Тургайская область

Предисловіе

Цѣль настоящаго изданія — составить о Тургайской области возможно полную справочную книгу; въ которой можно было бы найти удовлетворительныя свѣдѣнія о населеніи, скотоводствѣ, торговлѣ и пр. Собирая свѣдѣнія, я быль далекъ отъ мысли, что цѣль моя вполнѣ будетъ достигнута, такъ какъ дать въ одной книгѣ такое описаніе, которое могло бы удовлетворить каждаго — дѣло трудное и, пожалуй, невыполнимое. Жизнь населенія Тургайской области съ каждымъ годомъ выдвигаетъ все новые, и новые вопросы, что налагаетъ на составителя обязанность удѣлять мѣсто и вниманіе и этимъ вопросамъ. Въ виду возрастающаго интереса къ нашимъ окраинамъ, къ числу которыхъ относится и Тургайская область, изданіе такой книги, полагаю, будетъ своевременно.

Этотъ трудъ печатался сначала въ болѣе сокращенномъ видѣ въ «Тургайскихъ Областныхъ Вѣдомостяхъ», «Оренбургскомъ краѣ», въ Тургайской Газетѣ» и отдѣльныхъ книгахъ и брошюрахъ, какъ, напримѣръ, «Скотоводство въ Тургайской области», въ «Ветеринарный надзоръ» и др. и составленъ, главнѣйшимъ образомъ, на основаніи матеріаловъ, собранныхъ ветеринарными врачами и мною, и свѣдѣній, взятыхъ изъ отчетовъ военнаго губернатора и архива тургайскаго областного правленія.

Считаю своимъ долгомъ и пріятною обязанностью выразить сердечную благодарность его превосходительству, бывшему военному губернатору Тургайской области, генералъ-лейтенанту Я. Ѳ. Барабашъ, оказывавшему мнѣ неоднократно нравственную и матеріальную поддержку при изданіи, какъ перечисленныхъ выше трудовъ, такъ и настоящаго изданія, г.г. ветеринарнымъ врачамъ, доставлявшимъ матеріалы, а равно и всѣмъ лицамъ, помогавшимъ мнѣ совѣтами и указаніями на ошибки и недосмотры. Указанія въ печати особенно цѣнны для меня, такъ какъ они показываютъ, что такого рода работами въ настоящее время интересуются.

Несмотря на всѣ сдѣланныя въ настоящемъ изданіи дополненія, оно, однако, далеко еще отъ той полноты, какую я желалъ бы ему придать. Позволяю себѣ высказать пожеланіе, чтобы оно послужило толчкомъ для дальнѣйшихъ изслѣдованій и разъясненій многихъ вопросовъ, затронутыхъ мною, и пріобрѣло новыхъ работниковъ.

А. Добросмысловъ Оренбургъ, 1900 года

Свѣдѣнія о народностяхъ, населявшихъ нынѣшнюю Тургайскую область до присоединенія киргизъ Малой орды къ Россіи

Болѣе или менѣе вѣрныя свѣдѣнія о томъ, кто населялъ въ былыя времена нынѣшнюю территорію Тургайской области, имѣются только лишь съ конца ХѴІІ вѣка. Въ это время Кустанайскій уѣздъ и большая часть Тургайскаго были населены кочевымъ народомъ — башкирами, а Актюбинскій и часть Иргизскаго занималъ другой кочевой народъ — калмыки, и только южные части Тургайскаго и Иргизскаго уѣздовъ были заняты кочевьями киргизъ, въ первомъ — Средней орды и во второмъ — Малой.

Въ виду постоянныхъ неурядицъ и внутреннихъ смутъ, происходившихъ между отдѣльными киргизскими родами и ордами, на нихъ постоянно нападали въ началѣ ХѴІІІ вѣка съ сѣвера башкиры и сибирскіе казаки, съ запада волжскіе калмыки и съ востока зюнгарскій владѣлецъ, Галданъ Цыренъ, и очень часто наносили имъ пораженія, такъ что въ концѣ первой четверти этого вѣка киргизы Малой и Средней ордъ вынуждены были бѣжать въ глубь Средней Азіи къ Хивѣ, Бухарѣ и Самарканду. Неудобство новаго мѣстожительства въ безплодныхъ, песчаныхъ мѣстностяхъ, совершенно непригодныхъ для пастушескаго образа жизни, заставило сплотиться на нѣкоторое время враждовавшія между собою родовыя группы и двинуться на общихъ враговъ. Киргизы на этотъ разъ побѣдили зюнгаръ и заняли свои прежнія мѣста, но, боясь ихъ мести, Средняя и Малая орды двинулись впередъ. Средняя орда, вытѣснивъ башкиръ, заняла земли въ нынѣшнихъ Кустанайскомъ и Тургайскомъ уѣздахъ, а Малая, — оттѣснивъ калмыковъ, заняла своими кочевьями Актюбинскій и Иргизскій уѣзды Тургайской области, и Уральскую область.

Киргизскіе роды, управлявшіеся каждый своимъ родоначальникомъ, были склонны къ покойной, пастушеской жизни. Но стоявшіе во главѣ ордъ ханы, окруженные ближайшими родственниками-султанами, постоянно увлекали, въ борьбѣ изъ-за власти, народныя массы въ новыя распри какъ между собой, такъ и съ сосѣдями, въ народныя дѣла которыхъ они часто вмѣшивались. Все это мѣшало киргизамъ вести миролюбивый образъ жизни.

Между тѣмъ событія, совершавшіяся въ концѣ первой четверти ХѴІІІ столѣтія внутри киргизскихъ степей, были для киргизъ крайне неблагопріятны. Малая орда, занявъ новыя мѣста, не чувствовала себя въ безопасности: зюнгары продолжали тѣснить киргизъ, въ самихъ киргизскихъ ордахъ шли распри; новые сосѣди киргизъ-яицкіе казаки также, не были ими довольны. Вотъ эти то обстоятельства и заставили хана Малой орды Абулхаира въ 1730 году обратиться къ русскому правительству съ просьбой о принятіи его со всѣмъ своимъ народомъ въ подданство Россіи.

Принятіе киргизами Малой и частью Средней ордъ русскаго подданства и управленіе ими при посредствѣ хановъ (1730 по 1824 г.).

І

Постоянныя распри между киргизскими ордами и борьба съ сосѣдями-башкирами, калмыками и яицкими и сибирскими казаками въ описываемое время настолько ослабили киргизъ, что становилось вѣроятнымъ, что они въ недалекомъ будущемъ будутъ покорены тѣмъ или другимъ сосѣднимъ народомъ, особенно же они этого могли ожидать отъ зюнгаръ, ихъ исконныхъ враговъ. Самымъ сильнымъ, предпріимчивымъ и энергичнымъ изъ хановъ киргизскихъ ордъ, въ началѣ второй четверти ХѴІІІ столѣтія былъ ближайшій нашъ сосѣдъ ханъ Малой орды Абулхаиръ (изъ дома Усяка), которому подчинялась большая часть этой орды, другая же незначительная часть Малой орды считала своимъ ханомъ Каипа (изъ дома Джадека), съ которымъ Абулхаиръ находился во враждѣ. Не лучшія отношенія у Абулхаира были и къ другимъ ханамъ киргизскихъ ордъ — Большой и Средней.

