Даромъ только я потрудился надъ посѣвомъ хлѣба.

— Все, что ни дѣлается на свѣтѣ, Сергѣй Петровичъ, творится по Божію изволенію. Господь по своей благости внушилъ вамъ хорошую мысль и зерна вами посѣянныя не пропадутъ даромъ, они принесутъ намъ великую пользу. А что я не веселъ, тому есть причина. Я ужъ давно не веселъ, ужъ почитай съ мѣсяцъ горюю, только вы не примѣчали, потому что я таилъ свою тоску; а гложетъ она мое сердце, такъ что и сказать нельзя.

— Что жъ такое съ тобою случилось, другъ мой? — вскричалъ съ участіемъ Лисицынъ.

— Да то, баринъ, что намъ нейти въ этотъ годъ на Амуръ.

— Это отъ чего?

— Выслушайте, тогда все поймете. За безчисленные грѣхи мои Господь послалъ мнѣ тяжелое испытаніе. Вотъ ужъ больше мѣсяца я чувствую, что мои ноги все слабѣютъ и порой такая ломота бываетъ, что терплю черезъ великую силу, и теперь почитай совсѣмъ ходить не могу. Идти на Амуръ съ калѣкой на шеѣ вы не совладаете, стало быть на годочекъ надобно остаться здѣсь. Чтожъ дѣлать, мнѣ самому очень горько, да видно на это воля Божія.

— Грѣхъ тебѣ любезный Василій, что давно не сказалъ о своей болѣзни, я бы поберегъ тебя; что не можемъ идти горевать не надо; и не увидимъ какъ годъ пройдетъ; а выздоровѣешь прежде, тогда и въ путь.

— Да какъ же не горевать-то мнѣ, вѣдь изъ-за меня окаяннаго теперь все дѣло пошло наизнанку.

— Какъ въ животѣ и смерти, такъ въ здоровьѣ и болѣзняхъ мы не вольны, другъ мой; Господь посылаетъ болѣзни, нужно терпѣть. Ты самъ знаешь, что Онъ все творитъ намъ во благо.

— Такъ, баринъ, такъ; да благословитъ васъ Богъ! вы сняли гору съ моихъ плечь; а я все боялся сказать — думалъ, осерчаете.

Вмѣсто отвѣта Лисицынъ обнялъ Василія и окончательно успокоилъ его. Было рѣшено отложить поѣздку на Амуръ до благопріятнаго времени.

Работы на пріютѣ распредѣлялись теперь слѣдующимъ образомъ: Василій, постоянно находясь при хуторѣ, готовилъ пищу и вообще занимался дѣломъ дозволявшимъ работать сидя. Лисицынъ съ Петрушей приняли на себя всѣ труды внѣ дома. Теперь поселенцы благодарили Бога за благое внушеніе посѣять озимую рожь, безъ чего они нуждались бы въ хлѣбѣ.

Снѣгъ стаялъ быстро и земля вскорѣ покрылась превосходной зеленью. Рожь ваза очаровывала зрѣніе своею густою зеленью, обѣщавшею сильный ростъ и обильный урожай, не смотря на дурную обработку земли непривычнымъ пахаремъ. Какъ только земля просохла, Лисицынъ вспахалъ въ одной изъ лѣсныхъ полянъ осьминникъ земли подъ огородъ, а рядомъ съ озимымъ полемъ нѣсколько десятинъ подъ яровые хлѣба. Потъ градомъ катился съ нашего героя во время этой трудной работы, ноги и руки часто приходили въ изнеможеніе, но его желѣзная воля преодолѣвала физическія немощи и предпринятая работа не прекращалась. Когда земля совершенно была приготовлена къ принятію сѣмянъ, Лисицынъ засѣялъ одну десятину китайской яровой рожью, имѣющей зерно вдвое крупнѣе нашей ржи и дающей муку на подобіе пшеничной; одну десятину камчатскимъ овсомъ, одну десятину гималайскимъ ячменемъ, одну десятину гречихой, осминникъ (⅓ десятины) горохомъ, осьминникъ просомъ и осьминникъ льномъ. Всего было засѣяно яровыми хлѣбами пять десятинъ. Посѣвы были сдѣланы не въ одно время, а смотря по свойству хлѣбовъ, т. е. одни изъ нихъ сѣялись раньше, а другіе позже.

Въ свое время былъ засѣянъ и огородъ, морковью, рѣдькой, лукомъ, огурцами, капустой. Одну гряду Лисицынъ засѣялъ сѣмянами картофеля и двѣ гряды рѣпой. Остальныя огородныя сѣмяна оставлены въ запасѣ, какъ менѣе нужныя. Изъ цвѣточныхъ сѣмянъ были высѣяны только одни многолѣтнія, за исключеніемъ гряды махроваго мака; изъ садовыхъ сѣмянъ были высѣяны яблочныя, грушевыя, сливныя, вишневыя, смородины, кружевника, малины и клубники, каждый сортъ отдѣльно.

— Для чего вы по пусту тратите цвѣточныя и плодовыя сѣмяна? — спросилъ Василій, увидя трудящагося въ огородѣ Лисицына.

— Лучше посадить ихъ, чтобъ взошли на свѣтъ Божій, чѣмъ оставить сгнить въ амбарѣ. Коли кому-нибудь Богъ приведетъ обитать здѣсь, то пусть воспользуется моими трудами; отвѣчалъ Лисицынъ.

— Къ чему заботиться о другихъ, баринъ, когда своего дѣла вдоволь?

— Видишь-ли, Василій, если бы люди заботились только каждый о себѣ, то не пользовались бы тѣми удобствами жизни, какими пользуются теперь. Тогда не было бы ни каменныхъ зданій, ни прочныхъ дорогъ, ни водяныхъ каналовъ, ни лѣсныхъ насажденій, словомъ ничего долговременнаго. Между тѣмъ какой отецъ не старается оставить наслѣдства своимъ дѣтямъ послѣ смерти. Такъ и каждый человѣкъ, который любитъ своего ближняго, обязанъ оставлять своимъ собратьямъ посильные плоды его трудовъ, чтобъ заслужить добрую память.

— Я что-то не совсѣмъ беру въ толкъ ваши рѣчи?

— Я постараюсь выразиться яснѣе: если бы ты, чувствуя сильную жажду, нашелъ на пути колодезь съ водою, то не поблагодарилъ ли бы добраго человѣка, выкопавшаго этотъ колодезь.

— Видитъ Богъ, сказалъ бы большое спасибо.

— Теперь понятно-ли тебѣ, что трудиться для ближняго не только полезно, но и пріятно?

— Какъ не понять этого; да что толку въ цвѣтахъ-то?

— Добрый Василій, только грубыя животныя наслаждаются единственно одною пищею; а человѣкъ получилъ способность высшихъ наслажденій. Вѣдь тебѣ пріятно слышать хорошо спѣтую пѣсню, весело полюбоваться темной зеленью луга, золотистыми колосьями хлѣба, прекрасной картиной природы.

— Какъ же не радоваться, глядючи на чудныя созданія Божіи; а ужъ объ пѣснѣ и говорить нечего, — порой духъ захватывало.

— Представь же себѣ, что сюда можетъ забрести такой-же странникъ, какъ и мы съ тобой: какова будетъ его радость, когда онъ найдетъ здѣсь превосходные цвѣты, ягодные кусты и плодовыя деревья; онъ невольно ободрится, найдя въ этой пустынѣ слѣды человѣка просвѣщеннаго; это утѣшитъ его.

— Добрый баринъ, позвольте и мнѣ помогать вамъ сажать сѣмяна въ землю, — сказалъ убѣжденный Василій.

Обладая необыкновенной силой и ловкостью, Лисицынъ при помощи Петруши легко управился съ полевыми работами, такъ что у него доставало времени на ловлю рыбы и стрѣляніе дичи. Рыбу онъ ловилъ вершами, ставя ихъ въ мелкихъ проливахъ между островками Архипелажнаго озера, а дичь добывалъ особеннымъ образомъ.

Архипелажное озеро изобиловало водяными птицами; въ особенности гуси и утки плавали тамъ большими стадами, но какъ они, напуганные охотниками, стали держаться далеко отъ берега, то убивать ихъ сдѣлалось трудно. Изобрѣтательный умъ Лисицына вскорѣ нашелъ способъ побѣдить это неудобство. Однажды утромъ онъ предложилъ Василію поохотиться съ нимъ на озерѣ. Василій былъ порядочный стрѣлокъ и по слабости ногъ любилъ охоту на лодкѣ, какъ для него неутомительную. Утро было сѣренькое, туманное, благопріятное для стрѣлковъ. Они захватили достаточно пороху и дроби и отправились къ бухтѣ. Лисицынъ помогалъ Василію въ пути.

— Гдѣ же лодка, баринъ, — спросилъ Василій, подойдя къ бухтѣ.

— Развѣ ты ее не видишь, — спросилъ Лисицынъ съ сдержаннымъ смѣхомъ.

— Нигдѣ не вижу, правое слово; знать вѣтромъ унесло въ озеро.

— А что это зеленѣется у берега, близъ старой лиственницы?

— Мужжевеловый кустарникъ; съ нами крестная сила! какъ это онъ попалъ на воду?

— Это-то и есть наша лодка; ежели ты ошибся, то неразумная птица и подавно дастся въ обманъ. Видишь ли въ чемъ дѣло: я прикрѣпилъ къ бокамъ лодки сплошную массу можжевелыхъ вѣтвей, за которыми ни сверху, ни съ боковъ ничего невидно, что дѣлается въ лодкѣ; мы же, осторожно раздвигая вѣтви, можемъ видѣть все, что дѣлается на озерѣ. Весла такъ привязаны къ шканцамъ, что совсѣмъ погружены въ водѣ и можно управлять ими, не дѣлая ни малѣйшаго шума. Птицы примутъ насъ за островокъ, и будутъ подпускать близко. Теперь ты меня понялъ.

— Какъ не понять, штука и хитра́ и проста. Подлинно сказано, ученье свѣтъ, а неученье тьма. Вѣдь вотъ мнѣ же не пришло въ голову такого пустаго дѣла.

Охотники весело сѣли въ лодку и поплыли въ Архипелажное озеро.

— Дивуюсь я, баринъ, отъ чего это здѣшнее (глубокое) озеро гораздо глубже островскаго (Архипелажнаго), и почему нашъ островъ (пріютъ) опричь всѣхъ другихъ острововъ, одинъ такъ высоко выскочилъ надъ водою?

— Какъ это случилось, знаетъ одинъ Богъ; но вода и подземный огонь безпрестанно измѣняютъ поверхность земли и творятъ поистинѣ чудеса. Я полагаю, что въ незапамятныя времена, когда еще Алмазная рѣка не прорыла себѣ пути въ каменной горѣ, тамъ гдѣ теперь пороги, вся масса воды бросилась въ эту сторону, прорыла каналъ и затопила долину теперешняго Архипелажнаго озера; такимъ образомъ возвышенные мѣста и холмы образовали множество острововъ и островковъ. Тамъ, гдѣ теперь проливъ, соединяющій оба озера, находилась плотная каменная гора, удержавшая напоръ воды, тогда рѣка, не имѣя выхода, проложила теперешнее русло. Спустя можетъ быть тысячи лѣтъ, отъ сильнаго землетрясенія, слѣдствіе подземнаго огня, часть земли, составляющая пріютъ, поднялась въ верхъ, а окружающая его мѣстность опустилась въ низъ, и отъ той же причины треснула гора, ограничивавшая Архипелажное озеро, и вода изъ него промыла теперешній проливъ, конечно въ теченіи многихъ лѣтъ. Можетъ быть это случилось совсѣмъ иначе; я говорю тебѣ одни мои предположенія.

— Дивны дѣла Господни! но отъ чего же случаются землетрясенія?

— Видишь ли: внутренность земли заключаетъ въ себѣ огонь, который такъ силенъ, что плавитъ не только металлы, но и камни. Огонь этотъ заключенъ въ нашей земной корѣ, которая толщиною не болѣе пятидесяти верстъ, что сравнительно съ величиною всей земли, не толще скорлупы на куриномъ яйцѣ, съ которымъ въ этомъ отношеніи земля наша имѣетъ большое сходство, т. е. земная кора замѣняетъ скорлупу; а жидкое, расплавленное ядро ея — желтокъ съ бѣлкомъ. При расплавленіи металловъ, камней и прочаго, образуются упругіе пары, которые стараясь вырваться изъ сжатаго пространства, легко волнуютъ и потрясаютъ тонкую земную кору, отъ чего на ней произходятъ трещины, дѣлаются провалы, поднимается и опускается почва, словомъ производятся измѣненія земной поверхности, сопровождаемыя страшнымъ подземнымъ гуломъ. Такимъ образомъ выдвигаются въ моряхъ острова изъ пучинъ водъ, на землѣ же поднимаются горы.

— Отъ чего же у насъ на Руси почти не слыхать землетрясеній.

— На это, вѣроятно, существуетъ особая, еще не изслѣдованная, причина. Впрочемъ земная кора съ каждымъ столѣтіемъ дѣлается толще, или другими словами, жидкое ядро ея постепенно охладѣваетъ, поэтому въ наше время подземный огонь дѣлаетъ менѣе опустошеній, чѣмъ въ минувшія тысячелѣтія. Извини, что не умѣлъ объяснить яснѣе.

— Я тому дивуюсь, какъ про все это люди узнали, вѣдь не спускался же никто въ тартарары-то.

— Это узнали ученые, наблюдая землю въ теченіи многихъ сотенъ лѣтъ, чрезъ раскопку горъ и тому подобное. Однако-жъ замолчимъ покуда, за проливомъ я вижу стаю гусей.

Охотники прошли проливъ и начали гресть къ своимъ жертвамъ съ такою медленностію, что лодка казалась почти стоящею на мѣстѣ. Это было сдѣлано для того, чтобъ напуганная птица приняла лодку за кустарникъ. Дѣйствительно, гуси безъ всякаго опасенія рѣзвились въ водѣ, граціозно поднимая свои красивыя головы. Разстояніе между ними и охотниками съ каждой минутой дѣлалось менѣе и вотъ наконецъ они приблизились на вѣрный ружейный выстрѣлъ. Лисицынъ знакомъ предложилъ Василію стрѣлять, а свое двухствольное ружье приготовилъ для выстрѣла въ летъ, когда испуганное стадо поднимется съ воды. Почти въ одно время раздались три выстрѣла, и звукъ ихъ повторенный эхомъ прибрежныхъ высотъ, слился съ крикомъ тяжело взлетѣвшихъ гусей, которые поспѣшили скрыться за первымъ островомъ.

— Чудесно, — вскричалъ Василій, — четыре гуся остались на мѣстѣ.

— Нужно было мѣтить въ самую средину стада, и не такъ близко подплывать, тогда дробь разсыпалась бы болѣе и мы застрѣлили бъ не четырехъ гусей, — отвѣчалъ Лисицынъ, — а болѣе.

Только что охотники подобрали въ лодку гусей, показалась стая утокъ, вѣроятно испуганное ихъ выстрѣлами, которая отъ сѣвернаго берега озера тянула на югъ, довольно высоко поднявшись въ воздухѣ; судя но направленію ихъ полета, они должны были пролетѣть надъ самою лодкой. Лисицынъ поспѣшилъ зарядить свое ружье.

— Неужели вы хотите, баринъ, даромъ потерять выстрѣлъ. На такой высотѣ и на лету, мудрено попасть.

— Это гораздо легче, чѣмъ ты думаешь; я не буду цѣлить въ одну птицу, а въ цѣлую стаю, и выстрѣлю изъ обоихъ стволовъ; мое ружье бьетъ далеко, можно разсчитывать на вѣрную добычу. Точно также и въ одну птицу попасть на лету не трудно, только нужно знать сноровку и быстроту полета той птицы, въ которую цѣлишься. Я тебя со временемъ научу этому, Василій, а теперь смотри: вотъ утки сейчасъ будутъ надъ нашей головою.

Лисицынъ выстрѣлилъ изъ обоихъ стволовъ и пять жертвъ тяжело кувыркаясь въ воздухѣ упали на воду, вблизи отъ лодки.

— Вы славный стрѣлокъ, баринъ, съ вами весело охотиться.

— Я старый охотникъ, другъ мой; еще съ десятилѣтняго возраста отецъ пріучалъ меня къ ружью; а съ шестнадцати лѣтъ, я часто охотился съ извѣстнымъ стрѣлкомъ М., который научилъ меня всѣмъ тайнамъ стрѣльбы по разной дичи. Теперь гуси успокоились, обогнемъ ближній лѣсной островокъ и мы навѣрно увидимъ ихъ стаю.

Охотники поплыли сперва къ острову, потомъ продолжали свой путь до самыхъ береговъ, чтобъ менѣе быть примѣченными.

— Вотъ я, — сказалъ Василій, — сколько ни пробовалъ, не попадалъ въ птицу на лету, или въ зайца на бѣгу.

— За то славно владѣлъ и владѣешь топоромъ и кузнечнымъ молотомъ. Всякое дѣло мастера боится! Когда бы ты имѣлъ побольше празднаго времени, то при твоей склонности къ охотѣ скоро выучился бы стрѣлять на славу. Оттолкни-ка лодку отъ берега, я вижу, изъ воды выглядываетъ подводный камень.

— Конечно, баринъ, — сказалъ Василій, въ точности исполнивши совѣтъ Лисицына, — Богъ далъ каждому человѣку особое художество. Одинъ знаетъ одно, другой — другое и всякій своимъ ремесломъ добываетъ себѣ хлѣбъ насущный.

— Въ этомъ, другъ мой, видна особенная премудрость Божія, вложивши въ умъ и сердца людей различныя познанія и наклонности. Онъ этимъ сдѣлалъ насъ необходимыми другъ другу и связалъ весь родъ человѣческій узами братства.

Василій хотѣлъ что-то отвѣчать, но не успѣлъ; лодка обогнула выдавшійся мысъ островка и онъ увидѣлъ большую стаю гусей, на разстояніи дальняго ружейнаго выстрѣла. На этотъ разъ охотники дѣйствовали удачнѣе. Къ вечеру они возвратились на пріютъ, обремененные добычею. Въ послѣдствіи, разсчитавъ, что порохъ лучше приберечь для краснаго звѣря, Лисицынъ пересталъ стрѣлять дробью. Онъ устроилъ большой лукъ, изъ гибкаго дерева и аршинныя стрѣлы, съ желѣзными наконечниками. Этимъ способомъ стрѣльбы, онъ не пугалъ дичи и безъ труда убивалъ ее на близкихъ разстояніяхъ, то изъ обставленной своей лодки, то изъ засадъ, на, островкахъ. Лисицынъ и прежде умѣлъ хорошо стрѣлять изъ лука, но теперь, практикуясь каждый день, пріобрелъ такой навыкъ, что не давалъ промаха даже по рѣзвой бѣлкѣ.

Праздники онъ употреблялъ изключительно для дальней охоты, чтобъ лучше ознакомиться съ окружающею мѣстностію. Во время такихъ дальнихъ походовъ, онъ пріучался узнавать, гдѣ именно водятся разныя породы пушистыхъ звѣрей, съ красивымъ мѣхомъ. Такимъ образомъ, каждый праздникъ онъ приносилъ по нѣскольку соболей, или лисицъ, или куницъ, или енотовъ, отъ которыхъ Василій приходилъ въ восторгъ, зная толкъ въ хорошихъ мѣхахъ.

Въ одну изъ такихъ прогулокъ, Лисицыну случилось быть зрителемъ забавнаго произшествія. Обувь его, какъ припомнятъ читатели, состояла изъ полосъ медвѣжьяго мѣха, обертывавшихъ ногу, на подобіе онучей, мѣхомъ наружу; поэтому шаговъ его не было слышно. Идя осторожно между деревьями, Лисицынъ услыхалъ сердитое ворчанье медвѣдя. Подкравшись ближе, онъ увидѣлъ мишку, влѣзшаго на стволъ дерева и пожиравшаго медъ въ ульѣ, устроенномъ трудолюбивыми пчелами, въ дуплѣ старой липы. Разсерженныя насѣкомыя тучею кружились около его головы и мстили врагу своими длинными жалами, а медвѣдь сердился и отмахивался лапами, сколько это было для него возможно. Это событіе дало Лисицыну мысль добывать медвѣжьи шкуры не тратя пороха.

Въ амбарѣ было нѣсколько пудовыхъ гирь съ ушками, взятыхъ съ корабля вмѣстѣ съ прочими металлическими вещами, а также двѣ длинныхъ желѣзныхъ цѣпи, для привязи на ночь овчарокъ. Лисицынъ, вспомнивъ объ этихъ вещахъ, тайно отъ товарищей принесъ къ улью одну цѣпь и одну гирю; вздѣвши послѣднюю ушкомъ ея на цѣпь, онъ укрѣпилъ концы на ближайшихъ толстыхъ сучьяхъ, такъ чтобъ гиря, по собственной тяжести, непремѣнно находилась противъ отверстія улья (фиг. 15). Установивши съ вечера этотъ нехитрый снарядъ, охотникъ возвратился на пріютъ. На другой день, когда товарищи еще спали, онъ поспѣшилъ осмотрѣть свою выдумку, и съ удовольствіемъ увидѣлъ медвѣдя лежащаго подъ деревомъ съ разбитымъ черепомъ. Василій удивился, увидавши шкуру звѣря, на которой не было слѣда ни ружейной пули, ни ножа. Лисицынъ разсказалъ о своемъ снарядѣ, и Петрушѣ очень захотѣлось посмотрѣть, какимъ образомъ медвѣдь самъ себя убиваетъ. Лисицынъ доставилъ ему это удовольствіе въ первый же праздникъ.

— Пора намъ собираться, сказалъ онъ Петрушѣ, усердно грызшему кедровые орѣхи, подъ пристальнымъ наблюденіемъ его любимаго щенка Сивки, который каждый орѣхъ, положенный мальчикомъ въ ротъ, сопровождалъ поворотомъ глазъ и головы. Не забудь на случай захватить котомку съ пищей, можетъ быть придется ночевать въ лѣсу.

— Сію минуту все приготовлю, отвѣчалъ обрадованный мальчикъ.

Чрезъ полчаса, они плыли уже по озеру къ сѣверному его берегу, при очаровательномъ освѣщеніи великолѣпнаго вечерняго солнца.

— Ты мнѣ сказывалъ, Петруша, что никогда не видалъ медвѣдя, — заговорилъ Лисицынъ ласковымъ голосомъ.

— Точно никогда не видалъ; а развѣ онъ страшенъ?

— Гораздо страшнѣе того горнаго козла, котораго ты такъ испугался. Помнишь?

— Я его и теперь бы испугался; такой онъ косматый и рогатый; а у медвѣдя нѣтъ роговъ.

— За то у него есть страшная сила, могучіе лапы и свирѣпый взглядъ, который трудно вынести человѣку; но ты со мною не бойся!

— Если я его испугаюсь, то, влѣзу на дерево, и онъ тамъ меня не достанетъ.

— Я долженъ тебя предупредить, Петруша, что медвѣди лазятъ по деревьямъ, нисколько не хуже тебя.

— Вы только шутите, чтобъ меня испугать?

— Вовсе не шучу. Я тебя впередъ предупреждаю, что ты очень испугаешься медвѣдя; но мы помѣстимся въ безопасномъ мѣстѣ и ты не долженъ ничего бояться, а главное удержись кричать, даже говорить и шевелиться; тогда звѣрь не пойдетъ на приманку, а обратится на насъ съ тобой.

— Съ вами я не буду бояться, вы ихъ убиваете какъ зайцевъ. Мнѣ очень хочется видѣть, какъ звѣрь самъ себя уходитъ.

— Если ты сохранишь совершенную тишину, то увидишь это любопытное зрѣлище.

Путники высадились на берегъ и углубились въ лѣсъ. Вскорѣ открылась небольшая прогалина, окруженная старыми деревьями. У самой ея опушки, Лисицынъ указалъ Петрушѣ толстую липу съ ульемъ, на которой былъ устроенъ губительный снарядъ.

— Какъ же это, гиря сама можетъ убить медвѣдя? — спросилъ мальчикъ.

— Я не стану теперь объяснять тебѣ это; скоро самъ увидишь. Намъ нужно поторопиться занять нашъ наблюдательный постъ, на противоположной сторонѣ прогалины; скоро закатится солнце, а въ это время медвѣди выходятъ изъ берлогъ своихъ.

Охотники подошли къ старому дубу, въ которомъ на высотѣ двухъ сажень отъ земли находилось отверстіе, довольно широкое для того, чтобъ свободно пролѣзть человѣку въ просторное дупло сгнившаго въ срединѣ дерева. Лисицынъ сперва подсадилъ Петрушу, потомъ подбросилъ къ нему конецъ веревки, къ которой была привязана котомка съ съѣстными припасами, пантронтажъ и ружье, приказавъ мальчику втащить въ дупло всѣ эти вещи. Нарубивши нѣсколько вѣтвей молодаго дуба, онъ ихъ тѣмъ же способомъ доставилъ къ Петрушѣ и наконецъ самъ влѣзъ въ дупло. Здѣсь оказалось спокойное и просторное помѣщеніе для двоихъ. Стоя, они хорошо могли видѣть все, что дѣлается на полянѣ и у старой липы. Чтобъ медвѣдь не могъ ихъ примѣтить, Лисицынъ прикрылъ отверстіе дупла срубленными имъ дубовыми вѣтками. Занятое ими дерево росло на западной сторонѣ поляны, а дерево съ ульемъ находилось на восточной ея сторонѣ и ярко было освѣщено лучами заходящаго солнца, тогда какъ ихъ убѣжище оставалось въ тѣни.

— Петруша, — ласково сказалъ Лисицынъ, — еще разъ предупреждаю, чтобъ ты соблюдалъ совершенную тишину, когда увидишь медвѣдя, и какъ бы ты ни испугался, помни, что я съ тобою и не дамъ звѣрю до тебя дотронуться. У меня въ ружьѣ двѣ пули, а за поясомъ ножъ и топоръ. Съ такимъ вооруженіемъ здѣсь можно защищаться хотя противъ троихъ медвѣдей.

— Пока до меня не дотронется звѣрь, я не закричу; но почему вы думаете, что медвѣдь полѣзетъ на ту липу, а не на нашъ дубъ?

— Потому что онъ любитъ лакомиться медомъ, и проложилъ къ улью тропу; а какъ улей только имъ начатъ, то онъ придетъ непремѣнно и сегодня. На нашъ же дубъ онъ пойдетъ только въ такомъ случаѣ, если мы сами дадимъ ему о себѣ знать.

Петруша съ свойственнымъ мальчику любопытствомъ, продолжалъ еще разспрашивать Лисицына о волкахъ и медвѣдяхъ, какъ до тонкаго слуха охотника долетѣлъ изъ чащи звукъ, похожій на трескъ ломаныхъ вѣтвей.

— Тише, — сказалъ онъ Петрушѣ, — медвѣдь идетъ.

— Какъ вы это можете знать, я ничего не вижу.

— Медвѣдь не крадется какъ кошка, онъ идетъ смѣло; подъ тяжелыми его ногами хрустятъ старыя сучья, а молодыя, которыя ему мѣшаютъ, онъ ломаетъ могучими лапами; отъ этого его приближеніе далеко можно слышать.

— Теперь и я слышу трескъ, ишь какъ ломитъ! морозъ такъ и подираетъ по кожѣ; должно быть въ самомъ дѣлѣ онъ очень страшенъ.

— Смотри же, молчи и не шевелись; иначе онъ придетъ къ намъ въ гости.

Петруша поблѣднѣлъ какъ полотно, и слушалъ съ напряженнымъ вниманіемъ, усиливающійся шумъ. Солнце только что сѣло и пылающая заря ярко освѣщала старую липу. Наконецъ звѣрь показался на опушкѣ поляны; онъ поднялъ свою косматую голову и началъ обнюхивать воздухъ…, въ эту минуту Петруша готовъ былъ отъ страха упасть на дно дупла, если бъ Лисицынъ не удержалъ его въ крѣпкихъ рукахъ своихъ. Увѣрившись, что все обстоитъ благополучно, медвѣдь всталъ на заднія лапы и полѣзъ на липу. Это нѣсколько ободрило Петрушу и онъ получилъ способность наблюдать за опаснымъ сосѣдомъ. Вотъ мохнатый мишка добрался головою до улья и началъ пожирать медъ, не обращая вниманія на мстительныхъ пчелъ, окружавшихъ его густымъ роемъ, но гиря видимо мѣшала ему спокойно лакомиться: онъ отмахнулъ ее лапой и она поднявшись вверхъ по цѣпи отъ полученнаго толчка, повинуясь своей тяжести, опять опустилась внизъ, на прежнее мѣсто, при чемъ ударила по головѣ медвѣдя; звѣрь зарычалъ отъ досады и отмахнулъ гирю съ большею силою; гиря, поднявшись выше прежняго, спустилась внизъ съ большею скоростію и нанесла лакомкѣ сильнѣе ударъ по головѣ. Разсвирепѣвшее животное оттолкнуло гирю еще съ большею силою, за то получило полновѣснѣе ударъ. Послѣ нѣсколькихъ повтореній этого маневра, медвѣдь рухнулся на землю съ разбитымъ черепомъ. Петруша, не понявшій причины паденія звѣря, и вообразивши, что медвѣдь сейчасъ же бросится въ его убѣжище, огласилъ лѣсъ такимъ неистовымъ крикомъ, что цѣлыя стаи галокъ и воронъ поднялись съ своихъ гнѣздъ и завторили ему пронзительнымъ карканьемъ.

— Перестань визжать, трусишка, — закричалъ съ громкимъ смѣхомъ Лисицынъ, — теперь нѣтъ никакой опасности; медвѣдь околѣлъ.

— Нѣтъ, я вижу, какъ онъ страшно смотритъ сюда; вотъ онъ сейчасъ бросится на насъ!

— Я докажу тебѣ, что ты ошибаешься, — сказалъ Лисицынъ, вылѣзая изъ дупла.

— Куда вы, ради Бога останьтесь! Рѣжутъ! рѣжутъ! караулъ! рѣжутъ! — продолжалъ кричать онъ въ изступленіи. Увидѣвши, что Лисицынъ совсѣмъ спустился на землю, онъ отъ страха одному остаться въ дуплѣ, нѣсколько разъ порывался изъ него вылезти и опять влезалъ въ него, опасаясь сосѣдства ужаснаго звѣря. Наконецъ ласковыя слова Лисицына, принявшагося снимать съ медвѣдя шкуру, утишили его безумный страхъ. Во время обратнаго пути къ лодкѣ, Петруша совершенно успокоился, а плывя къ пріюту громко смѣялся надъ своимъ испугомъ.

Лисицынъ не пропускалъ пользоваться ульями, и добылъ этимъ способомъ нѣсколько медвѣжьихъ мѣховъ. Нашъ лѣсной охотникъ въ концѣ года сдѣлался такъ опытенъ, что по тропамъ могъ различать каждаго звѣря, а по свойству мѣстности, гдѣ какая порода водится.

Однажды, удалясь дальше обыкновеннаго, онъ набрелъ на глубокую рѣчку, густо обросшую лѣсомъ и частымъ кустарникомъ. Раздвинувши нечаянно вѣтви, онъ увидалъ на другомъ берегу красиваго звѣрка съ дѣтенышемъ. Самка была длиною около десяти вершковъ, съ пушистой шерстью; въ зубахъ у нея была птичка, которую она полоскала въ водѣ. Желая узнать какой это звѣрь, Лисицынъ застрѣлилъ его; тогда маленькій дѣтенышъ немедленно спрятался подъ тѣло матери; когда же Лисицынъ поднялъ убитое животное, маленькій звѣрокъ старался скрыться между его ногами. Одного взгляда было достаточно, чтобъ узнать енота. Зная изъ естественной исторіи, что животное это легко дѣлается ручнымъ, охотникъ положилъ въ якташъ робкаго малютку, а съ самки снялъ шкуру. Маленькій енотъ дѣйствительно сдѣлался ручнымъ, и подружился съ котомъ, съ которымъ часто вступалъ въ рѣзвыя игры.

Наступилъ іюнь; трава на лугу достигла двухъ аршинъ роста, и Лисицынъ усердно принялся ее косить. Эта работа очень его утомляла; однако же въ теченіи мѣсяца, съ помощью товарищей, помогавшихъ убирать сѣно, онъ заготовилъ его достаточное количество. Въ одномъ концѣ луга, онъ нашелъ цѣлую поляну, заросшую мюсуемъ (трава, по питательности превосходящая клеверъ), которую оставилъ на сѣмяна. Въ долинѣ покрытой различными злаками, онъ увидѣлъ нѣсколько породъ лучшихъ кормовыхъ травъ. Въ послѣдствіи, когда они созрѣли, Лисицынъ собралъ нѣсколько пудъ мюсуя, краснаго клевера, тимофейки и лисьяго хвоста.

Къ восемнадцатому іюля поспѣла озимая рожь. Лисицынъ скосилъ ее косою съ грабельками, а Василій съ Петрушей сгребали въ кучки и вязали въ снопы; десятина дала необыкновенный урожай, двадцать пять четвертей крупной ржи. Въ слѣдъ за рожью, поспѣлъ овесъ, давшій тридцать четвертей зерна; ячменю получено восемнадцать четвертей; яровая рожь дала двадцать одну четверть, десяти пудоваго вѣса; остальные хлѣба и огородные овощи уродились отлично. Къ двадцатому августа, весь хлѣбъ былъ убранъ въ одонки и земля подъ посѣвъ озимаго хлѣба приготовлена, но по случаю стоявшей засухи, посѣвъ былъ отложенъ до дождя, чтобъ бросить зерно въ сырую землю.

— Такого благодатнаго урожая не встрѣтишь и въ Курской губерніи, — сказалъ Лисицынъ, молотя съ Василіемъ цѣпами ржаные снопы на сѣмяна. — Чудо, что за земля здѣсь.

— Уродилось на диво, баринъ, кабы здѣсь приложить рукъ побольше, всю Сибирь запрудили бы хлѣбомъ. Жаль, что земля-то эта не наша, такъ хинью пропадетъ у некрещеныхъ бусурмановъ.

— Однако жъ и не китайская; кто знаетъ, можетъ быть и наша будетъ. Тогда здѣсь быстро разовьется земледѣліе и пшеница будетъ вывозиться въ Китай, Японію и на острова великаго Океана. Что за зерно! — прибавилъ Лисицынъ, пересыпая рожь съ одной ладони на другую.

— Зерно, какого не сыскать; только я слышалъ баринъ, косоглазые и темнокожіе любятъ рисъ, а нашу рожь не жалуютъ.

— Однако жъ они любятъ и кукурузу, которая здѣсь должна отлично родиться; а какъ войдутъ во вкусъ, то пшеницу предпочтутъ своему рису, который можетъ рости только на влажныхъ поляхъ.

— Вѣстимо, что можетъ быть лучше пшенично-крупичатой муки, какую я видѣлъ въ Питерѣ; однако же хлѣбъ изъ нее жидокъ и нашему брату скоро пріѣдается, то ли дѣло ржаной хлѣбъ, онъ имѣетъ въ себѣ больше силы, какъ съѣшь его фунтъ другой, такъ чувствуешь, что сытъ; а бѣлымъ-то хлѣбомъ не наѣшься.

— Это отъ привычки, Василій; русской человѣкъ выросъ на черномъ хлѣбѣ, отъ того его и любитъ; а англичанинъ, напримѣръ, ѣсть не станетъ, воспитанный на пшеницѣ; у него весь желудокъ поворотитъ отъ нашего чернаго хлѣба, французъ же пожалуй и боленъ сдѣлается.

Лисицынъ захотѣлъ воспользоваться временемъ неудобнымъ для посѣва и отправился осматривать ближайшія горы, которыя своими очаровательными очертаніями давно манили его къ себѣ.

Переплывши озеро, охотникъ углубился въ лѣсъ. Деревья сначала росли очень часто и были переплетены вьющимися растеніями, отъ чего Лисицынъ былъ вынужденъ версты двѣ придерживаться береговъ озера до того мѣста, гдѣ начиналась заросль высокаго и частаго тростника. Здѣсь онъ увидѣлъ мшистую долину, покрытую рѣдкими деревьями, которыя тянулись по прямому направленію къ горамъ. Прошедши по ней нѣсколько часовъ, Лисицынъ достигъ подошвы горъ, поросшихъ высокимъ хвойнымъ лѣсомъ. Подкрѣпивъ себя пищею близъ источника, вытекавшаго изъ скалы, охотникъ, одолѣваемый усталостью, заснулъ. Когда онъ раскрылъ глаза, на небѣ свѣтила уже полная луна, и часы показывали половину двѣнадцатаго. Отъ сырости мѣста, гдѣ спалъ, или отъ холодной ночной росы, Лисицынъ сильно продрогъ; онъ выпилъ немного водки, чтобъ согрѣться, и нашедши въ горѣ впадину, по близости источника, Лисицынъ поспѣшилъ воспользоваться ею для ночлега. Лишь только успѣлъ онъ спокойно помѣститься въ своемъ убѣжищѣ, какъ изъ земли, такъ ему показалось, поднялась голова огромнаго чудовища, съ большими рогами и глазами, страшно блестящими при свѣтѣ мѣсяца, которые звѣрь свирѣпо устремилъ на него. Лисицынъ сперва подумалъ, что это игра воображенія отъ выпитой водки, которую онъ употреблялъ очень рѣдко; но когда рога и глаза стали медленно къ нему приближаться, тогда, испугъ его достигъ крайнихъ предѣловъ и онъ почти безсознательно выстрѣлилъ…, чудовище исчезло такъ же внезапно, какъ и явилось. Съ удаленіемъ опасности, разумъ молодаго человѣка пришелъ въ нормальное положеніе; онъ осмотрѣлъ мѣстность, но нигдѣ никого не было.

Подошедши утромъ къ ручью, онъ замѣтилъ на травѣ слѣды крови. Это убѣдило, что ночное посѣщеніе не было игрою воображенія. Лисицынъ пошелъ по слѣду, обозначенному кровавыми пятнами, и достигъ до узкой разселины, между двумя отвѣсными скалами, заросшей частымъ кустарникомъ; слѣдъ крови здѣсь исчезъ. Съ большимъ трудомъ перебравшись черезъ кустарникъ и огромныя каменья, онъ очутился въ восхитительной долинѣ, покрытой роскошной травою, цвѣтами и орѣховыми деревьями, съ созрѣвшими плодами, въ родѣ волошскихъ. Чрезвычайное множество розовыхъ кустовъ, усыпанныхъ превосходными бутонами, удивили его своимъ колоссальнымъ ростомъ и роскошною растительностію. Эту долину онъ назвалъ въ дневникѣ своемъ долиною розъ. Она простиралась въ длину верстъ на семь, а въ широкихъ мѣстахъ достигала трехъ верстъ, и со всѣхъ сторонъ была обставлена отвѣсными, неприступными горами. Бродя по этой долинѣ, Лисицынъ опять нашелъ слѣдъ крови, который привелъ его ко входу въ пещеру, прикрытому густымъ розовымъ кустарникомъ. Вошедши въ нее, охотникъ очутился во мракѣ. Это заставило его набрать сухаго хвороста, принести его въ пещеру и зажечь. Какъ только огонь освѣтилъ огромные своды пещеры, рогатое чудовище поднялось изъ отдаленнаго угла и быстро выбѣжало въ поле. Лисицынъ бросившись въ погоню, увидалъ крупнаго лося, который вскорѣ скрылся изъ глазъ, направясь къ выходу изъ долины розъ. Сознавая безполезность преслѣдовали звѣря, онъ снова вошелъ въ пещеру, желая подробнѣе осмотрѣть ее. Она, освѣщенная пылавшимъ костромъ, оказалась необитаема, но въ одномъ мѣстѣ, противоположномъ входу, находился проходъ въ глубину горы, постепенно склоняющійся внизъ, который показался смѣлому охотнику мрачной пастью колоссальнаго чудовища. Ему очень хотѣлось осмотрѣть этотъ проходъ, но безъ огня, онъ счелъ неблагоразумнымъ дѣлать розыски, отложивъ это до другаго времяни. Чтобъ не возвратиться домой съ пустыми руками, Лисицинъ набралъ цѣлую корзину спѣлыхъ орѣховъ. Возвращаясь домой, въ одной разселинѣ горы онъ увидѣлъ чугунную руду въ чистыхъ зернахъ.

Не дохода озера, онъ убилъ кабана, и только къ ночи приплылъ на пріютъ съ добычей, которая обрадовала его товарищей. Петрушѣ очень понравились орѣхи; онъ долго просилъ Лисицына взять его съ собою, для осмотра долины розановъ и неизвѣстной пещеры.

— Ты не знаешь, о чемъ просишь, Петруша, въ глубинѣ пещеры мы можемъ встрѣтить логовище медвѣдя, а ты боишься ихъ даже мертвыхъ.

— Я не буду бояться, пожалуста возьмите меня, я никогда не видалъ пещеръ.

— Хорошо, я возьму тебя съ собою, но съ условіемъ: въ случаѣ испуга, можешь прятаться за меня, даже бѣжать, но не хвататься за меня руками, чѣмъ помѣшаешь мнѣ защищать тебя.

Въ пещерѣ, какъ уже убѣдился Лисицынъ, было совершенно темно. Ежели взять съ собой ночникъ съ жиромъ, служившій для освѣщенія зимою, то этого ничтожнаго свѣта будетъ недостаточно. Съ зажженной лучиной также неудобно было пускаться въ проходъ, ее понадобился бы большой запасъ. Послѣ долгихъ размышленій, Лисицынъ придумалъ сдѣлать длинные факелы. Для этого онъ употребилъ старые веревки и мочала. Сперва сильно проваривши ихъ въ кипящемъ дегтѣ, онъ сплелъ изъ нихъ, какъ можно рыхлѣе, толстый канатъ, проварилъ его въ древесной смолѣ, а когда остылъ, снова обмакивалъ его въ жидкой смолѣ и давалъ застывать на воздухѣ. Куски этого каната, диною въ полтора аршина, представляли толстыя смоляныя свѣчи, которыя горѣли не скоро, и хотя производили большой дымъ, но давали довольно свѣта.

Запасшись смоляными факелами и провизіей, Лисицынъ съ Петрушей отправились въ путь съ зарею. Мальчикъ просилъ дать ему пистолеты, но Лисицынъ отказалъ въ этой просьбѣ, опасаясь его трусости и неумѣнья обращаться съ огнестрѣльнымъ оружіемъ. Шагая по непроторенной тропинкѣ, онъ развлекалъ юнаго товарища веселыми разговорами, и по временамъ обращалъ его вниманіе на красоту мѣстности, на встрѣчаемые ими древесные породы, цвѣты, травы и коренья, объясняя, что для чего полезно, что вредно для здоровья. Заинтересованные такимъ разговоромъ, путники незамѣтно дошли до пещеры. Было уже десять часовъ утра.

— Прежде чѣмъ начать осмотръ пещеры, нужно хорошенько позавтракать и немного отдохнуть, — сказалъ Лисицынъ, вынимая изъ котомки сушеную и жареную дичину и сдобныя ячменныя лѣпешки. — Я полагаю ты очень проголодался, Петруша.

— Точно, мнѣ хочется ѣсть, но я готовъ не завтракать, только бы скорѣе войти въ пещеру,

— Нѣтъ, Петруша, голодный желудокъ плохой товарищъ. Прими себѣ за правило, всякое дѣло требующее физическаго труда, начинать съ сытымъ желудкомъ. Пища придаетъ человѣку силу и бодрость; онъ дѣлается веселѣе и храбрѣе; голодъ же дѣйствуетъ наоборотъ. Ѣшь на здоровье, сколько сможешь, а любопытство свое умѣрь; всякое сильное желаніе отнимаетъ аппетитъ.

Петруша не заставилъ себя долго просить. Съ дѣтскою способностью ѣсть во всякое время, онъ усердно напалъ на жареную утку, иногда прерывая свою работу вопросами.

— Что мы будемъ дѣлать, если въ пещерѣ наткнемся на берлогу звѣря?

— Мы убьемъ его безъ всякой пощады, т. е. ты посвѣтишь, а я застрѣлю.

— Хорошо, а если вмѣсто звѣря, встрѣтится огромная змѣя? Говорятъ есть такія змѣи, что могутъ проглотить человѣка.

— Такихъ змѣй нѣтъ, Петруша; а здѣсь мы можемъ встрѣтить ужа, или козулю, которые сами убѣгутъ отъ насъ, испугавшись свѣта факеловъ.

— Такъ при осмотрѣ пещеры, не можетъ встрѣтиться опасности?

— За это никакъ нельзя ручаться, мало ли что можетъ случиться. Я въ одномъ могу тебя увѣрить, что не опасаюсь ни звѣрей, ни гадовъ, но боюсь заплутаться въ подземныхъ проходахъ. Здѣсь не поможетъ ни сила, ни храбрость. На всякой случай, мы захватимъ съ собою побольше пищи и факеловъ.

— Я тоже думалъ о томъ, какъ бы намъ не заплутаться и не умѣреть съ голоду.

— Не бойся, Петруша, я захватилъ съ собою такую вещь, которая намъ укажетъ обратный путь.

— Что же это такое? — спросилъ мальчикъ, остановившись ѣсть.

— Это большой клубокъ суровыхъ нитокъ.

— Что же мы съ нимъ будемъ дѣлать?

— А вотъ что: мы привяжемъ одинъ конецъ нитки у входа въ пещеру, и во все время нашей ходьбы, клубокъ будетъ разматываться, эта нитка укажетъ намъ дорогу изъ пещеры.

— Если нитка оборвется, и мы этого не примѣтимъ, тогда можно будетъ заплутаться.

— Подобные случаи бывали, Петруша, но я приму еще другія мѣры осторожности; со мною, какъ видишь есть топоръ, и я захвачу еще нѣсколько кусковъ угля. На мягкихъ стѣнахъ я буду дѣлать зарубки топоромъ, а на каменныхъ чертить углемъ; и такъ будь покоенъ, мы не можемъ заплутаться.

— Но вѣдь знаки на стѣнахъ намъ не помогутъ, когда догорятъ факелы; въ потьмахъ ничего не увидимъ.

— Я и это обдумалъ Петруша, зная скорость горѣнія нашихъ факеловъ, изъ сдѣланнаго мною опыта, я при помощи моихъ часовъ, пройду только такое пространство, какое дозволитъ половинное число нашихъ факеловъ.

— Теперь я ничего не боюсь, — весело сказалъ мальчикъ.

Окончивши завракъ, Лисицынъ уложилъ съѣстные припасы въ мѣшокъ, который привязалъ за спиною, вмѣстѣ съ связкою факеловъ; подтянулъ поясъ, на которомъ висѣли рожокъ съ порохомъ, пистонница, патронтажъ съ готовыми зарядами и кинжалъ; взбросилъ на плечо ружье, и съ топоромъ въ рукахъ вступилъ въ пещеру, приказавъ Петрушѣ идти рядомъ съ зажженнымъ факеломъ и маленькимъ мѣшочкомъ съ углемъ.

Пещера оказалась обширной залой, съ неправильнымъ сводомъ изъ громадныхъ камней и плитняковыми стѣнами. Въ одномъ углу широкій проходъ, темный какъ ночь, пугалъ робкаго Петрушу своей таинственностью. Лисицынъ смѣло вступилъ въ него. Проходъ этотъ сперва широкій, постоянно понижаясь, вмѣстѣ съ тѣмъ съуживался; его неровныя стѣны, освѣщаемыя мерцающимъ пламенемъ факела, то ярко блестѣли, то скрывались во мракѣ. Шаги путниковъ громко раздаваясь по твердому каменистому грунту, будили мертвую тишину этой подземной могилы. Лисицынъ видѣлъ, какъ рука Петруши, державшая факелъ, дрожала отъ внутренняго волненія, но шелъ будто ничего не примѣчаетъ. Проходъ иногда измѣнялъ направленіе, но не имѣлъ побочныхъ вѣтвей, и повсюду былъ гораздо выше ихъ роста. Послѣ часовой ходьбы, проходъ сдѣлался шириною не много больше одной сажени, и привелъ храбрецовъ въ другую обширную пещеру, съ мягкимъ хрящеватымъ поломъ. Отсюда узкій проходъ, длиною около тридцати шаговъ, привелъ ихъ въ просторный коридоръ, по которому пройдя около пятидесяти сажень, они вступили въ третью пещеру, гораздо обширнѣйшую двухъ первыхъ; одна изъ стѣнъ ея, ослѣпительно отражала блескъ огня. Изъ этой подземной залы шелъ широкій ходъ на юго-востокъ, постепенно возвышаясь и чрезъ полчаса времени, вывелъ ихъ на луговую равнину. Замѣчательно, что какъ въ пещерахъ, такъ и въ коридорахъ воздухъ былъ чистъ, полъ ровенъ и проходы нигдѣ не ниже четырехъ аршинъ.

— Слава Богу! мы опять вышли на свѣтъ, — вскричалъ Петруша.

— Да, благодаря Бога, мы окончили путешествіе безъ всякихъ приключеній; ни медвѣдей, ни змѣй, ничего намъ не повстрѣчалось.

— Я все боялся, что мы никогда не выберемся изъ-подъ земли.

— Новички въ такихъ путешествіяхъ, не рѣдко тревожатся подобнымъ страхомъ. За то, въ награду за нашъ трудъ, мы открыли восхитительную долину; что за чудесная трава.

— Сколько здѣсь цвѣтовъ? какъ будто нарочно посѣяны.

Равнина была дѣйствительно очаровательна. Представьте себѣ ровную плоскость, около десяти верстъ длиною и до семи шириною, обставленную со всѣхъ сторонъ неприступными горами, увѣнчанными частымъ вѣковымъ лѣсомъ. Вся эта долина представляла роскошный коверъ изъ сочной зеленой травы, съ безчисленными цвѣтами. Почти по всей долинѣ бѣжалъ прозрачный ручей, оканчивающійся небольшимъ озеромъ, вокругъ котораго росло сотни двѣ кедровъ. Кромѣ этой группы деревъ не росло ни одного куста, у подошвы горъ грудами лежали сухія деревья, сверженныя сверху бурями. Когда Лисицынъ окончилъ осмотръ поляны, наступилъ вечеръ и онъ рѣшилъ переночевать подъ кедрами. Въ озерѣ много водилось рыбы, но по невозможности поймать ее путники удовольствовались принесенными съ собою припасами. Долину эту Лисицынъ назвалъ кедровою; она была обширнѣе и обильнѣе хорошею травою, нежели долина розъ.

Ночь была проведена спокойно. Позавтракавши, Лисицынъ отправился въ обратный путь. Проходя чрезъ первую пещеру, онъ полюбопытствовалъ узнать, отъ чего одна изъ ея стѣнъ ярко отражала свѣтъ факела. Вы не можете понять всю великость его радости, когда онъ увѣрился, что это была чистѣйшая соль, въ крѣпкихъ какъ камень кристаллахъ. Петруша долго не могъ понять причины восторга своего спутника, но когда Лисицынъ нарубилъ топоромъ нѣсколько глыбъ и растолковалъ мальчику, что это соль, то и онъ обрадовался.

Возвратясь на пріютъ, Лисицынъ съ торжествомъ показалъ Василію свою добычу и они оба возблагодарили Бога за эту полезную находку. Съ этого времени поселенцы перестали есть прѣсную пищу, теперь они могли солить въ прокъ рыбу, медвѣжьи и кабаньи окорока и туши лосей.

Въ концѣ Августа, засуха смѣнилась дождями, не дозволявшими приступить къ посѣву озимой ржи. Лисицынъ убѣдился тяжелымъ опытомъ, что посѣвы хлѣбовъ, на его фермѣ, весною и осенью очень неравномѣрны, весною работъ было много и всѣ спѣшные, а осенью мало, тогда какъ въ эту пору достаточно свободнаго времени. Весною приходилось ему сѣять китайскую яровую рожь, ячмень, овесъ, гречиху, просо и прочія однолѣтнія растенія, а осенью озимую рожь. Это привело къ мысли попытаться уровнять количество яровыхъ и озимыхъ посѣвовъ. Онъ слыхалъ изъ разговоровъ сельскихъ хозяевъ, навѣщавшихъ его тетку, что изъ яровыхъ хлѣбовъ можно сдѣлать озимые, если ихъ сѣять осенью, въ сильной наземомъ, хорошо приготовленной землѣ и въ полѣ, защищенномъ отъ дѣйствія сѣверныхъ вѣтровъ; что отъ такаго посѣва выростаетъ хотя небольшая часть колосьевъ, но уже съ зернами озимаго хлѣба. Лисицынъ рѣшился пожертвовать небольшимъ количествомъ сѣмянъ и приготовилъ еще двѣ десятины земли. Когда наступила ясная погода, тогда онъ посѣялъ сперва озимую рожь, потомъ десятину китайской яровой ржи и столько же ячменя. Василій не мѣшалъ этому опыту, но увѣрялъ Лисицына, что даромъ пропали трудъ и сѣмяна.

Убранный съ полей хлѣбъ, по русскому обычаю сушился снопами въ овинѣ и молотился, цѣпами. Для помѣщенія зерна былъ устроенъ амбаръ съ сусѣками, для каждаго рода хлѣба, а огуменный кормъ (колосъ и мякина) хранился въ особомъ сараѣ; солома же употреблявшаяся для постилки скоту сметывалась въ длинные ометы, чтобъ ее не портилъ снѣгъ и дождь.

Опасаясь въ случаѣ пожара потерять весь запасъ хлѣба, Лисицынъ тайно отъ товарищей, чтобъ не слышать возраженій Василія, спряталъ половину зеренъ въ землю (фиг. 16), въ особо устроенныхъ для этого ямахъ, вырытыхъ въ видѣ огромнаго кувшина, въ плотной глинистой почвѣ. Выкопавъ нѣсколько такихъ ямъ, Лисицынъ выглаживалъ ихъ внутреннюю поверхность мокрымъ пескомъ, посредствомъ мокрой тряпки; когда же во время просыханія оказывались трещины, онъ снова затиралъ мокрымъ пескомъ; по совершенной же просушкѣ ямъ обжигалъ ихъ внутренность соломой, отъ чего стѣны дѣлались какъ бы муравленыя.

По наполненіи ямъ зерномъ горло ихъ засыпалось сухой мякиной, потомъ утрамбовывалось вынутою изъ ямы землею, въ видѣ едва замѣтнаго холмика, одинаково покатаго во всѣ стороны и затѣмъ засѣвалось сѣмянами травъ для образованія дерна. Лисицынъ видѣлъ устройство такихъ ямъ въ одномъ изъ имѣній тетки.

Для храненія овощей были выкопаны небольшія ямы, прикрываемыя на зиму ометами соломы; а для храненія запасовъ въ прокъ устроенъ погребъ, набиваемый своевременно льдомъ.

Картофель уродился дурно и не крупнѣе орѣха; его была собрана всего одна мѣра. Сѣмянъ махроваго мака, плѣнявшаго зрѣніе роскошью и разнообразіемъ цвѣтовъ своихъ, собранъ цѣлый гарнецъ.

Охота на пушныхъ звѣрей шла очень удачно; набралось много шкуръ, въ томъ числѣ большая часть дорогихъ. Для сохраненія ихъ Лисицынъ воспользовался гротомъ въ скалѣ, гдѣ онѣ и были развѣшаны въ строгомъ порядкѣ. Входъ въ гротъ замыкался толстой дубовой дверью, предъ которой насадили частый кустарникъ, скрывавшій ее отъ любопытныхъ глазъ.

Наступила зима съ умѣренными морозами. На этотъ разъ обитатели пріюта имѣли обильный запасъ всякой провизіи свѣжей и соленой; столъ ихъ былъ сытенъ и разнообразенъ; они имѣли все, чего могъ бы пожелать любой гастрономъ, изключая самыхъ необходимыхъ предметовъ, любимыхъ русскимъ человѣкомъ — хлѣба и квасу. Вмѣсто перваго они пекли лѣпешки изъ муки, а послѣдній замѣнялся водою.

Въ одно утро, перебирая вещи съ корабля, хранящіяся въ амбарѣ, Лисицынъ замѣтилъ тюкъ безъ надписи; предполагая, что въ немъ хранятся какія либо новыя сѣмяна, онъ распаковалъ его и увидалъ предъ собою кипу книгъ: тутъ была полная библія на славянскомъ языкѣ; евангеліе и псалтырь на гражданскомъ языкѣ; полный курсъ сельскаго хозяйства Теэра, артиллерія Бесселя, полевая фортификація Теляковскаго, три курса математики — Войтяховскаго, Лакруа и Франкера; Илліада Гомера, Евгеній Онѣгинъ, Кавказскій плѣнникъ и Полтава — Пушкина, Торквато-Тассо-Кукольника, домашній лѣчебникъ Енгалычева и ручная книга опытной хозяйки Авдѣевой; еще въ особомъ сверткѣ, тщательно завернутомъ въ бумагу, былъ найденъ великолѣпный альбомъ архитектурныхъ построекъ и тетради механики, физики и химіи. Выборъ этихъ книгъ объяснился разсказомъ Василія, что управляющій будущей фермы былъ отставной артиллеристъ.

Тюкъ этотъ еще въ прошлую зиму два раза попадался въ руки Лисицыну, но онъ его отталкивалъ какъ ненужный. За то какъ теперь раскаивался онъ въ своей неосмотрительности: сколько чрезъ это лишилъ онъ себя утѣшенія. За то теперь радость его была чрезмѣрна.

Съ этого дня Лисицынъ въ свободное время занимался чтеніемъ, не пропустивъ ни одной книги открытой имъ библіотеки; а по вечерамъ читалъ товарищамъ или псалмы, или библію, или евангеліе. Какъ ни занимательны были для него математическія, военныя, литературныя и хозяйственныя сочиненія, но ручную книгу опытной хозяйки онъ считалъ неоцѣненнымъ сокровищемъ. Пользуясь изложенными въ ней наставленіями онъ скоро постигъ тайну печь хорошіе ржаные и ситные хлѣбы, пироги и папушники, а также дѣлать хорошій квасъ, чему не безъ нѣкотораго труда научилъ и обоихъ своихъ товарищей.

Съ приближеніемъ весны Василій началъ чувствовать себя лучше: ломота въ ногахъ прошла, но все еще онъ чувствовалъ въ нихъ разслабленіе, такъ что и на этотъ годъ не надѣялся отправиться на Амуръ; поэтому и рѣшили сѣять яровые хлѣба.

Весна наступила дружная, снѣгу въ нѣсколько дней какъ не бывало и поля быстро зазеленѣли. Всходы озимой ржи были превосходны, китайской же яровой ржи и ячменя едва десятая часть всходовъ выдержала зиму, но оправдалась надежда получить озимыя сѣмяна этихъ растеній. Въ эту весну было приготовлено и засѣяно земли яровыми хлѣбами столько же, какъ и въ прошломъ году, съ прибавкою полосы мака, а въ огородѣ прибавили нѣсколько грядъ кукурузы. Весна эта была благопріятнѣе прошлой; погода стояла умѣренно теплая, по ночамъ часто перепадали дожди, тихіе съ грозою, отчего ростъ хлѣбовъ и травъ былъ великолѣпный. Не видавши растительности здѣшней дѣвственной почвы невозможно и вообразить себѣ необыкновеннаго роста, густоты и яркости зелени всѣхъ произрастеній, приводившихъ въ восторгъ Лисицына.

ЧАСТЬ ІІ.

Девятаго мая, въ день чудотворца Николая, Лисицынъ отправился охотиться на сѣверный берегъ озера; переплывъ въ легкой лодочкѣ пространство отдѣляющее пріютъ отъ материка, онъ причалилъ къ берегу, гдѣ была вбита дубовая свая для привязыванія лодки. Сдѣлавши нѣсколько шаговъ, онъ былъ пораженъ удивленіемъ, увидѣвши на мокромъ пескѣ ясно отпечатанные слѣды четырехъ человѣческихъ ногъ. Слѣды доходили до самой сваи, обувь ему была неизвѣстна.

Первой мыслью Лисицына было — скорѣй сообщить эту новость Василію, но потомъ онъ захотѣлъ удостовѣриться, откуда пришли незнакомцы. Лисицынъ пошелъ по слѣдамъ, которые обозначались сначала возлѣ берега по направленію къ Алмазной рѣкѣ, а потомъ исчезали. По близости этого мѣста находился лѣсъ, въ который Лисицынъ и отправился для розысковъ, предварительно зарядивъ оба ствола своего ружья пулями.

Въ лѣсу не оказалось человѣческихъ слѣдовъ. Выйдя снова на берегъ озера, охотникъ тщательно началъ его осматривать и послѣ долгихъ поисковъ онъ замѣтилъ въ одномъ мѣстѣ илистаго берега легкій отпечатокъ лодочнаго носа. По найденнымъ признакамъ было ясно, что два неизвѣстныхъ странника не принадлежатъ къ заблудившимся охотникамъ, а должны быть туземцы приплывшіе издалека.

Возвратясь на пріютъ, Лисицынъ сообщилъ свои открытія Василію, который, выслушавъ ихъ, поблѣднѣлъ какъ полотно.

— Дѣло скверное, баринъ, — вскричалъ онъ; — это или гиляки зашедшіе сюда для звѣриной ловли, — народъ тихій, пугливый и неопасный, или китайцы, — мстительные, хитрые и жестокіе, ненавидящіе русскихъ, вездѣ гдѣ возможно истребляющіе ихъ поселенія; или русскіе бѣглые каторжники, которые по моему мнѣнію опаснѣе китайцевъ.

— Во всякомъ случаѣ намъ нужно принять мѣры предосторожности и приготовиться къ оборонѣ. Несчастная свая на берегу озера указала пришлецамъ, что жилище наше должно быть по близости; теперь каждую минуту мы должны ожидать нападенія.

— Ежели ихъ мало, то мы и двое съ ними сладимъ, — вѣдь такого ловкаго стрѣльца и силача, какъ вы, — другаго не скоро найдешь; ежели ихъ много — тогда что мы сдѣлаемъ?

— А вотъ что Василій: островъ нашъ со всѣхъ сторонъ неприступенъ, изключая бухты, въ которую ведетъ узкій проливъ. Чтобъ сбить съ толку нашихъ враговъ прежде всего срубимъ въ бухточкѣ причальную сваю, потомъ загородимъ проливъ такимъ образомъ, чтобъ не возбудитъ подозрѣнія, а на случай, если бъ наша хитрость не удалась, мы поставимъ противъ устья пролива нашъ единорогъ, заряженный гранатой и сами заляжемъ въ кустахъ съ ружьями; тогда врядъ ли кто ворвется на пріютъ.

— Все это хорошо баринъ, да не совсѣмъ. Положимъ, что мы счастливо будемъ отсиживатся здѣсь отъ недобрыхъ людей, а дальше что будетъ? вѣдь не вѣкъ намъ караулить здѣсь съ пушкой да съ ружьями; наконецъ почемъ мы узнаемъ, что недруги удалились во свояси?

— Такъ что же, по твоему мнѣнію нужно дѣлать?

— По моему глупому разуму я смѣкаю такъ: все что вы сказали сдѣлать неотложно; у пушки поставить Петрушу, онъ отъ страху зѣвать не станетъ; намъ же обоимъ плыть на развѣдки, чтобъ по́ пусту не тревожиться, а въ случаѣ большой бѣды успѣть съ Петрушей спрятаться въ горахъ.

— Твой совѣтъ очень дѣленъ, но опасенъ; хорошо если враговъ только двое, тогда мы справимся, а ежели ихъ много и у нихъ не одна лодка, тогда мы сами попадемся въ плѣнъ и Петрушу не спасемъ.

— Вамъ ли, баринъ, опасаться плѣна, глазъ у васъ мѣтокъ, сила богатырская, да и я, теперь, стрѣляю не дурно, такъ съ нами еще не ровенъ бой; а ежели повстрѣчаемъ враговъ не подъ силу, такъ наша-то лодка очень легка на ходу, пусть попробуютъ потягаться?

Узнавши объ опасности, Петруша очень испугался и не мало потребовалось усилій, чтобъ вразумить его и ободрить. Лисицынъ избралъ огромную сосну на самомъ краю пролива и всѣ трое принялись окапывать землю вокругъ ея корня и подрубать отдаленные его побѣги; убѣдившись въ достаточности работы, они повалили дерево въ проливъ съ помощію каната, закрѣпленнаго къ макушѣ, и ворота. Вѣковая сосна такъ искусно была направлена при паденіи, что совершенно загородила проливъ отъ входа въ него лодокъ, а огромный корень выворотившійся съ землею изъ своего гнѣзда могъ служить подтвержденіемъ, что дерево опрокинуто въ воду бурею. Послѣ этого срубили причальный столбъ и такимъ образомъ уничтожили всѣ примѣты обитаемости ихъ острова; наконецъ принесли къ краю бухты единорогъ, который зарядивши гранатой, Лисицынъ поставилъ противъ самаго пролива. Сверхъ того онъ зарядилъ еще ружье и два пистолета бывшіе въ запасѣ, которые также помѣстилъ возлѣ орудія.

— Вотъ тебѣ, Петруша, весь нашъ военный арсеналъ, сиди здѣсь и не спускай глазъ съ пролива; я съ Василіемъ на нашей лодкѣ постараемся выслѣдить непріятеля, если онъ дѣйствительно есть.

— Какъ, вы оставляете меня здѣсь одного? Ни за что, ни за что я здѣсь не останусь безъ васъ.

— Не озорничай Петя, — возразилъ Василій, — ты здѣсь въ безопасности и скрытъ отъ вражьихъ глазъ; насъ же только по рукамъ свяжешь! вотъ что возьми ты въ толкъ.

— Ни за что я здѣсь одинъ не останусь; я хочу плыть съ вами.

— Экой полоумный, да чего тебѣ здѣсь бояться-то? самъ видишь, на островъ никто взойти не можетъ, а если бы попробовалъ перерубить на части нашу загородку, такъ у тебя есть чѣмъ пугнуть.

— Послушай, Петруша, — началъ Лисицынъ; — я охотно взялъ бы тебя съ собою, а Василій остался бы на островѣ, но только одинъ онъ можетъ узнать по слѣдамъ, кто здѣсь шатается; стало быть онъ непремѣнно долженъ ѣхать со мною. Тебѣ же здѣсь бояться нечего: сиди спрятавшись за кустами и наблюдай; я увѣренъ, что никому въ голову не придетъ ворваться силою въ проливъ, а если бъ вздумали, то, не показываясь изъ кустовъ, выстрѣли только изъ единорога и всѣ убѣгутъ.

— А какъ не убѣгутъ, тогда что со мною будетъ?

— Тогда стрѣляй изъ ружья и пистолетовъ.

— Да они убьютъ меня прежде, чѣмъ я успѣю выстрѣлить.

— Вишь что сказалъ, заяцъ ты этакой, какъ же они убьютъ тебя не видамши? тебѣ дѣломъ говорятъ, что съ нами плыть нельзя а ужъ ежели ты такой трусливый, то вотъ тебѣ Петя добрый совѣтъ, буде кто станетъ ломиться въ бухту, выстрѣли изъ всѣхъ твоихъ самопаловъ да и бѣги въ лѣсъ, гдѣ спрячься до нашего прихода въ любое дупло, вотъ и все тутъ.

— Пожалуйста не упрямься, Петруша; здѣсь ты будешь въ совершенной безопасности и можешь удобно спрятаться, будучи же съ нами подвергнется граду непріятельскихъ пуль и можетъ быть рукопашному бою на ножахъ, а убѣжать будетъ некуда. Когда же предпочитаешь сидѣть въ лодкѣ, то плыви съ Василіемъ; я останусь оберегать островъ.

Петруша поблѣднѣлъ при разсказѣ о пуляхъ и ножахъ; его молодому воображенію мгновенно представились, — съ одной стороны весь ужасъ сраженія, а съ другой — возможность спрятаться въ лѣсу въ случаѣ очевидной опасности; онъ даже вспомнилъ дупло, найденное имъ въ такой трущебѣ, гдѣ его никто не найдетъ.

— Лучше я останусь на островѣ, Сергѣй Петровичъ, — сказалъ мальчикъ.

— Давно бы такъ, парнишка, мы тебѣ добра желаемъ, оставляя на острову, а не худа; здѣсь будешь цѣлешенекъ.

— Слушай же, Петруша, исполни въ точности, что я скажу тебѣ. Запри всѣхъ собакъ въ сарай, принеси сюда побольше пищи и питья и не отходи отъ орудія; почаще посматривай на проливъ сквозь кусты, и на орѣховый островъ, гдѣ мы спрячемся, если будетъ нужно и оттуда подадимъ тебѣ помощь въ случаѣ бѣды. Безъ крайней надобности ты не стрѣляй, враги могутъ и назадъ уплыть, не трогая сосны въ проливѣ; тогда только начинай стрѣлять, когда они станутъ рубить дерево.

Когда Петруша обѣщалъ все въ точности исполнить, Лисицынъ и Василій захвативъ оружіе, военные, и съѣстные припасы поплыли къ сѣверному берегу озера.

— Мальчикъ кажись не глупый, а трусливъ словно заяцъ, — съ досадою сказалъ Василій; — насилу уломали остаться на острову.

— Не всякому Богъ далъ твердое сердце, Василій; мы съ тобой долговременнымъ опытомъ пріучились разсудительно встрѣчать опасности; но въ эту минуту Петруша совершилъ подвигъ храбрости, оставшись одинъ на пріютѣ. Опасность видимую всегда легче встрѣтить чѣмъ воображаемую.

— Подлинно такъ, когда боишься — не вѣсть что въ голову лѣзетъ. Вотъ и теперь можетъ по напрасну такъ всполошились.

— На это я скажу вотъ что: ежели китайцы провѣдали о нашемъ жилищѣ, то ни за что не оставятъ насъ въ покоѣ; они не потерпятъ здѣсь русскаго поселенія. Гиляки, если ихъ много, отъ насъ двоихъ пожалуй не разбѣгутся, а каторжники ночью могутъ доплыть до пріюта на своей лодкѣ и нечаянно напасть на насъ.

— Храни Богъ отъ такой напасти.

— Можетъ быть наши опасенія дѣйствительно окажутся напрасными, но всегда благоразумнѣе предпринять мѣры предосторожности, чѣмъ сложа руки ожидать событій. Мудрый человѣкъ всегда долженъ предполагать худшее, чтобъ не впасть въ ошибку.

— Какъ же можно загадывать впередъ, баринъ?

— Не загадывать, а, предположивъ самое дурное обстоятельство найти средство уничтожить его. Напримѣръ, если бъ пришлецовъ оказалось много, то было бы благоразумно отвлечь ихъ отъ пріюта, принудивъ гнаться за нами въ Архипелажное озеро и потомъ въ Алмазную рѣку. Съ каторжниками же нужно вступить въ открытый бой, заставить ихъ удалиться за Алмазную рѣку и отнять у нихъ лодку. Когда же это русскіе заблудившіеся охотники — мы обязаны оказать имъ братскую помощь.

— А какъ различить человѣка злаго отъ добраго, будь онъ хоть и не каторжникъ? чужая душа потемки.

— Всякій заблудившійся странникъ долженъ возбудить наше участіе, стоитъ только вспомнить, въ какомъ положеніи мы сами находились нѣсколько времени назадъ; даже каторжники имѣютъ право на наше состраданіе! для чего же мы называемся христіанами какъ не для того, чтобъ во всемъ подражать Господу Іисусу Христу.

— Справедливо говорите, баринъ; но развѣ возможно человѣку все исполнить, что написано въ евангеліи.

— До́лжно, Василій, иначе мы не ученики Христовы. Не самъ ли ты научилъ меня познать Бога и видѣть во всемъ его пресвятую волю, а воля Господа ясно высказана въ его заповѣди «возлюби ближняго твоего какъ самаго себя»; и такъ не будемъ жестоки, окажемъ ближнему, кто бы онъ ни былъ, возможныя услуги, не упуская изъ вида и своей личной безопасности. Тогда Богъ, видящій наши добрыя дѣла, благословитъ насъ и сохранитъ отъ всякаго зла.

— Во истинну такъ, — заключилъ Василій, трижды перекрестясь.

Въ это время они подъѣхали къ причалу и выскочили на берегъ.

При первомъ взглядѣ на слѣды Василій объявилъ что они принадлежатъ китайцамъ. Храбрецы наши рѣшили осмотрѣть сперва озеро вокругъ всего пріюта и поплыли съ западной стороны его. Обогнувъ весь островъ и никого не встрѣтивъ они направились къ ближайшему лѣсному островку, лежавшему въ трехъ стахъ саженяхъ отъ пріюта. Проплывъ вдоль лѣвой его стороны и только что завернувши на правую, они увидали длинную лодку наполненную китайцами, которая далеко впереди ихъ плыла къ пріюту.

Укрывши лодку въ прибрежномъ кустарникѣ охотники вошли на островъ, покрытый преимущественно частымъ орѣшникомъ, почему въ дневникѣ Лисицына онъ названъ орѣховымъ. Спрятавшись на самой окраинѣ берега, противоположнаго пріюту, они имѣли полную возможность слѣдить за непріятелемъ, а въ случаѣ надобности могли атаковать его съ тыла, если бы Петрушѣ угрожала опасность попасться въ плѣнъ, при неудачной его оборонѣ.

Лодка китайцевъ была узкая, длинная, съ рѣзною кормою и носомъ украшеннымъ крылатымъ дракономъ. Въ ней сидѣло двадцать человѣкъ, не считая рулеваго и начальствующаго мандарина, надъ которымъ слуга держалъ огромный зонтикъ. Всѣ люди были вооружены уродливыми ружьями безъ штыковъ и пиками съ маленькими топориками близъ остраго конца. Ихъ тонкіе длинные усы и остроконечные шляпы съ широкими полями, въ родѣ тарелки, казались нашимъ наблюдателямъ очень смѣшными. Подплывъ къ пріюту нѣсколько лѣвѣе причальной бухты, они направили свой путь вокругъ острова, внимательно разсматривая берега.

Когда китайцы скрылись изъ вида, Лисицынъ съ Василіемъ держали совѣтъ, оставаться ли имъ на орѣховомъ островѣ или соединиться съ Петрушей, на храбрость котораго невозможно было надѣяться. Доводы Лисицына увѣнчались успѣхомъ: товарищъ его согласился остаться на мѣстѣ наблюденія и потомъ дѣйствовать смотря по обстоятельствамъ. Ихъ планъ заключался въ томъ, чтобъ обратить вниманіе непріятеля на себя и отвлечь его въ Алмазную рѣку. Для ободренія мальчика, они знаками дали ему знать, что находятся вблизи отъ него, готовые подать ему помощь, въ случаѣ нападенія на него китайцевъ.

Прошло болѣе десяти тяжелыхъ часовъ, пока китайцы обогнули островъ. Съ приближеніемъ непріятеля къ проливу ведущему въ бухточку солнце закатилось за горизонтъ.

Лисицынъ хорошо видѣлъ въ подзорную трубку какъ одинъ изъ пловцевъ, почтительно склонивъ голову и положивъ одну руку на грудь, что-то докладывалъ начальнику, указывая другою рукою на бухточку. Въ это время Петруша, вѣроятно подъ вліяніемъ чрезвычайнаго испуга поторопился выстрѣлить изъ единорога. Лисицынъ и Василій не могли безъ смѣха видѣть какъ многіе изъ воиновъ присѣли въ лодку, а начальникъ замахалъ ногами и руками, приказывая скорѣй отойти прочь изъ подъ гибельныхъ выстрѣловъ. Это подтвердилось поспѣшностью гребцовъ, съ которою они поворотили лодку назадъ. Когда же Петруша совершенно разтерявшійся выстрѣлилъ изъ ружья и пистолетовъ, то китайцы сильнѣе налегли на весла, чтобъ уйти отъ защитника пріюта, который, сдѣлавши послѣдній выстрѣлъ бросился бѣжать въ глубину лѣса, что увеличило смѣхъ нашихъ наблюдателей, которымъ хорошо были видны и атакуемый и атакующіе.

Выстрѣлы Петруши не причинили никому вреда, но навели на непріятеля страхъ. Присутствіе пушки и ружей на островѣ дало китайцамъ фальшивое понятіе о дѣйствительной силѣ гарнизона, его охраняющаго. Они сильно гребли къ орѣховому острову и вѣроятно миновали бы его, но Василій вздумалъ выстрѣлить и ранилъ одного изъ гребцовъ. Враги сперва пришли въ смятеніе, потомъ не слыша другихъ выстрѣловъ ободрились и сдѣлали залпъ изъ всѣхъ ружей, къ счастію безвредный для защитниковъ островка. Плохая мѣткость китайскихъ стрѣлковъ произходила отъ дурнаго устройства ружей, отъ негоднаго пороха и отъ способа зажиганія его въ затравкѣ ружья фитилемъ. Китайцы въ слѣдъ за сдѣланнымъ залпомъ, на всѣхъ веслахъ поплыли къ орѣховому островку, желая захватить хотя одного плѣнника, чтобъ выпытать о силѣ гарнизона на пріютѣ. Василій хотѣлъ было еще выстрѣлить, но Лисицынъ удержалъ его, замѣтивъ, что нужно поспѣшить спасаться на лодку и имѣть заряды въ готовности на случай обороны, если ихъ будутъ преслѣдовать.

Только что они взяли въ руки весла, какъ толпа китайцевъ бросилась на западную часть островка, съ крикомъ похожимъ на завываніе. Бѣглецы нѣсколько времени скрывались въ своемъ убѣжищѣ, когда же непріятельскіе воины стали подходить близко — ввѣрились быстротѣ своей лодки. Непріятель увидѣвши только двухъ противниковъ храбро открылъ огонь и съ лодки и съ острова, по бѣглецамъ.

Путь къ пріюту былъ имъ отрѣзанъ и смѣльчаки не обращая вниманія на выстрѣлы начали гресть къ Архипелажному озеру, въ надеждѣ скрыться въ безопасномъ убѣжищѣ, по крайней мѣрѣ въ продолженіе ночи, которая быстро наступала. Гребя сильно, бѣглецы скоро были внѣ выстрѣловъ своихъ преслѣдователей, и уже приближались къ островкамъ, находившимся по близости отъ орѣховаго острова, какъ на встрѣчу имъ выплыла китайская лодка съ десятью стрѣлками; правда она была меньше оставленной позади, за то гораздо легче ея на ходу. Эта непріятная встрѣча принудила Лисицына взять направленіе лѣвѣе, т. е. еще больше удалиться отъ пути отступленія къ пріюту.

Китайцы примѣтили бѣглецовъ; крикомъ и жестомъ они приказывали подплыть къ нимъ; когда же увидѣли, что смѣльчаки начали отъ нихъ удаляться — сдѣлали по нимъ залпъ. Одна только пуля ударила въ корму лодочки, въ которой и завязла. Уклоненіе Лисицына отъ принятаго пути дало возможность большой приблизиться на ружейный выстрѣлъ и выпустить десятка два пуль, изъ которыхъ ни одна не попала въ лодку.

— Что намъ теперь дѣлать, баринъ, — спросилъ Василій, — не грести ли къ материку и спасаться въ лѣсъ, а лодку затопить въ озерѣ.

— Сохрани Богъ отъ этого, Василій, тогда мы спасемъ только себя, но лишимся лодки и отдадимъ Петрушу въ руки враговъ.

— Я теряю разумъ, баринъ, двумъ съ тридцатью солдатами не совладать, хоть они и косоглазые китайцы. Мы постоянно гребемъ и отстрѣливаемся одни, а они мѣняются, пройдетъ часъ другой — они насъ нагонютъ.

— Пока еще нагонютъ, мы успѣемъ проплыть проливъ и спрятаться между островками Архипелажнаго озера.

— Развѣ вы не видите, что косоглазые догадались куда мы метимъ; ихъ малая лодка пошла намъ наперѣрѣзъ, а большая все подходитъ ближе — и скоро опять начнетъ стрѣлять.

— Нужды нѣтъ; наше спасеніе зависитъ отъ нашей храбрости. Греби дружнѣй: Богъ не выдастъ, свинья не съѣстъ.

Но какъ ни дружно гребли удальцы, а меньшая лодка стала на пересѣченіи ихъ пути, такъ что имъ приходилось плыть въ близкомъ отъ нея разстояніи. Когда они начали поворачивать къ нимъ бортомъ, чтобъ встрѣтить бѣглецовъ залпомъ, Лисицынъ меткимъ выстрѣломъ ссадилъ рулеваго. Это дало возможность русскимъ быстро удалиться по принятому направленію; хотя они получили еще по залпу съ обоихъ лодокъ, однако дѣло обошлось благополучно; только одна пуля прострѣлила у Лисицына полу платья, не сдѣлавши ему вреда.

Наступившій ночной туманъ много способствовалъ бѣглецамъ; они скоро достигли пролива, соединяющаго глубокое озеро съ Архипелажнымъ, оставивъ враговъ позади себя. Китайцы, освѣтивши лодки фонарями, продолжали ихъ преслѣдовать; но потерявъ бѣглецовъ изъ виду за первымъ островомъ Архипелага, они оставили меньшую лодку въ проливѣ, а на большой вошли въ группу острововъ, стрѣляя по временамъ шверманами, вѣроятно для освѣщенія мѣстности, а можетъ быть и для устрашенія русскихъ варваровъ. Допустивъ лодку на вѣрный ружейный выстрѣлъ Лисицынъ и Василій сдѣлали залпъ: Василій ранилъ одного изъ гребцовъ, а Лисицынъ всадилъ свою пулю въ жирную руку мандарина, которому всѣ воины поспѣшили подать помощь. Пользуясь этимъ смятеніемъ герой нашъ зарядилъ ружье двойнымъ зарядомъ съ двумя пулями и, подплывши поближе къ непріятельской лодкѣ, выстрѣлилъ въ подводную часть ея. Проклятія китайцевъ дали знать, что пули пробили лодку и въ ней оказалась течь.

Непріятель тотчасъ же призвалъ на помощь меньшую лодку и, передавъ на нее раненныхъ, поплылъ мимо Архипелага, взявъ направленіе на западъ. Такимъ образомъ китайцы оставили нашимъ героямъ свободный путь къ пріюту. Однакожъ они не воспользовались этимъ случаемъ къ отступленію, а разсудили преслѣдовать враговъ, не выпуская ихъ изъ вида. Испуганныя китайцы вскорѣ распустили на большой лодкѣ парусъ, привязавши къ ней меньшую лодку и чрезъ четверть часа скрылись изъ глазъ своихъ преслѣдователей.

— Теперь ихъ развѣ водяной догонитъ, — сказалъ Василій, складывая въ лодку весло; — вернемтесь назадъ баринъ.

— Какъ это можно, Василій; намъ необходимо узнать нѣтъ ли у нихъ на озерѣ еще лодокъ и людей, и какіе они имѣютъ замыслы противъ насъ.

— Больно хитры будете, чтобъ развѣдать все это. По моему мы ничего не можемъ сдѣлать болѣе, какъ развѣ ночевать въ проливѣ, сторожась отъ нечаяннаго нападенія.

— Повѣрь мнѣ, мы узнаемъ все что нужно, если ты только въ силахъ пронести со мною сажень сто нашу легкую лодочку.

— Помочь-то съ радостью помогнемъ баринъ, да что отъ этого будетъ толку?

— А вотъ что будетъ, любезный Василій, слушай меня со вниманіемъ: китайцы ночью не рѣшатся плыть черезъ гряду каменистыхъ острововъ и будутъ держаться прибрежьевъ озера; если они захотятъ переночевать на землѣ, то луговой островъ предоставляетъ для этого единственный пунктъ; стало быть, если мы приплывемъ къ этому острову прежде ихъ, то удобно высмотримъ все что намъ нужно.

— Разумную рѣчь вашу такъ бы и хотѣлось слушать; да какъ мы ихъ опередимъ-то? у нихъ на лодкѣ парусъ, а у насъ одни весла, да въ придачу уставшія руки.

— Очень просто, Василій; намъ надобно плыть прямо къ перешейку этого мыса; перенести черезъ него лодку и снова спустить её на озеро; тогда мы будемъ у луговаго острова прежде китайцевъ.

— Теперь и я смѣкаю дѣломъ; поспѣшимъ же баринъ.

Удвоивши усилія, пловцы стрѣлой полетѣли къ перешейку. Туманъ разсѣялся, полная луна выплыла изъ за тучъ, ярко освѣщая путь удальцамъ. Достигнувъ желаемаго мѣста, они вскочили на берегъ и, побросавъ весла въ лодочку, понесли ее чрезъ перешеекъ. Лисицынъ скоро увидѣлъ, что Василью трудно было нести лодку съ его слабыми ногами; онъ на каждыхъ двадцати саженяхъ давалъ ему отдыхать. Наконецъ имъ удалось снова спустить лодку на воду по другую сторону мыса; соблюдая величайшую тишину они поплыли вдоль береговъ къ луговому острову, который вскорѣ показался темнымъ пятномъ на серебряномъ фонѣ воды, ярко освѣщенной мѣсяцемъ. Наши пловцы, придерживаясь материка, находились въ совершенномъ мракѣ, прикрытыя берегомъ и исполинской тѣнью деревъ, ложившейся на водѣ на далекое разстояніе. Войдя въ узкій проливъ отдѣляющій луговой островъ отъ материка, они скрыли въ кустахъ лодку и, взобравшись на крутой берегъ, помѣстились на высокомъ деревѣ, съ котораго какъ съ обсерваторіи удобно могли обозрѣвать весь островъ. Послѣдній оказался необитаемымъ.

Вскорѣ туча застлала небо своимъ чернымъ покровомъ и обоихъ наблюдателей окружила непроницаемая тьма. Они около получаса разговаривали въ полъ-голоса о событіяхъ дня и хотѣли уже оставить свой наблюдательный постъ, предположивъ, что китайцы миновали луговой островъ, какъ увидали во мракѣ двѣ свѣтящіяся точки, медленно приближавшіяся къ острову съ другой его стороны. Вскорѣ шумный говоръ высадившихся китайцевъ нарушилъ чуткій сонъ луговыхъ птицъ. Немедленно былъ разложенъ огонь освѣтившій часть острова и охотники ясно могли видѣть все тамъ происходившее. Начальникъ былъ раненъ вѣроятно опасно, судя по тому, съ какою осторожностію его положили на подушкахъ; остальные воины расположились въ особомъ кружкѣ возлѣ огня и начали проворно утолять свой голодъ.

Лисицынъ предложилъ Василію сдѣлать осмотръ непріятельскихъ лодокъ и ежели они никѣмъ не стерегутся — одну увести или сдѣлать негодною къ плаванію, на что послѣдній охотно согласился. Войдя осторожно въ воду, которая едва прикрывала плечи, удальцы безъ малѣйшаго шума перешли проливъ и медленно подвигаясь возлѣ самаго берега острова, подъ прикрытіемъ отбрасываемой имъ тѣни, счастливо добрались до лодокъ, которыя нашли пустыми. Василій хотѣлъ было обрѣзать причальную веревку у ближайшей къ нему лодки, какъ Лисицынъ остановилъ его руку, шепнувъ на ухо:

— Прижмись скорѣе къ скалистому берегу и погрузись въ воду на сколько сможешь, если хочешь остаться на свободѣ.

— Чего вы такъ испугались; здѣсь нѣтъ ни одной живой души.

— Развѣ не слышишь, что сюда идутъ, — отвѣчалъ Лисицынъ, увлекая товарища подъ нависшую скалу по близости отъ лодокъ.

— Пусть ихъ идутъ, мы прежде успѣемъ схватить лодку и переплыть проливъ, — отвѣчалъ Василій, неохотно повинуясь распоряженію Лисицына.

— Насъ бросится догонять весь отрядъ китайцевъ, что по мелководью имъ сдѣлать легко и возмутъ въ плѣнъ, вмѣстѣ съ лодкою, сказалъ Лисицынъ, погружаясь въ воду до самаго рта, что принудилъ сдѣлать и Василія.

Въ эту минуту къ лодкамъ подошла толпа китайцевъ съ зажженными фонарями и начала выгружать на берегъ вещи, вѣроятно нужные для ночлега. Василья пробрала дрожь отъ страха; онъ внутренно благодарилъ Лисицына за добрый совѣтъ и изъ глубины души просилъ Бога избавить его отъ плѣна. Къ довершенію его ужаса двое китайцевъ соскочили въ воду и съ фонарями осмотрѣли бока лодокъ; была критическая минута, въ которую свѣтъ фонаря упалъ на лица обоихъ нашихъ смѣльчаковъ; но они тотчасъ совсѣмъ погрузились въ воду, не производя никакого шума.

Наконецъ китайцы удалились, не примѣтивъ нашихъ друзей, которые поспѣшили овладѣть меньшей лодкой, тихо провели ее черезъ проливъ и спрятали въ густомъ кустарникѣ прибрежья. Взобравшись снова на дерево они увидѣли отвратительное зрѣлище. Предъ начальникомъ стоялъ на колѣняхъ тотъ самый молодой человѣкъ, который держалъ надъ нимъ зонтикъ во время обозрѣнія пріюта. По знаку данному мандариномъ несчастнаго повергли на землю, и притянувъ ремнями ноги къ спинѣ, два дюжихъ китайца начали бить бѣдняка по подошвамъ бамбуковыми палками. Отчаянные вопли несчастнаго раздирали слухъ и сердце нашего героя: онъ не выдержалъ и мѣткимъ выстрѣломъ свалилъ одного изъ палачей, упавшаго на жирное тѣло начальника; Василій движимый тѣмъ же чувствомъ состраданія ранилъ другаго палача. Эти выстрѣлы произвели сильное смятеніе на островѣ: кто бросился спасать грознаго мандарина, задыхавшагося подъ тяжестью мертвеца, кто спѣшилъ сносить вещи въ лодку, всѣ шумѣли и суетились. Продолжающіеся выстрѣлы русскихъ и пропажа лодки повергли китайцевъ въ ужасъ; они поспѣшили спасаться отъ неумолимаго непріятеля постыднымъ бѣгствомъ. Подвергавшійся наказанію молодой китаецъ, воспользовавшись общей суматохой, проползъ въ высокую траву, гдѣ спрятался отъ жестокаго начальника и своихъ безчувственныхъ товарищей.

Допустивъ непріятеля свободно двинуться въ путь, Лисицынъ и Василій поплыли за нимъ на такомъ разстояніи, чтобъ только не терять изъ вида.

— Вы не сердитесь на меня, баринъ? — спросилъ Василій смиреннымъ голосомъ.

— За что же мнѣ сердиться на тебя, любезный Василій?

— За мое глупое упрямство, баринъ; вотъ ужъ который разъ я спорю съ вами и всегда на повѣрку-то выходитъ, что правы вы, а не я. Вѣдь знаю, что вы во сто разъ умнѣе меня и всякую чужеземную хитрость вѣдаете; анъ нѣтъ, ни съ того, ни съ сего нелегкая такъ и дергаетъ за языкъ.

— Полно, любезный Василій, я люблю тебя какъ брата и за твою любовь не знаю какъ благодарить тебя. Опоры твои всегда имѣли въ основаніи русское молодечество, а я предпочитаю осторожность, споры ведутъ къ лучшему разъясненію дѣла и потому часто могутъ принести пользу. Сердиться на тебя мнѣ рѣшительно не за что!

— Золотое у васъ сердце, баринъ; да наградитъ васъ Богъ!

— Твое сердце лучше, любезный Василій, — отвѣчалъ Лисицынъ, цѣлуя товарища; — прошу тебя по прежнему любить меня и по прежнему спорить со мною.

— Нѣтъ, ужъ спора вы отъ меня не услышите больше, впередъ буду исполнять, какъ укажете.

Разговоръ ихъ былъ прерванъ страннымъ зрѣлищемъ: они увидали на озерѣ какой-то темный предметъ, плывшій на встрѣчу къ ихъ лодкѣ, темнота ночи не дозволяла разсмотрѣть, что это такое; но Лисицынъ, опасаясь какой нибудь хитрости китайцевъ, направилъ лодку нѣсколько въ сторону и взвелъ курокъ своего ружья, что сдѣлалъ и Василій. Поровнявшись съ плывущимъ предметомъ, они увидали неподвижное тѣло китайца, вѣроятно выброшеннаго врагами ихъ изъ лодки, съ трудомъ поднимавшей тяжелый грузъ. Лисицынъ движимый чувствомъ человѣколюбія вытащилъ тѣло изъ воды, но бѣдняку уже не нужны были попеченія — онъ давно умеръ. Лисицынъ не бросилъ его обратно въ воду, а высадилъ на первый попавшійся островъ, предположивъ послѣ предать землѣ.

Уже начало свѣтать, когда китайцы доплыли до мѣста ихъ причала на берегу озера. Высадившись на материкъ, они потопили свою лодку и пошли по прямому направленію къ Алмазной рѣкѣ, держась средины открытой мѣстности обрамленной съ обоихъ сторонъ лѣсомъ.

— Не пора ли намъ вернуться? — спросилъ Василій.

— Мы должны прежде увѣриться, что китайцы не могутъ отомстить намъ за свое пораженіе.

— Но это очень опасно, баринъ, стоитъ малость оплошать и насъ изловятъ.

— Кто желаетъ сберечь свою жизнь и свободу, тотъ не долженъ плошать. Ты останься здѣсь въ лодкѣ, а я пойду по опушкѣ лѣса подсматривать за непріятелемъ; если къ ночи не вѣрнусь, значитъ я погибъ. Тогда возвратись въ пріютъ и распорядись нашимъ добромъ, какъ знаешь.

— Чтобъ я васъ пустилъ одного на такое опасное дѣло? Ни за что на свѣтѣ, безъ меня вы не сдѣлаете шага.

— Искренно благодарю тебя за привязанность, добрый Василій, но я пойду одинъ. Ты еще не крѣпокъ ногами и не знаешь здѣшней мѣстности; стало быть вмѣсто помощи послужишь мнѣ помѣхой.

— Пусть будетъ по вашему, только берегите себя Христа ради.