Въ 1730 году Абулхаиръ, находясь въ крайне стѣсненныхъ обстоятельствахъ и въ тоже время желая выдвинуться изъ среды киргизскихъ хановъ, рѣшилъ сдѣлаться подданнымъ императрицы Анны Іоанновны. Дѣлая такой рѣшительный шагъ, Абулхаиръ, разумѣется, разсчитывалъ прежде всего имѣть поддержку со стороны сильной покровительницы противъ своихъ враговъ, сохранивъ въ тоже время и свою независимость. Предложенный Абулхаиромъ на обсужденіе народныхъ старшинъ вопросъ о присоединеніи Малой орды къ Россіи, однако, далеко раздѣляли не всѣ представители родовыхъ группъ. Зная властолюбивыя замыслы Абулхаира и не желая поступаться властью, которую въ то время имѣли родоначальники и батыри, представители киргизскаго народа не могли одобрить намѣреніе ихъ хана, тѣмъ не менѣе изъ числа ихъ нашлись и такіе, которые сочувственно отнеслись къ предложенію Абулхаира о принятіи покровительства Россіи, вполнѣ сознавая, что общее положеніе дѣла и, въ частности, географическое положеніе земель, вновь занятыхъ Малой ордою, было слишкомъ неудобно для того, чтобы живущій здѣсь народъ могъ сохранить свою полную самостоятельность.

Опираясь на согласіе меньшинства представителей киргизъ Малой орды, Абулхаиръ отправляетъ въ г. Уфу къ воеводѣ бригадиру Бутурлину пословъ Кулумбета Кумтаева и Сеиткула Куйданкулова въ сопровожденіи башкирскаго старшины Алдара съ просьбою о принятіи киргизъ Малой орды въ подданство Россіи. Посольство Абулхаира прибыло въ Уфу въ іюнѣ 1730 года и въ скоромъ времени Бутурлинымъ отправлено въ С.-Петербургъ, куда оно прибыло въ началѣ 1731 года. Съ послами Абулхаиръ отправилъ и письменное представленіе о желаніи киргизъ принять подданство Россіи, въ которомъ онъ особенно сильно жаловался на притѣсненія, испытываемыя киргизами отъ зюнгаръ; далѣе говорить о томъ, что онъ можетъ содержать себя на собственномъ иждивеніи и содѣйствовать приведеніе въ русское подданство хивинцевъ и аральцевъ, за что и разсчитываетъ быть въ милости у ея императорскаго величества. Посольство въ С.-Петербургѣ было принято милостиво и щедро одарено и затѣмъ отпущено съ грамотою императрицы на имя хана Абулхаира. Въ грамотѣ изложены слѣдующія условія принятія киргизъ въ подданство: служить и платить ясакъ (подать) такъ, какъ башкиры; пользоваться при нападеніяхъ непріятелей защитой со стороны русскихъ, самимъ же не нападать на башкиръ, калмыковъ и яицкихъ (уральскихъ) казаковъ; плѣнныхъ русскихъ подданныхъ возвратить и русскимъ купцамъ и торговымъ караванамъ, при проѣздѣ черезъ киргизскіе аулы, не только не дѣлать притѣсненій и обидъ, а, напротивъ, охранять ихъ и содѣйствовать развитію торговли.

Вмѣстѣ съ посольствомъ, возвращавшійся въ орду въ маѣ 1731 года, былъ отправленъ переводчикъ коллегіи иностранныхъ дѣлъ Тевкелевъ (по происхожденію изъ татарскихъ мурзъ Уфимской губерніи) съ двумя геодезистами, Алексѣемъ Писаревымъ и Михаиломъ Зиновьевымъ, нѣсколькими уфимскими дворянами и казаками и двумя башкирами Алдаромъ и Таймасомъ. Тевкелеву было поручено вести переговоры о дѣйствительномъ желаніи киргизъ принять русское подданство и, въ случаѣ согласія ихъ на это, привести хана Абулхаира къ присягѣ на татарскомъ языкѣ и затѣмъ, послѣ подписи присяжнаго листа, просить его дать аманатовъ (заложниковъ) и платить ясакъ по примѣру башкиръ. Кромѣ грамоты императрицы, Тевкелевъ везъ съ собою Абулхаиру слѣдующіе подарки: саблю, шубу изъ соболей, шапку съ чернолисьимъ околышемъ и цвѣтныя сукна.

По прибытіи въ орду къ Абулхаиру, Тевкелевъ вскорѣ увидѣлъ, что киргизы совсѣмъ не расположены принять подданство Россіи, но дѣваться было некуда — отступленіе было невозможно. Начались волненія, посыпались упреки Абулхаиру, но имѣвшіяся въ распоряженіи Тевкелева небольшія денежныя суммы (2400 рублей) и его изворотливость спасали не разъ какъ его самого, такъ и его спутниковъ и Абулхаира. Между тѣмъ время шло и средства экспедиціи истощались, надежды же на благополучный исходъ дѣла не было никакой. Въ 1732 году, спустя годъ послѣ пріѣзда Тевкелева въ орду, киргизы рѣшили, наконецъ, собрать народный съѣздъ для окончательнаго рѣшенія вопроса о подданствѣ Россіи, главнымъ же образомъ для избавленія себя отъ непріятныхъ для нихъ гостей — Тевкелева и его спутниковъ, которыхъ, предполагалось убить. На съѣздѣ народныхъ представителей присутствовалъ и ханъ Малой орды Абулхаиръ, ханъ Средней орды Шемяка и Тевкелевъ, но послѣдній былъ приглашенъ безъ свиты. До открытія съѣзда Тевкелеву удалось своимъ краснорѣчіемъ, а частью подарками склонить на свою сторону нѣсколькихъ противниковъ Абулхаира и въ томъ числѣ очень вліятельнаго батыря Букенбая. И вотъ, при помощи новыхъ сторонниковъ, Тевкелеву съ Абулхаиромъ удалось склонить съѣздъ на принятіе киргизскимъ народомъ подданства Россіи. Присутствовавшіе на съѣздѣ народные представители, съ ханами Абулхаиромъ и Шемякой во главѣ, здѣсь же приняли присягу на подданство Россіи.

Но успѣхъ Тевкелева быль настолько непродолжителенъ, что онъ не имѣлъ времени донести объ исполненіи порученія въ С.-Петербургъ какъ уже снова начались волненія среди киргизъ. Ханъ Средней орды Шемяка скоро сообразилъ, что, присоединившись къ Абулхаиру въ такомъ важномъ дѣлѣ, какъ принятіе подданства Россіи, онъ тѣмъ самымъ способствовалъ возвышенію Абулхаира, а потому сталъ употреблять всѣ усилія къ отклоненію народа отъ мысли принятія подданства Россіи, дѣлая съ этой цѣлью киргизамъ Малой орды разнаго рода притѣсненія и запугиванія и, наконецъ, нападенія на нашихъ подданныхъ башкиръ. Киргизы Средней орды въ самый короткій промежутокъ дважды нападали на башкиръ, при чемъ во второй разъ подъ предводительствомъ самого хана Шемяки, но оба раза нападенія кончились полною неудачею для киргизъ. Положеніе вещей въ киргизской ордѣ день ото дня становилось все хуже и хуже, средства экспедиціи истощились окончательно и Абулхаиръ сталъ снова опасаться за жизнь Тевкелева и его спутниковъ, а, быть можетъ, и свою собственную. Тогда Тевкелевъ рѣшается отправить въ Уфу всѣхъ своихъ спутниковъ, за исключеніемъ Алдара, котораго оставляетъ при себѣ. Свита Тевкелева была отправлена съ надежными провожатыми Абулхаира и съ ней же было послано въ коллегію иностранныхъ дѣлъ подробное донесеніе и сообщеніе уфимскому воеводѣ о положеніи дѣлъ въ ордѣ. По полученіи донесенія Тевкелева, коллегія иностранныхъ дѣлъ считала дѣло проиграннымъ и тотчасъ же послала уфимскому воеводѣ 1000 рублей (около 10000 на наши деньги) на выкупъ Тевкелева изъ орды. Между тѣмъ, Абулхаиръ съ своими аулами, захвативъ съ собою и Тевкелева, откочевалъ къ Аральскому морю. Здѣсь Абулхаиру легко удалось склонить на свою сторону каракалпацкаго хана Каипа, подданныхъ котораго грабили и угнетали со всѣхъ сторонъ сосѣди. Каракалпаки признали себя подданными Россіи и приняли присягу. Это обстоятельство снова дало перевѣсъ партіи Абулхаира. Тевкелевъ съ своей стороны также не терялъ времени напрасно. Его умѣнье говорить краснорѣчиво и находчивость дѣлали свое дѣло. Особенно много онъ говорилъ киргизамъ о выгодномъ значеніи постройки новаго русскаго города на киргизской сторонѣ, гдѣ они могли бы извлекать большія для себя выгоды посредствомъ торговли.

Когда волненія, вызванныя ханомъ Средней орды, немного поутихли, и число сторонниковъ присоединенія киргизской степи къ Россіи увеличилось, Абулхаиръ съ Тевкелевымъ прикочевали къ русской границѣ, чтобы отсюда послать донесеніе русскому правительству о принятіи подданства киргизами Малой орды и каракалпаками. Въ декабрѣ 1732 года Абулхаиръ отправилъ въ Россію посольство, во главѣ котораго поставилъ второго своего сына Ирали. Въ составъ посольства вошли: двоюродный брать хана султанъ Ніязъ, старшины Малой орды батырь Тайлымбетъ и Байбекъ Тулюнгутъ, три знатныхъ башкира — Каджашъ Рахманкуловъ, Сеитъ Юраткуловъ и Бекчура Тюйтеевъ и старшины Большой орды Аралбай и батырь Арасъ. Послѣднія два лица, вошедшія въ составъ посольства, какъ совершенно справедливо замѣчаетъ И. И. Крафтъ, были посланы Абулхаиромъ изъ тщеславнаго желанія показать русскому правительству, что, благодаря его стараніямъ и вліянію, Большая орда также присоединяется къ Россіи.

Въ январѣ 1733 года Тевкелевъ съ посольствомъ, къ немалому удивленію уфимскихъ властей, прибылъ въ г. Уфу, гдѣ шли дѣятельныя приготовленія къ выкупу его изъ орды, такъ какъ онъ уже болѣе полутора года жилъ въ киргизской степи и свѣдѣній о немъ не получалось никакихъ, за исключеніемъ одного донесенія, о которомъ было говорено выше, и дѣло присоединенія киргизъ къ Россіи считалось безвозвратно проиграннымъ.

Въ тоже время Шемяка, ханъ Средней орды, также прислалъ въ Уфу пословъ для выраженія раскаянія о своихъ поступкахъ, допущенныхъ имъ послѣ принятія присяги на подданство, и съ новою просьбою о принятіи въ подданство Россіи. Посланцы Шемяки, однако, скоро были отпущены изъ Уфы обратно въ орду.

Посольство Абулхаира въ Уфѣ было принято весьма любезно; Тевкелевъ же, сказавшись больнымъ, поѣхалъ въ С.-Петербургъ для изложенія хода дѣла коллегіи иностранныхъ дѣлъ. Извѣстія, привезенныя Тевкелевымъ, въ столицѣ были приняты благосклонно и ему особымъ указомъ, даннымъ въ томъ же 1733 году, было предложено доставить посольство Абулхаира въ сопровожденіи нѣсколькихъ уфимскихъ дворянъ ко двору государыни въ С.-Петербургъ.

Въ началѣ 1734 года Тевкелевъ съ посольствомъ прибылъ въ столицу, гдѣ оно было помѣщено на Васильевскомъ островѣ и 10 февраля торжественно принято государыней въ присутствіи знатныхъ особъ обоего пола. Члены посольства, вступивъ въ залъ, гдѣ ихъ принимала государыня, стали на колѣна и сдѣлали ей три земныхъ поклона. Затѣмъ султанъ Ирали произнесъ краткую рѣчь, въ которой благодарилъ государыню за милостивое монаршее соизволеніе на принятіе его отца, хана Абулхаира, съ киргизскую ордою въ вѣчное подданство и просилъ ихъ «содержать въ неотмѣнной своей императорской милости и защищеніи». На рѣчь Ирали также кратко отвѣчалъ государственный вице-канцлеръ графъ А. И. Остерманъ, что желаніе хана Абулхаира государыня «за благо пріемлетъ и обнадеживаетъ своею императорскою милостію, протекціею и защищеніемъ» и что «Абулхаиръ ханъ, съ своимъ народомъ, долженъ по своей учиненной подданнической присягѣ ея Императорскому Величеству всякую вѣрность и службу показывать».

Такъ какъ обсужденіе вопросовъ о принятіи киргизъ въ подданство требовало особеннаго вниманія и много времени, то, для развлеченія посольства, позволено было ханскому сыну пріѣзжать во дворецъ государыни, состоящимъ же при немъ старшинамъ осматривать курьезныя вещи въ академіи наукъ, въ Петергофѣ, Кронштадтѣ и другихъ мѣстахъ, а чтобы продолжительное пребываніе посольства въ Россіи не безпокоило Абулхаира, 9 апрѣля 1734 года, ему была послана съ двумя киргизами Малой орды и тремя башкирами, прибывшими съ посольствомъ, грамота императрицы, въ которой была выражена благодарность за его стараніе о привлеченіи въ русское подданство киргизъ Средней и Большой ордъ и аральскаго хана и повѣдывалось со всѣми ними жить въ согласіи. Относительно посольства ханъ извѣщался, что оно принято милостиво и скоро будетъ возвращено въ орду. Въ этой же грамотѣ сдѣланъ довольно деликатно и упрекъ хану Абулхаиру за допущенное имъ, послѣ принятія присяги на подданство, нападеніе на полковника Гарбера, ѣхавшаго съ караваномъ въ Хиву и Бухару.