Лисицынъ прыгнулъ на берегъ. Скрываясь въ густой опушкѣ лѣса, онъ шелъ сзади китайцевъ, не теряя ихъ изъ вида. Пройдя такимъ образомъ около двадцати пяти верстъ, онъ увидѣлъ Алмазную рѣку, широко разливавшую свои прозрачныя воды между лѣсистыми берегами. На ней качалась рѣчная военная джонка, съ мачтами и парусами, вооруженная небольшими пушками. Лѣсъ такъ близко подходилъ къ рѣкѣ, что Лисицынъ ясно могъ видѣть все произходившее, не будучи самъ никѣмъ замѣченъ. Начальникъ экспедиціи съ подвязанною рукою вошелъ на джонку и съ подобострастіемъ рапортовалъ высшему его чиновнику о постигшихъ его несчастіяхъ; при этомъ онъ указывалъ на свою рану, — доказательство его геройскаго мужества, на небо — свидѣтеля истины его разсказа и на воиновъ, которые всѣ храбро защищали честь и славу небесной имперіи и только одна многочисленность русскихъ варваровъ могла одолѣть ихъ.

Главнокомандующій молча выслушалъ донесеніе, склонилъ голову, долго обдумывая слышанное и наконецъ отдалъ приказаніе готовиться къ отплытію. Китайцы закопошились какъ муравьи, спѣша одинъ передъ другимъ стаскивать вещи на джонку. Смѣшно было видѣть, какъ матросы съ ужасомъ размахивали руками, выслушавъ разсказъ одного изъ воиновъ возвратившагося изъ экспедиціи; вѣроятно герой умѣлъ краснорѣчиво описать воинскую отвагу отряда и неодолимую силу многочисленныхъ русскихъ дружинъ. Подобные разсказы, распространяя страхъ въ матросахъ и начальникахъ поощряли всѣхъ поторопиться нагрузкою джонки.

Наконецъ, попутный вѣтеръ надулъ паруса и понесъ китайцевъ внизъ по теченію Алмазной рѣки, Лисицынъ слѣдилъ, сколько былъ въ силахъ, за джонкою и убѣдившись въ окончательномъ отступленіи непріятеля поспѣшилъ соединиться съ Василіемъ, которому подробно разсказалъ все, что видѣлъ.

— Теперь ты долженъ сознаться, заключилъ Лисицынъ, что плыть намъ къ Амуру едва ли возможно. Ежели китайцы смотрятъ такъ непріязненно на какихъ нибудь трехъ русскихъ поселенцевъ и прислали войско истребить ихъ жилище, то чего должно ожидать отъ нихъ если попадемся въ ихъ руки?

— Что правда, то правда, — сказалъ со вздохомъ Василій; — я теперь самъ вижу, что не совсѣмъ обдумалъ свое предпріятіе. Со скотомъ и поклажей трудненько прокрасться незамѣченнымъ, но однимъ пожалуй что и возможно, когда поможетъ Господь.

— Объ этомъ потолкуемъ послѣ, Василій, а теперь нечего и думать; китайцы послѣ пораженія будутъ бдительны.

— Пожалуй что и такъ; однако жъ, намъ пора во свояси; дай Богъ до ночи доѣхать до пріюта.

— Въ самомъ дѣлѣ поторопимся Василій; нашъ бѣдный китаецъ на луговомъ острову, чай умираетъ отъ голода и перенесенной имъ пытки.

— А объ покойникѣ-то позабыли? вѣдь его надобно предать честному погребенію; хоша онъ и нехристь, а все же человѣкъ ѣсть.

Товарищи весело поплыли домой, мысленно благодаря Бога за дарованную побѣду. Только предъ закатомъ солнца они пристали къ безыменному острову, гдѣ топорами и руками вырыли могилу и похоронили мертвеца. Между тѣмъ наступила ночь, къ счастію, свѣтлая, лунная. Былъ уже второй часъ за полночь, когда приплыли къ луговому острову, гдѣ нашли китайца едва живаго. Прежде всего они развязали его, обмыли водою раны и дали немного пищи. Василій при помощи знаковъ и извѣстныхъ ему китайскихъ словъ, узналъ, что бѣдняка зовутъ Ян-си; онъ былъ девятый сынъ фабриканта фарфоровыхъ издѣлій и считался лучшимъ мастеромъ у своего отца. Когда набирали людей въ экспедицію для разоренія русскаго поселенія, то и онъ попалъ въ число ратниковъ и за расторопность былъ взятъ въ услуженіе къ начальнику отряда, мандарину низшей степени, строгому и неумолимому. За то что Ян-си не защитилъ собственнымъ тѣломъ тѣло его господина отъ пули, его подвергли истязаніямъ, отъ которыхъ онъ навѣрное умеръ бы, еслибъ русскіе не спасли его. Ноги несчастнаго такъ распухли, что онъ безъ стона не могъ пошевелиться. Товарищи рѣшили переночевать на луговомъ островѣ.

Улегшись подальше отъ китайца, они долго разсуждали о томъ, что съ нимъ дѣлать: взять ли его на пріютъ, или помѣстить на одномъ изъ острововъ Архипелажнаго озера. Василій увѣрялъ, что китаецъ не рѣшится измѣнить имъ и бѣжать на родину, гдѣ его ожидаетъ жестокое наказаніе, а можетъ быть и смертная казнь, но совѣтовалъ не показывать пріюта. Лисицынъ, расположенный въ пользу Ян-си его добрымъ лицемъ утверждалъ, что опасаться показать ему пріютъ нѣтъ причины, потому что китайцы теперь уже знаютъ этотъ островъ; а плѣнникъ можетъ быть полезенъ на фермѣ, какъ работникъ. Пока друзья наши разсуждали объ этомъ предметѣ, Ян-си страшно закричалъ. Лисицынъ, схвативъ ружье, бросился къ нему на помощь. Онъ не могъ удержаться отъ смѣха, увидѣвши, что причиной испуга бѣдняка была голова выдры, высунувшаяся изъ воды, которую трусъ принялъ за водяное страшилище. Звѣрь, испуганный приходомъ охотника, скрылся. Это обстоятельство, доказавшее невоинственные наклонности Ян-си, послужило въ его пользу. Лисицынъ убѣдилъ Василія привезти китайца на пріютъ.

Рано утромъ, уложивъ больнаго на дно лодки, побѣдители поплыли въ свою резиденцію, привязавъ къ кормѣ захваченную у китайцевъ лодку. Лисицынъ съ удовольствіемъ замѣтилъ, что Ян-си очень признателенъ за оказываемыя ему попеченія; но его еще болѣе обрадовало извѣстіе, что плѣнникъ былъ тайный христіанинъ.

— Хочешь ли ты жить у насъ? — спросилъ его Лисицынъ, Василій служилъ обоимъ переводчикомъ.

— Хочу, если позволишь, господинъ.

— Будешь намъ повиноваться, служить честно и вѣрно.

— Буду, господинъ. Ян-си клянется въ этомъ прахомъ своей матери.

— Обѣщаешься ли ты не убѣжать отъ насъ и никому не открывать нашего жилища.

— Обѣщаю, господинъ! Ян-си бѣжать — смерть; открыть, гдѣ живетъ — смерть.

— Это онъ правду говоритъ, — добавилъ Василій; — ему теперь на родину нельзя носа показать.

— Ян-си былъ хорошій работникъ; онъ будетъ вамъ работать; онъ не былъ лѣнивъ. Вы спасли ему жизнь, онъ всегда будетъ это держать въ своей головѣ.

— Поклянешься ли ты прахомъ своей матери не дѣлать намъ никакого вреда и ежели захочешь отойти отъ насъ, то прежде скажешь намъ объ этомъ.

— Клянусь, господинъ, плѣнникъ не можетъ уйти отъ господина.

— Ты не плѣнникъ Ян-си; ты свободенъ и можешь идти куда захочешь, какъ только выздоровѣютъ твои ноги, а до того времени ни въ чемъ не будешь нуждаться. Если желаешь жить съ нами, то можешь теперь же съ нами ѣхать.

— Господинъ, я хочу быть вашимъ слугою.

Приплывши къ пріюту, Лисицынъ не нашелъ Петруши ни у единорога, ни на фермѣ; скотъ пасся спокойно подъ надзоромъ собакъ, все было по видимому въ прежнемъ порядкѣ, но мальчикъ не являлся на громкій зовъ его товарищей. Уплыть съ острова онъ не могъ за неимѣніемъ лодки; его или похитили или онъ, будучи въ сильномъ страхѣ, гдѣ нибудь спрятался. Товарищи отправились на поиски по разнымъ направленіямъ, оглядѣли весь островъ, всѣ деревья съ дуплами, овинъ, сараи, погребы, чердаки, и нигдѣ не нашли Петруши.

Лисицынъ осмотрѣлъ гротъ, гдѣ хранились мѣха, но и здѣсь несчастнаго мальчика не было. Ясно, что онъ похищенъ, но кѣмъ? вотъ вопросъ трудный для разрѣшенія. Выходя изъ грота, Лисицынъ замѣтилъ, что мѣха висѣвшіе прежде въ порядкѣ теперь лежатъ въ большой кучѣ. Не оставалось сомнѣнія, что похитившій Петрушу былъ здѣсь и вѣроятно унесъ часть самыхъ дорогихъ мѣховъ. Любя порядокъ, Лисицынъ началъ по прежнему развѣшивать шкуры; и представьте его изумленіе, когда онъ увидалъ Петрушу лежащаго ничкомъ, съ зажмуренными глазами и заткнувши руками уши; по временамъ лихорадочный трепетъ пробѣгалъ по его тѣлу. Лисицынъ ласково называлъ его по имени, но безъ успѣха, наконецъ попробовалъ тряхнуть за ногу, отъ чего мальчикъ поднялъ такой оглушительный визгъ, что Лисицынъ самъ былъ вынужденъ заткнуть уши и выбѣжалъ изъ грота, придумывая какъ бы заставить Петрушу открыть глаза. Вскорѣ онъ придумалъ отличное средство и поспѣшилъ на ферму; здѣсь, захвативъ ведро холодной воды, онъ окатилъ ею труса. Эта операція удалась вполнѣ; холодная ванна поневолѣ заставила мальчика открыть глаза и уши, что и дало ему возможность узнать Лисицына и предаться радости.

Бѣдняжка, не видя два дня своихъ покровителей, совершенно потерялся отъ страха, спрятался въ углу грота подъ мѣхами и если бъ такъ прошелъ еще день, то вѣроятно сошелъ бы съ ума.

Василій, пробывши нѣсколько дней на водѣ, опять получилъ сильную ломоту въ ногахъ; Лисицынъ посовѣтовалъ ему ежедневно купаться съ зарями; для Ян-си онъ употреблялъ холодную припарку изъ тертой моркови, а когда раны зажили, то и ему приказалъ купаться. Средства эти принесли обоимъ очевидную пользу; — Василій пересталъ чувствовать ломоту, Ян-си совершенно выздоровѣлъ. Онъ охотно принялъ участіе во всѣхъ работахъ, согласился отростить бороду и волосы на головѣ и одѣваться по русскому обычаю. Изъ него вышелъ добрый, смышленый и работящій малый. Раньше всѣхъ вставалъ онъ на работу и послѣ всѣхъ уходилъ съ нее; онъ очень скоро научился всѣмъ земледѣльческимъ работамъ, не уступая въ этомъ Лисицыну и Василью.

По случаю частыхъ дождей, хлѣба должны были поспѣть позже обыкновеннаго, но вообще они были баснословно хороши: ростъ имѣли исполинскій, густоту необычайную, колосъ длинный и полный.

Однажды Лисицынъ вступилъ съ Ян-си въ разговоръ съ помощію Василія, служившаго отчасти переводчикомъ.

— Скажи мнѣ Ян-си, отъ чего китайцы ненавидятъ русскихъ?

— Они боятся русскихъ; ненависти нѣтъ.

— Почему жъ они боятся? русскіе не сдѣлали имъ никакого зла.

— Въ народѣ есть преданіе, что русскіе завладѣютъ Амуромъ и всей этой страной; начальники этого боятся.

— Если бъ и сбылись эти преданія, то какой вредъ потерпятъ отъ этого твои земляки?

— Начальники говорятъ, тогда вся манджурія передастся русскимъ.

— Ваши начальники пустые говоруны.

— Нѣтъ, господинъ, ихъ уши слышатъ и глаза видятъ: манджуры дружно живутъ съ русскими и почитаютъ вашего Богдыхана больше своего. Это страшитъ начальниковъ.

— Такъ ты думаешь что манджуры охотно перешли бы въ подданство русскаго императора?

— Я въ этомъ увѣренъ, господинъ.

— А ты перешелъ ли бы въ наше подданство?

— Нѣтъ, господинъ, я люблю мою родину.

— Стало быть ты при первомъ случаѣ оставишь насъ.

— Нѣтъ, я не могу оставить; приду на родину — смерть.

— Если бъ не страхъ казни, ты ушелъ бы тогда?

— Нѣтъ, ты спасъ мнѣ жизнь, ты добръ со мной какъ отецъ; я не уйду, пока самъ не прогонишь меня.

Этотъ разговоръ еще болѣе расположилъ Лисицына въ пользу китайца, который всѣми силами старался угадывать малѣйшія желанія своихъ избавителей и исполнялъ ихъ охотно и скоро.

Вечеромъ 1-го іюля, Лисицынъ увидѣлъ съ высоты скалы густой дымъ въ сторонѣ луговаго острова, который столбами поднимался къ небу въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Когда Ян-си увидалъ этотъ дымъ, поблѣднѣлъ какъ полотно.

— Скорѣй бѣжать! — вскричалъ онъ; — это наши, ихъ много.

Опасность дѣйствительно была велика. Если китайцы вернулись, то не иначе, какъ въ значительныхъ силахъ; бороться съ ними было бы безразсудно. Всѣ растерялись и не знали за что приняться. Къ Лисицыну скоро возвратилось присутствіе духа; онъ распорядился какъ можно поспѣшнѣе сдѣлать плотъ, на устройство котораго у нихъ было довольно всякаго матеріяла. Обитатели пріюта охотно послѣдовали этому благоразумному совѣту и съ такимъ усердіемъ исполняли поручаемые каждому изъ нихъ работы, что къ ночи успѣли построить плотъ съ перилами, прочный и вполнѣ удобный для плаванія по тихому озеру.

— Что же будемъ сперва грузить, — спросилъ Василій Лисицына; — приказывайте намъ скорѣе ради Бога!

— Что ты найдешь нужнымъ, Василій, то и сноси.

— Нѣтъ, я совсѣмъ голову потерялъ и ничѣмъ не смогу распорядиться. Мнѣ все мерещится, что китайцы плывутъ по озеру и сейчасъ всѣхъ насъ захватятъ. Лучше не бросить ли все на разживу поганымъ, а спасать одни свои души.

— Будь мужественъ, другъ мой, ты самъ знаешь, что безъ воли Божіей ни одинъ волосъ не спадетъ съ головы нашей. Станемъ уповать на его милосердіе и стараться о своемъ спасеніи съ разумною осмотрительностію. Скрывшись отсюда безъ нашего скота и провизіи, мы сильно будемъ нуждаться въ пищѣ, а врагамъ оставимъ богатую добычу. Послушайся моего совѣта: захватимъ съ собою все, что сможемъ, а чего не сможемъ, постараемся зарыть гдѣ нибудь. Времени у насъ еще много. Китайцы не могутъ приплыть раньше полудня завтрашняго дня, и на пріютъ не рѣшатся тотчасъ напасть.

— Я на все согласенъ, баринъ, только распоряжайтесь скорѣе.

— Изволь, я беру на себя временное командованіе нашимъ гарнизономъ. Петруша гони сюда скотъ; ты Василій съ Ян-си стаскивайте на плотъ порохъ, оружіе и провизію, да захватите нѣсколько мѣшковъ муки и зерноваго хлѣба, хоть на сѣмяна, на случай если намъ придется навсегда проститься съ пріютомъ. Я же приготовлю мѣсто, гдѣ спрятать желѣзо, бочки, кадки, машины и посуду отъ поисковъ непріятеля.

Распоряженіе это исполнилось съ изумительною быстротою. Слова Лисицына вдохнули бодрость въ сердца испуганныхъ товарищей и они работали съ надеждою на успѣшное бѣгство. Лисицынъ въ это время отыскалъ удобное мѣсто въ глубокомъ оврагѣ, густо заросшемъ кустарникомъ, гдѣ спряталъ всѣ вещи, которыя нельзя было взять съ собою.

Окончивши трудную работу, онъ пришелъ къ бухтѣ, гдѣ засталъ плотъ совершенно нагруженнымъ; на немъ помѣстилась половина скота, арбъ и вещей. Въ другой пріѣздъ можно было разсчитывать захватить остальное.

— Слава Богу, мы еще успѣемъ во время спасти наше имущество, — сказалъ Лисицынъ. Теперь принимайтесь за шесты и отпихивайтесь отъ берега.

— Постойте на минуточку, баринъ, а какъ же быть съ хлѣбнымъ-то амбаромъ? вѣдь онъ полнешенекъ хлѣбомъ.

— Что же дѣлать, пускай достается непріятелю. Увезти его невозможно.

— Хлѣба не тронутъ, — возразилъ Ян-си. — Мои ѣдятъ рисъ, вашъ хлѣбъ не ѣдятъ.

— Дай-то Господи, чтобъ не тронули, — сказалъ Василій, — хлѣбъ Божій даръ, зачѣмъ ему идти прахомъ.

— Скорѣй отваливайте друзья; для насъ дорога каждая минута! Ровнѣе держитесь въ проливѣ, чтобъ не задѣть за отвѣсныя скалы, тогда всѣ пойдемъ ко дну и потопимъ скотъ.

Лисицынъ на лодкѣ указывалъ направленіе пути для плота, къ которому была привязана отнятая у китайцевъ лодка. Къ счастію бѣглецовъ, полный мѣсяцъ освѣщалъ землю, что способствовало всѣмъ ихъ работамъ. Вотъ они благополучно выплыли изъ пролива и направились къ южному берегу озера. Все шло благополучно, волы и коровы крѣпко были привязаны къ арбамъ, чтобъ не могли нарушить равновѣсіе плота, ходя на свободѣ; Василій съ Ян-си усердно работали веслами, имъ дѣятельно помогалъ Лисицынъ, вошедшій на плотъ. Вдругъ Петруша затрясся всѣмъ тѣломъ и шепнулъ Василію, что съ лѣвой стороны идетъ на нихъ огромная лодка, съ толпою вооруженныхъ людей. Василій сказалъ объ этомъ въ полголоса Ян-си и оба въ отчаяніи опустили весла.

— Что съ вами сдѣлалось? гребите сильнѣе, берегъ ужъ близко! — сказалъ Лисицынъ.

— Нечего грести, Сергѣй Петровичъ, видно на то Божія воля, чтобъ намъ всѣмъ пропадать.

— Господинъ, можно убѣжать въ лодкѣ, только торопиться.

— Отъ кого бѣжать? вы оба съ ума сошли.

— Развѣ не видите, съ лѣва, цѣлую барку съ китайцами, они скоро перерѣжутъ намъ дорогу. Господи, помилуй насъ грѣшныхъ!

Петруша началъ отвязывать лодку, а Лисицынъ, взглянувши на лѣво, громко разсмѣялся.

— Справедлива пословица: пуганая ворона куста боится. Это не барка, а небольшая подводная скала, поросшая кустарникомъ, на нее падаетъ тѣнь береговаго лѣса, вотъ вамъ и показались китайцы съ пиками.

— Это все пострѣлъ Петруша насъ обморочилъ, — весело сказалъ Василій.

Ян-си свободно вздохнулъ, какъ будто камень свалился съ его груди, а Петруша отъ стыда спрятался за арбу.

Вышедши на берегъ, возлѣ тростниковъ, разгрузили плотъ и потомъ благополучно сдѣлали вторичную поѣздку на пріютъ. Начинала заниматься заря, когда по приказанію Лисицына затапливали въ тростникахъ плотъ и обѣ лодки, Петруша съ Ян-си погнали скотъ, а волы, управляемые Василіемъ, повлекли тяжело нагруженныя арбы. Лисицынъ избиралъ путь между соснами и елями по самымъ твердымъ мѣстамъ, чтобъ не оставить на землѣ слѣдовъ.

— Отчего, баринъ, мы пошли горою и вертимся, то вправо, то влѣво, словно угорѣлые, давиче взять бы по моховой долинѣ, — верстъ десятокъ почитай выгадали бъ.

— Тамъ мы оставили бы ясный слѣдъ, по которому китайцы откроютъ наше убѣжище, здѣсь же хвоя и шишки не оставляютъ слѣда.

— Господинъ разуменъ, — сказалъ Ян-си Василію.

— И то правда, — отвѣчалъ Василій, — лучше двадцать верстъ пройти лишнихъ, да не быть опознаннымъ.

Странное зрѣлище представляло это шествіе: животныя, какъ бы чуя бѣду, двигались безмолвно, хорошо смазанные арбы ни разу не скрипнули, даже собаки шли понуря голову и опустивши хвосты. Суевѣрный странникъ, встрѣтившій этотъ караванъ, то появлявшійся, то исчезавшій между деревьями и кустами, могъ счесть его за группу лѣсныхъ тѣней, двигавшихся въ полумракѣ. Между тѣмъ становилось все свѣтлѣе и свѣтлѣе и, наконецъ, взошло благодѣтельное солнце; роса заблистала на зеленой травѣ, бѣлый туманъ какъ дымка потянулся къ небу. Не доходя около полуверсты до долины розановъ, Лисицынъ остановилъ караванъ.

— Теперь не время мѣшкать, — сказалъ Василій.

— Идти дальше, какъ можно дальше! — добавилъ Ян-си.

— Я остановилъ васъ не для того, чтобъ отдыхать, прежде нужно проходъ въ долину сдѣлать удобнымъ для проѣзда арбъ; пойдемте со мною съ рычагами и лопатами, а между тѣмъ вѣтеръ обдуетъ росу и земля сдѣлается тверже. Намъ необходимо скрывать свои слѣды.

Повинуясь указаніямъ Лисицына, Василій и Ян-си расчистили проходъ, а сильный ихъ товарищъ крѣпкимъ рычагомъ перекатывалъ большія каменья. Наконецъ, набросавъ нѣсколько охапокъ хворосту, они сдѣлали дорогу для проѣзда арбъ и прогона скота. Когда караванъ осторожно переправился черезъ проходъ, путники сняли хворостъ, снова завалили разсѣлину большими каменьями и уничтожили слѣды повозокъ и животныхъ. Шествіе чрезъ подземелье было гораздо труднѣе: пришлось растянуться въ длинную линію и двигаться медленно. Впереди шелъ Петруша съ факеломъ, а шествіе заключалъ Лисицынъ съ двумя собаками. Караванъ можно было сравнить съ длинною змѣей, медленно ползущей во мракѣ. Когда люди и животныя очутились въ кедровой долинѣ, Ян-си вскрикнулъ отъ радости:

— Пещера загородитъ, мы всѣ цѣлы.

— Какой чудесный лугъ, — сказалъ съ удовольствіемъ Василій, въ первый еще разъ видѣвшій кедровую долину. — Здѣсь все есть для привольной жизни: топливо, вода и кормъ скоту, а мѣсто такое скрытное, что для поселка не найдешь лучшаго.

— Объ этомъ поговоримъ послѣ, а теперь нужно завалить камнями узкіе проходы въ пещерѣ и выходъ сюда задѣлать двойной дверью, чтобъ въ пещерахъ не было слышно рева воловъ.

По окончаніи этихъ работъ, обитатели долины расположились отдыхать на берегу свѣтлаго озера, подъ тѣнью развѣсистыхъ кедровъ. Всѣ были увѣрены, что китайцы не откроютъ этого убѣжища. Послѣ сытнаго обѣда и крѣпкаго сна, Лисицынымъ овладѣло сильное желаніе узнать, что дѣлается на пріютѣ.

— Я пойду, Василій, поглядѣть на китайцевъ, — сказалъ онъ, заряжая свое двухствольное ружье и пистолеты пулями, — а ты присматривай за входомъ въ долину и за Ян-си; кто знаетъ, что у него на умѣ? вѣдь свой своему по неволѣ братъ.

— Куда это несетъ васъ нелегкая, баринъ, отсидѣлись бы здѣсь недѣльку другую, а тамъ и я съ вами пошелъ бы на развѣдки. Идти же теперь, въ самый разгаръ, опасно, все равно, что въ полымя лѣзть.

— Напротивъ, тогда будетъ опаснѣе, чѣмъ теперь. Въ теченіи недѣли, они могутъ высмотрѣть всѣ окрестности и поставить секретные караулы, на которые мы можемъ нечаянно наткнуться и попасться въ плѣнъ, а теперь преимущество на нашей сторонѣ; я твердо знаю всѣ проходы и тропинки, меня въ расплохъ захватить нельзя, скорѣй я найду случай озадачить непріятеля.

— Положимъ, что и такъ, баринъ, однако же безопаснѣе оставаться здѣсь, а китайцы тѣмъ временемъ походятъ, походятъ да и уйдутъ во свояси, русскихъ щей не хлебавши.

— А какъ не уйдутъ, тогда что мы сдѣлаемъ?

— Тогда они будутъ жить на пріютѣ своей слободой, а мы особнякомъ въ этой благодатной долинѣ; здѣсь мѣсто для жизни не дурное.

— Какъ же тогда мы попадемъ отсюда на амуръ?

— Ишь ты, главное-то изъ головы выскочило! нѣтъ, баринъ, не должно давать китайцамъ селиться на пріютѣ. Вы всегда умѣете все разумно обдумать; только одни не пойдете, я пойду съ вами.

— Какъ же Ян-си? ну, если онъ уйдетъ отсюда и укажетъ китайцамъ входъ въ нашу кедровую долину.

— Эва что выдумали; да у него еле душа въ тѣлѣ со страху; онъ боится своихъ родичей какъ огня.

— Ежели непремѣнно хочешь дѣлить со мною опасности, такъ мѣшкать некогда, намъ нужно до ночи успѣть пробраться къ озеру.

Смѣльчаки пробрались чрезъ проходы пещеры, приказавъ Ян-си опять тщательно ихъ задѣлать и бодро направились къ озеру. Оба такъ были заняты мыслями, что не проронили ни одного слова между собою. Къ ночи они достигли цѣли своего путешествія, нѣсколько правѣе пріюта. Они выбрали на опушкѣ лѣса такое мѣсто, съ котораго въ зрительную трубку хорошо была видна причальная бухточка пріюта и весь орѣховый островъ. Три китайскія рѣчныя лодки, освѣщаемыя мѣсяцемъ, разъѣзжали въ почтительномъ разстояніи отъ бухты, вѣроятно для наблюденія за русскими варварами. У орѣховаго острова качались на якоряхъ три большія лодки, вооруженныя пушками, которыхъ величину невозможно было опредѣлить. На самомъ островѣ копышилось болѣе ста человѣкъ народа; на немъ въ одной грудѣ были свалены ядра, въ другой ружья, въ третьей холодное оружіе. Мѣстами виднѣлись мѣшки съ рисомъ, сложенные въ живописномъ безпорядкѣ. Подъ огромнымъ зонтикомъ, утвержденномъ на древкѣ сидѣлъ главнокомандующій мандаринъ, покоясь на подушкахъ; предъ нимъ почтительно стояли два начальника, изъ которыхъ одинъ былъ нашъ старый знакомый, командиръ майской экспедиціи. Они о чемъ-то разговаривали, освѣщенные множествомъ фонарей, развѣшанныхъ на вбитыхъ въ землю кольяхъ. Бесѣдующіе иногда указывали на пріютъ, на лодки и на пушки. По окончаніи совѣщанія, начальникъ удалился въ шатеръ, а подчиненные ему мандарины поспѣшили передать воинамъ приказанія главнокомандующаго.

Товарищи всю ночь оставались на своемъ наблюдательномъ посту, поочередно предаваясь сну. Они постоянно слышали на орѣховомъ островѣ стукъ топоровъ, но не могли разсмотрѣть, что тамъ дѣлается. Лишь только солнце освѣтило землю, въ непріятельскомъ станѣ произошло сильное движеніе: на каждую большую лодку сѣло по двѣнадцати артиллеристовъ и по шести гребцовъ съ однимъ рулевымъ; на двѣ меньшія помѣстили по восьми человѣкъ съ какими-то деревянными станками. Всѣ солдаты были вооружены ружьями и пиками съ топориками, — уродливое подражаніе алебардамъ. Въ третью, меньшую лодку, на возвышеніи изъ подушекъ, усѣлся главнокомандующій съ подчиненными ему мандаринами и восемью тѣлохранителями. Флотилія была расположена въ три линіи: въ первой — три большія лодки съ пушками; во второй — двѣ лодки, поменьше, со станками, и въ третьей — главнокомандующій со своимъ штабомъ.

Ударъ въ гонгъ на лодкѣ начальника подалъ сигналъ къ сраженію. Медленно, но довольно правильно передніе лодки опустили съ носа и кормы по якорю и съ помощью веревокъ устроились такъ, что могли поворачивать къ пріюту поперемѣнно оба борта съ пушками. Меньшія лодки оставались саженяхъ въ пятидесяти сзади первыхъ, бросивъ въ воду лишь по одному якорю. Лодка главнокомандующаго медленно маневрировала сзади второй линіи. Раздался снова ударъ въ гонгъ; первая линія немедленно открыла пушечный огонь по пріюту. Глубокое озеро отъ самого сотворенія міра не слыхало подобнаго грома и не устилалось такимъ чернымъ дымомъ, какой производилъ китайскій порохъ. По случаю совершеннаго безвѣтрія, дымъ стоялъ столбомъ надъ сражающимися и не дозволялъ имъ видѣть даже пріюта, не только успѣха своей жаркой канонады. Нападающіе при несмолкаемомъ звукѣ собственнаго грома не могли слышать, отвѣчаютъ ли имъ съ острова непріятельскія батареи и неутомимо продолжали стрѣльбу. Чрезъ два часа боя, изъ-за орѣховаго острова выплыли три лодки, наполненные воинами и расположились между второй линіей и главнокомандующимъ. Наконецъ большія лодки съ орудіями подплыли къ острову на сто сажень, а въ промежуткѣ между ними прошли лодки второй линіи и ставши впереди также на двухъ якоряхъ начали бросать на островъ ракеты и шверманы, а иногда цѣлые бураки, что продолжалось около получаса, подъ прикрытіемъ пушечной стрѣльбы. Увѣрившись, что непріятель устрашенъ и прогнанъ съ укрѣпленій, главный начальникъ далъ сигналъ къ приступу, тогда лодки съ воинами двинулись въ проливъ и скоро съ громкимъ крикомъ китайцы высадились на островъ. Одинъ главнокомандующій съ своимъ штабомъ остался передъ проливомъ.

Лисицынъ и Василій отъ души смѣялись надъ всѣми этими маневрами и воображали досаду атакующаго мандарина, когда онъ узнаетъ, что вся эта трескотня была произведена понапрасну. Вскорѣ они услышали на пріютѣ ружейную стрѣльбу, совершенно смолкшую только къ двумъ часамъ по полудни. Въ это время одинъ изъ начальниковъ, командовавшихъ приступомъ, приплылъ къ главнокомандующему съ донесеніемъ о завоеваніи острова. Возлѣ послѣдняго стоялъ нашъ знакомецъ, храбрый начальникъ майской экспедиціи. Выслушавъ донесеніе, главный мандаринъ сдѣлалъ знакъ рукою и бѣднякъ, не смотря на его испытанное мужество, доказанное полученною тогда раною отъ мѣткаго выстрѣла Лисицына, былъ схваченъ, связанъ и брошенъ на дно подплывшей лодки, которая повезла провинившагося къ орѣховому острову, куда отправился и главнокомандующій, отдавши приказанія начальнику прибывшему съ донесеніемъ. Въ слѣдъ за тѣмъ, обитатели пріюта увидѣли на немъ густой дымъ, широко расширявшійся во всѣ стороны и поняли, что ихъ красивое жилище предано пламени.

— Имъ поганымъ надобно отомстить! — съ гнѣвомъ вскричалъ Василій.

— Согласенъ, но только не здѣсь, — отвѣчалъ также разсерженный Лисицынъ. — Поспѣшимъ къ мѣсту ихъ причала на озерѣ, и тамъ вредя имъ отвлечемъ подозрѣніе, что скотъ нашъ и имущество спрятаны близко.

Если бы Лисицынъ и его товарищъ вспомнили, что мщеніе противно Богу и отказались бы отъ своего свирѣпаго намѣренія, тогда сколькихъ несчастій избѣгли бы они.

Я уже сказалъ прежде, что Лисицыну хорошо были извѣстны всѣ окрестные лѣса и тропинки, почему наши смѣльчаки еще засвѣтло достигли луговаго островка, на которомъ замѣтили табунъ лошадей жадно щипавшихъ сочную траву. Лисицыну захотѣлось добыть двухъ скакуновъ, чтобъ скорѣе добраться до китайскаго причала; это дѣло онъ взялъ на себя. Переплывши осторожно проливъ, онъ проползъ въ высокой травѣ къ лошадямъ, гдѣ увидалъ мертвецки пьянаго китайца. Осмотрѣвши со вниманіемъ прочіе части острова и убѣдившись, что кромѣ безчувственнаго часоваго нѣтъ никого, онъ условленнымъ сигналомъ призвалъ Василія и вмѣстѣ съ нимъ крѣпко связалъ китайца. Потомъ они перегнали весь табунъ черезъ проливъ.

— Что жъ мы будемъ дѣлать съ табуномъ-то? — спросилъ Василій, недовольный распоряженіемъ Лисицына.

— Разумѣется завладѣемъ имъ по праву войны.

— Намъ требуется всего-то двѣ лошаденки, а тутъ ихъ цѣлая арака.

Намъ нужно по двѣ лошадки на каждаго, чтобъ на одной скакать, а другую имѣть въ запасѣ, для перемѣны уставшей. Оставлять здѣсь остальныхъ лошадей неблагоразумно; врагъ можетъ на нихъ послать за нами погоню и тогда намъ не помогутъ наши скакуны уйти отъ преслѣдователей.

— Что дѣло, то дѣло, баринъ, да куда мы дѣнемъ табунъ-то?

— Объ этомъ не безпокойся; верстахъ въ пятнадцати отсюда есть въ лѣсу хорошій лугъ съ небольшимъ озерцомъ; кормъ и водопой тамъ отличный, а хищныхъ звѣрей не водится; туда мы отгонимъ лошадей и оставимъ тамъ на время.

Вскочивъ на лошадей, удальцы погнали табунъ по перелѣскамъ и тропамъ, покровительствуемые мерцаніемъ звѣздъ. Исполнивши свое намѣреніе, они поѣхали обратно, и не доѣзжая съ версту до китайскаго причала, слѣзли съ лошадей, привязали какъ ихъ, такъ и заводныхъ къ дереву и осторожно прокрались къ причалу, гдѣ увидали груды съ разными вещами. На самомъ берегу озера лежали два большихъ мѣдныхъ орудія, а возлѣ нихъ спали крѣпкимъ сномъ трое дюжихъ китайцевъ. По близости были навалены мѣшки съ рисомъ, веревки, бумажные паруса, бочки съ порохомъ, съ селитрой и сѣрой.

— Знатное дѣло, баринъ, — шепнулъ Василій, — стоитъ только поджечь порохъ и всему дѣлу конецъ.

— Тогда мы потеряемъ добычу законно намъ принадлежащую.

— И то дѣло; такъ дадимъ карачуна китайцамъ, пока они спятъ какъ боровья, тогда все это добро будетъ наше.

— Убить сонныхъ людей грѣшно и безчестно, любезный Василій, а мы ихъ крѣпко свяжемъ и снесемъ въ сторону.

— Воистину такъ будетъ лучше; лукавый вложилъ мнѣ въ мысль разбойничье дѣло.

Посовѣтовавшись, товарищи взяли изъ кучи нѣсколько веревокъ и подошли къ часовому, спавшему поодаль отъ прочихъ двухъ товарищей. Лисицынъ вскочилъ къ нему на грудь и зажалъ ротъ кускомъ бумажнаго паруса, а Василій связалъ руки и ноги. Показавши плѣннику пантоминами, что если онъ вздумаетъ крикнуть, то ему размозжатъ топоромъ голову, они отнесли его въ кусты. Нападеніе на другаго китайца было не такъ удачно, онъ успѣлъ закричать и разбудить товарища; тогда нашимъ смѣльчакамъ пришлось вступить въ рукопашный бой, съ сильными противниками. Благодаря своей ловкости и необычайной силѣ, Лисицынъ скоро повергъ своего врага на землю, но китаецъ успѣлъ выхватить изъ-за пояса ножъ и хотѣлъ нанести ударъ въ животъ нашему герою, которой быстро уклонясь отъ удара, успѣлъ вторично бросить врага на землю почти полумертваго и связать его. Василію менѣе сильному и еще съ слабыми ногами пришлось плохо: китаецъ успѣлъ повалить его на землю, схватить за волосы и занести ножъ надъ самымъ горломъ, такъ что смерть его была неизбѣжна, если бъ Лисицынъ не подоспѣлъ на помощь. Онъ удержалъ руку убійцы и стащилъ его съ Василія, получивъ при этомъ рану въ лѣвую ногу. Обезоружить китайца и связать его было для товарищей дѣломъ нѣсколькихъ минутъ.

Василій, возблагодаривъ Бога за спасеніе отъ смерти, упалъ въ ноги Лисицыну.

— Вотъ въ другой разъ вы спасли мнѣ жизнь, баринъ, проливши собственную кровь, чѣмъ воздамъ я вамъ за все это?

— Что за счеты между нами, добрый Василій, слава Богу, что успѣлъ тебя выручить, Его Единаго и благодари; а рану мы посмотримъ и перевяжемъ. Я увѣренъ, что она пустая; ножъ не могъ проколоть мою обувь.

— Воистину Господь ко мнѣ милостивъ, что за лукавую мысль тотчасъ послалъ вразумленіе, но не прогнѣвался до конца, не допустилъ грѣшника умереть безъ покаянія.

Рана оказалась пустая: кончикъ ножа едва вошелъ въ мягкія части. Перевязавши ее платкомъ, Лисицынъ не чувствовалъ боли и могъ свободно ходить. Они оттащили и этихъ плѣнниковъ въ кусты и приступили къ осмотру добычи. Сверхъ прежде видѣннаго, они нашли привязанную у берега большую лодку. Погрузивъ въ нее всѣ припасы, кромѣ двухъ боченковъ съ порохомъ и орудій, они отвели лодку въ сторону, гдѣ и спрятали въ тростникахъ.

— Теперь нужно отнять у китайцевъ и пушки, — сказалъ Лисицынъ, возвратясь къ причалу.

— Такую махину намъ ни за что не увесть; пусть ихъ владѣютъ.

— Чѣмъ отдавать непріятелю, лучше сбросить ихъ въ озеро; можетъ быть намъ же пригодятся.

— Ну-ка попробуйте, въ нихъ чай пудъ по пятидесяти, али больше будетъ.

— Ничего нѣтъ легче этого; ты видѣлъ, что я оставилъ два боченка пороха, они и столкнутъ пушки въ воду.

— Это другое дѣло; противу пороха что устоитъ?

Лисицынъ подложилъ подъ каждый лафетъ съ орудіями по боченку пороха съ зажженнымъ кускомъ фитиля и произшедшіе взрывы дѣйствительно сбросили орудія въ озеро, возлѣ самаго берега. Уже разсвѣло, когда наши храбрецы окончили это дѣло. Чтобъ не попасться на глаза китайцамъ, они сѣли на лошадей и отправились къ Алмазной рѣкѣ, въ надеждѣ отыскать мѣсто высадки китайцевъ. Василій не могъ проѣхать больше пятнадцати верстъ; непривычка къ верховой ѣздѣ и ночь, проведенная безъ сна, до того утомили его, что онъ рѣшительно отказался ѣхать дальше.

— Теперь намъ торопиться не къ чему, — сказалъ Лисицынъ; — я охотно готовъ остановиться, здѣсь же по близости есть въ лѣсу лужайка, гдѣ мы выкормимъ лошадей и выспимся на славу.

— Мнѣ на себя досадно, баринъ, что я первый вызвался отомстить бусурманамъ, за то первый и отсталъ.

— Напрасно досадуешь, днемъ развѣдки плохи и два человѣка ничего не смогутъ сдѣлать; если бъ не здѣсь, то въ другомъ мѣстѣ пришлось бы намъ дожидаться вечера.

Лисицынъ повернулъ въ лѣсъ и вскорѣ остановился на небольшой полянѣ, спускавшейся отлогимъ скатомъ къ прозрачному ручейку.

— Эко чудное мѣсто, — вскричалъ Василій, чуть не падая съ лошади.

— Дѣйствительно отличное, а главное — скрытые здѣсь отъ китайцевъ, мы можемъ услыхать ихъ движеніе и принять мѣры осторожности.

Сошедши съ лошадей и стреноживши, пустили ихъ пастись на лужокъ, а сами странники расположились у ручья завтракать.

— Зачѣмъ мы ѣдемъ, баринъ, къ Алмазной рѣкѣ? — спросилъ Василій, обгладывая кость сушенаго зайца.

— За тѣмъ, любезный Василій, что тамъ долженъ быть главный станъ китайцевъ и ихъ флотилія.

— Что же мы сможемъ сдѣлать нехристямъ, если ихъ тамъ много.

— Это будетъ видно изъ осмотра ихъ лагеря, а теперь нужно подкрѣпить наши силы сномъ. Ты усталъ больше, ты и начинай спать первый.

— А вы-то какъ же? чай тоже не желѣзный.

— Обоимъ спать нельзя вблизи непріятеля; часовъ черезъ пять я разбужу тебя, и ты меня смѣнишь.

Сонъ до того одолѣвалъ Василья, что онъ не сталъ болѣе спорить и растянулся на травѣ. Лисицынъ, часто упражнявшійся въ опасной охотѣ за звѣрями, привыкъ къ осторожности и бодрствованію ночью, преодолѣвая усталость, онъ не дозволилъ себѣ вздремнуть. Сначала онъ старался убить время разсматриваніемъ лошадей, весело щипавшихъ траву, потомъ записываніемъ въ дневникѣ событій вчерашняго и нынѣшняго дня, наконецъ онъ сталъ бродить около поляны, обдумывая какъ бы лучше подкрасться къ непріятелю, не будучи имъ замѣченнымъ. Въ это время взглядъ его упалъ на холмистую мѣстность, виднѣвшуюся по другую сторону ручья, сквозь прогалины между величественными соснами. Любопытство повело его туда, и онъ скоро очутился въ оврагѣ, когда-то бывшемъ русломъ широкой рѣки. Пройдя нѣсколько времени по песчаному дну, онъ замѣтилъ подъ ногами что-то блестящее и, нагнувшись къ землѣ, былъ удивленъ множествомъ самородныхъ золотыхъ кусочковъ, вымытыхъ изъ песка весеннею водою. Первымъ побужденіемъ Лисицына была радость при видѣ такой драгоцѣнной находки, и онъ кинулся было собирать кусочки, но чрезъ минуту бросилъ ихъ, давши себѣ слово не сказывать никому изъ товарищей объ открытіи золота, которое, будучи совершенно безполезно въ этой пустынѣ, могло только породить между его друзьями страсть къ любостяжанію, всегда гибельную для человѣка.

Когда Лисицынъ возвратился къ крѣпко спящему Василію, уже былъ третій часъ пополудни; Лисицыну самому крайне былъ нуженъ отдыхъ, но ему жаль было разбудить Василья. Въ это время онъ съ удивленіемъ замѣтилъ, что лошади перестали щипать траву и навострили уши. Недоумѣвая, чтобы это значило, онъ припалъ ухомъ къ землѣ. Со стороны Архипелажнаго озера былъ слышенъ гулъ, подобный топоту стремительно скачущихъ лошадей; шумъ этотъ быстро приближался, что заставило разбудить Василія, вскочить поспѣшно на лошадей и, прикрывшись толстыми деревьями, ожидать событій. Едва товарищи успѣли занять безопасныя мѣста, какъ гулъ ясно сталъ достигать до ихъ слуха, безпрестанно дѣлаясь сильнѣе. Вскорѣ мимо нихъ, подобно молніи, пронеслось стадо сайгъ, которые, перескочивъ черезъ ручей, скрылись между лѣсистыми холмами, гдѣ передъ этимъ бродилъ Лисицынъ.

— Спасибо вамъ, баринъ, что разбудили во время, не то бока мои сильно помяли бы проклятыя. Ишь ихъ, мечутся словно шальныя, сплошной стѣной; ужъ не волки ли за ними гонятся?

— А вотъ сейчасъ увидимъ; ежели гонятся волки, то сейчасъ должны показаться. Впрочемъ я этого не думаю.

Прошло нѣсколько минутъ, никто не мчался по слѣдамъ сайгъ.

— Съ чего жъ бы имъ такъ шарахнуться? али у нихъ обычай такой?

— Нѣтъ, когда сайги ничѣмъ не испуганы, они пасутся спокойно; здѣсь кроется причина и, если я не ошибаюсь, ихъ испугали китайцы, приплывшіе съ пріюта къ своему причалу.

— Хорошо, если бы такъ было; значитъ китайцы не розыскивали нашего стада и идутъ къ своимъ на Алмазную рѣку. Теперь намъ ужъ не удастся потѣшиться надъ ними.

— Я полагаю, что удастся, ежели обстоятельства позволятъ. Увидавши пропажу орудій и запасовъ и нашедши связанныхъ часовыхъ, которые для своего оправданія должны сложить сказку о многочисленномъ непріятелѣ, они не рѣшатся передъ вечеромъ пуститься въ дорогу и будутъ ожидать утра, пославши для развѣдокъ нѣсколькихъ храбрецовъ, чтобъ обезпечить себя отъ нечаяннаго нападенія.

— Пусть ихъ посылаютъ, только попусту потревожатся.

— Конечно, они никого не найдутъ кромѣ насъ, кто знаетъ, можетъ быть они спугнули сайгъ? всего лучше намъ убраться отсюда по добру, по здорову. По близости я знаю мѣсто, гдѣ мы можемъ хорошо спрятаться до ночи. И такъ, скорѣе въ путь.

— Да вамъ, баринъ, надо соснуть хоть маленько; вы чай устали до смерти.

— Что жъ дѣлать, высплюсь на лошади, ѣдемъ!

Оба путника поѣхали шагомъ по тропинкамъ, извѣстнымъ Лисицыну. Въ шесть часовъ вечера они остановились верстахъ въ трехъ отъ рѣки, въ глубокомъ оврагѣ, гдѣ Лисицынъ предался необходимому для него сну, а Василій взялся караулить, что исполнялъ не безъ грѣха, одолѣваемый дремотой и, по свойственной русскому человѣку безпечности, не сознавая опасности, которую не видѣлъ своими глазами. Когда совершенно стемнѣло, товарищи отправились къ рѣкѣ пѣшкомъ, оставя лошадей привязанными въ оврагѣ.

При свѣтѣ костровъ, разложенныхъ на берегу китайцами, они увидали на рѣкѣ двѣ большія военныя джонки, вооруженныя мѣдными пушками, спокойно стоящія на якорѣ. Ихъ наружность, форма, оснастка и паруса, во многомъ несходные съ европейской морской архитектурой не лишены были своей оригинальной красоты. На палубахъ каждой изъ нихъ толпилось по нѣскольку матросовъ. На берегу лежали вещи выгруженныя съ судовъ, сложенныя въ особыхъ продолговатыхъ грудахъ, покрытыхъ цыновками; одна такая груда лежала совершенно отдѣльно, возлѣ кустарника, соединявшагося съ лѣсомъ.

Лисицынъ долго обдумывалъ какъ бы уничтожить джонки, но не находилъ никакихъ средствъ къ исполненію своего намѣренія. Наконецъ, костры погасли; матросы спустились подъ палубу предаться сну въ койкахъ; на джонкахъ горѣло по одному фонарю. Часовые нѣсколько времени прохаживались по палубѣ, но и тѣ улеглись на грудахъ парусовъ и заснули. Лисицынъ осторожно подползъ къ вещамъ въ надеждѣ отыскать что нибудь полезное для своего предпріятія, но ничего не находилъ. У самаго берега онъ увидалъ двѣ маленькія лодочки, качавшіяся на привязи. Приблизившись къ отдѣльному складу у кустарника, онъ съ радостію увидѣлъ, что это были боченки съ порохомъ. Въ головѣ его мгновенно созрѣла мысль и онъ поспѣшилъ возвратиться къ Василію.

— Я нашелъ средство отомстить китайцамъ, но безъ твоего согласія и помощи ничего не могу сдѣлать.

— Вы знаете, что я готовъ вамъ помогать сколько силъ моихъ хватитъ.

— На берегу есть двѣ лодки и боченки съ порохомъ; посредствомъ ихъ мнѣ хочется потопить джонки, что будетъ китайцамъ такимъ урокомъ, котораго они никогда не забудутъ.

— Куда же дѣнутся тогда китайцы, если имъ не на чемъ будетъ уплыть восвояси.

— У нихъ на томъ берегу привязаны двѣ большія лодки, да съ озера принесутъ сколько нибудь; тогда однимъ людямъ будетъ на чемъ уплыть, вещи же, которыя оставятъ на берегу, пригодятся намъ.

— Положимъ, все будетъ такъ, баринъ, только мнѣ больно не хочется убивать сонныхъ людей. Прошлую ночь Господь едва не наказалъ меня за это, да и вы баринъ сами упрекали меня въ худомъ дѣлѣ, а теперь тоже самое замышляете.

— Ты несправедливо думаешь, Василій, я точно также не желаю смерти сонныхъ людей, не могущихъ въ честномъ бою защищать своей жизни; поэтому планъ мой заключается не въ томъ, чтобъ взорвать джонки на воздухъ, а только, чтобъ потопить ихъ, для чего нужно разрушить подводныя части джонокъ небольшимъ количествомъ пороха, помѣщеннымъ подъ кормами. Люди непремѣнно проснутся отъ взрыва и успѣютъ спастись, а суда китайцевъ придутъ въ совершенную негодность для плаванія и останутся здѣсь съ своими пушками нашей военной добычей.

Василій не сталъ больше спорить и помогъ Лисицыну, съ соблюденіемъ величайшей тишины, спустить по одному боченку пороха въ каждую лодочку. Смѣльчаки никѣмъ не замѣченные подвезли свои мины подъ кормы джонокъ, подвязавъ ихъ къ выступамъ рѣзныхъ украшеній испещрявшихъ суда. Вставивъ въ каждый боченокъ по зажженному фитилю, оба возвратились на берегъ и отошли подальше въ лѣсъ выжидать событій. Судя по дурному качеству китайскаго пороха, Лисицынъ совершенно былъ увѣренъ, что одного боченка едва было достаточно, чтобъ нанести джонкѣ неисправимый вредъ.

Прошло много томительныхъ минутъ, а порохъ не воспламенялся, сталъ накрапывать частый дождь и Лисицынъ, предположивъ, что фитили погасли, пошелъ было для осмотра; едва онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ, какъ мѣстность освѣтилась и послѣдовали два взрыва почти въ одно мгновеніе. Перекаты грома произведеннаго взрывами слились съ крикомъ людей находившихся на джонкахъ.

Вскорѣ на берегу зажглись костры, около которыхъ собрались сушиться матросы и ихъ начальники. При свѣтѣ этихъ огней Лисицынъ и Василій съ восторгомъ увидѣли, что джонки, будучи по видимому цѣлы, погрузились въ воду, такъ что остались видны изъ воды, до половины высоты, только одни мачты съ ихъ снастями.

Счастливо окончивши свое предпріятіе, герои наши хотѣли удалиться, но въ это время примѣтили у крайняго костра связаннаго человѣка, надъ которымъ озлобленные китайцы потѣшались, осыпая его пинками и ударами палокъ. Разсмотрѣвъ внимательнѣе бѣдняка, Лисицынъ удостовѣрился, что онъ былъ не китаецъ. Волосы на головѣ его острижены въ скобку, борода окладистая, русая, платье въ родѣ казакина, на ногахъ сапоги съ длинными голенищами, — все изобличало въ немъ русскаго. Онъ не кричалъ подъ ударами, а иногда самъ отвѣчалъ мстителямъ могучимъ пинкомъ, отъ котораго люди падали на землю какъ снопы.

— Всмотрись-ка хорошенько, Василій, мнѣ кажется, этотъ молодецъ — русскій.

— Какъ Богъ святъ, русскій; а должно быть силенъ, разомъ троихъ съ ногъ сшибаетъ.

— Надобно спасти его, — сказалъ взволнованный Лисицынъ.

— Вѣстимо надо; подождемъ, какъ бусурманы улягутся.

— Да они до того времени убьютъ его. Нужно поторопиться поданіемъ помощи.

— Эка бѣда приключилась: и молодца-то жаль, и двое-то какъ мы его выручимъ, почитай человѣкъ пятьдесятъ супостатовъ.

— Я придумалъ: идемъ скорѣе къ лошадямъ, Василій!

Вскочивши на лошадей, Лисицынъ поручилъ товарищу заскакать съ противной стороны и подчивать китайцевъ выстрѣлами, до тѣхъ поръ пока они бросятся его преслѣдовать. Добрая лошадь и близость лѣса устраняли отъ Василія опасность быть пойманнымъ. Лисицынъ же въ это время долженъ былъ спасти плѣнника. Уговорившись, гдѣ опять встрѣтиться, товарищи заняли свои мѣста.

Первый выстрѣлъ Василья, ранившій одного изъ матросовъ произвелъ смятеніе въ толпѣ непріятеля. Сидѣвшіе вскочили съ своихъ мѣстъ, а мучившіе плѣнника тотчасъ его бросили. Всѣ спѣшили схватить оружіе и приготовиться къ оборонѣ. Когда оказалось еще двое раненныхъ китайцевъ, то весь отрядъ съ яростнымъ крикомъ бросился преслѣдовать Василья. Въ этотъ моментъ Лисицынъ подскакалъ къ плѣннику съ заводною лошадью и, разсѣкши кинжаломъ связывавшія его веревки, подсобилъ ему сѣсть на коня. Нѣсколько китайцевъ, замѣтившихъ случившееся, послали въ Лисицына градъ выстрѣловъ, которые не причинили вреда. Онъ и плѣнникъ быстро удалились въ лѣсъ, и благополучно соединились съ Василіемъ на сборномъ мѣстѣ.

Плѣнникъ дѣйствительно оказался русскимъ. Это былъ Нерчинскій казакъ, отставшій, по несчастному случаю, отъ партіи охотниковъ, развѣдывавшихъ Амуръ и попавшійся въ руки китайскаго отряда, посланнаго истребить воображаемыя укрѣпленія на пріютѣ. Его звали Романомъ; хотя онъ былъ сложенія атлетическаго, но голодъ, долгое заключеніе въ тюрьмѣ и онемѣніе членовъ отъ крѣпкаго стягиванія веревками дѣлали казака ни къ чему неспособнымъ въ настоящее время. Ему поспѣшили дать ѣсть, за что бѣднякъ былъ очень благодаренъ.

Выспавшись до пяти часовъ утра, Лисицынъ оставилъ своихъ товарищей на ночлегѣ и поѣхалъ къ озеру узнать, что дѣлаютъ китайцы. На половинѣ пути значительный шумъ далъ ему знать объ обратномъ шествіи побѣдоносной непріятельской арміи. Укрывшись въ опушкѣ, онъ могъ безопасно наблюдать.

Шествіе открывалось паланкиномъ, въ которомъ несли главнокомандующаго четыре рослыхъ китайца, по обѣимъ сторонамъ шло восемь вооруженныхъ тѣлохранителей. Сзади несли въ паланкинѣ же другаго начальника, котораго охраняло только четыре воина. За нимъ несли двѣ большихъ лодки. Въ заключеніе двигалась толпа, въ томъ числѣ, многіе несли мѣшки съ рисомъ. Между ними вели связаннаго начальника Майской экспедиціи.

Лисицынъ вернулся къ товарищамъ. Романъ такъ былъ слабъ, что не могъ сѣсть на лошадь. Его оставили на мѣстѣ ночлега, а Василій поѣхалъ съ Лисицынымъ слѣдить за китайскимъ отрядомъ. Когда побѣдители прибыли къ затопленнымъ джонкамъ, главнокомандующій, увидѣвши постигшее его несчастіе, закрылъ лицо свое руками и оставался неподвиженъ въ теченіи нѣсколькихъ минутъ, армія же его видимо пришла въ испугъ. Матросы что-то разсказывали солдатамъ очень горячо размахивая руками, вѣроятно оправдывая свое несчастіе нападеніемъ многочисленныхъ русскихъ отрядовъ.

Наконецъ главнокомандующій, выслушавъ рапортъ офицеровъ джонокъ, приказалъ спустить лодки на воду и торопиться отъѣздомъ. Было очевидно, что всѣ охотно поспѣшили исполнить это приказаніе. Размѣстившись какъ могли въ оставшихся лодкахъ и, захвативъ съ собою необходимое количество рису, китайцы скоро скрылись изъ глазъ.

— Слава Богу! — вскричалъ Василій, — поганые уплыли въ свою землю; они чай не скоро забудутъ нашего перца съ солью.

— Я теперь начинаю сожалѣть о нашемъ мщеніи; какъ бы оно не обрушилось бѣдою на наши головы.

— Это отъ чего, баринъ.

— Отъ того, что китайцы непремѣнно захотятъ отомстить намъ въ свою очередь и не оставятъ насъ въ покоѣ. Мнѣ кажется, благоразумнѣе бы было терпѣливо перенести причиненный ими вредъ и ничѣмъ не напоминать китайцамъ о своемъ существованіи. Довольные истребленіемъ нашего хутора, они забыли бы объ насъ.

— Что вы, баринъ, да развѣ русскому человѣку можно снести такую обиду, отъ косоглазаго китайца? Не тронь они нашего хутора и мы не тронули бы ихъ; а то вишь что выдумали, озорничать стали; подѣломъ имъ лиходѣямъ.

— Не нужно никогда поступать по внушенію гнѣва, если хочешь быть справедливымъ. Китайцы сожгли наши строенія, но они за этимъ были сюда присланы. Мы по нашей малочисленности не могли имъ противиться и благоразумно спрятались; на этомъ нужно было и покончить. Вмѣсто того, забывши Божію заповѣдь, мы начали мстить; вотъ увидишь, что мы будемъ за это наказаны.

— На войнѣ нѣтъ грѣха, топить непріятельскія суда и проливать кровь человѣческую. Въ этомъ не мы первые, не мы и послѣдніе. Я такъ отъ радости земли подъ собой не слышу, что славно удалось намъ отдѣлать незваныхъ гостей.

— Я тоже не меньше твоего радуюсь, только боюсь, чтобъ не вышло изъ этого худа. Ежели бы въ прошлый пріѣздъ китайцевъ Петруша не поторопился выстрѣлить, то они не пришли бы разорять наше жилище. На этотъ разъ я опасаюсь повторенія того же.

— Да пусть ихъ опять придутъ, нешто мы испугаемся? да гдѣ имъ придти послѣ такого погрома, небось душа ушла въ пятку.

— Хорошо, если бъ твоими губами да медъ пить, Василій. Однако жъ мы заболтались и объ непріятелѣ совсѣмъ позабыли, какъ бы опять не высадился гдѣ нибудь. Нужно прослѣдить берегомъ ихъ лодки. Ты оставайся здѣсь, а я поѣду на развѣдки.

— Я ѣду съ вами, баринъ.

Товарищи поскакали берегомъ рѣки, прикрываясь деревьями. Промчавшись болѣе десяти верстъ, они замѣтили, что на лодкахъ поставили маленькія мачты и развернули паруса, послѣ чего китайцы скоро скрылись изъ глазъ, быстро унесенные попутнымъ вѣтромъ. Удостовѣрившись въ бѣгствѣ непріятеля, побѣдители пріѣхали къ Роману и всѣ трое прибыли въ Кедровую долину. Общимъ совѣтомъ рѣшили на слѣдующій день возвратиться на пріютъ.

Вступивши на островъ, Лисицынъ былъ пораженъ печальнымъ зрѣлищемъ: ферма сгорѣла до тла, только закоптѣлыя печи съ высокими полуразвалившимися трубами одиноко торчали на пепелищѣ. Даже хлѣбъ на корню былъ преданъ пламени. Лисицынъ сильно загорѣвалъ; ему не столько жаль было строеній, какъ жатвы, превосходнымъ состояніемъ которой онъ такъ часто любовался. Василій, Романъ и Ян-си приняли живое участіе въ его горѣ и каждый, какъ умѣлъ, утѣшалъ его, обѣщая все скоро исправить.

Лисицынъ попросилъ своихъ товарищей озаботиться переправой на островъ скота и вещей изъ Кедровой долины, а самъ въ подробности началъ осматривать свои потери. Вскорѣ онъ былъ обрадованъ, нашедши въ совершенной цѣлости огородъ, вѣроятно не замѣченный непріятелемъ. Онъ находился въ особомъ мѣстѣ, близъ ручейка, и былъ окруженъ частымъ кустарникомъ. Хлѣбъ на корню нѣсколькими гаями избѣгъ огня, оставалась надежда собрать сѣмяна; но восторгъ Лисицына былъ полный, когда онъ увидѣлъ невредимыми свои озимо-яровые посѣвы, которые, будучи сильно заглушены сорными травами избѣгли сожженія.

— Еще не все потеряно! — вскричалъ Лисицынъ и на колѣняхъ возблагодарилъ Бога за его благодѣянія.

Когда лошади, скотъ и всѣ вещи снова были перевезены на пріютъ, обитатели его отправились на баркѣ съ лошадьми и волами забирать военные трофеи, брошенные китайцами въ поспѣшномъ бѣгствѣ. Джонки они разломали на сколько это было для нихъ возможно и воспользовались всѣмъ, что только можно было съ нихъ снять. Изъ дневника Лисицына видно, что всего добыто отъ китайцевъ: двѣ осадныя пушки, четыре большихъ и шесть средней величины полевыхъ пушекъ; четыре гаубицы, двѣ мортиры. Всѣ эти орудія были бронзовыя, голландскаго литья, что доказывалось надписями на казенныхъ частяхъ. Тридцать ружей, тридцать семь алебардъ. Пять бочекъ съ пулями, двадцать боченковъ съ порохомъ, десять бочекъ селитры, семь бочекъ сѣры, восемнадцать пудъ свинцу, два цыбика чаю, большой запасъ бѣлья и платья изъ бумажной и шелковой матеріи, паруса, канаты, двѣсти тридцать два слитка серебра и множество ядеръ, бомбъ и гранатъ. Изъ съѣстныхъ запасовъ получено лишь двадцать шесть мѣшковъ рису. Всѣ эти предметы частію взяты на берегу, частію добыты въ джонкахъ, а нѣкоторые вынуты изъ озера, близъ китайскаго причала.

Нашимъ храбрецамъ помогали рабочіе волы, лошади и тѣ простыя механическія машины, о которыхъ говорилось въ началѣ этого разсказа.

Окончивши перевозку, обитатели пріюта собрались подъ деревомъ пить чай. Это случилось вечеромъ. По близости паслось стадо и бѣгали лошади на зеленой равнинѣ. Собаки, которыхъ расплодилось уже до восьми, весело играли, не давая животнымъ удаляться слишкомъ въ сторону отъ пастбища. Все радовалось; сама природа казалось раздѣляла общее удовольствіе: вѣтерокъ едва шелестилъ древесныя вѣтви, солнце щедро разсыпало лучи свои на горы, долины, лѣса и серебристыя струи рѣчки, близъ которой расположились обитатели пріюта. Лисицынъ разливалъ чай, кидая по временамъ куски хлѣба коту, сдѣлавшемуся очень тучнымъ и еноту, не менѣе разжирѣвшему. Онъ съ удивленіемъ замѣтилъ, что Василій и Петруша были печальны.

— Что съ вами? — спросилъ онъ съ участіемъ.

— Да что грѣха таить, сгрустнулось намъ съ Петрушей, что по милости нехристей, почитай годъ не будемъ хлѣба ѣсть.

— Эка бѣда, — перебилъ Романъ, — за то здѣсь рыбы и мяса въ вѣкъ не поѣшь.

— Не надо горюнить, бачка, — проговорилъ Ян-си, — есть много рису, стоитъ хлѣба.

— Поди ты съ своимъ рисомъ, — возразилъ съ досадой Петруша, — по мнѣ твоего рису и мяса, хоть бы вовсе не было; былъ бы хлѣбъ.

— Конечно хлѣбъ всему голова, — сказалъ Василій; — мы же выучились было и печь его на славу; ну да годикъ какъ нибудь и безъ него перебьемся.

— Такъ я васъ обрадую, — сказалъ Лисицынъ, съ веселымъ смѣхомъ. — У меня сбережено столько хлѣба, что намъ его не съѣсть въ два года.

— Гдѣ же это? — вскричали всѣ въ одинъ голосъ.

— Когда напьемся чаю, я вамъ покажу.

Смѣтливый Ян-си смѣялся потихоньку надъ шуткой Лисицына (какъ онъ предполагалъ) съ дѣтской довѣрчивостью его товарищей; но когда Лисицынъ раскрылъ передъ ними свои хлѣбныя ямы, въ которыхъ зерно сохранилось отлично, то удивленію и радости не было границъ. Всѣ благодарили нашего героя за его предусмотрительность.

Наступило время уборки хлѣба, что по малости сохранившагося посѣва исполнилось очень скоро; также была приготовлена земля подъ озимые посѣвы. Ржи было снято всего три четверти, овса и ячменя по двѣ четверти, гречи одна четверть, яровыхъ хлѣбовъ, перенесшихъ зиму, получено всего по шести четвериковъ. Не забыли заготовить большой запасъ сѣна, для зимняго продовольствія скота и лошадей.

Однажды, окончивши сытный обѣдъ, обитатели пріюта начали разсуждать объ устройствѣ зимовки.

— Что тутъ много толковать, — сказалъ Василій, — надобно опять построить ферму, только попросторнѣе прежняго, потому что и скота прибыло, благодаря Бога.

— Я не умѣю хорошо владѣть топоромъ, — сказалъ Романъ, — но все же во многомъ могу помочь; если у васъ нѣтъ стеколъ для оконныхъ рамъ, то я отолью вамъ отличные, только бы сыскать пригодный матеріялъ. Я семь лѣтъ учился дѣлать стеклянную посуду на заводѣ купца Шибаева. Знаю также и чугунно-плавильное дѣло; въ Нерчинскѣ пять лѣтъ пробылъ на чугунномъ заводѣ, стало быть могъ кое-чему научиться.

— А я, — сказалъ Ян-си, — надѣлаю вамъ глиняной и фаянсовой посуды, только бы найти хорошей глины.

— Въ такомъ случаѣ, — сказалъ Лисицынъ, — мы заживемъ по старому; но я долженъ обратить ваше вниманіе вотъ на что; упрямые китайцы, потерпѣвшіе уронъ, не оставятъ насъ въ покоѣ. Если не въ концѣ нынѣшней осени, то будущей весною мы должны ожидать ихъ нападенія; тогда наши постройки снова будутъ сожжены.

— Этому горю ничѣмъ не поможешь, — возразилъ Василій; — но китайцы можетъ быть не придутъ. Волковъ бояться въ лѣсъ не ходить.

— Мой землякъ любитъ мстить, — сказалъ Ян-си; — онъ все здѣсь сожжетъ. Господинъ, вели строить изба и сарая въ Кедровой долина; тамъ не придутъ, тамъ все будетъ цѣла!

— Въ Кедровой долинѣ насъ дѣйствительно никто не увидитъ, за то и мы никого не увидимъ, что также для насъ не безопасно. Тамъ помѣститься на постоянное жительство неудобно. Надобно устроиться здѣсь, но такъ, чтобъ мы могли защитить отъ нападенія островъ и сохранить въ цѣлости всѣ наши постройки. Я бы совѣтовалъ на краю бухты устроить блокгаузъ, въ которомъ мы, закрытые отъ непріятельскихъ выстрѣловъ, могли бы обстрѣливать и заливъ и бухту и никого не пропустить на пріютъ.

— Что это за штука, баринъ, какъ бишь вы назвали?

— Это деревянное укрѣпленіе изъ толстыхъ бревенъ, съ бревенчатымъ потолкомъ и съ бойницами для ружей и пушекъ. Чтобъ предохранить отъ сожженія, его обсыпаютъ и съ боковъ и съ верху землею и обкладываютъ дерномъ. Нѣсколько человѣкъ, запершись въ такомъ блокгаузѣ, могутъ сопротивляться многочисленному непріятелю, даже если бъ у него были и пушки.

— Хорошее дѣло, — заговорили слушатели, — непремѣнно надо поставить такую крѣпость.

— Спасибо, что надоумили, — сказалъ Романъ.

— Крѣпость строить хорошо, только нельзя спать, китайцы хитрѣе змѣи, возьмутъ крѣпость.

— У русскихъ крѣпость мудрено взять, — возразилъ Романъ, — ужъ на этотъ счетъ будь покоенъ, только какъ мы выстроимъ этотъ блогаузъ, отродясь его не видѣвши? У насъ на линіи земляныя укрѣпленія.

— Земляныя укрѣпленія лучше деревянныхъ сопротивляются ядрамъ, но для насъ не годятся, — отвѣчалъ Лисицынъ, — не хватитъ рукъ для обороны; притомъ они открыты сверху. Деревянный блокгаузъ самая надежная для насъ защита; постройка его сподручна и не хитра, — сами увидите; для зимы въ немъ можно устроить печку. Одно будетъ трудненько — это выкопать колодезь для воды, но его можно сдѣлать и зимою, если не успѣемъ осенью. Работами я буду распоряжаться самъ, по имѣющимся у меня чертежамъ.

— Братцы, положитесь въ этомъ дѣлѣ на Сергѣя Петровича, — сказалъ Василій; — онъ на выдумки мастеръ первой руки; я по опыту это знаю: бывало станешь въ тупикъ, хоть умирай, а онъ только подумаетъ — и выручитъ! Правое слово!

Съ слѣдующаго же дня приступили къ работамъ. Изъ длинныхъ и толстыхъ бревенъ срубили два флигеля по девяти аршинъ въ поперечникѣ и по двадцати длиннику; каждый флигель раздѣлялся толстой бревенчатой стѣной, по срединѣ длины ихъ. Ихъ связывали въ одну общую постройку широкія сѣни. Такимъ образомъ получилось четыре девяти-аршинныхъ комнаты, изъ которыхъ въ одной помѣстился Лисицынъ, въ другой Василій съ Романомъ, въ третьей Петруша съ Ян-си, а четвертая осталась про всякій случай. Фасадъ постройки сохранился прежній. Скотный и конный дворы пристроили покоемъ къ самымъ флигелямъ. По близости поставили хлѣбный амбаръ, кладовую и кормовые сараи. Погреба срубили на старомъ мѣстѣ. Словомъ ферма возникла въ прежней своей красотѣ, какъ будто никогда не была сожжена китайцами.

Блокгаузъ построили слѣдующимъ образомъ: избравъ удобное мѣсто близъ бухты поставили десяти-аршинный срубъ изъ толстыхъ сосновыхъ бревенъ, на разстояніи четырехъ футъ отъ стѣнъ, обнесли его толстыми стоячими бревнами, скрѣпленными плотно другъ къ другу, нижнимъ и верхнимъ вѣнцами, промежутокъ между стѣнами набили глиной. На эти стѣны, вмѣсто потолка, настлали два ряда толстыхъ бревенъ, на крестъ, такимъ образомъ, чтобъ концы ихъ выступали фута на четыре за наружную стѣну. Въ стѣнахъ сдѣлали бойницы для ружей и одну для пушки, обращенную къ проливу. Внутреннія стороны этихъ бойницъ обдѣлали толстыми досками, чтобъ не обсыпалась въ нихъ земля отъ выстрѣловъ. Потомъ выкопали вокругъ блокгауза ровъ довольно глубокій и широкій, а вынутою землею обсыпали блокгаузъ и сверху и съ боковъ, футовъ на пять толщиною. Остальную землю разсыпали вокругъ наружной стороны рва. Всѣ земляныя насыпи одѣли дерномъ, чтобъ не осыпались. Передъ двойной дубовой дверью блокгауза была переброшена черезъ ровъ широкая доска, служившая мостомъ, ее, въ случаѣ надобности, можно было снимать. По срединѣ строенія помѣщался пороховой погребъ съ двойнымъ бревенчатымъ потолкомъ. Въ одномъ углу сдѣланъ погребъ для съѣстныхъ припасовъ, въ другомъ вырыли колодезь, съ отличною водою на глубинѣ трехъ сажень. Для свободнаго выхода изъ зданія пороховаго дыма провели чрезъ потолокъ деревянныя трубы, которыя оканчивались на равнѣ съ земляною насыпью на потолкѣ и не могли быть замѣчены непріятелемъ (ф. 17).

— Вѣдь и въ самомъ дѣлѣ славная штука этотъ блогаузъ, — сказалъ Романъ, товарищамъ, когда Лисицынъ удалился на ферму за порохомъ. — Здѣсь важно можно обороняться!

— Я говорилъ тебѣ, что Сергѣй Петровичъ не даромъ учился заморскому знахарству; чего онъ не знаетъ, — сказалъ Василій.

— Крѣпость хороша, трудна брать, — дополнилъ Ян-си.

— Нечего сказать, мудрый человѣкъ; по этимъ дѣламъ онъ словно нашъ братъ военный, — сказалъ Романъ.

— Да онъ и былъ военный до отставки-то.

— Не всякій солдатъ — Царскій воинъ, братецъ, можно и стрѣлять мѣтко, и крѣпость строить, и всякія диковинныя штуки откалывать, а какъ придется на чистоту перевѣдаться съ непріятелемъ, такъ и тягу до лѣсу. Нашъ-то командиръ на этотъ счетъ каковъ?

— Ишь какую чушъ занесъ ты Романъ; Сергѣй Петровичъ храбръ какъ сказать нельзя; когда нужно выручить товарища жизнь для него просто копѣйка; сила такая — быка сломаетъ, а подъ пулю не подвертывайся никто — скоситъ.

— Вотъ это весело слышать, — вскричалъ Романъ, — съ такимъ начальникомъ можно спать спокойно и исполнять приказанія не оглядываясь.

Прибытіе Лисицына съ пороховыми боченками прервало разговоръ. Для большей безопасности Лисицынъ присовѣтовалъ протянуть цѣпь чрезъ проливъ ведущій въ бухту, такъ чтобъ она могла опускаться и подниматься по желанію. Когда блокгаузъ былъ совсѣмъ оконченъ и вооруженъ, выпалъ снѣгъ и наступили морозы. Обитатели пріюта учредили очередь для караула въ укрѣпленіи и наблюденія за бухтой.

Зиму Лисицынъ употребилъ на изученіе литейнаго мастерства и дѣланіе изъ глины посуды. Послѣднему искусству его обучалъ Ян-си, а первому Романъ, устроившій въ долинѣ розановъ небольшую доменную печь. Мѣха раздувавшіе пламя приводились въ движеніе волами, посредствомъ придуманнаго Лисицынымъ простаго механизма. Такимъ образомъ у нихъ явилась кухонная и столовая посуда, сковороды, чугуны и прочія полезныя вещи въ хозяйствѣ. Въ этихъ предметахъ обитатели пріюта начали терпѣть недостатокъ; посуда, привезенная съ корабля, отъ употребленія и перевозокъ большею частію разбилась. Независимо отъ этихъ упражненій Лисицынъ въ праздничные дни продолжалъ охотиться по прежнему; онъ снабжалъ товарищей свѣжей провизіей и много добывалъ дорогихъ мѣховъ.

Въ этихъ занятіяхъ обитатели пріюта не примѣтили какъ пришла зима. Опасаясь мщенія китайцевъ, они не рѣшились пуститься на Амуръ и дружно принялись за обработку земли и посѣвъ яровыхъ хлѣбовъ. Любо было смотрѣть на сильнаго Романа, на трудолюбиваго Ян-си, на ловкаго Василія и на атлетическаго Лисицына, когда они двоили плугомъ поднятую съ осени новь, громко понукая могучихъ воловъ, когда размельчали пашню желѣзными боронами, троили скоропашками и снова бороновали, до тѣхъ поръ, пока земля совершенно очищалась отъ корней сорныхъ травъ и дѣлалась удобною для посѣва. Никто не уставалъ отъ тяжелой работы, никто не унывалъ; всѣ были увѣренны, что благодарная земля пріюта сторицею вознаградитъ ихъ за всѣ хлопоты и труды.

Какъ то разъ Василій, будучи съ Лисицынымъ въ ихъ обширной кладовой указалъ на отнятыя у китайцевъ орудія, бочки съ порохомъ, сѣрой и селитрой, и на большой запасъ собственныхъ металлическихъ вещей.

— Много у насъ цѣннаго добра, баринъ, коли случится опять бѣжать съ острова, все достанется врагу, не-за-денежку.

— Не ты ли прошлой осенью увѣрялъ меня, что китайцы не посмѣютъ напасть на насъ; или передумалъ дружище?

— Тогда я говорилъ съ горяча, теперь же раздумавши хорошенько, соглашаюсь съ вами, что напрасно задали мы имъ трезвону. Отомстятъ проклятые, сердцемъ чую, что отомстятъ. Всякій разъ, какъ моя очередь настаетъ сторожить въ блокгаузѣ, мнѣ такъ и мерещится, что вотъ, вотъ подплываетъ лодка съ нехристями, — Я вамъ вотъ что скажу, баринъ, это добро надобно припрятать куда ни-на-есть; ежели придетъ намъ круто, тогда ужъ будетъ поздно; не то скотъ и лошадей прятать, не то вещи хоронить. Пушки же и порохъ, они могутъ противъ насъ поворотить. Право такъ!

— Ты дѣло говоришь, Василій, намъ для обороны блокгауза нужна только одна пушка, да одна мортира, на непредвидѣнный случай. Пороху тамъ запасено достаточно, а это все лишнее и, какъ ты справедливо замѣтилъ, въ случаѣ завладѣнія островомъ можетъ быть обращено противъ насъ же. Не долго думая, устроимъ погребъ изъ дубовыхъ бревенъ съ бревенчатымъ потолкомъ и прочнымъ твориломъ, въ немъ спрячемъ все не нужное теперь намъ добро, потомъ завалимъ сверху землею также какъ надъ хлѣбными ямами.

— Этакъ будетъ очень хорошо. Выберите мѣсто и всѣ мы безотложно примемся за эту работу!

Прочіе товарищи нашли эту мѣру благоразумной; они охотно приступили къ ея выполненію, и чрезъ нѣсколько недѣль всѣ ненужныя вещи были спрятаны, и мѣсто надъ погребомъ обложили дерномъ.

Вскорѣ наступилъ покосъ, продолжавшійся мѣсяцъ, потомъ занялись подготовленіемъ земли подъ озимые посѣвы, а затѣмъ наступила жатва. Урожай всѣхъ хлѣбовъ былъ отличный, такой какой сочли бы баснословнымъ въ лучшихъ нашихъ черноземныхъ мѣстностяхъ. Много было собрано травныхъ сѣмянъ и овощей. — Желая обезопасить сѣмяна полезнѣйшихъ кормовыхъ травъ отъ пламени ожесточенныхъ китайцевъ, Лисицынъ посѣялъ по одному пуду мюсуя, клевера, тимофеевой травы и лисьяго хвоста, на одномъ изъ отдаленныхъ острововъ озера.

Въ жизненныхъ припасахъ обитатели пріюта пользовались роскошью; даже, благодаря китайцамъ, имѣли чай, замѣняя сахаръ медомъ. Этотъ годъ прошелъ для нихъ незамѣтно; они наслаждались полнымъ довольствомъ и спокойствіемъ; одна память о милой, далекой родинѣ отравляла ихъ настоящее счастіе.

Наступила зима, сопровождаемая частыми мятелями и сильными морозами, но жители фермы въ своихъ теплыхъ помѣщеніяхъ не чувствовали холода; скотъ также отлично былъ защищенъ отъ мятелей и морозовъ. Всѣ принялись за свои любимыя занятія, не желая предаваться праздности, вредной для здоровья. Лисицынъ не отставалъ отъ другихъ въ физическихъ трудахъ и по прежнему охотился.

Однажды, отправившись за краснымъ звѣремъ на лыжахъ, онъ удалился отъ пріюта верстъ на сто къ сѣверу; сбиться съ пути онъ не могъ, руководствуясь стрѣлкой компаса и дѣлая мѣтки на деревьяхъ. Смѣлый охотникъ нашелъ здѣсь много соболей и проохотился день очень счастливо. Во время этихъ дальнихъ походовъ, Лисицынъ устроивалъ шалашъ изъ еловыхъ вѣтвей, предъ которымъ обыкновенно горѣлъ всю ночь большой огонь, для отогнанія волковъ, и ему ни разу не пришлось раскаиваться въ этомъ способѣ ночнаго отдыха. Будучи тепло одѣтъ и имѣя съ собою въ салазкахъ мѣховое одѣяло, онъ не боялся ни мятелей ни морозовъ. На этотъ разъ холодъ былъ сильный и деревья въ лѣсу часто трещали, подобно ружейнымъ выстрѣламъ. Когда Лисицынъ совершенно улегся въ шалашѣ, ему показалось, будто въ лѣсу раздался человѣческій крикъ. Вскочивъ на ноги и подбросивъ въ огонь дровъ, онъ сталъ прислушиваться, но все было тихо. Вотъ опять послышался звукъ, похожій и на голосъ человѣка и на вой волка; но звукъ скоро смолкъ и больше не повторялся. Мысль, что заблудившійся странникъ, увидавши огонь, призывалъ его на помощь не давала ему покоя. Какое мнѣ дѣло, думалъ Лисицынъ, русскій это или инородецъ, даже хотя самъ китаецъ, онъ человѣкъ подобный мнѣ и я долженъ оказать ему помощь. Поддерживаемый этими человѣческими чувствами, герой нашъ взялъ въ лѣвую руку горящую вѣтвь сухаго дерева, а въ правую топоръ и пошелъ по тому направленію, гдѣ ему послышался голосъ. Едва сдѣлалъ онъ двѣсти шаговъ, какъ увидалъ въ оврагѣ пять человѣкъ, употреблявшихъ тщетныя усилія, чтобъ взобраться на противоположный берегъ. Ихъ полузамерзшіе члены отказывались служить имъ.

— Эй! кто ты такой? — закричалъ одинъ изъ нихъ Лисицыну, — веди насъ въ твою избу.

— Скажи прежде, кто ты и откуда? — спросилъ съ твердостію Лисицынъ.

— Слава тебѣ Господи! — вскричалъ другой товарищъ; — онъ словно русскій.

— Развѣ бусурманъ можетъ говорить но нашему, перебилъ третій.

Первый товарищъ, спрашивавшій Лисицына, молча крестился.

— По всему вижу, что вы русскіе, — закричалъ имъ Лисицынъ, — и охотно дамъ вамъ отогрѣться у моего огня, да и поужинать что нибудь найдется.

Спустившись въ оврагъ, онъ помогъ каждому изъ заплутавшихся взойти на край оврага и привелъ ихъ къ своему шалашу, гдѣ они отогрѣлись, а когда утолили свой голодъ, сдѣлались веселы и разговорчивы.

Всѣ эти люди были сибирскіе охотники, пустившіеся на лыжахъ изъ Охотска добывать пушныхъ звѣрей. Застигнутые бураномъ, они сбились съ пути, цѣлый мѣсяцъ проплутали по горамъ и снѣгамъ, давно истратили свои съѣстные припасы, питались случайною дичью; изнуренные голодомъ и холодомъ они принуждены были побросать мѣха ими добытые и шли наудачу. Увидя огонь Лисицына, они пошли прямо на него и кричали о помощи; когда спустились въ оврагъ, то голосъ ихъ ослабѣлъ и они выбившись изъ силъ побросали тамъ свои винтовки. Лисицынъ вывѣдавши отъ нихъ все, что ему хотѣлось знать, осторожно разсказалъ о своихъ несчастіяхъ, а когда, по собственному побужденію, сибиряки поклялись ему, что будутъ вѣрными его товарищами и станутъ биться съ врагами до послѣдняго издыханія, тогда онъ рѣшился привезти ихъ на пріютъ и помѣстить на фермѣ. Захвативъ свои винтовки, они прибыли на островъ, гдѣ обласканные обитателями пріюта, оказались славными ребятами.

Василій, совершенно выздоровѣвшій, началъ съ наступленіемъ весны поговаривать объ экспедиціи на Амуръ, прочіе его товарищи за исключеніемъ Ян-си и Лисицына вторили ему, находя Амуръ единственнымъ удобнымъ путемъ на родину. Лисицынъ хотя и сознавалъ справедливость ихъ заключеній, но не имѣлъ охоты послѣдовать ихъ примѣру. Причинъ къ сомнѣнію было много: по малочисленности отряда, всѣ могли легко попасться въ плѣнъ къ жестокимъ китайцамъ; такому числу людей не легко продовольствоваться въ долговременномъ пути; а чтобъ захватить съ собою потребное количество припасовъ понадобится значительной величины судно, которое онъ съ товарищами не сумѣетъ построить; наконецъ ему жаль было бросить превосходное стадо крупнаго и мелкаго рогатаго скота и табунъ рѣзвыхъ лошадей; жаль было оставить въ запустѣніи ферму, роскошныя поля и луга, очаровательную мѣстность. Лисицынъ уже свыкся съ новымъ образомъ жизни, уединеніе лѣсовъ сдѣлалось для него пріятно, словомъ Лисицынъ не сочувствовалъ общему увлеченію, онъ охотнѣе желалъ остаться здѣсь и выждать болѣе надежнаго случая къ путешествію на родину по Амуру. Когда же желаніе его товарищей перешло въ настойчивое требованіе, тогда Лисицынъ былъ вынужденъ присоединиться къ большинству. Онъ предложилъ устроить большую прочную лодку, въ которой вмѣстѣ съ экипажемъ могли бы помѣститься въ достаточномъ количествѣ съѣстные и боевые припасы, и хотя одна пушка для обороны. Предложеніе это было принято съ восторгомъ, всѣ энергично принялись за работу. Имѣя въ виду путешествіе, къ весеннимъ работамъ не приступали.

Въ день Георгія побѣдоносца, всѣ отдыхали вблизи блокгауза подъ тѣнью развѣсистыхъ дубовъ; разговоръ шелъ очень оживленный о предстоящей экспедиціи на Амуръ. Вдругъ прибѣжалъ Петруша со сторожевой скалы съ извѣстіемъ, что на восточной сторонѣ Архипелажнаго озера, вдали видѣнъ дымъ. Всѣ побѣжали на скалу и дѣйствительно увидали нѣсколько столбовъ дыма, заставившаго убѣдиться, что китайцы не думали оставить въ покоѣ пріютъ, а напротивъ настойчивы въ своихъ цѣляхъ, какъ настоящіе китайцы.

Мѣшкать было нѣкогда. Лисицынъ немедленно распорядился отправленіемъ въ кедровую долину скота и всего, что можно было захватить съ собою. Беречь скотъ и вещи поручено Ян-си и Петрушѣ. Озимой хлѣбъ, стоявшій густой стѣной, скосили и побросали въ оврагъ.

Къ вечеру другаго дня всѣ защитники пріюта помѣстились въ блокгаузѣ. Для воспрепятствованія китайскимъ лодкамъ проникнуть въ проливъ, поперекъ его близъ входа въ бухту протянули цѣпи, скованныя еще прошлымъ лѣтомъ Висиліемъ и Романомъ, — одну въ ровенъ съ водою, а другую на аршинъ пониже. Лисицынъ разсказалъ, какъ нужно цѣлиться изъ бойницъ и подтвердилъ, чтобъ каждый стрѣлокъ избиралъ для себя особую жертву, потому что имъ нужно съ расчетомъ тратить заряды. Стрѣльбу изъ пушки онъ бралъ на себя.

Блокгаузъ былъ построенъ прочно и могъ выдержать пушечный и мортирный огонь; гарнизонъ его состоялъ изъ рѣшительныхъ людей и хорошихъ стрѣлковъ. Соображая это, Лисицынъ не отчаивался дать отпоръ китайцамъ, не смотря на ихъ многочисленность и артиллерію. Онъ постарался военными разсказами вселить такую же увѣренность въ своихъ товарищей и воспламенить ихъ мужество.

Ночью показались огни на орѣховомъ острову, вокругъ котораго мелькали силуэты китайскихъ лодокъ. Опасаясь нечаяннаго нападенія, Лисицынъ раздѣлилъ отрядъ свой на четыре смѣны, по два человѣка въ каждой; три смѣны могли спать, а четвертая должна была бдительно наблюдать за непріятелемъ, въ особенности за проливомъ, ведущимъ въ бухту, и о всякомъ его движеніи немедленно извѣщать.

На другой день китайская военная флотилія атаковала пріютъ, соблюдая тотъ же порядокъ, какой былъ описанъ прежде, только на каждой лодкѣ было больше воиновъ, — число атакующихъ лодокъ было многочисленнѣе и стрѣльба изъ орудій жарче.

— Что за диковинка, — сказалъ Василій, — ни одно ядро до насъ не долетаетъ, словно они стрѣляютъ холостыми зарядами для своей потѣхи.

— Нѣтъ, они стрѣляютъ ядрами; развѣ ты не слышишь ихъ рева и треска ломающихся вѣтвей въ лѣсной чащѣ; но, по крутизнѣ берега, ихъ ядра не могутъ попадать въ блокгаузъ, который они, за дымомъ, вѣроятно не могутъ видѣть.

— Ежели бы и видѣли, то гдѣ имъ попасть въ наше укрѣпленіе, — сказалъ Романъ, — я наглядѣлся на ихъ артиллерію и на ружья, и на стрѣлковъ, просто смѣхъ; куда противъ нашихъ, въ подметки не годятся!

Въ это время непріятельское ядро, сдѣлавъ рикошетъ на берегу бухты, влетѣло чрезъ большую амбразуру въ блокгаузъ и ударилось въ стѣну, никому не причинивъ вреда.

— Видишь, какъ изловчились бусурманы, — сказалъ Василій, оправясь отъ невольнаго испуга; — вотъ тебѣ и не умѣютъ стрѣлять!

— Головой поручусь, что не умѣютъ; это шальное ядро само сюда залетѣло.

— И намъ бы не мѣшало свиснуть, Сергѣй Петровичъ, — сказалъ одинъ изъ стрѣлковъ.

— Пусть ихъ подольше пострѣляютъ, — отвѣчалъ Лисицынъ; — чѣмъ больше они сожгутъ пороха, тѣмъ меньше его у нихъ останется для разрушенія нашего укрѣпленія. Намъ же нужно беречь порохъ и снаряды; въ нихъ заключается наше спасеніе. Я тогда разрѣшу стрѣлять, когда это будетъ нужно.

Прошло больше трехъ часовъ канонады, а китайцы все еще не унимались. Вдругъ Лисицынъ примѣтилъ лодку, вступившую въ проливъ; за нею явилась другая, а вслѣдъ за этой третья, но цѣпь остановила ихъ стремленіе и произвела замѣшательство.

— Ну братцы, у кого руки чешутся, свалите молодца, который старается прорвать цѣпь.

Немедленно раздался выстрѣлъ и смѣльчакъ раненный упалъ въ свою лодку.

— Теперь, друзья, стрѣляйте, не торопясь, мѣтьте въ начальниковъ, а я пошлю имъ гостинецъ изъ пушки.

Почти ни одинъ выстрѣлъ изъ крѣпости не пропадалъ даромъ; здѣсь были стрѣлки, убивавшіе бѣлку въ мордочку, чтобъ не портить шкурки; а ядро, пущенное Лисицынымъ, убило разомъ нѣсколько китайцевъ и повредило передовую лодку, которая тотчасъ же повернула назадъ. Отъ этого произошло столкновеніе двухъ лодокъ въ узкомъ, скалистомъ проливѣ, и пока они старались помочь другъ другу благополучно разойтись, герой нашъ успѣлъ вновь зарядить пушку и выстрѣлить. На этотъ разъ ядро попало въ передовую часть ближайшей лодки, которая тотчасъ начала тонуть.

— Смотри какъ переполошились, словно лягушки заквакали, — со смѣхомъ проговорилъ Романъ.

— Пользуйтесь друзья этимъ случаемъ! — закричалъ Лисицынъ, — только старайтесь наносить тяжелыя раны, а не убивать. Чѣмъ больше у нихъ будетъ на рукахъ больныхъ, тѣмъ меньше останется въ нихъ мужества и средствъ нападать на насъ. Теперь и я помогу вамъ изъ моей двухстволки.

— Вы бы разочка два еще угостили ихъ ядрышкомъ, — сказалъ Василій, добросовѣстно прицѣливаясь въ китайскаго начальника; — можетъ быть и другую лодку потопили бы.

— Война только что начинается, другъ мой, и жечь даромъ порохъ не слѣдуетъ. На этотъ разъ они довольно поплатились за свою смѣлость. Потеря лодки и десятковъ двухъ солдатъ охладитъ жаръ, на нѣсколько дней, а тамъ что Богъ дастъ.

— Глядь-ка, какъ торопятся удирать, — сказалъ Романъ; — и стрѣлять перестали.

— Значитъ и намъ пора перестать, братцы; стрѣлять на удачу убыточно.

— Храбры же эти китайцы, нечего сказать, — проговорилъ одинъ изъ сибирскихъ охотниковъ; — столько народу бѣгутъ отъ осьми человѣкъ.

— Друзья мои, и между китайцами есть храбрые воины; пренебрегать ими не должно; они способны на всякія хитрости и гораздо многочисленнѣе насъ. Если намъ удалось на этотъ разъ прогнать ихъ, то мы этимъ обязаны единственно одному Богу, которому поспѣшимъ воздать хвалу и благодареніе.

Немедленно всѣ сняли шапки и благоговѣйно прочитали молитву. Торжественна и умилительна была эта минута: нѣсколько русскихъ удальцевъ, заброшенные судьбою на дальній Востокъ, въ маленькомъ укрѣпленіи возносили хвалебную молитву Богу, за дарованіе побѣды надъ многочисленнымъ непріятелемъ. Никогда Лисицынъ и Василій не пѣли «Тебѣ Бога хвалимъ» съ, такимъ чувствомъ, какъ въ настоящее время. Мысль объ славномъ отечествѣ, котораго они сдѣлались теперь достойными представителями, наполняла благородною гордостію смѣлыя сердца защитниковъ пріюта; они всѣ дали обѣтъ лучше умереть, чѣмъ сдаться военноплѣнными.