Проектъ объ удержаніи въ русскомъ подданствѣ киргизъ и способахъ управленія ими составилъ оберъ-секретарь сената Иванъ Кирилловичъ Кирилловъ, большой знатокъ въ свое время востока. Въ проектѣ также высказывались большія надежды на развитіе торговли съ средне-азіатскими ханствами и Индіей. Проектъ Кириллова особенно поддерживалъ и старался дать ему ходъ тайный совѣтникъ А. П. Бестужевъ-Рюминъ. 1 мая 1734 года была утверждена государыней Анной Іоанновной часть проекта, касающаяся постройки новаго города на рѣкѣ Ори. Выполнителемъ проекта назначенъ его составитель — Кирилловъ и его помощникомъ Тевкелевъ, произведенный 18 мая того же года за труды по командировкѣ въ киргизскія степи въ полковники. Такимъ образомъ было положено начало новаго учрежденія оренбургской экспедиціи.

18 мая 1734 года утверждена Анной Іоанновной инструкція статскому совѣтнику Кириллову «О распоряженіяхъ по устройству и населенію города при устьѣ рѣки Орь и по сношеніямъ съ окрестными народами». Инструкція заключаетъ въ себѣ 41 пунктъ, изъ которыхъ главнѣйшіе, касающіеся киргизскихъ степей, слѣдующіе:

1. Выбрать, при впаденіи рѣки Ори въ Уралъ или въ недалекомъ отсюда разстояніи, возвышенное мѣсто для города съ крѣпостью и приступить къ ихъ постройкѣ, заботясь, вмѣстѣ съ тѣмъ и о привлеченіи въ новый городъ жителей.
2. Какъ только крѣпость, хотя бы и небольшихъ размѣровъ, будетъ готова и будетъ поставлена артиллерія, пригласить сюда хановъ Малой, Средней и Большой ордъ для принятія присяги или, взамѣнъ ихъ, знатнѣйшихъ старшинъ, пославъ за ними въ орду подъ конвоемъ изъ башкиръ тѣхъ изъ киргизъ, которые находятся при сынѣ Абулхаира Ирали.
3. Такъ какъ киргизскій народъ своевольный, мало слушается своихъ хановъ, то крѣпко за нимъ смотрѣть и приводить его въ покорность иногда страхомъ, а иногда наградами.
4. Если киргизы и ихъ ханы пожелаютъ кочевать вблизи новаго города, то имъ для этого назначать необходимыя мѣста, но смотрѣть, чтобы они на другую сторону Урала не переходили. Для пріѣзда хановъ устроить около города дома «по ихъ обычаю», а буде пожелаютъ, то и мечети, при чемъ имѣть около этихъ построекъ караулъ «какъ для чести ихъ, такъ и для смотрѣнія за ихъ поступки».
5. Взамѣнъ аманатовъ (заложниковъ), содержаніе которыхъ, какъ показалъ примѣръ на башкирахъ, не достигало цѣли, ибо «худыхъ людей въ аманаты давали, до которыхъ, хотя бы вѣкъ свой окончили въ аманатахъ, нужды нѣтъ», открыть «особной судъ», поставивъ во главѣ его два-три человѣка русскихъ и такое же число въ составѣ суда должно быть изъ ханскихъ дѣтей, султановъ и старшинъ, при которыхъ; «учредить караулъ честной, какъ для почтенія ихъ, такъ и для смотрѣнія». Судъ долженъ производиться по народнымъ обычаямъ, чтобы всѣ, «кто бы какой вѣры и народа не былъ, справедливостью и судомъ скорымъ довольствовались».
6. Нарядить для службы при экспедиціи тархановъ изъ башкиръ и мещеряковъ, а для черныхъ работъ изъ «подлыхъ тептярей и бобылей», поступая съ ними «со всякую умѣренностью». Вмѣсто жалованья выдавать первымъ сукна и деньги, когда «знатное что сдѣлаютъ», а вторымъ «заработныя деньги или хлѣбъ на пропитаніе».
7. Когда устроится городъ, отправить въ Бухару караванъ съ товарами подъ конвоемъ башкиръ и киргизъ, выдавъ имъ плату по возвращеніи обратно. Дѣтей или братьевъ тѣхъ киргизъ, которые будутъ сопровождать караванъ, «подъ какимъ ни есть предлогомъ, въ городѣ имѣть вмѣсто порукъ». Когда первый караванъ возвратится и дастъ свѣдѣнія о дорогѣ, то отправлять слѣдующіе, и если съ караванами пріѣдутъ сарты или купцы, ихъ «приласкать, обнадеживая отъ опасностей». Для развѣдки путей отправить при первомъ же караванѣ геодезистовъ, «нарядя купцами и давъ имъ по малому числу товаровъ», которымъ не торгъ нуженъ развѣдать, но путь».
8. Хану Абулхаиру внушить, что городъ построенъ по его просьбѣ «для охраненія и утвержденія вѣчно въ ханствѣ его и наслѣдниковъ», а потому онъ долженъ стараться на первыхъ порахъ доставить вѣрныя свѣдѣнія о мѣстахъ нахожденія металловъ, главнымъ образомъ золота, и минераловъ.
9. Озаботиться завести на Аральскомъ морѣ пристань и флотилію «и тѣмъ моремъ овладѣть». Для того же, чтобы наши дѣйствія не рѣзко бросались въ глаза, «сдѣлать на Яикѣ рѣкѣ малыхъ судовъ десятка три или четыре, чтобъ могли парусами и греблею ходить и, разобравъ, содержать готовыми». Когда же путь въ Бухару будетъ извѣстенъ, то, при помощи Абулхаира и старшинъ, въ зимнее время разобранныя суда и пушки перевести къ Аральскому морю, гдѣ ихъ собрать и спустить на воду.
10. Покупать, для комплекта арміи, у киргизъ лошадей «на деньги или на мѣну надобныхъ имъ товаровъ».
11. «Денежную и прочую казну» содержать въ исправности, показывая въ томѣ «свой трудъ и прилежность».

Въ дополненіе къ этой инструкціи Кириллову даны были еще дополнительныя, секретныя наставленія:

1. наблюдать за башкирами и киргизами, среди которыхъ часто возникаютъ волненія;
2. если тѣ и другіе будутъ волноваться, то посылать однихъ противъ другихъ, сберегая русское войско, и
3. хану Абулхаиру, въ войнѣ противъ хивинцевъ, оказывать помощь порохомъ и оружіемъ, но войска не давать.