Изъ блокгауза хорошо были видны только бухта, ближайшая къ ней часть пролива и орѣховый островъ; но остальная часть пролива и прилежащее къ нему пространство озера были закрыты высокими берегами. Это заставило Лисицына выйти изъ укрѣпленія въ лѣсистое прибрежье и съ высокаго дерева обозрѣть окрестность. Китайскія лодки, потерпѣвшія пораженіе въ проливѣ, медленно плыли къ орѣховому острову, конвоируемыя еще четырьмя лодками, вѣроятно участвовавшими въ первоначальномъ наступленіи на пріютъ. На орѣховомъ острову копошилось много воиновъ, одни что-то работали топорами, другіе переносили тяжести, а нѣкоторые съ жаромъ разговаривали на берегу. Палатка главнокомандующаго была расположена на самомъ отдаленномъ концѣ острова. Прилегающіе къ озеру лѣса были безмолвны; тамъ не виднѣлось нигдѣ, ни человѣка, ни лодочки. Этотъ обзоръ увѣрилъ Лисицына, что всѣ силы китайцевъ собраны на орѣховомъ островѣ, но этому на него и нужно обратить особенное вниманіе осажденныхъ. Сложивъ подзорную трубу, Лисицынъ пошелъ въ укрѣпленіе берегомъ бухты, при взглядѣ на которую онъ пожелалъ удостовѣриться, цѣла ли цѣпь, загораживавшая проливъ. Лисицынъ отлично плавалъ и нырялъ какъ утка. Раздѣвшись на отлогомъ мѣстѣ берега, онъ соскользнулъ въ воду и безъ шума доплылъ до цѣпи, которая оказалась цѣлою. Чтобъ удостовѣриться, гдѣ именно затопилась китайская лодка, онъ нырнулъ и ощупалъ въ лодкѣ мортиру на металлическомъ станкѣ; ему очень хотѣлось вытащить ее изъ воды, но она оказалась тяжестію не подъ силу нашему геркулесу. Вынырнувъ на поверхность воды, онъ услышалъ слабый звукъ выстрѣла и свистъ пули, пролетѣвшей надъ его головою. Къ крайней его досадѣ, онъ неуспѣлъ разслышать откуда былъ сдѣланъ выстрѣлъ; но вотъ снова просвистала пуля еще ближе и теперь Лисицынъ убѣдился, что она послана изъ блокгауза. Юнъ тотчасъ опустился въ воду, догадавшись, что защитники укрѣпленія считаютъ его за китайскаго лазутчика. Жизнь нашего героя подвергалась чрезвычайной опасности, принимая въ расчетъ искусство стрѣлковъ. Оставалось одно средство: безпрестанно нырять въ различныхъ направленіяхъ. Къ счастію Лисицына весь гарнизонъ прибѣжалъ на берегъ бухты, чтобъ живьемъ захватить непріятеля. Когда же они увидали на берегу платье Лисицына и услыхали его голосъ, то немедленно опустили ружья и удивились, узнавши въ мнимомъ лазутчикѣ своего начальника.

— Съ нами крестная сила! — вскричалъ Василій, — мы съ горяча чуть было не убили васъ, принявши за вражьяго подсмотрщика.

— Я такъ и подумалъ, — отвѣчалъ Лисицынъ, подплывая къ берегу. — Меня очень утѣшило, что вы такъ бдительны. Ежели будете такими же во все время обороны, непріятелю не удастся напасть на насъ въ расплохъ.

— Вздумалось же вамъ купаться въ такое время, не предупредимши насъ; долго ли было до грѣха!

— Я осматривалъ цѣпь и ощупалъ лодку; въ ней осталась мортира, которая могла бы намъ пригодиться; только я одинъ не могъ её вытащить.

— Такъ мы поможемъ, — проговорили товарищи.

Лисицынъ поручилъ Василію наблюдать за непріятелемъ съ самой высокой точки берега, а съ остальными товарищами вытащилъ мортиру и перенесъ ее въ блокгаузъ.

Для большей безопасности обороняющихся, они опредѣлили выставлять очереднаго часоваго на берегъ озера, чтобъ наблюдать за движеніемъ непріятеля; а для ночнаго караула спустили на воду маленькую лодку, въ которой всю ночь должны были сторожить у цѣпи двое товарищей, смѣняясь черезъ два часа. Телескопъ перенесли въ блокгаузъ и кто нибудь постоянно наблюдалъ въ него орѣховый островъ и предпріятія китайцевъ.

— Не думаютъ ли косоглазые плыть во свояси? — сказалъ Романъ, — что-то больно пріутихли и суда завели на тотъ бокъ острова, чтобъ мы не увидали ихъ бѣгство и не погнались за ними.

— Дай-то Господи! — отозвался Василій, — изъ-за-чего только проливается кровь человѣческая?

— Видно русскія пули не вкусны показались китайцамъ; — сказалъ кто-то.

— Вы ошибаетесь, друзья мои, въ вашихъ предположеніяхъ, — возразилъ Лисицынъ; — китайцы пришли сюда взять пріютъ, истребить наше строеніе и насъ захватить живыми или мертвыми. Они собрали для этого достаточныя средства и нѣтъ основанія предполагать, чтобъ, потерпѣвъ небольшую неудачу при самомъ началѣ войны, они отказались отъ своей цѣли. Этого не посмѣютъ сдѣлать ихъ начальники, если бы даже въ тайнѣ и желали. Увѣряю, что они не уйдутъ отсюда, не попробовавши еще нѣсколько разъ схватиться съ нами, при болѣе благопріятныхъ для нихъ обстоятельствахъ. Для меня эта видимая тишина и спокойствіе на орѣховомъ островѣ очень подозрительны; наши противники хитры и вѣроломны, они что нибудь задумали исполнить для насъ вредное. Во всякомъ случаѣ, намъ должно ожидать ночнаго нападенія. Постараемся выспаться днемъ, чтобъ не дремать ночью.

Лисицынъ улегся на медвѣжьей шкурѣ, товарищи его также расположились на отдыхъ. Въ блокгаузѣ и вокругъ него воцарилась тишина, прерываемая только въ урочные часы смѣною часовыхъ на наблюдательномъ посту.

Когда очередь дошла до Лисицына и онъ съ высокой сосны навелъ подзорную трубу на непріятельскій бивакъ, то увидалъ вышку, устроенную на высокихъ столбахъ, съ которой, покоясь на подушкахъ, китайскій мандаринъ обозрѣвалъ пріютъ также въ подзорную трубку. Лѣсистые берега пріюта не дозволяли ему ничего видѣть кромѣ блокгауза, съ окружающей его поляной, да начало узкаго пролива, шедшаго изгибомъ въ бухту. Мандаринъ сообщалъ свои наблюденія нѣсколькимъ лицамъ, стоявшимъ вокругъ вышки, которые записывали его слова на дощечкахъ. Судя по отсутствію жизни въ блокгаузѣ, онъ могъ думать, что русскіе бросили укрѣпленіе и скрылись во внутренность острова. Когда солнце закатилось, мандаринъ сошелъ съ вышки; Лисицынъ также спустился съ дерева и поспѣшилъ распорядиться ночнымъ карауломъ на лодкѣ, объяснивъ товарищамъ, на что должно обращать болѣе вниманія и какимъ образомъ подавать сигналъ въ случаѣ приближенія непріятеля къ цѣпи, заграждающей проливъ.

Ночь наступила очень темная, черныя тучи заволокли все небо, гдѣ-то въ дали грохоталъ громъ, хотя молніи не было видно; наконецъ полился частый, мелкій дождикъ. Лисицынъ хорошо понималъ человѣческую натуру вообще, а русскаго простолюдина въ особенности; опасаясь безпечности своихъ товарищей въ такую ненастную ночь, благопріятную для нечаянныхъ нападеній, онъ вызвался охранять бухту до утра, вмѣстѣ съ однимъ перемѣннымъ часовымъ. Его привычный глазъ хорошо могъ различать предметы ночью; но чтобъ не упустить изъ виду никакого обстоятельства, онъ поставилъ свою лодочку въ проливѣ, возлѣ самой цѣпи, притаившись подъ скалою утесистаго берега. Съ этого мѣста былъ видѣнъ весь проливъ и непріятель не могъ подплыть незамѣченнымъ.

Въ половинѣ ночи поступилъ на дежурство Василій, который не могъ удержаться, чтобы хотя шопотомъ не передать Лисицыну свои мысли. Мертвая тишина наводила на него ужасъ.

— Вы, чай, промокли до костей, баринъ, охота вамъ здѣсь дрогнуть подъ дождемъ: видано-ли, чтобъ душа человѣческая въ такую пору выглянула изъ подъ теплаго одѣяла. Китайцы нѣженки, имъ теперь не до насъ, небось всѣ по норкамъ попрятались, чтобъ схорониться отъ дождя.

— Дождь не можетъ промочить меня сквозь кожаный плащъ, а что до китайцевъ, то имъ гораздо легче пожертвовать своимъ спокойствіемъ и захватить насъ въ расплохъ, чѣмъ въ ясную погоду подставлять свой лобъ подъ наши пули. Не забывай пословицы «береженаго Богъ бережетъ.»

— Теперь я смѣкаю, каково служить солдату: днемъ печетъ солнце, ночью холодъ пробираетъ до костей, а тамъ глотай пыль подъ ружьемъ, стой какъ вкопанный подъ дождемъ; мѣси снѣгъ зимой, грязь лѣтомъ и встрѣчай смерть, не моргнувъ глазомъ. Слава Богу, что меня миновала рекрутчина, а то куда бы я годился.

— Развѣ ты не несешь теперь солдатскую службу: вотъ и ты въ темную ночь дрогнешь подъ дождемъ и каждую минуту рискуешь получить пулю въ лобъ. Въ такую ночь настоящее раздолье для смѣлыхъ предпріятій и кто намъ поручится, что по близости отъ насъ не скрывается засада. Ты все это самъ знаешь, но не оставляешь караула потому, что отъ твоей бдительности зависитъ не только твоя безопасность, но жизнь твоихъ товарищей, ввѣрившихся твоему мужеству и благоразумію. Видишь ли, и ты теперь настоящій солдатъ.

— Солдатъ не боится темноты и не труситъ, а я сознаюсь, что эта ночь меня пугаетъ; мнѣ всѣ мерещится будто кто-то меня хватаетъ. Бывало, хаживалъ съ вами въ лѣсу по ночамъ, все не такъ было жутко. Стоять же одному здѣсь на часахъ, я не согласился бы ни-за-что въ мірѣ.

— Тебѣ нечего краснѣть за себя въ этомъ случаѣ, Василій, есть на свѣтѣ очень много храбрыхъ людей, которые въ темнотѣ теряютъ свое мужество. Мнѣ кажется, храбрость человѣческая много зависитъ отъ привычки. Сначала и я боялся одинъ ночевать въ лѣсу, а потомъ и пересталъ.

— А каково вамъ было пересилить-то свой страхъ; значитъ у васъ есть мощный характеръ, а у меня его нѣтъ; я себя ни къ чему не могу приневолить, а тѣмъ больше, чтобъ не бояться темноты. Вотъ схватка съ врагомъ на чистоту, это другое дѣло, тутъ постоимъ за себя!

— Тише, Василій, намъ, кажется, не миновать схватки; скажи, ты ничего не слышишь?

— Слышу, въ водѣ какой-то жалобный звукъ; Господи! чтожъ это такое?

— Изъ какого мѣста ты слышишь этотъ звукъ?

— Кажется, супротивъ насъ, у того берега пролива. Матерь Божія, спаси насъ!

— Ты вѣрно указалъ мѣсто; это какой-то смѣльчакъ пилитъ цѣпь, вѣроятно обернувши ее тряпкой; я ужъ минуты двѣ прислушиваюсь къ звуку и только теперь угадалъ. Оставайся въ лодкѣ и соблюдай совершенную тишину, а я перевѣдаюсь съ молодцомъ.

— Не лучше ли намъ подплыть туда вмѣстѣ, можетъ ихъ тамъ не одинъ человѣкъ, баринъ.

— Нужды нѣтъ, сколько бы ихъ тамъ не было; одному можно подкрасться незамѣтно, а лодку они сейчасъ увидятъ, пожалуй, еще отымутъ, шепнулъ Лисицынъ, быстро раздѣваясь. Если мнѣ понадобится твоя помощь, я прокричу по гусиному.

Лисицынъ осторожно спустился въ озеро, бывшее около цѣпи не глубже его роста, а мѣстами мельче, особенно у береговъ. Съ каждымъ шагомъ впередъ онъ явственнѣе слышалъ звукъ пилы и наконецъ увидѣлъ силуэтъ китайца, воспользовавшагося отмелью, который усердно старался перепилить толстую цѣпь. Не въ далекѣ отъ него, въ видѣ темнаго пятна, качался челнокъ. Смѣльчакъ такъ прилежно занятъ былъ работой, что не примѣтилъ приближеніе Лисицына, который, схвативъ руку съ пилою, быстро вырвалъ послѣднюю у противника. Китаецъ выхватилъ изъ за пояса ножъ, но не успѣлъ нанести раны Лисицыну, сбившему его съ ногъ ударомъ пильной рукоятки; бѣднякъ даже не вскрикнулъ, погрузившись въ воду чрезъ нѣсколько минутъ всплылъ было и снова погрузился на всегда. Лисицынъ, покончивъ съ противникомъ, сталъ на его мѣсто и началъ водить обухомъ пилы по цѣпи, стараясь производить прежній звукъ; онъ обернулся лицемъ къ непріятельской лодочкѣ и не спускалъ съ нее глазъ. Черезъ нѣсколько времени съ лодки сошелъ человѣкъ, который осторожно направилъ шаги свои къ нему. Лисицынъ продолжалъ лѣвою рукою водить по желѣзу, а правою схватилъ кинжалъ въ ожиданіи врага; нетерпѣніе его было такъ велико, что каждая минута казалась ему часомъ. Наконецъ, китаецъ приблизился, произнося непонятныя для него слова и, не получивъ, разумѣется, отвѣта, быстро отпрянулъ шага на три, выхвативъ большой ножъ. Лисицынъ поспѣшилъ сдѣлать нападеніе, но противникъ оказался не изъ трусливыхъ: молча онъ парировалъ удары кинжала и старался наносить свои, но также безуспѣшно. Опасаясь помощи съ лодки, Лисицынъ прибѣгнулъ къ хитрости, чтобъ скорѣе избавиться отъ опаснаго врага: онъ притворился, что поскользнулся въ водѣ и нырнувши подъ ноги китайцу опрокинулъ его на дно пролива. Вскорѣ непріятельскій богатырь не могъ нанести никому вреда. Теперь Лисицыну захотѣлось завладѣть непріятельской лодкой. Онъ поспѣшилъ къ Василію, разсказалъ о случившемся и пригласилъ вмѣстѣ отправиться на военный подвигъ. Взявши по топору, они осторожно пошли къ непріятельской лодкѣ. Василій едва доставалъ до дна ногами и принужденъ былъ держаться одною рукою за Лисицына. Къ счастію, мѣсто, гдѣ стояла лодка, оказалось мельче и оба смѣльчака могли свободно къ ней подвигаться. Въ лодкѣ не было видно никакихъ признаковъ жизни; когда Лисицынъ осторожно заглянулъ въ нее, то увидѣлъ китайца крѣпко спавшаго подъ плащемъ; Василій поднялъ было топоръ надъ головой противника, но Лисицынъ удержалъ его руку.

— Не надо безполезной крови, — шепнулъ онъ Василію. — Мы легко можемъ отъ него избавиться и безъ убійства: вѣтеръ дуетъ съ юга, захватимъ весла у китайца и выведемъ его лодку въ озеро; тогда волны унесутъ спящаго къ сѣверному берегу; если онъ и проснется, все таки проплыветъ до лѣса.

Товарищи такъ и поступили; вѣтеръ быстро погналъ лодку къ сѣверу. У входа въ проливъ они не нашли никого.

— Какъ тяжело убивать людей, хотя бы и для спасенія своей жизни, — съ волненіемъ сказалъ Лисицынъ, когда они опять усѣлись въ лодку.

— На войнѣ нельзя быть очень жалостливымъ, — отвѣчалъ Василій, ободренный движеніемъ и уменьшеніемъ мрака ночи; — врагу помирволишь, самъ пропадешь.

Остатокъ ночи прошелъ безъ всякихъ приключеній. Утромъ Лисицынъ крѣпко заснулъ въ блокгаузѣ. Не успѣлъ онъ отдохнуть и трехъ часовъ, какъ крики: «непріятель!» разбудили его отъ сладкаго сна. Сторожевой прибѣжалъ въ укрѣпленіе съ извѣстіемъ, что нѣсколько китайскихъ лодокъ съ пушками и вооруженнымъ народомъ плывутъ отъ орѣховаго острова къ пріюту.

— Встрѣтимъ ихъ съ почетомъ, братцы, — сказалъ Лисицынъ, вставляя зажигательную трубку въ затравку орудія; — они воображаютъ, что проходъ свободенъ; чтобъ увѣрить ихъ въ этомъ, начнемъ стрѣлять какъ только наши пули будутъ въ состояніи поражать ихъ.

— Постоимъ за себя! — отвѣчали защитники пріюта, заряжая ружья.

Вскорѣ на загибѣ пролива показалась передовая китайская лодка. Лисицынъ немедленно выстрѣлилъ изъ пушки, а стрѣлки послали залпъ въ непріятельскіе ряды. Когда дымъ отнесло вѣтромъ, они увидали, что первая лодка остановилась, а ее обогнала другая, отвѣтившая русскимъ изъ двухъ орудій и дюжины ружей. Пули прожужжали какъ пчелы, изъ нихъ нѣсколько ударились въ щеки бойницъ; одно ядро пролетѣло мимо, а другое взрыло насыпь на потолкѣ укрѣпленія. Рядомъ со второй лодкой показалась третья и обѣ быстро понеслись по проливу, въ которомъ и были остановлены цѣпью. Другія двѣ лодки набѣжали на первую пару, а на нихъ налетѣла третья пара, такъ что они едва не разбились другъ о друга. Лисицынъ энергически началъ посылать ядра въ столкнувшуюся флотилію, которая, по тѣснотѣ пролива, нѣсколько времени не могла отстрѣливаться. Послѣ часоваго боя, убѣдившись въ безполезности атаки, китайцы отступили съ большимъ урономъ въ людяхъ и оставивъ на днѣ пролива еще лодку. Въ блокгаузѣ одинъ изъ храбрыхъ стрѣлковъ получилъ легкую рану въ лѣвое плечо, которую Лисицынъ поспѣшилъ перевязать, какъ умѣлъ.

— Быть бы теперь большой бѣдѣ для насъ, кабы не Сергѣй Петровичъ, — сказалъ Василій, когда скрылся непріятель. — Одному ему мы обязаны, что китайцы не перепилили цѣпь въ эту ночь.

— Что и толковать, не будь Сергѣя Петровича, намъ не сдобровать бы въ этомъ штурмѣ, — подтвердилъ Романъ.

Всѣ товарищи подошли къ Лисицыну и изъявили ему свою благодарность, каждый по своему, отъ полноты сердца. Герой нашъ, тронутый до глубины души, перецѣловалъ всѣхъ по русскому обычаю; они просили его снова, на время войны, быть ихъ полнымъ командиромъ, на что герой нашъ, сознавая свое превосходство, согласился, впрочемъ не изъ тщеславія, а единственно для общей безопасности и успѣшной обороны блокгауза отъ нападенія китайцевъ.

Прошло три дня, въ которые китайцы не дѣлали больше никакихъ покушеній на островъ; а осажденные въ это время исправили насыпи на блокгаузѣ, заготовили на днѣ рва груды камней разной величины и для метанія ихъ изъ мортиръ наплели ивовыхъ корзинъ. На четвертый день вечеромъ, Лисицынъ замѣтилъ въ подзорную трубу китайскую лодку съ мандариномъ, плывшую изъ глубокаго озера въ Архипелажное. Въ умѣ его затолпились разныя предположенія, результатомъ которыхъ было убѣжденіе, что Мандаринъ посланъ на Алмазную рѣку, или за приказаніями или за помощью, или за военными и съѣстными припасами. Онъ рѣшилъ, что очень полезно обозрѣть лично непріятельскій бивуакъ.

Наступившая ночь случилась опять темная, на вторую смѣну досталось дежурить Лисицыну съ Романомъ.

— Вотъ темень-то, хоть глазъ выколи, — сказалъ казакъ, — совсѣмъ не то, что три прошлыя ночи; какъ вы, Сергѣй Петровичъ, а я просто ничего не вижу.

— Твоя правда, Романъ, ночь очень темна, но привычный глазъ можетъ различить кое что вблизи. Ты человѣкъ военный и хорошо долженъ знать, что при невозможности видѣть нужно стараться хорошо слышать, а какъ это правило вѣроятно извѣстно и хитрымъ китайцамъ, то мы должны разговаривать какъ можно тише, а еще лучше вовсе не разговаривать, чтобъ не развлекать своего вниманія.

— Вотъ такія-то ночи хороши для нечаянныхъ нападеній; но я человѣкъ бывалый, на меня можете положиться Сергѣй Петровичъ.

— Я успѣлъ замѣтить въ эти дни, что ты смышленъ и остороженъ, какъ слѣдуетъ быть русскому служивому, прочіе же наши товарищи храбры, но самонадѣянны и неопытны, а это въ войнѣ съ хитрымъ врагомъ никуда не годится; сей часъ попадешь въ бѣду. Я то же прежде ни разу не былъ на войнѣ, но часто охотясь за звѣрями привыкъ къ осторожности и пріучилъ себя распознавать въ ночной тишинѣ различные звуки: напримѣръ, если припасть ухомъ къ землѣ, то далеко можно слышать шаги медвѣдя, скокъ ѣздока и походку пѣшаго человѣка.

— А случалось ли вамъ замѣтить, что по водѣ еще дальше можно слышать звуки чѣмъ по землѣ… постойте-ка… — продолжалъ Романъ, низко наклонившись къ водѣ, — мнѣ послышалось будто всплеснулась вода подъ весломъ; вы ничего не слышите?

— Я слышу весьма слабый, но мѣрный плескъ воды; это вѣроятно крадутся китайцы, чтобъ попробовать перепилить цѣпь. Спрячемся подъ скалою у берега и станемъ наблюдать.

Прошло нѣсколько минутъ томительнаго ожиданія, въ которые храбрецы не сказали ни одного слова. Наконецъ по срединѣ пролива сдѣлалось замѣтно черное пятно неопредѣленной формы; вскорѣ послышалось, какъ будто что опустилось въ воду и потомъ чрезъ нѣсколько минутъ темное пятно быстро понеслось назадъ и исчезло въ непроницаемомъ мракѣ.

— Чтобы это такое значило? — спросилъ Романъ очень тихо, — они должно быть попробовали цѣла ли цѣпь.

— Нѣтъ, за этимъ не стоило плыть сюда ночью; тутъ кроется какая нибудь скверная штука. Надобно немедленно осмотрѣть цѣпь.

Не успѣли они два раза взмахнуть весломъ, какъ Лисицынъ остановился.

— Посмотри на то мѣсто гдѣ былъ непріятель и скажи, что ты видишь?

— Я ничего невижу кромѣ воды.

— Какъ ты не видишь свѣтящейся точки возлѣ цѣпи?

— Вижу свѣтляка, должно быть очень большой.

— Развѣ на водѣ плаваютъ свѣтляки? Притомъ свѣтъ виденъ на одномъ мѣстѣ.

— Такъ, что же это такое?

— Я и самъ не могу угадать. Постой-ка гресть…, на меня сейчасъ пахнуло запахомъ тлѣющаго фитиля.

— И на меня тоже; вѣтерокъ тянетъ прямо на насъ.

— Теперь я знаю, что тамъ; спѣши отплыть какъ можно дальше, а я постараюсь уничтожить опасность, если будетъ угодно Богу; — говоря это, Лисицынъ поспѣшно опустился въ воду.

— Зачѣмъ же мнѣ оставлять васъ, Сергѣй Петровичъ, я поплыву за вами.

— Говорятъ тебѣ, спѣши уплыть прочь отсюда, пока еще не поздно; китайцы заложили подъ цѣпь пороховую мину.

Услыхавши эту неожиданную новость, Романъ изо всѣхъ силъ началъ работать веслами, направляясь къ самому отдаленному берегу бухты. Лисицынъ же поспѣшилъ къ свѣтящейся точкѣ. Его предположеніе вполнѣ оправдалось: подъ средину цѣпи была подведена осмоленная бочка съ порохомъ, а фитиль зашитый въ кожаный рукавъ, наполненный порохомъ, былъ прикрѣпленъ къ верхней цѣпи такимъ образомъ, что вода не могла затушить его. Къ счастію китайскіе минеры для собственной безопасности вложили въ порохъ довольно длинный фитиль, который Лисицынъ успѣлъ осторожно выдернуть и погасить въ водѣ. Отвязавши рукавъ отъ цѣпи, онъ потащилъ бочку къ берегу безъ усилія, потому что она плыла по водѣ, и выкатилъ ее на сухое мѣсто. Теперь встрѣтилось затрудненіе отыскать въ темнотѣ Романа. Онъ попробовалъ прокричать филиномъ, отвѣта не было; прокричалъ еще два раза съ промежутками, наконецъ Романъ догадался и отвѣтилъ тѣмъ же крикомъ. Такимъ образомъ они снова соединились.

— Стало быть тамъ не было мины? — спросилъ казакъ, помогая Лисицыну взойти въ лодку, — а я было такъ струхнулъ, что Боже упаси.

— Напротивъ, я угадалъ вѣрно. Счастье мое, что подошелъ во время: я успѣлъ потушить фитиль и бочку съ порохомъ выкатилъ въ бухтѣ на берегъ. Мы съ тобой были на волосокъ отъ смерти; не позабудемъ этого въ нашихъ молитвахъ.

— Простите меня, Сергѣй Петровичъ, я поступилъ не честно, оставивъ васъ одного въ такой опасности. Все это время меня совѣсть мучила.

— Ты поступилъ умно, Романъ; рисковать одной своей жизнью для спасенія семи товарищей я могъ и имѣлъ право, сознавая въ этомъ крайнюю необходимость, но если бы при несчастьѣ насъ погибло двое, тогда на пріютѣ осталось бы только шесть защитниковъ, не способныхъ обороняться; вотъ почему я настаивалъ, чтобъ ты отплылъ какъ можно скорѣе. Съ тобою они могли бы еще продержаться въ укрѣпленіи, или скрыться въ кедровую долину.

Возвратившись въ укрѣпленіе, Лисицынъ объяснилъ товарищамъ, какъ полезно для нихъ узнать силы и средства китайцевъ для продолженія войны. Исполнить это онъ взялъ на себя съ Василіемъ, вызвавшимся сопровождать его, въ первую же ночь; а въ его отсутствіе начальство надъ отрядомъ поручилъ Роману. Всѣ одобрили распоряженіе Лисицына. Въ теченіи дня спустили въ бухту легкую двухъ-весельную лодочку, а съ наступленіемъ ночной темноты перетащили ее черезъ цѣпь. Непріятель въ проливъ не показывался; на орѣховомъ острову не было видно никакихъ приготовленій.

Когда совершенно стемнѣло, Лисицынъ и Василій сѣли въ приготовленную для нихъ лодку и поплыли изъ пролива; на озерѣ и въ окрестностяхъ царствовали глубокій мракъ и совершенная тишина. Вдали, на орѣховомъ островѣ ярко горѣли бивачные огни, которые и служили маякомъ для смѣлыхъ плавателей.

— Зачѣмъ вы повернули къ сѣверному берегу, баринъ; къ орѣховому-то острову надобно плыть прямо.

— Я вижу, любезный Василій, что для военныхъ экспедицій ты не годишься. Кратчайшій путь не всегда ведетъ прямо къ предмету; часто по длинному скорѣй достигнешь цѣли. Съ этой стороны орѣховаго острова вѣроятно разставлены китайцами караулы, а можетъ быть плаваютъ и наблюдательныя лодки. Вѣдь наши враги хитры и довольно образованы; они не допустятъ захватить себя въ расплохъ. Для избѣжанія встрѣчи, я хочу подплыть съ восточной стороны орѣховаго островка, гдѣ не для чего китайцамъ принимать мѣръ осторожности. Придерживаясь сначала къ сѣверному берегу материка, я спущусь къ цвѣточнымъ островамъ, и съ одного изъ нихъ, никѣмъ не замѣченные, мы увидимъ все, что намъ нужно, не подвергаясь никакой опасности. На войнѣ, такъ же какъ на охотѣ, нужны терпѣніе и осторожность, знаніе мѣстности и привычекъ выслѣживаемаго звѣря.

— Что и говорить, война мудреное дѣло; простому человѣку многаго не смѣкнуть. Мнѣ же кажется, что надобно биться честно, лицемъ къ лицу; кто осилитъ, тотъ и правъ.

— На такой бой тогда только можно рѣшаться, когда есть подъ рукой довольно смѣлыхъ людей; а что мы можемъ сдѣлать противъ сотни враговъ въ открытомъ полѣ. Вотъ нужда и научила людей, какъ отбиваться отъ многочисленнаго врага въ укрѣпленіяхъ и какъ наносить ему вредъ въ засадахъ и ночныхъ вылазкахъ. Мы теперь такъ и поступаемъ, а ежели бы вздумали послушаться русской удали и поступить иначе, то были бы убиты или въ плѣну.

— Перестаньте грести, баринъ, у берега я вижу лодку, хорошо если насъ еще не замѣтили.

— Это не лодка, а камень, который я хорошо знаю. Теперь намъ пора поворачивать къ цвѣточнымъ островамъ. Посмотри, какъ хорошо отсюда виденъ китайскій бивакъ. Они съ этой стороны срубили весь орѣшникъ.

— Что жъ это они не спятъ пострѣлы; чай ужъ поздно.

— Это, должно быть, караульные поддерживаютъ огонь; въ палаткахъ мандариновъ совершенно темно, а виданное ли дѣло, чтобъ солдаты не спали когда ихъ начальники спятъ.

Черезъ нѣсколько времени товарищи подплыли къ цвѣточнымъ островамъ. На самомъ ближайшемъ къ орѣховому росло нѣсколько группъ деревьевъ; къ одной изъ этихъ рощицъ причалилъ Лисицынъ и съ дерева сталъ разсматривать китайскій лагерь въ подзорную трубу. Почти на самомъ берегу южной части острова возвышался шатеръ главнокомандующаго, а въ бухточкѣ качалась его лодка, съ небольшой крышей на столбикахъ, въ родѣ балдахина. Саженяхъ въ пятидесяти къ западу были раскинуты палатки другихъ мандариновъ, а въ нѣсколькихъ саженяхъ впереди ихъ едва возвышались отъ земли шалаши воиновъ. Между шатромъ, палатками и шалашами горѣло по большому костру, у которыхъ сидѣло по четыре воина, вѣроятно караулившихъ спокойный сонъ своихъ начальниковъ. Судя по величинѣ шалашей, въ каждомъ изъ нихъ могло помѣститься не болѣе десяти человѣкъ, и такъ всѣ силы китайцевъ составляли около ста воиновъ. Если выключить изъ этого числа человѣкъ тридцать убитыхъ и раненныхъ во время атакъ блокгауза, то у китайцевъ осталось не болѣе семидесяти человѣкъ, годныхъ для продолженія войны. По близости палатокъ и шалашей не виднѣлось ни одной пушки.

Передавши Василію все видѣнное и свои заключенія, онъ хотѣлъ плыть обратно по прежнему пути, но Василій сталъ упрашивать обогнуть орѣховый островъ, чтобъ вернуться на пріютъ съ южной его стороны.

— Не желалъ бы я рисковать, Василій, но ежели тебѣ очень хочется сосчитать непріятельскія лодки и проплыть въ проливъ кратчайшимъ путемъ, то, дѣлать нечего, поѣдемъ; только знай, что теперь опасно произвесть малѣйшій шумъ; еще помни, что намъ надобно держаться въ тѣни береговъ, иначе насъ могутъ замѣтить и приготовятъ засаду.

Обозрѣвая сѣверный берегъ орѣховаго острова, они насчитали пять лодокъ; при поворотѣ на восточную сторону, увидали лодку съ толпою людей плывущую къ биваку, по видимому изъ Архипелажнаго озера. Лисицынъ немедленно повернулъ къ берегу орѣховаго острова, чтобъ китайцы сочли его за своихъ, эта хитрость удалась, смѣльчаковъ никто не преслѣдовалъ; выждавъ нѣсколько времени они начали огибать бухточку, въ которой находилась лодка главнокомандующаго, какъ увидѣли другую лодку съ воинами, шедшую прямо на нихъ, тоже изъ Архипелажнаго озера. Лисицынъ снова причалилъ къ берегу и подъ прикрытіемъ его повернулъ назадъ.

— Врядъ ли намъ теперь уйти, — сказалъ шопотомъ Василій, — не попытаться ли бѣжать къ цвѣточнымъ островамъ.

— Это невозможно: мы тогда откроемъ себя преслѣдователямъ; они поднимутъ тревогу и вся китайская флотилія бросится ловить насъ.

— Господи! что же мы теперь будемъ дѣлать?

— Покуда ляжемъ на дно вотъ этой большой китайской лодки, а нашу лодочку укроемъ позади ее.

Лисицынъ поступилъ умно: едва бѣглецы успѣли спрятаться, какъ китайскій отрядъ медленно проплылъ мимо ихъ убѣжища, въ такомъ близкомъ разстояніи, что они могли слышать тихій разговоръ людей.

— Кажись проѣхали, — шепнулъ Василій, — теперь скорѣе бы уплыть отсюда.

— Надобно подождать нѣсколько времени, китайцы могутъ вернуться.

— Зачѣмъ это нелегкая дернула меня уговорить васъ возвратиться на пріютъ тою стороною.

— Что сдѣлано, то сдѣлано, Василій, теперь нужно думать, какъ бы спасти себя.

— Ежели случится несчастіе съ нами, меня за васъ совѣсть замучитъ.

— Послушай, Василій, ежели на насъ нападутъ, то я, какъ сильнѣйшій вступлю въ борьбу съ непріятелемъ, а ты спѣши на своей лодкѣ въ пріютъ и предупреди товарищей, чтобъ были какъ можно осторожнѣе. Обо мнѣ не безпокойся, меня не убьютъ; самое худшее, что отправятъ въ Пекинъ, а тамъ выручитъ русская миссія, постоянно пребывающая въ Китайской столицѣ.

Василій ничего не отвѣчалъ, услышавши шумъ веселъ возвращавшейся китайской лодки, которая теперь прошла въ пяти шагахъ отъ ихъ убѣжища. Когда непріятельская лодка завернула за ближайшій мысокъ, храбрецы вскочили въ свою лодку и поспѣшно поплыли къ цвѣточнымъ островамъ.

— Слава Богу! вызволились изъ бѣды. Я не чувствую ногъ подъ собой отъ радости.

Лисицынъ не отвѣчалъ, онъ съ особеннымъ вниманіемъ всматривался въ мракъ. Приблизившись къ первому островку, опытный охотникъ замѣтилъ у берега лодку привязанную къ дереву. На минуту его взяло раздумье: захватить ее или постараться скорѣе убѣжать. Въ первомъ случаѣ могла предстоять неравная борьба, во второмъ погоня, въ виду непріятельской флотиліи, которая безъ сомнѣнія не останется праздной зрительницей. Прежде чѣмъ на что-нибудь рѣшиться, онъ счелъ за нужное осмотрѣть берега островка, который, какъ я уже сказалъ, былъ покрытъ небольшими группами деревьевъ. Онъ повернулъ на востокъ, т. е. въ противоположную сторону отъ пріюта и поплылъ по близости отъ берега.

— Что вы дѣлаете, баринъ, этимъ путемъ мы только понапрасну потратимъ время на дальный обходъ, да и вѣтеръ дуетъ намъ противный, а ночь-то становится все свѣтлѣй.

— Я хочу узнать, гдѣ спрятались на острову люди: возлѣ лодки, или гдѣ въ другомъ мѣстѣ. Ежели возлѣ лодки, то мы успѣемъ обогнуть этотъ островокъ съ востока и скрыться отъ преслѣдованія въ проливахъ между островками этой группы; если же засада находится у береговой рощицы, то мы прежде ихъ успѣемъ, по вѣтру, спуститься къ лодкѣ и овладѣть ею; тогда избавимся отъ погони.

Василій промолчалъ, сознавая въ душѣ свою неспособность къ воинскимъ хитростямъ. Лисицынъ, не доплывши на ружейный выстрѣлъ до рощицы, замѣтилъ у восточнаго мыса другую привязанную лодку. Онъ сейчасъ сообразилъ, что засада расположена у береговой группы деревъ, къ которой онъ причаливалъ въ началѣ ночи и, повернувъ носъ лодки на югъ, пригласилъ Василья грести какъ можно сильнѣе; ихъ лодка благопріятствуемая вѣтромъ понеслась стрѣлой. Въ то же время изъ древесной чащи раздался неистовый крикъ, и толпа людей побѣжала по берегу съ намѣреніемъ достигнуть своей лодки прежде нашихъ бѣглецовъ.

— Не робѣй, Василій, греби сильнѣй! мы должны прежде доплыть до лодки. Китайцы надѣялись на нашу безпечность и за это поплатятся лодкой.

Пока китайцы добѣжали до причала, Лисицынъ успѣлъ овладѣть лодкой и вывести ее изъ подъ ружейныхъ выстрѣловъ прогремѣвшихъ съ берега. Въ то же время, бѣглецы увидѣли идущую на нихъ лодку отъ восточнаго мыса островка; а также нѣсколько лодокъ отчалили отъ орѣховаго острова.

— Василій, ты мнѣ обѣщалъ повиноваться какъ начальнику, на все время обороны пріюта и войны съ китайцами.

— Да, я присягнулъ въ этомъ съ прочими моими товарищами.

— Я приказываю тебѣ плыть какъ можно поспѣшнѣе къ пріюту, а я на китайской лодкѣ постараюсь обмануть и задержать непріятеля. Ты же держись къ западному берегу орѣховаго острова, который теменъ; тамъ и преслѣдовать тебя не будутъ, не зная объ отнятой нами лодкѣ. Ежели мнѣ не удастся возвратиться сегодня на пріютъ, то завтра я непремѣнно буду.

Василій, по простотѣ сердца, повѣрилъ Лисицыну и поспѣшилъ исполнить его приказаніе, но герой нашъ не имѣлъ никакой надежды спастись, онъ хотѣлъ только избавить отъ плѣна Василія и дорого продать свою жизнь. Между тѣмъ, преслѣдующая лодка приближалась, а три другія спѣшили къ ней на помощь отъ орѣховаго острова. Китайцамъ захотѣлось схватить шпіоновъ, чтобы отъ нихъ вывѣдать о численной силѣ русскихъ, обитающихъ въ этомъ краѣ. Другой, видя невозможность бѣгства, немедленно сдался бы превосходному въ силахъ непріятелю, но Лисицыну нужно было выиграть какъ можно болѣе времени для бѣднаго, растерявшагося Василія; онъ повернулъ опять на востокъ, въ промежутокъ между преслѣдующими лодками. Лисицынъ теперь только замѣтилъ, что его ружье и все холодное оружіе остались въ лодкѣ Василія; на плечѣ у него висѣла одна сумка съ зарядами и мѣшокъ съ провизіей; онъ немедленно бросилъ сумку въ озеро, чтобъ въ случаѣ плѣна представиться мирнымъ гражданиномъ. До его слуха начали достигать грозныя приказанія остановиться, но онъ продолжалъ грести, что по величинѣ лодки было для него очень затруднительно. Необыкновенная сила помогла отважному пловцу, онъ выигралъ разстояніе на ружейный выстрѣлъ и съ удовольствіемъ замѣтилъ, что всѣ преслѣдующія лодки погнались за нимъ и ни одна не обратилась на Василія. Была минута, въ которую Лисицынъ имѣлъ надежду на собственное спасеніе: онъ хотѣлъ повернуть на сѣверъ къ цвѣточнымъ островамъ, бросить тамъ лодку и скрыться хотя на время отъ преслѣдованія; но его мечта скоро разсѣялась, когда онъ увидѣлъ впереди себя быстро несущійся на него челнокъ съ двумя вооруженными воинами. Теперь онъ пожалѣлъ, что съ нимъ не было ружья; оставалось испытать послѣднее средство: онъ съ полнымъ присутствіемъ духа поплылъ на встрѣчу челноку, гребя изъ всѣхъ силъ; ему хотѣлось попытаться опрокинуть челнокъ при столкновеніи. Китайцы, не подозрѣвая намѣренія Лисицына и видя въ лодкѣ только одного безоружнаго врага, смѣло неслись впередъ; такимъ образомъ лодки столкнулись въ стремительномъ бѣгѣ и случилось то, чего желалъ Лисицынъ; челнокъ опрокинулся и китайцы попадали въ воду. Пока они барахтались въ озерѣ, озадаченные внезапностью произшествія, Лисицынъ овладѣлъ челнокомъ; забралъ въ него весла съ обоихъ лодокъ и успѣлъ отплыть на значительное разстояніе, прежде чѣмъ китайцы взобрались на оставленную имъ большую лодку, которая, будучи безъ веселъ, была безполезна для погони. Самая ближайшая изъ числа преслѣдующихъ лодокъ должна была остановиться, чтобъ подать помощь бѣдствующихъ товарищамъ и это промедленіе еще болѣе благопріятствовало побѣгу Лисицына. Челнокъ былъ такъ легокъ на ходу, что пловецъ не вѣрилъ глазамъ своимъ, замѣчая безпрестанно увеличивающееся разстояніе между нимъ и его врагами. Теперь онъ нашелъ возможнымъ продолжать бѣгство на челнокѣ, не приставая къ цвѣточнымъ островамъ. Скоро онъ проскользнулъ въ темный проливъ между островками, скрывшись такимъ образомъ изъ глазъ китайцевъ. Лисицынъ, не останавливаясь для отдыха на островахъ, направился къ сѣверному берегу озера и только что высадился на материкъ — увидѣлъ огни на цвѣточныхъ островахъ и толпы людей отыскивающихъ его съ зажженной лучиной между проливами и кустарниками. Возблагодаривъ Бога за свое чудесное спасеніе, онъ нашелъ опаснымъ оставаться здѣсь въ бездѣйствіи и, вскочивъ въ челнокъ, поплылъ на западъ, держась въ тѣни берега. Силы его очень истощились, онъ съ трудомъ управлялъ весломъ; боязнь быть пойманнымъ китайцами поддерживала въ немъ энергію. Если бъ теперь повстрѣчалась ему лодка, онъ не могъ бы состязаться въ бѣгѣ; въ такомъ случаѣ онъ предположилъ, бросивъ челнокъ, спасаться въ лѣсу. Помня слова Романа, Лисицынъ часто наклонялся къ водѣ, но не слышалъ никакого шума обличающаго погоню; разъ ему показалось, будто пронеслись съ берега отдаленные человѣческіе голоса и онъ принялся грести скорѣе. Вотъ пріютъ остался далеко назади; плыть къ нему онъ не рѣшился, увѣренный, что китайскія лодки крейсируютъ предъ входомъ въ заливъ, оставалось плыть къ западнымъ островамъ, къ которымъ онъ и прибылъ благополучно съ наступленіемъ зари. Выбравъ крайній лѣсистый островъ, онъ спряталъ челнокъ въ частомъ кустарникѣ и совершенно измученный предался благодѣтельному сну.

Когда Лисицынъ проснулся, солнце было на закатѣ; долгій крѣпкій сонъ освѣжилъ его и возвратилъ силы. Теперь нашего героя взяло раздумье: плыть ли къ пріюту, или оставаться здѣсь еще сутки-другіе, пока китайцы успокоются и сдѣлаются менѣе бдительны. Здравый смыслъ восторжествовалъ — онъ остался. Въ срединѣ ночи его разбудилъ сильный ударъ грома, которому долго вторили перекаты по лѣсистымъ холмамъ. Лисицынъ удивился, не увидавши на небѣ ни одной тучи и не слыша болѣе повторенія грозы. Неужели это было землетрясеніе? быть не можетъ, во все время пребыванія на пріютѣ никогда не было слышно ни одного подземнаго удара. Что, ежели это взрывъ мины снова подведенной подъ цѣпь? Эта мысль заставила затрепетать Лисицына. Его товарищи такъ безпечны и неосторожны, что легко могли впасть въ оплошность. Ежели бы не постоянная его бдительность по ночамъ — китайцы давно прорвались бы въ бухту. Но въ такомъ случаѣ защитники пріюта находятся въ большой опасности, а его нѣтъ съ ними. Лисицынъ рѣшился немедленно отправиться къ нимъ на помощь.

Вскорѣ весло въ могучей рукѣ его сильно разсѣкало воды озера, и онъ чрезъ нѣсколько часовъ достигъ до западнаго неприступнаго берега пріюта. Увѣренный, что китайцы ночью не начнутъ атаки, онъ поплылъ вокругъ сѣверной стороны и приблизился къ проливу. Прежде чѣмъ вступить въ него, онъ тщательно осмотрѣлъ мѣстность и, не видя непріятеля, началъ осторожно подвигаться впередъ, придерживаясь какъ можно ближе къ скалистому берегу. Достигнувъ мѣста, гдѣ была протянута цѣпь, онъ увидѣлъ догадку свою оправдавшеюся: препятствія въ проливѣ болѣе не существовало. Слѣдуя далѣе, онъ замѣтилъ въ бухтѣ лодку, наполненную людьми; но кто это были, китайцы или защитники пріюта, по темнотѣ различить было невозможно. Лодка какъ будто стояла на мѣстѣ. Очевидно, что это китайскіе лазутчики, высматривающіе блокгаузъ. Лисицынъ еще разъ пожалѣлъ, что съ нимъ не было оружія; онъ продолжалъ осторожно прокрадываться возлѣ берега бухты и, къ счастію, непріятель не замѣчалъ его. Чрезъ нѣсколько минутъ, шпіоны направились къ проливу и остановились предъ его устьемъ; вода доносила до слуха Лисицына неясныя, смѣшанныя звуки ихъ сдержаннаго голоса. Нашъ храбрецъ поспѣшилъ воспользоваться этимъ благопріятнымъ для него случаемъ и, тихо, какъ тѣнь скользя вдоль берега, онъ причалилъ въ удобномъ мѣстѣ, привязалъ челнокъ къ кусту и, спрыгнувъ на землю, началъ осторожно прокрадываться къ блокгаузу, сначала по опушкѣ лѣса, потомъ съ западной стороны чрезъ поляну, къ двери ведущей въ укрѣпленіе. Повсюду царствовала совершенная тишина. Лисицынъ сначала порадовался, что его товарищи ведутъ себя такъ осмотрительно, потомъ явилось сомнѣніе: не бросили ли они блокгаузъ и пріютъ, и не завладѣли ли китайцы островомъ; въ такомъ случаѣ ему самому надобно подумать о своей безопасности; но какъ теперь убѣжать отсюда, ежели его челнокъ захватилъ, быть можетъ, непріятель. Волнуемый такими мыслями, онъ подошелъ ко рву, противъ двери, предъ которою доска, служащая мостомъ, не была снята, что еще болѣе оправдывало его предположенія. Лисицынъ остановился въ нерѣшимости, бѣжать ли отсюда какъ можно скорѣе, или войти въ укрѣпленіе? въ обоихъ случаяхъ ему угрожала одинаковая опасность подвергнуться плѣну. Въ это время со стороны бухты послышались голоса — знакъ, что его челнокъ найденъ китайцами, онъ осторожно отворилъ дверь и заперъ изнутри засовомъ, повернулъ въ узенькій коридорчикъ, ведущій къ внутренней двери, которая была не плотно притворена; тутъ онъ замѣтилъ слабый свѣтъ, отражавшійся сквозь щель на стѣнѣ прохода, что служило доказательствомъ обитаемости блокгауза. Лисицынъ обдумалъ свое положеніе и рѣшился поступить смотря по обстоятельствамъ: ежели въ укрѣпленіи не болѣе двухъ противниковъ, то попытаться вступить съ ними въ борьбу и отсиживаться въ блокгаузѣ доколѣ возможно, или сдаться на выгодныхъ условіяхъ; а ежели гарнизонъ многочисленъ — отдаться добровольно въ руки китайцевъ. Онъ тихо отворилъ дверь; на всемъ пространствѣ, какое могъ обозрѣть его быстрый взглядъ, не было видно ни одного воина; въ тишинѣ слышалось храпѣнье спящаго человѣка. Тогда герой нашъ вошелъ въ зданіе, заперши засовомъ и внутреннюю дверь. Бъ блокгаузѣ оказался одинъ часовой, крѣпко спавшій подъ бумажнымъ китайскимъ одѣяломъ, укрывши даже и голову; по срединѣ горѣлъ почти угасающій ночникъ и иногда освѣщалъ разбросанное въ безпорядкѣ оружіе, желѣзные ломы и топоры. Лисицынъ схватилъ первую попавшуюся на глаза веревку и валявшуюся на полу медвѣжью шкуру, подошелъ къ спящему съ намѣреніемъ связать его и сдѣлаться единственнымъ владѣльцемъ укрѣпленія. Смѣльчакъ быстро накинулъ на спящаго медвѣжій мѣхъ и, вскочивъ на грудь противника, началъ вязать ему ноги.

— Караулъ! разбой! рѣжутъ! — раздались глухія восклицанія изъ подъ шкуры.

Лисицынъ, услышавши русскую рѣчь, быстро соскочилъ съ своей жертвы и сбросилъ шкуру и одѣяло съ лица незнакомца. Передъ нимъ лежалъ испуганный Василій, въ сильной испаринѣ, съ сконфуженной физіономіей.

— Батюшка, Сергѣй Петровичъ, вы ли это? — вскричалъ обрадованный добрякъ, узнавши Лисицына и крѣпко обнимая его, — а я глаза проплакалъ, считая васъ пропавшимъ по моему неразумѣнію; да и какъ это вы легко обманули меня. Я только здѣсь смекнулъ, что для спасенія моего грѣшнаго тѣла вы подставляли свою голову жестокимъ китайцамъ.

— Теперь ты видишь, что эта хитрость принесла пользу, мы оба остались цѣлы и опять вмѣстѣ на пріютѣ; но скажи мнѣ пожалуйста, неужели тебя бросили товарищи на жертву непріятелю?

— Какъ это можно, баринъ; мнѣ нездоровилось, они и оставили меня здѣсь, а сами, послѣ проклятаго взрыва, всѣ вмѣстѣ стерегутъ бухту.

— Хорошо стерегутъ, нечего сказать: ни одинъ не увидалъ меня ни на челнокѣ, ни проходящаго сюда; съ такимъ карауломъ пропадешь; да и тебя дружище похвалить нельзя; отпустивъ товарищей, не снялъ моста, не заперъ дверей, и еще въ добавокъ заснулъ.

— Чего-жъ мнѣ было бояться, баринъ, когда шестеро товарищей стерегутъ островъ; помимо ихъ кто же могъ бы сюда войти?

— Я вошелъ же, такъ что они меня не замѣтили; кто поручится что они не прозѣвали и китайскихъ лазутчиковъ? сколько разъ твердилъ я каждому изъ васъ объ осторожности — и все по напрасну. По своей оплошности вы допустили прорвать цѣпь и могли отдать блокгаузъ безъ боя, если бъ китайцы догадались тайкомъ пройти сюда.

— По чистой-то правдѣ, мы всѣ кругомъ виноваты; безъ васъ словно головы потеряли, думали и то и другое, совсѣмъ было островъ оставили, чтобъ перегодить напасть въ кедровомъ лугу, да Романъ уговорилъ здѣсь остаться денька на три, васъ подождать.

— Гораздо лучше сдѣлали бы оставивъ островъ, чѣмъ такъ худо оборонять его; а теперь уже и бѣжать поздно! Китайцы стерегутъ проливъ и утромъ они навѣрное сдѣлаютъ нападеніе.

Такимъ образомъ товарищи проговорили до разсвѣта; тогда Лисицынъ, чрезъ бойницу оглядѣвъ бухту, увѣрился, что встрѣченная имъ ночью лодка была Романова съ его товарищами, поэтому китайцы не могли еще овладѣть островомъ. Не нахожу возможнымъ описать радость защитниковъ пріюта, когда они обнимали Лисицына, котораго считали уже умершимъ. Они добродушно сознались въ своихъ ошибкахъ и снова присягнули строго повиноваться его распоряженіямъ во все продолженіе войны съ китайцами.

Въ ожиданіи немедленной атаки, Лисицынъ приказалъ привести въ порядокъ внутренность блокгауза и изготовить къ бою огнестрѣльное и холодное оружіе. Одну изъ мортиръ спустили въ ровъ, гдѣ ее установили на прочномъ деревянномъ помостѣ; туда же спустили нѣсколько корзинъ съ каменьями, обвязанныхъ веревками, и маленькій боченокъ пороху. Роману было разтолковано, какъ цѣлиться изъ пушки.

Около девяти часовъ утра китайская флотилія показалась въ проливѣ. Осажденные встрѣтили ихъ ядрами, но непріятель быстро подвигался впередъ, отвѣчая пушечнымъ и ружейнымъ огнемъ. Лисицыну удалось удачнымъ выстрѣломъ потопить одну лодку, что однако же не помѣшало остальнымъ прорваться въ бухту; тогда Лисицынъ спустился въ ровъ и началъ кидать изъ мортиры корзинки съ каменьями, наносившими китайцамъ большой вредъ. Не смотря на геройскія усилія гарнизона, непріятель высадился на берегъ и вступилъ на островъ, направившись къ фермѣ. Черный столбъ дыма засвидѣтельствовалъ гарнизону о мщеніи непріятеля за понесенныя имъ потери въ бухтѣ, Лисицынъ спустилъ въ ровъ другую мортиру съ западной стороны блокгауза, чтобъ было чѣмъ встрѣтить нападеніе со стороны фермы. Разсчитывая потери китайцевъ въ эту атаку, Лисицынъ опредѣлилъ, что въ осадномъ отрядѣ не могло находиться болѣе пятидесяти человѣкъ; противъ такого числа онъ считалъ возможнымъ защищаться въ ихъ прочномъ укрѣпленіи. Пушка и мортира могли удобно поражать китайскія лодки съ провіантомъ и военными припасами; словомъ, герой нашъ находилъ положеніе гарнизона не совсѣмъ отчаяннымъ.

Днемъ мѣткая пуля Лисицына поражала каждаго, осмѣливавшагося показываться на ружейный выстрѣлъ отъ блокгауза; ночью же непріятель ничего не предпринималъ. На слѣдующій день удалось потопить лодку съ артиллерійскими орудіями и снарядами; но храбрыхъ защитниковъ безпокоилъ стукъ топоровъ, доносившійся къ нимъ отъ фермы.

— Что они тамъ строютъ? — спросилъ Василій, не безъ чувства страха.

— Должно быть избу рубятъ для зимовки, — сказалъ кто-то.

— Когда бы имъ нужна была изба, то сожгли ли бы они ферму, сказалъ Романъ.

— Я полагаю, друзья мои, — сказалъ Лисицынъ, — что китайцы рубятъ хворостъ, чтобъ ночью сжечь нашъ блокгаузъ и это имъ легко будетъ сдѣлать, если мы потеряемъ присутствіе духа. Я совѣтую наполнить всѣ наши кадки и ведра водою.

— Хитры будутъ, ежели зажгутъ землю, — возразилъ Василій.

— Они зажгутъ наши деревянныя бойницы и навѣсъ потолка, для чего стоитъ только накидать въ ровъ побольше зажженнаго хвороста. Но вы не робейте, братцы, исполняйте въ точности мои приказанія, тогда, съ Божіей помощью, мы и съ огнемъ справимся. На всякій случай приготовьте мочальныя швабры на длинныхъ древкахъ, да осмотрите исправны ли багры, ломы и топоры.

Когда наступила ночь, Лисицынъ спустился въ ровъ, приготовилъ къ выстрѣлу мортиру и къ нѣсколькимъ корзинамъ съ камнями привязалъ по десятку кусковъ факела опудреннаго сѣрой и пороховой мякотью. Всѣмъ товарищамъ онъ приказалъ находиться у бойницъ и пользоваться свѣтомъ отъ выстрѣла, для пораженія враговъ. Въ половинѣ ночи Лисицыну послышался шорохъ со стороны фермы и глаза его, привыкшіе къ темнотѣ, стали различать приближающіяся черныя массы. Онъ выстрѣлилъ изъ мортиры, ему отвѣтили крики и проклятія, доказавшія, что камни нашли виноватыхъ. Стрѣлки гарнизона открыли мѣткую стрѣльбу, чему способствовали куски горѣвшаго факела, освѣщавшіе поляну. Китайцы, однако жъ, двигались впередъ, неся охапки хвороста; но второй выстрѣлъ изъ мортиры принудилъ ихъ обратиться въ бѣгство, что имъ обошлось не дешево: защитники укрѣпленія почти не дѣлали промаха и много раненныхъ со стономъ уползали въ лѣсъ, чтобъ поскорѣе скрыться отъ свистящихъ пуль и камней.

— Теперь они не рѣшатся подойти къ блокгаузу, — сказалъ Лисицынъ; — можете всѣ спать покойно, я буду караулить до утра.

Товарищи не заставили себя упрашивать и скоро богатырски захрапѣли на всѣ лады и тоны. Слѣдующій день прошелъ безъ всякихъ приключеній, даже лодки удалились изъ бухты и не осмѣливались показаться въ проливѣ, опасаясь ядеръ и дождя камней изъ блокгауза. Выспавшись днемъ, Лисицынъ рѣшился сдѣлать рекогносцировку непріятельскаго бивака ночью.

Давши нужныя наставленія гарнизону, онъ вышелъ изъ укрѣпленія и ползя ногами впередъ, т. е. задомъ, по прогалинѣ, чтобъ китайцы сочли его за своего шпіона, онъ благополучно добрался до лѣса, откуда знакомыми тропинками прошелъ къ непріятельскому отряду. За изключеніемъ нѣсколькихъ часовыхъ, расхаживавшихъ въ виду блокгауза, остальные воины спали. Въ одномъ большемъ шалашѣ раздавались стоны раненныхъ; по близости отъ бивака лежала груда мѣшковъ съ рисомъ, а возлѣ нихъ возвышался огромный ворохъ сухаго хворосту. Артиллеріи нигдѣ не было видно, что много успокоило начальника гарнизона. На прощанье Лисицынъ сунулъ въ хворостъ пучекъ зажженныхъ сѣрныхъ спичекъ, въ надеждѣ, что вѣтеръ раздуетъ пламя, и поспѣшилъ въ блокгаузъ. Когда его впустилъ въ укрѣпленіе дежурный товарищъ, вся мѣстность вдругъ освѣтилась, что дало возможность прогнать часовыхъ. Неизвѣстно, догадались ли китайцы о причинѣ пожара, отъ котораго сгорѣлъ весь ихъ запасъ риса; но только на слѣдующій же день они рѣшились завладѣть укрѣпленіемъ, во что бы то ни стало.

Въ самый жаръ, когда полуденные лучи солнца почти отвѣсно падали на землю, Романъ, наблюдавшій за непріятелемъ, замѣтилъ, что-то въ родѣ дымнаго змѣя, который съ шипѣньемъ поднялся изъ за кустовъ съ западной стороны и перелетѣлъ черезъ блокгаузъ въ бухту. Испуганный этимъ явленіемъ, онъ поспѣшилъ разбудить товарищей. Въ это время два такихъ змѣя упали на земляную кровлю блокгауза и застлали удушающимъ дымомъ часть поляны передъ укрѣпленіемъ. Всѣ растерялись и не знали, что дѣлать отъ испуга.

— По мѣстамъ! — скомандовалъ Лисицынъ; — намочите швабры и приготовьте ведра съ водою. Китайцамъ не удалось сжечь насъ хворостомъ, такъ они начали пускать зажигательныя ракеты. Смотрите братцы въ оба! Чуть гдѣ затлѣетъ дерево, не жалѣйте воды!

Только что было исполнено это распоряженіе, какъ одна ракета влетѣла чрезъ бойницу въ блокгаузъ, а двѣ упали на покатости насыпи предъ бойницами. Люди, оторопѣвши, бросились было тушить огонь въ блокгаузѣ, но громовый голосъ начальника привелъ ихъ въ порядокъ.

— Никто не оставляй своего поста и туши передъ собою, если хотите сберечь укрѣпленіе. Охранять внутренность блокгауза я беру на себя!

Лисицынъ схватилъ ракету и опустилъ ее въ колодезь концемъ извергающимъ струю пламени; часть бревенчатой стѣны, затлѣвшей отъ дѣйствія огня, онъ быстро потушилъ мокрой шваброй. Товарищи, успокоенные его хладнокровіемъ, не пожалѣли вылить нѣсколько ведеръ воды на стѣнки блокгауза не прикрытыя землею; къ счастію пламя ракетъ дѣйствовало больше на насыпь. Между тѣмъ ракеты стали летать чаще и безпокойство гарнизона увеличивалось.

— Не робѣйте, товарищи, китайцы не умѣютъ направлять своихъ ракетъ, такъ чтобъ они могли произвести пожаръ; для насъ могутъ быть опасны только тѣ, которые влетятъ въ бойницу или упадутъ на краю рва по другую сторону укрѣпленія; а вы сами видите, что это удалось имъ только одинъ разъ и то, вѣроятно, случайно.

— Вотъ они сейчасъ будутъ штурмовать насъ, — закричалъ Романъ, увидя толпу китайцевъ показавшуюся изъ перелѣска, — кажется двѣ пушки тащатъ за собою.

— Это не пушки, а станки для спусканія ракетъ, — сказалъ Лисицынъ; — пушекъ имъ не удалось выгрузить на берегъ. Будьте бдительны, друзья мои, а я постараюсь разогнать ихъ выстрѣлами изъ мортиры.

Проскользнувши въ едва отворенную наружную дверь, онъ спустился въ ровъ и, не обращая вниманія на летающія ракеты, началъ осыпать каменьями китайцевъ, которые, не выдержавъ болѣе трехъ выстрѣловъ, скрылись въ лѣсу, оставивъ на полѣ восемь человѣкъ раненыхъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ прекратился и ракетный огонь. Опять воцарилась совершенная тишина; солнце ярко свѣтило по прежнему, птички весело пѣли въ лѣсу и въ воздухѣ, сраженія какъ будто не бывало; только пустыя ракетныя гильзы, валявшіяся вокругъ блокгауза, указывали на недавнее нападеніе.

— Не чаялъ я, что мы такъ дешево отдѣлаемся, — сказалъ Василій, — такаго страха я въ жизнь мою не натерпливался.

— Пусть бы лучше бросали бомбы, — поддакнулъ Романъ, — а то сжечь насъ выдумали.

— Надобно благодарить Бога, что они не имѣютъ мортиръ и бомбъ; тогда скоро разрушили бы укрѣпленіе; слава Богу, что у нихъ нѣтъ здѣсь и пушекъ; тогда имъ легко было бы одолѣть насъ; а однихъ пуль намъ бояться нечего, противъ стрѣлковъ мы здѣсь, Богъ дастъ, отсидимся: мы имѣемъ болѣе возможности попадать въ нихъ, чѣмъ они въ насъ, а это съ каждымъ днемъ будетъ уравновѣшивать наши силы. Нужно лучше мѣтить, не торопиться стрѣлять и быть всегда насторожѣ.

— Лодка! — закричалъ часовой.

Лисицынъ сталъ у пушки. Большая лодка, нагруженная мѣшками, вѣроятно рисомъ, медленно плыла но проливу; ядро съ визгомъ ударило въ воду близъ лодки и привело въ страхъ гребцовъ, которые поспѣшили уйти назадъ, сопровождаемые убійственнымъ огнемъ стрѣлковъ. Гарнизонъ собрался было обѣдать, какъ со стороны фермы раздался выстрѣлъ и предъ блокгаузомъ что-то упало на землю; въ слѣдъ за тѣмъ произошелъ взрывъ и маленькія огненныя змѣи, во всѣхъ направленіяхъ, запрыгали, зашипѣли вокругъ укрѣпленія; нѣкоторыя влетѣли въ блокгаузъ, наполнивъ его удушливымъ дымомъ. Это событіе привело въ ужасъ осажденныхъ.

— Горимъ! — закричалъ одинъ изъ стрѣлковъ.

— Тушить! — скомандовалъ Лисицынъ; — не робѣйте товарищи и не жалѣйте воды! Это буракъ съ шверманами; они скоро прогорятъ.

Лисицынъ бросился къ двери надъ пороховымъ погребкомъ, на которую упалъ одинъ шверманъ и зажегъ её. Сбросить шверманъ въ колодезь и залить водою дверь было дѣломъ минуты, но и твердое сердце нашего героя извѣдало страхъ въ эту критическую минуту. Между тѣмъ другіе шверманы произвели пожаръ: загорѣлось платье, сложенное въ углу.

— Василій, сюда! — закричалъ Лисицынъ, выливая цѣлое ведро воды на платье.

На его зовъ бросились всѣ товарищи.

— Назадъ! назадъ! Каждый изъ васъ туши свою часть, иначе всѣ сгоримъ здѣсь! Надобно быть хладнокровнымъ въ бѣдѣ и слушать команду.

Испуганные защитники укрѣпленія немедленно исполнили приказаніе. Лисицынъ и Василій принялись усердно тушить платье: одинъ выкачивалъ бадьи съ водою, другой поливалъ; чрезъ нѣсколько времени куча была потушена, но смрадный дымъ едва позволялъ дышать, что заставило отрыть всѣ бойницы. Прочіе защитники также счастливо управились съ огнемъ.

— Лодка! — закричалъ Лисицынъ, взглянувъ въ открытую амбразуру.

— Буракъ! — закричалъ Романъ.

Въ то же время раздался взрывъ и шверманы опоясали пламенемъ всю западную сторону блокгауза.

— Горимъ! горимъ! — раздалось нѣсколько голосовъ.

— Тушите, каждый передъ собою! — скомандовалъ Лисицынъ; когда справлюсь съ лодкой, я приду помогать вамъ.

На этотъ разъ ядро размѣтало нѣсколько мѣшковъ и сбило одного гребца; лодка снова обратилась въ бѣгство и такъ поспѣшно, что Лисицынъ едва успѣлъ выстрѣлить изъ обоихъ стволовъ своего ружья, по обыкновенію безъ промаха.

— Смѣлѣй товарищи! непріятель прогнанъ. Не жалѣйте воды! дружнѣй! — раздавались звучныя приказанія Лисицына, который, вышедши изъ блокгауза, съ помощію небольшой лѣстницы взбирался къ горѣвшимъ мѣстамъ наружной стѣны и тушилъ ихъ, то обливая водой, то ударяя мокрой шваброй.

— Берегитесь, Сергѣй Петровичъ, буракъ! — прокричалъ Романъ.

Но Лисицынъ хладнокровно продолжалъ свое дѣло. Буракъ упалъ, далеко не долетѣвъ до укрѣпленія, и не причинилъ никакого вреда осажденнымъ, которые, ободряемые неустрашимостью Лисицына потушили наконецъ загорѣвшіяся бревна, и почернѣвшіе отъ дыма, смѣлѣе стали ожидать пламенной посылки. Однако же метаніе бураковъ прекратилось. Русскіе болѣе получаса ожидали нападенія и, не видя со стороны непріятеля никакого покушенія на овладѣніе укрѣпленіемъ, начали умываться, чтобъ потомъ утолить голодъ.

— На колѣни товарищи! — сказалъ Лисицынъ. Прежде чѣмъ станемъ обѣдать, возблагодаримъ Бога за наше спасеніе.

Всѣ суровые защитники блокгауза охотно исполнили предложеніе начальника, вполнѣ согласное съ ихъ чувствами и понятіями.

Отдохнувши послѣ сытной пищи, люди принялись приводить въ порядокъ внутренность зданія. Наполнили водою всѣ кадки и попрятали удобо-возгарающіяся вещи въ погребокъ съ провизіей. Такъ окончился памятный для нихъ день; солнце великолѣпно закатилось и яркая заря зажглась на горизонтѣ. Вскорѣ полный мѣсяцъ покатился по небу, обѣщая свѣтлую ночь.

— Непріятель, — закричалъ сторожевой.

Лисицынъ взглянулъ чрезъ бойницу въ подзорную трубку. Въ дали, между деревьями, толпы китайцевъ осторожно двигались къ бухтѣ. Одни несли на носилкахъ раненныхъ, другіе тащили оружіе, сгибаясь подъ тяжелой ношей. Лисицынъ догадался, что непріятель, отчаявшись взять блокгаузъ, хотѣлъ оставить островъ, вѣроятно ожидая прибытія лодокъ. Онъ не объявилъ товарищамъ своихъ предположеній, чтобъ не сдѣлать ихъ самонадѣянными и безпечными.

— Нападенія на насъ теперь не будетъ, сказалъ онъ; китайцы хотятъ помочь лодкамъ высадиться въ бухтѣ и получить провіантъ, а можетъ быть и артиллерію. Намъ нужно не допустить до этого.

Опасаясь хитрости непріятеля, осторожный Лисицынъ не дозволилъ зажигать въ блокгаузѣ огонь и поставилъ часовыхъ у бойницъ каждой стѣны укрѣпленія, убѣждая всѣхъ быть на готовъ къ бою. Около полуночи, китайцы спустились изъ лѣса на отлогій берегъ бухты и въ то же время показались въ проливѣ четыре лодки. Лисицынъ спустился въ ровъ къ мортирѣ, Романъ сталъ у пушки, прочіе заняли мѣста у бойницъ.

— Стрѣляй! — скомандовалъ Лисицынъ.

Когда ядро взрыло воды залива, онъ выстрѣлилъ по людямъ расположившимся на берегу бухты. Каменный дождь произвелъ большое опустошеніе въ толпѣ. Многіе бросились бѣжать къ лѣсу, а нѣкоторые спрятались въ воду. Брошенные на берегу раненые огласили стонами окружность. Давши мортирѣ большій уголъ возвышенія, Лисицынъ обсыпалъ камнями лодки. Гребцы, поражаемые и навѣснымъ и прицѣльнымъ огнемъ, вынуждены были обратиться въ бѣгство.

Оставшіеся на берегу люди съ отчаяніемъ ломали руки, не зная что дѣлать. Сжалившись надъ ихъ положеніемъ, Лисицынъ прекратилъ стрѣльбу. Это успокоило бѣжавшихъ въ лѣсъ, которые возвратились къ раненымъ.

— Должно быть, Сѣргѣй Петровичъ, китайцы желаютъ убраться съ пріюта, — сказалъ Романъ, — не лучше ли отпустить ихъ на орѣховой; Василій починитъ цѣпь и мы опять запремъ проливъ.

— Нѣтъ, братецъ, ихъ нельзя такъ пускать; пусть заключатъ миръ, или хотя перемиріе и отдадутъ назадъ наши лодки.

Въ это время увидали китайца съ бѣлымъ флагомъ, робко идущаго къ укрѣпленію. Остановясь за рвомъ, онъ объяснилъ частію знаками, частію исковерканными русскими словами, перемѣшивая ихъ съ манджурскими, что у нихъ въ отрядѣ много больныхъ, рисъ сгорѣлъ, они болѣе сутокъ ничего не ѣли и всѣ умрутъ отъ голода, если духъ добра не вложитъ въ сердца русскихъ милосердія. Лисицынъ съ помощію Висилія отвѣчалъ, что онъ охотно дастъ имъ пищи и отпуститъ ихъ безъ вреда съ острова, если они поклянутся отдать назадъ захваченныя у русскихъ лодки и отплывутъ на свою родину, окончивши эту несправедливую войну. Парламентеръ обѣщалъ немедленно увѣдомить объ этомъ предложеніи главнаго начальника; а Лисицынъ съ тремя товарищами вынесъ на конецъ гласиса мѣшокъ сухарей, мѣшокъ сушенаго мяса и мѣшокъ пшеничной муки. Надобно было видѣть съ какой признательностію, подошедшіе еще двое китайцевъ взяли пишу и понесли къ своимъ родичамъ, съ которыми раздѣлили всю провизію по ровну. Сей часъ же были ими разложены огни и они начали печь изъ муки лѣпешки, а сухари съ мясомъ размачивать въ водѣ.

Утромъ китайскій главнокомандующій прислалъ двухъ мандариновъ для переговоровъ и возвратилъ лодки. Оба мандарина, Лисицынъ, Романъ и Василій важно усѣлись на медвѣжьихъ шкурахъ разостланныхъ у подошвы гласиса и заключили договоръ о мирѣ.

Статья 1-я. Китайцамъ дозволяется безпрепятственно возвратиться на родину съ тѣмъ, что они клятвенно обѣщаютъ не сражаться съ русскими одинъ годъ и одинъ день.

Статья 2-я. Всю артиллерію должны отдать русскимъ; лодки свои, переплывши озеро, должны потопить.

На выполненіе этихъ условій давалось два дня сроку. Эти два дня осажденные употребили на исправленіе блокгауза, а по ночамъ тайно привезли изъ кедровой долины стадо, лошадей и прочія вещи. По осмотрѣ фермы оказалось, что оба флигеля остались цѣлы, вѣроятно служа жилищемъ начальникамъ, а всѣ надворныя пристройки были сожжены.

Наступилъ день обратнаго отплытія китайцевъ. Лисицынъ, чувствуя себя сильно нездоровымъ, не могъ самъ отправиться съ товарищами и поручилъ начальство надъ отрядомъ Роману. Давши послѣднее наставленіе, онъ пошелъ въ блокгаузъ, какъ съ удивленіемъ замѣтилъ, что и Петруша садился въ лодку. Опасаясь, чтобъ онъ своею извѣстной трусостью не затруднилъ товарищей, Лисицынъ приказалъ ему остаться, но неотступныя просьбы мальчика и заступленіе Василія заставили его согласиться отпустить Петрушу въ эту безопасную экспедицію. Однако же онъ не могъ удержаться, чтобъ не сказать обрадованному мальчику:

— Не къ добру, когда заяцъ надѣваетъ волчью шкуру.

Ян-си стоялъ на берегу, когда товарищи его садились въ лодку. Лисицынъ, отдавъ ему приказанія о содержаніи на пастбищѣ скота поспѣшилъ уйти, онъ едва дотащился до укрѣпленія и съ большимъ трудомъ заперъ двери тяжелыми засовами. Онъ улегся подъ мѣховымъ одѣяломъ, желая пропотѣть, и наконецъ заснулъ. На другой день ему сдѣлалось легче, онъ напился чаю и снова постарался заснуть, въ ожиданіи возвращенія къ вечеру товарищей. Наступила ночь, а защитники пріюта не возвращались; Лисицынъ безпрестанно прислушивался, не стучитъ ли кто въ дверь блокгауза, но повсюду было тихо, какъ въ могилѣ, и грудь его невольно сжималась предчувствіемъ несчастія. Какъ только стало свѣтло, онъ навелъ зрительную трубу на Архипелажное озеро, напрасно вопрошая даль о судьбѣ своихъ сподвижниковъ. Его глазамъ представлялись только разбросанные острова, зеркальное озеро горѣвшее пурпуромъ зари, да стада гусей и утокъ, плавно двигавшіяся по тихимъ волнамъ.

Безпокойство Лисицына возрастало съ каждымъ часомъ. Онъ то досадовалъ на себя, зачѣмъ не поплылъ самъ съ товарищами, то утѣшался мыслію, что они замедлили по случаю мѣшкотнаго движенія китайцевъ, обремененныхъ ранеными. Когда же прошелъ и третій день ожиданія, тогда сомнѣнія Лисицына превратились въ увѣренность, что съ его товарищами случилось что нибудь худое. Онъ уже на столько оправился, что могъ вскинуть на плечо ружье и дойти до фермы. Прежде всего ему хотѣлось переговорить съ Ян-си, который могъ разсѣять его сомнѣнія какими-нибудь дѣльными замѣчаніями; но китайца на фермѣ не было; онъ пошелъ къ стаду, Ян-си и здѣсь не оказалось. Лисицынъ началъ громко призывать товарища, но ему отвѣчало только лѣсное эхо; китаецъ не являлся. Вмѣсто него прибѣжали тощія, голодныя собаки, которыя жалобнымъ лаемъ какъ бы просили пищи. Мысль, что Ян-си оставилъ пріютъ, поразила Лисицына; онъ дошелъ до бухточки поглядѣть тутъ ли маленькая лодочка, оставленная для его надобностей; лодочка оказалась на лицо. Лисицынъ снова началъ кликать Ян-си и снова безъ успѣха. Осматривая вторично ферму, онъ замѣтилъ, что скотъ нѣсколько дней не былъ загоняемъ въ свои помѣщенія, печь давно не топилась и коровы не выдоены. Это повело къ заключенію, что товарищи взяли его съ собою вмѣсто переводчика, и онъ вѣроятно предалъ ихъ въ надеждѣ заслужить прощеніе. Волнуемый такими мыслями, Лисицынъ накормилъ собакъ, выдоилъ коровъ, не имѣвшихъ телятъ и, запасшись съѣстными и боевыми предметами, рѣшился дожидаться утра на берегу бухточки, чтобъ съ разсвѣтомъ пуститься на поиски. Въ это время, одна изъ молодыхъ, очень рослыхъ, овчарокъ, Полканъ прибѣжалъ къ Лисицыну и осыпалъ его ласками. Эта собака особенно любила смѣлаго охотника, который обрадовался такому вѣрному другу и, накормивъ, уложилъ спать возлѣ себя. Самъ онъ спать не могъ: лишь только впадалъ въ забытье, какъ ему представлялись товарищи окровавленные и обезглавленные.

Будучи не въ состояніи болѣе выдерживать эту душевную пытку, Лисицынъ еще ночью бросился въ лодку вмѣстѣ съ вѣрнымъ Полканомъ, и, пользуясь свѣтомъ звѣздъ, поплылъ по хорошо извѣстнымъ ему озерамъ. Рано утромъ приплылъ онъ къ луговому острову, на которомъ не нашелъ никакихъ слѣдовъ, чтобы кто нибудь останавливался тамъ для отдыха. Передъ вечеромъ, одъ прибылъ къ китайскому причалу на озерѣ. Здѣсь Лисицынъ увидалъ всѣ Китайскія лодки затопленными близъ берега, что доказывало объ исполненіи китайцами договора. Лишившись сна отъ сильнаго волненія, смѣлый охотникъ рѣшился идти ночью къ Алмазной рѣкѣ. Скрывши лодку въ береговомъ кустарникѣ и подкрѣпясь немного пищею, онъ въ сопровожденіи вѣрной овчарки энергически зашагалъ по опушкѣ лѣса; но силы его изнуренныя болѣзнію и чрезмѣрнымъ волненіемъ не соотвѣтствовали душевной волѣ и онъ часто долженъ былъ ложиться на землю для краткаго отдыха; такимъ образомъ, къ разсвѣту онъ прошелъ только половину пути. Оставалось до рѣки нѣсколько верстъ, какъ на одномъ поворотѣ Полканъ остановился и съ яростію залаялъ. Лисицынъ, не забывая осторожности, заглянулъ въ кусты, гдѣ увидалъ брошенное тѣло мертваго китайца. Это обстоятельство доказывало особенную поспѣшность непріятеля при его отступленіи къ Алмазной рѣкѣ.

Теряясь въ догадкахъ, Лисицынъ пришелъ къ тому мѣсту, гдѣ обыкновенно причаливали китайскія джонки, но на берегу не было оставлено никакихъ вещей. Что же дѣлали его товарищи, допустившіе китайцевъ не исполнить договоръ? наконецъ, гдѣ они? Неужели Романъ и его товарищи были такъ неосторожны, что позволили захватить себя въ плѣнъ; или атакованные значительными силами они отступили въ лѣсъ, а когда непріятель нагрузилъ суда, отправились далѣе наблюдать его движенія? Вотъ вопросы, которые задавалъ себѣ Лисицынъ на берегу Алмазной рѣки. Чтобъ увѣриться въ послѣднемъ предположеніи, онъ тщательно осмотрѣлъ мѣстность, ближайшіе кустарники и лѣсъ; трава повсюду была свѣжа, на деревьяхъ не нашлось ни одного слѣда пуль, на землѣ нигдѣ пятна крови, или обломка оружія, словомъ ничего, что бы означало борьбу. И такъ товарищи его безъ боя дозволили китайцамъ забрать всѣ ихъ вещи, или по малодушію, или по недостатку опытности въ военномъ дѣлѣ. Обдумавши хорошенько послѣднее обстоятельство, онъ нашелъ, что его сподвижники поступили умно, судя по ихъ малочисленности и многолюдству китайцевъ. Стало быть они далеко выслѣживаютъ путь непріятеля и отъ того такъ долго не возвращаются.

Утѣшенный этой мыслью и желая быть замѣченнымъ товарищами, Лисицынъ развелъ большой огонь и началъ завтракать, не забывая награждать Полкана лакомыми подачками. Вдругъ глазамъ его представился шестъ, на которомъ висѣла крѣпко привязанная бумажка. Онъ удивился, какъ прежде его не замѣтилъ, и поспѣшилъ развернуть бумажку, на которой было нацарапано кусочкомъ свинца: «Любезный, дорогой мой баринъ, мы всѣ рѣшили идти на амуръ; дѣло опасное, но милостивъ Богъ! Я видѣлъ, вамъ прилюбился островъ, такъ живите на немъ съ Богомъ! Дойду до Нерчинска, выпрошу у начальства вамъ помощь; тогда можетъ и самъ приду повидаться. Простите меня Христа ради!» внизу подписано: Василій.

Окончивши чтеніе этой записки, Лисицынъ почувствовалъ нестерпимую боль въ сердцѣ, потомъ приливъ крови къ головѣ. Все вокругъ него завертѣлось въ какихъ-то кровавыхъ кругахъ, и наконецъ онъ безъ движенія повалился на траву.

ЧАСТЬ ІІІ.

Лисицынъ пришелъ въ чувство благодаря стараніямъ преданнаго Полкана, который съ жалобнымъ воемъ, то лизалъ лице его и руки, то тормошилъ его за платье, какъ бы стараясь разбудить отъ сна. Какъ ни горестно было пробужденіе бѣдняка, сопровождаемое сознаніемъ одиночества, но радость вѣрной собаки, выражаемая прыжками и веселымъ лаемъ заставила его убѣдиться, что если онъ оставленъ людьми, которымъ всѣмъ спасъ жизнь и съ которыми братски дѣлилъ и горе, и радость, и нужду и приволье, то, по крайней мѣрѣ, этотъ косматый другъ никогда ему не измѣнитъ и его не оставитъ.

Это печальное событіе сильно потрясло мужественнаго молодаго человѣка; онъ вновь почувствовалъ возвращеніе болѣзни. Медленно, съ передышками, съ поникшей головой онъ побрелъ домой, моля Бога не дать ему упасть духомъ въ его безотрадномъ одиночествѣ. Лисицынъ только къ ночи дошелъ до озера, гдѣ переночевалъ въ лодкѣ подъ охраненіемъ Полкана. Сонъ нѣсколько укрѣпилъ его силы. Отыскавъ большую лодку товарищей въ тростникахъ и привязавъ ее къ кормѣ своей лодочки, онъ поплылъ, съ трудомъ гребя веслами, и только къ ночи, совсѣмъ выбившись изъ силъ, достигъ до орѣховаго островка. На него напалъ невѣдомый до этого времени страхъ, такъ что онъ не рѣшился плыть ночью на пріютъ. Два раза Лисицынъ садился въ лодку съ намѣреніемъ отправиться въ блокгаузъ, и въ оба раза непреодолимый ужасъ принуждалъ его отказаться отъ своего намѣренія. Приписывая это сильному разстройству здоровья, бѣднякъ расположился ночевать на орѣховомъ островѣ. Здѣсь онъ проспалъ какъ убитый до восьми часовъ утра. Этотъ крѣпкій сонъ возвратилъ ему силы, а съ ними и бодрость духа. Великолѣпный солнечный день не мало способствовалъ этому.

Помолясь усердно Богу, Лисицынъ поплылъ на пріютъ. Здѣсь, на каждомъ шагу, все напоминало ему счастливые дни, проведенные съ добрымъ, честнымъ Василіемъ, къ которому онъ привязался сердцемъ; теперь же онъ совершенно одинокъ; во всей этой обширной пустынѣ онъ не услышитъ болѣе дружескаго голоса, не увидитъ человѣческаго лица. Не заходя въ блокгаузъ, онъ поспѣшилъ къ стаду, которое нашелъ хотя въ разбродѣ, но въ цѣлости, подъ охраненіемъ сильныхъ овчарокъ. Возвратясь къ укрѣпленію онъ крайне удивился, нашедши висячій замокъ на двери сломаннымъ. При взглядѣ на него множество мыслей затолпилось въ головѣ Лисицына: не китайцы ли овладѣли блокгаузомъ. Это легко могло случиться, они вѣроятно оставили часть людей въ лѣсу, чтобъ воспользоваться отсутствіемъ гарнизона, провожавшаго отступающій отрядъ. Кто знаетъ, можетъ быть товарищи его попались въ засаду и китайцы снова вернулись, чтобъ завладѣть пріютомъ. Не лучше ли ему скорѣе скрыться въ кедровой долинѣ и оттуда тайно высмотрѣть силы враговъ. Но какъ скрыться? Ежели китайцы на пріютѣ, то они за нимъ наблюдаютъ и завладѣютъ его лодкой прежде, чѣмъ онъ подойдетъ къ ней. Лучше всего попытаться овладѣть блокгаузомъ, если хватитъ на это его силъ; да, это будетъ лучше; смѣлымъ помогаетъ Богъ.

Взявши въ обѣ руки по пистолету и пустивши впередъ Полкана онъ вошелъ въ укрѣпленіе. Его удивленіе еще болѣе усилилось, когда онъ нашелъ зданіе пустымъ, а платье, оружіе и всѣ вещи разбросанными на полу. Чайный погребецъ былъ взломанъ и водка хранившаяся во флягахъ выпита; а въ сундукѣ съ китайскимъ серебромъ не оказалось пятидесяти слитковъ. Теперь стало ясно, что здѣсь былъ воръ, а не китайцы. Кто же могъ быть этотъ воръ? ужъ не Ян-си ли? онъ зналъ, что товарищи не возвращались и, воспользовавшись болѣзнью Лисицына, нарочно отъ него спрятался, выжидая благопріятнаго случая обокрасть его, когда же онъ увидѣлъ, что и Лисицынъ отплылъ къ Алмазной рѣкѣ, поспѣшилъ воспользоваться его отсутствіемъ. Размышленіе привело къ заключенію: ежели обокралъ его Ян-си, то онъ долженъ скрываться или на пріютѣ, или въ кедровой долинѣ, гдѣ его легко поймать и наказать; если же это кто нибудь другой, то долженъ теперь или плыть по озеру или гдѣ побудь причалить къ берегу. Въ слѣдствіе такой посылки, Лисицынъ поспѣшилъ на сторожевую скалу, съ которой въ зрительную трубку обозрѣлъ всю окрестность, но нигдѣ на поверхности воды не открылъ лодки. Вдругъ, на сѣверной сторонѣ, не вдалекѣ отъ глубокаго озера, онъ увидалъ поднимающуюся изъ лѣса струю чернаго дыма. Лисицынъ немедленно захотѣлъ узнать виновника этого обстоятельства. Вскочивъ съ Полканомъ въ лодку, онъ скоро доплылъ до сѣвернаго берега глубокаго озера. На песчаномъ берегу, охотникъ увидѣлъ отпечатокъ огромнаго сапога съ каблукомъ, подбитымъ грубыми гвоздями; а въ нѣсколькихъ шагахъ отъ этого мѣста опытный глазъ его примѣтилъ корму лодки, тщательно спрятанной въ кустахъ. Подкравшись осторожно, онъ нашелъ ее пустою; по устройству своему она была китайская, а сапоги подбитыя гвоздями изобличали русскаго. Еще задача для разрѣшенія; но, во всякомъ случаѣ, присутствіе лодки на берегу и свѣжіе слѣды доказывали, что неизвѣстный гость находится недалеко и дымъ, видѣнный со скалы, произведенъ имъ. Можетъ быть у огня находится похититель китайскаго серебра. Подозвавъ Полкана нѣсколько дрессированнаго и приказавъ ему искать, Лисицынъ пошелъ по тому направленію, гдѣ видѣлъ дымъ. Вскорѣ, свирѣпый лай овчарки увѣдомилъ его, что незнакомецъ найденъ.

Поспѣшивъ къ тому мѣсту, Лисицынъ увидѣлъ человѣка средняго роста, по видимому слабаго сложенія, звѣрской наружности, съ рыжими всклоченными волосами на головѣ и рѣдкой бородою. Онъ, лежа на землѣ, отмахивался топоромъ отъ непріязненнаго нападенія Полкана. Возлѣ него лежали ружье со штыкомъ и мѣшокъ съ украденнымъ серебромъ.

При взглядѣ на отвратительнаго вора, первое побужденіе Лисицына было кровожадное. Онъ прицѣлился, чтобъ застрѣлить негодяя, но христіанское чувство немедленно остановило его руку, готовую спустить курокъ.

— Али ты некрещенный, хочешь убить лежачаго съ изломанной рукой и ногой, дерзко прокричалъ незнакомецъ, продолжая отмахиваться отъ собаки.

Увѣрившись, что воръ дѣйствительно не можетъ встать, Лисицынъ опустилъ ружье, отозвалъ собаку и, приказавши бросить къ нему топоръ, подошелъ къ незнакомцу, изъ разсказа котораго узналъ, что имѣлъ дѣло съ каторжникомъ, бѣжавшимъ изъ тюрьмы. Негодяй укралъ солдатское ружье и, скитаясь по лѣсамъ какъ звѣрь, наконецъ вышелъ къ глубокому озеру, гдѣ видѣлъ, какъ китайцы удалились съ острова, сопровождаемые русскими и какъ Лисицынъ уплылъ за ними. Добравшись вплавь до ближайшаго островка, каторжникъ нашелъ тамъ забытую китайцами лодку и на ней приплылъ въ пріютъ; когда же увѣрился, что на островѣ никого нѣтъ, онъ обшарилъ флигель въ надеждѣ найти пищу; ничего тамъ не сыскавши, осмотрѣлъ блокгаузъ, гдѣ выпилъ водку найденную въ погребцѣ и похитилъ столько слитковъ серебра сколько могъ снести. Сегодня утромъ, замѣтивши двѣ лодки на орѣховомъ острову, онъ поспѣшилъ убраться на берегъ, съ намѣреніемъ вернуться ночью, перерѣзать всѣхъ обитателей пріюта и вступить во владѣніе островомъ. Когда каторжникъ увидѣлъ Лисицына, отыскивающаго его съ ружьемъ, онъ хотѣлъ спрятаться на деревѣ, оборвался и переломилъ правую руку и вивихнулъ лѣвую ногу. Негодяй разсказалъ все это съ отвратительными жестами и невозмутимымъ безстыдствомъ.

Отобравъ отъ каторжника, все чѣмъ бы онъ могъ нанести рану, Лисицынъ, по чувству состраданія, перевязалъ какъ умѣлъ его руку и ногу, и далъ ему ѣсть. Пока негодяй утолялъ свой голодъ, герой нашъ обдумывалъ, что съ нимъ дѣлать. Взять съ собою на островъ опасно, онъ можетъ найти случай убить его; оставить здѣсь въ такомъ беззащитномъ положеніи, значило отдать его на съѣденіе хищнымъ звѣрямъ. Къ счастію онъ вспомнилъ, что на противоположномъ берегу Алмазной рѣки, выше ея пороговъ, есть небольшая пещера съ узкимъ входомъ, которая легко можетъ быть превращена въ жилую комнату; онъ рѣшился тамъ помѣстить своего больнаго. Каторжникъ съ большимъ трудомъ доползъ до лодки и только съ помощью Лисицына могъ помѣститься въ ней. Когда кормчій направилъ ее въ сторону противоположную пріюту, бѣглый грубо спросомъ Лисицына.

— Отъ чего ты везешь меня не къ острову? Ужъ не хочешь ли утопить?

— Я могъ тебя убить, если бъ захотѣлъ, но я желаю чтобъ ты жилъ. Не везу тебя на мой островъ для твоей же безопасности. Мои товарищи за твои подлые поступки непремѣнно вздернуть тебя на осину.

— Я и забылъ что ты тутъ не одинъ, — сказалъ каторжникъ съ проклятіемъ.

Лисицынъ нарочно хранилъ молчаніе; онъ чувствовалъ сильное отвращеніе вести бесѣду съ такимъ гнуснымъ человѣкомъ. Приплывъ къ гроту уже вечеромъ, онъ приготовилъ для каторжника мягкую постель изъ моха, на которой уложилъ больнаго; онъ оставилъ ему всю бывшую съ нимъ провизію, его солдатское ружье на случай обороны, сосудъ съ водою, и отплылъ на пріютъ, обѣщавши черезъ день вернуться.

Лисицынъ былъ теперь увѣренъ въ своей безопасности отъ нападенія каторжника; ихъ раздѣляла широкая и быстрая рѣка, которую переплыть составляло большой трудъ даже для здороваго и опытнаго пловца. Въ этотъ день онъ сколотилъ изъ прочныхъ дубовыхъ досокъ массивную дверь и коробку для ея утвержденія въ отверзтіи грота; также вбилъ, гдѣ слѣдуетъ, желѣзныя петли и скобы для запиранія извнутри запоромъ. Сложивши въ лодку плотничью работу, большой запасъ разнообразной провизіи и одно охотничье ружье, онъ черезъ день явился къ Трифону, такъ звали каторжника, который вмѣсто благодарности встрѣтилъ его самой крупной бранью.

Лисицынъ попробовалъ укротить этого звѣря въ человѣческомъ образѣ смиреніемъ и словами религіи, но всѣ его попытки возбуждали въ каторжникѣ только гнѣвъ и вызывали его на неистовыя ругательства. Не желая раздражать больнаго, Лисицынъ оставилъ его въ покоѣ и принялся прилаживать дверь у входа въ пещеру, которая такимъ образомъ превратилась въ комнату. Оставивъ Трифону воды, провизіи и охотничье ружье, заряженное дробью, герой нашъ отобралъ у него солдатское ружье, очень опасное въ рукахъ злаго человѣка: онъ отправился на пріютъ, не рѣшась провести ночь возлѣ такого негодяя.