7 іюня 1734 года послѣдовало Высочайшее утвержденіе привилегій, данныхъ новому городу, съ наименованіемъ его Оренбургомъ, а 10 іюня того же года выданы Кириллову три грамоты на имя хановъ всѣхъ трехъ киргизскихъ ордъ для врученія послѣднимъ. Въ грамотахъ императрицы говорилось о благоволеніи Ея Величества къ ханамъ, о постройкѣ новаго города на рѣкѣ Ори, отправкѣ экспедиціи, съ Кирилловымъ и Тевкелевымъ во главѣ, о дурныхъ непріятельскихъ замыслахъ, о которыхъ предлагалось ханамъ увѣдомлять начальниковъ экспедиціи, а въ случаѣ нападеній непріятелей имъ вмѣнялось въ обязанность «охраненіе чинить».

По полученіи всѣхъ приведенныхъ распоряженій; которыя давали очень широкій просторъ для дѣятельности Кириллову, и денегъ, экспедиція и посольство Абулхаира, послѣ прощальной аудіенціи у императрицы, 15 іюня 1734 года, выѣхали изъ С.-Петербурга. При выѣздѣ изъ столицы, экспедиція раздѣлилась на двѣ части: одна во главѣ съ Кирилловымъ и съ киргизскимъ посольствомъ отправилась водою, а другая подъ начальствомъ Вахметева на ямскихъ лошадяхъ. Дорогой киргизы имѣли возможность осматривать Ладожскій каналъ и Шлиссельбургскую крѣпость, устройству которыхъ не мало удивлялись. Достигнувъ Москвы, экспедиція увеличилась еще нѣсколькими лицами, данными въ распоряженіе Кириллова. Въ началѣ октября Кирилловъ достигъ Казани и 10 ноября прибыль въ Уфу. Въ теченіи зимы Кирилловъ сформировалъ отрядъ изъ войскъ, данныхъ въ его распоряженіе, и заготовлялъ провіантъ. 11 апрѣля 1735 года Кирилловъ выступилъ изъ Уфы къ устью рѣки Ори. Башкиры, казавшіеся Кириллову спокойными и довольными его распоряженіями, на самомъ дѣлѣ въ теченіи прошлой зимы также готовились къ выступленію въ походъ, чтобы оказать сопротивленіе движенію отряда Кириллова. Башкиры поняли, что съ устройствомъ города на Ори и съ появленіемъ русской колонизаціи на восточной границѣ Башкиріи, они окажутся окруженными со всѣхъ сторонъ русскими и, такимъ образомъ, навсегда войдутъ въ составь Россіи. И, дѣйствительно, пройдя всего десять верстъ отъ Уфы, Кирилловъ въ этомъ долженъ былъ убѣдиться: башкиры прислали къ нему посланцевъ съ заявленіемъ, что они желаютъ, чтобы онъ возвратился назадъ, въ противномъ же случаѣ они окажутъ сопротивленіе. И только послѣ неоднократныхъ и кровопролитныхъ стычекъ съ башкирами, наконецъ, 6 августа 1735 года, Кирилловъ достигъ устья рѣки Ори. 15 августа была заложена крѣпость о четырехъ бастіонахъ «съ цитаделью малою» при пушечной пальбѣ, въ которую 30 августа введенъ гарнизонъ, а 31 введена, артиллерія и въ этотъ же день, послѣ молебна, заложенъ Оренбургъ о девяти бастіонахъ при троекратныхъ выстрѣлахъ изъ 31 пушки. Послѣ чего офицерамъ, ханскому сыну Ирали, киргизскимъ и башкирскимъ старшинамъ Кирилловымъ «учиненъ былъ великій трактаментъ». На торжествѣ, по приглашенію Кириллова, присутствовалъ и старшій сынъ Абулхаира султанъ Нурали. Торжество сопровождалось пушечной пальбой, ракетами и тостами за хана Абулхаира и султана Нурали.

Покончивъ съ заложеніемъ крѣпости и города, Кирилловъ отправилъ объ этомъ донесеніе въ С.-Петербургъ и отпустилъ киргизское посольство, къ хану Абулхаиру съ извѣстіемъ о заложеніи города и приглашеніемъ его прибыть на свиданіе весной въ будущемъ 1736 году, самъ же 7 сентября отправился обратно, въ г. Уфу, оставивъ въ крѣпости отрядъ изъ 1О ротъ подъ командою подполковника Чемодурова и при немъ ханскаго сына Ирали съ немногими старшинами, оставленнаго въ аманатахъ, вопреки инструкціи, данной начальнику экспедиціи.

Такимъ образомъ, было положено начало выполненію мысли великаго преобразователя Россіи Петра Великаго объ открытіи ключа и воротъ въ Среднюю Азію для заведенія торговли и другихъ сношеній.

Кирилловъ избралъ мѣстомъ своего жительства и главнымъ мѣстопребываніемъ, находящагося при немъ управленія, городъ Самару. Во время трехлѣтняго управленія краемъ не суждено было Ивану Кирилловичу заниматься киргизскими дѣлами, все его вниманіе было обращено на волненія башкиръ, усмиреніе которыхъ отнимало все время и всѣ имѣвшіяся въ его распоряженіи средства. Только въ 1736 году ему удалось на границѣ киргизскихъ степей, на правомъ берегу Урала, построить двѣ крѣпости Губерлинскую (нынѣ поселокъ) и Озерную (нынѣ поселокъ Верхнеозерный) и три форпоста: Средній, Бердскій и Крыловъ. Но и устроенныя имъ крѣпости было содержать трудно, какъ за недостаткомъ людей, такъ и провіанта. Печальную картину представляетъ положеніе гарнизона, оставленнаго Кирилловымъ въ Оренбургѣ. Зная недостатокъ провіанта, Кирилловъ приказалъ начальнику гарнизона Чемодурову отправить изъ Оренбурга 800 человѣкъ въ Верхнеяицкую пристань (нынѣ городъ Верхнеуральскъ), что было послѣднимъ и исполнено 24 ноября 1735 года. Отправленная партія подъ командою премьеръ-майора Рагинскаго, пройдя всего около 30 верстъ, должна была вернуться назадъ, такъ какъ, вслѣдствіе неимѣнія теплой одежды, 5 человѣкъ замерзло и 150 познобило руки и ноги. Несмотря на это, Чемодуровъ все-таки долженъ былъ 27 ноября вновь отправить 773 человѣка, ибо дальнѣйшее пребываніе въ Оренбургѣ всего наличнаго состава гарнизона грозило ему въ недалекомъ будущемъ голодной смертью. Только на этотъ разъ Чемодуровъ отправилъ людей въ другой пунктъ — въ Сакмарскій казачій городъ (нынѣ станица Сакмарская въ 25 верстахъ отъ теперешняго города Оренбурга) рѣкою Яикомъ (Ураломъ), выдавъ на дорогу провіанта по 13 декабря. Вслѣдствіе недостатка провіанта и сильныхъ морозовъ, изъ этой партіи также умерло отъ голода и замерзло 500 человѣкъ, а изъ остальныхъ — 80 человѣкъ были съ отмороженными руками и ногами.

За время управленія Оренбургскимъ краемъ Кириллова, новые подданные Россіи — киргизы Малой орды нападаютъ въ 1734 году на Сакмарскій городокъ, въ 1736 году грабятъ яицкихъ Казаковъ и волжскихъ калмыковъ, въ 1737 году повторяютъ нападеніе на калмыковъ при чемъ захватываютъ въ плѣнъ не только послѣднихъ, но и русскихъ и, кромѣ того, грабятъ проходящіе чрезъ степи торговые караваны. Мѣръ не только къ предотвращенію, но и ограниченію своевольства киргизъ Кирилловъ принять не могъ, такъ какъ все его вниманіе было обращено на болѣе важныя дѣла — усмиреніе волновавшейся Башкиріи, хотя правительствомъ за это время и было дано Кириллову нѣсколько указовъ о прекращеніи набѣговъ киргизъ и о посылкѣ отрядовъ для учиненія съ ними расправы, «яко съ непріятели», но они не могли приводиться въ исполненіе по недостатку средствъ для этого.

По смерти Кириллова, послѣдовавшей 14 апрѣля 1737 года, временное завѣдываніе дѣлами оренбургской экспедиціи лежало на Петрѣ Степановичѣ Бахметевѣ, на астраханскомъ вице-губернаторѣ генералъ-майорѣ Леонтіѣ Яковлевичѣ Соймоновѣ, командированномъ въ Оренбургскій край для усмиренія башкирскаго бунта, и полковникѣ Тевкелевѣ. 10 мая 1737 года указомъ императрицы начальникомъ Оренбургскаго края назначенъ историкъ, начальникъ екатеринбургскихъ заводовъ, тайный совѣтникъ Василій Никитичъ Татищевъ. Ввѣряя Оренбургскій край новому лицу, императрица, въ своемъ указѣ о назначеніи Татищева сочла нужнымъ упомянуть и о киргизскихъ степяхъ, выражая желаніе, чтобы «киргизъ-кайсаки въ наилучшемъ приласканіи были, и отъ всякихъ противныхъ предпріятій удержаніи особливое попеченіе имѣлось».

Первое время, по пріѣздѣ въ Оренбургскій край, Татищевъ не имѣлъ возможности заниматься киргизскими дѣлами, его вниманіе также отвлекала Башкирія, продолжавшая волноваться, и канцелярскіе порядки въ экспедиціи. По поводу послѣднихъ Татищевъ доносилъ, что въ экспедиціи «канцелярскаго порядка, какъ уставъ повелѣваетъ, учинено не было; протокола и журнала порядочно не содержано; списковъ служителямъ съ ихъ окладами не учинено; и хотя подъячихъ было не мало, но всѣ набраны молодые и малоискусные, а къ тому и повытей было не расписано; записокъ одного дѣла искать нужно по разнымъ мѣстамъ. Счеты весьма неправильны, потому что приходъ и расходъ былъ въ разныхъ рукахъ и весьма безпорядоченъ, черезъ что учинились проронки; окладныхъ книгъ учинено не было, давано жалованье все по выпискамъ, а отъ того учинены передачи. Въ подрядѣ провіанта и провоза великія передачи, — изъ корысти или изъ продерзости, неизвѣстно».

Пока Татищевъ собирался приступить къ занятію киргизскими дѣлами, ханъ Абулхаиръ, желая воспользоваться башкирскимъ бунтомъ для своихъ выгодъ — обогащенія и усиленія своей власти и даже, будто бы, для возведенія въ ханское достоинство въ Башкиріи одного изъ своихъ сыновей, какъ о томъ повѣствуетъ современный мѣстный историкъ Петръ Ивановичъ Рычковъ, въ концѣ 1737 года испрашиваетъ разрѣшеніе русскаго правительства на содѣйствіе ему къ прекращенію башкирскихъ волненій. Получивъ дозволеніе на вступленіе съ войскомъ въ Башкирію, Абулхаиръ принялся ее грабить, не разбирая мирныхъ жителей отъ бунтовщиковъ. Это было скоро замѣчено Татищевымъ, и онъ испрашиваетъ разрѣшеніе на удаленіе хана изъ Башкиріи. Вывести отсюда хана Татищеву удалось безъ особыхъ затрудненій, для чего имъ былъ посланъ къ Абулхаиру переводчикъ Арасланъ Бахметевъ съ разными подарками рублей на 100 и уполномочіемъ благодарить хана за оказанныя, будто бы, имъ услуги по возстановленію порядка въ Башкиріи. Въ то время, когда Абулхаиръ съ частью Малой орды разорялъ башкиръ, другая часть его орды грабила волжскихъ калмыковъ и захватила, въ плѣнъ много русскихъ.

Въ началѣ 1738 года была обнаружена новая опасность со стороны киргизъ; башкиры обратились за помощью къ Абулхаиру и признали его своимъ ханомъ. Абулхаиръ выразилъ на это согласіе, женился на башкиркѣ и сталъ обнаруживать враждебныя отношенія къ Россіи. Такъ, въ концѣ апрѣля, онъ появляется во главѣ большой шайки башкиръ въ Оренбургѣ, и когда майоръ Останковъ посылаетъ ему сказать, чтобы онъ прекратилъ сношенія съ бунтовщиками-башкирами, Абулхаиръ, вынувъ саблю, отвѣчалъ: «Городъ мой и для меня устроенъ, а кто не послушаетъ, тому голову отрублю». Узнавъ объ этомъ, Татищевъ приказалъ Останкову арестовать главныхъ башкирскихъ старшинъ и имѣть за ними усиленный надзоръ, а чтобы не обидѣть и не разсердить хана, написалъ ему, что Останковъ арестовалъ башкиръ самовольно и за это будетъ наказанъ. Доводя объ этомъ происшествіи до свѣдѣнія императрицы, Татищевъ писалъ: «Хотя Абулхаиръ ханъ свою присягу нарушилъ, однако, я, взирая на глупую ихъ дикость и опасаясь, чтобы другихъ ихъ султановъ и хановъ жестокостью не отстращать, намѣренъ съ нимъ ласково обойтись и о погрѣшностяхъ его разговоромъ выговорить».

Въ отвѣтъ на свое донесеніе Татищевъ получилъ строгое предписаніе немедленно отправиться въ походъ въ Оренбургъ. «Мы», говорится въ указѣ императрицы, «съ великимъ удивленіемъ и неудовольствіемъ усмотрѣли, какимъ образомъ отъ бунтующихъ башкирцевъ новыя замѣшанія начались, а наипаче, что и ханъ Абулхаиръ съ ними соединился и имѣетъ злое намѣреніе атаковать Оренбургъ, чего мы никогда не надѣялись. Симъ нашимъ указомъ наикрѣпчайше подтверждаемъ, что всемѣрно надлежитъ вамъ со всею командою къ Оренбургу поспѣшить безъ всякаго отлагательства, а ежели подъ онымъ городомъ учинятся гибель или людямъ уронъ, то особливо вы въ томъ дадите передъ нами отвѣтъ, ибо мы оную крѣпость отнюдь потерять не хотимъ».