Цѣлыя шесть недѣль Лисицынъ навѣщалъ больнаго, оказывая ему возможныя попеченія и желая добрыми словами смягчить его сердце; но пороки такъ глубоко пустили корни въ сердцѣ этого злодѣя, что онъ, по мѣрѣ возвращенія своего здоровья, дѣлался свирѣпѣе и грубѣе. Во время этихъ посѣщеній, Лисицынъ сложилъ въ пещерѣ русскую кухонную печь, снабдилъ Трифона глиняной и деревянной посудой и достаточнымъ запасомъ дровъ. Эти поѣздки много отнимали у него времени отъ собственныхъ работъ. Впрочемъ, при неутомимой его дѣятельности, онъ успѣлъ посѣять яровые хлѣба. Озимые же, скошенные предъ нашествіемъ китайцевъ, снова пошли въ ростъ.

Трифонъ наконецъ выздоровѣлъ, но на правую ногу остался хромъ, а лѣвою рукою не могъ свободно владѣть. Какъ только онъ сдѣлался въ силахъ отправлять свои жизненныя потребности безъ посторонней помощи, Лисицынъ сталъ къ нему ѣздить только разъ въ недѣлю; когда же наступилъ покосъ, онъ цѣлый мѣсяцъ не могъ навѣстить каторжника. Это до того разсердило Трифона, что онъ встрѣтилъ Лисицына выстрѣломъ и только по чудесной защитѣ Промысла не убилъ его наповалъ. Лисицынъ не могъ воздержаться отъ гнѣва, онъ повергъ каторжника на землю однимъ ударомъ своего богатырскаго кулака, вырвалъ у него ружье и не возвращалъ болѣе. Послѣ этого случая, онъ навѣщалъ Трифона только разъ въ мѣсяцъ и всегда бралъ мѣры предосторожности: причаливая въ сторонѣ отъ пещеры, онъ складывалъ провизію на берегъ и крикомъ давалъ знать каторжнику, чтобъ забиралъ припасъ.

Однажды, предъ началомъ жатвы, Лисицынъ привезъ Трифону съѣстные припасы; на зовъ его Трифонъ не откликался. Предположивъ, что онъ заболѣлъ, Лисицынъ причалилъ къ гроту. Его предположенія подтвердились болѣзненными стонами раздававшимися въ пещерѣ. Молодой человѣкъ беззаботно отворилъ дверь, но въ тоже время получилъ ударъ въ голову дубиной, отъ котораго упалъ на землю. Трифонъ какъ звѣрь бросился на него съ кухоннымъ ножемъ: Лисицынъ сначала защищался болѣе по инстинкту самосохраненія, но постепенно приходя въ сознаніе и вмѣстѣ съ тѣмъ пріобрѣтая силы, онъ сбросилъ съ себя каторжника, наступилъ ногою на его грудь и отнялъ ножъ. Злодѣй яростно завылъ отъ злости и боли. Въ этой борьбѣ Лисицынъ получилъ три легкія раны: двѣ въ руку и одну въ бокъ, здѣсь ножъ дурно направленный только скользнулъ по ребрамъ. Отбросивъ негодяя въ уголъ съ такою силою, что Трифонъ въ свою очередь лишился сознанія, Лисицынъ бросился въ лодку, гдѣ наскоро перевязавши раны, отправился на пріютъ. Однако жъ, мысль, что можетъ быть онъ убилъ Трифона заставила его вернуться къ гроту. Каторжникъ все еще лежалъ безъ чувствъ, вѣроятно вслѣдствіе удара головою о стѣну; это подтверждала кровь, струившаяся изъ подъ волосъ. Осмотрѣвши рану, Лисицынъ удостовѣрился, что черепъ цѣлъ, а разсѣчена одна кожа; приложивъ къ ранѣ паутины, онъ остановилъ кровотеченіе; потомъ вспрыскиваніемъ холодною водою привелъ Трифона въ чувство.

— Страшно было умирать, — проговорилъ Трифонъ слабымъ голосомъ.

— Нужно раскаяться въ своихъ преступленіяхъ и жить какъ Богъ велитъ; тогда смерть не станетъ приводить тебя въ ужасъ.

— Будь ты проклятъ съ твоими рѣчами! — вскричалъ оправившійся каторжникъ, сопровождая слова свои ругательствами.

— Скажи мнѣ; за что ты меня ненавидишь? кромѣ добра ты отъ меня ничего не видѣлъ!

— Ненавижу за то, что ты держишь меня въ этой берлогѣ какъ лютаго звѣря; ненавижу за то, что ты отобралъ у меня все, чѣмъ бы я могъ убить тебя! Ненавижу за то, что ты сильнѣе меня, что ты богатъ и живешь въ довольствѣ, а я бѣденъ и какъ нищій питаюсь твоей подачкой; ненавижу за то, что ты здоровъ и красивъ, а я хилъ и калека, что ты господинъ, а я мужикъ, а пуще всего ненавижу за твою доброту, которая меня бѣситъ. Лучше бы ты пришибъ меня, и дѣлу конецъ.

— Послушай, Трифонъ, если ты исправишься, я даю слово взять тебя на островъ. Теперь ты знаешь, что улучшеніе твоей участи зависитъ отъ самаго тебя. Размысли объ этомъ хорошенько.

Лисицынъ вышелъ изъ грота и прыгнулъ въ лодку; Проклятіе и ругательства каторжника сопровождали его отплытіе. Во время пути герой нашъ долго разсуждалъ какъ бы сдѣлать ручнымъ остервенѣвшаго звѣря въ человѣческомъ образѣ. Взять его на пріютъ и содержать гдѣ-нибудь въ заперти, но этимъ можно еще болѣе ожесточить сердце; держать при скотномъ дворѣ, не пуская въ блокгаузъ, но онъ отъ этого также будетъ приходить въ ярость и между ними не возникнетъ хорошихъ отношеній, слѣдовательно не пріобрѣтется никакой пользы для его душевнаго исправленія? Дозволить жить съ собою, но кто поручится, что каторжникъ не лишитъ его жизни, при первомъ удобномъ случаѣ? А за что же онъ убьетъ меня? снова началъ размышлять Лисицынъ, если я отдамъ ему всѣ свои лучшія вещи, если сдѣлаюсь его чернорабочимъ товарищемъ, братомъ… фуй! быть братомъ каторжника, можетъ быть душегубца… дрожь пробѣжала по всѣмъ членамъ Лисицына при этой мысли. Чтоже въ этомъ гнуснаго нашелъ ты, шепнула ему совѣсть; самъ ты развѣ не былъ негодяемъ съ самой ранней твоей молодости; правда, ты никого не убивалъ ножомъ, но сколько погубилъ чистыхъ репутацій, сколько довелъ людей до нищеты и преждевременной смерти азартною картежною игрой? ты погибъ бы закоренѣлымъ грѣшникомъ, если бъ простыя слова Василія не пролили свѣта въ твою мрачную душу. Будь же для этого несчастнаго преступника тѣмъ, чѣмъ былъ для тебя Василій, вспомни, что самъ Господь не гнушался разбойниковъ, что онъ пришелъ на землю грѣшныхъ спасти а не праведныхъ! Искупи свое тяжелое прошлое христіанскимъ дѣломъ!

Подобныя размышленія не покидали Лисицына ни днемъ, ни ночью. Послѣ трехъ-дневной борьбы съ самимъ собою, онъ отправился къ Трифону съ твердою рѣшимостью предложить ему жить вмѣстѣ и пользоваться имуществомъ по его собственному желанію. Подплывъ къ рѣкѣ, Лисицынъ увидѣлъ на этомъ берегу мертвое тѣло, надъ которымъ съ пронзительнымъ крикомъ вились коршуны; по осмотрѣ оказалось, что это былъ трупъ Трифона. Вѣроятно онъ рѣшился переплыть рѣку, но, не совладѣвши съ быстрымъ теченіемъ, утонулъ и выброшенъ на берегъ прибоемъ волнъ. Лисицыну стало жаль негодяя; онъ вырылъ близъ берега глубокую яму, опустилъ съ молитвою тѣло и набросивъ холмъ, водрузилъ надъ нимъ деревянный крестъ, символъ спасенія.

Послѣ этого, не отвлекаемый ничѣмъ, одинокій пустынникъ занялся уборкою хлѣба и травныхъ сѣмянъ. Урожай былъ отличный, но на этотъ разъ онъ не радовалъ Лисицына, находившагося подъ грустнымъ впечатлѣніемъ недавно совершившагося происшествія.

Необходимо было подумать о зимовьѣ для домашнихъ животныхъ. Срубить по прежнему скотный дворъ, безъ помощи товарищей, онъ не имѣлъ возможности; но изобрѣтательный умъ Лисицына вывелъ его изъ затрудненія: онъ придумалъ устроить особаго рода сараи съ кровлей, безъ перекладинъ и переметовъ, очень удобныя для лошадей и скота. Начертивъ на землѣ бороздки, обозначающія направленіе стѣнъ постройки, онъ врывалъ въ землю прочные столбы, въ разстояніи двухъ сажень одинъ отъ другаго, промежутки между ними плотно забиралъ не толстыми бревнами на желаемую высоту; такимъ образомъ получались стѣны сарая, а для устройства крыши врывался рядъ столбовъ, посрединѣ широты сарая, желаемой высоты, съ развилками къ верху; въ этихъ развилкахъ укрѣплялись погонныя брусья (князь) и на нихъ накладывались стропилы такъ, что они верхнимъ концемъ, посредствомъ крюка, прикрѣплялись за князь, а нижнимъ покоились на стѣнѣ сарая; по этимъ стропиламъ клались продольныя слеги, которыя обрѣшечивались орѣшникомъ и покрывались перестоявшимся степнымъ сѣномъ. Эти помѣщенія оказались довольно теплыми.

Зима, проведенная въ одиночествѣ, показалась Лисицыну очень скучною, хотя онъ и старался развлекать себя чтеніемъ и постоянными трудами. Много было имъ сдѣлано разной посуды, въ изготовленіи которой онъ превзошелъ своихъ учителей, особенно въ изяществѣ формъ каждой вещи.

Всякій день Лисицынъ ходилъ на сторожевую скалу и осматривалъ въ телескопъ мѣстность, чтобъ не быть застигнутымъ въ расплохъ, или китайцами, или странствующими бродягами, въ родѣ Трифона.

Я давно не говорилъ вамъ, любезные читатели объ наружности моего героя. Онъ еще выросъ и возмужалъ; лице его, окаймленное темно-русыми бакенбардами и такой же бородой, сдѣлалось выразительнѣе и привлекательнѣе прежняго; поступь образовалась спокойная, благородная, осанка величественная и всѣ манеры ловкіе и изящные. Лѣсная жизнь не убила въ немъ аристократическихъ свойствъ, но отняла лишь одну женственность; за то спокойная совѣсть, чистый воздухъ, здоровая, простая пища и постоянный трудъ развили въ немъ, сверхъ необыкновеннаго роста, необычайную физическую и нравственную силу.

Лисицынъ часто вспоминалъ съ признательностію суроваго моряка и Василія, перваго осудившаго его на изгнаніе въ необитаемую пустыню и тѣмъ положившаго основаніе къ его исправленію, а послѣдняго какъ виновника его духовнаго перерожденія. Имена обоихъ благодѣтелей Лисицынъ записалъ въ своемъ молитвенникѣ, начертилъ на оконныхъ стеклахъ спальни, вырѣзалъ на колоннѣ солнечныхъ часовъ, чтобъ безпрестанно пробуждать воспоминаніе о дорогихъ ему личностяхъ.

Придумывая, какъ бы облегчить для себя полевыя работы, пустынникъ разсудилъ, что ему легче будетъ обработывать подъ посѣвы землю уже пахавшуюся, рыхлую, чѣмъ поднимать каждый разъ новь. поэтому онъ предположилъ изъ всей вспаханной земли вырѣзать параллелограммъ (правильный четвероугольникъ), который раздѣлилъ на пять полей. Въ первомъ полѣ по удобренію сѣять яровые хлѣба съ сѣмянами лучшихъ кормовыхъ травъ; во второмъ полѣ растить кормовыя травы на сѣно; въ третьемъ полѣ то же самое, въ четвертомъ — пастбище и паръ съ посѣвомъ осенью озимыхъ хлѣбовъ, въ пятомъ — озимые хлѣба. Мѣстность для плантаціи избрать ниже пруда, чтобъ имѣть возможность наводнять поля въ засуху.

Святая недѣля наступила вмѣстѣ съ весною. Лисицынъ встрѣтилъ праздникъ торжественно: зажегши предъ иконами восковыя свѣчи и освѣтивъ комнату, онъ въ самую полночь пропѣлъ «Христосъ воскресе!» и прочелъ всѣ молитвы, какія нашелъ въ молитвенникѣ. Утромъ онъ разговѣлся пасхой, куличемъ, яйцами и чаемъ съ густыми сливками. Послѣ продолжительнаго поста, соблюдавшагося со всею строгостію, скоромная пища показалась нашему пустыннику очень вкусною. Задавши кормъ скоту, онъ вошелъ на сторожевую скалу, съ вершины которой увидѣлъ полунагаго человѣка, разводившаго сильный огонь на южномъ берегу глубокаго озера, противъ самаго пріюта, съ котораго незнакомецъ не опускалъ глазъ, а иногда дѣлалъ жесты, какъ бы желая обратить на себя вниманіе.

Лисицынъ немедленно сошелъ къ бухтѣ и хорошо вооруженный вскочилъ въ лодку; сильные удары весломъ скоро домчали его до берега. Какъ только незнакомецъ увидалъ на озерѣ Лисицына — началъ дѣлать веселые прыжки и манить пловца къ себѣ. Когда Лисицынъ сталъ подплывать къ берегу, то услышалъ, что бѣднякъ кличетъ его по имени. Это удивило нашего героя, не примѣчавшаго въ оборванцѣ знакомаго лица. По вступленіи Лисицына на берегъ, незнакомецъ бросился цѣловать его руки, и смѣясь и плача въ одно время. Теперь только узналъ Лисицынъ своего бывшаго товарища, трудолюбиваго Ян-си; онъ взаимно очень обрадовался прибытію этого добряка. Китаецъ сильно исхудалъ, обросъ всклокоченными волосами и изорвалъ свое платье. Герой нашъ попросилъ его разсказать свои приключенія.

— Милостивый господинъ, когда твоя ушелъ на укрѣпленія, я стоялъ на берегъ, глядѣлъ, мои товарищи отваливалъ отъ берегъ. Николай сказалъ, нуженъ переводчикъ провожать земляковъ: Василій не хотѣлъ, говорилъ начальникъ боленъ, одному не хорошо быть на большой островъ; прочіе товарищи пересилили, схватилъ меня и втащилъ въ лодка; ни живъ, ни мертвъ сидѣлъ я, прячась за другими, все боялся узнаютъ, убьютъ Ян-си. Такъ мы плыли благополучно до причалъ. Земляки честно потопилъ лодка и пошелъ къ своимъ джонки, и мы пошелъ за ними. Тѣ земляки, что были на джонка не захотѣлъ исполнить договоръ и нагрузилъ всѣ свой вещи на суда. Василій хотѣлъ не позволить, но Романъ и прочій товарищъ заспорилъ, мы всѣ отошли въ лѣсъ, гдѣ сидѣли спрятавшись, пока моя землякъ поплылъ домой. Тутъ мы пришли на берегъ, стали обѣдать. Товарищи много словъ говорили, спорилъ и сердился; моя боялся драка; потомъ утихли; объявили мнѣ съ Петрушей, что на Амуръ идутъ, а тамъ на русскій городъ Нерчинъ; меня взяли въ проводникъ до великой рѣки, а оттуда отпустятъ на пріютъ. Петруша боялся и съ ними идти и на островъ бѣжать и пошелъ съ товарищи. Идемъ мы три дня въ слѣдъ за земляками, не спуская съ нихъ глазъ, но весь міръ знаетъ, господинъ, что китаецъ хитрѣе дракона: родичи мои насъ замѣтили, сосчитали сколько всѣхъ насъ и разставили западня. Идемъ мы берегомъ, видимъ, стоитъ въ кустахъ лодка безъ веселъ, мы обрадовался находкѣ, лодку поясами привязали къ ивѣ, сработали весла къ ночи и улеглись спать. Я побоялся дождя, залѣзъ въ частый кустарникъ; сплю крѣпко, вдругъ слышу страшный крикъ: то мои земляки бросились на сонныхъ русскихъ и начали ихъ вязать, Петруша съ испуга прыгнулъ въ рѣку, тамъ и утонулъ. Я проползъ подальше въ кустарникъ, но земляки сочли плѣнныхъ и начали искать меня; оставалось скорѣй бѣжать въ лѣсъ; я слышалъ какъ за мной гнались, слышалъ пули свистѣли мимо ушей; бѣжалъ шибко, не оглядываясь. Я боялся умереть въ пыткахъ и все бѣжалъ, бѣжалъ до тѣхъ поръ, пока замертво скатился на дно какого-то оврага. Очнувшись, я не зналъ куда идти, заплутался въ лѣсу. Осенью еще ничего бродить, можно; но зимой трудно: морозъ жегъ до костей, тѣло превращалъ въ камень. На мое счастье, я набрелъ на мертвый волкъ, содралъ съ него шкуру и прикрылъ себя, ѣлъ въ дорогѣ коренья, древесную кору и что попало. Нынче утромъ я очутился близъ озера, узналъ мѣсто и много благодарилъ Бога, потомъ скоро пришелъ сюда и разложилъ большой огонь, чтобъ господинъ меня, увидѣлъ.

Наружность китайца, жалкая до невозможности, подтверждала истину его разсказа. Лисицынъ обласкалъ его и привезъ на ферму, гдѣ накормилъ и одѣлъ въ хорошее платье. Собаки съ восторгомъ привѣтствовали Ян-си.

Въ послѣдній день праздника, Лисицынъ привелъ въ исполненіе планъ своего новаго сѣвооборота. Онъ разбилъ свою будущую плантацію на пять полей, по четыре десятины въ каждомъ. На другой же день приступилъ къ вывозкѣ навоза подъ яровой посѣвъ съ травами; запахавши навозъ, посѣялъ яровой хлѣбъ, а заборонивши сѣмяна высѣялъ на каждую десятину по пятидесяти фунтовъ травяныхъ сѣмянъ, которые и укаталъ легкимъ деревяннымъ каткомъ.

Стадо въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ чрезвычайно размножилось, особенно значительно увеличилось число овецъ, достигши въ это время до шести сотъ головъ. Положили доить только двухъ коровъ, а остальныхъ сосали телята до тѣхъ поръ, пока матери подпускали ихъ къ себѣ. Отъ этого скотъ сдѣлался ещё крупнѣе. Такое размноженіе скота, требовавшее большаго запаса корма, принудило Лисицына пользоваться имъ для стола. Урожай хлѣба въ этомъ году былъ необыкновенный, чему много способствовало наводненіе полей въ теченіи жаркаго лѣта.

Зима наступила ранняя и суровая, часто сопровождаемая необыкновенными мятелями и морозами, какихъ въ прежніе годы здѣсь не бывало. Обитатели пріюта не терпѣли отъ холода въ своемъ тепломъ помѣщеніи и не оставались праздными. Лисицынъ обучалъ понятливаго Ян-си по русски, а у него учился говорить но китайски; Ян-си по прежнему никуда не отлучался съ острова, а Лисицынъ по старой привычкѣ занимался въ свободное время охотой на краснаго звѣря. Такимъ образомъ жизнь его потекла обыкновеннымъ порядкомъ.

Однажды, Лисицынъ собрался въ дальній путь на лыжахъ; на этотъ разъ, какъ и всегда, онъ одѣлся очень тепло. Вотъ его костюмъ для отдаленныхъ зимнихъ экспедицій: сверхъ мѣховой обуви на немъ были надѣты панталоны изъ двойнаго мѣха — (бѣлка извнутри, выдра снаружи); теплая овчинная дубленка немного ниже колѣнъ и сверхъ нее свободное пальто изъ шкуры жеребенка, сшитое на манеръ неразрѣзной рубашки, съ небольшимъ отверзтіемъ для просовыванія головы; къ рукавамъ были пришиты теплыя рукавицы, а чтобъ дѣйствовать голыми руками, между рукавомъ и рукавицей, было оставлено небольшое отверзтіе, чрезъ которое рука выставлялась наружу въ случаѣ надобности. Это пальто надѣвалось мѣхомъ въ наружу и доходило до лодыжекъ ноги. Голову прикрывала мѣховая шапка изъ шкурки новорожденнаго барашка, подбитая извнутри мѣхомъ молоденькой бѣлки, съ широкими, крѣпко къ ней пришитыми лопастями и наплечниками, плотно пристегивавшимися къ пальто; лопасти обвертывались вокругъ шеи, потомъ на крестъ, на груди, и завязывались кожаными ремешками; спереди шапки было пришито забрало также мѣховое, приподнятое кверху въ видѣ щитка, которое, въ случаѣ холоднаго вѣтра, могло опускаться на лицо и сберегать его отъ отмороженія; для глазъ въ забралѣ были сдѣланы маленькія отверзтія. Словомъ, нарядъ этотъ совершенно обезпечивалъ охотника отъ морозовъ и вьюгъ. Широкій кожаный поясъ стягивалъ его талію; къ нему за желѣзное кольцо привязывались салазки съ провизіей и боевыми припасами. На поясѣ въ особыхъ влагалищахъ помѣщались пистолеты, большой охотничій ножъ и топоръ. Въ рукахъ онъ имѣлъ свое двухъ-ствольное ружье.

На этотъ разъ Лисицынъ взялъ Полкана, очень къ нему привыкшаго и отправился на западъ; этотъ край на дальнемъ разстояніи еще не былъ имъ изслѣдованъ. Онъ объявилъ Ян-си, что уходитъ въ лѣсъ на нѣсколько дней, почему просилъ быть осторожнымъ и бдительнымъ.

День былъ солнечный, морозный, снѣгъ ослѣпительно блестѣлъ милліонами алмазовъ и производилъ подъ лыжами звукъ чистый, какъ отъ санныхъ полозьевъ. Полканъ съ веселымъ лаемъ галопировалъ возлѣ своего господина. Такимъ образомъ Лисицынъ промчался болѣе двадцати верстъ. Онъ очутился въ обширной равнинѣ; слѣва тянулся дремучій лѣсъ, справа на горизонтѣ виднѣлись отроги горъ. Отдаленная гористая мѣстность представляла болѣе вѣроятія на добычу пушныхъ звѣрей; туда Лисицынъ направилъ бѣгъ свой. Отыскиваніе переправы черезъ рѣчку съ крутыми, обрывистыми берегами много отняло у него времени. Это непредвидѣнное обстоятельство принудило его ночевать на снѣжной равнинѣ, гдѣ, по недостатку лѣса, онъ не могъ устроить для ночлега шалаша. Нарубивши мелкаго кустарнику Лисицынъ развелъ огонь, согрѣлся горячей пищей и улегся спать на медвѣжьемъ одѣялѣ, положивъ возлѣ себя Полкана. Походная пища нашего охотника зимою, обыкновенно, состояла изъ замороженныхъ щей, которые стоило только разогрѣть въ мѣдномъ котелкѣ и изъ жаренаго замороженнаго мяса, небольшой кусокъ котораго, достаточный для утоленія голода вкладывался въ жестяную коробку вмѣстѣ съ кускомъ хлѣба, и эта пища зарывалась въ горячую золу, гдѣ согрѣваясь дѣлалась годною къ употребленію. Лисицынъ бралъ съ собою еще мѣдный чайникъ для кипяченія воды, чай, медъ и фляжку водки для экстренныхъ случаевъ. Водка захваченная на кораблѣ давно вышла, но Лисицынъ съ помощію перегоннаго куба, взятаго съ корабля, гналъ прекрасный спиртъ въ небольшомъ количествѣ; онъ самъ не пилъ постоянно водки и отъ товарищей хранилъ тайну производства своего, на которое смотрѣлъ, какъ на полезное лѣкарство.

Лисицынъ не помнитъ долго ли онъ спалъ, какъ рычаніе Полкана заставило его раскрыть глаза. Огонь костра почти потухъ, въ темнотѣ ничего невозможно было разсмотрѣть. Подбросивъ въ огонь охапку хворосту, онъ опять хотѣлъ заснуть, не обращая вниманія на жестокій морозъ и пронзительный сѣверный вѣтеръ, еще болѣе увеличивавшій холодъ; но Полканъ зарычалъ сильнѣе, потомъ ощетинился и залился лаемъ, оборотясь къ сторонѣ горъ. Лисицынъ, осмотрѣвъ ружье, сталъ пристально всматриваться въ темноту. Вскорѣ на снѣжной равнинѣ образовалось темное пятно, которое приближалось медленно къ огню; наконецъ, онъ различилъ силуэтъ человѣка, съ трудомъ ползущаго по снѣгу. Лисицынъ поспѣшилъ на встрѣчу къ незнакомцу, не забывая однако же мѣръ осторожности. Ползущій выбивался уже изъ послѣднихъ силъ и едва внятнымъ голосомъ призывалъ Лисицына на помощь. Лице его было молодо, блѣдно, не лишено пріятности; онъ былъ одѣтъ въ сибирскую малицу; за плечемъ у него висѣло двухъ-ствольное ружье превосходной работы, за поясомъ былъ воткнутъ кинжалъ въ дорогихъ ножнахъ.

— Вы нездоровы? — спросилъ Лисицынъ.

— Я умираю отъ голода, — отвѣчалъ незнакомецъ слабымъ голосомъ, съ едва замѣтнымъ иностраннымъ акцентомъ.

— Ободритесь, у меня есть пища.

Доведя незнакомца до костра, Лисицынъ далъ ему нѣсколько глотковъ водки и вынувъ изъ горячей золы жестянку съ жаренымъ мясомъ и хлѣбомъ, радушно предложилъ утолить голодъ.

— Вы очень добры, — сказалъ незнакомецъ; — по вашимъ манерамъ я вижу, что вы образованы; неужели и васъ несчастіе привело сюда?

— Да; а вы какъ сюда попали?

— Вы русскій…, если я скажу вамъ кто я, быть можетъ, вы лишите меня тогда вашей великодушной помощи. Скажите, могу ли я говорить съ вами откровенно?

— Вы человѣкъ и въ несчастіи; для меня ничего не нужно больше знать.

— Но я считаю обязанностію разсказать вамъ свою исторію въ нѣсколькихъ словахъ, чтобъ вы могли поступить со мною по вашимъ убѣжденіямъ. Я полякъ; фамилія моя графъ Т. Какъ политическій преступникъ, я былъ сосланъ на жительство въ Якутскъ и бѣжалъ. Теперь вы знаете все и можете предать меня.

— Вамъ нечего бояться, вы мой гость.

— Однако же коренная ненависть…

— Только не со стороны русскихъ, — перебилъ Лисицынъ; — когда соберетесь съ силами, я дамъ вамъ убѣжище на столько времени, сколько вы сами пожелаете жить подъ одной кровлей со мною. Я только попрошу васъ дать мнѣ честное слово, что вы не употребите вашу свободу для нанесенія вреда русскимъ.

— О, въ этомъ клянусь вамъ! Мнѣ хочется только пробраться въ Америку и тамъ въ безвѣстности окончить мои дни, не вмѣшиваясь болѣе въ политику, которая погубила мою жизнь и уничтожила состояніе.

— Вотъ это благоразумно; и такъ, вы принимаете мое приглашеніе погостить у меня?

— Съ величайшею благодарностію; Богъ да наградитъ васъ! Теперь, получивъ совершенно неожиданно помощь, я рѣшаюсь просить васъ, оказать такое же благодѣяніе и другимъ ближнимъ.

— Я васъ не понимаю, объяснитесь.

— По близости горъ, верстахъ въ пяти отсюда, я видѣлъ людей, умирающихъ отъ чрезмѣрной стужи и голода.

— Это ваши товарищи?

— Нѣтъ, я увѣренъ, это русскіе, заплутавшіеся охотники; ихъ было двое, они едва двигались; одинъ имѣлъ еще силы просить у меня хлѣба, но какъ я самъ умиралъ отъ голода, то поспѣшилъ удалиться, надѣясь сыскать пищу. Къ счастію я увидалъ свѣтъ вашего костра и имѣлъ еще силы доползти къ вамъ.

— Сколько прошло времени послѣ вашего свиданія съ ними?

— Полагаю не менѣе трехъ часовъ.

— Быть можетъ, я еще успѣю спасти ихъ.

Поручивъ графу поддерживать сильный огонь, чтобъ скорѣе можно было отыскать его, Лисицынъ съ быстротою помчался на лыжахъ по указанному направленію, захвативъ съ собою салазки съ провизіей и прочей поклажей. Обернувшись назадъ, онъ увидѣлъ графа молящагося на колѣняхъ, что дало объ немъ хорошее понятіе нашему герою. Менѣе чѣмъ въ часъ времени, Лисицынъ промчался до самыхъ горъ, никого не встрѣтивши на пути; потомъ началъ дѣлать круги въ стороны, приказывая собакѣ искать, но всѣ поиски оказались безъ успѣха. Въ головѣ Лисицына уже явилось сомнѣніе не былъ ли онъ обманутъ незнакомцемъ, какъ жалобный лай Полкана указалъ ему группу людей, употреблявшихъ послѣднія усилія чтобъ не дать заснуть другъ другу.

— Слава Богу! — сказалъ громко Лисицынъ, — наконецъ-то я васъ нашелъ!

— Слава Богу! — отвѣчали крестясь умирающіе.

— Ободритесь земляки, я накормлю и отогрѣю васъ.

Лисицынъ поспѣшилъ дать имъ по глотку водки и по небольшему куску хлѣба, превращеннаго въ камень морозомъ. Пока несчастные съ трудомъ его грызли, опытный охотникъ развелъ большой огонь, къ которому поспѣшили придвинуться заплутавшіеся путники.

— Отецъ нашъ, — сказалъ одинъ изъ нихъ, — вотъ за этимъ пригоркомъ должны находиться еще два наши товарища, если только не отдали Богу душу.

Лисицынъ немедленно отправился по указанію и вскорѣ нашелъ два тѣла; люди были еще живы, но находились въ отчаянномъ положеніи. Лисицынъ перенесъ умирающихъ къ огню. Одинъ изъ нихъ былъ бравый мущина, а другой — мальчикъ миловидной наружности. Товарищи съ усердіемъ подавали имъ помощь по указанію Лисицына, который, между тѣмъ, успѣлъ вскипятить снѣговой воды и заварить чай. Прежде всего умиравшимъ влили въ горло немного водки, потомъ дали размоченнаго въ горячей водѣ хлѣба, наконецъ, горячаго чаю, кружка съ которымъ ходила вокругъ всей честной компаніи, довольно многочисленной: кромѣ мальчика всѣхъ спасенныхъ отъ смерти было двадцать человѣкъ.

Когда путешественники пришли въ нормальное положеніе и не чувствовали болѣе мученій голода, то разсказали Лисицыну о своихъ несчастіяхъ. Всѣ они были военнаго званія, шли изъ Охотска въ Нерчинскъ съ проводниками тунгусами, но жестокая пурга отбила ихъ отъ каравана; проводникъ ихъ погибъ въ пути и они, наудачу, съ лишкомъ мѣсяцъ бродили по горамъ и лѣсамъ, пока зашли въ это мѣсто умирать отъ голода и холода. — Лисицынъ обѣщалъ помѣстить на пріютѣ всѣхъ, кто пожелаетъ раздѣлить съ нимъ труды и опасности пустынной жизни. Путешественники единогласно вызвались состоять подъ его начальствомъ и работать на острову до тѣхъ поръ, пока не представится возможность безопасно возвратиться на родину.

— Вы теперь готовы на все, друзья мои, — сказалъ Лисицынъ, — а когда соскучитесь въ пустынѣ, также меня оставите, какъ и прежніе мои товарищи и также, какъ они, погибнете отъ безпечности и самоувѣренности.

— Этого никогда не будетъ, отецъ нашъ! — вскричали служивые въ одинъ голосъ; мы здѣсь всѣ люди простые, привыкшіе повиноваться. Будь у насъ смышленый начальникъ — мы были бы въ Нерчинскѣ; какъ человѣку нельзя жить безъ головы, такъ и отряду солдатъ безъ начальника. Будь нашимъ командиромъ! ты всѣмъ спасъ жизнь, ты и сбережешь её, не допустишь насъ попасться въ плѣнъ къ поганымъ китайцамъ. Ежели ты отбивался, какъ разсказалъ намъ, отъ ихъ дружинъ съ малымъ народомъ, то съ нами, настоящими солдатами, отобьешься и подавно.

— Точно также спасъ я жизнь и прежнимъ моимъ товарищамъ, точно также и они обѣщали мнѣ повиноваться, и не пытаться безъ меня идти на родину, но не сдержали слова, а что хуже всего: — попались въ плѣнъ къ жестокимъ китайцамъ.

— Братцы, подымай руки! — закричалъ одинъ изъ служивыхъ, и повторяй мои слова!

Всѣ немедленно подняли руки и громко проговорили:

— Клянемся всемогущимъ Богомъ и спасеніемъ нашей души во всемъ повиноваться, по чистой совѣсти и по святой правдѣ, спасителю нашей жизни и стоять крѣпко за Русь православную.

— Теперь вѣришь ли намъ? — спросили присягнувшіе.

— Вѣрю, друзья мои, и отъ души благодарю! Я надѣюсь, что вы никогда не раскаятесь въ своемъ ко мнѣ довѣріи.

Обрадованная толпа прокричала троекратное ура!

Довольный пріобрѣтеніемъ вѣрныхъ товарищей, Лисицынъ оставилъ ихъ грѣться у огня и утолять свой голодъ и помчался къ графу Т. Онъ нашелъ его спящимъ. Услышавъ лай Полкана, бѣглецъ вскочилъ, схвативъ въ руки свое двухъ-ствольное ружье, съ намѣреніемъ выстрѣлить.

— Остановитесь графъ, — закричалъ Лисицынъ, — я вернулся къ вамъ съ предложеніемъ присоединиться къ товарищамъ, которыхъ, благодаря вамъ, мнѣ удалось спасти. Впрочемъ, если вы предпочитаете остаться здѣсь, или продолжать вашъ путь, — я не стѣсняю вашей воли.

— Я готовъ слѣдовать за вами, — отвѣчалъ графъ, медленно опуская ружье. — Но я боюсь, что вы вмѣстѣ съ нами подвергнетесь голоду въ этихъ негостепріимныхъ мѣстахъ, добавилъ онъ, сопровождая слова свои ласковой улыбкой.

— На этотъ счетъ не безпокойтесь; опытный охотникъ, съ хорошимъ ружьемъ, вездѣ найдетъ пищу.

Графъ пошелъ, поддерживаемый Лисицынымъ, и черезъ два часа былъ привѣтствованъ благодарностью солдатъ за посланную къ нимъ помощь. Трудно было рѣшить, что сконфузило графа: простыя слова солдатъ, или ихъ многочисленность; онъ ничего не нашелся отвѣчать имъ.

Отрядъ состоялъ, какъ было уже сказано, изъ двадцати человѣкъ и красиваго мальчика Владиміра, тринадцати лѣтъ. Въ томъ числѣ находились: горный служака Гедеонъ, дядя Владиміра, не получившій еще офицерскаго званія; два оружейныхъ мастера съ Ижевскаго завода съ двумя подмастерьями; два пушечныхъ литейщика съ тремя подмастерьями, присланные изъ Петербурга для обученія литью артиллерійскихъ орудій; одиннадцать служивыхъ казаковъ; между которыми Константинъ казался ловчѣе и смышленѣе другихъ. Владиміръ былъ круглый сирота; за отцемъ его, горнымъ инженеромъ была замужемъ любимая сестра Гедеона, на которой женился образованный человѣкъ, плѣнившись необыкновенною ея красотою и кротостью сердца. По смерти отца и матери, Гедеонъ взялъ племянника къ себѣ и любилъ его, какъ роднаго сына.

Когда наступилъ день, графъ, Володя и еще нѣсколько человѣкъ сознались, что они очень ослабѣли и не могутъ идти. Въ слѣдствіе этого обстоятельства, Лисицынъ предложилъ своему отряду дойти до горъ, гдѣ можно найти болѣе теплое убѣжище въ какой нибудь впадинѣ скалы или хотя въ лѣсу. Съ этимъ предложеніемъ всѣ охотно согласились; больные съ помощью здоровыхъ добрели до опушки лѣса, гдѣ Лисицынъ приказалъ построить шалаши, не отыскавши въ горахъ пещеры.

Оставивъ больныхъ подъ охраненіемъ здоровыхъ, Лисицынъ отправился на лыжахъ поохотиться, предоставивъ Полкана Володѣ, который успѣлъ подружиться съ овчаркой. Вскорѣ нашъ герой, къ радости всѣхъ товарищей притащилъ двухъ сайгъ и этимъ обезпечилъ продовольствіе отряда. По окончаніи обѣда, онъ пожелалъ осмотрѣть ближайшія горы; въ товарищи къ нему напросился Гедеонъ, искусный стрѣлокъ и охотникъ, которому графъ далъ на время свое ружье. Гедеонъ дѣйствительно оказался замѣчательнымъ стрѣлкомъ, милымъ и занимательнымъ собесѣдникомъ. Онъ хорошо зналъ формацію горныхъ породъ и мѣстонахожденіе рудъ; познанія свои онъ скоро оправдалъ на дѣлѣ, указавъ въ одномъ горномъ кряжѣ богатую жилу мѣдной руды. Охотники возвратились къ шалашамъ, обремененные разнаго рода вкусной дичью.

На другой день всѣ на столько оправились, что могли пуститься въ дорогу. Къ вечеру слѣдующаго дня, странники благополучно прибыли на пріютъ и размѣстились сообразно желанію каждаго. Графъ занялъ четвертое отдѣленіе флигеля. Гедеонъ съ Володей помѣстились вмѣстѣ съ Лисицынымъ, а прочіе размѣстились съ Ян-си.

Гедеонъ оказался честнымъ, трудолюбивымъ, хорошо учившимся и начитаннымъ геологомъ; онъ очень привязался къ Лисицыну и взаимно пріобрѣлъ его расположеніе. Они всегда вмѣстѣ отправлялись на охоту и, перенося опасности и лишенія суровой жизни, все болѣе сближались. Лисицынъ также всѣмъ сердцемъ полюбилъ добраго, понятливаго Володю; онъ прилежно занялся его образованіемъ, училъ его математикѣ, языкамъ и рисованью; исторію передавалъ въ любопытныхъ разсказахъ, а закону Божію, ребенокъ научался изъ ежедневнаго чтенія Евангелія, способности у Володи были счастливыя, учить его составляло для Лисицына удовольствіе, а не тягость. Лисицынъ не разъ сознавался Гедеону, что мальчикъ доставляетъ ему истинное утѣшеніе. Ученикъ чувствовалъ признательность къ своему учителю; онъ полюбилъ его не менѣе своего дяди и огорчить чѣмъ нибудь наставника счелъ бы для себя большимъ несчастіемъ.

Прочіе товарищи также полюбили своего избавителя, старались ему угождать и, скучая бездѣйствіемъ, просили работы. Съ однимъ графомъ герой нашъ не могъ сойтись на дружескую ногу, не смотря на всѣ старанія дѣлать ему пріятное. Графъ всегда былъ вѣжливъ, разсыпался въ благодарностяхъ, бранилъ безпощадно поляковъ, превозносилъ до небесъ русскихъ, скучалъ безъ дѣла, скучалъ и за дѣломъ, словомъ, Лисицынъ не могъ понять его и оставилъ въ покоѣ.

Литейщики и оружейники, съ разрѣшенія Лисицына, привезли на пріютъ желѣзной и мѣдной руды и устроили въ особомъ сараѣ небольшую мастерскую, въ которой отливали необходимыя для хозяйства металлическія вещи и посуду, а также передѣлывали китайское огнестрѣльное и холодное оружіе на русскій манеръ. Для отраженія китайцевъ, въ случаѣ ихъ нападенія на пріютъ, имѣлось всего три годныхъ ружья, поэтому передѣлка оружія была необходима. Искусство мастеровъ и ихъ трудолюбіе превзошло ожиданіе Лисицына: скоро весь гарнизонъ былъ снабженъ двойнымъ количествомъ годныхъ ружей, сабель, длинныхъ ножей и пикъ.

Графъ часто спрашивалъ, для чего столько заготовляется огнестрѣльнаго оружія и допытывался у Лисицына, не имѣетъ ли онъ порученія отъ правительства укрѣпиться въ этомъ краѣ, до прихода войскъ назначенныхъ отнять у китайцевъ приамурскій край. Когда Лисицынъ увѣрялъ его, что пользуется только случаемъ привести себя въ возможность отразить китайцевъ, въ случаѣ ихъ нападенія, графъ сомнительно качалъ головою и двусмысленно улыбался. Такъ прошла зима.

По окончаніи праздника святой недѣли, литейщики и оружейники продолжали свои занятія, а остальные обитатели пріюта усердно принялись за полевыя работы, которыя были окончены скоро, по многолюдству работниковъ, не смотря на значительное увеличеніе посѣва хлѣбовъ и овощей.

Лисицынъ замѣтилъ, что послѣ этого праздника, графъ сдѣлался еще задумчивѣе, не принимая участія въ общихъ работахъ, а больше предаваясь уединеннымъ прогулкамъ по острову. Герой нашъ не разъ спрашивалъ его о причинѣ печали, но графъ каждый разъ ссылался на хандру.

Однажды кто-то изъ работниковъ подалъ Лисицыну письмо, спрашивая, не онъ ли обронилъ его близъ фермы. Развернувъ большой листъ почтовой бумаги, мелко исписанный по французски, Лисицынъ опять хотѣлъ сложить его, чтобъ передать графу, такъ какъ почеркъ былъ его, но слова написанныя на первой строчкѣ: «Ясновельможный графъ Генрихъ!» заставили взглянуть на подпись; внизу было написано: «вашей ясновельможности нижайшій слуга Игнатій Крысинскій». Въ припискѣ было сказано: письмо это пишу съ китайскаго озернаго острова, занятаго русскими (эти проклятые москали вездѣ запускаютъ свои лапы), но откуда и какъ его отправлю къ вамъ еще и самъ не знаю.

Этихъ свѣдѣній было достаточно, чтобъ убѣдиться, что Крысинскій ложно назвался графомъ Т… и ненавидитъ русскихъ. Лисицынъ призналъ необходимымъ прочесть письмо. Пропуская все лично касающееся графа Генриха, онъ прочелъ слѣдующее:

… «долго блуждалъ я по снѣжной пустынѣ, не находя ничего для утоленія голода; обезпеченный отъ мороза моимъ теплымъ платьемъ, я умиралъ отъ неимѣнія пищи. Почти стемнѣло, когда я встрѣтилъ двухъ русскихъ, почти замерзшихъ и также какъ я голодныхъ; первымъ побужденіемъ было застрѣлить москалей, но въ то же время я размыслилъ, что они и безъ того умрутъ въ мученіяхъ голода, за чѣмъ же я окажу имъ благодѣяніе, избавивъ ихъ отъ тяжкихъ страданій. Я не далъ имъ отвѣта и сохраняя еще достаточно силъ поспѣшно удалился отъ несчастныхъ, изъ которыхъ одинъ былъ мальчикъ необыкновенной красоты. Между тѣмъ въ моемъ желудкѣ начали дѣлаться мучительныя схватки, я едва шелъ по безграничной пустынѣ; наступила темная ночь… я то падалъ, то вставалъ. Вдругъ яркій свѣтъ вдали достигъ до моего потухающаго зрѣнія; я понялъ, что это или жилище туземца, или гостепріимный огонь охотника и поспѣшилъ къ нему; но силы измѣняли мнѣ все больше и больше; я ползъ какъ змѣя по замерзшему снѣгу и наконецъ былъ замѣченъ. Человѣкъ спасшій мнѣ жизнь оказался русскій, и я не могъ быть ему благодарнымъ, я его ненавидѣлъ какъ заклятаго врага моей отчизны. Умасливъ его ласковыми словами, на что мы поляки большіе мастера, и пробудивъ въ немъ рыцарскія чувства великодушія, глупый порокъ образованныхъ москалей (мой спаситель былъ дворянинъ), я постарался войти къ нему въ довѣріе и возбудить въ немъ жалость. Во время нашей бесѣды мнѣ не разъ хотѣлось вонзить кинжалъ въ его сердце, но я былъ удерживаемъ его колоссальнымъ ростомъ, атлетическимъ сложеніемъ и огромной косматой овчаркой, не сводившей съ меня своихъ свирѣпыхъ глазъ. Наконецъ мнѣ пришла въ голову прекрасная мысль, удалить его для отысканія замерзшихъ русскихъ, предполагая въ его отсутствіе завладѣть провизіей. Москаль тотчасъ попалъ на удочку; какъ рыцарь, покровитель несчастныхъ (это самая слабая струна московитскаго дворянства, которою мы поляки всегда умѣли пользоваться), онъ сломя шею бросился на лыжахъ по указанному пути, но только и салазки съ припасами захватилъ съ собою, разумѣется для того, чтобъ совать пищу въ голодные рты умирающихъ русскихъ. Я внутренно послалъ ему въ слѣдъ проклятіе, а чтобъ лучше обмануть его сталъ на колѣни и притворился усердно молящимся. Чрезъ нѣсколько часовъ мой избавитель вернулся и принесъ извѣстіе, что онъ спасъ жизнь не двумъ, но цѣлой толпѣ русскихъ. Я вторично проклялъ его, а также проклялъ и мою мысль послать его отыскивать погибающихъ. Если бъ я прожилъ въ его жилищѣ съ нимъ вдвоемъ, или втроемъ, то нашелъ бы случай истребить обоихъ, а теперь это невозможно: спасенныхъ оказалось болѣе двадцати человѣкъ, а со мною къ несчастію нѣтъ яда».

«Жилище Лисицына (фамилія моего спасителя) находится на озерномъ островѣ; оно состоитъ изъ превосходной фермы прочно и красиво устроенной въ нижней части острова. Скотъ здѣсь такой, какого я еще и не видывалъ, а хлѣба и травы родятся удивительно».

«Вскорѣ я замѣтилъ, что спасенные люди были литейщики и оружейники, вѣроятно нарочно присланные сюда съ работниками, по распоряженію русскаго правительства. Это предположеніе скоро оправдалось на дѣлѣ: они изготовили много ружей и, вѣроятно, тайно отъ меня отлили изъ меди нѣсколько орудій. О, какъ я проклинаю себя за то, что указалъ Лисицыну погибающій русскій отрядъ. Но еще не все потеряно, я постараюсь поправить мою ошибку. Вы знаете, ясновельможный пане, что я очень способенъ на выдумки, особенно если нужно насолить москалямъ».

Прочитавши это письмо, раскрывшее всю гнусность характера и поступковъ Крысинскаго, Лисицынъ не могъ удержаться отъ справедливаго негодованія; онъ тотчасъ же вошелъ въ комнату вѣроломнаго гостя, собралъ все его бумаги и прочелъ ихъ. Оказалось, что графъ Т. за бунтъ противъ правительства былъ сосланъ въ Якутскъ, откуда желалъ убѣжать, но и при большихъ денежныхъ средствахъ своихъ не могъ этого сдѣлать. Совоспитанникъ его Крысинскій, сынъ инструментальнаго мастера, также участвовавшій въ заговорѣ, по особенному ходатайству, былъ сосланъ въ одно мѣсто съ графомъ. Будучи молодъ, хорошо образованъ и хитеръ, онъ бѣжалъ, воспользовавшись своимъ ничтожествомъ въ мнѣніи губернскихъ властей, съ намѣреніемъ пробраться въ Америку и нанять тамъ корабль для принятія графа, въ случаѣ его побѣга изъ Якутска. Крысинскій былъ снабженъ переводными бумагами на главные банкирскіе дома Перу и Чили.

Углубившись въ чтеніе этой переписки, Лисицынъ не слышалъ, какъ Крысинскій подошелъ къ растворенной двери. Звукъ разбитаго пистона заставилъ его оглянуться и къ счастію вовремя для него, потому что успѣлъ отстранить рукою наведенное въ его голову дуло ружья, отчего пуля, пролетѣвъ мимо, ударилась въ стѣну. Крысинскій, зная богатырскую силу противника, въ то же мгновеніе бросилъ въ его голову свое ружье съ такою силою, что Лисицынъ зашатался; вѣроломный же самозванецъ поспѣшилъ запереть дверь снаружи и спасся бѣгствомъ.

Оправившись отъ полученнаго удара, Лисицынъ бросился къ двери, но она сопротивлялась всѣмъ его усиліямъ; наконецъ, выломавъ окно, онъ спустился на дворъ фермы. Случилось такъ, что по близости никого не было и никто не слыхалъ выстрѣла; даже Полканъ ушелъ съ Володей. Лисицынъ успѣлъ обыскать ферму, когда пришедшій Гедеонъ сказалъ ему, что видѣлъ поляка съ одноствольнымъ ружьемъ, вѣроятно захваченнымъ въ кухнѣ и съ кинжаломъ за поясомъ, поспѣшно идущаго къ пристани. Друзья бросились къ бухтѣ, въ полной надеждѣ захватить негодяя, потому что тамъ находилось двѣ лодки. Прибѣжавши къ причалу, они увидали Крысинскаго плывущаго около орѣховаго острова; другая лодка была привязана къ кормѣ.

— Улизнулъ проклятый! — вскричалъ Гедеонъ; — какая досада, что такое вѣроломство останется безъ наказанія.

— Нѣтъ, оно будетъ наказано; я увѣренъ, что поймаю его.

— Признаюсь, я не вижу никакой возможности схватить бѣглеца.

— Самъ Богъ вразумитъ меня и поможетъ. Онъ не попуститъ вѣроломному измѣннику скрыться отъ заслуженнаго наказанія. Прошу васъ, прикажите скорѣе принести сюда челнокъ съ двумя веслами съ нашего пруда, а Константинъ пусть выберетъ изъ табуна пару лошадей самыхъ рѣзвыхъ и приведетъ ихъ къ бухтѣ, да чтобъ захватилъ съ собой хорошее ружье и добрый ножъ. Я останусь здѣсь наблюдать за движеніями Крысинскаго. Не забудьте прислать мою двухстволку, сумку съ порохомъ и пулями и топоръ.

— На исполненіе этихъ порученій потребуется не менѣе часа времени, и бѣглецъ успѣетъ уйти такъ далеко, что ваши труды окажутся безполезными.

— Другъ мой, умоляю васъ, поспѣшите доставить мнѣ челнокъ, Константина и назначенныя мною вещи, и я вамъ ручаюсь, что вѣроломный полякъ будетъ въ моихъ рукахъ, если только не встрѣтится особенныхъ обстоятельствъ.

Гедеонъ побѣжалъ исполнить просьбу друга, не раздѣляя его надеждъ, а Лисицынъ при помощи зрительной трубки началъ наблюдать съ вершины дерева за движеніемъ ложнаго графа. Какъ ожидалъ онъ, такъ и случилось: Крысинскій, не зная дороги къ Алмазной рѣкѣ и никогда не плававши по Архипелажному озеру принялъ влѣво, на сѣверо востокъ, чрезъ что долженъ былъ много потерять времени, прежде чѣмъ найдетъ надлежащій путь, о которомъ зналъ только по разсказамъ самого Лисицына. Когда была принесена маленькая лодка, явился и Константинъ съ двумя осѣдланными лошадьми, въ сопровожденіи Гедеона принесшаго оружіе и воинскіе и съѣстные припасы въ достаточномъ количествѣ.

— Другъ мой, — сказалъ Лисицынъ Гедеону, — соображаясь съ движеніемъ бѣглеца, я измѣнилъ планъ преслѣдованія: Константинъ сядетъ со мною въ лодку, а вы прикажите тремъ расторопнымъ казакамъ переѣхать на баркѣ, съ заводными лошадьми, на южный берегъ озера и дожидаться меня у китайскаго причала, да внушите имъ, чтобъ они поочередно караулили берегъ, спрятавшись въ лѣсу, и если Крысинскому удастся убѣжать отъ меня на южный берегъ озера, чтобъ поймали его и представили къ вамъ.

— Все будетъ въ точности исполнено, да поможетъ вамъ Богъ!

— Только бы увидать полячка, Гедеонъ Павловичъ, а то ужъ не уйдетъ онъ! — самонадѣянно сказалъ Константинъ, садясь въ лодку.

Герои наши поплыли по кратчайшему направленію въ проливъ, соединяющій глубокое озеро съ Архипелажнымъ, предположивъ держаться мимо правой стороны скалистаго острова, къ каменной грядѣ, чтобъ такимъ образомъ отрѣзать Крысинскому дорогу къ Амуру. Лисицынъ управлялъ весломъ спокойно; Константинъ торопливо гребъ изъ всѣхъ силъ.

— Незачѣмъ такъ спѣшить, Константинъ, — ласково сказалъ Лисицынъ, — гребя такимъ образомъ, ты скоро потеряешь силы, а намъ нужно сберегать ихъ.

— Полякъ почитай на два часа впереди насъ, Сергѣй Петровичъ, такъ надо наверстать это время, не то уйдетъ проклятый.

— Нужно беречь силы, повторяю я, а птица отъ насъ не улетитъ; ты сейчасъ самъ поймешь это. Видишь ли: мы умѣемъ грести и управлять лодкой, а Крысинскій не умѣетъ; я знаю всѣ острова Архипелага, какъ свои пять пальцевъ, а онъ не знаетъ; у него за кормой привязана другая лодка, что сильно замедляетъ ходъ, а у насъ легкій челнокъ, который мчится какъ стрѣла; съ нимъ нѣтъ куска хлѣба, чѣмъ бы онъ могъ подкрѣпить свои силы, тогда какъ у насъ обильный запасъ съѣстнаго; наконецъ онъ гребетъ одинъ, а насъ двое, стало быть на нашей сторонѣ столько выгодъ, что мы непремѣнно должны нагнать бѣглеца.

— А какъ онъ спрячется на островахъ? тогда съ нимъ ничего не подѣлаешь, Сергѣй Петровичъ!

— Отъ меня не спрячется, да и у тебя глаза не бабьи.

— Казацкіе глаза и ночью видятъ, — самодовольно отвѣчалъ Константинъ.

— Теперь ты понялъ, что намъ нужно беречь силы для продолжительныхъ поисковъ и зорко всматриваться въ предметы. Держи правѣй отъ острова, тутъ есть подводная скала.

Преслѣдователи проплыли проливъ и вступили въ Архипелажное озеро безъ всякихъ приключеній. Вдругъ Константинъ вскрикнулъ отъ радости.

— Сергѣй Петровичъ, мы нагнали полячка, вонъ онъ плыветъ къ скалистому острову.

— Это пустая лодка, отвѣчалъ Лисицынъ, взглянувъ въ подзорную трубу; хитрецъ увидалъ погоню и нарочно пустилъ ее по вѣтру къ малому мысу, чтобъ мы погнались за нимъ вправо, тогда какъ онъ бросился влѣво. Уменъ негодяй, но я много выслѣживалъ лисицъ похитрѣе этого молодца, и онъ своей штукой меня не обманетъ. Поворачивай братецъ на лѣво, въ эту группу малыхъ лѣсистыхъ островковъ, я увѣренъ, что мы найдемъ Крысинскаго тутъ.

— Позвольте, Сергѣй Петровичъ, объяснить вамъ мою догадку.

— Сдѣлай милость, говори.

— Я полагаю такъ, что полячекъ поплылъ настоящей дорогой къ китайскому причалу, а лодку бросилъ, чтобъ не мѣшала ему скорѣй плыть.

— Я вижу, что ты братецъ еще новичокъ въ дѣлахъ подобнаго рода. Если бъ лодка мѣшала бѣглецу плыть, онъ долженъ былъ ее потопить, а не отдавать въ наши руки. Крысинскій разсчитывалъ на русскую простоту, да ошибся въ расчетѣ.

— Въ самомъ дѣлѣ такъ; а я дался бы въ обманъ. Экой мошенникъ, какъ умѣетъ морочить простыхъ людей. За то въ другой разъ не проведетъ. Не даромъ я слыхалъ, что всѣ поляки хитры.

— Ну не очень; посмотримъ какъ этотъ отхитрится. Однако жъ перестанемъ разговаривать, чтобъ не спугнуть дичь. Если что увидишь или услышишь, передай мнѣ шопотомъ или знакомъ.

Пловцы вскорѣ вступили въ лабиринтъ дубовыхъ острововъ. Покрытые частыми деревьями и кустами, они давали бѣглецу полную возможность спрятаться, а многочисленность этихъ крошечныхъ островковъ, раздѣленныхъ такими узкими проливами, что чрезъ нѣкоторые легко было перескочить, затрудняла преслѣдованіе. Лисицыну нужно было сперва увѣриться, здѣсь ли Крысинскій, чтобъ приступить къ серьезнымъ поискамъ, иначе онъ понапрасну потерялъ бы время въ безполезномъ осмотрѣ острововъ. Проплывши по нѣсколькимъ проливамъ, Лисицынъ не нашелъ лодки. Это заставило предположить, что Крысинскій продолжаетъ путь далѣе, но куда? къ соловьинымъ или березовымъ островамъ? Вдругъ онъ увидалъ весло плававшее въ проливѣ и примѣтилъ мѣсто въ обрывистомъ берегу островка, на которомъ отпечатался рубецъ сдѣланный весломъ, вѣроятно во время отталкиванія лодки отъ обрыва; углубленіе въ землѣ было свѣжее и это доказывало, что бѣглецъ скрывается на дубовыхъ островахъ.

— Послушай, Константинъ, — шепнулъ ему Лисицынъ; — теперь я увѣренъ, что Крысинскій здѣсь. Чтобъ поймать его, надобно отрѣзать ему путь къ побѣгу на сосѣднюю группу острововъ. Для этого ты долженъ плавать по южной сторонѣ дубовыхъ островковъ и зорко наблюдать, чтобъ измѣнникъ не успѣлъ убѣжать на соловьиные или на березовые острова; я же пойду выслѣживать лисицу по пятамъ.

— Будьте благонадежны, Сергѣй Петровичъ, я не выпущу изъ рукъ полячка, только бы увидать его.

Лисицынъ вскочилъ на берегъ, а Константинъ поплылъ по указанному направленію. День былъ пасмурный и заката солнца не было видно. Судя по часамъ, Лисицынъ заключилъ, что скоро начнетъ смеркаться, поэтому удвоилъ вниманіе и поспѣшалъ дѣлать осмотръ. Добравшись до самаго большаго острова этой группы, который въ одномъ мѣстѣ былъ влаженъ, Лисицынъ увидалъ нѣсколько слѣдовъ Крысинскаго по направленію къ сторонѣ пріюта. Пространство сырой лощины было узкое и ограничивалось съ обоихъ сторонъ твердымъ грунтомъ, на которомъ не отпечатывались слѣды. Лисицынъ остановился для соображенія: куда идти, впередъ или назадъ? Онъ хотѣлъ уже повернуть назадъ, но вглядѣвшись попристальнѣе въ слѣдъ засмѣялся тихимъ смѣхомъ: слѣды были такъ глубоки, что явно указывали на желаніе сдѣлать ихъ болѣе замѣтными: «перехитрилъ, почтеннѣйшій» подумалъ Лисицынъ; «еслибъ слѣды были натуральные, я непремѣнно былъ бы обманутъ; теперь же вижу ясно, что нужно идти впередъ». Герой нашъ сталъ осторожно подвигаться, всматриваясь на право и на лѣво… вдругъ онъ услышалъ выстрѣлъ и въ слѣдъ за тѣмъ русскую крупную брань. Побѣжавши на звукъ и достигнувъ берега острова, Лисицынъ съ досадою увидѣлъ Крысинскаго, гребущаго изо всѣхъ силъ къ березовымъ островамъ, а Константина тщетно отливавшаго воду изъ лодочки, пробитой двойнымъ зарядомъ противника. Лисицынъ, раздѣвшись, пошелъ по горло въ водѣ на помощь къ товарищу. Вдвоемъ они принесли челнокъ на берегъ, но къ несчастію для его починки они не имѣли матерьяловъ.

— Какъ же ты оплошалъ, братецъ, что позволилъ почти въ упоръ выстрѣлить въ лодочку, — сказалъ съ досадою Лисицынъ.

— Это должно быть чортъ, а не человѣкъ, Сергѣй Петровичъ; я примѣтилъ, что онъ притаивается за мыскомъ въ своей лодкѣ и поплылъ къ нему съ ружьемъ на готовѣ. Полячекъ струхнулъ должно быть и скрестилъ руки въ знакъ пардона; я къ нему поближе, думаю сдается бѣсовъ сынъ, дай-ка прикручу покрѣпче руки за спину, да и сталъ веревку доставать…, какъ онъ въ это время чебурахнетъ изъ своего ружья…; я хотѣлъ было свиснуть на отмѣстку изъ своего, да началъ тонуть, не до того было.

— Теперь ты видишь, что полякъ тебя провелъ; онъ мѣтилъ въ тебя, но къ счастію попалъ въ лодочку. Слава Богу, что ты живъ и невредимъ. Теперь, братецъ, заруби на памяти вотъ что: будь остороженъ, когда имѣешь дѣло съ врагомъ, слабъ онъ или силенъ, старикъ или юноша; вѣдь хорекъ крошечный звѣрь, а больно кусается.

— Вѣкъ буду объ этомъ помнить, — отвѣчалъ Константинъ, краснѣя.

— Знаешь ли, братецъ, что благодаря этому несчастному обстоятельству, мы теперь арестованы здѣсь по крайнѣй мѣрѣ на цѣлую ночь, Крысинскій въ это время уйдетъ на вѣрняка.

— Изъ подъ аресту-то можно освободиться, Сергѣй Петровичъ, кабы только Богъ помогъ переплыть отсюда до скалистаго острова, тамъ я привязалъ лодку про случай.

— Какую лодку?

— Да ту что давиче плыла пустая; вѣтеръ перемѣнился и почалъ гнать ее назадъ къ скалистому острову; я перехватилъ и привязалъ къ дереву, чтобъ не затерялась.

— Ты истинный казакъ, Константинъ, теперь авось не уйдетъ Крысинскій.

— Да вѣдь до лодки съ полверсты будетъ; къ тому же наступаетъ ночь.

— Нужды нѣтъ, что ночь наступаетъ; я хорошо плаваю и берусь доставить сюда лодку; а ты отплати хитрецу хитростью — разложи на этомъ острову огонь, чтобъ Крысинскій подумалъ, что мы здѣсь ночуемъ и не въ состояніи его преслѣдовать; по твоему огню и я узнаю, гдѣ отыскать тебя.

Лисицынъ связалъ свое платье и бѣлье въ узелъ, который прикрѣпилъ за плечами такъ, чтобъ во время плаванія онъ не свалился въ воду и храбро спустился въ озеро, стараясь менѣе производить шуму. Тамъ, гдѣ было глубоко, онъ плылъ, на бродахъ отдыхалъ, идя пѣшкомъ, и такимъ образомъ благополучно добрался до скалистаго островка, гдѣ вскорѣ отыскалъ лодку. Для управленія ею онъ срубилъ длинный шестъ, съ помощію котораго скоро соединился съ Константиномъ, ожидавшимъ его съ нетерпѣніемъ у огромнаго пылающаго костра.

— Очень великъ огонь, — сказалъ Лисицынъ товарищу, — бѣглецъ догадается.

— Какъ онъ можетъ догадаться, что этотъ огонь военная хитрость.

— Очень просто; грѣться у огня теперь незачѣмъ, а для приготовленія пищи достаточно нѣсколькихъ полѣнъ; здѣсь же горитъ цѣлый возъ сухаго дуба, но что сдѣлано, того не воротишь. Садись въ лодку и поспѣшимъ не допустить его убѣжать на Алмазную рѣку, а впрочемъ онъ, можетъ быть, и не такъ хитеръ, какъ я думаю. Хорошо, если бъ онъ предположилъ, что мы заѣдаемъ наше горе сытнымъ ужиномъ, тогда какъ у него въ желудкѣ должно быть очень пусто.

— Я успѣлъ заморить червяка, а вы съ утра ничего не ѣли.

— Я еще долго могу терпѣть голодъ: лѣсная жизнь всему научитъ. Когда поймаемъ Крысинскаго, тогда успѣю наѣсться.

Они поплыли, обернувши рубашками весла, чтобъ не дѣлать шума. Въ ночной тишинѣ малѣйшій звукъ раздается громко и по водѣ слышенъ очень далеко.

— Куда прикажете править лодку, Сергѣй Петровичъ, ночь сдѣлалась такъ темна, что въ десяти шагахъ ничего не видно.

— Теперь надобно плыть прямо къ березовымъ островамъ, а тамъ обстоятельства укажутъ, что дѣлать.

— Чтобъ ему проклятому разложить огонь, тогда знали бы гдѣ его взять.

— Вотъ онъ спѣшитъ исполнить твое желаніе, сказалъ со смѣхомъ Лисицынъ, указывая на большой столбъ пламени, поднявшійся посреди группы березовыхъ острововъ, онъ также какъ и ты не жалѣетъ сухаго валежнику.

— Вотъ дуракъ-то, — сказалъ Константинъ, — мы увидали бы его и съ малымъ огонькомъ. Теперь, слава Богу, пріятель не отвертится.

— Погоди еще радоваться; Крысинскій можетъ быть тамъ, а можетъ быть и въ другомъ мѣстѣ. Дѣло въ томъ, что великъ огонь; я подозрѣваю тутъ обманъ, но меня трудно надуть такой штукой: головой ручаюсь, что онъ теперь бѣжитъ или къ гусиному острову, или къ Соловьевымъ островамъ.

— Какъ же мы это узнаемъ въ такую темень, Сергѣй Петровичъ?

— На водѣ ночью глаза могутъ замѣняться ушами, нужно только быть внимательнымъ. Въ ночной тишинѣ слышенъ малѣйшій шумъ; а какъ мнѣ хорошо извѣстны мѣстныя особенности, поэтому куда бы ни улизнулъ Крысинскій — я съумѣю найти его. Ты ничего не слыхалъ теперь Константинъ?

— Слышалъ, словно гдѣ-то закричали гуси.

— А въ какой сторонѣ они закричали?

— Въ правой; у, какъ они всполошились.

— Ты слышалъ вѣрно; теперь я могу сказать безошибочно, что Крысинскій скрылся отъ насъ на гусиномъ острову. Поворачивай къ нему лодку!

— Какъ же вы это можете знать, Сергѣй Петровичъ?

— А вотъ какъ: островокъ этотъ я прозвалъ гусинымъ потому, что тамъ любятъ ночевать дикіе гуси, на зеленыхъ отлогихъ берегахъ; ихъ во множествѣ привлекаетъ туда хорошій кормъ, уединенность и неприступность мѣста. На этомъ островѣ не водятся даже зайцы и спугнуть заснувшую птицу некому, кромѣ Крысинскаго, который врѣзался своей лодкой въ средину стада.

— Пожалуй что и такъ, Сергѣй Петровичъ.

— Слушай же: намъ нужно завладѣть лодкой Крысинскаго, тогда онъ останется плѣнникомъ на острову. Днемъ мы заставимъ его сдаться и привеземъ на пріютъ.

— Ночью бы лучше, Сергѣй Петровичъ; днемъ онъ всадитъ пулю либо въ васъ, либо въ меня.

— Я знаю навѣрное, что съ нимъ зарядовъ не было, поэтому ружье его теперь разряжено. Впрочемъ, я беру на себя овладѣть имъ; ты мнѣ поможешь только въ случаѣ крайности.

Въ это время они подплыли къ гусиному острову сажень на сто разстоянія. Темнота вокругъ него увеличилась еще болѣе отъ яркаго свѣта видимаго на березовыхъ островахъ. Лисицынъ раздѣлся и тихо спустился въ воду, захвативъ съ собою одинъ кинжалъ. Онъ приказалъ Константину пробраться въ темнотѣ до березовыхъ острововъ и, проплывъ освѣщенное пространство, чтобъ быть замѣченнымъ, причалить къ острову, освѣщенному костромъ. Лисицынъ, чтобъ не дѣлать никакого шуму, поплылъ на спинѣ; достигнувъ гусинаго острова, онъ опустился ногами на землю, такъ чтобъ изъ воды выставлялась только одна голова. Счастье ему благопріятствовало: онъ двигался къ той части берега, которая находилась противъ пылающаго костра на березовомъ острову, въ предположеніи, что бѣглецъ занимается здѣсь наблюденіемъ надъ тѣмъ, какое дѣйствіе произвела его хитрость. Дѣйствительно Лисицынъ скоро увидалъ лодку, привязанную къ дереву на длинной веревкѣ и Крысинскаго не спускавшаго глазъ съ Константина, который въ это время проплывалъ свѣтлое пространство.

— Наконецъ-то я перехитрилъ васъ, ненавистные москали! — вскричалъ обрадованный Крысинскій, влѣзая на дерево, чтобъ лучше разсмотрѣть движенія своихъ преслѣдователей.

Разстояніе, впрочемъ, было такъ велико, что невооруженному глазу лодка казалась немного болѣе галки и различить на ней людей было невозможно. Лисицынъ, подошедшій уже къ лодкѣ, воспользовался этимъ случаемъ: онъ перерѣзалъ кинжаломъ веревку и прикрываясь лодкой медленно повлекъ ее въ озеро, придерживаясь самаго темнаго мѣста. Онъ видѣлъ бѣглеца, остававшагося на своей обсерваторіи, а это доказывало, что Крысинскій не примѣтилъ похищенія лодки. Отошедши отъ берега на далекое разстояніе, Лисицынъ вскочилъ въ лодку и быстро полетѣлъ по тихимъ волнамъ къ освѣщенному острову, но только съ темной его стороны, заросшей густымъ лѣсомъ, чтобъ не выводить изъ заблужденія Крысинскаго. Когда Константинъ, услыхавшій его голосъ, принесъ ему платье, онъ весело сказалъ своему товарищу.

— Вотъ теперь мы можемъ плотно поужинать и крѣпко выспаться. Крысинскій теперь смѣется надъ нами, а мы завтра посмѣемся надъ нимъ.

— А какъ полячекъ убѣжитъ съ гусинаго острова?

— Ему остается одно: или дождаться насъ, чтобъ мы его связали, или утонуть въ озерѣ, которое около острова глубоко и мѣстами имѣетъ опасные водовороты. Въ послѣднемъ случаѣ онъ избавитъ насъ отъ труда судить его и повѣсить.

На другой день солнце озарило землю золотистыми лучами и напомнило пробудившемуся Лисицыну, что пора покончить съ Крысинскимъ. Ночныя размышленія успокоили гнѣвъ Лисицына, и въ душѣ его не осталось вражды на самозванца за покушеніе на его жизнь. Предоставить свободу этому двойному измѣннику онъ не могъ, почему рѣшился взять его и заключить въ надежное мѣсто, откуда онъ не могъ бы вредить обитателямъ пріюта. Съ этими мыслями онъ разбудилъ Константина и вмѣстѣ съ нимъ отправился на большой лодкѣ къ гусиному острову. Крысинскій, увидавши своихъ преслѣдователей, спрятался въ чащѣ кустарника. Островъ былъ на столько открытъ, что не представлялъ труда угадать, гдѣ скрывался бѣглецъ. Лисицынъ оставилъ Константина въ лодкѣ, приказавши ему крейсировать близъ береговъ острова и смѣло вскочилъ на берегъ. Онъ началъ свои поиски осмотромъ дерева, на которомъ видѣлъ ночью бѣглеца; отсюда на росистой травѣ были видны слѣды Крысинскаго, ведущіе къ тому мѣсту, гдѣ онъ скрылся.

Крысинскій пришелъ въ ужасъ; онъ понялъ, что теперь не поможетъ ему никакая хитрость; выбѣжавъ изъ своего убѣжища на поляну, онъ приложилъ ружье къ щекѣ, чтобъ выстрѣлить въ нашего героя.

— Вы видите, что всѣ ваши выдумки были мною угаданы и не послужили вамъ ни къ чему, — сказалъ сурово Лисицынъ; — бросьте и эту, какъ я надѣюсь, послѣднюю хитрость! Вамъ ни въ чемъ не удается обмануть меня. Я знаю, что ваше ружье разряжено, иначе вамъ гораздо удобнѣе было бы выстрѣлить въ меня изъ кустовъ.

— Ошибаетесь! мое ружье заряжено двумя пулями; если я еще не застрѣлилъ васъ, то единственно изъ благодарности за ваше гостепріимство и спасеніе моей жизни.

— Какъ вы стали великодушны! Неужели ночныя приключенія превратили вашу ненависть ко мнѣ въ братскую любовь? Я такъ невѣжливъ, что этому рѣшительно не вѣрю, и такъ не великодушенъ, что сейчасъ же застрѣлю васъ, если не бросите ваше оружіе и не сдатитесь мнѣ безусловно.

Крысинскій съ досадой бросилъ ружье и обнажилъ кинжалъ.

— Попробуйте взять меня! — вскричалъ онъ надменно.

— Опять хитрость: вы хотите увѣрить меня, что у васъ достанетъ мужества защищаться, но я этому не могу вѣрить. Всѣ продѣлки ваши вчерашняго дня и ночи доказываютъ мнѣ, что вы трусъ, не рѣшившійся сдѣлать попытки къ нападенію на меня. Приказываю вамъ бросить вашу опасную игрушку и сдаться! Повторяю это въ послѣдній разъ! Еще пройдетъ минута и я размозжу вамъ пулей голову. Вы знаете, что я не дѣлаю промаха, — дополнилъ Лисицынъ, наводя ружье въ голову противника.

Эта спокойная рѣчь и зловѣщій блескъ вороненаго ствола безжалостно наведеннаго Лисицынымъ прямо въ лобъ Крысинскаго, на очень близкомъ разстояніи, произвели ожидаемое дѣйствіе.

— Остановитесь ясновельможный пане! Я сдаюсь, — сказалъ бѣглецъ, дрожа всѣмъ тѣломъ отъ страха.

— Въ такомъ случаѣ, бросьте вашъ кинжалъ и не шевелитесь, пока Константинъ осмотритъ васъ и свяжетъ вамъ руки.

— Я повинуюсь, ясновельможный пане! только не держите такъ вашего ружья…, оно производитъ головокруженіе.

— Не могу, панъ Крысинскій, исполнить вашего желанія; вы такъ много хитрили, что я долженъ быть безжалостно остороженъ до тѣхъ поръ, пока вы не будете надежно связаны.

Константинъ превосходно исполнилъ порученіе Лисицына, и тогда ружье было опущено. Накормивъ голоднаго врага, герой нашъ привезъ его на пріютъ, гдѣ приказалъ помѣстить въ пустой амбаръ подъ строгимъ надзоромъ часовыхъ. На другой день былъ назначенъ арестанту допросъ.

— Теперь я вижу, Сергѣй Петровичъ, что для васъ нѣтъ невозможнаго, — сказалъ Гедеонъ, обнимая Лисицына.

— Просто Богъ помогъ, другъ мой. Этотъ Крысинскій хитеръ, какъ лиса: одинъ разъ чуть было не провелъ меня. Онъ обманывалъ очень искусно; только моя многолѣтняя опытность меня выручила, иначе вернулся бы съ пустыми руками.

Лисицынъ подробно разсказалъ Гедеону и Володѣ свои похожденія, отъ которыхъ послѣдній приходилъ въ восторгъ, а дядя съ уваженіемъ пожималъ руку друга. Въ то же время Константинъ удовлетворялъ любопытство толпы, собравшейся близъ фермы, разсказомъ вчерашнихъ приключеній, не упуская блеснуть краснымъ словцомъ и при случаѣ преувеличить опасности, какимъ подвергался онъ съ своимъ начальникомъ, котораго не удалось обмануть поляку, хитрѣйшему самого нечистаго. Одобрительныя восклицанія храбрыхъ, но суевѣрныхъ, людей часто прерывали разсказъ казака.

На слѣдующій день, въ семь часовъ утра, прибѣжали съ фермы объявить Лисицыну, что Крысинскій убѣжалъ изъ подъ запора, гдѣ содержался крѣпко связанный по рукамъ и по ногамъ. Многіе вѣрили, въ томъ числѣ и Константинъ, что Крысинскій былъ колдунъ и съ помощью какой-нибудь вѣдьмы улетѣлъ съ острова на помелѣ. Лисицынъ не могъ вѣрить такому вздору, онъ приказалъ тщательно обыскать островъ, а когда не оказалось одной лодки въ бухтѣ — сыскать ее у береговъ, чтобъ имѣть понятіе о направленіи бѣглеца; однакожъ и лодки нигдѣ не нашли. Наконецъ были допрошены всѣ люди и въ особенности часовые, осмотрѣна мѣстность вокругъ тюрьмы, самая тюрьма, и за всѣмъ тѣмъ ничего не открыто. Товарищи требовали разстрѣлять часовыхъ и Лисицыну пришлось употребить все свое вліяніе, чтобъ ограничиться продолжительнымъ арестомъ провинившихся.

Въ послѣдствіи, когда дѣло это было совсѣмъ забыто, часовые признались въ своей оплошности, ничего не скрывая, поэтому подробности этого чудеснаго исчезновенія были записаны въ дневникѣ Лисицына, пользуясь которымъ, я могу разсказать моимъ молодымъ читателямъ всѣ обстоятельства произшествія.

Крысинскій, сидѣвшій въ амбарѣ, крѣпко связанный, впалъ въ отчаяніе, какъ дѣлаютъ всѣ люди съ слабою душею и трусливымъ сердцемъ. Онъ безпрестанно упрекалъ себя, зачѣмъ не рѣшился утопиться, забывая, что даже и для этого нужно было хотя немного мужества, котораго у него не доставало. Тогда, думалъ онъ, я избавился бы насмѣшекъ москалей, когда меня будутъ вѣшать. При мысли объ висилицѣ всѣ его члены заколотились какъ въ лихорадкѣ; а когда боязливая фантазія напомнила ему о пыткахъ, которымъ его вѣроятно подвергнутъ прежде повѣшенія, тогда ужасъ его не имѣлъ предѣловъ. Узнику оставалась одна надежда — это молитвы святыхъ. Послѣ долговременныхъ усилій ему удалось снять съ шеи образокъ св. Франциска и повѣсить его на стѣнѣ: онъ упалъ на колѣна и началъ просить о мгновенной смерти. Въ это время его благоговѣйныя занятія были прерваны крикомъ его часовыхъ подзывавшихъ къ себѣ кого-то.

— Что дерете горло-то, — сказалъ подошедшій; — караульте своего арестанта хорошенько: рабочимъ приказано строить висѣлицу, а я припасу веревку.

По голосу Крысинскій узналъ Константина, но казакъ нагло лгалъ, чтобъ только постращать плѣнника.

— Туда ему и дорога, — съ хохотомъ сказали караульщики. — Разскажи намъ, какъ это вы его поймали.

— Просто взяли руками, тупяшка (такъ дразнили Максима, сдѣлавшаго вопросъ).

— Нѣтъ, ты разскажи по порядку, какъ дѣло было, — сказалъ другой сторожъ.

— Стану я тебѣ разсказывать, жидъ; ты бы взялъ да отпустилъ поляка, если бъ тебя послали вмѣсто меня. — Егора (имя этого казака) дразнили жидомъ за жадность его къ деньгамъ и скупость.

— Полно балагурить, разскажи пожалуйста, — заговорили оба сторожа.

Константинъ разсказалъ имъ подробно всю исторію и заключилъ слѣдующими необдуманными словами: «кабы ему, дураку, вмѣсто того чтобъ плыть въ Архипелажное озеро, пробраться прямо на южный берегъ, да идти все опушкой лѣса до китайскаго причала на Алмазной рѣкѣ, такъ его не видать бы намъ какъ своихъ ушей».

— Конниковъ послали бы, — замѣтилъ Егоръ.

— Много бы сдѣлали твои конники въ частомъ лѣсу! прямой ты жидъ, кромѣ денегъ ничего не разумѣешь, а туда же, въ сужденія лѣзешь.

Константинъ ушелъ, повергнувъ Крысинскаго еще въ большее уныніе. Онъ теперь началъ упрекать себя за ошибочный выборъ пути. Не зная другаго способа спасти себя, какъ обратиться къ доброму сердцу Лисицына, онъ досталъ изъ боковаго кармана портфель съ деньгами и прочими бумагами, который не былъ у него отобранъ честнымъ Константиномъ, и, вырвавъ чистый листокъ, написалъ карандашемъ Лисицыну письмо, въ которомъ старался его разжалобить вѣрнымъ описаніемъ своего душевнаго состоянія, ужаса и отчаянія. Въ такомъ изліяніи чувствъ, онъ не замѣтилъ, какъ настала ночь. Въ тюрьму вошелъ Егоръ, одинъ изъ сторожей плѣнника.

— Приготовься панъ къ смерти, — сказалъ онъ вкрадчиво, завтра тебя повѣсятъ.

— Езусъ, Марія! я это слышалъ, пане сторожъ!

— Нѣтъ ли у тебя денегъ панъ; чѣмъ дѣлить ихъ на всю артель, отдай лучше мнѣ, на поминъ твоей души; а я за это принесу тебѣ поѣсть чего только душѣ угодно; по крайности, не голодный пойдешь на тотъ свѣтъ.

Крысинскій встрепенулся, вспомнивъ разговоръ казаковъ, и, пристально взглянувъ на Егора, сказалъ:

— Охотно бы обогатилъ тебя, пане сторожъ, да у меня всѣ деньги отобрали, когда вязали; правда есть спрятанныя на острову, но ты безъ меня не сыщешь.

— Экая досада, — сказалъ Егоръ, — деньги значитъ пропадутъ безъ пользы.

— Нѣтъ, не пропадутъ пане сторожъ; я объявилъ вашему начальнику, гдѣ зарылъ ихъ.

Егоръ вышелъ, глухо произнося ругательства. Крысинскій, заткнувши свое письмо въ щель бревенчатой стѣны, снова началъ молиться, но опять былъ остановленъ приходомъ Егора.

— Послушай панъ, — сказалъ глухо казакъ, — отдай деньги мнѣ, а не командиру; за что ихъ отдавать ему? за то что ли, что онъ тебя поймалъ и завтра прикажетъ повѣсить?

— Ахъ, пане сторожъ, я душой желаю, чтобъ деньги не достались Лисицыну, этому извергу, который обманываетъ и васъ и государя; но что же я могу сдѣлать, связанный по рукамъ и по ногамъ?

— Если дѣло стоитъ только за тѣмъ, чтобъ сводить тебя къ мѣсту, гдѣ закрыты деньги, такъ я пожалуй свожу, а уйти не дамъ, какъ Богъ святъ! Да и убѣжать нельзя: весла съ лодокъ всѣ снесены къ командиру.

— Куда мнѣ бѣжать, пане сторожъ, я и такъ едва ноги двигаю; просто хотѣлось бы услужить вамъ за вашу ко мнѣ доброту. Если желаете вырыть мои деньги, то приготовьте фонарь, мѣшокъ, большой ножъ, топоръ и лопату. Только, пане, я очень боюсь: не увидалъ бы насъ другой панъ сторожъ или не повстрѣчался бы кто съ нами въ пути, тогда бѣда будетъ вамъ.

— Это ужъ мое дѣло позаботиться, чтобъ намъ не помѣшали; бояться нечего.

— Я готовъ служить вамъ, пане сторожъ.

Черезъ четверть часа Егоръ опять пришелъ къ заключенному, развязалъ ему ноги и осторожно вывелъ изъ амбара. Товарищъ его, Максимъ, спалъ крѣпкимъ сномъ и не слыхалъ, какъ задвинули наружный запоръ тюрьмы и какъ искатели клада перешагнули черезъ его тѣло. Крысинскій просилъ дать ему лопату, но осторожный казакъ приказалъ нести ему мѣшокъ съ топоромъ и ножемъ и идти впереди себя; лопату и фонарь онъ донесъ самъ.

— Я и забылъ спросить, много ли зарыто деньжонокъ у пана? — сказалъ Егоръ.

— Не мало, пане сторожъ; я думаю, что вамъ одному не унести въ одинъ разъ; все чистое золото.

Если бъ глаза могли свѣтить, то глаза Егора ослѣпили бы его спутника. Вскорѣ Крысинскій привелъ своего сторожа къ гроту, гдѣ хранились у Лисицына звѣриные мѣха. Онъ приказалъ отодвинуть толстую желѣзную задвижку и отворить дубовыя массивныя двери. Потомъ попросилъ связать ему ноги и развязать руки, чтобы онъ могъ помочь отрывать кладъ и сказалъ, что необходимо засвѣтить фонарь. Когда Егоръ вошелъ въ гротъ и началъ высѣкать огня, Крысинскій быстро захлопнулъ дверь и заперъ ее снаружи задвижкою, прежде чѣмъ Егоръ успѣлъ опомниться. Дверь была такъ толста, что его ругательства почти не было слышно. Арестантъ поспѣшно вынулъ изъ мѣшка ножъ, которымъ разрѣзалъ веревки на ногахъ и заткнувши его за поясъ, на случай обороны, съ мѣшкомъ за спиною побѣжалъ къ мѣстной кладовой, гдѣ наполнилъ его припасами. Отсюда съ лопатою въ рукахъ онъ безпрепятственно достигъ до бухты и, вскочивъ въ лодку, поплылъ прямо къ южному берегу. Вышедши на берегъ, онъ потопилъ лодку и, помня слова Константина, пустился къ Алмазной рѣкѣ.

Между тѣмъ утромъ Максимъ проснулся и, не видя Егора, заглянулъ въ арестантскую, гдѣ не нашелъ плѣнника. Онъ не зналъ, что подумать, растерялся, наконецъ рѣшился объявить о случившемся Лисицыну. Къ счастію Егора, онъ не засталъ командира на фермѣ и пошелъ его отыскивать на сторожевой скалѣ, почему долженъ былъ проходить мимо грота. Здѣсь онъ услыхалъ крики товарища, освободилъ его изъ подъ ареста и съ трепетомъ выслушалъ его признаніе. Егоръ увѣрилъ простоватаго Максима, что объ этомъ дѣлѣ надобно молчать, иначе ихъ обоихъ повѣсятъ вмѣсто пропавшаго Крысинскаго. Они нарочно подняли одну потолочную доску и прокопали дыру въ соломенной крышѣ, бросивъ на полу разрѣзанныя веревки, чтобъ подумали, что полякъ убѣжалъ, имѣя при себѣ ножикъ, который у него не досмотрѣли при обыскѣ.

Мстительность поляковъ была извѣстна Лисицыну, и исторически и фактически, поэтому онъ призналъ необходимымъ заняться укрѣпленіемъ гавани и острова; а до того времени содержать въ бухтѣ караулъ и днемъ и ночью.

(ф. 18). Входъ на островъ находился въ концѣ небольшой бухточки, десятинъ до тридцати пространствамъ; самый же заливъ на разстояніи ружейнаго выстрѣла отъ входа образовалъ узкое горло въ десять сажень шириною. Въ этомъ-то перешейкѣ, имѣвшемъ каменистое дно, на глубинѣ пяти аршинъ, Лисицынъ предположилъ устроить оборонительную башню, съ воротами для входа барокъ и лодокъ, разположенными такъ, чтобъ чрезъ нихъ невозможно было обстрѣливать бухту. На самомъ входѣ на островъ онъ желалъ также построить небольшую башню съ желѣзными воротами, для проѣзда подводъ съ тяжестями, расположивъ ее такимъ образомъ, чтобъ она могла защищать гавань, если бъ непріятель въ нее прорвался. Въ головѣ нашего героя явилась мысль, хотя еще смутная, объ основаніи на пріютѣ поселенія, которое бы могло послужить ядромъ будущихъ русскихъ колоній въ этомъ краѣ, богатомъ всѣми дарами природы, подъ надежнымъ покровительствомъ укрѣпленій пріюта, которыя со временемъ русское правительство не оставитъ снабдить достаточнымъ гарнизономъ.

Собравши всѣхъ товарищей на совѣтъ, Лисицынъ сказалъ имъ:

— Вы уже слышали отъ меня, друзья мои, что китайцы не разъ пытались овладѣть пріютомъ и только недостатокъ ихъ военныхъ познаній и храбрости помогалъ мнѣ успѣшно вести съ ними войну съ горстью смѣлыхъ товарищей; но при новомъ, болѣе сильномъ и болѣе разумномъ нападеніи непріятеля нѣтъ никакой возможности защищаться въ деревянномъ блокгаузѣ. Поэтому я считаю полезнымъ: во первыхъ укрѣпить входъ въ проливъ съ озера, а во вторыхъ на острову устроить такое прочное укрѣпленіе, которое могло бы сопротивляться дѣйствію артиллеріи. По милости Божіей, насъ собралось здѣсь довольно и можемъ, если захотимъ, сдѣлать островъ неприступнымъ.

— Мы всѣ охотно готовы работать, только укажите, что нужно дѣлать; — отвѣчали обитатели пріюта.

— Какъ же вы полагаете укрѣпить островъ? — спросилъ Гедеонъ.

— Въ проливѣ, имѣющемъ ширины не болѣе десяти сажень, я желалъ бы устроить изъ кирпича двухъ-этажную со сводами оборонительную башню, съ воротами для прохода лодокъ и небольшихъ барокъ. Тогда островъ сдѣлается неприступнымъ, потому что проливъ есть единственное мѣсто для высадки на него. На пріютѣ считаю нужнымъ устроить цитадель, въ которой всѣ мы могли бы безопасно укрыться, въ случаѣ крайности. Мѣстомъ для цитадели я полагаю избрать сторожевую скалу, которая командуетъ надъ всею окрестностію. Тамъ можно бы устроить и просторный жилой домъ.

— Ваша мысль прекрасна, Сергѣй Петровичъ; только на сторожевой скалѣ, въ случаѣ осады, мы не будемъ имѣть воды, а это главное условіе для отдѣльнаго укрѣпленія.

— Воду мы непремѣнно найдемъ не глубже десяти сажень; я вамъ за это ручаюсь. На этой высотѣ бьютъ нѣсколько ключей изъ боковъ сторожевой скалы. Даже можно и не рыть колодца: стоитъ только разчистить ключъ, выложить резервуаръ камнемъ и брать изъ него воду, или просто руками, или посредствомъ какого либо простаго механизма. Непріятельскіе стрѣлки съ озера не могутъ помѣшать намъ пользоваться водою.

— Это устраняетъ сомнѣніе. Мѣсто тамъ славное; только позвольте сдѣлать еще одно замѣчаніе: дѣланіе кирпича займетъ много времени и будетъ стоить большихъ трудовъ; притомъ кирпичъ отъ дѣйствія непріятельскихъ ядеръ будетъ крошиться и осколками поражать защитниковъ укрѣпленія. Невозможно ли будетъ замѣнить его другимъ матерьяломъ столько же прочнымъ, но не имѣющимъ сказанныхъ недостатковъ?

— Конечно, лучше бы было построить цитадель изъ земли, но башню въ проливѣ необходимо вывесть изъ кирпича.

— Я, кажется, знаю способъ избѣгнуть этой необходимости. На берегу глубокаго озера я видѣлъ мягкій бѣлый камень, твердѣющій на воздухѣ, нисколько не уступающій одесскому. Изъ этого камня легко напилить большія плиты, которыя не будутъ разсыпаться отъ дѣйствія ядеръ; сверхъ того, мы выиграемъ много времени въ заготовленіи матерьяловъ и въ самой постройкѣ укрѣпленія.

— Если вы увѣрены, что видѣнный вами камень не уступаетъ Одесскому, то мы должны имъ воспользоваться! Эта находка — большое для насъ счастье. Только достанетъ ли найденной вами залежи этого камня на возведеніе предполагаемыхъ нами построекъ? Это нужно прежде изслѣдовать.

— Залежъ камня находится въ огромномъ количествѣ, за это я вамъ ручаюсь вполнѣ.

— Въ такомъ случаѣ, товарищи, примемся усердно за дѣло! Я имѣю предчувствіе, что Крысинскій постарается снова вооружить противъ насъ китайцевъ.

За работу принялись съ особеннымъ прилежаніемъ. На пріютѣ, кромѣ Володи было двадцать два трудолюбивыхъ работника, и потому постройка шла очень успѣшно. Къ десятому іюня были окончены обѣ оборонительныя башни. Первая, въ проливѣ, четырехъ-угольная имѣла два этажа съ толстыми сводами и прочную зубчатую стѣнку сверху для защиты стрѣлковъ. Каждый этажъ имѣлъ по двѣ бойницы для пушекъ, обращенныя къ озеру. Ворота запирались массивными желѣзными рѣшетками. Вторая башня, на берегу бухты, круглая, имѣла одинъ этажъ съ прочнымъ сводомъ и одной бойницей противъ пролива; а сверху съ зубчатой стѣнкой для стрѣлковъ. Она имѣла двое желѣзныхъ воротъ для сообщенія бухты съ озеромъ. Прочіе берега бухты по своей крутизнѣ для всхода были не удобны. Большую башню вооружили четырьмя пушками, а на верхней ея площадкѣ помѣстили двѣ мортиры, подъ прикрытіемъ зубчатой стѣнки. Малую башню вооружили одной пушкой и сверху одной мортирой.

Окончивши покосъ, который на лугу былъ не слишкомъ обиленъ, на сѣянныхъ же десятинахъ далъ баснословный сборъ травы, обитатели пріюта приступили къ постройкѣ цитадели.

На самой оконечности сторожевой скалы было избрано мѣсто, удобное для укрѣпленія съ наименьшими трудами. Стѣны цитадели расположили бастіонной системой, состоящей изъ одного полнаго бастіона а, двухъ полубастіоновъ b и с и двухъ куртинъ d и е (на планѣ фиг. 19). Для обстрѣливанія внутренней площадки укрѣпленія, въ случаѣ взятія непріятелемъ стѣнъ, была устроена по срединѣ круглая, двухъ-этажная башня h, съ четырьмя бойницами для пушекъ въ верхнемъ этажѣ. Въ нижнемъ этажѣ находились одни ружейныя бойницы. Стѣны цитадели выстроили изъ двухъ рядовъ каменныхъ стѣнъ, промежутокъ между которыми засыпали землею, вынутою изъ рва, прикрывавшаго всю линію укрѣпленія. Стѣна образовалась такой толщины, что на ней удобно было поставить пушки. Для прикрытія стрѣлковъ, наружную каменную стѣнку возвели нѣсколько выше внутренней и устроили съ зубцами, отчего все зданіе снаружи получило красивый видъ московскаго кремля въ миніатюрѣ. Внутренняя башня имѣла толстыя стѣны, прочные своды и такъ же, сверху, зубчатую стѣнку для стрѣлковъ. Покатости рва одѣли дерномъ, а изъ укрѣпленія въ ровъ сдѣлали тайные выходы, съ дубовыми окованными желѣзомъ дверями. Для удобнаго втаскиванія на стѣны орудій и тяжестей устроили бревенчатые въѣзды на прочныхъ дубовыхъ подставкахъ. Для входа стрѣлковъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ находились подставныя лѣстницы. Въ самой башнѣ, названной сторежевою, выкопали колодезь; здѣсь же помѣстили пороховой погребъ съ прочнымъ сводомъ.