Всдѣдствіе этого Татищевъ долженъ быль поспѣшно отправиться (7 іюня) въ походъ и прибыть въ Оренбургъ 15 іюля. По дорогѣ Татищевъ осматривалъ устроенныя его предмѣстникомъ крѣпости, при чемъ особое вниманіе обратилъ на Озерную, предполагая въ ней держать киргизскихъ аманатовъ. По выходѣ изъ Озерной къ Татищеву явились посланцы Абулхаира извѣстные намъ башкирскій старшина тарханъ Таймасъ Шаимовъ и батырь Букенбай. Отъ нихъ Татищевъ узналъ, что киргизы боятся его, чтобы онъ не причинилъ имъ какого вреда, такъ какъ идетъ съ большимъ войскомъ и въ томъ числѣ имѣетъ до 6000 калмыковъ. Татищевъ увѣрилъ посланцевъ, что идетъ въ Оренбургъ только на свиданіе съ ханомъ и что калмыковъ съ нимъ всего не болѣе 200, да и тѣ крещеные. Этимъ же посланцамъ даны были указанія, съ какимъ числомъ старшинъ Абулхаиръ долженъ былъ прибыть въ Оренбургъ, а для того, чтобы они энергичнѣе дѣйствовали, Татищевъ сдѣлалъ имъ подарки.

По прибытіи въ Оренбургъ, 16 и 18 іюля Татищевъ угощалъ ханскаго сына, находившагося въ аманатахъ, Ирали и далъ ему нѣсколько подарковъ, а 19 отправилъ переводчика Бахметева съ Таймасомъ къ хану Абулхаиру пригласить его прибыть на свиданіе съ нимъ въ Оренбургъ. Абулхаиръ сначала отказывался ѣхать, и только когда его достаточно убѣдили, что Татищевъ не имѣетъ противъ него никакихъ дурныхъ замысловъ, рѣшился поѣхать въ Оренбургъ.

Абулхаиръ прибыль въ Оренбургъ 1 августа и былъ встрѣченъ съ большими почестями. Но, прежде чѣмъ произошло свиданіе хана съ Татищевымъ, велись переговоры о томъ, кто кому первый долженъ сдѣлать визитъ. Абулхаиръ полагалъ, что ему, какъ владѣтельной особѣ, неприлично первому быть у генерала. Это недоразумѣніе уладилъ Тевкелевъ, убѣдивъ хана, что въ данномъ случаѣ тайный совѣтникъ Татищевъ замѣняетъ собою особу государыни и что вести по этому поводу препирательства неумѣстно.

3 августа, наконецъ, Абулхаиръ поѣхалъ къ Татищеву, какъ для свиданія, такъ и принятія присяги. Встрѣча хана и принятіе имъ присяги на подданство Россіи были обставлены весьма торжественно по особому, ранѣе составленному, церемоніалу; на другой день принимали присягу старшій сынъ хана Нурали и старшины Малой и Средней ордъ. Торжество сопровождалось пушечной пальбой, рѣчами, тостами и обильнымъ угощеніемъ.

Цѣлый мѣсяцъ Абулхаиръ прожилъ около Оренбурга и много разъ видѣлся за это время съ Татищевымъ. Во время свиданій Татищева съ Абулхаиромъ были выработаны слѣдующія обязательства, которыя принимали на себя новые подданные Россіи:

1. Абулхаиръ обязывался освободить всѣхъ русскихъ плѣнныхъ не только находящихся въ его ордѣ, но и въ другихъ сосѣднихъ ханствахъ и
2. сопровождать и охранять торговые караваны, проходящіе черезъ киргизскія степи.

Взамѣнъ того ханъ просилъ отпустить съ нимъ въ орду, находящагося въ Оренбургѣ въ аманатахъ, сына Ирали, замѣнивъ его другимъ сыномъ Хажи-Ахметомъ, и выразилъ желаніе отправить въ слѣдующемъ году ко двору свою жену ханшу Папай (вѣрнѣе Бопай).

С. М. Соловьевъ, описывая вторичное принятіе присяги ханомъ Абулхаиромъ на подданство Россіи, говорить, между прочимъ, что онъ долго не соглашался подписываться рабомъ. Абулхаиръ говорилъ: «человѣкъ живетъ въ свѣтѣ и дѣтьми память о себѣ оставляетъ, но сія память и скоту равна есть, а честь, пріобрѣтенная человѣку, во вѣки не умираетъ, и я тѣмъ нынѣ наиболѣе долженъ радоваться, что мое имя въ такъ великомъ и славномъ государствѣ извѣстно». Татищевъ сказалъ на это: «не только у насъ, но и во всей Европѣ будетъ извѣстно, потому что у насъ такія дѣла напечатаютъ и всюду разошлютъ». Далѣе продолжаетъ тотъ же авторъ, что киргизы, получивъ подарки отъ Татищева, подрались изъ-за нихъ. Абулхаиръ по этому поводу сказалъ Татищеву: «Пожалуй, не осуди, что этотъ дикій народъ такъ безчиненъ, а мнѣ очень пріятно, что они теперь тѣмъ хвастаютъ, чему прежде смѣялись и ругались». Татищевъ, по окончаніи празднествъ, такъ описывалъ кабинетъ-министрамъ свои наблюденія надъ киргизами: «Сей народъ столько глупъ, что безъ стыда просятъ и за столомъ наставленныя конфекты, собирая въ платки, вяжутъ, а тарелки, ложки, ножи серебряные класть предъ ними нельзя, и хотя нѣкоторые изъ знатныхъ тутъ ихъ бранятъ, но мало помогаетъ; да и ханъ, которому я быковъ, барановъ, крупъ и прочаго посылалъ, не постыдился все это прислать продавать и у меня опять просить, и я принужденъ вареное и жареное мясо ежедневно посылать. Ханъ, повидимому, великое усердіе и покорность имѣетъ, ибо его въ томъ польза, но очень непостояненъ, его же мало и слушаютъ, а болѣе всѣхъ силы имѣютъ Средней орды Джаныбекъ батырь (аргынскаго рода), да Чурекъ, а въ Меньшей — Букенбай батырь (табынскаго рода), которыхъ я, какъ казеннымъ, такъ и моимъ довольно одаря, отпустилъ».

Абулхаиръ, замѣнивъ султана Ирали другимъ сыномъ Xажи-Ахметомъ, откочевалъ въ свои аулы.

Одновременно съ Абулхаиромъ приглашались въ Оренбургъ Татищевымъ для свиданія и принятія присяги султаны Средней орды Абулмагметъ и Аблай (въ это время ханъ въ Средней ордѣ, вмѣсто умершаго Шемяки, еще не былъ избранъ), управлявшіе этой ордой послѣ смерти хана Шемяки, но, однако, ни тотъ ни другой не пріѣхали на это свиданіе, отговариваясь тѣмъ, что мѣста ихъ кочевокъ слишкомъ далеко въ это время находились отъ Оренбурга (на рѣкѣ Иртышѣ), и что весной 1739 года непремѣнно пріѣдутъ и примутъ присягу на подданство.