Занятія эти, прерванныя на короткое время уборкой хлѣба, продолжались энергически до глубокой осени. Не забыли выстроить и красивый одноэтажный домъ со службами. Всѣ зданія возвели изъ бѣлаго мягкаго камня, а крыши покрыли по тесу мелкой черепицей, искусно сработанной Ян-си. Домъ дѣлился коридоромъ на двѣ половины: въ одной помѣщался Лисицынъ съ Гедеономъ и Володей, и находилась обширная кладовая; а въ другой была кухня и обширная спальня для гарнизона, на зимнее время. Лѣтомъ спали въ сараѣ. Окончивши постройки, приступили къ вооруженію кремля: на каждый фасъ бастіона m, фланкъ n и исходящій уголъ o поставили по пушкѣ; на куртинахъ e, d, по двѣ мортиры. Башню h вооружили 4-мя пушками и одной мортирой. На башнѣ подъ легкой крышей былъ поставленъ телескопъ, для постояннаго наблюденія за всею окрестностію пріюта.

Перваго сентября Лисицынъ съ Гедеономъ отправились на охоту, избравъ на этотъ разъ мѣстомъ своихъ подвиговъ лѣсъ, примыкающій къ рѣкѣ, тамъ, гдѣ китайцы приставали съ своими джонками. Доплывъ до китайскаго причала на озерѣ уже по закатѣ солнца, они расположились ночевать на берегу. Лисицынъ крѣпко спалъ и былъ крайне удивленъ, когда Гедеонъ разбудилъ его въ половинѣ ночи, которая на этотъ разъ случилась очень темная.

— Что такое? — вскричалъ онъ, быстро вскакивая.

— Плохая штука, Сергѣй Петровичъ, чу! другой.

— Что другой? объяснитесь пожалуйста.

— Пушечный выстрѣлъ, — сказалъ Гедеонъ; а вотъ и третій.

— Въ какой сторонѣ были слышны первые выстрѣлы?

Гедеонъ указалъ рукою на юго-востокъ. Лисицынъ тотчасъ догадался, что китайцы снова явились для разоренія пріюта.

— Оставайтесь здѣсь, — сказалъ онъ Гедеону; — но смотрите зорко, не плошайте: при первой опасности спѣшите на островъ, а я схожу высмотрѣть силы непріятеля. Вѣдь хорошо знать, съ кѣмъ будемъ имѣть дѣло.

— Я не пущу васъ однихъ на такое опасное предпріятіе.

— Вы должны здѣсь остаться, другъ мой, чтобъ увѣдомить нашихъ товарищей объ опасности и принять надъ ними начальство, если я не возвращусь сюда до появленія китайцевъ. Чтобъ вы могли замѣтить ихъ издали, оставляю вамъ мою зрительную трубку и совѣтую не оставаться на берегу, а крейсировать около него въ лодкѣ на благоразумномъ разстояніи.

— Но васъ однихъ могутъ взять въ плѣнъ или убить?

— Вы не должны забывать, что жизнь двадцати товарищей дороже моей жизни!

Гедеонъ, видя непреклонность Лисицына, пересталъ возражать. Лисицынъ крѣпко пожалъ ему руку на прощанье, снялъ съ плеча ружье и скоро зашагалъ по опушкѣ лѣса. Какія мысли волновали его въ это время изъ дневника не видно. Въ полдень онъ могъ уже дѣлать наблюденія за непріятелемъ. На рѣкѣ стояло пять рѣчныхъ военныхъ джонокъ, на которыхъ было до 800 воиновъ. Люди суетились: нѣкоторые выгружали на берегъ вещи, другіе перетаскивали по подмосткамъ осадныя орудія подъ руководствомъ трехъ иностранцевъ. Къ довершенію картины, въ толпѣ начальствующихъ китайцевъ, Лисицынъ увидѣлъ Крысинскаго, энергически распоряжавшагося высадкою войскъ на берегъ. Теперь стало ясно, что этотъ вѣроломный негодяй привезъ сюда китайцевъ, чтобъ, по мнѣнію его, насолить Русскому правительству, отнявъ у него владѣнія въ приамурскомъ краѣ. Узнавъ все, что желалъ знать, Лисицынъ поспѣшилъ соединиться съ Гедеономъ, нетерпѣливо ожидавшимъ его возвращенія.

— Какія новости, Сергѣй Петровичъ!

— Самыя неутѣшительныя. Китайцы прибыли съ сильнымъ отрядомъ, съ артиллеріей и съ иностранными офицерами. Между ними я узналъ вѣроломнаго Крысинскаго.

— Должно быть онъ и привелъ на насъ китайцевъ.

— Въ этомъ невозможно сомнѣваться. Худо то, что онъ знаетъ слабость нашего гарнизона, всѣ наши военныя средства и мѣстность.

— Это правда, но построенныя нами укрѣпленія будутъ для него непріятной новостью, и онъ легко можетъ подумать, что на пріютъ пришло сильное подкрѣпленіе.

— Дай Богъ, чтобъ такъ случилось. Поспѣшимте къ товарищамъ.

Съ прибытіемъ на пріютъ, Лисицынъ объявилъ гарнизону о предстоящей осадѣ ихъ укрѣпленій, предлагая не надѣющимся на свое мужество укрыться отъ непріятеля въ кедровой долинѣ; но всѣ захотѣли остаться на пріютѣ и вновь присягнули безусловно повиноваться Лисицыну и умереть вмѣстѣ съ нимъ на стѣнахъ кремля, но не сдаваться.

— Помните, товарищи, — добавилъ имъ Лисицынъ, — что мы будемъ защищать здѣсь не ферму нашу, не домъ нашъ, не имущество наше, а русскую землю, которую мы завоевали нашей кровью! русскій кремль, сооруженный нашими руками и честь русскихъ воиновъ.

Громкое ура! было отвѣтомъ на эти слова.

Однакоже Ян-си со всѣмъ скотомъ и лошадьми отправили въ кедровую долину; оставили только восемь лошадей для перевозки тяжестей на пріютѣ. Сходъ въ пещеру задѣлали какъ можно тщательнѣе и постарались изгладить слѣды арбъ и скота по всему пути. Эти мѣры были приняты въ томъ предположеніи, что Крысинскій, вѣроятно, зналъ дорогу къ долинѣ розъ. Къ счастію, ему ничего не разсказывали о существованіи кедровой долины.

Въ этотъ же день успѣли перевезти въ кремль всѣ вещи и съѣстные припасы съ пріюта и уничтожить мастерскія. Трехъ фунтовой единорогъ былъ поставленъ на лафетъ и начали упражнять пару лошадей для быстраго съ нимъ движенія, чтобъ во время осады имѣть возможность подавать помощь сильно угрожаемымъ пунктамъ. Я забылъ сказать, что блокгаузъ на берегу бухты былъ уничтоженъ съ окончаніемъ постройки оборонительныхъ башенъ.

Только черезъ два дня послѣ появленія китайцевъ на Алмазной рѣкѣ, со сторожевой башни увидали дымъ на отдаленномъ берегу озера, гдѣ китайцы и прежде спускали на воду и грузили свои лодки. Лисицынъ предложилъ своей дружинѣ также сѣсть на лодки, вооруживъ ихъ пушками и не допустить непріятеля грузиться, а если удастся, то истребить ихъ флотилію; но недальновидные храбрецы нашли это предпріятіе очень опаснымъ. Они просили Лисицына остаться на островѣ, гдѣ будетъ удобнѣе защищаться отъ многочисленныхъ враговъ. Герой нашъ вынужденъ былъ на это согласиться.

Китайцы грузились на озерѣ цѣлыхъ четверо сутокъ и только на пятый день къ вечеру заняли орѣховый островъ. Защитники пріюта эти дни не были праздны: они заложили мины противъ исходящаго угла бастіона, а противъ куртинъ — по нѣскольку фугасовъ; сверхъ того, заготовили большое количество патроновъ, пушечныхъ зарядовъ, корзинъ съ камнями и проч. Лисицынъ приготовилъ изъ листоваго желѣза гильзы для конгревовыхъ ракетъ и снарядилъ ихъ зажигательнымъ составомъ, по имѣвшемуся описанію, до дюжины. Для метанія ихъ устроилъ принятые въ русской артиллеріи станки.

Въ день прибытія китайцевъ на орѣховый островъ, Николай поднесъ Лисицыну длинную винтовку съ сошками, сдѣланную изъ лучшаго краснаго желѣза. Это ружье, по величинѣ входящей въ него нули и по его тяжести, для охоты не годилось, но для обороны стѣнъ превосходило всѣ обыкновенныя ружья, поэтому Лисицынъ назвалъ его крѣпостнымъ. Выстрѣлъ, сдѣланный на разстояніи ста сажень убѣдилъ въ его вѣрности и силѣ удара.

Когда китайцы заняли орѣховый островъ, Гедеонъ просилъ позволенія открыть пушечный огонь съ башни перешейка, но Лисицынъ посовѣтовалъ подождать, когда они свезутъ на него побольше вещей и вышлютъ осадныя лодки атаковать пріютъ. Дѣйствительно, это распоряженіе принесло огромную пользу: на слѣдующій день китайцы, начавшіе уже извѣстнымъ намъ образомъ громить башню, вскорѣ увидали превосходство русской артиллеріи. Не прошло часа, какъ четыре лодки были потоплены, пять повреждены и всѣ остальныя прогнаны за орѣховый островъ, на который Лисицынъ приказалъ теперь направить всѣ орудія гавани. Надобно было видѣть ужасъ и безпорядокъ въ толпахъ непріятеля, старавшагося спасать съѣстные и боевые припасы и ретироваться на ближайшій сѣверный берегъ озера, куда не достигали выстрѣлы съ укрѣпленій пріюта. При этомъ много было ранено и истреблено людей. Этотъ успѣхъ подавалъ надежду, если не совсѣмъ отбиться отъ враговъ, то затянуть осаду пріюта на долгое время, а тамъ наступитъ суровая зима.

На другой день китайцы ничего не предпринимали противъ русскихъ и это очень подняло духъ обороняющихся, вообразившихъ, что непріятель не рѣшится напасть въ другой разъ. Эта увѣренность ясно высказалась въ разговорѣ Николая, Андрея, Константина и Максима, собравшихся на верху оборонительной башни, охранявшей гавань.

— Мы задали такого перцу косоглазымъ китайцамъ, — сказалъ Николай съ громкимъ смѣхомъ, — что они все еще не могутъ опомниться! Ужъ пусть бы лучше нападали, коли смѣлости хватитъ, чѣмъ время тратить по пусту, или убирались бы во свояси!

— Гдѣ имъ напасть, — поддакнулъ Андрей, — съ нашими-то пушками плохія шутки, стрѣляютъ на славу, кажется въ муху попадетъ, не то что въ лодку.

— Постоятъ, постоятъ, да и уйдутъ домой, — сказалъ Константинъ, скоро и зима настанетъ.

— Ну, а какъ, неравно, нападутъ? — простодушно спросилъ Максимъ.

— Не бойсь, не нападутъ, тупяшка, — воскликнулъ Константинъ; — неоткуда напасть: здѣсь твердо-онъ-то, заперто, а берега острова вездѣ неприступны, безъ крыльевъ не влѣзешь на нихъ.

— Вѣдь и въ самомъ дѣлѣ такъ, — сказалъ Андрей; — вотъ онъ близокъ локоть-то, да не укусишь.

— Хоша ихъ и много собралось, да что толку? — сказалъ Николай; — нашъ командиръ такъ укрѣпилъ островъ, что имъ въ десять лѣтъ не взять; право слово! Если что еще понадобится, онъ придумаетъ, головы у него на все хватитъ.

— Ежели бъ и укрѣпленій не было, — подхватилъ Константинъ, — все же бы мы ихъ отжарили на обѣ корки!

— Отжарили бы своими боками, — возразилъ Николай, — ну, что хвастаешь словно французъ забубенный! Еще въ урядники попалъ.

— Гдѣ жъ я хвастаю, желѣзная ты душа, пусть попробуютъ косоглазые еще разъ на приступъ пойти: я ихъ угощу чернымъ черносливомъ, а вы чугунными мячиками, такъ сами увидите, что угощенье имъ не прилюбится.

Всѣ разговаривавшіе громко засмѣялись.

— Что вы тутъ ни болтайте, а возьмутъ островъ! ихъ много, а насъ первой, другой и обчелся! — сказалъ угрюмо Максимъ.

— Руки обожгутъ, тупяшка, какъ захотятъ брать; — сказалъ Константинъ; — прямой ты дурень, что вороной каркаешь.

Лисицынъ, слышавшій почти весь разговоръ, подошелъ къ товарищамъ.

— Не хвастайтесь, братцы, а благодарите Бога за побѣду. Будьте бдительны, не надѣйтесь на оплошность непріятеля; вы видите, онъ не отступаетъ, а это доказываетъ желаніе китайцевъ овладѣть островомъ. Вспомните, что тамъ нѣсколько искусныхъ иностранцевъ и предатель Крысинскій съ ними.

— Съ вами мы ничего небоимся, — отвѣчали служивые.

Крысинскій, дѣйствительно, не дремалъ: китайцы дали обороняющимся четверо сутокъ отдыха, что еще болѣе возбудило ихъ самонадѣянность и безпечность, а на пятые сутки, пользуясь темнотою ночи, они съ двухъ разныхъ сторонъ атаковали пріютъ на большихъ лодкахъ съ высокими вышками, имѣющими опускные мосты. Они причалили именно къ слабѣйшимъ пунктамъ, вѣроятно указаннымъ Крысинскимъ, который хорошо изучилъ мѣстность.

Лисицынъ, по особенно-счастливому случаю, услыхавшій приближеніе непріятеля, успѣлъ подоспѣть къ одному угрожаемому пункту съ нѣсколькими храбрецами и единорогомъ, гдѣ удачнымъ выстрѣломъ разрушилъ вышку, но Гедеону не посчастливилось: китайцы его опрокинули и онъ былъ вынужденъ съ своимъ отрядомъ спасаться бѣгствомъ. Если бъ непріятель былъ предпріимчивѣе, то половина защитниковъ пріюта и орудіе могли бы достаться имъ въ добычу. Только благодаря медленности и нерѣшимости китайцевъ, осажденные успѣли спастись въ кремль, оставивъ въ рукахъ непріятеля укрѣпленія гавани съ ихъ орудіями и всю флотилію пріюта.

На слѣдующій день весь китайскій отрядъ вступилъ на островъ и расположилъ свой лагерь и военное депо на отдаленномъ южномъ концѣ его, куда не могли достигать выстрѣлы русскихъ орудій. Всѣ эти благоразумныя распоряженія китайскихъ начальниковъ доказывали, что между ними присутствуютъ люди спеціально знающіе свое дѣло, что было очень неутѣшительно для Лисицына.

День этотъ прошелъ въ бездѣйствіи со стороны атакующихъ. Ночью былъ высланъ отрядъ взять штурмомъ сторожевую скалу, но былъ прогнанъ осажденными съ большимъ урономъ для непріятеля. Защитники сторожевой скалы видѣли безпрестанно подвозимыя на пріютъ орудія и разные предметы для осады. Было очевидно, что китайцы рѣшились непремѣнно овладѣть кремлемъ. Еще прошло два дня въ бездѣйствіи; наконецъ китайцы многочисленными толпами бросились на скалу, въ одно время съ различныхъ пунктовъ, прикрываясь отъ русскихъ пуль фашинами. Видя невозможность сопротивляться, Лисицынъ далъ сигналъ къ отступленію въ кремль. На этотъ разъ враги ободряемые Крысинскимъ преслѣдовали русскихъ по пятамъ и истребили бы у тѣсныхъ воротъ большую часть гарнизона, если бъ Лисицынъ не успѣлъ охладить пылъ наступающихъ бомбой, брошенной въ средину ихъ толпы. Этой счастливо придуманной и искусно исполненной мѣрой, онъ спасъ свой единорогъ и товарищей, отдѣлавшихся легкими ранами. Лисицына утѣшало, что непріятель въ этой схваткѣ потерялъ много людей убитыми и раненными. Отступившіе отъ кремля китайцы были угощены картечью, положившею на мѣстѣ не мало людей.

На другой день началась правильная осада. Знаете ли вы, молодые читатели, что такое правильная осада? Я это объясню вамъ въ нѣсколькихъ словахъ, такъ, чтобъ вамъ не наскучило меня слушать.

Если крѣпость невозможно взять приступомъ, что сопряжено съ рискомъ и большою потерею людей, то осаждающіе прибѣгаютъ къ способу хотя медленному, но вѣрному — взять крѣпость, подвигаясь къ ней постепенно, посредствомъ земляныхъ рвовъ и насыпей, за которыми осаждающіе также прикрыты отъ выстрѣловъ осажденныхъ, какъ и послѣдніе отъ ихъ выстрѣловъ. Подвигаясь этими насыпями ежедневно впередъ и устраивая на приличныхъ мѣстахъ пушечныя и мортирныя батареи, осаждающіе сбиваютъ орудія осажденныхъ, разрушаютъ ихъ стѣны и насыпи и дойдя такимъ образомъ до самаго рва сосредоточенными выстрѣлами изъ артиллерійскихъ орудій обсыпаютъ валы такъ, что по этимъ отсыпямъ удобно могутъ ворваться въ крѣпость штурмующія колонны. Эта медленная война сильно истощаетъ обороняющихся: они постоянно должны бодрствовать, постоянно чинить поврежденія, сдѣланныя въ укрѣпленіяхъ непріятелемъ, и днемъ и ночью, подъ убійственнымъ пушечнымъ и ружейнымъ огнемъ его; часто должны стаскивать съ валовъ подбитыя орудія и втаскивать новыя на потребныя мѣста; дѣлать ночныя вылазки, для уничтоженія непріятельскихъ работъ, часто сопряженныя съ потерею людей и не рѣдко нуждаться въ боевыхъ и съѣстныхъ припасахъ. За всѣмъ этимъ, по невозможности пополнять убыль людей, тяжесть обороны съ каждымъ днемъ дѣлается труднѣе, падая на остающихся въ живыхъ защитниковъ. Вотъ причины, въ слѣдствіе которыхъ нѣтъ крѣпости, которую не возможно было бы взять правильной осадой. Наконецъ нужно имѣть очень много мужества и геройской рѣшимости, чтобъ успѣшно сопротивляться правильной осадѣ, не имѣя въ виду надежды получить помощь, потому что въ такомъ случаѣ конецъ всякой обороны одинъ — взятіе непріятелемъ крѣпости.

Лисицынъ хорошо зналъ это, и всю надежду единственно возлагалъ на Бога. Крѣпостное ружье оказывало осажденнымъ большія услуги: герой нашъ никому не давалъ пощады, прежде чѣмъ непріятель приблизился къ кремлевскому рву, онъ отправилъ на тотъ свѣтъ двухъ иностранныхъ инженеровъ, управлявшихъ осадными работами. Третій иностранецъ и Крысинскій избѣгли той же участи лишь въ слѣдствіе ихъ чрезмѣрной осторожности.

Двадцать дней гарнизонъ кремля геройски бился съ многочисленнымъ непріятелемъ, часто разрушая его батареи и земляныя насыпи въ молодецкихъ вылазкахъ; но на мѣсто подбитыхъ и испорченныхъ орудій китайцы ставили другія, въ числѣ которыхъ Лисицынъ узналъ свои, бывшія на оборонительныхъ башняхъ гавани; а на мѣсто убитыхъ и раненыхъ воиновъ присылали новыхъ солдатъ и саперовъ.

Пять защитниковъ кремля было ранено, къ счастію не тяжело, такъ что они могли стрѣлять изъ ружей; двѣ пушки и двѣ мортиры были подбиты, стѣны во многихъ мѣстахъ разрушены. Однако же и Лисицынъ не дремалъ: по его распоряженію, на случай приступа, на днѣ рва приготовили легко воспламеняющіеся матерьялы, чтобъ зажечь фашины непріятельскихъ саперовъ, когда они начнутъ заваливать ровъ.

Какъ ни плохи были обстоятельства осажденныхъ, но мужество и увѣренность выйти побѣдителями изъ отчаянной борьбы ни на минуту не оставляли малочисленнаго гарнизона. Въ доказательство этого я передамъ вамъ краткій разговоръ нѣсколькихъ молодцовъ, подслушанный Лисицынымъ и записанный въ дневникѣ его.

— Вотъ братцы вышло по моему, китайцы забрали нашъ островъ, — угрюмо сказалъ Максимъ; — а вы все твердили не возьмутъ, да не возьмутъ.

— Никогда бы не взяли, еслибъ не измѣна; это полячишка указалъ, гдѣ приступные берега! — съ досадой возразилъ Константинъ; — не даромъ бездѣльникъ все шатался по острову.

— Вѣстимо не даромъ, — перебилъ Максимъ; — вѣдь онъ, чай, и кремль теперь высмотрѣлъ; укажетъ китайцамъ какъ и его взять. Вы себѣ какъ тамъ хотите, я же не дамся живой, въ плѣнъ.

— Экъ о чемъ задумалъ, подожди умирать-то, пока живъ нашъ начальникъ — не видать непріятелю кремля, какъ своихъ ушей!

— Да, твердите басни-то, враги и такъ чуть не сидятъ на кремлѣ; вишь какъ близко подошли, рукой подать!

— Полно, Максимъ, хныкать, говорятъ тебѣ толкомъ, пока живъ командиръ бояться нечего. Такъ или эдакъ, а все же онъ насъ изъ бѣды выручитъ, — сказалъ подошедшій Николай, ударивъ слегка по плечу товарища. — Берегитесь! бомба! — закричалъ онъ въ заключеніе.

Всѣ поспѣшили прилечь кто гдѣ могъ; бомба упала въ нѣсколькихъ шагахъ отъ разговаривавшихъ; ее разорвало съ оглушительнымъ громомъ, черепки и камни полетѣли во всѣ стороны, густой столбъ пыли поднялся къ небу. Всѣ люди остались цѣлы и невредимы.

— Пошлемъ-ка имъ въ гостинецъ мѣшокъ грецкихъ орѣховъ, — сказалъ Константинъ, зажигая фитиль у двухъ-фунтовой мортиры, заряженной корзиною съ каменьями.

Въ непріятельскихъ траншеяхъ послышались крики и стоны.

— Я чаю, братцы, — продолжалъ Николай, — что командиръ придумалъ что-нибудь важное; прошедшіе два дня больно былъ угрюмъ, а нынче повеселѣлъ по прежнему.

— Дай-то Богъ! Такого командира любо слушаться, — вскричалъ Константинъ. — Не взять косоглазымъ кремля, врутъ они!

Но мужественный Лисицынъ терялъ надежду отстоять кремль, и придумывалъ мѣры, какъ бы при послѣднемъ актѣ обороны спасти жизнь и свободу своихъ храбрыхъ товарищей. Онъ вспомнилъ, что ежели спуститься по веревкѣ изъ цвѣтника, на двадцать сажень внизъ, по обрыву утеса, то тамъ находится уступъ или узкая площадка, съ которой, цѣпляясь за кусты, возможно безъ большой опасности пробраться на островъ. И такъ, запасшись веревками, обороняющіеся могли ночью оставить кремль и перейти на островъ; потомъ окольными тропинками дойти до гавани, овладѣть тамъ лодками и скрыться на какомъ нибудь отдаленномъ островѣ глубокаго или Архипелажнаго озера. Когда непріятель ворвется въ кремль, тогда ужъ невозможно будетъ исполнить этого намѣренія, надобно предупредить штурмъ, а чтобъ врагамъ нечѣмъ было поживиться, взорвать всѣ укрѣпленія и строенія. Остановясь на этой мысли, Лисицынъ передалъ ее Гедеону, который остался доволенъ планомъ и они рѣшили въ эту же ночь привести его въ исполненіе. Надежда спасти товарищей возвратила прежнее спокойствіе въ душу Лисицына за ихъ участь. Вотъ почему Николай замѣтилъ въ немъ перемѣну.

Когда совершенно стемнѣло, Лисицынъ сошелся съ Гедеономъ въ подвальномъ этажѣ сторожевой башни, гдѣ хранился порохъ.

— Я хочу еще на день отложить мой планъ, — сказалъ Лисицынъ, — у меня явилась хорошая идея, которая должна принести несомнѣнную пользу оборонѣ кремля.

— Тѣмъ лучше, если можно обойтись безъ истребленія нашихъ построекъ.

— Если мое предпріятіе удастся, тогда осада должна затянуться на долгое время, а мы, между тѣмъ, можемъ придумать многое для нашего спасенія.

— Сообщите же скорѣй свой планъ; можетъ быть и я могу вамъ содѣйствовать.

— Безъ васъ я рѣшительно ничего не могу исполнить; но прежде чѣмъ услышите объясненіе моего плана, вы должны поклясться, что не будете препятствовать его исполненію и въ точности совершите всѣ мои распоряженія.

— Вы меня приводите въ смущеніе, Сергѣй Петровичъ, я, право, не знаю что и подумать. Не скрывается ли тутъ опасность для моего Володи?

— Опасность дѣйствительно есть, только не для Володи. И такъ, вы клянетесь?

— Нѣтъ, не могу, я подозрѣваю…

— Не можете, такъ нечего объ этомъ и говорить, — поспѣшно перебилъ Лисицынъ, — я преувеличилъ ваше ко мнѣ довѣріе и дружбу…; начнемте приводить въ исполненіе нашъ первый планъ.

— Какъ, вы сомнѣваетесь въ моемъ довѣріи и преданности къ вамъ? Я этого не могу вынести! Я даю вамъ требуемую клятву.

— Благодарю, — сказалъ Лисицынъ, горячо сжавъ руку Гедеона. — Теперь слушайте, что я скажу вамъ: въ эту ночь я проберусь въ китайскій лагерь и сожгу ихъ порохъ, безъ котораго невозможна осада. Мы тогда будемъ имѣть преимущество надъ непріятелемъ и многое можетъ случиться: упадокъ мужества, упадокъ терпѣнія, недостатокъ въ продовольствіи и всѣ ужасы зимы съ ея глубокими снѣгами и мятелями, — все это, взятое вмѣстѣ, можетъ заставить китайцевъ удалиться до весны, а мы приготовимся ихъ встрѣтить съ запасомъ новыхъ средствъ. Что вы на это скажете?

— Я такъ и подумалъ, что въ этомъ смѣломъ предпріятіи опасность угрожаетъ только вамъ.

— Я не могу сказать, что нѣтъ опасности, но, принимая въ соображеніе темноту нынѣшней ночи, мое знаніе мѣстности, безпечность китайцевъ и мою осторожность, я надѣюсь окончить благополучно мое предпріятіе. Если же Богу угодно, чтобъ я попался въ плѣнъ, или лишился жизни, то да будетъ его святая воля!

— Что мы тогда будемъ дѣлать безъ васъ! — съ горестію вскричалъ Гедеонъ.

— Вотъ что вы должны будете сдѣлать, другъ мой: ежели черезъ три часа послѣ моего ухода вы не услышите взрыва, это будетъ значить, что я для васъ болѣе не существую. Тогда соберите товарищей и приведите въ исполненіе нашъ первый планъ. Когда же китайцы, удовольствовавшись побѣдой, оставятъ страну, вы опять можете занять пріютъ и, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, возвратиться на родину.

Гедеонъ отъ сильнаго волненія не могъ отвѣчать. Лисицынъ крѣпко пожалъ его руку и быстрыми шагами вышелъ изъ подвала. Привязавши длинную веревку къ дереву, росшему на самой окраинѣ скалы, онъ ловко спустился на узкій уступъ, потомъ, хватаясь за кустарникъ, благополучно сошелъ на нижній уступъ у подошвы скалы и тихо проскользнулъ въ лѣсъ, росшій на западной сторонѣ пріюта. Благоразуміе требовало держаться отдаленныхъ тропинокъ, чтобъ не быть узнаннымъ въ вслучаѣ встрѣчи, необходимо было имѣть ему китайское платье. Къ несчастію вся китайская одежда хранилась въ гротѣ съ мѣхами, входъ въ который былъ заваленъ землею и хворостомъ. Лисицынъ пожалѣлъ о своей непредусмотрительности и осторожно пошелъ по извѣстному ему пути. Болѣе половины дороги онъ прошелъ благополучно, но при поворотѣ на одну тропинку онъ очутился лицемъ къ лицу съ двумя китайцами, которые, увидавши русскаго, тотчасъ бросились на него съ обнаженными кривыми ножами. Опасаясь произвести шумъ выстрѣломъ, Лисицынъ ударилъ одного пинкомъ въ животъ такъ сильно, что онъ растянулся на землѣ, а съ другимъ вступилъ въ борьбу, парируя удары ножа кинжаломъ. Скоро врагъ упалъ къ ногамъ его бездыханный; въ это время другой китаецъ, собравшійся съ силами, хотѣлъ нанести смертельный ударъ Лисицыну, который, примѣтивъ во время намѣреніе врага, успѣлъ отскочить и ловкимъ ударомъ въ самое сердце положилъ его на мѣстѣ. Не смотря на побѣду, положеніе Лисицына было критическое: всякую минуту могли подойти враги и произвести тревогу. Онъ поспѣшилъ оттащить тѣла подальше отъ дорожки, въ кусты, и завладѣлъ шляпой и халатомъ одного изъ противниковъ. Въ эту экспедицію злая судьба видимо преслѣдовала нашего героя: поблизости отъ лагеря, на открытомъ мѣстѣ, онъ былъ встрѣченъ толпою китайцевъ, обратившихся къ нему съ непонятнымъ для него вопросомъ, но находчивость, на этотъ разъ, спасла его: онъ промычалъ невнятныя звуки и нѣсколько разъ пошатнулся въ сторону, прикинувшись пьянымъ. Толпа разразилась смѣхомъ и пошла своей дорогой, а Лисицынъ, пройдя нѣсколько шаговъ, нарочно упалъ, чтобъ подсмотрѣть, не наблюдаетъ ли кто за нимъ. Увѣрившись въ полной безопасности, онъ началъ осмотръ лагеря и, наконецъ, нашелъ, чего искалъ: огромныя груды готовыхъ зарядовъ и бочки съ порохомъ. При этихъ складахъ часовыхъ не было, или они гдѣ нибудь спали крѣпкимъ сномъ; всюду царствовала тишина и спокойствіе. Лисицынъ безпрепятственно вставилъ фитиль въ одну изъ пороховыхъ бочекъ, зажегъ его и поспѣшилъ удалиться. Китайскій халатъ мѣшалъ ему скоро идти, онъ бросилъ его и быстро пошелъ къ кремлю окольными тропинками. Вскорѣ до него дошелъ шумъ, происходившій въ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ сражался съ китайцами; тамъ былъ виденъ свѣтъ фонарей. Это обстоятельство сильно его обезпокоило; онъ на минуту остановился въ недоумѣніи, что ему дѣлать: китайцы вѣроятно догадались, что изъ кремля высланъ русскій шпіонъ, пробравшійся съ западной стороны острова, почему безъ сомнѣнія всѣ тропинки на этой сторонѣ заняты засадой. Тутъ онъ навѣрное попадется въ плѣнъ. Между тѣмъ шумъ все увеличивался, надобно было рѣшиться дѣйствовать. Теряться въ минуты опасности было не въ характерѣ Лисицына, онъ сообразилъ что ежели путь прегражденъ съ западной стороны сторожевой башни, то онъ безпрепятственно можетъ пробраться съ восточной. Онъ такъ и сдѣлалъ. Густота лѣса, темнота ночи и совершенное знаніе мѣстности ему благопріятствовали. Сильно уставшій отъ поспѣшной и трудной ходьбы, онъ наконецъ взобрался по веревкѣ на скалу, гдѣ его съ нетерпѣніемъ ожидалъ Гедеонъ.

— Слава Богу! вы живы, — вскричалъ онъ въ восторгѣ.

— И живъ и цѣлъ, благодаря Бога; только предпріятіе мое едва ли удастся; кажется слѣды мои открыты и фитиль въ порохѣ вѣроятно потушенъ. Однако же мы должны быть готовы на всякій случай, — дополнилъ Лисицынъ, окончивши разсказъ своихъ похожденій. Разставьте людей у минныхъ и фугасныхъ сосисовъ и у орудій, и прикажите имъ дожидаться личной моей команды. Я сейчасъ приду къ вамъ.

Лишь только Лисицынъ вступилъ на дворъ кремля, какъ весь островъ освѣтился зловѣщимъ свѣтомъ, и въ слѣдъ за нимъ раздался такой оглушительный ударъ, что защитники кремля не могли устоять на ногахъ, а эхо понесло перекаты грома по горамъ, лѣсамъ и долинамъ. Осаждающіе, забывши осторожность, густыми толпами высыпали изъ траншей на возвышенія своихъ насыпей, желая лучше разсмотрѣть случившееся. Лисицынъ въ тотъ же моментъ, далъ сигналъ зажигать мины и фугасы и всѣ взрывы слились въ одинъ общій неумолкаемый гулъ, что окончательно навело паническій страхъ на непріятеля: тѣ, которые остались живы, побѣжали, перегоняя другъ друга. Тогда Лисицынъ приказалъ открыть огонь изъ всѣхъ орудій по бѣгущимъ, чтобъ не дать имъ опомниться отъ испуга. Въ непріятельскій лагерь онъ пустилъ нѣсколько конгревовыхъ ракетъ, одну въ слѣдъ за другою. Эти, ужасно гремящія и изрыгающія пламя ракеты, довершили ужасъ нападающихъ. Утромъ весь островъ оказался очищеннымъ китайцами.

Защитники кремля съ благоговѣніемъ упали на колѣна и возблагодарили Бога за неожиданную побѣду.

Гедеону съ нѣсколькими товарищами было поручено осмотрѣть траншеи, а Лисицынъ съ остальными людьми бросился къ гавани, гдѣ нашелъ цѣлыми обѣ свои лодки и одну барку. Опустивъ рѣшетки въ воротахъ, чтобъ никто не могъ ворваться въ бухту, Лисицынъ осмотрѣлъ островъ. Непріятельскій лагерь совершенно былъ истребленъ взрывомъ: вездѣ валялись человѣческіе члены, оружіе, остатки бараковъ…. Въ одномъ мѣстѣ было свалено до двадцати подбитыхъ орудій; много было оставлено разнаго имущества; по острову въ испугѣ бѣгали лошади…, все доказывало, что паническій страхъ овладѣлъ китайцами. Не отыскавши на острову ни одной живой души, Лисицынъ возвратился съ своимъ отрядомъ въ кремль. Здѣсь Гедеонъ объявилъ ему, что въ траншеяхъ нашелъ Крысинскаго, притаившагося во рву и спрашивалъ разрѣшенія его повѣсить.

— Прикажите пока запереть его въ подвалъ; а послѣ вмѣстѣ обдумаемъ, что съ нимъ сдѣлать. Сколько еще взято плѣнныхъ?

— Тридцать шесть человѣкъ, всѣ больше или меньше раненные.

— Прикажите, какъ можно лучше перевязать ихъ раны и потомъ свезти на берегъ и сдать китайскому начальству.

— Бѣдняки будутъ очень рады возвратиться къ своимъ товарищамъ; Крысинскій увѣрилъ ихъ, что русскіе умерщвляютъ плѣнныхъ.

Лисицынъ, отдавши лодки въ распоряженіе плѣнныхъ, принялся подъ личнымъ своимъ надзоромъ зарывать тѣла и приводить въ порядокъ разрушенія, причиненныя войною на пріютѣ. Наступила ночь. Гарнизонъ пріюта въ упоеніи побѣды не смыкалъ глазъ. Предъ разсвѣтомъ Гедеонъ напомнилъ о Крысинскомъ, котораго Лисицынъ приказалъ привести въ сарай, ярко освѣщенный факелами, гдѣ былъ собранъ весь гарнизонъ. Крысинскій вошелъ блѣдный какъ полотно.

— Вы ли Игнатій Крысинскій? — спросилъ Лисицынъ.

— Я, ясновельможный пане, — отвѣчалъ плѣнникъ съ поникшей головою.

— Сколько вамъ лѣтъ?

— Двадцать восемь, ясновельможный пане.

— Зачѣмъ вы обманули меня, назвавшись графомъ Т.

— Я думалъ этимъ возбудить въ васъ больше состраданія.

— За чѣмъ вы предали насъ китайцамъ? мы всѣ обращались съ вами, какъ съ товарищемъ, и я спасъ вамъ жизнь.

— Я не предавалъ, вельможные панове, китайское правительство само распорядилось истребить ваши поселенія и укрѣпленія, построенныя на его землѣ.

— По какому же случаю, вы очутились съ ними здѣсь?

— Меня схватили на дорогѣ, панъ генералъ.

— Хорошо; но если вы были плѣнникомъ, то какъ очутились въ рядахъ осаждающихъ?

— Меня заставили силою, панъ генералъ, видя явную смерть, на что не рѣшишься.

— Онъ лжетъ, — сказалъ Константинъ,— я видѣлъ не разъ, какъ онъ распоряжался атакою и наводилъ противъ насъ орудія.

— А я видѣлъ, — сказалъ Николай, — какъ онъ палкой подгонялъ китайцевъ, чтобъ проворнѣе работали.

— Что вы на это скажете, Крысинскій, — спросилъ Лисицынъ.

— Они говорятъ нарочно неправду, чтобъ только погубить меня.

— Для чего же намъ лгать, подлая душенка, — возразили оба свидѣтеля; — если бъ захотѣли тебя уходить, то покончили бъ во рву.

— Мнѣ разсказали плѣнные китайцы, — объявилъ Гедеонъ, — что Крысинскій уговорилъ главнаго мандарина воевать съ нами и вызвался быть провожатымъ до пріюта. Онъ же указалъ и доступныя мѣста на островъ.

— Они безсовѣстно лгутъ, панъ Гедеонъ! — вскричалъ Крысинскій.

— Игнатій Крысинскій, — продолжалъ Лисицынъ, — сознайтесь искренно въ вашихъ преступленіяхъ и вамъ будетъ дарована жизнь. Иначе готовьтесь къ висѣлицѣ.

— А кто далъ вамъ право осуждать меня на смерть? Вы такой же подданный Императора Николая какъ и я.

— Дѣйствительно такъ, но разница вотъ въ чемъ: я вѣрный подданный Императора, а вы измѣнникъ, бѣглецъ, предатель. Государь даровалъ вамъ жизнь не смотря на тяжкое преступленіе ваше противъ государства, и чѣмъ же вы заплатили ему за его милосердіе? Новой измѣной.

— Что долго толковать съ нимъ, ваше высокоблагородіе, — сказали присутствующіе, — прикажите бросить его со сторожевой скалы въ озеро; пусть тамъ ловитъ рыбу.

Игнатій задрожалъ, упалъ на полъ и на колѣняхъ сталъ умолять о помилованіи.

— Встаньте, — сказалъ Лисицынъ, — если будете откровенно отвѣчать на мои вопросы, я, быть можетъ, не буду здѣсь судить васъ.

— Наиясновельможнѣйшій пане, я готовъ исполнить вашу волю.

— Скажите, кто командуетъ китайцами?

— Командовалъ мандаринъ первой степени Шао-ли, но онъ погибъ при началѣ осады; теперь командуетъ мандаринъ третей степени Чинь-янъ, если только не погибъ при взрывѣ.

— Какъ велика китайская армія?

— Она состояла почти изъ восьми сотъ человѣкъ, но до вчерашняго дня едва ли оставалось триста здоровыхъ. Теперь должно остаться еще менѣе.

— Много ли осталось у непріятеля орудій?

— Ни одного, пане генералъ, въ траншеяхъ были поставлены послѣднія, годныя къ употребленію, даже ваши взятыя съ оборонительныхъ башенъ.

— Вы сказали, что васъ заставили сражаться противъ насъ силою. Если бъ я предложилъ вамъ сражаться вмѣстѣ съ нами противъ китайцевъ, то согласились ли бы вы?

— О, пане генералъ, я почелъ бы за счастіе сражаться въ рядахъ русскихъ.

— И вы говорите это серьезно! вы по доброй волѣ желаете биться противъ вашихъ недавнихъ друзей?

— Развѣ могутъ китайцы быть друзьями поляку? Пане маршалъ, дайте мнѣ оружіе и вы увидите, хуже ли другихъ я буду поражать этихъ азіатскихъ цивилизаторовъ.

— Довольно! Товарищи, что вы считаете справедливымъ сдѣлать съ этимъ измѣнникомъ?

— Разстрѣлять его, — сказалъ одинъ.

— Повѣсить, — сказалъ другой.

— Сбросить со скалы въ озеро, — сказалъ третій.

— Только сперва отрубить руки и ноги, — сказалъ четвертый.

— Зарыть живаго въ землю, — вскричалъ пятый.

— Вырвать языкъ и содрать съ живаго кожу, — заревѣлъ шестой.

По мѣрѣ опредѣленія казней, несчастный, какъ бы чувствуя описываемыя муки, все ниже и ниже склонялся къ землѣ, и наконецъ сталъ ползать, какъ пресмыкающееся, прося каждаго о помилованіи, но суровые солдаты отталкивали его ногами, какъ презрѣнную тварь, говоря, что для него мало всѣхъ этихъ смертей вмѣстѣ.

Утомленный такимъ зрѣлищемъ, Лисицынъ спросилъ товарищей: заслуживаетъ ли онъ награды за оборону кремля отъ китайцевъ.

— Вы спаситель нашъ, закричала толпа въ одинъ голосъ, приказывайте, мы для васъ на все готовы! пусть попробуетъ кто-нибудь ослушаться!

— Благодарю васъ, друзья мои, за преданность и желаніе исполнить мою волю. Прошу васъ, не дѣлайте меня судью, а себя палачами этого несчастнаго негодяя. Согласитесь, чтобъ я отослалъ его въ китайскій лагерь, гдѣ и будутъ судить его.

Солдаты хранили угрюмое молчаніе.

— Я не измѣнялъ китайцамъ, имъ не-за-что судить меня! — вскричалъ Крысинскій, обезумѣвшій отъ страха и не понявшій намѣренія Лисицына.

Герой нашъ взглянулъ на несчастнаго съ глубокимъ сожалѣніемъ и, немного подумавши, сказалъ:

— Не вы ли сей часъ объявили мнѣ о слабости китайской арміи и о желаніи вашемъ сражаться противъ нихъ? развѣ это не измѣна?

Солдаты громко разсмѣялись.

— Пусть эту собаку судятъ китайцы, ваше высокоблагородіе, а намъ нечего поганить объ него руки, сказали служивые; мы давича не поняли дѣла и опасались, какъ бы онъ не отвертѣлся отъ висѣлицы.

Крысинскаго связали и повели для передачи китайцамъ. Вскорѣ явился китайскій парламентёръ съ толмачемъ. Непріятель просилъ позволенія безпрепятственно удалиться, за что предложилъ: 1) Оставить русскимъ все холодное и огнестрѣльное оружіе. 2) Возвратить всѣ суда захваченные въ гавани пріюта; а по переправѣ черезъ озеро отдать всѣ свои лодки. 3) Китайцы даютъ торжественную клятву сохранить съ русскими миръ въ теченіи трехъ лѣтъ. Въ обезпеченіе честнаго исполненія предлагаемыхъ условій они привезли шесть аманатовъ изъ знатнѣйшихъ китайцевъ.

Съ согласія товарищей, Лисицынъ подписалъ этотъ договоръ и принялъ аманатовъ, которыхъ помѣстилъ въ оборонительной башнѣ пристани, приказавъ угостить какъ можно лучше. Въ тотъ же день непріятель сѣлъ на суда и началъ отступленіе. Тогда Лисицынъ отослалъ аманатовъ съ извѣщеніемъ, что вѣритъ честности китайцевъ и будетъ самъ наблюдать за исполненіемъ ими условія. Русская флотилія изъ трехъ лодокъ съ пушками, подъ начальствомъ Гедеона, провожала обезоруженныхъ китайцевъ, во время ихъ пути по Архипелажному озеру; а Лисицынъ съ восемью удальцами, привычными къ верховой ѣздѣ, поскакалъ берегомъ, чтобъ въ случаѣ обмана дать китайцамъ памятный урокъ. Для охраненія пріюта остались Николай, Константинъ и Володя. При преслѣдованіи непріятеля была принята предосторожность, чтобъ скрыть отъ китайцевъ малочисленность сухопутныхъ и морскихъ русскихъ силъ: для этого кавалерія гарцовала, то появляясь, то скрываясь въ опушкѣ лѣса, а флотилія плыла на такомъ разстояніи, чтобъ непріятель могъ видѣть одни флаги лодокъ, которыхъ было всѣхъ шесть, изъ нихъ три пустыхъ шедшихъ на буксирѣ за вооруженными. Это давало китайцамъ ложное понятіе о дѣйствительной силѣ гарнизона, обороняющаго пріютъ. Стыдъ неудавшейся осады побудитъ ихъ увеличить еще болѣе число русскихъ въ донесеніи начальству.

Китайцы на этотъ разъ добросовѣстно исполнили свой договоръ и поспѣшили отплыть на джонкахъ домой.

По возвращеніи на пріютъ распорядились призывомъ Ян-си съ его стадомъ и табуномъ. Опасенія Лисицына, что Крысинскій будетъ отыскивать стадо оправдались: онъ водилъ китайцевъ въ долину розановъ, что доказывалось разрушеніемъ брошеннаго литейнаго завода и множествомъ конныхъ слѣдовъ по разнымъ направленіямъ.

Послѣ кратковременнаго отдыха всѣ дружно принялись за поправку разрушенныхъ стѣнъ. Превосходство мягкаго бѣлаго камня предъ кирпичемъ, относительно сопротивленія ударамъ ядеръ было столь очевидно въ продолженіи осады, что опять этимъ камнемъ исправили стѣны кремля. На тѣхъ двухъ пунктахъ, гдѣ непріятель съ помощью вышекъ ворвался на пріютъ, построили небольшія оборонительныя башни, на манеръ находящейся въ бухтѣ. Такимъ образомъ къ зимѣ не осталось слѣда губительной войны.

Обитатели пріюта провели эту зиму не скучно: каждый занимался своей любимой работой. Лисицынъ съ Гедеономъ часто ходили на охоту и не рѣдко, кромѣ пушныхъ звѣрей, приносили крупную дичь. Солдаты иногда ловили рыбу неводомъ, подводя его подъ льдомъ, сквозь рядъ маленькихъ прорубей, и вытаскивая въ одну большую прорубь сдѣланную у берега.

Лисицынъ и Гедеонъ съ каждымъ днемъ все болѣе привязывались другъ къ другу. Сближеніе ихъ особенно увеличилось съ того времени, когда нашему герою удалось избавить отъ медвѣжьихъ лапъ своего товарища. Это случилось въ одну изъ отдаленныхъ поѣздокъ на охоту. Товарищи избрали для ночлега пещеру, по срединѣ которой развели огонь для приготовленія пищи. Лисицынъ ушелъ за хворостомъ, а Гедеонъ остался въ пещерѣ, исполняя обязанности повара. Вдругъ онъ былъ приведенъ въ ужасъ неожиданно явившимся медвѣдемъ, необыкновеннаго роста; лютый звѣрь немедленно всталъ на заднія лапы, чтобъ уничтожить своего противника. Гедеонъ, сильно испугавшійся, единственно по инстинкту самохраненія догадался забѣжать за костеръ и вооружиться головней. Такимъ образомъ, жертва и палачъ ходили вокругъ костра, первый съ трепетомъ, слѣдя за движеніемъ врага, второй съ глухимъ рычаньемъ, до тѣхъ поръ, пока за недостаткомъ дровъ, костеръ началъ угасать. Гедеонъ ясно понималъ, что какъ только костеръ потухнетъ, его участь будетъ рѣшена, потому что звѣрь съ каждой минутой приходилъ въ большую ярость. Къ счастію, возвратившійся Лисицынъ избавилъ Гедеона отъ смертельнаго врага мѣткимъ выстрѣломъ.

Святую недѣлю обитатели пріюта встрѣтили весело и совершенно по русски. Полевыя работы кончили дружно; исправили и разширили ферму; исправили орудія, лафеты, множество холоднаго оружія и вооружили всѣ башни и стѣны кремля несравненно лучше прежняго. Не находя больше дѣла, но не любя праздности, товарищи Лисицына пожелали построить церковь во имя пресвятаго нерукотвореннаго Спаса, въ память избавленія всѣхъ ихъ отъ смерти. Лисицынъ обрадовался этой мысли и поспѣшилъ привести ее въ исполненіе. Онъ поручилъ работникамъ пилку камня и отковку желѣзныхъ связей; на свою же долю взялъ обязанности архитектора, столяра и живописца. Мѣсто избрали на южной оконечности сторожевой скалы; къ работѣ приступили всѣ съ особеннымъ усердіемъ, даже Володя выпросилъ дозволеніе участвовать въ общихъ трудахъ по мѣрѣ силъ своихъ.

Въ четыре мѣсяца былъ сложенъ изъ мягкаго бѣлаго камня теплый храмъ съ деревяннымъ потолкомъ, оштукатуреннымъ известкой, съ красивымъ деревяннымъ же куполомъ и колокольней. Храмъ имѣлъ форму креста и освѣщался красивыми готическими окнами. Полъ сдѣлали изъ чугунныхъ плитъ; крышу покрыли мелкой черепицей, а куполъ съ главами и шпицъ колокольни обшили листами красной мѣди; кресты надъ храмомъ также обили листами мѣди. Это придавало церкви красивый и нарядный видъ, особенно при солнечномъ освѣщеніи.

Литейщики отлили большіе мѣдные колокола съ примѣсью китайскаго серебра, которые удались на славу: они имѣли звукъ густой, чистый, гармоническій. Они же отлили, по рисункамъ Лисицына и съ помощью Ян-си, лѣпившаго формы, массивные шандалы для образовъ.

Вмѣстѣ съ другими работами Лисицынъ занимался писаніемъ образовъ, для чего ему пригодились краски, долго лежавшія въ чемоданѣ, безъ употребленія. Въ этихъ занятіяхъ время прошло незамѣтно до уборки хлѣба, которая была окончена весело. Обиліе копенъ радовало трудящихся.

Въ одинъ изъ праздничныхъ дней Лисицынъ ушелъ на охоту; Гедеонъ съ Володей находились къ кремлѣ, а прочіе обитатели пріюта расположились въ тѣни, по близости отъ фермы, пить чай, толкуя о фермѣ и привольной жизни на пріютѣ.

— Дался вамъ этотъ пріютъ, — громко заговорилъ Андрей; — оно правда, строенія чудесныя и мѣсто отличное, да что въ томъ толку? все же захолустье, лѣсная пустоть и только; нѣтъ нашихъ привольныхъ слободъ съ красными дѣвушками; ни вечеринокъ, ни посидѣлокъ, ни зеленаго вина, ничего нѣтъ! чтожъ тутъ хвалить-то?

— Вишь чего захотѣлъ, пострѣлъ ты этакой, — сказалъ Константинъ, — какого тебѣ еще житья нужно? Всѣ мы здѣсь какъ сыръ въ маслѣ катаемся, и командиръ у насъ, все равно, что родной отецъ. Поди-ка къ прежнимъ, узнаешь хрѣнъ съ чеснокомъ.

— Кабы нашъ командиръ былъ военный, такъ самъ не сталъ бы здѣсь сидѣть сложа руки, — продолжалъ Андрей, — а то, что́ ему: есть у него двадцать работниковъ, ну, и горя мало, живетъ себѣ большимъ бариномъ, припѣваючи.

— Полно зубы-то точить, — перебилъ Николай, — развѣ Сергѣй Петровичъ не работаетъ вмѣстѣ съ нами; развѣ онъ хуже кого дрался съ китайцами? жалѣлъ-ли онъ себя хоть крошечку? да еслибъ не онъ, намъ теперь здѣсь никому бы не разговаривать.

— Чтожь ты взъелся въ самомъ дѣлѣ? развѣ я корю командира? я говорю только, будь онъ нашъ братъ военный, такъ давно увелъ бы насъ во свояси; а то, Богъ его знаетъ, кто онъ? можетъ какой ссыльный, такъ и нельзя ему на Руси носа показать? вотъ что? Самъ-то не можетъ идти и насъ держитъ, чтобъ его добро стерегли. Знаете-ли, что я вамъ скажу, братцы: оставимъ его здѣсь въ покоѣ, а сами удеремъ на родину; неужели вы не стосковались по ней?

— Какъ не стосковаться, стосковались! — отвѣчало нѣсколько голосовъ.

— Такъ за чѣмъ же дѣло стало: помолимся и маршъ въ походъ.

— Да какъ же мы дорогу-то найдемъ? — спросилъ Максимъ.

— Эко диво дорогу найти; стоитъ добраться до Амура, а потомъ этой рѣкой до Нерчинска доплывемъ, — перебилъ Романъ.

— Вотъ, вы слышите, какъ дойти до родины, — опять началъ Андрей. — Вспомнимъ только, что всѣ мы присягали на царскую службу, а не отсиживаться гдѣ ни-на-есть, словно бѣглые. Вѣдь мы всѣ посланы дѣлать царское дѣло, а не церковь строить Сергѣю Петровичу.

— Развѣ онъ приневоливалъ насъ церковь строить, зубоскалъ ты этакой, — возразилъ Константинъ; — сами мы просили объ этомъ; чтожъ ты неправду лаешь?

— Не замай его, онъ правду говоритъ, — вскричало нѣсколько товарищей, удерживая Константина, хотѣвшаго приколотить Андрея; — мы присягали на службу и насъ въ Нерчинскѣ чай ждутъ не дождутся.

— Ну такъ выберемъ себѣ начальника, да и въ путь! — вскричалъ Андрей.

— Не тебя ли выбрать, мѣдный лобъ! — перебилъ Константинъ, вскочивши съ мѣста; — сперва предложимъ командиру вести насъ въ Нерчинскъ; если онъ откажется, тогда увидимъ, что дѣлать.

— Что дѣло, то дѣло, заговорила толпа.

Андрей сталъ убѣждать товарищей идти однимъ, ручаясь, что онъ приведетъ ихъ благополучно на родину; но большинство оставалось на сторонѣ Константинова предложенія.

Янъ-си, пасшій по близости стадо, слышалъ весь разговоръ и передалъ его Гедеону, шедшему къ фермѣ.

— Что ты это смущаешь своими рѣчами товарищей, — сказалъ Гедеонъ кротко Андрею, подсѣвши къ разговаривавшимъ.

— Ничѣмъ я не смущаю, а говорю правду; не слѣдъ намъ здѣсь барщину нести, когда есть царское дѣло въ Нерчинскѣ, куда всѣ мы были посланы.

— Да развѣ васъ принуждаютъ здѣсь работать; вы сами трудитесь по доброй волѣ и всѣ равно пользуетесь вашимъ трудомъ.

— Кто насъ принуждаетъ? насъ никто не принуждаетъ! — раздались голоса въ толпѣ.

— Никто насъ и за воротъ не держитъ братцы, чтобъ мы свѣковали въ этой пустынѣ и сложили наши головы на чужой землѣ, — прервалъ Андрей. — Братцы, кому мила родина, да дорога царская служба, тотъ иди за мной!

— Братцы, — прервалъ Гедеонъ, — мнѣ не меньше васъ хочется возвратиться на родину и на царскую службу; но теперь идти невозможно: мы не приготовились къ пути и время года позднее.

— Все ждать, да ждать, — перебилъ Андрей; — стыдно вамъ, Гедеонъ Михайловичъ, говорить намъ такія рѣчи, вамъ бы слѣдовало торопить насъ въ Нерчинскъ, помнить за чѣмъ мы посланы, анъ вы поперечите царской присягѣ, видно вамъ надоѣла служба.

— Неправда, — съ достоинствомъ прервалъ Гедеонъ, — я лучше тебя понимаю свои обязанности и хорошо знаю свой долгъ. Если бъ я былъ одинъ, то меня здѣсь давно уже не было бъ; рисковать своей головой я воленъ, но подвергать команду безразсудной опасности я не воленъ. Что пользы будетъ Государю, если я половину людей растеряю на дорогѣ. Вспомните, что мы всѣ до одного, погибали на снѣгу, и спасъ насъ Сергѣй Петровичъ, которому мы присягнули повиноваться, и онъ обѣщалъ насъ при первой возможности доставить въ Нерчинскъ. Объявимъ ему наше желаніе, пусть онъ и поведетъ пасъ.

— Пусть ведетъ! съ нимъ мы ничего не боимся, — проговорила толпа.

— Если жъ онъ откажется вести насъ, то и безъ него дойдемъ! — вскричалъ Андрей.

Лисицынъ возвратился съ охоты поздно вечеромъ. Онъ слышалъ крики и пѣсни на островѣ, близъ фермы, и не понималъ, что это значитъ, до тѣхъ поръ пока Гедеонъ передалъ ему желаніе команды оставить пріютъ.

— Что жъ вы намѣрены теперь дѣлать? — спросилъ разкащикъ.

— Давно я размышлялъ объ этомъ, — отвѣчалъ Лисицынъ — и, если бъ не осада Кремля, самъ предложилъ бы части людей отправиться со мною въ Нерчинскъ за помощью для удержанія въ русской власти этого важнаго пункта. Оборонять островъ до моего возвращенія я хотѣлъ поручить вамъ. Вотъ почему я такъ усердно старался привести островъ въ неприступное положеніе, такъ сильно вооружилъ всѣ его укрѣпленія и заготовилъ огромное количество съѣстныхъ запасовъ. Но теперь отправляться въ походъ поздно; нужно дождаться весны.

— Я уже говорилъ объ этомъ товарищамъ, но они не хотятъ ничего слушать, подстрекаемые Андреемъ.

— Прикажите завтра всѣмъ людямъ собраться возлѣ фермы, я лично переговорю съ ними.

На другой день толпа шумѣла больше прежняго; но, завидя подходящаго Лисицына, смолкла и сняла фуражки. Лисицынъ ласково поздоровавшись и приказавъ окружить себя, сказалъ имъ:

— Я узналъ, что вы всѣ желаете возвратиться въ Нерчинскъ этой же осенью, правда ли это?

— Точно такъ, ваше высокоблагородіе, — гаркнула толпа.

— Хорошо! теперь отвѣчайте по совѣсти и присягѣ государю, чья та земля, которую русскій подданный оружіемъ отнялъ у непріятеля?

— Разумѣется, царская, — отвѣчало нѣсколько голосовъ.

— Вы сказали правильно, теперь скажите, кому принадлежитъ построенная на царской землѣ крѣпость и всѣ постройки съ ея вооруженіемъ?

— Государю! — отвѣчала толпа.

— Совершенно такъ! теперь отвѣчайте, честно ли оставлять царскую землю и царскую крѣпость безъ боя, въ добычу непріятеля?

— Не честно, — отвѣчала толпа.

— Вотъ куда онъ гнетъ, — громко сказалъ Андрей.

— Молчать! когда говоритъ начальникъ, — грозно закричалъ Лисицынъ; — теперь слушайте братцы со вниманіемъ, что я вамъ скажу: я, бывшій русскій офицеръ, заплутавшійся въ этой пустынѣ, избралъ пріютъ для моего временнаго жительства, въ надеждѣ пробраться на Амуръ и по этой рѣкѣ проплыть въ Нерчинскъ. Богу было не угодно исполнить моего желанія: сперва мѣшали обстоятельства, а потомъ началась война съ китайцами за эту землю, которую я отнялъ у нихъ оружіемъ съ пролитіемъ собственной крови, конечно не для себя, а для русскаго царя, чтобъ удержать эту землю за русскимъ государствомъ на вѣчныя времена, я построилъ здѣсь укрѣпленія и выдержалъ двѣ осады до вашего прибытія, а третью вмѣстѣ съ вами. Съ вашей помощью я укрѣпилъ теперь этотъ островъ такъ, что самый ничтожный гарнизонъ можетъ защищаться въ немъ отъ нападенія китайцевъ, если они нарушатъ мирный договоръ. Поэтому я желалъ оставить въ немъ половину гарнизона подъ начальствомъ Гедеона Михайловича, а съ остальными людьми лично отправиться въ Нерчинскъ, гдѣ передать островъ высшему правительству. Основавшись въ этомъ неприступномъ и хлѣбородномъ мѣстѣ, русскіе легко могутъ покорить весь пріамурскій край. Поняли-ли вы слова мои, братцы?

— Какъ не понять? — послышались голоса изъ толпы.

— Слушайте-жъ далѣе; на Амуръ единственный легкій путь — это Алмазная рѣка. Плыть на маленькихъ лодкахъ такой далекій путь — опасно, потому что на Амурѣ бываютъ сильныя бури; необходимо построить шлюпку, которая могла бы вмѣстить насъ съ значительнымъ количествомъ боевыхъ и съѣстныхъ припасовъ, и хотя два орудія на случай нападенія китайскихъ военныхъ джонокъ. Приступить теперь къ постройкѣ такого судна поздно, а при нашемъ общемъ незнаніи судостроенія торопиться невозможно. Поэтому, товарищи, дорожа вашей жизнью, я вынужденъ отложить походъ нашъ до весны.

— Въ самомъ дѣлѣ, братцы, не подождать ли лучше до весны; начальникъ дѣло говоритъ; — сказало нѣсколько голосовъ.

— Развѣ вы не видите, что онъ только отлыниваетъ отъ царской службы! — закричалъ Андрей, обращаясь къ товарищамъ.

— Бездѣльникъ! — вскричалъ Лисицынъ, едва удерживая гнѣвъ свой, — ты ли смѣешь говорить о царской службѣ? ты который два раза бѣгалъ съ завода и присланъ въ Нерчинскъ за наказаніе, какъ въ ссылку.

— Такъ вотъ онъ царскій слуга-то, — громко сказалъ Константинъ, — а кричитъ какъ путный; объ царской службѣ всѣмъ уши прожужжалъ! Какъ же вы это узнали, ваше высокоблагородіе?

— Я узналъ объ немъ изъ его послужнаго списка, который теперь можетъ прочитать каждый, кто пожелаетъ. Пока онъ велъ себя хорошо, я не хотѣлъ страмить его передъ товарищами; но теперь вынужденъ объявить для предостереженія другихъ.

Толпа громко разсмѣялась и разошлась. Черезъ два дня опять всѣ люди, за исключеніемъ Гедеона и Константина, пришли просить Лисицына, чтобъ велъ ихъ всѣхъ теперь же въ Нерчинскъ. Не слушая увѣщаній Лисицына, они объявили, что рѣшились идти одни, если онъ не хочетъ ими командовать.

— Послушайте, братцы, — сказалъ имъ Лисицынъ въ заключеніе, — прежніе мои товарищи, нарушивъ добровольно данную мнѣ клятву, отправились въ Нерчинскъ безъ меня и всѣ погибли; вы поступаете со мною точно такъ же и такъ же погибнете, потому что не хотите слушать голоса благоразумія, не знаете хитростей китайцевъ, неосторожны и самонадѣянны. Я не хочу связывать ваши души данной мнѣ клятвой и охотно разрѣшаю отъ присяги. Идите съ Богомъ! Берите съ собою все, что только захотите взять. Если же случится съ вами несчастіе — вспомните тогда слова мои и вините себя и вашихъ подстрекателей.

На слѣдующій день Николай и еще два товарища пришли къ Лисицыну депутатами отъ товарищей, просить его, чтобъ онъ самъ принялъ надъ ними начальство, такъ какъ они съ нимъ только надѣются счастливо достигнуть Нерчинска.

— Сергѣй Петровичъ! — дополнилъ Николай, — безспорно земля эта и на ней укрѣпленія — царскія, но вѣдь и люди наши тоже слуги царскіе; землю можно снова отвоевать, а пропавшихъ людей не воротишь. Почти всѣ мы согласны съ вами, что лучше дождаться весны, но что же будете дѣлать, если всѣмъ крѣпко захотѣлось скорѣй увидать родину! Богъ вамъ будетъ судья, если мы попадемъ въ засаду, али погибнемъ подъ ножами китайцевъ или отъ голода. Это тяжелымъ камнемъ ляжетъ на вашу совѣсть, потому что вы могли спасти насъ и не захотѣли.

— Сергѣй Петровичъ, — добавилъ Гедеонъ, — гласъ народа, гласъ Божій.

— Вижу, васъ ничѣмъ не образумишь братцы, — печально сказалъ Лисицынъ, — но не хочу вашей погибели. Я не ожидаю успѣха отъ осенняго похода, однакожъ иду вмѣстѣ съ вами. Принимаю надъ вами начальство и не пожалѣю собственной жизни для каждаго изъ васъ, если встрѣтится надобность.

Депутаты поспѣшили объявить товарищамъ рѣшеніе Лисицына. Всѣ съ криками радости прибѣжали въ кремль благодарить командира за его къ нимъ любовь. Одинъ Андрей остался на фермѣ, сердитый за то, что Лисицынъ обнаружилъ его дурное поведеніе.

Оставивъ Ян-си главнокомандующимъ и защитникомъ пріюта и давши ему благоразумныя наставленія, Лисицынъ со всѣми людьми отправился на Алмазную рѣку, гдѣ, разположась въ шалашахъ, работники умѣющіе владѣть топоромъ приступили къ постройкѣ большой шлюпки съ парусами, которую предположено было вооружить четырьмя орудіями. Мѣсто для постройки шлюпки было выбрано удобное; сухаго лѣсу оказалось достаточно. Всѣ нужные матерьялы доставлялись съ пріюта безостановочно. Усердіе строителей было выше всякой похвалы. Всѣ хорошо понимали, что отъ поспѣшности зависитъ успѣхъ похода.

Оснастивъ и вооруживъ шлюпку и нагрузивъ ее достаточнымъ количествомъ съѣстныхъ и военныхъ припасовъ, и привязавъ къ кормѣ двѣ лодки, отрядъ пустился въ путь. Люди были вооружены исправными ружьями и абордажнымъ оружіемъ, а Лисицынъ не забылъ захватить свое крѣпостное ружье.

Вѣтеръ дулъ попутный; погода стояла теплая и ясная. Путь былъ разнообразенъ и живописенъ и, если бъ Лисицынъ не былъ изключительно занятъ мѣрами осторожности и соблюденіемъ строгаго порядка, то не разъ былъ бы восхищенъ, то зеленой равниной, то вѣковымъ лѣсомъ прихотливо сбѣгавшимъ къ рѣкѣ, то очаровательными холмами, то дикой скалой, грозно нависшей надъ зеркальной поверхностью водъ. Воспользовавшись попутнымъ вѣтромъ, путешественники плыли на всѣхъ парусахъ, которыми впрочемъ управляли очень плохо. Не смотря на это, они послѣ двухъ-недѣльнаго плаванія достигли Амура.

Эта рѣка-море изумила Лиснцина и его спутниковъ своимъ широкимъ теченіемъ. Зная, что правый берегъ рѣки населенъ китайцами, Лисицынъ держался лѣваго необитаемаго берега, чтобъ избавиться отъ непріятныхъ встрѣть и непріятныхъ разспросовъ.

Со вступленіемъ на Амуръ, вѣтеръ пересталъ быть попутнымъ; пришлось убрать паруса и плыть на веслахъ, противъ теченія. Въ продолженіи цѣлаго дня путешественники не встрѣчали ни одной человѣческой фигуры. На слѣдующій день мелькнула маленькая китайская лодка, съ двумя пассажирами, которая сначала приближалась къ шлюпкѣ, но потомъ круто повернула назадъ и быстро скрылась изъ глазъ. Въ полдень подплыла большая китайская лодка, въ которой сидѣлъ мандаринъ съ десятью воинами и переводчикомъ.

— Кто вы? — спросилъ мандаринъ, чрезъ толмача.

— Русскіе, — отвѣчалъ Лисицынъ, не останавливая хода шлюпки.

— Откуда и куда плывете?

— Пробираемся въ русскій городъ Нерчинскъ съ острова Сахалина, гдѣ потерпѣли крушеніе.

Мандаринъ сомнительно покачалъ головою, слушая отвѣты Лисицына; записалъ ихъ въ книжку, а такъ же, безъ сомнѣнія, записалъ число людей и орудій на шлюпкѣ, и скрылся изъ глазъ. Ночью на китайскомъ берегу Амура видны были пылающіе костры на необозримомъ протяженіи. Вѣроятно, это были сигналы предостерегающіе подданныхъ небесной имперіи отъ нечаяннаго нападенія русскихъ варваровъ. Люди составлявшіе экипажъ шлюпки гребли посмѣнно, Лисицынъ ночью самъ управлялъ рулемъ.

Черезъ день опять подъѣхала лодка съ двадцатью воинами, на ней сидѣлъ мандаринъ третей степени. Онъ предложилъ тѣ же вопросы, какіе они слышали прошлый разъ, отвѣты также были прежніе, безъ малѣйшаго измѣненія. Лисицынъ зналъ изъ книгъ, что китайцы очень подозрительны, поэтому старался не разнорѣчить въ показаніяхъ.

— Если вы точно русскіе, спасшіеся отъ крушенія, — возразилъ мандаринъ, — то начальникъ края приглашаетъ васъ явиться къ нему. Онъ прикажетъ снабдить васъ всѣмъ нужнымъ и отошлетъ къ вашему начальству.

— Благодаримъ начальника края за его снисходительность, но мы не имѣемъ ни въ чемъ нужды и сами доплывемъ до русской границы.

— Вы не сдаетесь мнѣ? рѣшаетесь ослушаться приказанія губернатора области?

— Русскіе подданные не обязаны повиноваться китайскому начальству.

— Такъ я заставлю васъ повиноваться, дерзкіе обманщики! — вскричалъ разгнѣванный мандаринъ; — неужели вы думаете, что я повѣрилъ вашимъ сказкамъ; платье на васъ не матросское и лодка не похожа на корабельную.

— Заставьте, — спокойно отвѣчалъ Лисицынъ, — приказавъ навести два бортовыя орудія на китайскую лодку.

Это распоряженіе охладило жаръ мандарина и его сподвижниковъ, уже начавшихъ было прицѣливаться изъ ружей. Они поспѣшили удалиться изъ подъ выстрѣловъ.

Лисицынъ съ огорченіемъ убѣдился, что его шлюпка была построена безъ знанія дѣла; она имѣла тяжелый ходъ и плохо слушалась руля. Поэтому китайскія лодки обгоняли ее безъ труда.

На слѣдующее утро путешественниковъ встрѣтили четыре лодки, съ двадцатью воинами въ каждой. Начальствующій мандаринъ грозно приказывалъ русскому отряду остановиться, но Лисицынъ продолжалъ плыть, не обращая ни на что вниманія.

— Я прикажу стрѣлять! — погрозилъ мандаринъ.

— Тогда и мои пушки не будутъ молчать, — отвѣчалъ Лисицынъ.

Одна изъ китайскихъ лодокъ захотѣла перерѣзать русскимъ дорогу, но ходомъ тяжелой шлюпки была опрокинута; впрочемъ и лодка осталась цѣла и всѣ люди успѣли спастись. Произшедшая при этомъ суматоха дала Лисицыну возможность уплыть нѣсколько впередъ, однако же не далеко; китайскія лодки скоро нагнали шлюпку, отъ которой поплыли на разстояніи ружейнаго выстрѣла. Экипажъ просилъ позволенія поподчивать непріятеля картечью, что Лисицынъ строго запретилъ, объявивъ товарищамъ о святости договора, заключеннаго ими съ китайцами.

Вечеромъ къ непріятельской флотиліи присоединилось нѣсколько лодокъ съ вооруженными людьми. Ночью Лисицынъ удвоилъ бдительность; онъ выплылъ на средину рѣки, чтобъ не попасть въ засаду. Въ половинѣ ночи, онъ примѣтилъ въ темнотѣ лодку близко подплывшую къ шлюпкѣ; когда же онъ ее окликнулъ, лодка сейчасъ скрылась. Утромъ подулъ попутный вѣтеръ, которымъ Лисицынъ немедленно воспользовался, приказавъ разпустить паруса. Китайская флотилія, примѣтивъ это, сдѣлала по русскимъ залпъ изъ ружей; но экипажъ слышалъ только звукъ выстрѣловъ, а дѣйствія пуль не замѣтилъ. Гедеону очень хотѣлось отвѣтить картечью изъ кормоваго орудія, но Лисицынъ благоразумно запретилъ, доказывая, что гораздо лучше уйти безъ шума.

Послѣ этого русскіе два дня не видали непріятеля. Они миновали устье большой рѣки впадающей въ амуръ. Ночью поднялась буря, громъ не умолкалъ, потрясалъ и небо и землю, а молнія до того была ярка и часта, что казалось, будто все небо пылало. Порывистый вѣтеръ вздулъ на рѣкѣ высокіе валы, которые по прихоти своей кидали шлюпку то въ ту, то въ другую сторону. Лисицыну было очень трудно управлять ею, какъ по собственной неопытности, такъ и по совершенному незнанію товарищами его морскаго дѣла. Онъ каждую минуту ожидалъ крушенія. Ему жаль было Володи, сидѣвшаго въ неописанномъ ужасѣ у его ногъ, уцѣпившись за такелажъ. Къ утру буря стихла, но сильный противный вѣтеръ принудилъ идти на веслахъ. Днемъ подплыла рѣчная военная джонка, вооруженная пушками, на которой, кромѣ матросовъ, находилось шестьдесятъ стрѣлковъ. Командующій мандаринъ приказалъ русскимъ слѣдовать за собою; когда же Лисицынъ отказался исполнить его желаніе, грозилъ потопить шлюпку. Видя, что русскіе продолжаютъ плыть, не обращая на него вниманія, мандаринъ, пропустивъ ихъ нѣсколько впередъ, повернулъ свою джонку бортомъ противъ кормы и сдѣлалъ залпъ изъ двухъ орудій. Ядра запрыгали около шлюпки, и одно, сдѣлавъ рикошетъ, на палубѣ сбросило въ воду Андрея съ разбитымъ черепомъ.

— Ядро нашло виноватаго, — сказалъ Константинъ, — налегая на весло.

— Кабы не онъ смутилъ насъ, мы не ослушались бы командира и дождались весны, — проворчалъ Максимъ, приготовляя фитиль къ выстрѣлу.

— Что сдѣлано, того не воротишь, братцы, — громко сказалъ Лисицынъ; — оставьте мертвецовъ въ покоѣ, а думайте о живыхъ. Пора и намъ отвѣчать непріятелю.

Герой нашъ приказалъ выстрѣлить изъ кормовой пушки картечью къ общему удовольствію экипажа. Выстрѣлъ былъ такъ удаченъ, что, перебивъ довольно людей на джонкѣ, остановилъ ея поворотъ на другой бокъ. Въ то же время показались отъ китайскаго берега четыре лодки и Лисицынъ поспѣшилъ плыть оставивъ джонку исправлять свои поврежденія. Гребцы такъ усердно налегли на весла, что скоро китайская флотилія скрылась изъ глазъ. Однако же торжество русскихъ продолжалось не долго: они увидали на разстояніи ста сажень съ правой стороны двѣ другія военныя джонки, вооруженныя пушками, которыя въ сопровожденіи цѣлой флотиліи лодокъ шли на одной высотѣ со шлюпкой, не дѣлая на нее нападенія. Проплывъ такимъ образомъ три часа, русскіе увидѣли еще три джонки впереди ихъ, также конвоируемыя лодками, которыя соразмѣряли свой ходъ съ ходомъ шлюпки и боковой флотиліи.

Лисицынъ понялъ, что безъ генеральнаго сраженія обойтись невозможно, но зная, что съ его неповоротливымъ судномъ выиграть его трудно, онъ нашелъ нужнымъ собрать военный совѣтъ, къ которому пригласилъ всѣхъ своихъ товарищей.

— Друзья мои, — сказалъ Лисицынъ, — непріятель постоянно увеличиваетъ свои силы, чтобъ преградить намъ дальнѣйшій путь и овладѣть нашей шлюпкой. Китайцы имѣютъ надъ нами огромный перевѣсъ въ числѣ людей и орудій и, вѣроятно еще получатъ подкрѣпленія, поэтому вы видите, что сраженіе неизбѣжно. Во всякомъ случаѣ лучше напасть на врага теперь нежели тогда, когда онъ вдвое усилится. При этомъ я не скрою отъ васъ, что наша шлюпка построена очень дурно: она медленна на ходу и тяжела на поворотахъ; а эти недостатки даютъ непріятелю важное преимущество надъ нами. И такъ, обсудите всѣ обстоятельства и рѣшите большинствомъ голосовъ: атаковать ли непріятеля, или, обманувъ его ложнымъ маневромъ, высадиться на пустынный лѣвый берегъ Амура, которымъ продолжать путь нашъ въ Нерчинскъ. Въ этомъ послѣднемъ сучаѣ мы должны будемъ потопить или взорвать нашу шлюпку, а въ пути потерпимъ нужду въ съѣстныхъ припасахъ и, что еще хуже, мстительные китайцы будутъ насъ преслѣдовать своими отрядами и устраивать засады. Наконецъ послѣднее средство избѣгнуть сомнительнаго боя — это воспользоваться противнымъ вѣтромъ и на всѣхъ парусахъ плыть назадъ къ Алмазной рѣкѣ. Изберите любой способъ, и тогда общими силами постараемся привести его въ исполненіе.

— Я полагаю, что намъ лучше пробиться силою сквозь китайскую флотилію, — сказалъ Гедеонъ, — чѣмъ слѣдовать сухимъ путемъ. Въ первомъ случаѣ, если не побѣдимъ, то умремъ, дорого продавши жизнь свою; а въ послѣднемъ безъ славы пропадемъ или отъ непріятельскихъ пуль, или отъ голода, или отъ зимнихъ морозовъ, которые должны скоро наступить.

— Я думаю то же самое, — сказалъ Николай, — мы ужъ испробовали зимній походъ; какъ только вспомню объ немъ — морозъ подираетъ по кожѣ.

— По моему разуму всего лучше отретироваться въ пріютъ — сказалъ Константинъ; — а тамъ, что Богъ дастъ.

— Зачѣмъ домой, — возразилъ Максимъ; — пойдемъ берегомъ, вѣдь до Нерчинска рукой подать.

— Какъ бы не такъ, — сказалъ Романъ; — до Нерчинска больше тысячи верстъ будетъ, а пѣшкомъ, зимой, туда не дойдешь. Ворочаться назадъ тоже не-за-чѣмъ. Пусть попробуютъ напасть китайцы — мы ихъ отдѣлаемъ.

— Какъ рѣшитъ командиръ, пусть такъ и будетъ, — проговорили остальные товарищи.

— Я повторяю, — сказалъ Лисицынъ, — что выгоднѣе будетъ намъ самимъ напасть на непріятеля; а если не удастся побѣдить его, и намъ придется плохо, то, воспользовавшись противнымъ вѣтромъ, распустить паруса и возвратиться на пріютъ; гдѣ весною построить болѣе удобное и надежное судно, лучше вооружить его и снова попытаться плыть въ Нерчинскъ. Если же Богъ даруетъ намъ побѣду, то устрашенные китайцы перестанутъ насъ преслѣдовать.

— Пусть такъ и будетъ! — подтвердили спутники Лисицына; — приказывайте, и вы увидите, что мы не бабы.

— Благодарю васъ за это смѣлое рѣшеніе; русскіе никогда не считали враговъ, но сражались мужественно, твердо уповая на Бога.

Лисицынъ приказалъ изготовиться къ бою и разкрѣпить паруса такимъ образомъ, чтобъ въ одну минуту можно было распустить ихъ. Все это дѣлалось безъ торопливости и въ тишинѣ, чтобъ не подать непріятелю повода къ подозрѣнію. Лисицынъ разсчитывалъ напасть на непріятеля ночью, устремясь сперва на джонки плывшія сзади, разбивши ихъ, напасть на среднюю флотилію, и уничтоживъ ее до прибытія переднихъ джонокъ сразиться съ послѣдними. Словомъ онъ хотѣлъ воспользоваться растянутостью непріятельскихъ судовъ и разбить ихъ по частямъ.

Наступила ночь; противный вѣтеръ все крѣпчалъ и разводилъ качку. Лисицынъ приказалъ поворачивать шлюпку назадъ, чтобъ исполнить свой планъ атаки; но въ это время непрітельская флотилія быстро начала окружать шлюпку и, прежде чѣмъ русскіе успѣли устремиться на ближайшую джонку, общій залпъ съ китайскихъ судовъ поколебалъ землю. Пули зажужжали подобно пчелиному рою, а ядра запрыгали по водѣ рикошетами. Благодаря сильной качкѣ, эти выстрѣлы мало нанесли вреда.

— Руль въ лѣво! Картечью! Пали! — скомандовалъ громовымъ голосомъ Лисицынъ, прицѣливаясь въ мандарина.

Немедленно послѣдовалъ выстрѣлъ. На непріятельскихъ судахъ послышались стоны и крики и ближайшіе изъ нихъ поспѣшили удалиться. Началось упорное сраженіе. Русскіе преимущественно стрѣляли ядрами, сберегая картечь на случай особенной надобности.

Китайцы также употребили особаго рода тактику: въ то время какъ джонки дѣйствовали артиллерійскимъ огнемъ, лодки бросились атаковать шлюпку. Для прогнанія ихъ употреблялись ручныя гранаты, картечь и крѣпостное ружье, изъ котораго Лисицынъ поражалъ начальниковъ. Битва кипѣла во всемъ разгарѣ болѣе двухъ часовъ; одна изъ непріятельскихъ джонокъ и четыре лодки были потоплены; одна джонка, сильно поврежденная, оставила сраженіе. Но и русскіе потерпѣли огромный уронъ: четыре человѣка были убиты, четверо ранены, два орудія подбиты, всѣ весельныя шканцы раздроблены, наконецъ, въ шлюпкѣ оказалась течь отъ полученныхъ пробоинъ. Оставаться долѣе подъ огнемъ было безразсудно. Лисицынъ приказалъ распустить паруса и быстро поплылъ назадъ, увлекаемый сильнымъ попутнымъ вѣтромъ.

Всѣ встрѣтившіяся на пути непріятельскія лодки были опрокинуты, а преслѣдующія поражаемы картечью съ кормоваго орудія. Непріятельскія джонки имѣли также паруса, но они не ожидали маневра русскихъ и послѣдніе выиграли пространства болѣе чѣмъ на три версты. Желая ускорить ходъ шлюпки, на ней распустили всѣ паруса; а чтобъ облегчить ея бѣгъ побросали въ воду подбитыя орудія и часть боевыхъ снарядовъ. Потерявъ изъ виду непріятеля, Лисицынъ началъ успокоиваться, но случилась новая бѣда: течь приняла огромные размѣры, такъ что для отливанія воды потребовались усилія всего экипажа. Не починивши судна плыть было невозможно, а чинить не допуститъ непріятель. Оставалось одно средство — бросить его на произволъ вѣтра и спасаться на уцѣлѣвшихъ лодкахъ. Лисицынъ приказалъ нагрузить ихъ теплой одеждой и съѣстными припасами, захватить патронныя сумы, боченокъ пороху, ящикъ пуль и людямъ размѣститься въ нихъ по ровну. Въ одну лодку сѣлъ Лисицынъ съ Володей и семью товарищами, въ томъ числѣ, двумя раненными; въ другую сѣлъ Гедеонъ съ семью товарищами, имѣя также двухъ раненныхъ. Сражаться съ непріятелемъ на двухъ лодкахъ безъ пушекъ было бы безуміемъ; Лисицынъ думалъ теперь только о спасеніи людей, ввѣрившихъ ему судьбу свою. Онъ вспомнилъ, что по близости видѣлъ рѣку, впадающую въ Амуръ, которая могла послужить спасеніемъ отъ погони. Поравнявшись съ ея устьемъ, русскіе направили туда свои лодки, а чтобъ ввести китайцевъ въ заблужденіе пустили шлюпку на всѣхъ парусахъ по теченію Амура.

Начинало свѣтать. Лодки плыли по широкой, неизвѣстной рѣкѣ, не видя за собою погони. Послѣ нѣсколькихъ часовъ плаванія, Лисицынъ приказалъ причалить къ берегу, чтобъ подать помощь раненнымъ. Они просили напоить ихъ чаемъ, но Лисицынъ долженъ былъ отказать имъ, чтобъ дымомъ не указать китайцамъ мѣста своей стоянки. Перевязавъ ихъ раны и уложивъ сколь возможно покойнѣе поплыли далѣе. Эта поспѣшность оказалась благоразумной: при поворотѣ рѣки въ лѣво, огибая выдавшійся уголъ, Лисицынъ увидалъ въ зрительную трубу двѣ большія военныя лодки, плывшія по рѣкѣ. Это открытіе тотчасъ прекратило ропотъ больныхъ и заставило здоровыхъ налечь на весла. Къ несчастію рѣка не имѣла ни одного островка, за которымъ можно бы было укрыться. Скоро въ прямомъ теченіи рѣки непріятельскія лодки стали видны простымъ глазомъ; слѣдовательно и китайцы видѣли русскихъ. Лисицынъ не спускалъ глазъ съ враговъ; ему показалось, что одна изъ ихъ лодокъ поплыла назадъ, а оставшаяся старалась держаться въ одинаковомъ разстояніи отъ русскихъ. Нашему герою сдѣлалось ясно, что китайцы, увидавши русскихъ, послали увѣдомить о томъ флотилію. Его искушала мысль напасть на эту лодку и истребить ее, но размысливъ, что это только замедлитъ отступленіе онъ не рѣшился на сомнительное сраженіе. Начинало смеркаться. Съ лѣвой стороны открылась глубокая рѣчка, впадающая въ большую рѣку, которая въ этомъ мѣстѣ образовала острый скалистый мысъ, поросшій густымъ лѣсомъ и частымъ кустарникомъ, сбѣгавшимъ къ самой водѣ. Лисицынъ поспѣшилъ повернуть въ эту рѣчку; проплывши около четверти версты, онъ приказалъ остановиться и втащить лодки на берегъ, гдѣ ихъ спрятали въ частомъ кустарникѣ. Всѣмъ было приказано хранить величайшую тишину.

Прошло по крайней мѣрѣ два часа тоскливаго ожиданія, пока Лисицынъ удостовѣрился, что хитрость его удалась: онъ услышалъ плескъ волнъ и разсмотрѣлъ въ темнотѣ силуэты четырехъ лодокъ, проплывшихъ мимо его убѣжища вверхъ, противъ теченія рѣчки. Когда китайцы уплыли на большое разстояніе Гедеонъ шепнулъ Лисицыну:

— Теперь бы намъ хорошо поскорѣе убраться въ рѣку. Пока непріятель будетъ отыскивать въ этой рѣченкѣ, мы уплывемъ далеко впередъ.

— Я думалъ тоже самое и, если бъ насъ было только двое, то попытался бы это сдѣлать; но имѣя на моей отвѣтственности весь отрядъ, раненныхъ и Володю, я не могу поступать опрометчиво.

— Что же можетъ быть опаснаго въ моемъ предложеніи? Китайцы уплыли далеко.

— Тѣ, которые проплыли мимо насъ конечно далеко; а въ устьѣ рѣчки могутъ находиться другія лодки, стерегущія выходъ. Эти китайцы очень не глупый народъ.

— Въ самомъ дѣлѣ, ваше замѣчаніе справедливо.

— Но можно извлечь пользу изъ вашей мысли; я пойду лѣсомъ до оконечности мыса и высмотрю устье рѣчки: если оно свободно, мы пустимся въ походъ, если занято, придумаемъ другія мѣры.

— Не ходите, пожалуйста, одни; вы можете попасть въ засаду; возьмите съ собой хотя Константина; онъ уменъ, силенъ и проворенъ.

— Дѣлать развѣдки всегда лучше одному. Наблюдайте за отрядомъ, чтобъ сохранялъ совершенную тишину. Объ моемъ приближеніи, я извѣщу васъ воемъ дикой кошки.

Лисицынъ осторожно пошелъ вдоль берега рѣчки, прикрываясь чащею лѣса отъ любопытныхъ глазъ. Взошедши на самый конецъ мыса, онъ увидалъ въ устьѣ рѣки военную джонку, стоящую на якорѣ. По близости отъ нея двѣ лодки промѣривали глубину. Обозрѣніе мѣстности указало Лисицыну планъ дѣйствій. Я уже сказалъ, что рѣка возлѣ мыса дѣлала загибъ, поэтому отъ мѣста убѣжища его отряда, до берега большой рѣки, въ прямомъ направленіи, не могло быть болѣе шестидесяти сажень. Если бы русскимъ удалось перенести лодки на большую рѣку, не бывши примѣченными непріятелемъ, тогда они на эту ночь будутъ спасены.

Возвратясь къ товарищамъ, Лисицынъ сообщилъ имъ свои открытія. Всѣ безпрекословно согласились повиноваться его распоряженіямъ. Раненные, опираясь на палки, могли пройти до берега безъ посторонней помощи, но для перенесенія каждой лодки потребовалось силъ всѣхъ здоровыхъ людей. Первую лодку перенесли благополучно и осторожно спустили на воду. При подъемѣ другой лодки случилось неожиданное препятствіе: лишь только люди подошли къ ней, какъ услышали на рѣкѣ, почти возлѣ себя, шумъ. Въ этомъ мѣстѣ сѣла на мель китайская джонка и народъ, бросившись въ воду, старался ее сдвинуть. Не болѣе десяти шаговъ разстоянія раздѣляло враговъ. Русскіе оставались неподвижны около четверти часа, пока джонка снялась съ мели. Когда враги отплыли на значительное разстояніе, то и другую лодку спустили на воду. Размѣстившись по прежнему, храбрецы поплыли вверхъ по большой рѣкѣ, гребя всю ночь до изнеможенія силъ.

Наступило великолѣпное утро: солнце освѣщало землю въ полномъ блескѣ, сама природа казалось радовалась спасенію горсти смѣльчаковъ; къ довершенію удовольствія встрѣтился на рѣкѣ лѣсистый островокъ, къ которому Лисицынъ позволилъ причалить, но огня разводить не приказалъ. Раны больныхъ стали лучше и подавали надежду къ скорому выздоровленію.

Послѣ нѣсколькихъ часовъ отдыха, лодки снова пустились въ путь плывя рядомъ, на такомъ близкомъ разстояніи, что можно было разговаривать. Лисицынъ часто прибѣгалъ къ зрительной трубкѣ, но непріятеля не было видно.

— Должно быть мы ловко надули китайцевъ, — весело сказалъ Гедеонъ.

— Я очень буду доволенъ, если они подольше не нападутъ на нашъ слѣдъ; — отвѣчалъ Лисицынъ.

— Мудрены будутъ, если найдутъ слѣдъ на водѣ; вода все скрываетъ.

— Ну, не всегда; въ темнотѣ мы не могли изгладить слѣды нашихъ ногъ, садясь на лодки. Когда я ловилъ Крысинскаго на Архипелажномъ озерѣ, то одна незначительная царапина, сдѣланная весломъ на берегу, указала мнѣ мѣстопребываніе бѣглеца; поэтому если китайцы не олухи, они тотчасъ догадаются о нашемъ пути. Наконецъ, ежели они оплошаютъ тамъ, то могутъ найти слѣдъ нашъ на острову, гдѣ люди, отдыхая, измяли траву, а можетъ быть оставили и объѣдки пищи, хотя я просилъ этого не дѣлать. Вы хорошо сами знаете, что русской человѣкъ не любитъ осторожности, пока опасность не передъ его глазами.

— Такъ вы полагаете, что китайцы откроютъ нашъ слѣдъ.

— Я въ этомъ совершенно увѣренъ. Проплывя нѣсколько верстъ по рѣчкѣ и не настигнувъ насъ, они оставятъ нѣсколько лодокъ выслѣживать далѣе, а съ главными силами поплывутъ по этой рѣкѣ и не оставятъ безъ изслѣдованія береговъ ея. Я доволенъ и тѣмъ, что выигралъ хотя немного времени до новой опасности.

— Если вы не преувеличиваете смѣтливость китайцевъ, то намъ мудрено уйти отъ нихъ.

— Я считаю это невозможнымъ. Моя надежда заключается лишь въ томъ, что съ помощью хитрости намъ удастся отдѣлываться нѣсколько дней отъ ихъ поисковъ и въ это время раненные сдѣлаются способными слѣдовать за здоровыми; тогда, въ случаѣ крайней опасности, мы бросимъ наши лодки и пойдемъ въ пріютъ черезъ лѣса.

Къ общей радости, какъ въ этотъ день, такъ и въ слѣдующую ночь непріятель не показывался. Причаливъ къ берегу для перевязки раненныхъ, Лисицынъ влѣзъ на высокое дерево съ зрительною трубою. Тяжело было его разочарованіе, когда онъ увидалъ двѣ джонки шедшія на парусахъ; каждая изъ нихъ буксировала по три лодки; разстояніе по его соображенію могло быть не болѣе десяти верстъ. Онъ молча передалъ трубку Гедеону, также взобравшемуся на дерево.

— Досадно, — сказалъ служака, — теперь я вижу что намъ не уйти.

— Нужно попытаться еще разъ обмануть китайцевъ, — сказалъ Лисицынъ, — и я не отчаиваюсь въ успѣхѣ, если въ точности исполнятъ мои приказанія.

— Вы въ этомъ можете быть увѣрены.

— Пройдя отъ берега рѣки въ глубь лѣса сажень сто, вы разложите огонь на какой нибудь полянѣ, такъ чтобъ съ рѣки былъ виденъ дымъ, а людямъ прикажите пошире протоптать слѣдъ, чтобъ китайцы подумали, что мы гдѣ нибудь спрятали лодку и выжидаемъ въ лѣсу ихъ удаленія. Я сдѣлаю тоже самое на другомъ берегу, потомъ мы сядемъ въ лодки и поспѣшимъ плыть, а тамъ что Богъ дастъ.

— Вы полагаете, что непріятель будетъ этимъ обманутъ.

— Во всякомъ случаѣ, онъ долженъ изслѣдовать причину дыма и употребить на это не мало времени, а для насъ каждая выигранная минута драгоцѣнна. Поспѣшите исполненіемъ этой продѣлки, да не забудьте оставить у костра часть недоѣденной пищи; людямъ прикажите идти къ лодкѣ босикомъ по мху, чтобъ не оставить обратныхъ слѣдовъ. Пусть китайцы поломаютъ голову надъ тѣмъ чудомъ, куда мы провалились.

Гедеонъ и Лисицынъ, почти въ одно время зажгли костры въ лѣсной чащѣ и, вполнѣ исполнивъ предположенный планъ, возвратились на лодки и быстро поплыли, стараясь укрываться, то за изгибомъ рѣки, то возлѣ кустовъ сбѣгавшихъ въ воду, то подъ навѣсомъ нависшихъ скалъ.

Прошло нѣсколько часовъ, а непріятеля въ подзорную трубку не было видно; наконецъ и солнце сѣло, погони все не было. Во время этого усиленнаго бѣга солдаты не разъ упрекали другъ друга, что не послушались совѣта начальника, а увлеклись словами Андрея, за что теперь каждую минуту находятся между жизнью и смертью, и должны прятаться отъ непріятеля.

Ночью Лисицынъ не позволилъ разкладывать огня, а приказалъ безостановочно грести, чаще смѣняясь у веселъ. Утромъ, во время перевязки раненныхъ, онъ опять увидалъ въ трубу паруса джонокъ. Объявивъ таварищамъ о погонѣ, Лисицынъ приказалъ плыть. Онъ рѣшился при первомъ удобномъ случаѣ высадиться на берегъ, потопивъ лодки. Больные теперь не стали бъ много задерживать въ пути, потому что могли уже ходить безъ посторонней помощи.

Прошелъ часъ самой усиленной гребли; непріятель былъ уже не далѣе трехъ верстъ. Вдругъ Лисицынъ увидѣлъ съ правой стороны обширное болото, поросшее частымъ кустарникомъ и высокимъ тростникомъ. Увѣрившись, что рѣка съ нимъ соединяется и что между кочками находятся каналы, удобные для прохода лодокъ, онъ ввелъ въ это убѣжище свою флотилію и пройдя около версты причалилъ къ лѣсистому возвышенію, на которое высадился весь отрядъ. Взобравшись на дерево съ зрительною трубою, Лисицынъ увидѣлъ китайскую флотилію, состоящую изъ двухъ джонокъ и шести лодокъ остановившуюся предъ болотомъ. Обѣ джонки бросили якорь, а лодки вступили въ тростники отыскивать русскихъ.

Лисицынъ не опасался быть захваченнымъ: его лодки и люди хорошо были укрыты на берегу; а если бъ его и открыли, то онъ надѣялся безъ потери отступить въ лѣсъ, куда китайцы едва ли рѣшатся за нимъ слѣдовать. Непріятельскія лодки выслѣдили всѣ мѣста казавшіяся подозрительными, и близко подойдя къ берегу, гдѣ скрывались русскіе, повернули назадъ. Вскорѣ джонки снялись съ якоря и въ прежнемъ порядкѣ поплыли далѣе отыскивать бѣглецовъ.

Лисицынъ собралъ военный совѣтъ, на которомъ должно было рѣшить, что предпринять: плыть ли назадъ, или отправиться впередъ по слѣдамъ джонокъ, или оставаться на мѣстѣ въ ожиданіи, пока непріятель вернется, окончивъ безполезные поиски. Мнѣнія были различны: нѣкоторые предлагали вернуться на Амуръ и водой доплыть до пріюта; большая часть отряда предпочитала плыть впередъ, въ надеждѣ открыть сообщеніе съ озерами пріюта; одинъ Лисицынъ настаивалъ оставаться на ихъ бивакѣ и ждать пока непріятель откажется отъ своихъ поисковъ. На этотъ разъ его мнѣніе не было уважено: ему возразили, что китайцы будутъ плыть по рѣкѣ, вѣроятно, до ея истоковъ, на что потребуется не мало времени, а между тѣмъ можетъ наступить зима, которая отниметъ у нихъ возможность спокойнаго плаванія; тогда придется зимовать, или на этомъ мѣстѣ, или на пути къ пріюту. Лисицынъ возражалъ, что плыть къ Амуру было-бы безуміемъ: тамъ вѣроятно собрана цѣлая китайская флотилія для ихъ встрѣчи; плыть впередъ также очень опасно: китайцы, пользуясь парусами, быстро пройдутъ большое пространство и, не нагнавши лодокъ, вернутся отыскивать ихъ на обратномъ пути; поэтому встрѣча съ многочисленнымъ непріятелемъ будетъ неизбѣжна, и для нихъ все таки останется одно средство, высадиться на берегъ и искать спасенія въ лѣсу, оставивъ лодки въ рукахъ непріятеля. Большинство товарищей настаивало плыть впередъ.

— Дай Богъ, чтобъ вы не раскаялись въ вашемъ желаніи, — сказалъ Лисицынъ, вынужденный исполнить общее желаніе.

Едва занялась утренняя заря, какъ бѣглецы выплыли изъ своего убѣжища и направились по слѣдамъ китайской флотиліи. Въ теченіи сутокъ они не усмотрѣли непріятеля, ни спереди, ни сзади. Между тѣмъ раненные уже такъ поправились, что могли дѣйствовать весломъ, но Лисицынъ не позволялъ имъ утомляться. Прошло еще два дня спокойнаго плаванія.

— Что вы теперь скажете, — спросилъ Гедеонъ, подплывши къ Лисицыну, — если бы китайцы вздумали вернуться, то намъ пора бы ихъ встрѣтить. Вѣроятно они нашли сообщеніе съ озерами пріюта.

— Дай Богъ, чтобъ они не повстрѣчались съ нами на невыгодной для насъ позиціи, или внезапно: тогда мы можемъ не успѣть высадиться на берегъ. Что же касается до сообщенія этой рѣки съ озерами, то я не согласенъ съ вами: во первыхъ потому, что теченіе этой рѣки параллельно Алмазной; во вторыхъ потому, что китайцы приплывали къ пріюту всякій разъ съ юго-восточной стороны, а не съ юго-западной; въ третьихъ, проживя столько лѣтъ на островѣ, и прослѣдя окрестности пріюта, я не могъ бы не замѣтить, что глубокое озеро имѣетъ сообщеніе съ какою нибудь другою рѣкою, кромѣ Алмазной. Въ этомъ вы можете повѣрить мнѣ на слово.

— Зная вашу наблюдательность, я вполнѣ вамъ вѣрю; но наши товарищи убѣждены, что мы приближаемся къ пріюту.

— Они очень ошибаются; островъ не можетъ быть близко; вспомните, сколько дней мы плыли отъ устья Алмазной до этой рѣки?

— Въ такомъ случаѣ мы безполезно подвергаемся опасности, повстрѣчаться съ китайцами.

— Я убѣжденъ въ этомъ; мы напрасно тратимъ дорогое время и истощаемъ силы въ тяжелой греблѣ веслами. Я боюсь, мы скоро получимъ урокъ за свое легкомысліе.

Въ это время съ правой стороны показалось озеро, соединяющееся съ рѣкою глубокимъ каналомъ. Люди выразили радость и надежду, что достигли цѣли своего плаванія; однако же осмотръ въ зрительную трубку вывелъ ихъ изъ заблужденія. Это былъ лабиринтъ маленькихъ озеръ, соединенныхъ между собою протоками; берега ихъ мѣстами были покрыты частымъ лѣсомъ, мѣстами густымъ кустарникомъ. Первымъ побужденіемъ Лисицына было желаніе укрыться здѣсь на время, но вспомнивъ обыскъ тростниковъ, онъ побоялся попасть въ засаду.

Когда Лисицынъ спустился съ дерева, служившаго ему обсерваторіей, одинъ изъ товарищей обратилъ его вниманіе на плававшій въ проливѣ обломокъ китайской деревянной посуды. Этого признака было достаточно, чтобы увѣриться, что непріятель, не нагнавши нигдѣ русскихъ, на обратномъ пути отыскиваетъ ихъ въ озерахъ. Осмотръ береговъ пролива подтвердилъ это мнѣніе: съ лѣвой стороны найдены кусты, смятые плывшимъ судномъ, но направленію въ озера; съ правой стороны не оказалось никакихъ признаковъ. И такъ, дорога впередъ открыта, благопріятный случай помогъ нашимъ бѣглецамъ. Теперь они, ничего не опасаясь, могутъ плыть впередъ. Трудно описать радость, сообщившуюся всему отряду при этомъ убѣжденіи, что опасности преслѣдованія для нихъ кончились. Преступникъ приведенный подъ топоръ палача и внезапно помилованный радовался бы не болѣе нашихъ удальцевъ. Теперь Лисицынъ охотно сознался, что планъ большинства оказался удачнымъ и согласился плыть далѣе.

— Правда ли, что теперь нечего больше бояться? — спросилъ Володя у своего наставника.

— Теперь мы, съ каждой минутой будемъ удаляться другъ отъ друга, какъ поссорившіеся друзья, — шутя отвѣчалъ Лисицынъ; — китайцы будутъ спускаться внизъ по рѣкѣ, выйдя изъ лабиринта озеръ, а мы станемъ подниматься вверхъ.

Онъ не успѣлъ окончить фразы, какъ увидалъ, за скалистымъ мысомъ, всю китайскую флотилію стоявшую на якорѣ у берега. Это ясно доказывало, что непріятель осматривалъ озера, во время наступательнаго пути, и вотъ причина, почему такъ много потерялъ времени.

— Опять вы угадали, сказалъ печально Гедеонъ; что мы теперь будемъ дѣлать? Насъ вѣроятно уже замѣтили.

— Скорѣе отступайте въ озера, пока непріятель не снялся съ якоря; я буду прикрывать васъ.

Лодки быстро повернули, но было уже поздно: двѣ непріятельскія большія лодки, давши сигналъ къ тревогѣ, погнались за русскими.

Подпустивъ на вѣрный ружейный выстрѣлъ, ближайшую изъ непріятельскихъ лодокъ, Лисицынъ изъ крѣпостнаго ружья свалилъ рулеваго, прежде чѣмъ китайцы приготовились стрѣлять; вторымъ выстрѣломъ онъ ранилъ начальника. Эти потери уняли храбрость преслѣдующихъ, и герой нашъ успѣлъ соединиться съ Гедеономъ.

Вторая лодка, очень легкая на ходу, начала настигать отступающихъ, оставивъ далеко позади себя всю флотилію. Лисицынъ этимъ немедленно воспользовался, приказавъ своимъ лодкамъ раздвинуться на дистанцію и подвергнуть китайцевъ перекрестному огню своихъ стрѣлковъ. Мѣра эта вполнѣ удалась; русскіе столько надѣлали вреда непріятелю, что онъ немедленно отступилъ подъ прикрытіе прочихъ судовъ, которые въ это время успѣли принять людей съ берега и спѣшили на помощь, къ своему храброму авангарду. Замѣтивъ это, Лисицынъ не замедлилъ отступить въ озера, представлявшія единственное средство къ спасенію.

Лишь только лодки успѣли проплыть первое озеро, и скрыться въ одномъ изъ нѣсколькихъ проливовъ, какъ китайцы явились въ озерѣ. Они остановились въ нерѣшимости, не зная въ какой проливъ отступили русскіе. Одна изъ джонокъ бросила якорь возлѣ выхода изъ озера въ рѣку, а лодки, по двѣ вмѣстѣ, бросились осматривать ближайшіе проливы; другая джонка вошла въ озеро, смежное съ тѣмъ, въ которомъ скрылись русскіе. Такое сосѣдство было слишкомъ опасно; Лисицынъ съ величайшею осторожностію, незамѣтно для китайцевъ, провелъ свои лодки въ сосѣднее озеро, гдѣ и спряталъ ихъ въ частыхъ кустахъ. Здѣсь ночь застала нашихъ героевъ. Лисицынъ поступилъ благоразумно, перемѣнивъ мѣсто стоянки, китайская джонка вскорѣ заняла оставленное имъ озеро. Такимъ образомъ русскихъ отъ непріятеля раздѣлялъ узкій гребень земли, сажень въ сорокъ шириною, поросшій частымъ молодымъ лѣсомъ. Лисицынъ, приказавъ товарищамъ соблюдать величайшую тишину и осторожность, отправился осматривать берега озера, чтобъ узнать, имѣетъ ли оно сообщеніе съ смежнымъ озеромъ. Берега оказались очень извилисты, самый осмотръ требовалъ большой наблюдательности, поэтому путь нашего героя былъ медленъ. Онъ удостовѣрился, что озеро не имѣло другаго выхода, кромѣ того, чрезъ который проплыли сюда его лодки. Въ западномъ углу, онъ нашелъ перешеекъ не шире десяти сажень, чрезъ который легко было перенести лодки въ сосѣднее озеро. Нужно было поспѣшить воспользоваться этимъ обстоятельствомъ. Пришедши къ товарищамъ съ этимъ добрымъ намѣреніемъ, Лисицынъ былъ очень огорченъ, узнавши, что Гедеонъ позволилъ уговорить себя двумъ храбрецамъ, и отправился съ ними на лодкѣ къ непріятельской джонкѣ, съ намѣреніемъ сжечь ее. Поправить дѣло было невозможно; по неволѣ пришлось ожидать послѣдствій неблагоразумной выходки, которая дорого обошлась смѣльчакамъ: только что успѣли они набросать на джонку горючихъ матеріяловъ, какъ часовые, проснувшись, начали стрѣлять изъ пушекъ, призывая на помощь прочія суда. Гедеонъ хотѣлъ было уплыть назадъ, но былъ встрѣченъ двумя китайскими лодками, которыя тотчасъ погнались за нимъ. Между тѣмъ экипажъ джонки началъ тушить пожаръ. Лисицыну было достаточно одной минуты, чтобъ выяснить себѣ всѣ обстоятельства этого несчастнаго дѣла. Сознавая опасность угрожавшую его другу, которому отступленіе было отрѣзано, онъ сначала не зналъ какъ помочь ему. Прежде всего нужно было не допустить китайцевъ потушить пожаръ. Для этого онъ поставилъ противъ джонки, въ опушкѣ лѣса, десять лучшихъ стрѣлковъ, приказавъ имъ цѣлиться, не торопясь, въ людей заливающихъ огонь. Потомъ, пригласивъ Романа, какъ болѣе сильнаго и ловкаго въ рукопашной схваткѣ, побѣжалъ съ нимъ по перешейку, раздѣлявшему оба озера, а лодкѣ съ остальными людьми приказалъ подвигаться въ слѣдъ за нимъ по близости отъ берега. Убѣдившись, что въ непріятельскомъ озерѣ пролива не существовало, и Гедеону нѣтъ отступленія водою, онъ произнесъ сигнальный звукъ, хорошо знакомый Гедеону, и, къ счастію, другъ его понялъ призывъ: онъ направилъ лодку къ тому мѣсту, гдѣ ожидалъ его Лисицынъ, отстрѣливаясь отъ преслѣдующихъ враговъ.

У самаго берега одна изъ китайскихъ лодокъ нагнала его и завязался рукопашный бой, трехъ противъ восьми. Другая лодка шла медленно и не скоро могла подать помощь, а джонка отстрѣливалась отъ русскихъ и тушила пожаръ, все болѣе и болѣе разгоравшійся. Когда Лисицынъ съ Романомъ подоспѣли къ мѣсту битвы, то одного товарища нашли убитымъ, другой Иванъ сражался съ двумя противниками, а Гедеона трое рослыхъ китайцевъ тащили къ лодкѣ. Предоставивъ Роману спасать Ивана, Лисицынъ бросился на враговъ влекшихъ его друга. Выстрѣломъ изъ ружья, онъ размозжилъ голову одному, ударомъ приклада — повергъ на землю другаго, а третій бросился спасаться на лодку. Однако же пуля Лисицына, догнала его въ тотъ самый моментъ, когда онъ, вскочивши въ лодку, взялся за весло.

Схвативъ за плечи обезпамятѣвшаго Гедеона, Лисицынъ притащилъ его къ своей лодкѣ, куда вскорѣ явился и Романъ, покончившій съ китайцемъ, умертвившимъ Ивана. Такимъ образомъ всѣ трое смѣльчаковъ понесли наказаніе за неблагоразумную храбрость. Между тѣмъ, сраженіе разгоралось: къ горящей джонкѣ спѣшили на помощь остальныя суда. Лисицынъ, увѣрившись, что джонку потушить невозможно, принялъ оставшихся въ живыхъ восемь человѣкъ на лодку, и поплылъ къ узкому перешейку озера. Почти въ то же время вошла въ озеро, освѣщенное пожаромъ, большая непріятельская лодка, наполненная воинами. Нужно было рѣшиться: или бѣжать, или дать сраженіе. Убѣжать подъ выстрѣлами, значило рисковать потерять много людей, и открыть китайцамъ перешеекъ; поэтому Лисицынъ рѣшился дать сраженіе.

Укрывъ Гедеона и Володю на днѣ лодки, онъ поплылъ на встрѣчу къ непріятелю. Озадачивъ его ружейнымъ залпомъ, почти въ упоръ, русскіе сошлись бортами и вступили въ рукопашный бой штыками. Лисицынъ въ то же время топоромъ пробивалъ отверстіе въ непріятельской лодкѣ. Кто знаетъ, какъ мастерски русскій солдатъ владѣетъ штыкомъ, тотъ не удивится, что половина китайцевъ была переколота прежде нежели остальные начали тонуть. Тогда Лисицынъ поспѣшилъ къ перешейку и, благополучно перенеся черезъ него лодку, спокойно поплылъ по водамъ сосѣдняго озера, ярко освѣщеннымъ горѣвшей джонкой. Наконецъ, оглушительный взрывъ возвѣстилъ о погибели китайскаго военнаго судна: послѣ этого наступилъ мракъ, подъ прикрытіемъ котораго Лисицынъ продолжалъ плыть по одному направленію на сѣверо-востокъ, пользуясь проливами, а гдѣ ихъ не было перенося лодку чрезъ перешейки. Когда наступилъ день, герой нашъ осмотрѣлъ мѣстность съ высокаго дерева и нигдѣ не видя непріятеля, приступилъ къ перевязкѣ раненныхъ. Ни одного тяжело раненнаго не оказалось, а раны Гедеона были ничтожны.

— Славу Богу, мы отомстили китайцамъ, — сказалъ послѣдній, съ признательностію пожимая руку своего избавителя.

— По моему мнѣнію этому нечего радоваться; я врагъ безполезнаго кровопролитія. Конечно, китайцы потерпѣли большой уронъ, но и мы лишились четырехъ храбрыхъ товарищей, объ которыхъ нельзя не сожалѣть. Безъ этого гибельнаго сраженія мы всѣ могли бы незамѣтно переправиться черезъ перешеекъ и доплыть до теперешней стоянки.

— Стало быть я поступилъ дурно.

— Вы поступили, какъ благородный и храбрый воинъ, идущій на опасный подвигъ, не разсчитывая послѣдствій; но сожженіе джонки не принесло намъ никакой существенной пользы, слѣдовательно, четыре товарища погибли даромъ, потому что могли быть сохранены отечеству. Нѣсколько лѣтъ назадъ, я поступилъ бы точно также какъ вы, но теперь лѣсная жизнь и уединеніе научили меня размышлять.

— Сговорившись съ товарищами сжечь джонку, я имѣлъ въ виду доставить намъ возможность проплыть въ рѣку, пользуясь смятеніемъ испуганнаго непріятеля.

— Я вамъ скажу мудрое правило: будьте всегда благородны, храбры и смѣлы, но въ тоже время осмотрительны, осторожны, внимательны къ малѣйшей бездѣлицѣ и нападайте на сильнѣйшаго врага только въ такомъ случаѣ, когда увѣрены въ побѣдѣ; не проливайте безполезно человѣческой крови; но если отъ жертвъ и усилій зависитъ успѣхъ военнаго предпріятія, стремитесь, не задумываясь, къ достиженію цѣли.

Русскій отрядъ, подкрѣпивъ себя горячей пищей, поплылъ по принятому направленію. На третьи сутки, въ полдень, онъ достигъ предѣла озеръ и высадился на берегъ, гдѣ поспѣшилъ разложить огонь и полакомиться свѣжей рыбой во множествѣ водившейся въ озерѣ. На другой день Лисицынъ собралъ товарищей и сказалъ имъ:

— По особенному милосердію Божію большая часть изъ насъ спаслась отъ преслѣдованія китайцевъ; однако же мы лишены возможности пробраться на Амуръ и доплыть до русскихъ границъ; зимовать здѣсь также невозможно и такъ, остается одно средство, возвратиться на пріютъ и тамъ приготовиться къ новому походу. По моему соображенію мы должны находиться не далѣе четырехъ сотъ верстъ отъ Алмазной рѣки и легко дойдемъ до нее, если направимся на востокъ, а тамъ берегомъ Алмазной рѣки доберемся до нашего жилища. Сухопутной дороги намъ бояться нечего: по разсказамъ Василія, осматривавшаго пріамурскій край, я знаю, что на этомъ пути мы не встрѣтимъ горъ и значительныхъ рѣкъ. У насъ есть исправныя ружья, съ которыми мы всегда найдемъ средства къ продовольствію; топоры помогутъ намъ преодолѣвать препятствія, могущія встрѣтиться въ пути. На случай зимы, всѣ мы имѣемъ теплую одежду. Словомъ, товарищи, я совѣтую вамъ и прошу васъ идти предлагаемымъ мною путемъ.

— Вы можетъ и справедливо говорите, Сергѣй Петровичъ, — сказалъ Романъ, — да идти четыреста верстъ пѣшкомъ до Алмазной рѣки, а потомъ пожалуй еще столько же ея берегомъ для насъ очень затруднительно. Отчего бы не спуститься опять на Амуръ: Китайцы теперь отправились во свояси; мы безъ помѣхи можемъ плыть до Нерчинска. Будетъ льготнѣе и покойнѣе.

— Положимъ, что китайцы и не будутъ стеречь выхода на Амуръ, въ чемъ я однакоже сильно сомнѣваюсь, — отвѣчалъ Лисицынъ; — но вспомни, что зима не за горами, а за плечами и придется намъ зимовать въ лѣсу, съ большимъ во всемъ недостаткомъ; времяни же мы нисколько не выиграемъ. Я не говорю уже о томъ, что китайцы могутъ высмотрѣть нашу зимовку и приготовиться — не допустить насъ до Нерчинска.

— Командиръ правильно говоритъ, — вскричало нѣсколько голосовъ.

— Положимъ что и правильно, — перебилъ Романъ; — все же плыть гораздо легче, чѣмъ идти пѣшкомъ почитай тысячу верстъ. По моему разуму сперва надо попытаться развѣдать, нѣтъ ли водянаго сообщенія изъ этихъ озеръ съ Алмазною рѣкою.

— Пока мы будемъ искать этого сообщенія, наступятъ морозы и плыть сдѣлается невозможно; только время потеряемъ.

— Позвольте намъ хорошенько обдумать ваши рѣчи, — сказала толпа хоромъ; — когда соберемся къ ужину, мы скажемъ вамъ нашъ отвѣтъ.

Лисицынъ охотно далъ на это свое согласіе. Гедеонъ увѣрилъ его, что во всякомъ случаѣ послѣдуетъ за нимъ вмѣстѣ съ Володей. Поговоривъ съ своимъ другомъ о направленіи пути до пріюта, герой нашъ ушелъ въ лѣсъ, чтобъ добыть къ ужину крупной дичи. Уже солнце сѣло въ пурпуровыхъ облакахъ заката, когда онъ возвратился къ биваку съ козою на плечахъ. Его изумленіе было чрезмѣрно: онъ не нашелъ ни лодки, ни товарищей. Напрасно громкій голосъ его раздавался въ пустынѣ, никто не откликался. Онъ сдѣлалъ нѣсколько выстрѣловъ, но только перекатное эхо лѣсовъ и пронзительный крикъ испуганныхъ птицъ отвѣчали на эти сигналы.

И такъ, Лисицынъ былъ вторично оставленъ; оставленъ людьми, которыхъ своимъ благоразуміемъ и мужествомъ только что спасъ отъ вѣрной погибели. Онъ вторично ошибся въ привязанности друзей: Василій и Гедеонъ одинаково измѣнили ему, послѣдній своимъ образованіемъ и понятіями былъ ближе къ его образованію и къ его понятіямъ; онъ любилъ его больше чѣмъ Василія и его измѣна больше уязвила его сердце. Даже этотъ милый мальчикъ Володя, такъ много утѣшавшій его, и онъ бросилъ своего наставника, какъ не нужную больше игрушку. Лисицынъ сейчасъ же созналъ несправедливость этого упрека, потому что Володя не могъ противиться дядѣ.

Между тѣмъ приближалась ночь; нужно было подумать о спокойномъ убѣжищѣ. Лисицынъ только теперь примѣтилъ шалашъ изъ еловыхъ вѣтвей, приготовленный его товарищами. Вошедши въ него, онъ нашелъ мѣшокъ сухарей, свой топоръ, свою теплую обувь и одежду. Вѣроятно Гедеонъ позаботился объ этомъ, а можетъ быть кто нибудь остался раздѣлить его судьбу. Въ этой надеждѣ Лисицынъ всю ночь поддерживалъ огонь возлѣ своего убѣжища и заснулъ только съ разсвѣтомъ. Пробужденіе убѣдило его, что онъ опять одинокій странникъ въ этой обширной пустынѣ. Однако же, герой нашъ скоро побѣдилъ горе и не упалъ духомъ. Съ нимъ было теплое платье, компасъ, зрительная трубка, топоръ и двухствольное ружье, съ достаточнымъ количествомъ зарядовъ и мѣшокъ сухарей. Всего этого было достаточно лѣсному охотнику, чтобъ сохранить свою жизнь и здоровье. Помолясь усердно Богу, онъ бодро пошелъ на востокъ, прямо къ Алмазной рѣкѣ. Въ его памяти были еще свѣжи разсказы Василія и онъ не опасался встрѣтить непреодолимыхъ препятствій.

Изъ дневника нашего героя видно, что во время этого странствованія съ нимъ не случилось ничего достойнаго вниманія. Въ пищѣ онъ не имѣлъ недостатка, добывая повсюду дичь въ изобиліи. Онъ не встрѣтилъ ни широкихъ рѣкъ, ни глубокихъ овраговъ, ни высокихъ горъ и чрезъ двѣ недѣли странствованія прибылъ къ Алмазной рѣкѣ. Къ этому времени выпалъ снѣгъ, наступили сильные морозы, что, впрочемъ, не помѣшало ему черезъ пять дней достигнуть Архипелажнаго озера. Кто въ состояніи описать его радость и благодарность Творцу за милостивое покровительство. Ледъ на озерѣ былъ такъ крѣпокъ, что Лисицынъ могъ идти по немъ къ пріюту, не опасаясь провалиться.

Считая себя дома, Лисицынъ повеселѣлъ. Онъ скоро явился передъ сторожевой башней, защищавшей входъ въ гавань. Рѣшетки были опущены. На нѣсколько сигнальныхъ выстрѣловъ Ян-си не показывался. Проведя три часа въ безполезномъ подаваніи сигналовъ, герой нашъ пришелъ къ заключенію, что Ян-си или умеръ, или оставилъ островъ. Мысли его теперь сдѣлались мрачны: островъ такъ укрѣпленъ и неприступенъ, что на него невозможно проникнуть, поэтому зимовка въ тепломъ домѣ была пустая мечта. Его положеніе было похоже на лисицу и ворону съ кускомъ сыра, — съ тою только разницею, что никакимъ краснорѣчіемъ невозможно было заставить рѣшетку приподняться. Въ самомъ дѣлѣ, предъ глазами Лисицына величественно вставалъ кремль, высоко къ небу стремился блестящій шпицъ колокольни, горѣлъ какъ жаръ церковный куполъ, виднѣлась на скалѣ сторожевая башня…, и все это только видитъ глазъ, да зубъ нейметъ, какъ говоритъ пословица. Лисицынъ попробовалъ было поднять рѣшетку толстымъ шестомъ, но она сильно обмерзла, а можетъ быть была заперта, поэтому всѣ усилія остались безуспѣшны. Лисицынъ вспомнилъ, что въ долинѣ розановъ осталась одна неразрушенная постройка при литейномъ заводѣ, въ которой можно сложить печь, слѣдовательно, прожить зиму по человѣчески. Обрадованный возможностью имѣть теплое убѣжище, онъ поспѣшилъ туда, бросивъ завистливый взглядъ на пріютъ. Подымаясь съ озера на берегъ, Лисицынъ примѣтилъ снѣжный бугоръ странной формы; раскопавши его, онъ увидѣлъ лодочку, принадлежавшую пріюту. Теперь стало ясно, что Ян-си оставилъ островъ еще до морозовъ, когда можно было свободно плавать по озеру. Одна мысль всегда рождаетъ другую, когда человѣкъ внимательно обсуждаетъ встрѣтившееся обстоятельство. Лисицынъ размышлялъ такъ: если Ян-си не умеръ, что доказываетъ найденная лодка, то онъ долженъ былъ выплыть чрезъ гавань, а выплывши изъ гавани, онъ не могъ запереть рѣшетки, но рѣшетка заперта, слѣдовательно онъ нашелъ другой путь сойти съ неприступнаго острова; наконецъ если одинъ человѣкъ умѣлъ сойти, то другой можетъ тѣмъ же путемъ войти на островъ. Въ слѣдъ за тѣмъ явилась другая мысль, что Ян-си могъ уплыть изъ гавани, разумѣется, не опустивши рѣшетки, а въ его отсутствіе кто нибудь завладѣлъ островомъ, заперся на немъ и съ умысломъ не отвѣчаетъ на его сигналы.

Проспавши подъ лодкой всю ночь, Лисицынъ съ возобновленными силами рѣшился обойти островъ кругомъ, чтобы чрезъ подробный осмотръ найти ключъ къ истинѣ и принять мѣры сообразно обстоятельствамъ. Подойдя съ южной стороны пріюта, онъ увидѣлъ бревно выдавшееся изъ бойницы каземата оборонительной башенки, къ которому была привязана толстая веревка съ узлами на разстояніи каждаго полуаршина, видимо служившая лѣстницей для спуска человѣка (ф. 20). Правда, что высота была болѣе восьми сажень, но Лисицынъ умѣлъ лазить, былъ одаренъ крѣпкими мускулами и не зналъ головокруженія; онъ немедленно рѣшился на воздушное путешествіе. Увѣрившись предварительно въ крѣпости веревки, Лисицынъ полезъ на верхъ. Благодаря узламъ на веревкѣ, онъ безъ труда проникъ въ башню и тогда только понялъ, почему бревно твердо выдерживало тяжесть его тѣла: другой, толстый конецъ бревна былъ пропущенъ подъ лафетъ тяжелаго крѣпостнаго орудія и крѣпко привязанъ къ нему веревками. Все это доказывало осторожность и смѣтливость Ян-си, если только онъ спускался съ этой высоты.

Приблизившись къ скотному двору, Лисицынъ нашелъ его раствореннымъ настежь. Исхудалый скотъ частію бродилъ въ немъ, укрываясь отъ холода, частію толпился около стоговъ съ сѣномъ и скирдовъ съ соломой; впрочемъ смертности еще не было, вѣроятно потому, что зима настала очень недавно.

Лисицынъ прежде всего затопилъ печь въ одномъ изъ флигелей и вскипятилъ свѣженадоеннаго молока, которымъ согрѣлся и нѣсколько утолилъ голодъ; потомъ загналъ скотъ и лошадей въ ихъ теплыя помѣщенія и задалъ имъ корму. Осмотръ кремля и дома доказалъ, что на островѣ не было посѣтителей. Ян-си, соскучившись жить одинъ, вѣроятно, ушелъ на родину.

Въ первые дни чувство одиночества отнимало у Лисицына охоту къ занятіямъ. Онъ бродилъ по острову безъ цѣли, горько сожалѣя, что нѣтъ съ нимъ умнаго Гедеона, нѣтъ ласковаго Володи, даже нѣтъ трудолюбиваго Ян-си, не было и вѣрнаго Полкана. И люди, и животныя, всѣ его оставили.

Однажды онъ вошелъ въ храмъ, снаружи совершенно оконченный. Глазамъ его представился красивый иконостасъ безъ иконъ, безъ царскихъ вратъ и безъ позолоты. Множество иконъ, большею частію оконченныхъ, но безъ рамокъ и большія окна, съ прекрасными зеркальными стеклами. Это зрѣлище сильно поразило Лисицына, онъ вспомнилъ, что взялъ на себя внутреннюю отдѣлку храма. Совѣсть сказала ему, что этому обѣту, быть можетъ, онъ обязанъ сохраненіемъ своей жизни во время минувшихъ столкновеній съ опасностями. Онъ упалъ на колѣни по срединѣ церкви и въ теплыхъ слезахъ исповѣдалъ Богу свое горе, прося душевнаго подкрѣпленія. Молитва имѣла на Лисицына благотворное вліяніе: сердечная тоска утихла и онъ искренно пожелалъ посвятить все свободное время для окончанія храма. Съ этого дня онъ сдѣлался по прежнему трудолюбивымъ. Въ часы вдохновенія онъ дорисовывалъ начатые имъ образа́, а въ остальное время исполнялъ прочія работы.

Въ кладовыхъ оказалось много красной мѣди; Лисицынъ, въ избѣжаніе мѣшкотныхъ столярныхъ работъ, пожелалъ царскія врата, ризы на образа, покровы на престолъ, даже самыя украшенія иконостаса отлить изъ этого металла, что было бы и гораздо прочнѣе дерева. Ризы на иконы и украшенія для иконостаса онъ отлилъ въ видѣ массивныхъ досокъ съ рельефными изображеніями; чеканить и выбивать ризы изъ тонкихъ листовъ, какъ это дѣлаютъ серебреники, онъ не умѣлъ. Доски, покрывавшія алтарь и жертвенникъ, имѣли рельефныя изображенія евангелистовъ. Церковныя врата были отлиты въ видѣ красивой рѣшетки, такъ что сквозь нихъ виднѣлась церковная занавѣсь. Вся отливка удалась превосходно; оставалось все это вызолотить. Лисицынъ вспомнилъ о найденномъ имъ золотомъ пріискѣ, который доставилъ ему потребное количество золота; но встрѣтилось затрудненіе въ самой работѣ. Лисицынъ зналъ по теоріи, какъ золотятъ гальванизмомъ, а какъ золотить вещи черезъ огонь, онъ не имѣлъ понятія. Оставалось прибѣгнуть къ опытамъ.

Расплавивъ золото въ плоскія дощечки и подвергнувъ ихъ дѣйствію плющильныхъ валовъ, на которыхъ прокатывали мѣдь — для полученія листовъ, служившихъ обшивкою купола церкви, — онъ получилъ золотые листы, толщиною въ листъ писчей бумаги. Накладывая ихъ на мѣдныя доски, обсыпая раскаленнымъ углемъ и подвергая дѣйствію раздувальныхъ мѣховъ, онъ сплавлялъ на поверхности мѣдныхъ вещей золото съ мѣдью. Первые опыты были неудачны отъ неровнаго нагрѣванія; но въ послѣдствіи Лисицынъ пріобрѣлъ нужную сноровку и отчетливо вызолотилъ все, что пожелалъ.

Къ первому февраля, всѣ церковныя работы были окончены. Въ день Стрѣтенія Господня, Лисицынъ захотѣлъ отпраздновать созданіе храма: съ девяти часовъ до половины десятаго онъ звонилъ во всѣ колокола, съ помощію особаго простаго механизма. Густой и пріятный звукъ гармонически повторялся въ древесной чащѣ и рѣзвымъ вѣтромъ несся на востокъ, перебѣгая съ острова на островъ и замирая вдали: Потомъ вошелъ чрезъ двойныя стеклянныя двери въ обширный храмъ и зажегъ всѣ свѣчи. Красивый чугунный полъ, лѣпная работа потолка и стѣнъ, украшенныхъ хорошей живописью, со вкусомъ нарисованные иконы, въ вызолоченныхъ ризахъ, съ вызолоченными рамами; бѣлый, подъ мраморъ, иконостасъ съ металлическими вызолоченными карнизами и рельефными изображеніями; литыя густо-вызолоченныя царскія врата и множество свѣчъ горящихъ въ вызолоченныхъ шандалахъ и паникадилахъ… все это, при совершенной тишинѣ, наполнило душу Лисицына священнымъ умиленіемъ. Онъ молился долго и искренно.

Прошло нѣсколько дней. За не имѣніемъ опредѣленныхъ работъ на Лисицына опять напала тоска, но на этотъ разъ такая сильная, какой онъ не испытывалъ еще никогда. Его стала ужасать мысль умереть здѣсь одному, далеко отъ образованнаго общества, отъ родины, отъ родныхъ. Его уму безпрестанно представлялась мысль, что привыкнувъ къ лѣсной жизни и трудамъ охотника, онъ въ силахъ будетъ добраться до русскихъ границъ. Цѣлый мѣсяцъ Лисицынъ боролся съ этими мыслями, наконецъ они его побѣдили.

Разложивъ вокругъ фермы въ разныхъ мѣстахъ кормъ въ небольшихъ копнахъ и растворивъ ворота, скотныя и конныя дворы, Лисицынъ, по примѣру Ян-си, спустился по узловатой веревкѣ на ледяную поверхность озера и отправился къ мѣднымъ рудникамъ, въ томъ предположеніи, что идя прямо на западъ, онъ непремѣнно встрѣтитъ юрты тунгусовъ. Это было перваго марта. Взявши въ соображеніе близость весны и не желая обременять себя излишней ношей, Лисицынъ удовольствовался, изъ теплой одежды, одною дубленкой. Съ нимъ было оружіе, топоръ и компасъ, словомъ всѣ вещи, какія онъ имѣлъ, путешествуя отъ озеръ къ пріюту, въ началѣ этой зимы; только провизія была разнообразнѣе и обильнѣе. Онъ везъ её въ маленькихъ салазкахъ, вмѣстѣ съ нѣсколькими перемѣнами бѣлья, парой хорошаго платья и бумажникомъ съ деньгами.

Въ долинѣ сайгъ, Лисицынъ расположился ночевать у огня. За ужиномъ память напомнила ему, какъ онъ близъ этого мѣста спасъ жизнь Крысинскому, такъ жестоко его обманувшему, и ему захотѣлось увидѣть человѣческій образъ, услышать родную рѣчь; онъ въ эту минуту обнялъ бы какъ брата, самаго презрѣннаго каторжника. Когда путникъ собрался спать, поднялась мятель, превратившаяся въ ураганъ. Лисицынъ поспѣшилъ къ горамъ, желая укрыться отъ непогоды въ гротѣ, образовавшемся при добываніи мѣдной руды. Утопая въ снѣгу почти на каждомъ шагу и спотыкаясь съ сугробахъ, онъ проплуталъ всю ночь въ обширной долинѣ. День немного помогъ ему въ отысканіи желаннаго пути, потому что онъ потерялъ компасъ; только къ вечеру, когда стихла мятель, онъ увидалъ горы, къ которымъ едва дошелъ, совершенно выбившись изъ силъ. Лисицынъ очень озябъ. Благодаря топору, огниву и сѣрнымъ спичкамъ, онъ развелъ большой огонь, и отогрѣлся чаемъ. Его взяло раздумье: неудачи, постигшія почти съ перваго шага изъ дома, какъ будто предостерегали его не отваживаться идти далѣе.

Подкрѣпившись сномъ, Лисицынъ всталъ рано и началъ отыскивать пріискъ мѣдной руды, но поиски его были напрасны. Онъ теперь былъ увѣренъ, что зашелъ дальше чѣмъ слѣдовало: это доказывалось долгимъ путешествіемъ по долинѣ Сайгъ. Помня, что горы должны были находиться съ правой руки, онъ пошелъ такъ, чтобы они находились съ лѣвой; въ такомъ случаѣ пріиски не ускользнутъ отъ его наблюдательности. Пройдя трое сутокъ и не найдя грота, онъ остановился въ раздумьѣ: ясно что онъ проглядѣлъ, иначе долженъ былъ найти пріискъ. Лисицынъ повернулъ назадъ, внимательно осматривая мѣстность, однако жъ въ теченіи нѣсколькихъ сутокъ не нашелъ ничего похожаго на пріискъ; онъ опять повернулъ назадъ. Чрезъ нѣсколько дней Лисицынъ открылъ пещеру, совершенно ему незнакомую, входъ былъ узкій, помѣщеніе небольшое; въ одномъ углу былъ узкій проходъ въ глубину горы.

Лисицынъ разложилъ огонь, и когда пещера согрѣлась, въ первый разъ послѣ выхода изъ дома обсушилъ свое обмерзшее платье. Здѣсь герой нашъ серьезно обдумалъ свое положеніе. Съѣстныхъ припасовъ у него оставалось всего на недѣлю; а во все время пути не встрѣтилось никакой дичи. По случаю потери компаса и постоянныхъ пасмурныхъ дней, онъ легко можетъ заплутаться, въ необозримой лѣсной пустынѣ и погибнуть. Пустившись въ дальнее странствованіе, онъ совершенно забылъ мартовскія мятели, обыкновенно бывающія въ этой мѣстности и не запасся достаточно теплой одеждой. При всемъ горячемъ желаніи скорѣе возвратиться на родину, онъ сознался, что препятствія въ настоящее время непреодолимы. Въ слѣдствіе этихъ размышленій Лисицынъ рѣшился возвратиться на пріютъ, съ тѣмъ, чтобы весною, по вступленіи рѣкъ въ берега, снова пуститься въ странствованіе, которое онъ могъ, съ меньшимъ трудомъ, совершить верхомъ, имѣя нужныя вещи и припасы навьюченными на заводной лошади. Подкрѣпивъ свои силы двухъ-дневнымъ отдыхомъ, онъ отправился къ пріюту.

Зная, что идя вдоль горъ, имѣя ихъ съ лѣвой стороны, и потомъ держась опушки лѣса, онъ непремѣнно достигнетъ глубокаго озера, и издалека увидитъ кремль, герой нашъ пустился поэтому направленію. Прошедши восемь дней, онъ не нашелъ озера, къ крайнему своему изумленію. Онъ тщетно прибѣгалъ къ обозрѣнію мѣстности съ вершины высокихъ сосенъ: повсюду виднѣлся необозримый океанъ лѣса съ правой стороны и причудливыя очертанія горъ съ лѣвой. Лисицынъ рѣшился идти по тому же направленію въ надеждѣ, по крайней мѣрѣ, добраться до верховьевъ Алмазной рѣки.

Вскорѣ его опять застигла жестокая пурга во время перехода черезъ большую поляну, къ счастію вѣтеръ дулъ сзади и, такъ сказать, подталкивалъ его. Сколько времени и гдѣ шелъ такимъ образомъ, Лисицынъ не могъ дать себѣ отчета. Вокругъ него крутился снѣгъ; одно время онъ чувствовалъ подъ ногами ледъ, но между тѣмъ силы его постоянно слабѣли, холодъ оковывалъ члены, однако же онъ все шелъ впередъ до тѣхъ поръ, пока, совершенно выбившись изъ силъ и почти замерзшій, упалъ на снѣгъ, прощаясь мысленно съ жизнію.

ЧАСТЬ ІѴ.

Когда Лисицынъ пришелъ въ себя, то съ удивленіемъ увидѣлъ, что онъ лежитъ на сухихъ древесныхъ листьяхъ, прикрытый волчьими шкурами. Сначала онъ не могъ дать себѣ отчета, какъ это случилось, но наконецъ онъ вспомнилъ, что будучи не въ состояніи бороться съ мятелью, полузамерзшій, упалъ гдѣ-то на снѣгъ, лишившись сознанія. Вокругъ него царствовала глубокая тишина и полумракъ окружалъ его. Сначала Лисицынъ подумалъ, что была ночь; но вглядѣвшись въ темноту, онъ удостовѣрился, что жилищемъ ему служила небольшая пещера съ отдушиной наверху, чрезъ которую проникалъ слабый свѣтъ въ это убѣжище. Напротивъ его постели находилась другая постель, никѣмъ не занятая. Въ углахъ пещеры были навалены какія-то вещи, которыя въ темнотѣ трудно было разсмотрѣть. Лисицынъ хотѣлъ было встать, но сильная боль во всѣхъ членахъ и холодъ заставили его опять улечься и укрыться мѣхами. При этомъ онъ замѣтилъ еще странность: на немъ не было ни бѣлья, ни платья, ни обуви его не лежало по близости.

Куда же попалъ онъ? къ ворамъ, которые обобрали его дочиста? но, въ такомъ случаѣ они не позаботились бы о сохраненіи его жизни? къ сострадательнымъ людямъ? такъ зачѣмъ же его лишили даже бѣлья? Долго ломалъ больной голову надъ разрѣшеніемъ этихъ противорѣчащихъ вопросовъ и утомленный напрасными усиліями началъ было погружаться въ сонъ. Слабый шорохъ послышавшійся въ пещерѣ заставилъ его раскрыть глаза: онъ увидѣлъ мальчика въ дубленкѣ, длинныхъ сапогахъ и куньей шапочкѣ, осторожно подходящаго къ его постели. Съ каждымъ шагомъ незнакомца, Лисицынъ шире раскрывалъ глаза; ему показалось, что будто онъ гдѣ-то видѣлъ это милое лице. Когда мальчикъ подошелъ къ кровати и нагнулся къ изголовью больнаго, тогда изъ груди Лисицына вырвался радостный крикъ, онъ позабылъ тѣлесную боль и изнеможеніе, привлекъ голову мальчика на свою грудь и началъ осыпать его горячими поцѣлуями.

— Володя, милый Володя, ты ли это?

— Милый дядя, какъ я радъ что опять васъ вижу! — отвѣчалъ добрый мальчикъ, то плача, то улыбаясь, и возвращая поцѣлуи Лисицыну.

— Гдѣ же твой дядя? живъ ли онъ?

— Живъ, слава Богу! Онъ здѣсь со мною, но не можетъ придти къ вамъ; онъ боленъ.

— Боленъ, и не возлѣ меня, это жестоко.

— Мы живемъ въ землянкѣ, а васъ, оттеревши снѣгомъ, положили здѣсь, опасаясь, чтобъ тепло не повредило вамъ. Если вы въ силахъ встать, то я сейчасъ принесу ваше бѣлье, обувь и платье, которыя теперь совсѣмъ высохли.

— Приноси скорѣй Володя, я съ нетерпѣніемъ желаю обнять твоего дядю.

Мальчикъ хотѣлъ что-то сказать, но остановился и выбѣжалъ изъ пещеры. Лисицынъ набожно сложилъ на груди руки, и въ теплой молитвѣ возблагодарилъ Бога за соединеніе съ друзьями. Чрезъ нѣсколько минутъ прибѣжалъ Володя, съ порядочной ношей и помогъ Лисицыну одѣться. Герой нашъ чувствовалъ сильную боль въ сочлененіяхъ рукъ и ногъ, но переносилъ съ твердостію свои страданія, чтобъ не огорчить и не испугать своего юнаго друга, лице котораго и безъ того было печально, по причинѣ болѣзни дяди, любимаго имъ какъ отца. Одѣвшись съ трудомъ, Лисицынъ понялъ, что онъ не можетъ двигаться безъ подпоры, а Володя не могъ вести его; къ счастію, онъ примѣтилъ въ одномъ изъ угловъ пещеры толстую палку, которою попросилъ мальчика дать ему.

— Теперь, Володя, показывай дорогу, я потихоньку буду двигаться за тобою; да скажи пожалуйста, какимъ образомъ вы спасли меня отъ смерти, и цѣло ли мое ружье и вещи?

— Все цѣло, милый дядя; вещи вы найдете въ нашей землянкѣ, а какъ мы васъ спасли, разскажетъ вамъ папа.

— Какимъ образомъ вы сами очутились здѣсь? Я былъ увѣренъ, что вы ушли съ другими товарищами.

— Грѣшно было вамъ такъ думать, милый дядя; вотъ мы пришли къ нашему жилищу; сходите осторожнѣе.

Лисицынъ увидѣлъ передъ собою низенькую, продолговатую крышу изъ мха и хвороста, утвержденную поверхъ земли; подъ нее вели вырытыя въ землѣ ступеньки, оканчивающіяся у грубой плетневой двери, не плотно притворявшейся. При входѣ въ землянку, онъ былъ встрѣченъ крикомъ истинной радости, вырвавшимся изъ груди Гедеона, лежавшаго на постелѣ изъ листьевъ.

— Сергѣй Петровичъ, наконецъ вы опять съ нами! слава милосердному Богу, соединившему насъ!

— Да, слава и благодареніе Богу! Я снова нашелъ васъ, — вскричалъ Лисицынъ, бросившись обнимать своего стараго друга.

— Не трясите его такъ, милый дядя, папа очень боленъ!

— Прости меня, дружище, я совсѣмъ позабылъ, обрадовавшись свиданію; чѣмъ же ты боленъ?

— Сегодня мнѣ захотѣлось застрѣлить дикую козу: я взобрался на крутогорье, да и поскользнулся, упалъ во врагъ и должно быть переломилъ ногу. Теперь не могу пошевелиться безъ невыносимой боли.

— Много прошло времени послѣ этого несчастья?

— Больше часу будетъ; чтобъ остановить воспаленіе, я все время прикладывалъ снѣгъ къ больному мѣсту.

— Это прекрасное средство; но если не дать ногѣ правильное положеніе и не сростить ее въ лубкахъ, то можно остаться на вѣкъ калѣкой. Покажите мнѣ вашу ногу; а ты Володя достань изъ моихъ салазокъ мыло и полотенце; я постараюсь сдѣлать, что сумѣю. Жаль только, что невозможно найти лубка.

— Лубокъ есть, сказалъ Володя, — подавая Лисицыну мыло и полотенце; я сейчасъ увидалъ, что ваши салазки выложены лубкомъ.

— Какое счастье! оторви же душа моя лубокъ и принеси ко мнѣ; только не здѣсь: шумъ и стукъ обезпокоятъ больнаго.

Лисицынъ осмотрѣлъ ногу Гедеона; она не была сломана, а вывихнута. Благодаря снѣжнымъ компрессамъ, опухоль мало распространилась. Когда Володя вышелъ изъ землянки, онъ сказалъ Гедеону:

— Благодареніе Богу, нога цѣла, но придется перенести чрезвычайную боль, когда я начну вправлять вывихъ, со всею моею неопытностью въ этомъ дѣлѣ. Совѣтую кричать, это говорятъ облегчаетъ боль. Я нарочно выслалъ Володю, чтобъ любящій мальчикъ не видѣлъ вашихъ мученій.

— Благодарю за вниманіе къ намъ обоимъ. Я постараюсь не кричать, а ежели придется не въ терпежъ, стану кусать палку.

Лисицынъ, намыливши ногу больнаго, принялся вправлять вывихъ. Прошло нѣсколько минутъ, пока ему посчастливилось поставить ступню на мѣсто и обвязать ее полотенцемъ. Онъ такъ былъ занятъ своимъ дѣломъ, что ни разу не взглянулъ на страдальца; окончивши же свой трудъ нашелъ его лишившимся чувствъ, съ лицемъ блѣднымъ какъ полотно. Только что онъ привелъ въ чувство больнаго, вбѣжалъ въ землянку Володя съ лубками, котораго Гедеонъ встрѣтилъ улыбкой, а Лисицынъ, показывая ногу, сказалъ:

— Благодари Бога, милый Володя, твой дядя не будетъ хромъ.

Мальчикъ съ радостью бросился къ Гедеону, но Лисицынъ удержалъ его, предупредивъ, что больному нужно совершенное спокойствіе, а когда онъ перевяжетъ ногу въ лубки, то шесть недѣль онъ долженъ беречься неосторожныхъ движеній, почему весь этотъ долгій срокъ, онъ долженъ будетъ вылежать въ постели. У Володи закапали изъ глазъ слезы, но Гедеонъ постарался утѣшить мальчика ласковыми словами. Окончивши перевязку ноги въ лубокъ, Лисицынъ самъ почувствовалъ изнеможеніе и принужденъ былъ прилечь на постель Володи. Какъ ни сильна была натура нашего героя, но проведя безъ пищи болѣе сутокъ, въ теченіи которыхъ онъ постоянно боролся съ мятелью, и перенеся процессъ оттаиванія тѣла, онъ естественно чувствовалъ себя нездоровымъ. Запретивши Гедеону говорить, пока онъ не собрался съ силами, Лисицынъ попросилъ Володю затопить печь, согрѣть воды въ его походномъ чайникѣ и заварить чаю, котораго небольшой запасъ оставался въ его котомкѣ. Этотъ живительный напитокъ подкрѣпилъ обоихъ больныхъ и развеселилъ Володю, напомнивъ житье на пріютѣ.

На другой день Лисицынъ проснулся съ возобновленными силами и хотя чувствовалъ еще боль въ сочлененіяхъ, но былъ бодръ душею и тѣломъ. Гедеонъ проспалъ спокойно ночь; боль въ ногѣ стала утихать.

— Знаете-ли, Сергѣй Петровичъ, о чемъ я вчера думалъ, пока заснулъ: Если бы Богъ не привелъ васъ къ намъ, то я или умеръ бы отъ моего вывиха или сдѣлался калѣкою и тогда мы съ Володей могли умереть съ голода или достаться въ пищу звѣрямъ.

— Судьбы Божій неисповѣдимы, Гедеонъ Михайловичъ; Онъ по благости своей соединилъ насъ, чтобъ мы могли подать другъ другу помощь. Да будетъ благословенно Его Пресвятое Имя!

— Всякое добро Господь посылаетъ съ необыкновенной щедростью: мало того, что Онъ избавилъ насъ обоихъ отъ смерти, Онъ услышалъ наши сердечныя молитвы и безконечно утѣшилъ насъ этимъ соединеніемъ. Вы не можете себѣ представить, какъ я и Володя скорбѣли душою, когда потеряли васъ!

— Напротивъ, очень могу представить; я самъ сходилъ съ ума отъ печали, разлучившись съ вами; мнѣ горько было убѣдиться, что и вы оставили меня, увлекшись примѣромъ товарищей.

— Какъ вы могли думать, милый дядя, что мы оставили васъ! — сказалъ съ упрекомъ Володя; мы долго искали васъ и горевали.

— Конечно, вы могли усумниться въ нашей любви, не нашедши насъ въ шалашѣ, — присовокупилъ Гедеонъ. — Это вотъ какъ случилось: по уходѣ вашемъ, товарищи опять собрались и подстрѣкаемые говорунами рѣшились плыть къ Амуру, а чтобъ вы, пришедши, ихъ не отговорили, они отправились немедленно; уговаривали долго и насъ, но мы захотѣли остаться съ вами. Тогда они выдѣлили намъ равную долю провизіи, пороху и пуль и отдавши наше и ваше теплое платье, поспѣшно скрылись изъ глазъ въ обширныхъ озерахъ. Мы сдѣлали близъ берега шалашъ и, сложивъ тамъ ваше платье и всю нашу провизію, стали поджидать васъ. Наступали сумерки, а вы все не возвращались. Мною овладѣлъ страхъ при мысли, что съ вами случилось несчастіе. Будучи не въ силахъ болѣе владѣть собою, мы оба пошли васъ отыскивать, дѣлая иногда выстрѣлы. Мы такъ были заняты нашими поисками, что не примѣтили наступленія ночи и сбились съ пути. Мы не знали, что дѣлать. Ночь была холодная, но къ счастію на насъ были дубленки и мы ночевали подъ сосною безъ большаго неудобства. Съ разсвѣтомъ опять начали отыскивать путь къ озеру. Не знаю долго ли мы бродили на удачу, какъ Володя вспомнилъ, что у него въ карманѣ компасъ, который онъ позабылъ отдать нашимъ упрямымъ товарищамъ. Съ помощью этой чудесной иглы, я направился къ озерамъ, и мы въ четвертомъ часу пополудни отыскали нашу стоянку. Васъ въ шалашѣ уже не было, хотя все ясно говорило о вашемъ недавнемъ присутствіи. Впрочемъ, подумалъ я, могло случиться, что и другой кто нибудь похитилъ платье и припасы. Помня ваши слова, я отправился въ путь, постоянно держась одного направленія на сѣверо-востокъ. Овраги и быстрыя рѣки принуждали меня уклоняться отъ пути и только съ наступленіемъ зимы мы добрались до здѣшнихъ горъ. Я не рѣшился подвергать здоровье Володи лишеніямъ зимняго пути, близъ рѣчки устроилъ эту землянку съ печкой. Рѣчка и небольшое озеро, находящееся поблизости, снабжаетъ насъ рыбою; дичи я не стрѣлялъ, сберегая заряды про особенный случай. Вчера вечеромъ, когда поутихла мятель, пошелъ я на рѣчку за водою и увидѣлъ недалеко отъ проруби занесеннаго снѣгомъ человѣка. Кликнувши Володю, я вмѣстѣ съ нимъ перетащилъ замерзшаго въ пещеру, гдѣ, снявши верхнее, совсѣмъ оледенѣвшее, платье, мы узнали васъ. Горе наше было велико при мысли, что Господь привелъ насъ только похоронить васъ; за то и радость была безмѣрна, когда увидали, что тѣло ваше было почти талое. Мы тотчасъ же принялись тереть васъ снѣгомъ и совершенно возстановили кровообращеніе, только въ чувство привести не могли. Тогда, покрывъ волчьими мѣхами, оставили васъ на волю Божію, часто посматривая, что вы дѣлаете. Остальное вы знаете.

Лисицынъ разсказалъ все, что съ нимъ случилось со дня ихъ разлуки.

— Пока вы совершенію выздоровѣете, дополнилъ онъ, мы встрѣтимъ здѣсь лѣто и съ помощью компаса направимъ нашъ путь къ озерамъ, а оттуда, я поведу васъ къ Алмазной рѣкѣ и мы опять, съ Божіей помощью попадемъ на пріютъ.

— Чѣмъ на пріютъ, не лучше ли сдѣлать лодку и спуститься на Амуръ, по которому доплывемъ до Нерчинска.

— Чтобъ быть только вмѣстѣ съ вами обоими, я на все согласенъ; топоры у насъ есть, ручная пила, долоты и буравы, всегдашніе мои спутники въ дорогѣ, также слава Богу уцѣлѣли, такъ въ построеніи лодки затрудненія не будетъ.

— Но будетъ большое затрудненіе донести до озеръ всѣ эти инструменты и наше теплое платье, а бросить его невозможно; кто знаетъ, можетъ быть до прихода въ Нерчинскъ придется гдѣ нибудь зимовать.

— Мы ничего не бросимъ, дружище; я сдѣлаю двѣ двухъ-колесныхъ телѣжки, на которыхъ намъ легко будетъ перевезти тяжести, не очень обременяя себя.

— Хорошо если знаешь какое нибудь ремесло, всегда пригодится! я не разъ сожалѣлъ, что не выучился на пріютѣ никакому мастерству.

— А мнѣ сдѣлаете телѣжку, милый дядя? — ласково спросилъ Володя; — я тоже хочу что нибудь везти.

— Ты еще очень безсиленъ, душа моя, чтобъ возить тяжести по непроложеннымъ дорогамъ, но за то ты можешь принести намъ большую пользу другимъ образомъ?

— Что же я долженъ буду дѣлать? скажите пожалуйста.

— Нѣтъ, мой милый, теперь не скажу, а когда отправимся въ путь узнаешь.

Чрезъ нѣсколько дней наступила весна, вмѣстѣ съ праздникомъ Пасхи, случившемся въ этомъ году въ началѣ Апрѣля. Лисицынъ занялся прежде всего исправленіемъ глиняной печи, которая нестерпимо дымила и безпокоила больнаго, не могшаго во время топки уходить на воздухъ; потомъ устроилъ окно, затыкавшееся обрубкомъ дерева, и такимъ образомъ пустилъ въ землянку солнечный свѣтъ; наконецъ, передѣлалъ дверь, чтобъ она могла плотно притворяться, чѣмъ избавилъ обитателей землянки отъ сквознаго вѣтра. Послѣ этого онъ принялся за работу телѣжекъ. Въ то же время, благодаря его искусству плесть верши и стрѣлять безъ промаха, онъ и его товарищи имѣли обильные запасы хорошей пищи. Нога Гедеона съ каждымъ днемъ дѣлалась лучше; но Лисицынъ раньше шести недѣль не позволилъ ему вставать съ постели; по прошествіи же этого срока принудилъ его пріучать постепенно вывихнутую ногу къ движенію, т. е. сперва ходить съ помощью двухъ костылей, потомъ съ однимъ и наконецъ съ палкой; а когда увѣрился въ совершенномъ исцѣленіи ноги, началъ упражнять его въ ходьбѣ, увеличивая каждый день разстояніе.

— Я чувствую, что совершенно здоровъ, — сказалъ однажды Гедеонъ, — пора намъ отправляться въ путь.

— Теперь и я скажу, пора! а ты Володя, какъ думаешь?

— Я считаю дни и часы, какъ бы скорѣе отсюда вырваться. Я не могу забыть, какъ мнѣ весело было на пріютѣ.

— Въ такомъ случаѣ, друзья, уложимъ нынче наши вещи, а завтра, помолясь Богу, отправимся къ озерамъ.

На другой день, — это было 9-го іюня, товарищи двинулись на юго-западъ, свободно катя передъ собою легкія телѣжки съ кладью.

— Что же я буду дѣлать? — напомнилъ Володя; — вы мнѣ обѣщали сказать это въ день выступленія въ дорогу.

— Тебѣ поручается очень важное дѣло, отвѣчалъ серьезно Лисицынъ. Мы веземъ вещи и не можемъ быть готовы всякую минуту отразить опасность сзади, поэтому ты, мой милый, долженъ охранять насъ отъ нечаяннаго нападенія, съ кинжаломъ за поясомъ. Можешь ли ты принять на себя эту опасную обязанность?

— Съ радостію, милый дядя, — вскричалъ Володя, гордясь своимъ назначеніемъ. Гедеонъ съ улыбкой переглянулся съ Лисицынымъ; онъ понялъ шутку друга, желавшаго утѣшить мальчика за отказъ въ телѣжкѣ.

Компасъ былъ истиннымъ благодѣяніемъ для нашихъ странниковъ въ этомъ лабиринтѣ дремучихъ лѣсовъ, пересѣченномъ потоками, болотами, оврагами, холмами; магнитная стрѣлка, всегда обращенная однимъ концемъ своимъ къ сѣверному полюсу, вѣрно указывала имъ направленіе и Гедеонъ, хорошо помнившій указаніе этой волшебной иглы, во время своего слѣдованія къ горамъ, теперь указывалъ путь къ озерамъ. Лисицынъ, соображая положеніе озеръ относительно Алмазной рѣки и пріюта уяснилъ себѣ причину, почему онъ не попалъ на пріютъ. Заплутавшись въ первый день, во время мятели, онъ пришелъ къ южнымъ горамъ вмѣсто сѣверныхъ и обходя ихъ прихотливые отроги достигъ до зимовки Гедеона.

На двадцатый день бодраго шествія, странники увидали съ возвышенности зеркальную поверхность озеръ и исполненные радости забыли всѣ трудности пути. Однако же при всей поспѣшности они не могли дойти до берега прежде ночи, которая на этотъ разъ случилась темная.

— Слава Богу! — сказалъ Гедеонъ, — я не ошибся въ направленіи; теперь можно разложить огонь и отдохнуть; а завтра или примемся строить лодку, или вы поведете насъ къ пріюту.

— Завтра будетъ то, что Богу угодно, а теперь займемся ужиномъ.

Друзья разговаривали тихо о своихъ планахъ, чтобъ не разбудить Володи, заснувшаго отъ усталости на травѣ. Они нарубили валежнику; Гедеонъ началъ разводить огонь, а Лисицынъ пошелъ съ чайникомъ на озеро, за водой. Чрезъ нѣсколько минутъ, онъ прибѣжалъ къ костру и быстро залилъ огонь.

— Что вы дѣлаете? — спросилъ удивленный Гедеонъ.

— Поправляю нашу непростительную ошибку; мы забыли мудрое правило, что лѣснымъ странникамъ, нужно быть всякую минуту на сторожѣ. Въ полуверстѣ отъ насъ я увидалъ большую лодку, освѣщенную пламенемъ костра. Слѣдовательно у насъ есть неизвѣстные сосѣди, а что всего хуже, они видѣли нашъ огонь.

— Напрасно вы такъ встревожились; это быть можетъ наши товарищи не нашедшіе въ озерахъ прохода и возвратившіеся сюда отыскивать насъ.

— Если это наши товарищи, то мы соединимся съ ними и вмѣстѣ пустимся въ дорогу, если же недобрые люди, тогда намъ всего лучше съ ними не встрѣчаться. У насъ на рукахъ бѣдный мальчикъ, за котораго мы оба отвѣчаемъ передъ Богомъ и нашей совѣстью; поэтому мы должны быть осторожны и обуздывать наше мужество. Не велика будетъ для него польза, если мы рискнемъ собою и оставимъ его безъ покровителей.

— Не могу простить себѣ, что взялъ съ собою Володю въ Нерчинскъ: бѣдный терпитъ со мною нужду и горе, и опасности не по лѣтамъ. Лучше бъ было отдать его въ гимназію; такъ нѣтъ, самъ захотѣлъ воспитывать, разстаться не могъ; за то теперь каждый день приходится дрожать за его здоровье и даже за жизнь.

— Напрасно раскаиваетесь въ вашемъ поступкѣ. Володя также слишкомъ сильно любитъ васъ и не могъ бы разлучиться съ вами; вы оба созданы одинъ для другаго, и жить вмѣстѣ для васъ обоихъ составляетъ необходимость. Вамъ должо благодарить Бога, а не роптать, мальчика же беречь.

— Что же мы теперь будемъ дѣлать? Ну, ежели, не дай Богъ, возлѣ насъ китайцы? Какъ мы тогда спасемъ Володю?

— Прежде всего, я совѣтую удалиться отсюда, чтобъ насъ не захватили въ расплохъ; но съ нашими телѣжками трудно пробираться въ темнотѣ, а оставить ихъ здѣсь — значитъ отдать всѣ наши вещи въ чужія руки, и указать нашъ слѣдъ.

— Мнѣ кажется, я могу пособить этому горю: по близости отсюда, я видѣлъ оврагъ, въ которомъ мы можемъ скрыть наши телѣжки.

— Такъ поспѣшимъ-те же туда, для насъ дорога каждая минута. Будите скорѣе Володю и въ путь!

Бѣдный мальчикъ съ удивленіемъ проснулся на рукахъ Гедеона и хотѣлъ было, по своей привычкѣ, громко спросить, зачѣмъ его разбудили, какъ осторожный Лисицынъ во время успѣлъ зажать ему ротъ и шепнуть, что они въ опасности. Умный Володя не сталъ возражать и послушно послѣдовалъ за дядей. Пройдя около ста шаговъ назадъ, Гедеонъ нашелъ оврагъ, поросшій кустарникомъ, на днѣ котораго бѣжалъ съ шумомъ ручеекъ. Нашедши удобное мѣсто, бѣглецы спустились въ оврагъ и въ частомъ кустарникѣ спрятали телѣжки съ вещами.

— Здѣсь мы совершенно укрыты отъ чужихъ глазъ, — сказалъ Гедеонъ. — Въ такую темную ночь, мудрено насъ найти.

— Согласенъ съ вами, что ночью мудрено; днемъ же легче будетъ поймать насъ здѣсь, чѣмъ въ лѣсу. Ежели наши сосѣди враги, желающіе непремѣнно захватить насъ, то они отыскавши потушенный костеръ, естественно предположатъ этотъ оврагъ нашимъ убѣжищемъ, какъ самое ближайшее мѣсто, въ которомъ можно спрятаться. Мой совѣтъ — поспѣшнѣе удалиться отсюда и направиться, туда, гдѣ я видѣлъ лодку. Насъ тамъ не будутъ искать, въ той увѣренности, что мы не посмѣемъ спрятаться по близости отъ ихъ бивака; а между тѣмъ мы сами высмотримъ, съ кѣмъ имѣемъ дѣло.

— Въ такомъ случаѣ, мы рискуемъ навсегда оставить здѣсь наши вещи; обстоятельства могутъ не допустить насъ возвратиться сюда.

— Это очень легко можетъ случиться; но лучше потерять вещи чѣмъ свободу.

— А какъ же мы будемъ тогда строить лодку, не имѣя ни топоровъ, ни плотничныхъ инструментовъ?

— Топоры мы возьмемъ съ собою, они намъ всегда могутъ пригодиться; а лодку можно устроить безъ пилъ и долотъ, если намъ не придется ими воспользоваться.

— Но здѣсь останется провизія, порохъ, пули; а эти предметы для насъ необходимы.

— Ничего этого не должно оставлять здѣсь. Провизіей и военными припасами, мы наполнимъ наши сумки, прочія же вещи и теплое платье пусть остаются; не велика бѣда, ежели и лишимся ихъ, теперь лѣто; а до зимы, Богъ дастъ, доберемся до надежнаго убѣжища.

Слова свои Лисицынъ сопровождалъ дѣломъ, наполняя котомки провизіей, пулями, порохомъ и дробью. На свою долю онъ взялъ болѣе поклажи, присоединивъ къ ней компасъ и зрительную трубку.

— Право, Сергѣй Петровичъ, лучше бы намъ остаться на этомъ мѣстѣ, здѣсь легко спрятаться въ кустахъ, а въ лѣсу насъ скорѣй увидятъ. Я боюсь подвергнуть опасности Володю.

— За меня не безпокойтесь, — сказалъ мальчикъ, ласкаясь къ дядѣ; — въ лѣсу я меньше буду бояться, чѣмъ здѣсь.

— Ты не понимаешь, дитя, что въ лѣсу, при встрѣчѣ съ врагомъ, легко можетъ задѣть тебя пуля, а здѣсь въ случаѣ схватки можно скрыться.

— Вы думаете, папа, что я убѣгу отъ васъ во время нападенія; этого никогда не будетъ; гдѣ будете вы, тамъ буду и я. Прошу васъ, пожалуйста, послушайтесь Сергѣя Петровича; вспомните, что его слова всегда оправдывались.

— Тише! — сказалъ шепотомъ Лисицынъ; — мнѣ послышался подозрительный шорохъ въ лѣсу со стороны нашего бивака; я увѣренъ, что это шпіоны, посланные открыть, кто разводилъ огонь.

Всѣ притаили дыханіе и съ напряженіемъ стали прислушиваться, устремивши пристальные взгляды въ непроницаемый мракъ, но совершенное безмолвіе царствовало повсюду.

— Вамъ почудилось, — шепнулъ Гедеонъ; — въ лѣсу тихо, какъ въ могилѣ.

— Нѣтъ, я опять ясно слышу. Выйдемъ-те на противоположный берегъ, тогда вѣроятно и вы услышите.

Гедеонъ и Володя повиновались приглашенію, и осторожно вышли изъ оврага.

— Неужели и теперь не слышите? — тихо спросилъ Лисицынъ.

— Порывъ вѣтра зашелестилъ листьями, вотъ и все, — сказалъ Гедеонъ.,

— Я слышу едва внятно отдаленные голоса, — сказалъ Володя.

— Изъ тебя выйдетъ хорошій охотникъ, мой милый; дѣйствительно теперь слышенъ гулъ нѣсколькихъ голосовъ, и именно въ томъ мѣстѣ, гдѣ былъ расположенъ нашъ бивакъ. Они вѣроятно нашли потушенный костеръ и передаютъ другъ другу свои предположенія. Если бъ вѣтеръ не дулъ прямо на насъ, то мы ничего не услыхали бъ. Вотъ перестали совѣщаться, значитъ сейчасъ начнутся поиски; поспѣшимъ же и мы убираться отсюда!

Лисицынъ повелъ товарищей своихъ лѣсомъ, къ тому мѣсту, гдѣ видѣлъ лодку, то есть, не на востокъ къ Алмазной рѣкѣ, а въ противоположную сторону, на западъ, предваривъ ихъ, что нужно хранить молчаніе и даже ступать осторожно. Ночь, какъ я уже сказалъ, была темная; въ лѣсу, на разстояніи пяти шаговъ, ничего не было видно; за то совершенная тишина позволяла далеко слышать и Лисицынъ, опытный въ охотничьихъ экспедиціяхъ, шелъ съ увѣренностію, что его не захватятъ въ расплохъ. Иногда крикъ птицы, порывъ вѣтра, скокъ зайца или бѣлки, заставляли его останавливать своихъ спутниковъ и вопрошать пустыню. Въ эти минуты Володя, не могшій побѣдить чувства дѣтскаго страха, крѣпко прижимался къ своему избавителю, увѣренный въ его защитѣ. Такимъ образомъ они медленно подвигались впередъ и, по мнѣнію Лисицына, должны были близко находиться отъ лодки, какъ вдругъ онъ сталъ озираться съ безпокойствомъ, и схвативши за руки Гедеона и Володю, отвелъ ихъ нѣсколько въ сторону, къ ближайшему кустарнику, въ которомъ посовѣтовалъ спрятаться; самъ же съ топоромъ въ рукѣ сталъ по близости за деревомъ. Предусмотрительность эта имѣла причину: вскорѣ послышались голоса и по близости отъ бѣглецовъ прошли четыре человѣка. У каждаго было на плечѣ ружье, по языку, на которомъ говорили солдаты, объяснилось, что это были китайцы.

— Теперь я вижу, что ваше предположеніе сбылось, — сказалъ тихо Гедеонъ, когда китайцы отошли на далекое разстояніе; — не лучше ли намъ углубиться, какъ можно дальше въ лѣсъ, чтобъ совсѣмъ избѣгнуть погони, и извѣстными вамъ тропами пробраться къ пріюту; объ плаваніи водою намъ теперь нечего и думать.

— Сначала я тоже полагалъ поступить такимъ образомъ, но развѣ вы не замѣтили, какъ усталъ Володя, сдѣлавши съ нами продолжительный и трудный переходъ; къ тому же у него на лѣвой ногѣ ссадина, которая при наступившихъ жарахъ отъ ускореннаго хода можетъ превратиться въ рану и совершенно лишитъ его возможности двигаться. При такихъ условіяхъ, мудрено убѣжать отъ преслѣдованія настойчивыхъ китайцевъ, которые разошлютъ партіи шпіоновъ во всѣ стороны. Мой планъ — найти убѣжище на нѣсколько дней по близости ихъ бивака, гдѣ насъ не станутъ искать, а когда Володя отдохнетъ, и поиски утихнутъ, мы отправимся къ Алмазной рѣкѣ.

— Скажи мнѣ правду, милый сынъ мой, — спросилъ Гедеонъ своего племянника, — можешь ли ты пройти съ нами дня три усиленными переходами?

— Я долженъ признаться, папа, что едва передвигаю ноги отъ усталости, а ссадина на ногѣ съ трудомъ позволяетъ мнѣ ступать.

— Стало быть, нужно покориться необходимости. Теперь дѣлайте, Сергѣй Петровичъ, что найдете возможнымъ для безопасности мальчика; я безпрекословно буду вамъ повиноваться.

— И вы не раскаятесь въ этомъ, дружище? я забочусь не о себѣ, а единственно о нашемъ миломъ Володѣ, котораго люблю, какъ брата. Пойдемте же съ надеждой на Бога, здѣсь опасно оставаться.

Лисицынъ пошелъ впередъ, а Гедеонъ съ племянникомъ слѣдовали за нимъ. Какъ только они стали выходить изъ чащи, то увидали на полянѣ, близъ берега, пылающій костеръ; вокругъ него нѣсколько китайцевъ варили рисъ въ мѣдныхъ котелкахъ. Путники опять углубились въ чащу и, обойдя бивакъ, остановились по другую его сторону, близъ озера.

— Вотъ здѣсь мы безопасны, по крайней мѣрѣ, на эту ночь, — сказалъ Лисицынъ. — Я совѣтую подкрѣпить себя пищей и отдохнуть въ кустахъ; мы, двое старшихъ, будемъ спать по очереди.

Володя не заставилъ повторить приглашенія: проглотивъ нѣсколько кусковъ пищи, онъ съ беззаботностью дѣтства скоро заснулъ. Лисицынъ съ Гедеономъ держали совѣтъ, что предпринять имъ далѣе: идти ли вдоль берега озера и постараться какимъ нибудь способомъ переправиться на противоположную его сторону, откуда пуститься къ Алмазной рѣкѣ; или отыскать гдѣ нибудь надежное убѣжище, въ которомъ выждать удаленія враговъ. Послѣднее предположеніе требовало дневныхъ поисковъ, сопряженныхъ съ опасностію быть открытыми; поэтому рѣшили, дождавшись разсвѣта, идти берегомъ озера, и если Володя не въ состояніи будетъ продолжать путь, воспользоваться мѣстными обстоятельствами для избранія безопасной стоянки. Разговаривая такимъ образомъ, они услыхали по близости отъ берега плескъ весла. Оставивъ Гедеона охранять сонъ Володи, и условившись въ сигналѣ, Лисицынъ проскользнулъ къ самому берегу озера, на которомъ увидалъ двухъ китайцевъ плывшихъ въ маленькомъ челнокѣ; они скользили во мракѣ, какъ тѣни, не произнося ни слова. Возвратясь къ Гедеону, онъ разсказалъ о своемъ открытіи, которое навело на мысль, что въ южной сторонѣ озера могла находиться другая партія китайцевъ, поэтому предположенный туда путь должно отложить. Прежде чѣмъ рѣшиться на что нибудь окончательно, Лисицынъ нашелъ полезнымъ прослѣдить пловцевъ, и высмотрѣть китайскій бивакъ, и окружающую его мѣстность. Давши наставленіе Гедеону относительно осторожности и бдительности, герой нашъ поспѣшилъ берегомъ озера въ слѣдъ за челнокомъ. Пловцы гребли медленно, и Лисицынъ могъ успѣвать за ними безъ большаго труда. Въ близкомъ разстояніи отъ бивака китайцевъ, челнокъ остановился; незнакомцы сложивши въ него весла и привязавши къ дереву, росшему у самой воды, подошли къ китайцамъ, копошившимся у огня. Они были встрѣчены съ знаками нѣкотораго уваженія, и одного изъ нихъ повели въ шалашъ, вѣроятно къ начальнику отряда. Оставшійся товарищъ что-то разсказывалъ окружавшимъ его воинамъ, которые, въ свою очередь, сами ему разсказывали, указывая въ ту сторону, гдѣ наши путники имѣли неосторожность развести огонь. Лисицынъ очень сожалѣлъ, что не выучился у Ян-си говорить по китайски, но по нѣкоторымъ словамъ догадался, что прибывшіе китайцы были присланы отъ другаго китайскаго отряда, дѣлавшаго поиски на южномъ концѣ озера. Какая же могла быть цѣль поисковъ? Неужели товарищи осенней экспедиціи бѣжали опять въ это озеро, преслѣдуемые китайцами? Лисицыну захотѣлось похитить большую лодку, и на ней спасаться съ товарищами, но она была освѣщена пламенемъ костра, и подойти къ ней незамѣченнымъ было невозможно; поэтому онъ рѣшился удовольствоваться челнокомъ, находившимся въ темнотѣ. Челнокъ оказался очень малъ, такъ что съ трудомъ могъ помѣщать двухъ человѣкъ, но за то очень легокъ на ходу. Желая увѣриться въ намѣреніяхъ непріятеля, Лисицынъ поплылъ вдоль бивака китайцевъ, держась въ тѣни. Тутъ онъ замѣтилъ назади себя черную массу, которую сперва принялъ за лѣсистый мысъ восточнаго берега, далеко вдавшійся въ озеро, но по ближайшемъ осмотрѣ удостовѣрился, что это былъ островокъ длиною около версты, поросшій хвойнымъ лѣсомъ. Обрадовавшись такой находкѣ, онъ пожелалъ перевести сюда своихъ спутниковъ, въ полной увѣренности, что близость островка отъ китайскаго бивака, послужитъ имъ ручательствомъ въ ихъ безопасности. Лисицынъ поспѣшилъ къ Гедеону, котораго засталъ спавшаго сномъ невинности возлѣ своего юнаго племянника. Разбудивши обоихъ, онъ передалъ имъ свои открытія и совѣтовалъ немедленно плыть на островъ, гдѣ они могли скрыться въ чащѣ отъ поисковъ непріятеля. Володя первый всталъ на ноги, чтобъ идти къ челноку, но отъ сильной боли въ ногѣ едва могъ удержаться отъ крика. Гедеонъ поспѣшилъ поддержать и свести его съ берега.

— Потерпи немного, мой милый, — тихо сказалъ Лисицынъ, — мы промоемъ рану и приложимъ цѣлебныхъ травъ, тогда дня черезъ три все пройдетъ и ты снова начнешь бѣгать и лазить, какъ бѣлка.

— Дай Богъ, чтобъ это скорѣе случилось; теперь же, хромой, я составляю для васъ бремя и увеличиваю опасность.

— Полно, милый Володя, — сказалъ Гедеонъ, — никогда ты не можешь быть для насъ бременемъ; я и Сергѣй Петровичъ не пожалѣемъ жизни для твоей безопасности.

— Ежели мы будемъ осторожны и бдительны, то и опасности намъ не встрѣтится, — подтвердилъ Лисицынъ, желая ободрить мальчика.

Челнокъ могъ поднять только двоихъ, почему рѣшили сперва переправить на островъ Володю, а Гедеону дожидаться его очереди въ прежнемъ убѣжищѣ.

— Вы меня оставите на островѣ одного, когда поѣдете за дядей? — сказалъ Володя, отплывши отъ берега.

— Иначе не возможно поступить, душа моя, если ты предпочитаешь остаться здѣсь на берегу, въ ожиданіи моего возвращенія, то вернемся; я сперва перевезу твоего дядю.

— Нѣтъ, я здѣсь одинъ ни за что не останусь. Вѣдь волки меньше страшны, чѣмъ злые люди.

— Я ручаюсь тебѣ, что на острову нѣтъ никакихъ звѣрей, кромѣ пугливыхъ зайцевъ и рѣзвыхъ бѣлокъ.

— Какъ вы можете ручаться въ этомъ, не осмотрѣвши острова.

— Ты забываешь, мой милый, что я опытный лѣсной охотникъ; мнѣ достаточно видѣть свойство мѣстности, породу лѣса, кустарника и тому подобное, чтобъ опредѣлить на какую добычу можно разсчитывать.

— Если бъ тамъ водились и звѣри, то все же я не буду бояться, потому что могу спастись на деревѣ, въ случаѣ ихъ нападенія…; только нѣтъ ли тамъ китайцевъ…, отъ нихъ на деревѣ не спрячешься.

— На этотъ счетъ будь покоенъ: китайцы всѣ на берегу, копошатся вокругъ огня…, вотъ мы и пріѣхали. Теперь надобно найти мѣсто, удобное для высадки.

Вскорѣ показался мысъ, острой косою вдавшійся въ озеро. Лисицынъ причалилъ къ самой его оконечности, помогъ Володѣ выйти на берегъ и вскарабкаться на сосну, густо прикрытую ельникомъ.

— Сиди тутъ тихо, Володя, если увидишь людей причалившихъ къ берегу, то не откликайся, пока не услышишь, что тебя зовутъ по имени. Не забудь этого наставленія, душа моя.

— Для чего же это нужно, милый дядя?

— Для того, что въ темнотѣ, ты не можешь узнать насъ, и ежели неравно приплывутъ китайцы, тогда ты не будешь ими захваченъ.

— Какъ же вы сейчасъ увѣряли, что на острову нѣтъ китайцевъ.

— Я и теперь ручаюсь, что здѣсь нѣтъ ни одной непріятельской души, но чтобъ никто кромѣ насъ не подплывалъ къ этому острову, ручаться невозможно, хотя и невѣроятно, чтобъ это случилось въ ночную пору; но мое постоянное правило: лучше быть излишне осторожнымъ, чѣмъ безпечнымъ, особенно если на моей отвѣтственности находится безопасность твоя и твоего дорогаго дяди.

— Ахъ, милый дядя, чѣмъ мы отплатимъ вамъ за всѣ ваши попеченія объ насъ?

— Любите только меня немножко, и я буду вполнѣ вознагражденъ, — отвѣчалъ Лисицынъ, садясь въ челнокъ.

Только что онъ причалилъ къ материку, какъ Гедеонъ показался на берегу озера и назвалъ по имени своего друга.

— Возможно ли быть такъ неосторожнымъ? — сказалъ Лисицынъ; — когда нибудь вамъ придется вспомнить мои совѣты, да будетъ поздно.

— Эта вѣчная осторожность, право надоѣла мнѣ. Другое дѣло, если бъ мы высматривали непріятеля…, тогда, разумѣется, нужно держать ухо востро.

— А если насъ самихъ высматриваетъ непріятель, тогда что нужно дѣлать? я вижу ты неисправимъ, дружище. По моему убѣжденію мы теперь въ такомъ опасномъ положеніи, что каждый неосторожный шагъ можетъ намъ стоить жизни или свободы. При томъ у насъ на рукахъ молодая жизнь, для сохраненія которой мы обязаны сдѣлать все, что только зависитъ отъ человѣческой предусмотрительности.

Гедеонъ хотѣлъ отвѣчать, крѣпко сжавши руку друга, но Лисицынъ закрылъ ему ротъ рукою, давая тѣмъ знакъ, чтобъ не говорилъ. Оба услыхали въ лѣсу шумъ шаговъ, приближавшихся къ мѣсту ихъ пребыванія. Первой мыслью Лисицына было скорѣй броситься въ челнъ и отплыть отъ берега; но темнота ночи на столько уменьшилась, что непріятель могъ замѣтить бѣглецовъ и днемъ, вѣроятно, сталъ бы отыскивать ихъ на озерѣ. Тогда островъ переставалъ быть для нихъ надежнымъ убѣжищемъ. Эти соображенія, быстро, какъ молнія промелькнули въ умѣ нашего героя и онъ ограничился выжиданіемъ событій. Оба друга приготовились къ упорной оборонѣ. Между тѣмъ, шаги приближались; по прошествіи нѣсколькихъ томительныхъ минутъ показались два темныхъ силуэта по близости бѣглецовъ. Гедеонъ осторожно пригнулся за кустъ, чтобъ не быть замѣченнымъ, а Лисицынъ, не измѣняя позы, тихо сказалъ:

— Слава Богу! эти враги не опасны; скорѣе спускайтесь въ челнокъ и поспѣшимъ къ Володѣ, который съ нетерпѣніемъ ждетъ насъ.

— Подождемъ немного; ежели они увидятъ насъ и передадутъ товарищамъ, то китайцы сегодня же отыщутъ наше убѣжище.

— Пусть смотрятъ, сколько хотятъ, — сказалъ, улыбаясь, Лисицынъ, — это не люди, а два невинныхъ лося.

— Вы ошибаетесь; я вижу очертаніе человѣческой головы.

— Это вамъ такъ кажется въ темнотѣ и между деревьями; я вижу съ моего мѣста всю ихъ фигуру.

Сѣвши въ челнокъ, друзья благополучно пристали къ мысу островка, гдѣ все было тихо, какъ въ могилѣ; въ лѣсу царствовалъ непроницаемый мракъ, только однообразный прибой волнъ о берегъ нарушалъ безмолвіе.

— Гдѣ же спрятался Володя, — шепотомъ спросилъ Гедеонъ, не забывшій недавно полученнаго урока.

— А вотъ поищемъ; только прошу васъ не говорить ни слова, а то онъ не выйдетъ изъ своего убѣжища, принявши насъ за непріятеля.

Лисицыну хотѣлось испытать своего юнаго любимца въ послушаніи его наставленіямъ. Онъ осторожно началъ подвигаться къ извѣстной ему соснѣ; но мальчикъ, если онъ только былъ еще на деревѣ, соблюдалъ совершенную тишину. Лисицынъ уже хотѣлъ назвать его по имени, но мысль, что онъ похищенъ китайцами, стѣснила его горло. Этотъ твердый человѣкъ, сохранявшій самообладаніе въ минуты величайшей опасности, задрожалъ при одной мысли объ утратѣ сироты и о томъ горѣ, какое должно было испытать сердце его честнаго друга. Наконецъ, собравшись съ мужествомъ, онъ тихо окликнулъ Володю; получивъ отвѣтъ, онъ поспѣшилъ снять мальчика съ дерева и прижать къ сердцу, полному радости.

— Я ужъ начиналъ думать, что тебя похитили, мой милый Володя, такъ тихо ты сидѣлъ въ своемъ убѣжищѣ. Признаюсь мною овладѣлъ такой страхъ, какого я еще никогда не испытывалъ.

— Я тотчасъ узналъ васъ, какъ вы стали подходить къ дереву и молчалъ, исполняя ваше приказаніе. Скажите, гдѣ же мой дорогой папа.

— Я здѣсь, душа моя; злой другъ нарочно оставилъ меня на берегу, чтобъ черезъ четырнадцати-лѣтняго мальчика дать урокъ осторожности его старому дядѣ.

— Нѣтъ, этого у меня и въ умѣ не было; мнѣ хотѣлось только увѣриться въ послушаніи Володи. Милый мальчикъ съ честью вышелъ изъ испытанія и подаетъ надежду сдѣлаться хорошимъ охотникомъ; чѣмъ далѣе я за нимъ наблюдаю, тѣмъ болѣе убѣждаюсь, что онъ не дастъ провесть себя китайцамъ. Увѣряю васъ, дружище, изъ него выйдетъ прокъ.

Начинало свѣтать. Лисицынъ предложилъ удалиться съ мыса и, сперва отыскать мѣсто для скрытія челнока, а потомъ найти и для себя надежное убѣжище. Онъ пошелъ берегомъ, Гедеонъ съ Володей поплыли по озеру въ близкомъ разстояніи. Наконецъ отыскалась бухточка, поросшая высокою травою, крутыя берега которой густо были покрыты плакучими ивами, купавшими свои вѣтви въ самой водѣ. Посовѣтовавши своимъ спутникамъ высадиться на берегъ, Лисицынъ отвелъ челнокъ въ бухточку, гдѣ и спряталъ его между берегомъ и нависшими надъ нимъ ивами; осока служила также сильною защитою отъ проницательныхъ глазъ. Для себя они нашли убѣжище также на южной сторонѣ острова, въ небольшой впадинѣ берега, густо заросшаго непроходимымъ молодымъ ельникомъ; небольшая промоина, совершенно закрытая кустарникомъ, служила единственнымъ выходомъ изъ ихъ бивака и вмѣстѣ — сообщеніемъ съ озеромъ. Убѣжище это было едва достаточно для помѣщенія троихъ, за то бѣглецы вполнѣ могли быть увѣренны, что здѣсь невозможно отыскать ихъ. Они же, спустившись въ промоину и раздвинувъ вѣтви густаго ивняка, могли видѣть все, что дѣлалось на этой сторонѣ озера.

— Здѣсь мы спокойно можемъ выждать удаленія китайцевъ, сказалъ Лисицынъ, и тогда, благословясь, отправимся въ пріютъ.

— Мѣсто дѣйствительно отличное, какъ это вамъ удалось найти его?

— У охотника, привыкшаго выслѣживать звѣрей, есть своего рода чутье и навыкъ. Такія ли трущобы случалось открывать мнѣ въ окрестностяхъ пріюта. Впрочемъ насъ и здѣсь легко отыщутъ, если не будемъ осторожны.

— Какъ, милый дядя, совершенно скрытые отъ человѣческихъ глазъ, мы можемъ быть найдены китайцами?

— Въ томъ-то и дѣло, Володя, что мы скрыты только отъ однихъ глазъ, а у человѣка есть еще уши и носъ. Чтобъ быть въ безопасности намъ нужно разговаривать очень тихо, не дѣлать шума, не разводить огня.

— Кто же можетъ отыскать насъ въ этомъ необитаемомъ мѣстѣ, Сергѣй Петровичъ, если бъ даже забрелъ китаецъ, такъ и у насъ есть уши, чтобы услыхать его приближеніе.

— Услыхать шаги человѣка въ лѣсу возможно только при совершенной тишинѣ; поэтому я и прошу васъ не говорить, а сообщать другъ другу свои замѣчанія шопотомъ, а еще лучше знаками.

Оставивъ Гедеона съ племянникомъ въ убѣжищѣ, Лисицынъ ушелъ въ лѣсъ набрать моху для постели Володѣ, у котораго нога раскраснѣлась и опухла. Вмѣстѣ съ мохомъ ему посчастливилось найти цѣлебныя травы, пользу которыхъ онъ испыталъ на себѣ въ началѣ охотничьихъ странствованій. Уложивши мальчика на мягкую постель, онъ промылъ раны на его ногѣ и приложилъ компрессы изъ цѣлебныхъ травъ. Послѣ этого посовѣтовалъ ему заснуть и ничего не бояться. Въ полдень друзья услыхали на озерѣ шумъ. Спустившись въ водомоину, они увидали большую лодку медленно плывшую вдоль берега острова, съ толпою вооруженныхъ людей. Обогнувъ южный берегъ острова, они поплыли вдоль восточной его стороны и скрылись изъ глазъ.

— Это они ищутъ насъ, — сказалъ Гедеонъ.

— Не думаю, вѣроятнѣе, что они отыскиваютъ пропавшій челнокъ, предполагая, что его унесло вѣтромъ. Меня радуетъ, что китайцы не отыскали челнока, въ которомъ мы имѣемъ большую надобность.

Только что сѣло солнце, до слуха бѣглецовъ достигли неистовые крики китайцевъ, со стороны западнаго берега озера. Лисицынъ поспѣшилъ узнать причину. Убѣжище избранное бѣглецами находилось въ восточной части излучины, образуемой озеромъ въ берегѣ островка, такъ что съ помощью зрительной трубки можно было обозрѣвать почти двѣ трети южной окраины острова, мысъ на которомъ скрывался ночью Володя и весь западный берегъ озера. Наблюдатель увидалъ толпу китайцевъ, на западномъ берегу озера, громко кричавшихъ, и что-то передававшихъ другъ другу. Одиноко росшая старая береза указала Лисицыну, что враги находились именно на томъ мѣстѣ гдѣ его товарищи скрывались ночью до отправленія на островъ. Нѣтъ сомнѣнія, что одинъ изъ нихъ оставилъ въ кустахъ какую-нибудь вещь, которая сдѣлалась причиной догадокъ китайцевъ.

— Что тамъ такое? — спросилъ Гедеонъ возвратившагося друга.

— То, что одинъ изъ васъ оставилъ слѣды на ночлегѣ.

— А какъ они могутъ узнать, что подъ кустами лежали русскіе, а не китайцы, или ночные звѣри?

— По оставленной тамъ вещи легко узнать, кто ночевалъ; осмотритесь хорошенько, не потеряли ли вы чего? Это обстоятельство для насъ чрезвычайно важно.

У Володи оказалось все на лицо; а Гедеонъ не нашелъ пистолета, обыкновенно затыкаемаго имъ за поясъ.

— Вы не могли забыть его тамъ, — сказалъ Лисицынъ; — онъ оброненъ или въ челнокѣ, или на мысу, гдѣ вы дожидали Володю.

— Нѣтъ, я забылъ его на берегу въ кустахъ. Охраняя сонъ Володи и борясь съ дремотою, я вынулъ пистолетъ изъ-за пояса и держалъ его въ рукахъ, чтобъ быть готовымъ немедленно защищаться. Проклятый сонъ одолѣлъ меня и я вѣроятно выронилъ его изъ рукъ. Когда же вы пришли, то я обо всемъ позабылъ при радостномъ извѣстіи, что вы нашли надежное убѣжище.

— Что сдѣлано, того не воротишь, но теперь мы въ большей опасности чѣмъ были вчера: островъ вѣроятно будутъ обыскивать. Хорошо, если на наше счастье наступитъ темная ночь, тогда мы можемъ отплыть на восточный березъ озера, иначе наше спасеніе, безъ особенной милости Божіей, невозможно.

Съ наступленіемъ ночи на восточномъ и западномъ берегахъ озера вспыхнули во многихъ мѣстахъ сторожевые огни, убѣдившіе бѣглецовъ, что китайцы приняли всѣ мѣры, чтобъ захватить ихъ.

— Плохо! — печально Сказалъ Гедеонъ, — и всему виною моя несчастная неосторожность.

— Никогда не должно впадать въ уныніе, дружище; съ нами Богъ! Онъ научитъ насъ какъ избавиться отъ бѣды. Мы оба находились прежде въ гораздо худшихъ обстоятельствахъ и выходили изъ нихъ невредимыми. Если бъ даже не осталось никакой надежды спастись всѣмъ, то я нахожу возможнымъ спасти Володю.

— Я готовъ на всякую жертву для него, только скажите, что нужно сдѣлать? — сказалъ ободрившійся Гедеонъ.

— Мой планъ простъ и вѣренъ: китайцы нашли одинъ пистолетъ; они не могутъ знать, что насъ трое. Чтобъ отклонить отъ обыска всего острова, я притворюсь спящимъ на видномъ мѣстѣ, подальше отсюда; тогда, взявши меня, они оставятъ васъ въ покоѣ. Я разными сказками и открытіями нашихъ вещей въ оврагѣ уведу ихъ отсюда; а вы, переплывши на восточный берегъ озера и держась по компасу на востокъ, дойдете до Алмазной рѣки и ея берегомъ до пріюта.

— Отличная мысль, только не вы, нашъ благодѣтель, а я ее выполню. Вы же спасайте Володю и будьте ему вмѣсто меня отцомъ и другомъ. Подъ вашимъ руководствомъ онъ сдѣлается полезнымъ слугою отечества.

— Въ этомъ случаѣ я никакъ не уступлю вашимъ желаніямъ, другъ мой; сама природа назначила васъ замѣнить Володѣ отца и вложило въ сердца ваши взаимную горячую любовь. Вы должны свято исполнить обѣщаніе данное вами вашей умирающей сестрѣ, его матери! Меня же не связываютъ никакія обѣщанія; я привыкъ къ трудамъ и лѣсной жизни, почему плѣнъ не можетъ быть для меня тягостнымъ, при случаѣ я могу убѣжать и соединиться съ вами на пріютѣ.

— Какъ хотите, а я не допущу васъ жертвовать собою для Володи, это моя обязанность и мое право.

— А я не допущу васъ обоихъ ни до какой жертвы, — сказалъ мальчикъ, утирая навернувшіяся на глазахъ слезы признательности; — вы оба, равно для меня дороги. Даю вамъ честное слово: ежели кто-нибудь изъ васъ вздумаетъ отдаться китайцамъ, то и я отдамся. Придумайте другой способъ къ спасенію, если можете; на этотъ же я рѣшительно не согласенъ.

Какъ ни старались Гедеонъ и Лисицынъ убѣдить Володю различными доводами склониться на исполненіе ихъ плана, но великодушный мальчикъ остался непреклоненъ; почему рѣшили дѣйствовать по обстоятельствамъ. Чтобъ быть готовыми каждую минуту оставить свое убѣжище, товарищи надѣли на себя сумки съ припасами и положили возлѣ оружіе. Ночь, какъ нарочно, настала свѣтлая: полная луна обливала серебромъ мелкія струи озера, такъ что о побѣгѣ съ острова невозможно было и подумать. Китайскіе сторожевые огни очаровательно отражались въ зеркальной поверхности воды, а оклики часовыхъ давали жизнь всѣй этой картинѣ. Лисицынъ, любитель прекраснаго и страстный обожатель природы въ настоящую минуту не могъ восхищаться; опасность угрожающая его любимцамъ разрушала очарованіе. Онъ тщетно ломалъ голову, придумывая различныя средства перехитрить китайцевъ. Спустившись въ водомоину для наблюденій, онъ замѣтилъ китайскую лодку съ вооруженными людьми, обогнувшую мысъ и съ соблюденіемъ совершенной тишины поплывшую вдоль острова. Лисицынъ передалъ объ этомъ товарищамъ, подтвердивъ быть на все готовыми. Къ удовольствію своему онъ замѣтилъ, что Володя остался спокоенъ, и въ душѣ похвалилъ мужество мальчика. Прошелъ почти часъ времени, пока лодка поровнялась съ ихъ убѣжищемъ, потомъ, обогнувъ уголъ излучины, она скрылась изъ вида. Гедеонъ хотѣлъ что-то сказать, полагая что опасность миновала, но Лисицынъ остановилъ его и хорошо сдѣлалъ: бѣглецы вскорѣ услыхали шорохъ, производимый людьми пробиравшимися въ кустахъ. Сначала онъ слышался очень близко, потомъ постепенно стихъ, по мѣрѣ удаленія воиновъ въ глубину острова. Лисицынъ пожелалъ лично освѣдомиться о положеніи непріятеля, неслышно проскользнувъ сперва въ воду, потомъ въ лѣсъ, онъ отправился на развѣдки. Опытный слухъ и острое зрѣніе убѣдило его, что по близости никого нѣтъ. Онъ захотѣлъ узнать, гдѣ причалила лодка и нашелъ ее невдалекѣ, стерегомую двумя китайцами, которые беззаботно лежали на днѣ ея, созерцая небо. Удостовѣрясь, что въ окрестности нѣтъ ни одного шпіона, Лисицынъ возвратился къ товарищамъ.

— Надѣятесь ли вы, дружище, перевѣдатся съ китайцемъ въ ручной схваткѣ? — спросилъ онъ товарища.

— За успѣхъ не ручаюсь, но мужества хватитъ, только бы спасти Володю.

— Такъ поспѣшайте же оба за мною, мы можемъ захватить непріятельскую лодку, если Богъ поможетъ, и этимъ лишимъ ихъ возможности вредить намъ, потому что другой лодки у нихъ нѣтъ. Только нужно идти тихо и нападать мгновенно.

Гедеонъ и Володя отправились за своимъ другомъ, стараясь ступать осторожно, чтобъ не произвести шороха. Соскочить въ лодку и вступить въ борьбу было дѣломъ одного мгновенія; но китайцы громко стали призывать на помощь своихъ товарищей, и прежде, чѣмъ кончилась схватка, люди бывшіе на острову начали приближаться къ берегу. Большаго труда стоило нашимъ удальцамъ выбросить изъ лодки тяжело раненныхъ противниковъ и оттолкнуть лодку отъ берега; тутъ только они замѣтили, что Володи съ ними не было; на берегу его также не было видно. Гедеонъ, потерявшій отъ отчаянія разсудокъ, готовъ былъ выскочить изъ лодки и броситься на приближавшихся враговъ, но Лисицынъ мощною рукою бросилъ его на дно лодки и сталъ изо всѣхъ силъ грести отъ берега. Десять ружей было направлено на бѣглецовъ, и лишь благодаря ихъ медленному способу стрѣльбы, Лисицынъ успѣлъ отплыть сажень на тридцать, прежде чѣмъ послѣдовалъ залпъ. Къ берегу еще бѣжали люди; трое смѣльчаковъ бросились даже въ воду, чтобъ овладѣть лодкою, которая по своей величинѣ и тяжелому ходу представляла много затрудненій для управленія ею одному человѣку; Гедеонъ въ глубокой горести рвалъ на себѣ волосы и проклиналъ судьбу, не обращая ни на что вниманія. Чтобъ остановить дерзкихъ пловцевъ, Лисицынъ выстрѣлилъ по ближайшему и раздробилъ ему руку; двое его товарищей, бросившись подать ему помощь, оставили преслѣдованіе. Между тѣмъ китайцы, какъ съ острова, такъ и расположенные у бивачныхъ огней открыли стрѣльбу по бѣглецамъ, не разбирая разстоянія, которое выстрѣлы ихъ дѣлало совершенно безвредными. Нѣкоторыя пули съ острова, однако жъ, долетали до лодки, почему нужно было скорѣе уплыть изъ подъ выстрѣловъ непріятеля. Одному выполнить это было трудно; онъ рѣшился просить Гедеона о помощи.

— Стыдно, дружище, такъ предаваться отчаянію, началъ онъ кроткимъ голосомъ; чтобъ помочь Володѣ нужно дѣйствовать.

— Мы ничего не можемъ для него сдѣлать; они убили, замучили бѣднаго мальчика; а я живъ еще!

— Съ чего вы взяли, что онъ убитъ? китайцы еще не прибѣжали къ берегу, какъ Володя изчезъ; это доказываетъ, что онъ гдѣ нибудь спрятался. Его вѣроятно отыщутъ; но пылъ мщенія тогда уже пройдетъ и они не сдѣлаютъ мальчику вреда. Къ счастію у него не осталось никакого оружія и это много послужитъ въ его пользу. Наконецъ онъ можетъ отвѣчать на вопросы откровенно, потому что за насъ ему нечего бояться; это также пріобрѣтетъ ему благосклонность китайцевъ.

— Вы это говорите только для того, чтобъ утѣшить меня; вы сами хорошо знаете, что онъ убитъ.

— Клянусь вамъ, я увѣренъ, что онъ живъ! Чтобъ спасти его, намъ нужно прежде спасти себя, а если вы не будете помогать мнѣ, то и насъ, или убьютъ, или захватятъ въ плѣнъ.

— Если бъ даже Володя и остался живъ, что можемъ сдѣлать мы двое противъ тридцати воиновъ, которые будутъ стеречь его.

— Двое отважныхъ людей многое могутъ сдѣлать, пользуясь обстоятельствами; наконецъ нужно же узнать намъ, что случилось съ Володей?

— Я говорю вамъ, что онъ убитъ; это говоритъ мнѣ мое сердце, готовое разорваться на части.

— Ежели, вы такъ упрямы, что не хотите вѣрить доказательствамъ, то предположимъ, что мальчикъ убитъ; не лежитъ ли на насъ священный долгъ предать землѣ его тѣло и отомстить убійцамъ.

— Вотъ это умныя слова; вернемтесь же на островъ и умремъ, истребивъ нѣсколько злодѣевъ! — Гедеонъ съ неистовствомъ схватилъ весло.

— Дѣйствуя такимъ образомъ, мы не выполнимъ нашей обязанности: сперва нужно похоронить Володю, ежели онъ дѣйствительно убитъ, а потомъ уже отомстить его убійцамъ.

Гедеонъ ничего не отвѣчалъ на этотъ аргументъ и сталъ молча дѣйствовать весломъ по указанію Лисицына. Они скоро вышли изъ подъ выстрѣловъ и поплыли на середину озера. Лисицынъ былъ увѣренъ, что китайцы не убьютъ безоружнаго мальчика, а напротивъ, сберегутъ его, какъ трофей, для представленія начальству, пославшему ихъ отыскивать русскихъ. Но нужно было увѣриться, дѣйствительно ли Володя находился въ плѣну, или ему удалось спрятаться въ какой нибудь трущобѣ. Для этого надобно бы было объѣхать кругомъ островокъ; а тогда китайцы, въ случаѣ свободы мальчика могутъ возымѣть подозрѣніе, тщательно обыщутъ островъ и найдутъ Володю и челнокъ. Въ слѣдствіе этихъ соображеній онъ поплылъ на югъ.

— Такъ-то вы отыскиваете тѣло моего милаго Володи! — вскричалъ изступленный Гедеонъ, переставши гресть.

— Вы нынче несправедливы ко мнѣ, другъ мой, кротко отвѣчалъ Лисицынъ. Вспомните, обманулъ ли я васъ хотя однажды во все время нашей товарищеской жизни. Горе омрачаетъ теперь вашъ разсудокъ, поэтому предоставьте мнѣ полную волю дѣйствовать. Даю вамъ честное слово, что въ теченіи трехъ дней я привезу къ вамъ Володю или живаго, или мертваго.

— Согласенъ ждать три дня, но не болѣе, — угрюмо отвѣчалъ Гедеонъ, принявшись снова грести весломъ.

Чѣмъ болѣе подвигались пловцы на югъ, тѣмъ озеро становилось шире; наконецъ островокъ, гдѣ погибъ Володя, скрылся изъ глазъ. Такимъ образомъ они плыли до восхода солнца, которое указало зоркому глазу Лисицына лѣсистый берегъ, на южной оконечности озера, куда онъ и направилъ путь. Слѣдуя постоянно своей системѣ осторожности, онъ не высадился прямо на берегъ, но поплылъ вдоль его на разстояніи ружейнаго выстрѣла, высматривая въ зрительную трубу мѣстность. Этотъ обзоръ открылъ Лисицыну, что предъ нимъ былъ не берегъ материка, но большой лѣсистый островъ, никѣмъ не обитаемый. Пройдя узкій, едва замѣтный проливъ, онъ высадился въ песчаной бухточкѣ. Гедеонъ молча легъ подъ деревомъ и не хотѣлъ отвѣчать на убѣжденія своего друга, мужественно бороться съ горестію. Сочувствуя несчастію Гедеона и взаимно сильно безспокоясь объ участи мальчика, Лисицынъ старался казаться спокойнымъ. Онъ застрѣлилъ пару утокъ плававшихъ въ бухтѣ и разложивъ огонь принялся ихъ жарить, обдумывая планъ своихъ дѣйствій. Гедеонъ отказался отъ пиши; Лисицынъ также съ трудомъ глоталъ куски вкуснаго мяса, онъ ѣлъ насильно, чтобъ быть бодрымъ и сильнымъ для перенесенія предстоящихъ трудовъ и опасностей.

Гедеонъ впалъ въ какое-то отупеніе, поэтому нечего было разсчитывать на его содѣйствіе. Управлять большой лодкой съ одними веслами было невозможно; оставалось придумать средство помочь этому горю. Смѣтливый Лисицынъ спустился въ лодку, и долго соображая, придѣлалъ въ потребномъ мѣстѣ шканцы, въ которыхъ, посредствомъ лыковыхъ веревокъ, утвердилъ два весла такимъ образомъ, чтобъ они не могли сами выпасть изъ гнѣздъ своихъ; складывать же ихъ въ лодку не представлялось никакого затрудненія. Сверхъ того, въ кормовой части онъ придѣлалъ нѣчто въ родѣ руля; для управленія имъ служила жердочка, достигавшая своимъ развилистымъ концемъ до шканцевъ, такъ что, усѣвшись на брускѣ, связывающемъ кокоры лодки, Лисицынъ спиною помѣщался въ развилку жердочки и управляя веслами, въ тоже время наклоненіемъ корпуса вправо и влѣво, могъ дѣйствовать рулемъ по своему желанію. Это не трудно было сдѣлать нашему опытному плотнику и столяру. Окончивши работы, вечеромъ Лисицынъ испыталъ въ бухтѣ придуманный имъ механизмъ и остался имъ очень доволенъ. При этомъ онъ замѣтилъ, что носъ лодки зарывается въ воду отъ перевѣса его надъ кормою и отъ этого лодка имѣла тяжелый ходъ. Лисицынъ постарался исправить и этотъ недостатокъ, погрузивъ въ кормовой части лодки нѣсколько большихъ камней; отъ этого носовая часть приподнялась и лодка сдѣлалась легка и послушна на ходу. Гедеонъ не обращалъ никакого вниманія на работы Лисицына. Для него ничего не существовало, кромѣ его горести. Тяжелыя вздохи и отрывистыя слова: «бѣдный Володя»… «три дня»… иногда вырывались изъ его растерзанной груди; онъ не пилъ и не ѣлъ цѣлый день.

— Послушайте, дорогой другъ мой, если вы такъ проведете назначенные мною три дня, то мнѣ придется похоронить васъ и некому будетъ наказать китайцевъ за Володю. Будьте мужчиной! Вы всегда были хорошимъ христіаниномъ и потому возложите печаль свою на Господа и отъ него ждите утѣшенія и помощи съ вѣрою и терпѣніемъ.

Гедеонъ не отвѣчалъ, онъ только повернулся спиною къ Лисицыну.

— Помните, что я обѣщалъ привезти къ вамъ Володю живаго или мертваго, но и вы должны обѣщать мнѣ поддерживать до того времени свою жизнь пищей, иначе я отказываюсь отъ моего слова. Какая Володѣ будетъ польза, если онъ застанетъ васъ умирающимъ.

Гедеонъ свирѣпо взглянулъ на своего товарища; молча схватилъ нѣсколько кусковъ пищи, молча проглотилъ ихъ и снова улегся подъ деревомъ. Лисицынъ улегся подъ другимъ деревомъ и крѣпко проспалъ до зари. Положивъ въ лодку остатокъ провизіи, онъ скоро поплылъ но спокойной поверхности озера; туманъ, какъ дымка поднимался къ небу. Вотъ и утреннее солнце весело заиграло золотыми лучами въ зеркальной стихіи. Крики водяныхъ птицъ разбудили безмолвіе пустыни. Повсюду царствовала радость пробуждающагося дня…, но сердце Лисицына давила тоска, умъ его обурѣвался то сомнѣніемъ, то надеждою. Приблизившись къ острову на два ружейныхъ выстрѣла, онъ направился сперва къ западнымъ берегамъ, дѣлая видъ, что высматриваетъ непріятеля, потомъ повернулъ назадъ и проплылъ поперекъ всего озера, въ виду островка, пристально всматриваясь въ его берега. Здѣсь онъ увидѣлъ нѣсколько китайскихъ рожъ, наблюдавшихъ за его движеніями, и не встрѣтилъ никакихъ признаковъ присутствія Володи. Желая дать о себѣ знать, онъ выстрѣлилъ въ караульнаго китайца, который завылъ отъ боли. Враги отвѣчали ему выстрѣлами, не обращая вниманіе на разстояніе, недосягаемое для ихъ плохихъ ружей. Было видно, что китайцы удивлялись скорости хода ихъ бывшей лодки, которою управлялъ одинъ человѣкъ съ непонятною для нихъ легкостію, гребя въ одно время двумя веслами. Осмотрѣвши южный берегъ острова, Лисицынъ направился къ восточному берегу озера и медленно поплылъ вдоль его къ сѣверу, оглядываясь часто на островъ, на которомъ не замѣчалъ ничего, могущаго навести его на какую нибудь догадку. Сердце его невольно все болѣе и болѣе сжималось страхомъ: неужели мальчикъ въ самомъ дѣлѣ убитъ? Что его не могли перевезти на материкъ, служитъ доказательствомъ пребываніе китайцевъ на острову, если же онъ взятъ въ плѣнъ, то содержится подъ карауломъ въ какой нибудь части, острова. Лисицынъ пожелалъ объѣхать его кругомъ, плывя тихо между сѣвернымъ берегомъ озера и островомъ, въ такомъ разстояніи отъ обоихъ, что непріятельскіе выстрѣлы не могли вредить ему. На островѣ онъ увидалъ группу воиновъ изъ шести человѣкъ, варившую рисъ, но Володи между ними не было. На берегу материка въ извѣстномъ уже намъ мѣстѣ возвышался шалашъ начальника и близъ него толпилось до пятнадцати человѣкъ, которые, завидя лодку, безполезно сдѣлали нѣсколько выстрѣловъ. Осмотрѣвши сѣверный и западный береги островка, Лисицынъ опять поплылъ вдоль южнаго, наводя иногда ружье на караульныхъ китайцевъ, которые спѣшили скрываться въ лѣсной чащѣ. Поровнявшись съ излучиной, гдѣ находилось его прежнее убѣжище, онъ замѣтилъ колебаніе кустовъ въ водомоинѣ и когда навелъ зрительную трубку — увидѣлъ осторожно выглядывавшее личико Володи.

Молодые читатели, вы не можете представить себѣ радости, какая наполнила сердце Лисицына при взглядѣ на милаго мальчика. Онъ рѣшился на отчаянное средство, увезти его съ острова въ виду непріятеля, какъ показавшіеся на оконечности излучины вооруженные китайцы заставили его отложить это намѣреніе до ночи.

Чтобъ увѣдомить Володю о близости китайцевъ, онъ сдѣлалъ по нимъ безвредный выстрѣлъ, на который враги отвѣтили тѣмъ же, и, быстро повернувъ назадъ, поплылъ вдоль западнаго берега озера, показывая видъ, что высматриваетъ его въ подзорную трубу. Проплывъ такимъ образомъ, пока островъ скрылся изъ глазъ, онъ поспѣшилъ къ Гедеону, чтобъ скорѣй обрадовать его доброй вѣстью, и вмѣстѣ придумать планъ спасенія Володи, совершеніе котораго возможно было только ночью. Когда Лисицынъ вступилъ въ бухточку, было уже шесть часовъ пополудни. Онъ засталъ Гедеона, впавшаго отъ изнеможенія въ тревожный сонъ. Не желая нарушать покой товарища, Лисицынъ ушелъ на охоту и возвратясь съ разною дичью принялся готовить ужинъ. Первое слово Гедеона, какъ только онъ раскрылъ глаза, было:

— Какія вѣсти?

— Очень хорошія, любезный другъ, я говорилъ вамъ, что мальчикъ живъ, такъ и вышло!

— Живъ? Вы говорите, что Володя живъ? гдѣ же доказательства?

— Я его видѣлъ такъ, какъ теперь вижу васъ; какія вамъ нужно еще доказательства.

— Боже! чѣмъ я возблагодарю тебя за безграничное ко мнѣ милосердіе! — Обрадованный Гедеонъ бросился обнимать своего друга.

— Одной только покорностью его святой волѣ, мы можемъ достойно благодарить Господа! сказалъ Лисицынъ, обнимая Гедеона; скажу вамъ еще большую радость, онъ не въ плѣну.

— Можетъ ли это быть? я не вынесу вдругъ столько счастія.

— Должны вынести, дружище, иначе мы не спасемъ нашего милаго мальчика. Безъ вашей помощи, я одинъ ничего не могу сдѣлать.

— Гдѣ же вы его видѣли, что онъ говорилъ вамъ?

— Я его видѣлъ въ промоинѣ нашего прежняго убѣжища, внимательно слѣдящаго за мною, но говорить съ нимъ не могъ по случаю перестрѣлки съ китайскими солдатами.

— Володя, увидавши безполезность вашей попытки, можетъ потерять надежду, впасть въ отчаяніе и отдаться китайцамъ.

— Опять сомнѣніе и тревога! Володя не такъ глупъ, чтобъ добровольно отдаться въ плѣнъ; онъ видѣлъ меня и этого для него достаточно, чтобъ имѣть надежду на спасеніе. Я вамъ совѣтую за него не тревожиться: онъ разсудительный и смѣлый мальчикъ.

Лисицынъ подробно разсказалъ Гедеону о своихъ планахъ.

Наконецъ, нетерпѣливо ожидаемая ночь спустилась на землю, хотя не такая темная, какъ въ день похищенія челнока, но и не свѣтлая. Помолясь усердно Богу, товарищи молча поплыли къ мѣсту назначенія; обоимъ было не до словъ; оба вполнѣ понимали важность своего предпріятія, неуспѣшное исполненіе котораго могло только увеличить опасность Володи. На половинѣ пути началъ накрапывать рѣдкій теплый дождь. Когда островъ сдѣлался видѣнъ, Лисицынъ пересталъ гресть.

— Теперь намъ нужно условиться, — тихо сказалъ онъ Гедеону.

— Я обѣщалъ въ точности исполнить всѣ ваши распоряженія.

— И такъ, слушайте: я сейчасъ раздѣнусь и спустившись въ озеро буду держаться за кормою лодки, такъ чтобъ меня не могли увидѣть съ острова. Вы начнете управлять лодкой и, не доплывя саженъ тридцати до излучины, передадите мнѣ ружье и оставите меня въ озерѣ; въ такомъ близкомъ разстояніи отъ земли не можетъ быть глубоко, а если бъ я даже ошибался, то все несчастіе будетъ заключаться въ подмочкѣ зарядовъ. Послѣ этого вы повернете на лѣво, то-есть на западъ и поплывете вдоль острова на ружейный выстрѣлъ отъ него; вы должны сильно шумѣть веслами, чтобъ обратить вниманіе непріятеля; когда же поравняетесь съ песчанымъ мысомъ, то сдѣлайте выстрѣлъ и постарайтесь поддерживать съ китайцами перестрѣлку. Этимъ вы отвлечете къ себѣ всѣхъ воиновъ находящихся на островѣ, и мнѣ легче будетъ увезти Володю, не подвергая его опасности перестрѣлки.

— Я готовъ сдѣлать высадку на мысѣ, только бы обратить на себя всю сволочь запертую вами на островѣ.

— Нѣтъ, этого отнюдь не дѣлайте: если овладѣютъ вашей лодкой, то всѣ наши заряды вмѣстѣ съ вами и моимъ платьемъ достанутся непріятелю, а это будетъ большое несчастіе для всѣхъ насъ. Умоляю васъ нашей дружбой и любовью вашей къ Володѣ, ни на что не отваживаться безъ меня. Одной перестрѣлки слишкомъ будетъ достаточно для выполненія нашей цѣли. Ваше ружье стрѣляетъ гораздо далѣе китайскихъ ружей; держитесь же на такомъ разстояніи, чтобъ васъ не могли ранить.

— Все исполню въ точности, вотъ вамъ рука моя! Не станемъ же терять болѣе времени, я сгораю отъ нетерпѣнія.

Лисицынъ раздѣлся, затянулъ на таліи ремень съ кинжаломъ и безъ всякаго шума спустился въ воду. Значительная глубина озера заставила его держаться за бортъ лодки; когда же стали приближаться къ острову глубина сдѣлалась менѣе и наконецъ онъ почувствовалъ подъ ногами землю. Получивши ружье, Лисицынъ остался неподвиженъ въ водѣ, которая достигала ему до подбородка. Давши Гедеону отплыть на ружейный выстрѣлъ, онъ началъ медленно подвигаться къ излучинѣ, покровительствуемый тѣнью прибрежныхъ деревьевъ, далеко ложившеюся на водѣ. Вскорѣ, услышавши трескъ, онъ остановился какъ вкопанный и напрягъ зрѣніе въ ту сторону откуда слышался шумъ. Два воина вышли на утесистый берегъ излучины и разговаривая между собою указывали на лодку Гедеона, виднѣвшуюся вдали неяснымъ пятномъ. Черезъ минуту они скрылись; по шороху въ кустахъ и треску сухихъ сучьевъ Лисицынъ удостовѣрился, что оба китайца побѣжали слѣдить за лодкой. Тогда Лисицынъ подкрался къ промоинѣ и поднялся въ убѣжище Володи. Здѣсь царствовали совершенный мракъ и могильная тишина. Начиная водить руками онъ ощупалъ тѣло Володи, остававшееся неподвижнымъ. Мысль, что бѣдный мальчикъ убитъ, поразила его какъ громомъ; нѣсколько минутъ онъ оставался въ оцѣпененіи, наконецъ приложилъ руку къ сердцу Володи; оно билось съ замираніемъ. Мальчикъ былъ въ обморокѣ, или притворился мертвымъ, предполагая имѣть дѣло съ врагомъ.

— Милый Володя, это я! — шепнулъ Лисицынъ надъ самымъ ухомъ мальчика.

Въ тоже время мальчикъ схватилъ его руку и началъ осыпать поцѣлуями.

— Я пришелъ предупредить тебя, что спасеніе близко и чтобъ ты былъ готовъ, не теряя ни минуты, вскочить ко мнѣ въ челнокъ.

— Гдѣ же папа, и гдѣ лодка?

— Дядя твой на лодкѣ; онъ сейчасъ завяжетъ перестрѣлку съ китайцами, а я между тѣмъ приведу сюда челнокъ и мы соединимся съ нимъ.

— А китайцы не могутъ захватить папу?

— За него будь покоенъ, Володя; враги не могутъ сдѣлать ему никакого вреда. Сиди тутъ тихо и жди меня.

Лисицынъ пошелъ березовымъ кустарникомъ къ тому мѣсту, гдѣ былъ спрятанъ челнокъ; колючія вѣтви ельника порядочно нахлестали его обнаженное тѣло, но онъ терпѣливо продолжалъ путь и благополучно достигъ своей цѣли. Челнокъ оказался на своемъ мѣстѣ въ совершенной исправности. Между тѣмъ, дождь пересталъ, стали слышны отдаленные раскаты грома и частая молнія начала освѣщать мѣстность, что отняло у Лисицына возможность исполнить свое предпріятіе подъ прикрытіемъ ночи. Къ довершенію его безпокойства ружейные выстрѣлы на мысу начали стихать. Всегдашняя находчивость его ума не оставила его и на этотъ разъ: онъ сошелъ въ воду и, прикрываясь челнокомъ, медленно повелъ его къ убѣжищу Володи, стараясь держаться въ береговой тѣни. Выстрѣлы совсѣмъ прекратились; послышались шаги людей бѣжавшихъ отъ мыса. Не понимая, что бы все это значило, Лисицынъ понялъ, что теперь только отъ его поспѣшности зависитъ спасеніе Володи; онъ вскочилъ въ челнокъ и быстро поплылъ къ излучинѣ по кратчайшей линіи и такимъ образомъ сталъ виденъ китайцамъ, бѣжавшимъ близъ берега, которые послали въ него нѣсколько пуль, высоко просвиставшихъ надъ головою смѣльчака, и поспѣшили къ мѣсту высадки сзади излучины, вѣроятно предполагая нападеніе съ той стороны. Лисицынъ началъ грести изо всѣхъ силъ; его мучило безпокойство и за Володю, если не удастся увезти его, и за Гедеона, окончившаго нападеніе на мысъ; неужели онъ допустилъ ранить себя или отнять у него лодку? Оборачиваясь часто назадъ, онъ не видалъ за собою погони на озерѣ, стало быть лодка не находилась во власти китайцевъ. Между тѣмъ слышалось приближеніе людей къ убѣжищу Володи; было ясно, что китайцы опередили Лисицына, пользуясь извѣстною имъ кратчайшею тропою; герой нашъ напрасно старался быть съ ними на одной линіи, вотъ показался на утесѣ излучины китайскій воинъ съ готовымъ къ выстрѣлу ружьемъ. Нужно было или отступить, или пробиваться силою. Самъ Володя принудилъ его рѣшиться на послѣднюю мѣру; смѣлый мальчикъ, ожидая своего спасителя у самой воды, въ промоинѣ, хорошо видѣлъ все произходившее на озерѣ и, желая способствовать соединенію, рѣшился плыть на встрѣчу челноку. Лисицынъ, увидя спѣшившаго къ нему Володю, мѣткимъ выстрѣломъ ранилъ китайца въ руку, прежде нежели онъ успѣлъ приложить фитиль къ затравкѣ; это помѣшало непріятелю послать пулю, и Володя невредимый былъ принятъ на челнокъ.

— Браво, Володя! ты оправдалъ мое хорошее о тебѣ мнѣніе. Бери скорѣе весло и поспѣшимъ удалиться отъ непріятельскихъ выстрѣловъ, которые сейчасъ должны послышаться на насъ съ утеса.

— Съ вами, милый дядя, я не могу быть трусомъ. Мнѣ такъ хочется, чтобъ вы сдѣлали изъ меня охотника и выучили мѣтко стрѣлять.

— Даю тебѣ честное слово, что сдѣлаю, когда подростешь.

Лисицынъ повернулъ лодку назадъ и поплылъ на соединеніе съ Гедеономъ, мысленно благодаря Бога за успѣхъ своего предпріятія. Китайцы вскорѣ показались на утесѣ излучины; съ дикимъ крикомъ и проклятіями они открыли огонь по пловцамъ, но Богъ сохранилъ бѣглецовъ. Когда они отплыли на значительное разстояніе Лисицынъ сказалъ:

— Благодареніе Богу, мы теперь вышли изъ опасности, милый Володя, теперь дай обнять тебя! послѣ этой несчастной разлуки, ты сталъ для меня еще милѣе, еще дороже!

Яркая зарница освѣтила атлетическаго мужчину и нѣжнаго бѣлокураго мальчика, изъявлявшихъ одинъ другому чувства братской любви въ дружескомъ объятіи. Необыкновенно трогательна была эта картина: мужество и юность плывутъ обнявшись на утломъ челнокѣ; подъ ними черная бездна, надъ ними вспыхнувшее небо, вокругъ пустынная даль воды и лѣсовъ. Удовлетворивъ потребности сердца, Лисицынъ опять принялся грести, попросивъ и мальчика помогать себѣ. Еще они не поровнялись съ мысомъ островка, какъ оглушительный крикъ съ берега озера и съ острова потрясъ воздухъ. Это былъ крикъ торжества, крикъ побѣды.

Лисицынъ напрягъ свое зрѣніе и при блескѣ зарницы увидѣлъ между берегомъ и островомъ пустую лодку, ее медленно относило вѣтромъ отъ берега, на которомъ произходила борьба, по всей вѣроятности Гедеона, попавшагося въ засаду.

— Что тамъ случилось, дядя? — спросилъ встревоженный Володя.

— Скверное дѣло, милый Володя, вотъ теперь-то тебѣ придется доказать на дѣлѣ, что ты достойный ученикъ мой!

— Даю вамъ честное слово, не бояться китайцевъ.

— Я отъ тебя потребую больше обыкновенной храбрости; ты долженъ доказать мнѣ, что имѣешь твердую душу! Дядя твой сейчасъ попался въ руки китайцевъ, и мы теперь не успѣемъ помочь ему; но, къ счастію, лодка еще не во власти непріятеля и есть надежда захватить ее; тогда мы найдемъ способъ вырвать твоего дядю изъ рукъ непріятеля.

Володя такъ былъ пораженъ этимъ извѣстіемъ, что выронилъ изъ рукъ весло и не могъ произнести ни слова отъ избытка горя, такъ неожиданно нахлынувшаго въ его молодую грудь.

— Неужели ты не оправдаешь моихъ надеждъ, храбрый Володя, — сказалъ Лисицынъ ласково, ловя брошенное весло. — Твое горе не поможетъ дядѣ; въ критическія минуты жизни нужно сохранять все свое душевное мужество, чтобъ быть въ состояніи съ честью выдти изъ бѣды. Дядю мы выручимъ, я обѣщаю тебѣ употребить для этого всѣ возможныя средства; но необходимо сперва завладѣть лодкой, чего я не могу сдѣлать безъ твоей помощи. Ободрись, душа моя, и возьми весло; для насъ дорога каждая минута.

Володя, глотая слезы, исполнилъ желаніе Лисицына, но отъ избытка горя онъ не могъ ничего отвѣчать на убѣжденія своего благодѣтеля. Когда Лисицынъ приблизился къ лодкѣ на ружейный выстрѣлъ, увидалъ слѣдующее: Гедеона связаннаго вели берегомъ двое китайцевъ; къ лодкѣ спѣшилъ искусный пловецъ, въ полной увѣренности овладѣть ею. Трое китайцевъ съ берега ободряли его криками и жестами; на мысѣ островка также стояло до дюжины вооруженныхъ воиновъ.

— Лодки тебѣ не видать, какъ ушей своихъ, косоглазый храбрецъ, — сказалъ Лисицынъ, — она мнѣ самому очень нужна и я долженъ пожертвовать тобою. Придержи-ка челнокъ Володя, а я постараюсь дать урокъ этому смѣльчаку.

Раздался выстрѣлъ и китаецъ пересталъ плыть. Крики подобные вою дикихъ звѣрей огласили оба берега, когда зрители убѣдились, что не могутъ овладѣть лодкой. Лисицыну также невозможно было захватить её, потому что на берегу стояла толпа китайцевъ, готовая къ стрѣльбѣ изъ ружей. Ведшіе Гедеона привязали его къ дереву и присоединились къ своимъ товарищамъ. Лисицынъ, будучи одинъ, безъ всякаго сомнѣнія смѣло бросился бы впередъ, презирая китайскіе пули; но, имѣя съ собою Володю, онъ не хотѣлъ подвергать его опасности. Лодка, повинуясь вѣтру, медленно подвигалась въ озеро, и герой нашъ надѣялся овладѣть ею, когда она отойдетъ отъ берета далѣе ружейнаго выстрѣла. Онъ ограничился только наблюденіемъ, чтобъ не подкрался къ ней непріятельскій пловецъ. Къ несчастію вѣтеръ перемѣнился и направилъ ее въ струю пролива между берегомъ и островомъ. Хотя теченіе здѣсь было едва замѣтное, все же лодка повиновалась ему и пошла нѣсколько скорѣе прежняго. Лисицынъ послѣдовалъ за нею, держась по самой срединѣ пролива, гдѣ выстрѣлы китайцевъ не могли вредить Володѣ. Непріятель, пришедши въ азартъ, началъ частую перестрѣлку съ обоихъ береговъ, и наши пловцы буквально двигались между двумя огненными стѣнами, что впрочемъ имѣло ту выгоду, что лодка постоянно была видна. Такъ какъ теченіе пролива было извилистое, то лодка поперемѣнно уклонялась то къ одному, то къ другому берегу, и потому крики торжества раздавались то на берегу, то на островѣ. Прошло такимъ образомъ не мало времени; воины съ главнаго бивака прибѣжали на помощь къ товарищамъ и усилили огонь. Володя велъ себя великолѣпно: ни разу онъ не выказалъ страха и гребъ по указанію товарища безъ торопливости. Можетъ быть чрезмѣрная горесть притупила въ немъ чувства самохраненія, а можетъ быть природа вложила въ его слабую грудь геройское сердце. Лисицынъ опасался, чтобъ лодка не причалила къ материку, въ который упиралось теченіе; однако жъ это опасеніе не оправдалось: когда лодка выплыла изъ пролива, то береговой вѣтеръ скрѣпчалъ и сдвинулъ ее съ струи, чѣмъ поспѣшилъ воспользоваться нашъ удалецъ. Онъ быстро поплылъ на перерѣзъ ея новаго направленія и ловко остановилъ, зацѣпивши весломъ за бортъ. Безполезные выстрѣлы посыпались градомъ, крики и вой раздались оглушительнѣе прежняго; а Лисицынъ спокойно перешелъ съ Володей въ лодку. Привязавъ къ кормѣ челнокъ и обогнувъ сѣверную сторону острова, онъ быстро проплылъ чрезъ восточный проливъ, никѣмъ не охраняемый и скрылся изъ глазъ своихъ враговъ. Въ лодкѣ онъ нашелъ въ цѣлости свое платье, сумку съ зарядами, а также разряженное ружье и сумку Гедеона.

Потерявъ изъ виду островокъ, Лисицынъ остановился и надѣлъ платье. Начинало свѣтать, вѣтеръ становился холоднѣе, но усиленная гребля скоро опять согрѣла удалаго стрѣлка. Володя плакалъ, уткнувъ голову въ руки.

— Полно кручиниться, милый Володя! Мы выручимъ дядю, не сегодня такъ завтра. Мужчинѣ стыдно плакать въ бѣдѣ! а ты вѣдь не дѣвочка.

— Я боюсь, что китайцы станутъ его мучить; они такіе злые.

— Съ чего ты взялъ это, душа моя, китайцы считаютъ себя самымъ образованнымъ народомъ, да если бы они были и дикари, то на дядѣ твоемъ волоска не тронутъ, я тебѣ за это ручаюсь.

— Вы не можете ручаться за нихъ и говорите это, чтобъ только меня утѣшить.

— Нѣтъ, могу ручаться; ты самъ сейчасъ со мною согласишься. По всему видно, что китайцы какъ нибудь провѣдали о прошлогоднемъ пребываніи здѣсь нашихъ товарищей и прислали отрядъ солдатъ, чтобъ переловить ихъ. Ни я, ни дядя твой не видали у нихъ ни одного русскаго. Чтобъ не быть виновными предъ строгимъ начальствомъ, имъ необходимо представить плѣнника, и они употребятъ всѣ средства, чтобъ сохранить жизнь и здоровье твоему дядѣ. Мы же тѣмъ временемъ успѣемъ спасти его.

Подобными доводами и ласковыми словами Лисицыну удалось пробудить надежду въ сердцѣ мальчика, прекратить его слезы и вызвать на усердное содѣйствіе въ предстоящей экспедиціи.

День прошелъ въ отыскиваніи для Володи надежнаго убѣжища, въ которомъ онъ могъ бы оставаться безопаснымъ, во время отсутствія Лисицына для розысковъ въ китайскомъ лагерѣ. Наконецъ, счастливый случай указалъ пространное дупло, въ которомъ спокойно и удобно помѣстился Володя, съ заряженнымъ пистолетомъ и съѣстными припасами, давши честное слово терпѣливо ожидать возвращенія своего благодѣтеля изъ ночной экспедиціи. Лодка также тщательно была спрятана въ прибрежныхъ кустахъ. Немалаго труда стоило Лисицыну отклонить своего юнаго друга отъ участія въ его опасномъ предпріятіи.

Какъ только наступила ночь, на этотъ разъ темная, Лисицынъ усѣлся въ челнокъ и поплылъ по мрачнымъ волнамъ озера, къ китайскому биваку. Его взяло раздумье, въ который изъ проливовъ направить свой путь: въ обоихъ были удобныя бухточки для скрытной высадки, но, идя западнымъ берегомъ, онъ скорѣе могъ достигнуть до табора китайцевъ, за то здѣсь его могли повстрѣчать китайцы имѣвшіе сношеніе съ южнымъ отрядомъ, вѣроятно осматривающимъ южную оконечность озера, въ чемъ Лисицынъ уже успѣлъ убѣдиться лично. Размысливъ хорошенько, онъ рѣшилъ, что дорога по восточному берегу хотя будетъ длиннѣе, за то безопаснѣе, поэтому онъ поплылъ вдоль восточнаго берега, высматривая мѣсто удобное для скрытія челнока. Наконецъ въ разстояніи полуверсты отъ островка, служившаго тюрьмою дюжинѣ китайцевъ, Лисицынъ отыскалъ желаемое мѣсто. Тщательно спрятавши челнокъ и замѣтивъ ближайшія деревья, онъ отправился берегомъ къ цѣли своего путешествія съ обычною осторожностію. Ночь была такъ темна, что онъ съ трудомъ могъ различать близкіе предметы. Островокъ, находившійся отъ берега не далѣе ста сажень, совершенно не былъ виденъ. Подвигаясь медленно впередъ, онъ, наконецъ, увидалъ огни китайцевъ, и руководствуемый этимъ маякомъ достигъ до ихъ табора. Скрывшись въ частомъ кустарникѣ, онъ началъ дѣлать наблюденія надъ всѣмъ произходившимъ предъ его глазами. Китайцевъ, готовившихъ ужинъ, онъ насчиталъ до десяти человѣкъ. У самаго берега лежалъ совершенно готовый къ спуску плотъ, который вѣроятно долженъ былъ служить для сообщенія съ голодавшими на острову товарищами. Лисицынъ пожалѣлъ, что далеко оставилъ челнокъ; съ нимъ онъ могъ бы воспрепятствовать спуску плота въ озеро и переправѣ китайцевъ; потомъ въ головѣ его блеснула другая мысль, зажечь плотъ, пользуясь обстоятельствами, и въ суматохѣ спасти Гедеона. Для выполненія этого плана сперва нужно было знать, гдѣ находится его другъ. Неужели его отправили въ южный отрядъ? Въ такомъ случаѣ на освобожденіе его оставалось мало вѣроятія. Не зная на что рѣшиться, Лисицынъ замѣтилъ, что одинъ изъ воиновъ, наложивъ въ деревянный сосудъ рису, понесъ его къ шалашу и, просунувъ въ небольшое отверзтіе, обращенное къ огню, возвратился къ товарищамъ. Шалашъ этотъ не могъ принадлежать начальнику, которому не посмѣли бы подать такимъ образомъ кушанье. Вѣроятно въ немъ скрывался Гедеонъ, или другой русскій плѣнникъ.

Лисицынъ поползъ къ этому шалашу, укрываясь за кустами и деревьями и благополучно достигъ опушки лѣса, находящейся почти возлѣ помѣщенія незнакомца. Между нимъ и шалашемъ оставалось не болѣе десяти сажень пространства, которое впрочемъ трудно было пройти незамѣченнымъ. Лисицынъ рѣшился наблюдать и ждать случая. Иногда до его слуха долетали вздохи, что убѣдило его, что здѣсь содержался арестантъ; не было произнесено ни одного слова, по которому можно бы было опредѣлить націю плѣнника. Прошелъ цѣлый часъ тревожнаго ожиданія, а Лисицынъ не успѣлъ ничего открыть.

Китайцы поужинали. Три человѣка улеглись спать у входа въ шалашъ, а остальные — возлѣ пылающаго костра. Одинъ изъ толпы, повидимому пользовавшійся нѣкоторою властью, сказалъ что-то караулившимъ плѣнника и его вывели изъ шалаша. Онъ освидѣтельствовалъ, хорошо ли связаны у несчастнаго руки и ноги и, оставшись доволенъ осмотромъ, ушелъ къ костру, гдѣ расположился на ночлегъ. Теперь Лисицынъ удостовѣрился, что плѣнникомъ былъ Гедеонъ. Въ порывѣ энтузіазма онъ готовъ былъ броситься на враговъ и вырвать изъ ихъ рукъ своего друга. Однако же, разсудивъ, что одному невозможно бороться съ десятью противниками, онъ удержался отъ безразсуднаго поступка. Нужно было придумать средство, дать знать Гедеону о своемъ присутствіи; но какъ это сдѣлать въ виду караульщиковъ. О похищеніи Гедеона нечего было и думать: шалашъ его, сверху и съ боковъ былъ весь плетеный, на подобіе огромной корзинки, и единственный выходъ изъ него былъ загражденъ воинами, изъ которыхъ одинъ поочередно не спалъ. Оставалось попытаться отвлечь вниманіе часовыхъ отъ плѣнника и, если не освободить Гедеона, то хотя переговорить съ нимъ.

Когда воины на бивакѣ заснули и огни стали потухать, герой нашъ опушкою лѣса прокрался къ озеру, а потомъ прикрываясь высокимъ берегомъ къ плоту, находившемуся теперь въ темнотѣ. Придвинувши къ нему, со стороны вѣтра, побольше стружекъ и щепокъ, въ изобиліи окружавшихъ плотъ, онъ положилъ въ нихъ кусокъ горящаго трута, и никѣмъ незамѣченный возвратился на прежнее мѣсто за шалашомъ Гедеона. Вѣтеръ сдѣлалъ свое дѣло: сперва показался едва замѣтный огонекъ, потомъ онъ усилился, зажегши всѣ щепы и стружки, наконецъ, запылалъ сосновый плотъ. Вѣтеръ дулъ отъ потухшихъ костровъ, поэтому не могло быть подозрѣнія въ умышленномъ поджогѣ плота. Пожаръ замѣтилъ часовой, караулившій Гедеона; онъ разбудилъ своихъ товарищей и всѣ вмѣстѣ бросились будить спавшую команду, а потомъ общими силами начали тушить пожаръ. Лисицынъ только и ждалъ этой минуты, чтобъ пройти къ своему другу, лежавшему въ тѣсномъ и темномъ шалашѣ, на сырой землѣ.

Гедеонъ не вѣрилъ глазамъ своимъ и чувствамъ, очутившись въ объятіяхъ своего вѣрнаго друга, онъ не могъ отъ радости и страха выговорить слова, наконецъ первымъ его вопросомъ было:

— Здоровъ ли Володя?

— Онъ съ нетерпѣніемъ ждетъ насъ обоихъ на большомъ острову. Поспѣшимъ, дружище, удалиться отсюда, а наговоримся послѣ.

— Меня невозможно спасти; на ногахъ у меня крѣпкія, желѣзныя кандалы. Спѣшите, сами скорѣе удалиться пока не замѣчены китайцами, иначе Володя лишится послѣдняго своего защитника.

— Я безъ васъ не выйду отсюда. Попробуйте выползти изъ шалаша въ кандалахъ; на первый разъ можно будетъ скрыться въ лѣсной чащѣ; а если сторожа ваши не догадаются о побѣгѣ, то отползти дальше и разбить замокъ на кандалахъ.

— При всемъ моемъ желаніи я не могу двигаться; цѣпи на ночь стянуты плотно; оставьте меня ради Бога и спасайтесь сами.

— Хорошо, я теперь оставлю васъ; но выслушайте мой совѣтъ: объявите начальнику, что вы можете указать ему спрятанныя нами въ оврагѣ вещи. Тогда вамъ дадутъ возможность свободно идти, а я придумаю средство спасти васъ. Прощайте, дружище! Я буду близко отъ васъ.

— Прощайте, благодѣтель мой; поцѣлуйте Володю.

Лисицынъ хотѣлъ выдти изъ Гедеоновой тюрьмы, но близкіе голоса возвращавшихся караульныхъ заставили его остаться и прижаться въ уголъ шалаша. Гедеонъ застоналъ отъ душевной скорби, увидѣвши, что и другъ его долженъ подвергнуться одной съ нимъ участи. Часовые расположились по прежнему у входа и слыша стѣнанія узника не заглянули въ шалашъ.

Поставьте себя на мѣстѣ нашего героя, молодые читатели, и вы хотя отчасти поймете его душевное состояніе. Онъ не боялся лично за себя, потому что свыкся съ опасностями, но участь одинокаго безпомощнаго Володи, въ случаѣ его плѣна или смерти, заставляла содрогаться его смѣлое сердце; что бы ни случилось, онъ мужественно сталъ ожидать рѣшенія своей судьбы. Срокъ оставался недолгій; по прошествіи короткой лѣтней ночи его увидятъ и ему придется силою спасать свою жизнь, а чрезъ это караулъ надъ Гедеономъ вѣроятно усилится и къ спасенію его будетъ менѣе надежды. Во всякомъ случаѣ нужно было на что нибудь рѣшиться. Къ счастію холодный, предразсвѣтный вѣтерокъ заставилъ очереднаго часоваго укутаться съ головою въ свою легкую одежду. Лисицынъ, не спускавшій съ него глазъ, поспѣшилъ воспользоваться этимъ случаемъ и перешагнулъ черезъ неосторожнаго воина; прежде чѣмъ часовой, услыхавши легкій шумъ, успѣлъ обернуться, онъ скрылся за шалашъ, готовый встрѣтить врага мужественнымъ отпоромъ. Но китаецъ, не увидѣвши ничего подозрительнаго, опять повернулся отъ вѣтра и закутался въ свой плащъ. Увѣрившись, что остался не замѣченнымъ, Лисицынъ безпрепятственно отошелъ въ лѣсъ, наблюдая китайскій бивакъ. День обнаружилъ, что его ночное предпріятіе имѣло успѣхъ; болѣе половины плота сгорѣло и врагамъ приходилось строить новый плотъ.

Съ восходомъ солнца китайцы проснулись. Начальникъ также какъ и вчера осмотрѣлъ узы Гедеона, который, помня совѣты друга, передалъ ему знаками желаніе свое разсказать важную тайну. Немедленно былъ позванъ переводчикъ, и когда поняли объясненія плѣнника, начальникъ отправился съ докладомъ къ командующему мандарину, который приказалъ тремъ отборнымъ воинамъ сопровождать арестанта до извѣстнаго ему мѣста. Когда Гедеонъ и его конвой тронулись въ путь, Лисицынъ поспѣшилъ къ оврагу, гдѣ была спрятана телѣжка съ вещами и вынулъ дубленку Володи, чтобъ по ней не узнали присутствія мальчика. Приведя снова всѣ вещи въ прежній порядокъ, онъ скрылся по близости.

Прошло не мало времени, когда сдѣлался слышенъ звукъ цѣпей. Наконецъ показался Гедеонъ, бросавшій поперемѣнно на обѣ стороны тревожные взгляды. Вотъ группа спустилась въ оврагъ и воины съ любопытствомъ бросились осматривать вещи, найденныя въ телѣжкахъ. Гедеонъ опустился на землю для отдыха отъ труднаго для него пути. При каждомъ сильномъ шорохѣ листьевъ онъ кидалъ быстрый взглядъ въ эту сторону, ожидая увидѣть какой либо знакъ подаваемый Лисицынымъ, но герой нашъ оставался неподвижнымъ на своемъ мѣстѣ, не изъ боязни вступить въ неравную борьбу, но опасаясь, чтобъ озлобленные китайцы не убили Гедеона при первомъ его выстрѣлѣ изъ засады.

Налюбовавшись вещами, китайцы уложили ихъ снова въ телѣжки, и приказали одну взять Гедеону, другую повезъ китайскій воинъ; впереди пошелъ второй солдатъ, а сзади замыкалъ шествіе третій, идя почти по пятамъ плѣнника. Гедеонъ въ оковахъ не могъ скоро везти своей поклажи и часто спотыкался. Конвойные рѣшили снять съ него кандалы, а чтобъ не могъ убѣжать, обвязали вокругъ шеи веревку, концы которой имѣлъ въ рукахъ шедшій сзади его воинъ. Лисицынъ не спускалъ съ нихъ глазъ и, когда плѣнный и его стража снова тронулись въ путь, онъ неслышно подошелъ сзади и при поворотѣ, въ узкомъ мѣстѣ, ударомъ топора положилъ на мѣстѣ воина ведшаго его друга; приказавъ ему слѣдовать за собою, онъ, разрѣзалъ веревки связывавшія его руки. Гедеонъ не заставилъ повторить себѣ приглашенія; схвативъ оружіе пораженнаго врага, онъ послѣдовалъ за Лисицынымъ сперва во оврагъ, потомъ русломъ его къ восточному берегу озера. Китайцы шедшіе впереди Гедеона ничего не видали и не слыхали; они прошли болѣе ста шаговъ, прежде нежели замѣтили, что ушли впередъ отъ плѣнника и своего товарища. Они сначала немножко подождали, потомъ пошли узнать о причинѣ замедленія и съ ужасомъ увидѣли своего безчувственнаго товарища. Не понимая, какъ это могло случиться, они начали стрѣлять, призывая на помощь людей, оставшихся на бивакѣ.

Между тѣмъ, бѣглецы поспѣшно углублялись въ лѣсъ, по направленію къ востоку. Желаніе сохранить свободу было такъ велико въ Гедеонѣ, что онъ забылъ боль въ ногахъ отъ ссадинъ сдѣланныхъ кандалами.

— Мы тихо идемъ, Сергѣй Петровичъ; слышите ли, китайцы бьютъ тревогу. Это что нибудь да значитъ.

— Зачѣмъ намъ выбиваться изъ силъ, дорогой другъ мой; если китайцы не нападутъ на нашъ слѣдъ, то мы благополучно дойдемъ до челнока, не изнуривъ себя.

— Я совершенно отдалъ себя въ ваше распоряженіе; но признаюсь вамъ, побывавши въ кандалахъ у этихъ мерзавцевъ, невольно поддаюсь страху, чтобъ опять не попасть къ нимъ.

— Будьте бодры, дружище, мы теперь оба вольныя птицы, при томъ бывалые лѣсные охотники, такъ съ нами справиться не легко. Вотъ вчера, такъ и я задумался, попавшись какъ мышь въ ловушку.

— Да, вчера я пережилъ тяжелыя минуты въ моей жизни; я скорбѣлъ за васъ, отчаявался за Володю, который лишась обоихъ насъ, долженъ былъ пропасть въ этой неизмѣримой пустынѣ.

— Слава Богу, опасность миновала. Вы теперь должны согласиться со мною, что человѣкъ, съ твердымъ упованіемъ на Бога, всегда получитъ помощь свыше. Вотъ почему христіанинъ никогда не долженъ отчаяваться, какъ бы ни было, повидимому, безвыходно его положеніе.

— Вы правы, Сергѣй Петровичъ, но къ несчастію люди созданы слабыми и въ крайней бѣдѣ, вмѣсто того чтобъ молить благое провидѣніе о помощи, предаются преступному ропоту.

— Постойте-ка, я что-то слышу.

— Лисицынъ легъ на землю и сталъ прислушиваться: въ отдаленіи раздавались голоса, доносимые легкимъ вѣтромъ съ правой стороны. Гедеонъ также услышалъ отрывистые звуки.

— Ради Бога, уйдемте отсюда скорѣе! Это погоня.

— Нѣтъ, говоръ раздается спокойный, произходящій на одномъ мѣстѣ; не понимаю, какъ китайцы могли очутиться почти впереди насъ.

— Должно быть посланы солдаты берегомъ озера, чтобъ отрѣзать намъ путь.

— Изъ китайскаго бивака насъ никто не могъ опередить. Ахъ, Боже мой, теперь я все понялъ; мы поровнялись съ островкомъ и голоса слышны оттуда.

Прокравшись къ берегу озера, Лисицынъ убѣдился въ истинѣ своего предположенія, и бѣглецы спокойно отправились къ челноку, который нашли въ цѣлости. Весело поплыли наши друзья по свѣтлымъ водамъ озера, перекидываясь отрывистыми фразами; сердца ихъ были переполнены радостію. Въ бухточкѣ острова они увидѣли на берегу Володю, простиравшаго къ нимъ руки съ крикомъ восторга. Вскорѣ онъ упалъ въ объятія своего любимаго дяди.

— Теперь нужно плотно пообѣдать, — сказалъ Лисицынъ, обнявшій въ свою очередь Володю. — Я почти сутки ничего не ѣлъ; Гедеонъ питался однимъ рисомъ, а ты, Володя, истребилъ ли свою провизію?

— Я рѣшительно не могъ куска проглотить, тоскуя о дядѣ.

— А я не прикасался къ рису, тоскуя о племянникѣ, котораго считалъ погибшимъ.

— Какъ, развѣ вы не видали, когда мы съ Володей ловили лодку.

— Не могъ видѣть; меня привязали къ дереву, обративъ задомъ къ озеру. Я слышалъ только неистовые крики, ружейные выстрѣлы и, когда потомъ все смолкло, остался увѣреннымъ, что вы не успѣли спасти Володю, бросившись на помощь ко мнѣ и сражаясь за лодку — убиты.

— Слава Богу, мы всѣ живы и здоровы, всѣ благополучно спаслись отъ смерти или плѣна, такъ не грѣшно отпраздновать нынѣшній день хорошимъ обѣдомъ. Ты, Володя, набери спѣлой земляники, которая здѣсь ростетъ въ изобиліи; вы, Гедеонъ Михайловичъ, разложите огонь и устройте козлы для жаренья дичи; а я привезу кабана. Плывя отсюда вдоль восточнаго берега озера, я примѣтилъ мѣстопребываніе этихъ животныхъ.

Лисицынъ сѣлъ въ челнокъ и полетѣлъ стрѣлою къ извѣстному ему мѣсту. Прошло около двухъ часовъ, въ продолженіи которыхъ Володя набралъ большое количество ягодъ, а Гедеонъ развелъ огонь и устроилъ все нужное для бивачной стряпни, но Лисицынъ не возвращался.

— Боже мой! не случилось ли несчастія съ Сергѣемъ Петровичемъ, — сказалъ встревоженный Володя.

— Сохрани Богъ! Какъ ты перепугалъ меня этими словами; да нѣтъ, этого быть не можетъ, китайцамъ не провести такого опытнаго охотника.

— Они могутъ устроить засаду, папа, я очень за него боюсь.

— Онъ такъ силенъ и ловокъ, что его не поймаютъ; я не разъ дивился, видя его въ схваткѣ съ непріятелемъ.

— А ежели китайцамъ удалось завладѣть его лодкой? Тогда какъ мы его отыщемъ?

— Его изобрѣтательный умъ найдетъ средство, какъ соединиться съ нами. Намъ нужно съ терпѣніемъ ждать.

Гедеонъ внутренно также сильно безпокоился за своего друга, но скрывалъ свои опасенія отъ мальчика, желая поддержать въ немъ надежду. Къ неописанной радости обоихъ, Лисицынъ возвратился съ кабаномъ и распорядился жареніемъ его сочнаго мяса. Когда начали утолять голодъ вкусными кушаньями, завязался разговоръ.

— Что вы теперь думаете предпринять, Сергѣй Петровичъ, — спросилъ Гедеонъ; — куда махнуть намъ, на Амуръ, или къ Алмазной? Признаться, я предпочелъ бы Амуръ, потому что хочется на родину, да и ноги саднѣютъ отъ цѣпей; а главное, въ Нерчинскѣ мой милый Володя не подвергался бы больше опасности.

— А ты, Володя, чего желаешь? въ совѣтахъ голоса́ всегда подаютъ младшіе.

— Я желаю быть тамъ, гдѣ будете вы и дядя. Съ вами для меня вездѣ будетъ хорошо.

— Стало быть рѣшеніе этого вопроса зависитъ теперь отъ меня. Я тоже желаю скорѣе попасть въ Нерчинскъ, гдѣ передамъ начальству нашъ укрѣпленный островъ. Лодка у насъ есть…, но вотъ въ чемъ затрудненіе: хватитъ ли у насъ силъ перетаскивать лодку черезъ перешейки, и допуститъ ли насъ безпрепятственно переплыть озера отрядъ китайцевъ, вѣроятно имѣющій не одну лодку на южной оконечности этого озера?

— Вы хотите сказать, что лучше идти къ Алмазной рѣкѣ; пусть будетъ такъ, — сказалъ со вздохомъ Гедеонъ.

— Вы не дали мнѣ кончить. Я полагалъ бы нѣсколько дней пробыть на этомъ острову, а я въ это время осторожно высмотрю южную часть озера, и тогда по собраннымъ свѣдѣніямъ мы рѣшимъ это дѣло.

— Превосходная мысль, сказалъ Гедеонъ; вы ничего не дѣлаете неосмотрительно; находясь съ вами, я покоенъ за себя и Володю.

— Съ милымъ дядей я ничего не боюсь, — вскричалъ Володя.

День предоставленъ былъ отдохновенію. Однако же, заботливый Лисицынъ часто влѣзалъ на высокое дерево и осматривалъ окрестныя воды озера и отдаленные берега его. Нигдѣ не было замѣтно присутствія человѣка. Не желая подвергаться случайности, онъ вывелъ свою флотилію изъ открытой бухточки и тщательно спряталъ въ кустахъ на западномъ берегу острова. По близости отъ этого мѣста онъ устроилъ ночлегъ, гдѣ всѣ предались сну съ надеждою въ сердцѣ.

Въ половинѣ ночи Володя разбудилъ Лисицына; мальчикъ не могъ заснуть отъ сильныхъ ощущеній, вынесенныхъ въ теченіи дня.

— Что тебѣ нужно, душа моя, — спросилъ Лисицынъ тихо, опасаясь разбудить Гедеона.

— Я слышу на озерѣ голоса….

Лисицынъ поспѣшилъ зажать ему ротъ и, шепнувши, чтобъ не будилъ дядю, пошелъ къ тому мѣсту берега, откуда слышались голоса. Вскорѣ онъ увидалъ двѣ лодки, наполненныя вооруженными китайцами, которыя плыли медленно подъ взмахи неуклюжихъ веселъ. Одна пошла прямо на сѣверъ, вѣроятно для освобожденія товарищей, запертыхъ на островкѣ; другая же, болѣе тяжелая на ходу, поплыла вдоль береговъ острова, тщательно всматриваясь въ глубь лѣса и сохраняя тишину. Лисицынъ разбудилъ Гедеона; разсказавши все имъ видѣнное, онъ просилъ его съ Володей нагрузить въ лодку всѣ ихъ вещи и запасы и дожидаться въ ней его возвращенія съ рекогносцировки, самъ же бросился слѣдить за непріятелемъ. Китайцы начали уже смотрѣть южною сторону острова, не представляющую удобнаго мѣста для высадки.

Когда они плыли мимо почти сплошныхъ подводныхъ камней, высоко выдававшихся изъ воды, вокругъ которыхъ пѣнилась вода прибоя, на лодкѣ произошла суматоха: одинъ изъ пассажировъ бросился въ озеро и исчезъ въ коварной глубинѣ. Прежде чѣмъ китайцы успѣли остановиться и оправиться отъ изумленія, бѣглецъ вынырнулъ изъ воды, потомъ снова погрузился и вскорѣ показался между камнями прибрежья, но не могъ взобраться ни на одинъ изъ нихъ. Примѣтивъ это, трое китайцевъ поплыли къ незнакомцу.

— Не дамся я вамъ живой, проклятые нехристи! — закричалъ атакуемый, неистово размахивая камнями значительной величины.

Этотъ крикъ далъ знать Лисицыну, что бѣглецъ былъ русскій. Онъ съ трудомъ началъ спускаться къ водѣ съ утесистаго берега, цѣпляясь за кусты и вѣтви деревьевъ, съ искреннимъ желаніемъ спасти плѣнника.

— Двигайтесь въ лѣво, товарищъ, — сказалъ онъ громко, скрываясь за камнемъ отъ посыпавшихся пуль съ непріятельской лодки.

Незнакомецъ, удивленный русской рѣчью, оставался съ минуту въ недоумѣніи, потомъ вскричалъ:

— Пока не скажешь, кто ты, я не тронусь съ мѣста.

— Теперь не время разговаривать, а нужно дѣйствовать; китайцы скоро подплывутъ къ камнямъ.

— Я хочу знать, кто разговариваетъ со мною; голосъ знакомый.

— Я Лисицынъ; иди же скорѣе въ лѣво, любезный Константинъ!

— Господи! Сергѣй Петровичъ, иду! иду! какъ это сразу не узналъ я вашего голоса. Вотъ счастье-то!

Константинъ шелъ въ водѣ очень медленно; Лисицынъ догадался, что у него на ногахъ кандалы. Черезъ минуту любимый казакъ нашего героя цѣловалъ и обнималъ его съ искреннимъ изліяніемъ сердца.

— Вотъ радость Богъ послалъ, Сергѣй Петровичъ, теперь ужъ не поймать меня окаяннымъ.

— Слава Богу, приведшему тебя ко мнѣ; я тоже душевно радъ: ты всегда былъ вѣрный и храбрый товарищъ. Здѣсь со мною Гедеонъ и Володя. Однако жъ китайцы подплываютъ близко; разбѣй скорѣе кандалы камнями да и на берегъ. Враги не посмѣютъ преслѣдовать насъ въ лѣсу.

— Я готовъ идти, куда прикажете. Жаль, что ружья нѣтъ, а то далъ бы я знать этимъ нехристямъ. При этомъ казакъ погрозилъ имъ могучимъ кулакомъ своимъ. Подложивши подъ кандалы камень и ударяя сверху тяжелымъ камнемъ, онъ скоро освободился отъ узъ.

— Теперь поспѣшимъ! Чтобъ скрыть настоящій слѣдъ, пробѣжимъ сперва берегомъ на востокъ, такъ чтобъ насъ видѣли, а тамъ я поведу тебя куда нужно. Эта хитрость избавитъ насъ отъ преслѣдованія по пятамъ.

— Я готовъ на все, только бы не видать эти мазаныя рожи.

Китайцы подплывшіе къ камнямъ остановились, увидавши двухъ русскихъ поспѣшно шедшихъ берегомъ, изъ которыхъ у одного было ружье. Они не рѣшились взобраться на берегъ для преслѣдованія и возвратились къ лодкѣ, которая, принявъ товарищей, погналась за русскими, вѣроятно съ полною рѣшимостью, въ первомъ удобномъ мѣстѣ причалить къ берегу. Когда Лисицынъ увѣрился, что хитрость его удалась, онъ остановился, тщательно осмотрѣлъ мѣстность и, углубившись въ лѣсъ, кратчайшимъ путемъ повелъ Константина къ Гедеону и его милому племяннику. Общая радость при свиданіи была искрення. Удалого казака всѣ любили. Благоразумный и всегда осторожный Лисицынъ не далъ имъ много разговаривать; пригласивъ усѣсться въ лодкѣ, онъ поспѣшилъ отплыть къ западному берегу озера, чтобъ скорѣе скрыться изъ глазъ враговъ и тѣмъ избѣжать погони. Когда островъ сталъ совершенно невидимъ, Лисицынъ пересталъ гресть и пригласилъ товарищей на совѣтъ.

— Путь на югъ теперь намъ открытъ; я предлагаю плыть къ Амуру; что вы на это скажете, друзья мои!

— Съ Богомъ! — вскричалъ Гедеонъ.

— Оно конечно, хорошо бы махнуть на рѣку Амуръ, — началъ Константинъ, — но силы нашей не хватитъ, да и оченно опасно. Передовыя озера сообщенія не имѣютъ, а въ первомъ проливѣ, котораго миновать нельзя, стоитъ вооруженная джонка; такимъ манеромъ, если бы мы и смогли въ четверомъ перетащить лодку черезъ перешейки, то не пробьемся въ проливѣ.

— Почему ты это знаешь, говоря такъ утвердительно.

— Потому, что все видѣлъ своими глазами. Когда мы васъ оставили, послушавши проклятаго краснобая, то перетаскивались съ лодкой четыре раза, а когда прошли проливъ, наступила страшная стужа, озеро замерзло и повалилъ снѣгъ. Тутъ мы стали клясться, что васъ не послушали, да ужъ было поздно. Какъ водится: чуть нахлынетъ бѣда — всѣ стали корить другъ друга, перессорились, раздѣлились на три части. Одна партія, самая большая, пошла замерзшими озерами къ Амуру, одна отправилась на востокъ въ надеждѣ попасть на Алмазную, а оттуда на пріютъ. Я съ двумя товарищами не рѣшился на зимній походъ въ неизвѣстной сторонѣ и остался зимовать на озерахъ, найдя у самаго берега, въ горѣ, небольшую пещеру. Тутъ мы сбили изъ глины печь, въ которой постоянно горѣлъ у насъ огонь. Питались мы рыбой, ловя ее вершами, какъ вы учили насъ на пріютѣ, а иногда случалось застрѣлить и крупную дичь. Зимой одинъ товарищъ померъ, а другой отморозилъ пальцы на ногахъ. Какъ было тутъ идти; бросить товарища — грѣхъ смертный, а двинуться съ нимъ въ походъ невозможно. Такъ захватило меня лѣто. Недѣли двѣ тому назадъ сплю себѣ крѣпко въ моей пещерѣ, еще, помнится, сонъ пригрезился, что большущій медвѣдь сталъ ломать и душить меня; отъ боли даже проснулся, да такъ и ахнулъ, когда увидалъ, что на мнѣ сидятъ пятеро китайцевъ и скручиваютъ веревками мои руки и ноги. Я было принатужился и побросалъ съ себя эту нечисть, да связанный по рукамъ и ногамъ что подѣлаешь? Осилили опять. Отъ нихъ разными манерами я узналъ, что вся наша партія, шедшая къ Амуру переловлена, съ ихъ-то словъ прислано сюда войско забрать остальныхъ. Вчера пришелъ посланный отъ ихняго урядника, съ сѣвернаго края озера, что, дескать, поймали какого-то человѣка, по всѣмъ примѣтамъ русскаго, не изъ простыхъ. Вотъ и снарядили двѣ лодки, а меня взяли про случай вмѣсто переводчика, потому что приноровился разговаривать съ ними знаками. Я напросился грести, въ надеждѣ улизнуть при случаѣ. Дураки-то обрадовались, развязали мнѣ руки и дали весло; я старался работать усердно и забавлялъ ихъ разными штуками, до которыхъ китайцы очень охочи; они меня хвалили и стеречь перестали, думаютъ нашъ будетъ; а я про себя думаю, врете, дураки, проведу васъ и уйду, хоть бы умереть пришлось. Вотъ какъ они заглядѣлись очень на островъ, я примѣтилъ мѣсто удобное, да и нырнулъ въ воду. Кабы не выручилъ Сергѣй Петровичъ, утонулъ бы лучше, а имъ не сдался бы ни за что на свѣтѣ.

— Теперь вы видите, — сказалъ Лисицынъ, — что на Амуръ дорога невозможна, и такъ остается направить путь къ Алмазной рѣкѣ и по ней къ пріюту.

— Ведите же насъ туда, — сказали товарищи въ одинъ голосъ.

— Мы тамъ отдохнемъ, — продолжалъ Лисицынъ, — соберемся съ силами и, смотря по обстоятельствамъ, придумаемъ средства безопасно добраться до Нерчинска.

— Съ Богомъ, Сергѣй Петровичъ, — подтвердилъ Гедеонъ. — Боюсь только, что китайцы помѣшаютъ нашему намѣренію.

— Что вы это говорите, Гедеонъ Михайловичъ, да тотъ китаецъ еще не родился, который проведетъ Сергѣя Петровича. Ужъ на что былъ хитеръ полячекъ, да и тотъ не отвертѣлся.

Володя готовъ былъ разцѣловать Константина за эти слова, которымъ онъ сочувствовалъ вполнѣ.

— Ежели вы ввѣряетесь моей опытности, то я прошу соблюдать молчаніе и осторожность. Пока еще не прошла ночь, я постараюсь переплыть озеро незамѣченнымъ.

Лисицынъ поплылъ сначала на юго-востокъ, въ такомъ разстояніи отъ острова, что онъ вдали представлялся небольшой черной точкой; потомъ повернулъ на востокъ и достигнувъ берега, началъ подниматься вдоль его на сѣверъ. Начинало свѣтать; густой туманъ разостлался надъ озеромъ и затруднилъ наблюденіе до того, что препятствовалъ различать предметы въ разстояніи двадцати шаговъ. Лисицынъ уменьшилъ скорость плаванія изъ опасенія удариться о береговой мысъ или подводную скалу. Вдругъ ему послышались голоса; мгновенно сложивъ весла, онъ сталъ всматриваться въ даль.

— Впереди насъ лодка, — сказалъ онъ тихо; — хотя я ее не вижу, но встрѣчный вѣтерокъ доноситъ сюда говоръ людей; намъ нужно немного выждать, чтобъ увѣриться, въ какомъ направленіи плывутъ враги; по одному ли съ нами, или навстрѣчу. Въ послѣднемъ случаѣ нужно будетъ отступать подъ прикрытіемъ тумана.

— Я полагаю, что во всякомъ случаѣ лучше уходить назадъ, — сказалъ Гедеонъ.

— Я противнаго мнѣнія, и вотъ почему; впереди насъ, поблизости отсюда, есть узкій проливъ, далеко вдавшійся въ материкъ; онъ такъ густо обросъ кустарникомъ, что совершенно скрытъ отъ неопытнаго глаза. Въ концѣ этого залива удобное мѣсто для причала и водятся кабаны. Тамъ мы потопимъ нашу лодку и челнокъ, запасемся провизіей и спокойно двинемся на востокъ, минуя обширное болото. Если же вернуться назадъ и высадиться на берегъ южнѣе, то это болото принудитъ насъ сдѣлать большой обходъ.

— Когда это вы успѣли высмотрѣть мѣстность?

— Охотничье чутье указало мнѣ мѣсто, гдѣ водятся кабаны, а охота за кабаномъ указала свойство мѣстности. Я тогда же замѣтилъ этотъ заливъ, какъ лучшее мѣсто для высадки.

Говоръ сталъ ослабѣвать, что доказывало, что непріятельская лодка шла по одному съ ними курсу, на сѣверъ. Лисицынъ медленно началъ подвигаться впередъ. Къ несчастію, туманъ сталъ рѣдѣть и бѣглецы благоразумно скрылись въ береговомъ кустарникѣ, чтобъ не быть примѣченными. Съ помощію зрительной трубки, Гедеонъ увидалъ впереди большую лодку съ китайскими воинами, которая держалась близъ берега, вѣроятно изъ опасенія пуститься въ открытое озеро при непроницаемомъ туманѣ. Это заключеніе подтвердилось тѣмъ, что китайская лодка вскорѣ отдѣлилась отъ берега и, наконецъ, совершенно скрылась въ обширномъ водномъ пространствѣ.

— Вотъ простофили-то, — замѣтилъ Константинъ, — почитай подъ носомъ насъ не увидали; прямыя чучелы.

— А тебѣ развѣ хотѣлось, чтобъ они увидали насъ? — спросилъ Гедеонъ шутливымъ тономъ.

— Бѣсъ бы ихъ побралъ! совершенно не хотѣлось; а все же я правду говорю, что китайцы олухи. Небось, у казака никто бы не ушелъ; нашъ братъ на всѣ стороны смотритъ; если и спитъ, такъ однимъ глазомъ.

— Когда васъ взяли въ плѣнъ, вы обоими глазами спали? — спросилъ мальчикъ съ лукавой улыбкой.

— На этотъ разъ грѣхъ попуталъ, а то гдѣ бы имъ меня взять.

Лисицынъ снова поплылъ, и чрезъ полчаса достигъ до желаемаго пролива, углублявшагося въ материкъ версты на двѣ, въ видѣ узкой и глубокой рѣчки, совершенно закрытой деревьями и кустарникомъ. Въ концѣ залива бѣглецы затопили лодку, а челнокъ разломали на дрова. Здѣсь они запаслись кабаниной и отправились въ дальнее странствованіе, руководствуясь компасомъ и врожденной русской смѣтливостью.

Прошла недѣля благополучнаго пути. Странники во все это время не встрѣчали никакихъ особенныхъ препятствій. Мѣстность состояла большею частію изъ плоской лѣсной равнины, мѣстами пересѣченной болотами, рѣчками и оврагами. Чрезъ узкія рѣки и овраги они перекидывали деревья служившія мостами; широкія рѣки переплывали на плотахъ; непроходимыя болота и овраги обходили. Лисицынъ, шедшій прошлый разъ къ Алмазной рѣкѣ, держалъ путь нѣсколько правѣе и прошелъ удобно между горами; а теперь, принявъ въ лѣво, чтобъ сократить разстояніе отъ Алмазной рѣки до пріюта, онъ увидалъ предъ собою кряжъ горъ средней высоты.

— Здѣсь нужно дня два отдохнуть, — сказалъ онъ, бросаясь на траву, подъ тѣнью нависшей скалы.

— Я очень благодаренъ, вамъ, дядя, за это распоряженіе; я сильно усталъ.

— Признаться сказать, проклятые веревки и кандалы, которыми скручивали меня почитай двѣ недѣли, дали теперь себя знать; я едва успѣвалъ идти за вами; — сказалъ Константинъ.

— Не могу и я похвалиться крѣпостью ногъ, добавилъ Гедеонъ.

— Я принудилъ, васъ, друзья мои, цѣлую недѣлю идти безъ отдыха для того, чтобъ отдѣлаться отъ нашихъ враговъ; но теперь насъ раздѣляетъ больше двухъ сотъ верстъ разстоянія, и мы безъ опасенія можемъ отдыхать здѣсь, сколько будетъ нужно для возстановленія нашихъ силъ. У насъ и провизія почти вышла; въ здѣшнихъ гористыхъ мѣстахъ должно много водиться дичи, и я надѣюсь, что мы не будемъ нуждаться въ пищѣ. Охота освѣжитъ меня, а вмѣстѣ съ тѣмъ я высмотрю горную мѣстность, чрезъ которую придется проходить намъ.

— Неужели вы не устали, милый дядя? — спросилъ Володя.

— Почти что нѣтъ, мой милый, мнѣ случалось на охотѣ иныя сутки исходить много верстъ; частое повтореніе большихъ переходовъ и крѣпкое мое сложеніе причиною, что я не знаю усталости. Впрочемъ это мнѣ не мѣшаетъ видѣть, когда утомляются другіе. Недалеко отсюда протекаетъ рѣчка; совѣтую всѣмъ въ ней освѣжиться. Вы сами удивитесь, когда узнаете, какую пользу принесетъ вамъ вечернее купанье.

Всѣ спутники послѣдовали совѣту Лисицына. На другой день онъ ушелъ въ горы и, проблуждавши цѣлый день, принесъ дикую козу, десятокъ рябчиковъ, пару тетеревей. Товарищи въ его отсутствіе устроили для ночлега шалашъ. На слѣдующій день Лисицынъ возвратился поздно съ полнымъ якташемъ мелкой дичи и съ удивленіемъ не нашелъ у товарищей пылающаго костра. На вопросъ, что это значитъ, Гедеонъ отвѣчалъ:

— Володя на другомъ берегу рѣчки замѣтилъ въ пескѣ слѣдъ человѣческой ноги и тотчасъ сказалъ намъ. Мы нашли тамъ нѣсколько слѣдовъ, которые исчезли на травѣ; поэтому рѣшили до вашего прихода не разводить огня и соблюдать тишину.

— За это примите отъ меня большое спасибо! я вижу горькіе уроки не прошли для васъ даромъ. Какіе вы нашли слѣды: старые или новые и куда они были направлены?

— По нашему мнѣнію слѣды были самые свѣжіе и направлены на нашъ берегъ; обувь ногъ китайская.

— Жаль, что теперь ночь; придется отложить изслѣдованіе до утра. Дѣлать нечего, поужинаемъ старой провизіей и будемъ спать поперемѣнно; я беру на себя время предъ разсвѣтомъ, самое трудное для борьбы со сномъ мало привычному человѣку.

Товарищи послѣдовали совѣту Лисицына. Они очень хорошо понимали всю важность точнаго исполненія его распоряженій. Изъ огнестрѣльнаго оружія у нихъ было всего два ружья и одинъ пистолетъ; съ такимъ вооруженіемъ опасно было вступить въ неравный бой. Одной осторожностью и благоразуміемъ надлежало отклонить бѣду.

Въ половинѣ ночи Константинъ, случившійся на часахъ, разбудилъ Лисицына и шепнулъ ему надъ самымъ ухомъ:

— Сергѣй Петровичъ, непріятель подкрадывается.

Лисицынъ всталъ съ полнымъ самообладаніемъ и, схвативъ ружье, началъ прислушиваться.

— Твоя правда, Константинъ, я слышу сильный шорохъ въ кустахъ, только это не человѣческіе шаги. Нѣтъ, человѣкъ крадется иначе.

— Кому же тайно подходить къ намъ, какъ не китайцамъ. Я даже различаю, что идутъ съ двухъ сторонъ.

— Дѣйствительно съ двухъ, постой, — прыжокъ…, ну я теперь могу сказать, кто къ намъ приближается.

— Вѣстимо китайцы, кому же быть больше.

— Не угадалъ, любезный, даромъ, что у тебя казацкое чутье; это волки.

— Зачѣмъ ихъ принесетъ сюда? развѣ слыхано, чтобъ волки на людей нападали.

— Они просто почуяли запахъ крови и испортившихся остатковъ вчерашней козы и пробираются сюда ужинать. Возьми Гедеоново ружье и выйдемъ на встрѣчу незванымъ гостямъ, только не стрѣляй пожалуйста, если на тебя не будетъ сдѣлано нападеніе.

Отошедши нѣсколько шаговъ отъ шалаша, Лисицынъ и Константинъ увидали на полянѣ двухъ волковъ съ жадностію пожиравшихъ внутренности козы, брошенныя на этомъ мѣстѣ при ея освѣженіи.

— Позвольте выстрѣлить, у меня руки такъ и чешутся.

— Развѣ ты забылъ найденные вчера слѣды; намъ нужно соблюдать совершенную тишину, если не желаемъ быть открытыми.

— Совсѣмъ изъ головы вышибло. Нѣтъ ужъ, лучше не стрѣлять по волкамъ; пропадай они и со шкурами. Поносивши кандалы не хочется въ другой разъ надѣть ихъ.

Оба вернулись въ шалашъ такъ тихо, что Гедеонъ и Володя ничего не слыхали. Всѣ встали очень рано; солнце еще не всходило, но ужъ было совершенно свѣтло. Глазамъ странниковъ представилась очаровательная картина. Тонкія струи пара медленно поднимались съ низменныхъ долинъ, подобно газовому покрывалу съ чела красавицы; роса тысячью брилліантовъ сверкала на деревьяхъ и травѣ, отражая багровые лучи утренней зари; рѣзвыя птички запѣли въ чащѣ и въ воздухѣ привѣтственный гимнъ загорающемуся дню, а самая трава будто ожила подъ безчисленными звуками копошившихся въ ней насѣкомыхъ.

Лисицынъ по указанію товарищей пришелъ къ открытымъ Володею слѣдамъ и сталъ пристально ихъ разсматривать и выслѣживать на берегу рѣки. Наконецъ, послѣ долгихъ изысканій, онъ сказалъ:

— Здѣсь дѣйствительно прошелъ одинъ китаецъ, но только за нѣсколько дней до нашего сюда прибытія. Слѣды его идутъ на югъ, а намъ нужно идти на сѣверо-востокъ, поэтому мы не можемъ съ нимъ встрѣтиться.

— Однако жъ, это можетъ быть шпіонъ, отправившійся къ товарищамъ увѣдомить о нашемъ здѣсь пребываніи, — возразилъ Гедеонъ.

— Повторяю вамъ, что это слѣдъ старый.

— Какъ вы можете утверждать это? слѣды очень ясно отпечатались, какъ на глинистой, такъ и на песчаной почвѣ берега.

— Я положительно убѣжденъ въ моемъ заключеніи, и могу доказать вамъ это. Если бы незнакомецъ прошелъ только вчера или хотя три дня тому назадъ, то отпечатокъ слѣда оставался бы цѣлымъ, а здѣсь вы видите края его уже размытые нѣсколько росою, а на одномъ изъ слѣдовъ пробилась даже травка, — что подтверждаетъ мое опредѣленіе времени.

Противъ этого не оставалось ничего возражать, и всѣ съ облегченнымъ сердцемъ, возвратясь къ шалашу, поспѣшили разложить веселый огонь и заняться стряпнею сытнаго завтрака.

— Далеко ли отсюда до Алмазной рѣки? — спросилъ Володя Лисицына, проворно ощипывая перья съ жирнаго тетерева.

— По моему мнѣнію, мы прошли половину пути, только теперь будемъ идти медленнѣе, потому что горы представятъ больше затрудненій въ дорогѣ, чѣмъ пройденныя нами равнины.

— Я боюсь, какъ бы намъ не заплутаться въ этихъ горахъ? — сказалъ Гедеонъ.

— Съ компасомъ этого бояться нечего. Я съ Васильемъ черезъ горы побольше этихъ перевелъ цѣлый обозъ съ имуществомъ и даже стадо рогатаго скота; а пѣшіе мы и подавно вездѣ пройдемъ.

— Трудненько будетъ найти удобный всходъ на горы, — сказалъ Константинъ; — стоятъ обрывистыя, словно стѣны.

— Будьте покойны, друзья мои, я не даромъ два дня охотился въ горахъ: главной моей цѣлью было высмотрѣть входы и выходы. Горы эти не высоки и особенныхъ препятствій намъ не представятъ.

Плотно позавракавши, товарищи снова пустились въ дорогу. Послѣ шестнадцати-дневнаго странствованія они благополучно пришли къ Алмазной рѣкѣ. Здѣсь, упавши на колѣни, усталые путники искренно возблагодарили Бога, невредимо приведшаго ихъ къ желанной цѣли. Теперь они считали себя почти дома; идя берегомъ они безъ труда могли достигнуть до пріюта, гдѣ ихъ ожидала безопасность и привольная жизнь.

Какъ солнце уже садилось, то друзья, весело поужинавши предались сну. По просьбѣ Лисицына ночной караулъ долженъ былъ продолжаться заведеннымъ порядкомъ. Онъ былъ того мнѣнія, что излишняя осторожность всегда лучше безпечности. Вотъ причина, почему онъ лично никогда не попадалъ въ засаду. Первую стражу ночи караулилъ Гедеонъ, вторую Константинъ. Удалой козакъ терпѣть не могъ темноты, особенно въ лѣсной чащѣ, на берегу глубокой и широкой рѣки: благодаря разсказамъ старухъ пугавшихъ его дѣтское воображеніе лѣшими, русалками и всякими подобными чудищами, а также опасаясь заснуть, онъ разложилъ огонь. Когда же ему послышалось близкое завываніе волковъ, то онъ началъ щедро подбрасывать дрова, такъ что пламя сдѣлалось болѣе похоже на пожаръ чѣмъ на бивачный огонь. Лисицынъ и Гедеонъ проснулись въ одно время отъ яркаго свѣта озарившаго ихъ ночлегъ.

— Горимъ! — закричалъ въ испугѣ Гедеонъ, торопливо протирая глаза.

— Эко что выдумали, — сказалъ Константинъ съ громкимъ смѣхомъ. — Развѣ можно сгорѣть на полѣ, да еще возлѣ рѣки.

— Къ чему же зажжено такое пожарище? — съ удивленіемъ спросилъ Лисицынъ.

— Потѣшиться захотѣлось отъ скуки, Сергѣй Петровичъ, неужто вамъ даровой сосны жалко.

— Потѣшаться такимъ образомъ можно тогда, ежели увѣренъ въ совершенной безопасности; а пока мы не на пріютѣ, я за это не поручусь. Зарево отъ твоего костра въ такую темную ночь видно верстъ за двадцать, а это плохая штука, если по близости шатаются китайцы.

— Гдѣ тутъ быть китайцамъ; за чѣмъ имъ тутъ быть.

— Китайцы не могутъ здѣсь быть, — подтвердилъ Гедеонъ; — срокъ перемирія далеко еще не кончился.

— Кто имъ помѣшаетъ нарушить условіе, когда на ихъ сторонѣ сила; но, если бы они и остались вѣрными договору, то, во всякомъ случаѣ, не благоразумно давать знать о своемъ ночлегѣ всякому встрѣчному и поперечному? развѣ мало бродягъ шатается въ лѣсу кромѣ китайцевъ, особенно по близости большихъ рѣкъ. Скоро же вы забыли, друзья мои, бѣдствія постигшаго васъ плѣна, что рѣшаетесь рисковать вновь своею свободою.

Отъ этого напоминанія Константина сильно покоробило и Гедеона кольнуло въ сердце. Оба бросились растаскивать пылающій костеръ и кидать горящіе чурбаны въ воду.

— Остановитесь, — вскричалъ Лисицынъ. — Бросать въ рѣку обгорѣвшія полѣнья еще хуже, чѣмъ дать имъ сгорѣть здѣсь. Когда это вы научитесь быть осторожными и разсудительными?

— Что жъ въ этомъ худаго? — спросилъ съ неудовольствіемъ Гедеонъ.

— То, дорогой другъ мой, что зарево видѣнное издалека могутъ приписать случайному пожару; а обгорѣлыя полѣнья плывущія по рѣкѣ явно укажутъ на пребываніе здѣсь людей.

Оба товарища не стали возражать и вмѣстѣ съ Лисицынымъ и проснувшимся Володей потушили огонь.

Отошедши отъ ночлега около тридцати верстъ, странники увидали мѣсто, гдѣ обыкновенно приставали военныя китайскія джонки. Въ разстояніи версты отъ этого мѣста, на самомъ берегу рѣки, въ лѣсной чащѣ расположились ночевать усталые путники. Всѣ были очень веселы, сознавая близость Архипелажнаго озера. За ужиномъ завязался самый оживленный разговоръ. На высказанное Гедеономъ затрудненіе переплыть до пріюта черезъ озеро и попасть на запертый островъ, Лисицынъ объявилъ, что легко вытащить изъ воды одну изъ затопленныхъ лодокъ и, починивъ ее, сдѣлать годною для плаванія. На пріютъ онъ брался взобраться по той самой узловатой веревкѣ, по которой спустился, отправляясь въ свой тяжелый путь.

— Если веревка оборвалась, или сгнила, тогда что вы сдѣлаете! — спросилъ Володя.

— Тогда придумаемъ что нибудь, смотря по обстоятельствамъ.

— А ежели островъ занятъ китайцами? — тогда что будемъ дѣлать?

— Я не хочу и допускать этой мысли, мой милый.

— Однако же, если бъ такъ случилось, куда мы дѣнемся?

— Во первыхъ мы постараемся отнять пріютъ у непріятеля, а ежели найдемъ это невозможнымъ — поселимся въ кедровой долинѣ, до благопріятнаго случая, когда представится возможность завладѣть пріютомъ.

Разполагаясь ко сну, Лисицынъ подтвердилъ, чтобъ ночью огня не разкладывали и сохраняли тишину, а также чтобъ караулы соблюдались строго, потому что пріютъ легко можетъ быть въ рукахъ непріятеля и его партіи могутъ блуждать по близости рѣки. Володя улегся возлѣ своего защитника; а Гедеонъ съ Константиномъ рѣшились провести свои часы вмѣстѣ, надѣясь на слѣдующую ночь выспаться на славу въ кремлѣ. Они завели тихій разговоръ, помѣстясь подъ кустомъ въ трехъ шагахъ отъ Лисицына. Предметомъ служили воспоминанія о далекой родинѣ, о войнѣ съ китайцами и о трудахъ вынесенныхъ въ послѣднемъ походѣ. Константинъ закинулъ нѣсколько словъ о совершенной безопасности настоящаго ночлега и объ излишней осторожности командира. Гедеонъ оправдывалъ Лисицына отвѣтственностію на немъ лежавшею за ихъ безопасность, хотя въ душѣ соглашался съ мнѣніемъ товарища. Такъ они проговорили больше часа. Мелкій дождь съ сѣверо-западнымъ вѣтромъ заставилъ ихъ укутаться въ свои платья; разговоръ сталъ прерываться продолжительными паузами и, наконецъ, оба крѣпко заснули. Володя сначала тоже крѣпко спалъ, но дождь заставилъ его проснуться и сонъ больше не смѣжалъ его глазъ. Юное воображеніе слишкомъ сильно представляло ему скорую возможность избавиться отъ трудовъ и опасностей, превышавшихъ его дѣтскія силы. Пріютъ казался ему обѣтованною землею, а кремль — земнымъ раемъ, гдѣ онъ не будетъ знать болѣе ни страха, ни лишеній. Эти мечты иногда омрачались опасеніемъ, что островомъ овладѣли китайцы и тогда придется жить въ кедровой долинѣ, кругомъ запертой высокими лѣсистыми горами. Въ такомъ случаѣ онъ упроситъ Лисицына и дядю избрать другое мѣсто для поселка. Подобныя мысли не давали мальчику спать. Долго онъ ворочался съ одного бока на другой, не въ силахъ будучи разогнать мыслей, толпившихся въ юной головѣ его. Убѣдившись, что сонъ для него потерянъ, онъ пожелалъ присоединиться къ караульнымъ и пошелъ къ замѣченному имъ съ вечера кусту, подъ которымъ помѣщались дядя его и Константинъ. Найдя ихъ крѣпко спящими, онъ побоялся разбудить, а между тѣмъ бодрствовать одному во мракѣ ночи ему показалось страшно. Не зная на что рѣшиться, онъ услыхалъ людской говоръ принесенный къ нему вѣтромъ. Испугъ и сомнѣніе въ одно время наполнили грудь его; онъ хотѣлъ сейчасъ же разбудить Лисицына, но, опасаясь сдѣлать ложную тревогу, преодолѣлъ свой страхъ. Чтезъ нѣсколько минутъ вѣтеръ донесъ звуки голосовъ еще внятнѣе прежняго. Володя поторопился разбудить Лисицына.

— Развѣ что случилось? — спросилъ онъ, протирая глаза.

— Мнѣ показалось, что я слышу человѣческіе голоса съ западной стороны. Пожалуйста не сердитесь, милый дядя, если я ошибся.

— Что бы ни вышло, кромѣ благодарности ничего не услышишь отъ меня.

— Вотъ я опять слышу; неужели это обманъ воображенія?

— Нѣтъ, душа моя, это не обманъ; разговариваетъ большая толпа людей; а гдѣ же наши караульные?

— Они спятъ близко отсюда, я не посмѣлъ разбудить ихъ.

— Разбуди же какъ можно скорѣе; только какъ бы они не заговорили съ просонья. Тогда насъ поймаютъ.

— Это ужъ мое дѣло, я заставлю ихъ проснуться молча.

— Какже ты это сдѣлаешь.

— Стряхну на нихъ воду съ куста; по неволѣ встанутъ.

— Молодецъ, Володя; находчивость въ критическую минуту великое дѣло, буди же товарищей и приводи сюда; а я пока прислушаюсь, гдѣ непріятель и угрожаетъ ли намъ.

Онъ припалъ ухомъ къ землѣ и внимательно наблюдалъ. Володя, Гедеонъ и Константинъ застали его въ этомъ положеніи и съ нетерпѣніемъ ожидали его увѣдомленія.

— Что, близко отъ насъ проходятъ, — тихо спросилъ Гедеонъ.

— Хорошо если бъ только проходили, но я опасаюсь…, я увѣренъ, что они дѣлаютъ на насъ облаву; мѣсто вѣроятно высмотрѣно прежде.

— Этого быть не можетъ; какъ китайцы могли узнать нашъ приходъ сюда?

— А вы забыли вчерашній пожаръ; недаромъ я очень встревожился этой неосторожностью. Вотъ шорохъ слышенъ по берегу рѣки отъ китайской стоянки, а говоръ слышится спереди и слѣва. Для насъ остается одинъ путь къ спасенію, по берегу рѣки на сѣверъ. Преслѣдовать насъ черезъ лѣсную гору враги не рѣшатся; да если и вздумаютъ, то далеко отстанутъ. Эта гора пересѣчена оврагами и непроходимой чащей.

— Такъ поспѣшимъ-те ради Бога, я боюсь за Володю.

— Мѣшкать нельзя ни минуты. Я пойду впередъ показывать дорогу, Володя долженъ слѣдовать за мною; вы прикрывайте его, а Константинъ съ вашимъ ружьемъ составитъ аріергардъ; онъ стрѣляетъ хорошо и посильнѣе васъ. На случай рукопашной схватки у него есть ножъ.

Теперь и Константинъ и Гедеонъ сознали свою несправедливость къ Лисицыну, осуждая его излишнюю, по ихъ мнѣнію, осторожность. Ночь была на исходѣ, но въ лѣсной чаще все еще было темно. Благодаря мягкой хвоѣ, шаги нашихъ бѣглецовъ оставались неслышными. Сдержанный говоръ преслѣдующихъ съ каждымъ шагомъ становился слышнѣе. Лисицынъ приказалъ ускорить отступленіе и скоро облава осталась позади ихъ, что они ясно могли опредѣлить по шуму къ кустахъ.

— Слава Богу! — сказалъ Володя остановившему его Лисицыну; — враги теперь остались сзади насъ и мы безпрепятственно можемъ уйти.

— Дай Богъ, чтобъ такъ случилось; тогда мы единственно одному тебѣ будемъ обязаны нашимъ спасеніемъ.

— За чѣмъ вы остановились? — спросилъ Гедеонъ, подошедшій съ Константиномъ.

— Молчите, ради Бога, впереди насъ должна быть засада; я вижу на береговой полянѣ силуэтъ китайскаго воина.

— Это древесный пень вы принимаете за человѣка, а время уходитъ.

— Не будемъ спорить, а дѣйствовать: оставайтесь всѣ здѣсь и дожидайтесь моего возвращенія; если же прокричу филиномъ спѣшите ко мнѣ.

Подойдя къ самой опушкѣ поляны, Лисицынъ ясно увидѣлъ вооруженнаго китайца, медленно повертывавшагося во всѣ стороны и боязливо прислушивавшагося къ малѣйшему шуму. Воинъ стоялъ на самомъ краѣ береговаго обрыва и не имѣлъ товарищей. Вѣроятно ему приказано сторожить береговой путь отступленія русскихъ. Пройти мимо его незамеченнымъ нельзя было и думать, оставалось убить часоваго, чтобъ спасти свою жизнь и жизнь и свободу товарищей. Для этого слѣдовало или вступить въ честный бой, или поразить врага нечаянно; въ первомъ случаѣ часовой могъ крикомъ призвать на помощь прочихъ китайцевъ, во второмъ, слѣдовало рѣшиться на скрытое убійство, къ чему Лисицынъ не могъ себя принудить. Онъ рѣшился на среднюю мѣру — сбросить противника въ рѣку и, пока онъ будетъ занятъ собственнымъ спасеніемъ, провести своихъ спутниковъ на тропу, между берегомъ и лѣсистою горою, ведущую къ нижнимъ порогамъ Алмазной рѣки. Здѣсь, по знакомымъ ему камнямъ, перебраться на другой берегъ и такимъ образомъ избѣгнуть преслѣдованія. Улучивъ благопріятное мгновеніе, Лисицынъ однимъ прыжкомъ очутился возлѣ часоваго и прежде чѣмъ тотъ успѣлъ что нибудь предпринять, схатилъ его поперекъ тѣла и бросилъ въ волны. Это исполнилось съ такою быстротою, что китаецъ не успѣлъ вскрикнуть и только шумъ отъ паденія его пробудилъ тишину ночи. Призвавши сигналомъ товарищей, онъ повелъ ихъ по предположенному пути. Не прошло нѣсколькихъ минутъ, какъ позади ихъ раздались оглушительные крики многочисленной толпы.

— Экъ ихъ завыли, словно стая волковъ, — сказалъ Константинъ, замыкавшій шествіе.

— Отъ чего китайцы подняли такой крикъ, дядя? — спросилъ Володя Лисицына.

— Во первыхъ, они увѣрились, что птицы улетѣли; а во вторыхъ, часовой, выплывшій изъ рѣки, вѣроятно успѣлъ разсказать имъ о своемъ несчастій.

— Конечно, они отложатъ до утра погоню за нами, потому что ночью ничего не видно, а мы въ это время успѣемъ уйти.

— Уже начинаетъ свѣтать, мой милый, и скоро наступитъ утро; всего вѣроятнѣе, что они станутъ преслѣдовать насъ по пятамъ. Однако жъ, ты не пугайся, пока я живъ, на головѣ твоей не тронутъ ни одного волоска.

— Съ вами я не боюсь преслѣдованія; жаль только, что нѣтъ у меня ружья, чтобы я могъ помогать вамъ обороняться.

— Мы и одни справимся, душа моя, если придется вступить въ сраженіе.

— Я слышу погоню, — закричалъ Константинъ; — позвольте мнѣ, Сергѣй Петровичъ, отстрѣливаться, какъ завижу ихъ косыя рожи.

— Съ Богомъ, братецъ! только не горячись, чтобъ даромъ не жечь пороху.

Между тѣмъ, шаги преслѣдующихъ стали слышны явственнѣе. Лисицынъ выхватилъ изъ за пояса топоръ и поспѣшно срубилъ два не толстыхъ дерева, которыми и завалилъ дорогу, обративъ сучья къ сторонѣ непріятеля. Ставши съ Константиномъ позади этой засѣки, онъ попросилъ Гедеона продолжать путь съ его племянникомъ. Какъ только китайцы показались на тропинкѣ, оба стрѣлка открыли огонь, стрѣляя поочередно, чтобъ имѣть время заряжать ружья. Китайцы также открыли пальбу, но очень узкая полоса земли между берегомъ и утесомъ горы не позволяла имъ развернуть своихъ силъ и воспользоваться численнымъ превосходствомъ. Когда они убѣдились, что каждый, показывающійся изъ за угла поворота, былъ поражаемъ, то прекратили преслѣдованіе. Пользуясь этимъ обстоятельствомъ, стрѣлки соединились съ Гедеономъ и продолжали путь къ нижнимъ порогамъ.

— Какъ думаете, дядя, китайцы будутъ еще насъ преслѣдовать?

— Получивши урокъ, они вѣроятно не очень будутъ напирать, но чтобъ оставили преслѣдованіе — я этого не думаю.

— Какъ же мы спасемся отъ нихъ? Съ одной стороны отвислыя горы, на которыя невозможно взобраться; съ другой глубокая и широкая рѣка, которую невозможно переплыть.

— Въ этомъ-то и заключается наше спасеніе, мой милый; скоро взойдетъ солнце и съ рѣки поднимется густой туманъ, подъ прикрытіемъ котораго я надѣюсь перевезти васъ непримѣченными чрезъ нижніе пороги Алмазной рѣки.

— Тумана не будетъ, возразилъ Гедеонъ; все небо покрывается облаками.

— Вы правы, въ пылу обороны я не обратилъ на это вниманія; но это не измѣнитъ моего намѣренія, только будетъ опаснѣе переправа, если китайцы захотятъ мѣшать намъ; за то намъ легче будетъ разсматривать камни въ кипящемъ водоворотѣ, по которымъ мы должны будемъ, съ опасностію жизни, переправиться на тотъ берегъ.

— Остановитесь, дядя, я слышу странный гулъ впереди насъ.

— Шумъ этотъ происходитъ отъ воды, падающей сплошной массой съ высоты нѣсколькихъ сажень. Тутъ валитъ внизъ вся Алмазная рѣка и, прорвавши каменную почву, стремится между гранитными скалами далѣе по теченію, преодолѣвая все на своемъ пути. Это-то мѣсто и называется нижніе пороги, чрезъ которые я поведу васъ.

— Я заранѣе боюсь, дядя; насъ снесетъ на камни и разобьетъ объ нихъ, или затопитъ въ водоворотѣ.

— Нельзя-ли придумать другаго средства къ спасенію; я тоже не въ состояніи буду перейти такое страшное мѣсто.

— Чего тутъ бояться, — возразилъ Константинъ; — не такъ страшенъ чортъ, какъ его рисуютъ. Эка невидаль? Да я еще мальчишкой будучи, сколько разъ перебѣгалъ бывало по перекладинѣ мельничной плотины, разорванной половодьемъ; вода подъ ногами кипитъ какъ въ котлѣ, а гулъ словно громъ гремитъ.

— Другой дороги къ отступленію рѣшительно нѣтъ, — началъ Лисицынъ; — впрочемъ, переходъ не такъ опасенъ, какъ вы думаете: я переходилъ здѣсь не одинъ разъ и, если не случилось особенныхъ перемѣнъ, то надѣюсь перевести васъ по одиночкѣ извѣстнымъ мнѣ путемъ. Большихъ прыжковъ придется сдѣлать не болѣе трехъ; даже ежели кто и промахнется по неловкости, то съ помощію предохранительныхъ мѣръ нѣтъ большой опасности; въ этихъ промоинахъ глубина незначительная.

— Тутъ опасность не въ глубинѣ воды, дядя, а въ ея быстромъ стремленіи, которое унесетъ неосторожнаго въ бездну.

— Ты основательно разсуждаешь, другъ мой; но Богъ далъ разумъ человѣку, чтобы онъ могъ торжествовать побѣду надъ самой природой, и я сдѣлаю все, чему научила меня лѣсная жизнь и долговременный опытъ. Счастливое окончаніе нашей переправы зависитъ отъ воли создателя. Будемъ надѣяться на его всесильную помощь. Если ему угодно было привести насъ сюда и спасти теперь отъ плѣна, то, конечно, не за тѣмъ, чтобъ мы погибли въ водоворотѣ.

Слова эти ободрили всѣхъ, и путники ускорили шаги. День наступилъ пасмурный; вѣтеръ стихъ совершенно, только гулъ, подобный раскату грома, съ каждой минутой дѣлался слышнѣе и оглушительнѣе. Володя шелъ, робко прижавшись къ Лисицыну, а Гедеонъ и Константинъ, пораженные ужасомъ, хранили глубокое молчаніе. Наконецъ глазамъ ихъ представилась дикая картина: цѣлая рѣка, съ шумомъ, съ визгомъ, съ ревомъ неслась по крутому спуску, между безчисленными обломками гранитныхъ скалъ; гнѣвныя волны вездѣ сталкивались, ударялись о громадные камни и отыскивая новый путь, быстро устремлялись съ оглушительнымъ воемъ въ узкіе проливы, проточенные въ гранитѣ, въ теченіи многихъ вѣковъ. Бѣлая пѣна разъяренной стихіи высоко подбрасывалась въ верхъ, а вдали на разстояніи версты сверкалъ каскадъ, образуемый Алмазною рѣкою во всю ея ширину.

— Милый дядя, я лучше готовъ отдаться въ плѣнъ, чѣмъ переходить чрезъ этотъ адъ.

— Не робѣй, душа моя, надѣйся на Бога и на мое знаніе мѣстности; я перенесу тебя на рукахъ.

— Ни за что, ни за что, я умру отъ страха!

— Однако же нужно рѣшиться: скажите товарищи, идете вы за мною на тотъ берегъ, или хотите сдаваться китайцамъ. Сажень черезъ двѣсти путь нашъ будетъ прегражденъ отвѣсною скалою.

— Боже мой, какъ тутъ рѣшиться; у меня здѣсь кружится голова, а что будетъ по срединѣ водоворотовъ?

— Нужно идти, сказалъ Константинъ; лучше умереть, если Богъ велитъ, чѣмъ отдаваться китайцамъ.

Въ это время, съ отдаленной площадки на горѣ, раздался ружейный выстрѣлъ, по дальности разстоянія не причинившій вреда.

— Чтожъ, друзья мои, идти или оставаться здѣсь въ ожиданіи непріятеля; онъ опять насъ преслѣдуетъ.

— Если вы дадите мнѣ слово спасти Володю, я пойду! Лучше умереть въ волнахъ, чѣмъ въ плѣну у китайцевъ.

— Развѣ вы можете сомнѣваться въ моемъ усердіи, дружище! Чтобъ обезопасить себя отъ преслѣдованія, давайте приготовлять засѣку, подобную давишней, а потомъ запасемся длинными жердями, съ помощію которыхъ легко будетъ дѣлать большіе прыжки. Я укажу, какъ ими нужно дѣйствовать и гдѣ лучше упираться, чтобъ не быть сбитымъ водою.

Исполнивши это распоряженіе, онъ на одномъ концѣ своей жерди устроилъ изъ пояса прочную петлю, въ которую свободно могла проходить рука. Гедеонъ и Константинъ остались защищать засѣку отъ показавшихся на дорогѣ китайцевъ; а Лисицынъ снялъ съ себя оружіе, котомку и верхнее платье, заткнулъ за поясъ топоръ и, взявши на руки Володю, крѣпко ухватившагося руками за его шею, сдѣлалъ первый прыжокъ на ближайшую скалу пороговъ.

— Дядя, я умираю отъ ужаса; — вскричалъ мальчикъ, зажмурившій глаза.

— Развѣ ты забылъ, душа моя, что безъ воли Божіей ни одинъ волосъ не спадаетъ съ головы нашей! молись Ему внутренно и надѣйся на Него!

— Я чувствую, что камень, на которомъ мы стоимъ, дрожитъ; онъ каждую минуту можетъ опрокинуться.

— Это такъ тебѣ кажется, милый Володя, паденіе воды производитъ сильное сотрясеніе въ воздухѣ, отъ чего всѣ предметы кажутся колеблющимися. Я въ первый разъ стоялъ на этомъ камнѣ четыре года тому назадъ и, ты видишь, онъ остался на прежнемъ мѣстѣ.

Вскорѣ за первымъ прыжкомъ Лисицынъ сдѣлалъ послѣдовательно еще нѣсколько прыжковъ и остановился предъ проливомъ значительной ширины, въ которомъ съ яростью кипѣла вода. Отягощенный ношей и сдѣланными чрезвычайными усиліями, онъ нашелъ нужнымъ отдохнуть, спустивши Володю на широкій камень. Оставалось еще пройти три четверти ширины пороговъ.

— Зачѣмъ вы остановились, дядя? — спросилъ мальчикъ, не раскрывая глазъ.

— Мнѣ нужно перевести духъ, душа моя; а ты раскрой глаза и осмотрись; мы перешли благополучно четверть рѣки. Богъ дастъ пройдемъ и остальное пространство.

— Володя взглянулъ, но отъ страха опять зажмурилъ глаза; потомъ опять взглянулъ и любопытство превозмогло ужасъ. Онъ увидѣлъ себя сидящимъ на плоской скалѣ, лицемъ къ сражающимся. Выстрѣловъ вовсе не было слышно отъ потрясающаго грохота кипящихъ волнъ, только бѣлый дымокъ, струйкой поднимавшійся къ верху, указывалъ на стрѣльбу. Вокругъ скалы яростно клокотала вода, а справа низпадала рѣка исполинскимъ каскадомъ. Володя началъ нѣсколько привыкать къ ужасу, невольно внушаемому окружающей его грозной природой; но если бъ онъ взглянулъ назадъ, гдѣ предстояло сдѣлать необыкновенный скачекъ чрезъ широкій проливъ, то вѣроятно не рѣшился бы двинуться далѣе. Опасаясь этого, Лисицынъ посадилъ его задомъ къ проливу.

— Теперь ты видишь, Володя, что переправа не такъ опасна, какъ представлялась твоему молодому воображенію.

— Я начинаю понемногу привыкать въ этому аду; а все страшно, очень страшно проходить тутъ.

— Такъ всегда бываетъ съ новичкомъ, въ первый разъ пускающимся на трудное предпріятіе. Воображеніе обыкновенно все неизвѣстное представляетъ въ увеличенномъ видѣ.

— Здѣсь не воображеніе пугаетъ, а грозная дѣйствительность.

— Нѣтъ, другъ мой, обстановка вокругъ насъ дѣйствительно ужасающая; однако жъ, есть человѣческая возможность побѣдить трудности, а ты не повѣрилъ моему опыту, моему знанію мѣстности, моей привычкѣ проходить чрезъ эти пучины и водовороты; т. е. твое воображеніе представляетъ одни ужасы и не слушаетъ голоса разсудка. Посуди самъ, если бъ невозможно было перейти эти пороги, то неужели я привелъ бы сюда всѣхъ товарищей моихъ на вѣрную гибель? Одно это должно ободритъ тебя.

— Я вѣрю вамъ, милый дядя, но не могу побѣдить страха. Даже если вы перенесете меня на тотъ берегъ, то мой дядя здѣсь не перейдетъ и достанется въ плѣнъ китайцамъ.

— Объ этомъ не безпокойся. Теперь китайцы не могутъ одолѣть его, а потомъ я научу его прыгать съ шестомъ и онъ перейдетъ, если не совсѣмъ сухой, то невредимый. Однако жъ, намъ пора въ путь. Прошу тебя зажмурь опять глаза.

— Нѣтъ дядя, мнѣ хочется смотрѣть, хочется видѣть опасность.

— Я прошу тебя, не открывать глазъ для меня. Въ случаѣ испуга ты можешь сдѣлать движеніе, и я сдѣлаю невѣрный прыжокъ.

— Такъ ужъ лучше завяжите мнѣ глаза платкомъ. Я за себя не ручаюсь.

— Вотъ это будетъ надежнѣе.

— Завязавши Володѣ глаза и взявши его по прежнему на руки, Лисицынъ разбѣжался, уперся жердью въ средину пролива и сдѣлалъ огромный скачекъ.

— Боже мой, что это такое? — вскричалъ Володя.

— Благодаря Бога, мы перепрыгнули широкое мѣсто между скалами.

— Вотъ почему вы завязали мнѣ глаза.

— Совсѣмъ нѣтъ; тебѣ съ завязанными глазами меньше страху, а мнѣ больше свободы. Теперь мы пройдемъ половину рѣки безъ большихъ хлопотъ, а тамъ опять отдохнемъ.

Дѣйствительно большіе камни находились одинъ отъ другаго въ близкомъ разстояніи и переходъ былъ не трудный; за то сажень за тридцать отъ берега встрѣтился проливъ такой ширины, что и искусный акробатъ не рѣшился бы на прыжокъ. Лисицынъ остановился и развязалъ глаза Володѣ.

— Неужели мы прошли такъ много? противоположный берегъ рукой подать. Онъ съ радостью замахалъ платкомъ своему дядѣ, который отвѣчалъ ему фуражкой, наброшенной на дуло ружья. Кричать было бы совершенно безполезно, потому что и пушечный выстрѣлъ едва ли могъ покрыть оглушительный гулъ бунтующей водяной стихіи.

— Да, мой милый, остается пройти до берега только нѣсколько сажень, но теперь встрѣтилось неожиданное препятствіе: бывшіе прежде въ проливѣ камни унесло водою и переходъ сдѣлался невозможенъ.

— Неужели придется вернуться назадъ?

— Надобно прежде осмотрѣться и хорошенько подумать; потомъ уже на что нибудь рѣшиться.

Случилось странное обстоятельство: Володя, не сознавая отчаяннаго положенія и видя по близости берегъ рѣки, сталъ чувствовать менѣе страха. Лисицынъ, напротивъ того, въ сильномъ безпокойствѣ высматривалъ проливъ и съ горестію не видѣлъ средства преодолѣть препятствіе. Идти впередъ оказывалось невозможнымъ, возвратиться къ товарищамъ значило повергнуть ихъ въ отчаяніе и не видѣть исхода къ спасенію отъ плѣна. Володя, восхищенный надеждою, съ любопытствомъ вглядывался, то въ разрушительные подвиги крутящихся волнъ, то въ таинственную глубь исполинскаго лѣса покрывавшаго берегъ, и къ счастію не замѣчалъ смущенія своего покровителя.

— Вы еще не отдохнули, дядя? — спросилъ онъ ласково.

— Отдохнулъ, душа моя, и сейчасъ устрою переправу. Ты долженъ нѣсколько минутъ оставаться на этой скалѣ, а я переплыву на противоположный камень, доберусь до берега и устрою сообщеніе.

— Ради Бога, остановитесь! — вскричалъ испуганный мальчикъ; — васъ въ одно мгновеніе унесетъ въ водоворотъ.

— Другаго средства нѣтъ; впрочемъ не опасайся за меня, я все вѣрно обдумалъ: видишь ли куда устремляется токъ воды, лѣвѣе насъ сажени на двѣ или на три.

— Вижу, онъ несется прямо на противоположную скалу.

— Теперь ты поймешь, что мнѣ стоитъ только попасть въ эту стремнину, и она въ мгновеніе донесетъ меня до камня.

— Развѣ вы не видите его острые выступы, объ которые разобьетесь.

— Я именно и разсчитываю на эти выступы; они дадутъ мнѣ возможность ухватиться, удержаться въ водоворотѣ и взобраться на камень.

Говоря это, Лисицынъ перебросилъ топоръ чрезъ проливъ, снялъ съ себя всю остальную одежду, перекрестился и смѣлымъ прыжкомъ очутился въ стремнинѣ. Володя, исполненный невыразимаго страха за своего благодѣтеля, испустилъ отчаянный крикъ, который, будучи заглушенъ ревомъ воды, не достигъ до ушей смѣлаго пловца, скрывшагося въ облакѣ пѣны. Не прошло секунды, какъ Лисицынъ ухватился мощною рукою за угловатые выступы скалы. Разъяренныя волны нѣсколько разъ сбивали его съ мѣста, руки скользили по мокрому камню; но, не смотря ни на что, хладнокровное мужество и необычайная сила нашего героя восторжествовали надъ разъяренной стихіей. Послѣ продолжительной, нечеловѣческой борьбы онъ взобрался на камень, гдѣ изнеможенный и задыхающійся упалъ на колѣна съ теплой молитвой къ Богу, помогшему ему совершить этотъ чудесный подвигъ. Онъ сознавалъ въ душѣ, что во всю жизнь свою не былъ такъ близко отъ смерти. Съ этой скалы легко было пройти остатокъ рѣки. Отдохнувши, Лисицынъ благополучно перебрался на берегъ, гдѣ срубилъ нѣсколько длинныхъ, не очень толстыхъ жердей и перенесъ ихъ къ проливу. Много нужно было смѣтливости, искусства и силы, и даже потребовалась помощь Володи, у котораго оставалась жердь съ петлею, чтобъ положить первую слегу на проливъ, а потомъ и остальныя, въ близкомъ разстояніи одна отъ другой; но онъ съ успѣхомъ это исполнилъ. Перевязавши концы слегъ крѣпко ивнякомъ, онъ свободно перешелъ по утлому мосту къ Володѣ и связалъ ивнякомъ другіе концы слегъ. Мостъ этотъ висѣлъ надъ бездной и, не имѣя упоровъ, качался подъ ногами пѣшехода, однако же, могъ выдержать тяжесть двухъ человѣкъ. Вся трудность перехода заключалась въ присутствіи духа.

— Слава Богу! вотъ и мостъ готовъ. Теперь въ путь!

— Милый дядя, я не перейду черезъ этотъ мостъ.

— Такъ я перенесу тебя, душа моя.

Лисицынъ опять завязалъ мальчику глаза и черезъ нѣсколько минутъ опустилъ его на мягкій мохъ лѣсистаго берега. Володя въ избыткѣ радости бросился цѣловать своего покровителя. — Посовѣтовавши ему быть осторожнымъ Лисицынъ возвратился къ товарищамъ защищавшимъ дорогу. Одѣвшись и вооружась по прежнему, онъ предложилъ переправить сперва Гедеона; а Константинъ долженъ былъ защищать засѣку. Когда они дошли до перваго широкаго пролива, Лисицынъ замѣтилъ, что китайцы спускаютъ съ горы на веревкахъ вооруженнаго воина, въ нѣсколькихъ саженяхъ позади Константина, который по свойству горнаго уступа не могъ видѣть этой продѣлки. Мѣткимъ выстрѣломъ онъ ранилъ смѣльчака, который съ крикомъ скатился съ высоты. Казакъ услышалъ паденіе и, догадавшись, откуда могли атаковать его съ тыла сдѣлался осторожнѣе. Подавши помощь товарищу, Лисицынъ указалъ Гедеону, какъ нужно прыгать съ помощью кола, и послѣ нѣсколькихъ практическихъ уроковъ Гедеонъ счастливо сдѣлалъ переправу, поддерживаемый и ободряемый смѣлымъ товарищемъ. Однако же чрезъ воздушный мостъ надъ клокочущей пучиной онъ не могъ идти. Лисицынъ перевелъ его съ завязанными глазами и соединилъ съ Володей.

Теперь оставалось переправить Константина. Исполненіе этого дѣла оказалось очень труднымъ. Китайцы могли стрѣлять по отступающимъ, какъ только нѣкому будетъ оборонять засѣки и преслѣдовать ихъ по пятамъ. Долго думать было нѣкогда; однако жъ чтобы хотя на время избѣгнуть непріятельскихъ пуль, Лисицынъ воспользовался вѣтромъ. Вмѣстѣ съ Константиномъ онъ нарубилъ огромное количество смолистаго хворосту, навалилъ на засѣку и зажегъ. Когда пламя сдѣлалось надежнымъ, они начали отступленіе подъ прикрытіемъ дыма, далеко застилавшаго окраину берега и тропинку, по которой китайцы могли произвести погоню. Сначала все шло благополучно, когда же они достигли до перваго широкаго пролива, самонадѣянный Константинъ не захотѣлъ поучиться пріемамъ, какіе употреблялъ Лисицынъ, перепрыгивая пучину съ помощію шеста и, объявивши, что самъ знаетъ, прыгнулъ неудачно, упалъ въ воду, къ счастію со стороны теченія, такъ что Лисицынъ успѣлъ подать ему конецъ своей жерди съ петлею, за которую несчастный судорожно ухватился и тѣмъ спасся отъ неизбѣжной смерти. Отдохнувши отъ утомительной борьбы съ бѣшеными волнами и страха имъ испытаннаго, Константинъ не рѣшался повторить скачекъ, хотя Лисицынъ дѣлалъ его нѣсколько разъ взадъ и впередъ, для ободренія и наученія товарища. При послѣднемъ обратномъ скачкѣ онъ замѣтилъ двухъ китайцевъ, начавшихъ переходить за ними по порогамъ. Одинъ изъ нихъ скоро поскользнулся и стремглавъ полетѣлъ по теченію, разбитый, истертый волнами о камни; другой вернулся назадъ и послалъ въ нихъ пулю, пролетѣвшую близко отъ Константина. Казакъ потерялъ Гедеоново ружье во время своего страшнаго купанья и не могъ отвѣчать на выстрѣлъ; за то Лисицынъ повергъ дерзкаго на землю и этимъ заставилъ отбѣжать подальше еще двухъ воиновъ, спустившихся съ горы. Наконецъ, Константину удалось перепрыгнуть черезъ проливъ. Когда они достигли половины широты рѣки, китайцы выстроившіеся на тропинкѣ въ шеренгу дали залпъ; пули запрыгали по камнямъ около нашихъ удальцовъ, но оба остались невредимы. По мѣрѣ ихъ удаленія китайцы дѣлались смѣлѣе и нѣсколько изъ нихъ снова рѣшились перейти пороги.

— Подстрѣлите этихъ воронъ, Сергѣй Петровичъ, — упрашивалъ храбрый казакъ, возвратившій свою прежнюю веселость.

— Не для чего убивать понапрасну людей; они не могутъ перепрыгнуть черезъ проливъ, даже если бы догадались запастись шестами, потому что для этого нужна особенная сноровка; ты узналъ это на опытѣ. А мы чѣмъ скорѣе соединимся съ товарищами, тѣмъ будетъ лучше, потому что на томъ берегу будемъ въ совершенной безопасности.

Когда они дошли до утлаго моста надъ ревущимъ водоворотомъ, у Константина захватило духъ; однако же онъ, перекрестясь, перебѣжалъ его. Лисицынъ, перейдя въ слѣдъ за нимъ, сбросилъ мостъ въ пучину и онъ въ одно мгновеніе исчезъ изъ глазъ. Почти у самаго берега Константинъ поскользнулся и снова выкупался, но съ помощію спасительной жерди Лисицына не былъ увлеченъ потокомъ. Всѣ бросились въ объятія другъ друга, поздравляя съ счастливымъ соединеніемъ и окончаніемъ опасной переправы.

— Теперь мы отдѣлались отъ преслѣдованія, — сказалъ Володя.

— Мудренъ тотъ будетъ, кто безъ моста перескочитъ широкій проливъ, — подтвердилъ Константинъ; — видалъ я много видовъ, а такой страсти отродясь не испытывалъ.

— Опытъ дѣло хорошее, — сказалъ Лисицынъ; — чѣмъ чаще случается человѣку быть въ трудныхъ обстоятельствахъ, тѣмъ болѣе онъ дѣлается мужественъ и смѣтливъ; а оба эти качества необходимы въ жизни.

— Теперь бы хорошо развести огня, да обсушиться, сказалъ казакъ; бусурмановъ ужъ нечего бояться; пусть полюбуются съ того берега.

— Нѣтъ, братецъ, объ огнѣ нужно позабыть. Китайцы вѣроятно имѣютъ лодки и переплывутъ рѣку ниже пороговъ, чтобъ захватить насъ. Намъ надобно убираться отсюда, по добру, по здорову.

Всѣ нашли основательнымъ это замѣчаніе и безпрекословно послѣдовали за Лисицынымъ, который повелъ ихъ сначала въ глубь лѣса, а потомъ повернулъ на сѣверъ, не отдаляясь много отъ рѣки. Берегомъ ея онъ не рѣшался идти, чтобъ китайцы не увидали ихъ пути. Путешественники двигались поспѣшно, чтобъ скорѣе уйти отъ преслѣдованія. Вечеромъ Лисицынъ остановился у скалистаго берега рѣки, по близости большаго болотнаго острова, тянувшагося грядою. Взглянувши на уступъ скалы, онъ весело закричалъ своимъ товарищамъ.

— Слава Богу! здѣсь у насъ будутъ отличный ночлегъ и ужинъ.

— Будетъ очень плохой, дядя, въ нашихъ котомкахъ ничего не осталось, кромѣ нѣсколькихъ горстей орѣховъ.

— Признаться по правдѣ, мнѣ совсѣмъ животъ подвело отъ голода, — добавилъ Константинъ. — Да и ночлегъ на открытомъ берегу не такъ-то удобенъ.

Гедеонъ ничего не сказалъ; отъ сильной усталости ему не хотѣлось ѣсть.

— Что касается ночлега, я увѣренъ, вы останетесь довольны; а ужинъ Богъ дастъ. Пойдемте на гору!

Когда путешественники взошли на уступъ скалы, Лисицынъ развелъ рукою частые кусты молодаго ельника и остановился передъ низкой дубовой дверью, довольно грубой, но прочной работы.

— Что это такое? — спросилъ удивленный Гедеонъ.

— Ночлегъ, о которомъ я вамъ говорилъ. Стоитъ отворить дверь и мы найдемъ удобное помѣщеніе.

— Она не отворяется, должно быть заперта изнутри, — сказалъ Константинъ.

— Тамъ кто-нибудь живетъ, дядя; уйдемте скорѣе, просилъ Володя.

— Если здѣсь есть обитатель, ему же хуже; онъ долженъ будетъ подѣлиться съ нами своей провизіей; но я увѣренъ, что пещера необитаема, а дверь задвинута задвижкой, посредствомъ особаго деревяннаго ключа, снаружи, какъ это дѣлается у крестьянскихъ амбаровъ.

— Врядъ ли такъ, — возразилъ Константинъ, — я нигдѣ не вижу отверзтія.

— Дверь эту и задвижку устроивалъ я; отверзтіе для ключа сдѣлано секретное. Погодите минуту, я отопру дверь.

Лисицынъ срубилъ крючковатый сукъ, образовавшій печатную букву Г, и вывинтивъ изъ двери круглую деревянную ручку, служившую вмѣсто скобы, вложилъ въ отверстіе сукъ и отперъ дверь. Глазамъ товарищей представился небольшой гротъ, стѣны и потолокъ котораго состояли изъ плитъ известняка. Въ одномъ углу находилась кухонная печь, въ другомъ ларь, сбитый изъ толстыхъ досокъ; на полу валялись въ безпорядкѣ лоханка, деревянное ведро, небольшая дубовая кадка, липовая кадочка, два глиняныхъ кувшина, изъ нихъ одинъ разбитый. На полкѣ стояло нѣсколько деревянныхъ чашекъ, ложекъ и глиняныхъ горшковъ; въ открытой печи лежалъ на боку небольшой чугунъ, а на очелкѣ валялась чугунная сковорода. У стѣны былъ прислоненъ деревянный столъ съ ящикомъ.

— Я сказалъ дядя, что здѣсь кто-нибудь живетъ, такъ и вышло. Уйдемте пожалуйста, пока насъ не застали.

— Здѣсь жили когда-то, это правда, мой милый; но теперь никто не живетъ. Всмотрись хорошенько: въ печи нѣтъ ни угольевъ, ни золы; на столѣ и на всей посудѣ толстый слой пыли; въ углу гдѣ была куча моха, служившая постелью, теперь ворохъ гнилаго сору. Этотъ гротъ давно необитаемъ. Пріучайся, другъ мой, съ юношескихъ лѣтъ подвергать каждый предметъ и всякое серьезное обстоятельство строгому изслѣдованію, тогда сужденія твои не будутъ ошибочны.

— Какимъ образомъ вамъ извѣстна эта пещера? — спросилъ Гедеонъ.

— Я съ удовольствіемъ объясню это, но чтобъ даромъ не пропадало время, прошу всѣхъ помочь мнѣ въ чисткѣ и мытьѣ посуды, которая намъ необходима. Назадъ тому нѣсколько лѣтъ я помѣстилъ здѣсь бѣглаго каторжника, съ которымъ опасался жить вмѣстѣ. Пока онъ лежалъ здѣсь больной съ сломанными членами, я сложилъ эту печь, устроилъ прочную дубовую, дверь, снабдилъ гротъ столовой и кухонной посудой; потомъ, когда онъ выздоровѣлъ, я училъ его стряпать, печь хлѣбы, удить рыбу; наконецъ далъ ему охотничье ружье для добыванія дичи, которая на болотномъ острову водится въ несмѣтномъ количествѣ. Изъ ружья онъ чуть было меня не убилъ, кухоннымъ ножемъ едва не зарѣзалъ, печь хлѣбы не хотѣлъ выучиться; почему я вынужденъ былъ отнять у него ружье и ножи и доставлять готовую провизію, а вмѣсто хлѣба онъ пекъ лѣпешки изъ тѣста, на сковородѣ. Наконецъ, собравшись съ силами, онъ рѣшился переплыть въ этомъ мѣстѣ широкую и глубокую рѣку, какъ вы сами видите, быструю въ своемъ теченіи, по случаю близости первыхъ пороговъ; но не совладѣлъ съ волнами и утонулъ. Передъ своимъ уходомъ отсюда онъ вѣроятно заперъ дверь и съ тѣхъ поръ ни одна человѣческая нога не вступала въ гротъ.

— Какой онъ былъ неблагодарный и злой человѣкъ, милый дядя, я убилъ бы его какъ гадину.

— Да, онъ больше былъ похожъ на звѣря, чѣмъ на человѣка, но все же онъ былъ мой ближній, съ изломанными членами, въ несчастій, и я счелъ обязанностію заботиться о немъ. Когда всѣ мѣры къ его укрощенію были истощены, я рѣшился взять его на пріютъ и сдѣлаться его работникомъ, но Богу это не было угодно: я нашелъ на берегу его окоченѣлый трупъ, который и предалъ погребенію, водрузивъ надъ могилою крестъ. Черезъ годъ я посѣтилъ случайно его могилу, но крестъ былъ сломанъ бурей, и я не посмѣлъ водрузить другаго.

Въ это время Володя выдвинулъ столовый ящикъ и съ восторгомъ закричалъ:

— Милый дядя, сколько здѣсь готовыхъ удочекъ съ лѣсами? стоитъ только вырѣзать палки и сейчасъ же можно удить рыбу.

— Это легко сдѣлать; значитъ у насъ будетъ къ ужину уха. Взгляни, не найдешь ли чего въ ларѣ.

— Здѣсь стоятъ нѣсколько огромныхъ глиняныхъ кувшиновъ съ деревянными затычками.

— Осмотри, что въ нихъ находится.

— Въ одномъ пшеничная мука; истрачено не больше половины; въ другомъ ржаная мука, онъ совершенно полонъ; въ третьемъ до половины гречневыхъ крупъ; въ четвертомъ соль.

— Противъ ожиданія мы нынче отлично поужинаемъ: сваримъ уху, напечемъ лѣпешекъ и зажаримъ дичи, которой я сей часъ настрѣляю.

Около девяти часовъ вечера, путешественники собрались въ гротѣ предъ растворенной дверью, и съ аппетитомъ поглощали вкусныя кушанья. На замѣчаніе Константина, что здѣсь можно бы отдохнуть нѣсколько дней, Лисицынъ отвѣчалъ:

— Гораздо лучше отдыхать въ кремлѣ, гдѣ мы будемъ въ совершенной безопасности отъ преслѣдованій враговъ. Здѣсь же я могу вамъ поручиться за спокойствіе только на эту ночь.

— А ежели островъ нашъ занятъ непріятелемъ? — спросилъ Гедеонъ.

— Намъ останется одно надежное убѣжище, кедровая долина.

— Ежели дорога туда загорожена китайцами? тогда куда мы дѣнемся, спросилъ Володя.

— Тогда поищемъ другаго удобнаго мѣста для зимовки.

— Дай-то Господи, чтобъ кремль не былъ занятъ непріятелемъ, — сказалъ Константинъ, укладываясь спать.

Утромъ устроили плотъ, на которомъ благополучно переплыли рѣку. Плотъ разломали, пустивъ его части по теченію, и пошли берегомъ озера, скрываясь отъ любопытныхъ глазъ въ чащѣ лѣса. Во время привала огня не разводили. Вечеромъ ихъ восхищеннымъ глазамъ представился пріютъ съ своей сторожевой скалою, увѣнчанной живописнымъ кремлемъ. Всѣ съ благоговѣніемъ перекрестились и просили у Бога помощи безпрепятственно войти въ это надежное убѣжище.

— На озерѣ не видно ни одной лодки, дядя, на острову также ни одного человѣка. Значитъ пріютъ никѣмъ не занятъ.

— А вотъ посмотримъ, что скажетъ зрительная труба, отвѣчалъ Лисицынъ.

Охотники взошли на высокій холмъ, на самомъ берегѣ озера, съ любопытствомъ всматриваясь въ поверхность воды и разсѣянные по ней острова.

— Дѣйствительно, на озерѣ нѣтъ ничего подтверждающаго присутствіе китайцевъ, и нашъ пріютъ кажется необитаемъ.

— Теперь нужно придумать средство, какъ намъ переправиться черезъ озеро и взойти на островъ, — сказалъ Гедеонъ.

— Средство одно: обойдемъ глубокое озеро до самыхъ тростниковъ, близъ которыхъ идетъ путь въ долину розъ; тамъ найдемъ затопленные лодки и плоты, на которыхъ перевозили скотъ и имущество въ прошлую войну. Что испортилось мы починимъ. На баркѣ или въ лодкѣ мы подплывемъ къ узловатой веревкѣ, по которой я спускался изъ башни; я войду по ней на нашъ островъ и впущу васъ въ бухту.

— Дай Богъ, чтобы все такъ случилось, — сказалъ Гедеонъ.

— Только бы пріютъ не былъ занятъ бусурманами, а взойти взойдемъ, — самодовольно сказалъ Константинъ.

Поговоривъ съ полчаса, путники хотѣли сходить съ холма, какъ вдругъ, на входной башнѣ въ проливѣ бухты взвился клубъ чернаго дыма и вслѣдъ за нимъ раздался выстрѣлъ, громкими перекатами пробудившій безмолвіе пустыни.

— Дѣло вышло дрянь, — сказалъ Константинъ. — Крѣпость занята.

— Досадно, — проговорилъ Лисицынъ, — поспѣшимъ же сойти съ этого открытаго холма, пока насъ еще не замѣтили; а потомъ обсудимъ, что дѣлать. Теперь мы здѣсь не въ безопасности.

— Нужно скрыться въ кедровую долину, — сказалъ Гедеонъ, слѣдуя за товарищами, углубившимися въ лѣсъ.

— Это и мое мнѣніе; намъ ничего другаго не остается теперь дѣлать; а тамъ сами обстоятельства опредѣлятъ наши поступки.

Пройдя нѣкоторое пространство, Лисицынъ полюбопытствовалъ еще взглянуть на пріютъ. Наведя изъ за дерева трубу, онъ увидѣлъ знакомый флагъ, развѣвавшійся на сторожевой башнѣ, прежде онъ не былъ поднятъ. Изъ этого онъ заключилъ, что гарнизонъ острова дѣлаетъ сигналъ китайскимъ отрядамъ, находящимся гдѣ нибудь вблизи. Сообщивъ о своемъ наблюденіи товарищамъ, Лисицынъ пригласилъ ихъ продолжать путь. Къ ночи они дошли до того мѣста, гдѣ обыкновенно причаливали лодки съ пріюта. Здѣсь бѣглецы, скрываемые темнотою, подошли къ берегу озера. Противъ нихъ чернѣлъ утесистый пріютъ, а въ лѣво сливался съ горизонтомъ орѣховый островъ. Усѣвшись подъ деревомъ, они начали утолять голодъ и высказывать свои предположенія о томъ, какъ могли овладѣть островомъ китайцы.

— Всего проще, — сказалъ Константинъ, — ихъ привелъ сюда Ян-си и впустилъ въ крѣпость; вѣдь одного поля ягода.

— Ян-си никогда этого не сдѣлаетъ, — съ жаромъ вступился Володя, — онъ добрый и честный человѣкъ.

— Ты забываешь, что онъ китаецъ, — возразилъ Гедеонъ: — по его понятіямъ такой поступокъ не есть измѣна.

— Не можетъ быть, чтобъ Ян-си отдалъ нашъ островъ китайцамъ; я этому никогда не повѣрю! онъ былъ такъ преданъ всѣмъ намъ.

— Что вы спорите съ нами, — сказалъ Константинъ: — китаецъ всегда будетъ китайцемъ, хоть вы его въ молокѣ выкупайте.

— Никто меня не увѣритъ, чтобъ онъ былъ способенъ на черное дѣло.

— Я поддержу тебя Володя, — вступился Лисицынъ: — Ян-си не могъ впустить китайцевъ въ пріютъ, по той причинѣ, что его при встрѣчѣ съ земляками ожидаетъ пытка и смерть. Не смотря на это я вѣрю и его искренней привязанности къ намъ.

Споръ этотъ былъ прерванъ неожиданнымъ зрѣлищемъ: на орѣховомъ острову показались огни. Въ трубу видны были палатки начальниковъ и силуэты воиновъ, толпившихся у пылавшихъ костровъ.

— Должно быть пришла смѣна гарнизону, — сказалъ утвердительно Константинъ.

— А можетъ быть подкрѣпленіе, — возразилъ Гедеонъ.

— Отъ чего жъ они не приплыли прямо на пріютъ? — спросилъ Володя.

— Отъ того и не приплыли туда, что смѣна, — началъ Константинъ: — командиры гарнизоновъ одѣнутъ людей въ парадную форму и завтра съ барабаннымъ боемъ и съ музыкой, новые войдутъ на пріютъ, а старые сядутъ въ ихъ лодки, да и поплывутъ во свояси. Въ крѣпостяхъ всегда такъ дѣлается смѣна.

— Такъ дѣлалось у васъ на линіи, въ русскихъ укрѣпленіяхъ; а у китайцевъ вѣроятно другой обычай. Завтра увидимъ.

Лисицынъ не вступалъ въ разговоръ, будучи занятъ своими наблюденіями. Онъ объявилъ, что всю ночь не будетъ спать. Товарищи его, довольные такимъ самопожертвованіемъ, предались покою.

Ночь прошла безъ всякихъ приключеній. Оставивъ спящихъ спутниковъ, Лисицынъ влѣзъ на дерево и сталъ дѣлать наблюденія въ подзорную трубку. На пріютѣ все было тихо, только на сторожевой башнѣ виднѣлся человѣкъ, стоящій у телескопа, повернутаго въ ту сторону, гдѣ находились наши бѣглецы. Человѣкъ этотъ вскорѣ скрылся. На орѣховомъ острову началось движеніе, но въ туманѣ ничего нельзя было разсмотрѣть. Какъ только взошло солнце, на пріютѣ послышался звукъ барабана, похожій на русскую зорю; впрочемъ, наблюдателю могло такъ показаться, потому что прихотливый вѣтеръ безпрестанно перемѣнялъ свое направленіе и не позволялъ хорошо разслышать звуки, которые по дальности разстоянія слабо раздавались въ лѣсу.

— Дядя, — сказалъ подошедшій Володя, — я слышу на пріютѣ бьютъ въ барабаны.

— Къ сожалѣнію я не могу разобрать, что именно бьютъ.

— У китайцевъ прежде не было барабановъ; я нарочно разспрашивалъ Ян-си.

— Теперь у нихъ принимаютъ на службу иностранныхъ офицеровъ, такъ они могли научить ихъ порядку гарнизонной службы.

Не успѣлъ Лисицынъ стать на землю, при спускѣ съ дерева, какъ изъ обоихъ жерлъ нижняго этажа передовой башни показались два клуба чернаго дыма, послѣдовали два выстрѣла почти слившіеся въ одинъ, и два ядра запрыгали по орѣховому острову, произведя смятеніе въ китайскомъ отрядѣ. Черезъ минуту задымились обѣ бойницы верхняго этажа, а въ слѣдъ за тѣмъ взвились двѣ бомбы съ платформы входной башни и всѣ эти снаряды, падая на островъ наносили вредъ китайцамъ.

— Что за чертовщина! — вскричалъ прибѣжавшій Гедеонъ; китайцы стрѣляютъ въ своихъ. Я тутъ ничего не понимаю!

— Должно быть обознались съ просонка, — сказалъ подошедшій Константинъ.

— Вотъ опять начали съ нижней батареи, — весело сказалъ Володя.

— Одно ядро сбило палатку начальника, — проговорилъ со смѣхомъ Лисицынъ, наблюдавшій въ трубу.

— Да никакъ, это сраженіе? — вскричалъ въ недоумѣніи Константинъ.

— Верхняя батарея стрѣляетъ… — закричалъ восхищенный Володя.

— Кто же бы могъ быть на острову? — спросилъ Гедеонъ.

— Не видать ни одной души, отвѣчалъ Лисицынъ; канониры мастерски прячутся отъ непріятельскихъ выстрѣловъ.

— Вотъ опять грохнули мортиры…, — замѣтилъ мальчикъ, чрезвычайно довольный видѣннымъ имъ зрѣлищемъ.

— Китайцы садятся на лодки и начинаютъ отступленіе, — объявилъ Лисицынъ.

— Это что такое? на башнѣ барабанный бой;— сказалъ Гедеонъ.

— Ударили отбой, чтобъ перестать стрѣлять. Голову отдаю въ закладъ, что въ крѣпости находятся русскіе. Жаль, что они не могутъ видѣть насъ и выслать за нами лодку.

— Вотъ и перестали стрѣлять, — сказалъ недовольный Володя.

— Стрѣлять не во что; китайцы скрываются изъ вида, — сказалъ Лисицынъ, передавая трубку Гедеону; — дорого бы я далъ, чтобъ узнать, кто защищаетъ пріютъ.

— Сейчасъ узнаемъ, — отвѣчалъ Гедеонъ; — изъ воротъ выплыла лодка съ однимъ гребцомъ; она направляется прямо сюда.

Всѣ съ нетерпѣніемъ стали ожидать пловца. Когда осталось не болѣе версты разстоянія, Лисицынъ, глядѣвшій въ подзорную трубку, съ радостію закричалъ:

— Ян-си! Къ намъ плыветъ Ян-си! Быть можетъ мы увидимъ на пріютѣ нашихъ возвратившихся товарищей.

— Ян-си, Ян-си! — кричалъ Володя, страдая нетерпѣніемъ.

Наконецъ, Ян-си вскочилъ на берегъ и бросился цѣловать руки Лисицына, который заключилъ его въ объятія.

— Скорѣй на лодка, господинъ, на озерѣ китайцы, на берегу китайцы; въ крѣпости безопасно! скорѣй на лодка!

— Какъ ты опять попалъ сюда? кто съ тобою на пріютѣ?

— Господинъ, скорѣй бѣжать! всякій минута дорого; скорѣй на лодка! въ крѣпости все разскажу; торопиться скорѣй!

— Дѣлать нечего, нужно повиноваться; садитесь друзья; а другое весло дайте мнѣ, я буду помогать Ян-си.

— Позвольте мнѣ погрести, — сказалъ Константинъ; — руку отлежалъ, нужно расправить.

— Нѣтъ, нѣтъ Константина, весло возьметъ господинъ; глазъ вѣренъ, за двухъ гребетъ. Стрѣлять перестали, китайцы воротятся; отрѣжутъ отъ крѣпости — мы всѣ пропали.

Лисицынъ налегъ на весло и легкая лодка понеслась стрѣлой по волнамъ глубокаго озера.

— Поглядь на труба, Гедеона Михаличъ, что по лѣвой сторонѣ и что сзади насъ.

— Съ лѣвой стороны ничего не видно, а сзади вижу лодку съ китайцами плывущую возлѣ самаго берега; она теперь подплываетъ къ нашему причалу.

— Мой во время пріѣхалъ забирать васъ; мой очень боялся эта лодка; я видѣла вечеромъ, вы стоялъ на берегу, по Володѣ разузналъ; думалъ сигналу подать изъ пушка — вашъ ухомъ не повелъ; флагъ распустилъ — вашъ ничего не видалъ. Утромъ лодка съ китайцы поплылъ на васъ; мой испугался, думаитъ заберутъ васъ. Товарищъ съ ума сходилъ и мой бѣсилъ; вдругъ мы взяль по барабанъ и зоря билъ. Вашъ вышелъ на берегу — не догадался, что врагъ крадить какъ кошка. Дѣло плохо, говорю товарищъ: прогоняемъ непріятель съ орѣховой островъ; говоритъ прогоняемъ. Вотъ мы бухъ! бухъ! спасибо, побѣжали, дали Ян-си плыть къ господинъ. Взгляни, Гедеона Михаличъ, что дѣлаитъ задней лодка? не пошолъ ли на насъ?

— Она повернула къ намъ; люди гребутъ изо всѣхъ силъ.

— Пусть гребутъ, моя не догнать, башня близко.

Дѣйствительно, прежде чѣмъ китайцы успѣли подплыть на ружейный выстрѣлъ, бѣглецы вступили подъ сводъ передовой башни и тяжелая рѣшетка опустилась за ними. Высадившись у бухтовой башеньки, всѣ обнимали другаго, единственнаго товарища Ян-си, отставнаго артиллерійскаго бомбардира Герасима.

— Разскажите намъ, какъ вы очутились здѣсь? — спросилъ Лисицынъ обоихъ храбрыхъ защитниковъ пріюта.

— Я господинъ осталась одна на пріютъ послѣ твой ухода съ товарища; сначала былъ страшно, потомъ сталъ скучно, мой крѣпко захотѣла бѣжать за господинъ на Нерчинскъ; домой нельзя — убьютъ Ян-си. Мой сошла по веревка на лодка и побѣжалъ къ Амуръ. На дорога попалъ въ плѣнъ къ гилякамъ, тамъ работала зима и весна. Слухъ прошла, много русска переловили на рѣка Зея; думать начала — похода не удалась; но моя крѣпка вѣрила, господинъ не пойдетъ въ плѣнъ, она отбился и пошла опять на пріюта къ Ян-си, а тамъ нѣтъ Ян-си; служить будетъ нѣкому. Я стала нарочно больна, меня гиляки оставилъ съ бабы; моя въ ту же ночь выздоровѣла и бѣжала, бѣжала долго и пришолъ сюда. Всплакнулась, господина нѣтъ; что жъ, дѣлать нечего, авось придетъ коли жива. Всякій день моя караулилъ на башня, смотрѣлъ господинъ. Разъ, вижу человѣкъ сидитъ на берегъ озеро, хворостъ жжетъ. Взяла лодка, заряженная ружье и поплылъ посмотрѣть, кто тамъ. Гляжу, на голова солдатска шапка; моя обрадовалъ и кричалъ по русска; солдатъ отвѣчалъ по русска. Вотъ мы сталъ жить здѣсь. Жилъ, жилъ какъ братъ, никогда не ссорилась. Вдругъ глядимъ дымъ на востокъ. Моя струсилъ, свои пришли, убьютъ Ян-си. Герасима сказала, не бойсь, твоя волосокъ не трогать, прогоню изъ пушка. Она сталъ моя учить заряжать и наводить пушка, а прежде училъ бить на барабанъ. Вчера въ огромной труба на высокой башня моя видѣль три большой человѣкъ и одинъ мальчикъ; по Володя узналъ господинъ. Богъ помогалъ привезти на пріюта.

— Я, ваше высокоблагородіе, былъ въ охотникахъ, — началъ Герасимъ, — съ офицеромъ, посланнымъ осматривать Амуръ. Лодка наша плыла по рѣкѣ благополучно, какъ вдругъ откуда ни взялась буря и посадила насъ на мель; когда вмѣстѣ съ другими я сошелъ въ воду, чтобы стащить лодку, меня сбило съ ногъ, залило водою и я потерялъ память. Очнувшись, я увидалъ себя на песчаномъ берегу. Ворочаться въ Россію берегомъ поопасался, а памятуя карту, которую часто держалъ предъ офицеромъ, я пошелъ на сѣверо-западъ, въ надеждѣ пробраться къ Якутамъ. Все мое оружіе составлялъ топоръ, да большой ножикъ. Питался птичьими яйцами, орѣхами да грибами и ужъ крѣпко отощалъ, когда Богъ привелъ въ эту сторону. Гляжу на горѣ крѣпость; думаю себѣ, китайская и хотѣлъ скорѣе отъ грѣха подальше, какъ вдругъ разсмотрѣлъ домъ выстроенный по нашему. Диво, думаю, да и только: какъ могъ попасть русскій домъ въ китайскую крѣпость. Развѣ какой ссыльный передался китайцамъ и тамъ домъ сложилъ по нашему обычаю. Было утро солнечное, какъ теперь помню и день случился воскресный; перекрестясь я пошелъ берегомъ, не зная что дѣлать. Влѣзъ я на высокое дерево, чтобъ лучше разсмотрѣть островъ и тутъ увидалъ храмъ Господень съ сіяющими главами. Нѣтъ, думаю, тутъ живутъ наши православные. Вотъ я сѣлъ на берегу озера и развелъ огонь, чтобъ меня примѣтили. Добрый Ян-си скоро приплылъ за мной и разсказалъ объ васъ и обо всѣхъ товарищахъ. Я служилъ бомбардиромъ, однако же, стоя на одной квартирѣ съ барабанщиками, научился у нихъ бить зорю и разные марши. Отъ скуки я сдѣлалъ здѣсь два барабана и сталъ учить товарища, чему самъ научился. Думаю, пригодится; ежели китайцы вздумаютъ брать островъ, мы будемъ бить зорю и марши, такъ непріятель и подумаетъ, что у насъ строго исполняются порядки службы, и что насъ здѣсь много.

Ян-си повелъ товарищей въ кремль угощать завтракомъ, а Герасимъ остался охранять бухту. Вы не можете представить, юные читатели, какъ радостно билось у всѣхъ сердце при взглядѣ на знакомыя мѣста, бывшія свидѣтелями ихъ полевыхъ трудовъ, воинскихъ подвиговъ и часовъ отдохновенія. Каждый кустъ, каждое дерево, каждая поляна напоминали о прошломъ. Сознаніе, что всѣ опасности тяжелаго похода окончились, что здѣсь ожидаетъ ихъ изобиліе и спокойствіе, придавало и мыслямъ и предметамъ радужный свѣтъ; въ особенности Володя не зналъ границъ своему восторгу.

Взошедши на сторожевую скалу, путешественники направились къ церкви, гдѣ съ слезами и благодарностью поверглись предъ образомъ Спасителя, который вывелъ ихъ невредимыми изъ безчисленныхъ опасностей.

Потомъ пошли къ величавому кремлю, плѣнявшему взоры своею красивой зубчатою стѣною, гордыми башнями и пріятною зеленью покрывавшею экспланаду впереди укрѣпленій. Изъ амбразуръ и съ барбетовъ грозно выставляли свои жерла артиллерійскія орудія; но мирная, улыбающаяся окрестность заставляла воображать, что кремль выстроенъ не для обороны, а для украшенія мѣстности.

Въ домѣ всѣ комнаты находились въ совершенномъ порядкѣ и опрятности, что дѣлало честь трудолюбивому Ян-си. Когда передъ голодными странниками былъ поставленъ окорокъ ветчины, задняя часть жареной говядины, превосходно испеченный хлѣбъ и душистый чай, то у нихъ отъ удовольствія заискрились глаза.

— Милый дядя, я никогда не ѣлъ съ такимъ аппетитомъ, какъ теперь, — сказалъ Володя.

— Это отъ того, душа моя, что человѣкъ имѣя все въ изобиліи притупляетъ свой вкусъ излишествомъ, послѣ же продолжительныхъ лишеній сознаетъ истинную цѣну вещей.

Послѣ завтрака Гедеонъ и Константинъ нашли необходимымъ предаться отдохновенію; Лисицынъ же съ Володей пожелали осмотрѣть ферму, скотъ и лошадей. Весело разговаривая, они прошли лѣсъ и лугъ и очутились предъ красивымъ строеніемъ фермы, содержимымъ въ чрезвычайномъ порядкѣ. Лисицына удивили поля своею необыкновенною растительностію; стало ясно, что удобреніе начало приносить пользу. Стадо и лошади, еще болѣе размножившіяся, весело паслись по полянамъ, подъ надзоромъ овчарокъ, которыхъ Володя насчиталъ болѣе десяти. Сначала собаки залились лаемъ, но узнавши Лисицына тотчасъ начали ласкаться; не малая доля ихъ любезности досталась и Володѣ. Когда Лисицынъ, осмотрѣвши съ своимъ молодымъ другомъ все хозяйство, возвращался на сторожевую башню, въ бухтѣ раздался выстрѣлъ. Это заставило ихъ поспѣшить туда.

— Непріятель, ваше высокоблагородіе! — отрапортовалъ Герасимъ.

— Прошу тебя разъ навсегда, другъ мой, называй меня просто Сергѣемъ Петровичемъ и считай товарищемъ. Я командиръ только во время сраженія. Гдѣ же ты видишь непріятеля.

— А вонъ, отъ скалистаго пролива пять лодокъ плывутъ сюда.

— У тебя отличное зреніе Герасимъ. Я надѣюсь, что послѣ давишней канонады китайцы не осмѣлются пристать къ орѣховому острову. Не видалъ ли ты, куда дѣвалась лодка, преслѣдовавшая меня и товарищей моихъ?

— Она поплыла сначала къ орѣховому острову, должно быть съ рапортомъ, но увидавши, что островъ пустъ, повернула носъ въ проливъ. Я ужъ полагалъ, что непріятель совсѣмъ бѣжалъ.

— Китайцы очень настойчивы, Герасимъ, я ужъ съ ними давно имѣю дѣло и убѣдился въ этомъ. Любопытно знать, что они будутъ дѣлать.

— Мнѣ кажется, непріятель остановился; только за островами лодокъ больше не видно.

— Китайцы высаживаются на пихтовой островъ, сказалъ Лисицынъ, смотрѣвшій въ подзорную трубу. Ихъ больше ста человѣкъ, но съ ними нѣтъ пушекъ.

— Не хотятъ ли они взять крѣпость руками? — сказалъ Герасимъ, громко засмѣявшись; —что жъ, пусть попробуютъ.

— Не даромъ же они здѣсь, и вѣрно замышляютъ что нибудь недоброе; намъ нужно держать ухо востро.

— Я и безъ васъ ихъ не боялся; а съ вами и подавно не боюсь; вѣдь насъ безъ пушекъ одолѣть нельзя.

— Китайцы были побѣждены мною и съ пушками; но не смотря на это и на силу нашихъ укрѣпленій, намъ не должно впадать въ безпечность. Они мастера на выдумки и разъ меня поддѣли съ своими проклятыми вышками, такъ что я чуть было не потерялъ острова.

— Обо мнѣ не безпокойтесь, Сергѣй Петровечъ; я не неучь какой-нибудь: знаю что на войнѣ спятъ однимъ глазомъ и гдѣ не чаешь бѣды, такъ тутъ-то она на тебя и свалится. Сюда плыветъ лодка.

— Дѣйствительно плыветъ и еще съ переговорнымъ флагомъ.

Въ это время подошли Гедеонъ, Константинъ и Ян-си, услыхавшіе пушечный выстрѣлъ. Всѣ единогласно поручили Лисицыну оборону острова, увѣренные въ его испытанномъ мужествѣ, опытности и благоразуміи. Лисицынъ, желая увѣрить непріятеля въ многочисленности гарнизона, приказалъ Ян-си идти съ барабаннымъ боемъ отъ кремля къ бухтѣ, а Герасиму бить маршъ съ южной стороны острова, идя ближе къ берегу, но такъ чтобъ не быть видимымъ съ озера. Константинъ занялъ нижнія бойницы башни, Гедеонъ среднія, а Володя верхнія. Всѣ приготовились къ стрѣльбѣ. Въ лодкѣ находилось двое воиновъ съ бѣлыми флагами. Лисицынъ закричалъ имъ съ платформъ, чтобъ причалили къ самой рѣшеткѣ воротъ и, сѣвши въ лодку, подплылъ къ китайцамъ съ другой стороны рѣшетки. Одинъ изъ посланныхъ началъ:

— Губернаторъ провинціи Хань-со-фу, Оань-ли, прислалъ меня объявить вамъ: ему извѣстно, что въ укрѣпленіяхъ вашихъ не болѣе трехъ человѣкъ, считая съ мальчикомъ; почему, снисходя къ вашей слабости, онъ не хочетъ проливать вашей крови, не хочетъ имѣть васъ военноплѣнными. Если вы немедленно отдадите ему островъ, онъ дозволяетъ вамъ удалиться, куда вы захотите. Если же станете упорствовать, то размечетъ всѣ ваши укрѣпленія подобно праху, а васъ предастъ мучительной смерти. Я сказалъ все!

Китаецъ изъяснялся по русски, хотя неправильно, но понятно. Товарищи же его только поддакивалъ ему киваньемъ головы. Лисицынъ отвѣчалъ:

— Господинъ вашъ Оань-ли, знаменитый губернаторъ цвѣтущей провинціи Хань-со-фу, дѣйствительно обладаетъ всезнаніемъ. Мѣсяцъ тому назадъ на острову находилось всего два защитника, но послѣ того сюда прибыло болѣе тысячи русскихъ воиновъ, такъ что теперь вы напрасно будете проливать кровь въ неравной борьбѣ съ нами. Мало того, зная превосходство нашихъ силъ надъ вашими, мы сами атакуемъ васъ, съ помощью нашей флотиліи, если вы рѣшитесь остаться въ озерахъ, и тогда никто не получитъ пощады. Съ каждымъ плѣннымъ будетъ поступлено по нашимъ военнымъ законамъ за нарушеніе мира, заключеннаго нами съ вашими полномочными начальниками. Я сказалъ все; плывите и разскажите отвѣтъ мой вашему главнокомандующему.

— Это одна военная хитрость, — сказалъ китаецъ, качая головою, — скажите, кто у васъ начальникъ?

— Всѣми войсками острова командуетъ Лисицынъ, состоящій губернаторомъ острова.

— Я желаю видѣть доказательства вашихъ словъ.

— Впустить васъ въ крѣпость я не могу, но развѣ вы не слышите бой барабановъ, подъ звуки которыхъ маршируютъ войска; это идутъ сюда наши батальоны, одинъ изъ кремля, другой съ южной стороны острова. Начальникъ хочетъ имѣть войска въ готовности для нападенія на васъ, если вы не поспѣшите удалиться. Наконецъ чтобъ убѣдить васъ, что и здѣсь подъ моей командой довольно людей, я прикажу имъ открыть огонь изъ всѣхъ орудій башни.

— Если я соглашусь на испытаніе, ваша ложъ объяснится.

— Когда такъ, приготовьтесь къ наблюденію. Слушай! пальба всѣми орудіями! изготовьтесь! пли!

Страшный громъ потрясъ башню; шесть снарядовъ запрыгали по зеркальнымъ водамъ спокойнаго озера.

— Теперь вы вѣрите? — спросилъ Лисицынъ парламентеровъ; — а вотъ и батальоны пошли поспѣшнѣе, полагая, что началось сраженіе.

— Теперь вѣрю; я сосчиталъ шесть снарядовъ, полагая при каждомъ орудіи по восьми человѣкъ, выйдетъ сорокъ восемь; да тамъ еще идутъ; насъ вѣроломно обманули въ числѣ.

— Напротивъ, вамъ сказали правду; придите сюда мѣсяцемъ раньше и вы застали бы только двухъ, могшихъ оборонять башню; а теперь опоздали. И такъ передайте вашему главнокомандующему, что ежели солнце застанетъ васъ завтрашній день на озерѣ, тогда ничто не спасетъ васъ отъ истребленія. Мы знаемъ, что у васъ нѣтъ пушекъ, а наши лодки будутъ вооружены ими.

Посланные молча удалились. Лисицынъ распорядился, чтобъ на острову и въ кремлѣ горѣли бивачные огни во всю ночь, въ различныхъ мѣстахъ. Этимъ онъ желалъ увѣрить подозрительныхъ китайцевъ въ многочисленности гарнизона. Утромъ на пихтовомъ острову не осталось ни одного китайца. На другой день увѣрились, что они уплыли во свояси по Алмазной рѣкѣ. Такимъ образомъ, обитатели пріюта остались полными владѣльцами страны.

Жизнь ихъ потекла мирно, въ полевыхъ трудахъ, охотѣ за дичью и неприхотливыхъ удовольствіяхъ. Константинъ съ Герасимомъ предпочитали упражняться въ рыбной ловлѣ; Володя, которому было запрещено отлучаться съ острова, усердно занимался науками, а Лисицынъ съ Гедеономъ по прежнему любили охоту. Лисицынъ охотно передавалъ мальчику свои ученыя познанія, соотвѣтственно его возрасту, и съ удовольствіемъ находилъ въ немъ понятливаго и старательнаго ученика. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ училъ Володю стрѣлять въ цѣль и фехтовать, плотничному и столярному мастерству и другимъ полезнымъ ремесламъ. Эти занятія очень нравились мальчику и укрѣпляли его силы.

Наступила весна 1855 года. Участь Володи, выроставшаго въ дикой пустынѣ, очень заботила обоихъ его благодѣтелей, подружившихся еще тѣснѣе. Они не рѣдко разсуждали о средствахъ возвратиться въ Россію, но оба находили невозможнымъ пробиться по Амуру, чрезъ китайскія засады и преграды.

Однажды, они отправились охотиться въ верхъ по Алмазной рѣкѣ, нагрузивши свою лодку лучшей провизіей. Володѣ было позволено имъ сопутствовать, такъ какъ онъ умѣлъ уже владѣть огнестрѣльнымъ оружіемъ. Мальчикъ не помнилъ себя отъ радости, отправляясь въ такую дальнюю экспедицію.

Переночевавши въ максимовомъ гротѣ, у котораго двери нашли выломанными, что доказывало, что китайцы преслѣдовали ихъ по пятамъ въ прошломъ году, охотники поплыли противъ теченія, любуясь красивыми берегами многоводной рѣки. Лисицыну эта поѣздка была дорога по воспоминаніямъ тѣхъ минувшихъ дней, когда онъ плылъ здѣсь на баркѣ съ любимымъ своимъ Василіемъ и несчастнымъ Петрушей.

Послѣ двухдневнаго плаванія они вступили въ боковую рѣку, впадавшую съ восточной стороны; берега ея, густо обросшіе лѣсомъ, мѣстами представляли восхитительныя луговыя равнины. Множество перелетной дичи встрѣчаюсь имъ на пути, а ревъ медвѣдей и вой волковъ ночью, доказывали обиліе въ этомъ краѣ пушныхъ звѣрей. Проплывъ нѣсколько дней, путешественники достигли озера, лежавшаго у подошвы невысокихъ горъ, изъ котораго вытекала проплытая ими рѣка; а въ озеро падало изъ горъ множество источниковъ.

Любопытство Володи было возбуждено живописными горами и онъ упросилъ Лисицына поохотиться тутъ нѣсколько дней. Лодку причалили въ удобномъ мѣстѣ, прикрѣпили цѣпью къ прибрежному дереву и, запасшись провизіей и зарядами, отправились въ горы, которыя не представляли затрудненія для восхожденія, будучи отлоги и не пересѣчены пропастями. Обиліе лисицъ и соболей заманивало охотниковъ въ глубь горъ. Опытный Лисицынъ, не довольствуясь руководствомъ компаса, дѣлалъ на деревьяхъ замѣтки, по которымъ легко было найти обратный путь. Идя все на востокъ, путники достигли перевала на другую сторону горъ, и осмотръ въ зрительную трубу доказалъ, что далѣе не находилось ни одной возвышенности, а по всему вѣроятію отъ спуска съ горъ должна была разстилаться обширная равнина, быть можетъ до самаго восточнаго океана. Желая укрыться отъ пронзительнаго сѣверо-западнаго вѣтра, охотники спустились съ восточнаго склона въ ближайшую долину, гдѣ и расположились ночевать на берегу узкой, но глубокой рѣчки.

Гедеонъ, проснувшись утромъ, увидалъ Лисицына сплачивающаго плотъ изъ не толстыхъ еловыхъ бревенъ, вырубленныхъ изъ деревъ, росшихъ по близости берега.

— Для чего вы дѣлаете этотъ плотъ? — спросилъ онъ Лисицына, — неужели намѣрены плыть по этой горной рѣчкѣ?

— Да, мнѣ хочется изслѣдовать ея теченіе, потому что изъ этого могутъ выйти очень важныя послѣдствія.

— Важныя для нашей жизни, хотите вы сказать, потому что горныя рѣчки часто оканчиваются водопадами.

— Я этого не думаю; теченіе рѣки слишкомъ спокойно. Видите ли, если бъ намъ удалось открыть, что эта рѣчка имѣетъ сообщеніе съ другою какою нибудь рѣкою въ равнинѣ, тогда мы нашли бы безопасный путь въ океанъ и могли бы, построивши здѣсь лодку, доплыть берегомъ до Охотска, что вы на это скажете?

— Скажу, что мысль хороша и стоитъ попытать счастья. Не могу ли я чѣмъ нибудь помочь вамъ?

— Помощь товарища никогда не бываетъ лишняя; мнѣ бы хотѣлось окончить плотъ до пробужденія Володи. Онъ будетъ восхищенъ рѣчной прогулкой между горными ущельями. Чтобъ не подвергнуться несчастію, я запасусь грудой щепокъ, которыя, будучи бросаемы въ воду, укажутъ мнѣ скорость теченія воды; а для управленія плотомъ, мы всѣ запасемся длинными шестами.

Володя дѣйствительно пришелъ въ восторгъ отъ новаго рода путешествія, и безъ страха пустился по неизвѣстной горной рѣчкѣ. Путешественникамъ пришлось плыть, то подъ нависшими скалами, ежеминутно грозившими паденіемъ, то въ узкомъ ущельѣ, образуемомъ отвѣсными горами, то въ восхитительной долинѣ обрамленной покрытыми лѣсомъ уступами, самыхъ прихотливыхъ очертаній. Послѣ благополучнаго четырехъ-дневнаго плаванія, путешественники оставили за собою горы и очутились въ безпредѣльной лѣсной равнинѣ, гдѣ вскорѣ открыли широкую рѣку, въ которую впадала горная рѣчка ими проплытая съ немалыми затрудненіями. Не было никакого сомнѣнія, что эта многоводная рѣка, текущая на востокъ впадала въ морѣ.

Послѣ долгаго совѣщанія, друзья рѣшили возвратиться на пріютъ и предложить товарищамъ попытать счастья на новомъ пути въ отечество, на которомъ китайцы не могли имъ препятствовать. Обратный путь совершили пѣшкомъ до озера, гдѣ у нихъ оставалась лодка, а потомъ водою, безъ всякихъ приключеній. Когда всѣ товарищи собрались къ обѣду, Лисицынъ сказалъ:

— Друзья мои, я передамъ вамъ очень важныя соображенія, касающіяся нашей будущей участи, и прошу откровенно высказать ваши собственныя мысли. Въ продолженіе долгихъ лѣтъ, съ помощію дѣятельныхъ и храбрыхъ товарищей, мнѣ удалось завладѣть этою страною, упрочить здѣсь земледѣліе и скотоводство, и наконецъ создать грозныя укрѣпленія, владѣя которыми русскіе смѣло могутъ господствовать въ этомъ краѣ. Конечно, такое ничтожное владѣніе не болѣе какъ капля въ огромной пріамурской странѣ; не менѣе того, нашъ пріютъ можетъ послужить прочнымъ основаніемъ для дальнѣйшихъ пріобрѣтеній и самаго обладанія моговоднымъ Амуромъ, который, будучи въ рукахъ русскихъ, безъ сомнѣнія принесетъ огромныя выгоды всей Сибири. Положимъ, что мы, при нашей неутомимой бдительности, въ состояніи сохранить пріютъ отъ покушеній китайцевъ, но рѣшительно не можемъ сберечь въ нашей власти всей занятой нами страны. Притомъ, съ нашей смертію погибнутъ и всѣ наши труды безъ пользы для отечества. Остается одно средство — это извѣстить наше правительство объ здѣшнихъ завоеваніяхъ и привести сюда значительныя военныя силы. Для этого необходимо двоимъ изъ насъ отважиться идти въ отечество, а прочимъ остаться оберегать пріютъ. Путешествіе по Амуру въ Нерчинскъ опасно, что доказалъ намъ горькій опытъ; путь горами и лѣсами утомителенъ и потребуетъ много времени; поэтому нужно избрать дорогу и легкую и менѣе опасную. Такую дорогу открылъ мнѣ счастливый случай въ послѣднее путешествіе. Вся трудность будетъ составлять построеніе надежной лодки, что намъ легко исполнить.

Гедеонъ зналъ прежде, о чемъ будетъ говорить его другъ и молчалъ; всѣ же остальные товарищи одобрили это намѣреніе. Володя, не посвященный въ секретъ своихъ благодѣтелей, былъ въ восторгѣ: его пылкое воображеніе представляло неизвѣстные страны и опасности, которыя онъ надѣялся преодолѣвать съ помощію своей ловкости и ружья.

— Теперь остается бросить жребій, кому охранять островъ и кому отправляться въ опасный путь.

— Не нада жребій господинъ; моя должна сидѣть на пріютъ, чтобъ землякъ не увидалъ.

— Я получилъ чистую отставку и не имѣю ни роду, ни племени, — сказалъ Герасимъ. — Я охотно останусь здѣсь, край мнѣ нравится; когда русскіе завладѣютъ Амуромъ, я охотно поселюсь здѣсь.

— А меня возьмите съ собою, — сказалъ Константинъ; — я много лѣтъ не видалъ семьи, да и въ случаѣ бѣды, въ дорогѣ, пригожусь вамъ и съ ружьемъ, и съ топоромъ, и при управленіи парусомъ.

— А вы, дружище, что скажете? — спросилъ Лисицынъ, обращаясь къ Гедеону.

— Я иду съ вами.

— Здѣсь необходимо остаться начальникомъ третьему; стало быть остаюсь я, а вы, дорогой другъ, отправляйтесь съ Володей и Константиномъ по открытому нами пути. Построить лодку я помогу вамъ.

— Безъ васъ я не рѣшусь пуститься въ невѣдомое странствованіе; только съ вами я не боюсь за Володю.

— Въ такомъ случаѣ, оставайтесь на островѣ, а Володю поручите мнѣ. Я знаю какъ трудно вамъ разстаться съ милымъ мальчикомъ, но чувство долга дастъ вамъ силы исполнить этотъ подвигъ.

— Душою бы радъ сдѣлать это, но не могу: неизвѣстность, что дѣлается съ нимъ, будетъ для меня хуже смерти.

— Такъ оставьте съ собою Володю. Я даю честное слово возвратиться сюда, даже и въ томъ случаѣ, если бъ правительство отказалось принять этотъ край въ свое владѣніе.

— Господинъ, — перебилъ Ян-си, — твой боится, что мы два не отбережемъ пріютъ?

— Совсѣмъ нѣтъ, мой другъ, я боюсь ссоры между тобой и Герасимомъ за подчиненность, поэтому и считаю нужнымъ оставить начальника, котораго вы оба уважали бы.

— Не бойсь, господинъ, Ян-си всегда будетъ слушать Герасимъ, какъ начальникъ; она уменъ и храбра, съ нимъ я смѣла. Пусть Гедеоны Михалычъ идетъ съ ребенокъ! разлучать не надо! мы и два убережемъ островъ. Крѣпость крѣпка, землякъ не взять.

— Будьте покойны за насъ, Сергѣй Петровичъ, — подтвердилъ Герасимъ, — для обороны нашей обширной крѣпости, что два человѣка, что три — все равно. Укрѣпленія сами себя берегутъ; пушки хорошія, стрѣлять мы оба умѣемъ, а если придетъ нужда очки вставить въ глаза непріятелю, такъ и на это насъ хватитъ. Съ Ян-си мнѣ не за что ссориться, онъ малый какихъ поискать, да и я не задорливъ; резонъ готовъ выслушать хоть отъ малаго ребенка. Въ вашемъ опасномъ пути каждый лишній человѣкъ — помощь; вамъ нужнѣе надежный товарищъ чѣмъ намъ; а что островъ отстоимъ до вашего возвращенія, въ томъ будьте благонадежны.

Потолковавъ еще между собою, рѣшили: Герасиму съ Ян-си оставаться на пріютѣ, а прочимъ товарищамъ отправляться въ экспедицію. Изъ трехъ лодокъ бывшихъ въ бухтѣ, Лисицынъ выбралъ самую большую и, нагрузивъ ее всѣмъ нужнымъ для продолжительнаго плаванія и инструментами для постройки другой лодки на горной рѣчкѣ, онъ назначилъ 4-е іюля днемъ отправленія.

Солнце яркимъ своимъ блескомъ разбудило обитателей пріюта и напомнило товарищамъ о долгой разлукѣ. Помолясь въ церкви усердно Богу, отъѣзжающіе простились съ остающимися, причемъ обошлось не безъ слезъ. Наконецъ путешественники, напутствуемые благословеніями и добрыми желаніями Ян-си и Гарасима, сѣли въ лодку и поплыли по спокойнымъ водамъ озера. Долго обѣ стороны мѣнялись взаимными сигналами, и когда пріютъ совершенно скрылся изъ глазъ, всѣ пассажиры перекрестились и налегли на весла. Володя еще не разъ утиралъ украдкой слезы, невольно капавшія изъ глазъ, по своемъ пріятелѣ Ян-си.

Лисицынъ скоро его утѣшилъ, подаривши ему превосходное ружье Крысинскаго, замѣчательное кромѣ отдѣлки и вѣрности, необыкновенною легкостью. Надѣвши его на плечо, мальчикъ не помнилъ себя отъ радости, и въ эту минуту готовъ былъ вызвать на бой всѣхъ китайцевъ.

Прибывши къ озеру у подошвы горъ, лодку разгрузили, вытащили на такое мѣсто берега, съ котораго не могло её снести весеннею водою и опрокинули, чтобъ менѣе портилась отъ дождя и солнца. Эта предосторожность была принята на случай возвращенія. Нѣсколько дней употребили на переноску вещей къ горной рѣчкѣ, и потомъ приступили къ постройкѣ лодки. Константинъ былъ очень полезенъ Лисицыну, какъ своей физической силой, такъ и умѣньемъ владѣть топоромъ; Гедеонъ же могъ владѣть только ручною пилою и скобелемъ. За то онъ съ Володей снабжали товарищей свѣжей провизіей и готовили кушанье.

Наконецъ, лодка была построена. Она имѣла небольшую мачту и парусъ, приспособленный къ легкому управленію. По горной рѣчкѣ спустились благополучно и вошли въ большую рѣку, не уступающую многоводностью Алмазной. Здѣсь также водилось множество рыбы, а по берегамъ копошилась дичь въ чрезвычайномъ изобиліи. Мѣстоположенія береговъ, до безконечности разнообразныя, были очаровательны.

Черезъ нѣсколько дней пути, путешественники увидали въ правой сторонѣ обширное пространство водъ, которое приняли за морской заливъ, почему, оставивъ рѣку, повернули направо въ рукавъ ея, вливавшійся въ море; но вскорѣ убѣдились въ своей ошибкѣ, замѣтивъ, что вода въ предполагаемомъ заливѣ совершенно прѣсная и встрѣтивъ на ней множество озерныхъ птицъ. Здѣсь путешественники въ первый разъ употребили въ дѣло парусъ. Черезъ сутки они открыли другой проливъ, который привелъ ихъ опять въ широкую и глубокую рѣку, по всему вѣроятію ту самую, по которой они начали путь. Ночью они увидали въ отдаленіи огни, мелькавшіе въ нѣсколькихъ мѣстахъ, что доказывало присутствіе людей. Лисицынъ принялъ всѣ мѣры осторожности, чтобъ не быть примѣченнымъ. На слѣдующій день увидали цѣлое селеніе, по наружности очень бѣдное. Нѣсколько человѣкъ въ оборванныхъ халатахъ махали имъ руками, приглашая къ себѣ, но Лисицынъ счелъ за лучшее удалиться къ противоположному берегу рѣки. Этотъ маневръ былъ повторяемъ каждый разъ, когда случалось плыть мимо жилья, которыя начали попадаться чаще. Впрочемъ жители, ни по наружности, ни по одеждѣ не были похожи на китайцевъ. Вспомнивъ разсказы Василія, Лисицынъ предположилъ, что вѣроятно по этой рѣкѣ живутъ Гиляки. Хотя Василій и увѣрялъ, что это народъ мирный и трусливый, но, не смотря на это, благоразумно рѣшилъ не вступать съ ними ни въ какія сношенія.

Много прошло дней въ подобномъ плаваніи, а моря все еще не было видно, и товарищи Лисицына начали терять терпѣніе; одни убѣдительные доводы Лисицына поддерживали общую бодрость. Наконецъ, жилища опять исчезли; рѣка продолжала теченіе по необитаемымъ мѣстамъ. Утромъ 18-го сентября Константинъ, сидѣвшій у руля, закричалъ:

— Море!

Всѣ товарищи были пробуждены отъ сна этимъ волшебнымъ крикомъ и поспѣшили всматриваться въ даль. Дѣйствительно, лодка вскорѣ вступила въ обширный водный бассейнъ, изъ котораго два широкіе пролива вели въ такія же бассейны на сѣверъ, а третій шелъ на востокъ, теряясь въ дремучихъ лѣсахъ. Рѣшились направиться на сѣверъ. Суточное плаваніе доказало, что это было только большое озеро, образованное рѣкою; осмотръ втораго бассейна привелъ къ тому же заключенію. И такъ, потерявъ напрасно время, поплыли по восточному проливу, служившему продолженіемъ рѣки. На другой же день они очутились въ широкомъ разливѣ водъ, приведшемъ ихъ въ рѣку необъятной ширины, мѣстами покрытую роскошными луговыми и лѣсными островами.

— Я держу пари сто противъ одного, — сказалъ Лисицынъ, — что это Амуръ.

— А я утверждаю, что это проливъ, ведущій въ море, — сказалъ Гедеонъ; — Амуръ долженъ быть южнѣе.

— Я не помню хорошо карты Азіи; а потому не могу ясно представить теченіе Амура; но разсказы Василія еще живы въ моей памяти. Я совершенно увѣренъ, что мы теперь плывемъ по Амуру.

— По всему должно быть — Амуръ, — подтвердилъ Константинъ, — такой другой рѣки какъ эта во всемъ краѣ нѣтъ; а заливомъ быть не можетъ, вода прѣсная.

— Это еще не доказательство, — возразилъ Гедеонъ; — проплывемъ десятка два верстъ, тогда цвѣтъ и вкусъ воды навѣрное перемѣнится.

— Амуръ приведетъ насъ къ Сахалину, гдѣ мы можемъ наткнуться на Японцевъ, которые поступаютъ съ иностранцами не лучше китайцевъ; поэтому мой совѣтъ держаться лѣваго берега и постараться незамѣченными проскользнуть въ Охотское море.

— Повѣрьте, мы скоро выплывемъ прямо въ Охотское море. Будь это Амуръ — мы встрѣтили бъ хотя одну лодку, гиляцкую или китайскую.

— Вмѣсто лодки вы сейчасъ увидите цѣлый пароходъ, — сказалъ Лисицынъ, смотрѣвшій пристально въ даль.

— Вотъ еще что выдумали? Какой пароходъ можетъ здѣсь показаться? Китайцы еще не посвящены въ пары.

— Я серьезно говорю вамъ, что вижу пароходъ; взгляните по направленію вонъ этой высохшей березы и увидите струйку дыма за выгибомъ мыса.

— Вижу; но чѣмъ вы докажете, что это не дымъ отъ какого нибудь костра, разложеннаго охотниками.

— Многимъ: во первыхъ, дымъ очень черенъ — признакъ горѣнія каменнаго угля; во вторыхъ, струя дыма мѣняетъ мѣсто — что доказываетъ движеніе.

— Пока не увижу самъ — не повѣрю.

— Мы всѣ скоро увидимъ пароходъ, какъ только обогнемъ мысъ.

— Мудрено, чтобъ чей нибудь пароходъ зашелъ на Амуръ, — сказалъ Константинъ.

— Можетъ быть это русскіе? — вскричалъ Володя.

— Русскіе пароходы здѣсь не ходятъ. Самые парусные компанейскіе корабли плаваютъ по здѣшнимъ морямъ въ извѣстное время года и то съ данной цѣлью. Вѣроятнѣе всего, что мы встрѣтимъ Англійскій пароходъ. Эти пройдохи вездѣ запускаютъ свои лапы, гдѣ почуютъ торговыя выгоды. Овладѣніе такою рѣкою кладъ для торговли.

— Англичане возьмутъ насъ въ плѣнъ, дядя?

— Если Россія не въ войнѣ съ Англіей, то насъ не могутъ взять въ плѣнъ, а должны доставить въ первое русское селеніе. Но вотъ что важно, друзья мои, намъ нужно скрыть отъ нихъ цѣль нашего путешествія и наше завоеваніе; будемъ увѣрять ихъ, что были захвачены китайцами во время крушенія компанейскаго судна, и что намъ удалось бѣжать.

Во время этихъ совѣщаній лодка обогнула мысъ, и всѣ ясно увидѣли небольшой колесный пароходъ, шедшій имъ на встрѣчу. Когда на пароходѣ примѣтили лодку, убавили паровъ и дали сигналъ приблизиться. Лисицынъ поспѣшилъ повиноваться, потому что на англійскомъ пароходѣ считалъ удобнѣе достигнуть русскихъ селеній, чѣмъ плыть по бурному морю въ дощатой лодкѣ.

— Кто плыветъ? — спросили съ борта парохода, на чисто русскомъ языкѣ.

— Русскіе, — отвѣчалъ изумленный Лисицынъ.

— Что вы за люди?

— Заблудившіеся въ этомъ краѣ, мы просимъ доставить насъ въ первое русское селеніе.

— Ступай на верхъ скомандовали съ парохода.

Представьте себѣ, молодые читатели, радость и удивленіе Лисицына и его спутниковъ, когда они увидали себя въ кругу русскихъ на русскомъ пароходѣ и узнали, что пріамурскій край уступленъ китайцами Россіи по договору.

• • •

Въ 1858 году, кажется въ половинѣ августа мѣсяца, ѣхалъ я по большой дорогѣ! *** уѣзда и былъ пораженъ красотою господскаго дома, расположеннаго на берегу обширнаго озера, живописно окаймленнаго хвойными деревьями.

— Чей это домъ? — спросилъ я извощика?

— Сергѣя Петровича Лисицына, — отвѣчалъ парень, погоняя кнутомъ лошадей, — знатнѣющій баринъ, такого другаго врядъ ли сыщешь.

— Развѣ ты его знаешь?

— Какъ не знать, всѣ его знаютъ.

— Стало быть онъ давно здѣсь живетъ?

— Гдѣ давно; недавно. Да больно богатъ и больно добръ. Нынѣшней весной оженился.

— Что жъ, былъ откупщикомъ или огромное приданое взялъ за женой?

— Плюетъ онъ на откупщиковъ, въ домъ слышь не пущаетъ ихъ; а жену взялъ за красоту изъ бѣднѣющаго дома; ну, да ужъ и барыня далась — Божья благодать. Вишь ты, онъ самъ прежде бѣденъ былъ, да попалъ Богъ вѣсть какъ на Ахмуръ, въ бусурманскую землю, тамъ и разбогатѣлъ. Теперь всему нашему краю отецъ.

Слова ямщика очень заинтересовали меня. Пріѣхавши въ городъ, я сталъ разспрашивать дворянскаго предводителя, который вмѣсто отвѣта въ тотъ же день познакомилъ меня съ Лисицынымъ. Мы скоро подружились, и онъ передалъ мнѣ свои записки, послужившія основаніемъ для этого разсказа. Отъ него я узналъ, что правительство подарило ему пріютъ со всѣми землями на десяти-верстномъ разстояніи, обязавъ поддерживать чугунно-плавильные и мѣдно-плавильные заводы. Что Володя учится теперь въ Московскомъ университетѣ, а Гедеонъ, вышедшій въ отставку, управляетъ его амурскими владѣніями, имѣя помощниками Василія, вырученнаго изъ плѣна, Ян-си и Герасима, пожелавшихъ остаться на пріютѣ. Огромный запасъ дорогихъ мѣховъ, проданный за хорошую цѣну и наслѣдство послѣ тетки доставили ему средства разработать золотые пріиски близъ пріюта и пустить въ ходъ чугунные и мѣдные заводы; а также устроить нѣсколько превосходныхъ фермъ.

— Случалось ли вамъ встрѣтиться съ капитаномъ корабля, высадившаго васъ на необитаемый берегъ? — спросилъ я однажды Лисицына.

— Наше первое свиданіе было очень радушно. Добрый старикъ плакалъ отъ радости, убѣдившись въ моемъ нравственномъ перерожденіи. Второе и послѣднее свиданіе было очень трогательно и плакалъ уже я: старецъ скончался на моихъ рукахъ, благословляя двухъ своихъ мальчиковъ.

— Оставилъ онъ дѣтямъ своимъ состояніе? — спросилъ я не безъ намѣренія.

— Никакого! Капитанъ всю жизнь заботился только объ интересахъ казны.

— Гдѣ же они теперь, вѣроятно въ Морскомъ Корпусѣ?

— Нѣтъ, отецъ поручилъ ихъ мнѣ, и я помѣстилъ ихъ вмѣстѣ съ Володей въ Московскій университетъ. — Черезъ минуту онъ дополнилъ: — я вполнѣ сознаю священную обязанность — долгъ мой отцу выплатить дѣтямъ.

☆☆☆

↑