Въ бытность свою въ Оренбургѣ, Татищевъ обращаетъ вниманіе на крѣпость, заложенную его предшественникомъ; она находилась въ очень плачевномъ состояніи; вмѣсто стѣны и вала была огорожена плетнемъ, а ровъ былъ въ полтора аршина ширины, а саженъ на 50 и рва не было, такъ что зимой въ нее заходили волки. По распоряженію Татищева ровъ углубленъ до трехъ саженъ и расширенъ до пяти аршинъ, а валъ обложенъ дерномъ. О состояніи крѣпости и положеніи гарнизона Татищевъ донесъ въ С.-Петербургъ, что «съ сожалѣніемъ Вижу, какъ у насъ инженерные офицеры въ практикѣ искусства и разсужденія не имѣютъ», и что «денегъ при комиссіи ничего нѣтъ, и солдаты безъ жалованья цѣлый годъ претерпѣваютъ крайнюю нужду, также провіантскимъ подрядчикамъ заплатить нечѣмъ».

Въ концѣ августа Татищевъ отправилъ въ Ташкентъ купеческій караванъ подъ начальствомъ поручика Миллера, который долженъ былъ выхлопотать безпошлинную торговлю для русскихъ и побывать въ бухарскихъ городахъ, а для производства снимокъ, по пути слѣдованія каравана, геодезиста Кошелева. Караванъ благополучно прослѣдовалъ черезъ кочевья киргизъ Малой и Средней ордъ, но въ Большой ордѣ, невдалекѣ отъ Ташкента, киргизы разграбили его и всѣхъ людей забрали въ плѣнъ. Освобожденію изъ плѣна Миллера и бывшихъ съ нимъ людей содѣйствовалъ киргизъ Средней орды батырь Джаныбекъ, который, услыхавъ о несчастіи, постигшемъ Миллера, нарочито посылалъ своихъ людей къ хану Большой орды съ просьбою объ освобожденіи Миллера. Джаныбекъ за эту услугу былъ пожалованъ въ тарханы.

31 августа 1838 года Татищевъ выбылъ изъ Оренбурга обратно въ Самару; по дорогѣ осматривалъ нѣкоторыя крѣпости и занимался опредѣленіемъ новаго мѣста для постройки Оренбурга, такъ какъ мѣстность при впаденіи Ори въ Уралъ имъ признана была для большого города неудобной.

Въ началѣ января 1739 года Татищевъ былъ вызванъ въ С.-Петербургъ и уже болѣе въ Оренбургскій край не возвращался. Причиной къ устраненію Татищева отъ управленія краемъ послужили жалобы разныхъ лицъ на него, главнымъ же образомъ на корыстолюбіе, при чемъ въ числѣ лицъ, недовольныхъ Татищевымъ, быль и Тевкелевъ. Мѣстные историки отзываются о Татищевѣ какъ объ администраторѣ, который успѣлъ въ короткое управленіе краемъ сдѣлать много хорошаго, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, надѣлалъ не мало и зла.

Памятниками административной дѣятельности Василія Никитича Татищева, говорить академикъ П. Пекарскій, остались множество оффиціальныхъ донесеній и разнородныхъ представленій. По нимъ можно судить о неутомимой дѣятельности, о его умѣ, знаніяхъ, опытности и, должно сознаться, о его недостаткахъ, бывшихъ непремѣнною принадлежностью едва ли не всѣхъ администраторовъ его времени, но темъ не менѣе непріятно поражающихъ историка. По мыслямъ, которыя высказывалъ Татищевъ, по своей любви къ знаніямъ и просвѣщенію, онъ шелъ впереди своего вѣка, стоялъ выше окружавшей его среды; по образу же дѣйствій на служебномъ поприще онъ не отличался ничѣмъ отъ стариннаго воеводы въ отдаленномъ городке. Изъ сенатскаго доклада, представленнаго императрицѣ Елизаветѣ не задолго до удаленія его отъ должности астраханскаго губернатора, оказывается, что онъ не дѣлалъ часто различія между деньгами казенными и своими и допускалъ злоупотребленія и за рубли, и за башкирскихъ иноходцевъ, даже за овчинки и волчьи мѣха.

Временное управленіе краемъ до назначенія новаго начальника, было поручено подполковнику Аксакову, лейтенанту князю Бѣлосельскому и премьеръ-майору Осташкову.

Въ январѣ 1739 года, по желанію Абулхаира, былъ отправленъ въ. С.-Петербургъ ко двору находившійся въ Орскѣ въ аманатахъ султанъ Хажи-Ахметъ съ пятью старшинами. По сохранившимся счетамъ въ архивѣ тургайскаго областного правленія видно, что расходы по поѣздкѣ и на подарки превышали 2000 рублей или около 20000 на теперешнія деньги.

17 іюня 1739 года начальникомъ оренбургской экспедиціи или комиссіи, какъ ее стали называть въ оффиціальной перепискѣ со времени назначенія начальникомъ ея Татищева, былъ опредѣленъ генералъ-лейтенантъ князь Василій Алексѣевичъ Урусовъ. Въ указѣ императрицы, данномъ на имя князя Урусова 20 августа того же года, подробно изложены всѣ дѣла, которыми онъ долженъ былъ заняться по прибытіи въ Оренбургскій край и, между прочимъ, по отношенію къ киргизскимъ ордамъ предписывалось;

1. г. Оренбургъ перенести на другое мѣсто — на урочище «Красная гора», а основанный при устьѣ рѣки Ори городъ переименовать въ Орскую крѣпость;
2. на границѣ киргизскихъ степей, на сѣверъ отъ новаго Оренбурга, по р. Уралу и по рѣкамъ Ую и Тоболу строить крѣпости;
3. султановъ Средней орды Барака, Аблая и Абулмагмета убѣдить принять присягу на подданство Россіи, какъ это они обѣщали при Татищевѣ, и
4. оставить въ аманатахъ надежныхъ людей.

Этимъ же указомъ учреждены при оренбургской комиссіи, вмѣсто полковника Тевкелева, двѣ должности совѣтниковъ, «и кто опредѣлены будутъ, онымъ на дачѣ жалованья раздѣлить по ихъ рангамъ сумму ту, что полковникъ Тевкелевъ получалъ, а больше того не прибавлять».

Не успѣлъ еще Урусовъ прибыть въ Самару, какъ были получены извѣстія, что киргизы Малой орды ограбили два каравана: одинъ около Переволоцкой крѣпости 9 іюля, а второй между г. Оренбургомъ и Озерной крѣпостью 19 іюля. Большая часть товаровъ этихъ каравановъ, говоритъ П. И. Рычковъ, была розыскана и возвращена владѣльцамъ.

Въ первыхъ числахъ сентября Урусовъ съ небольшимъ отрядомъ выступилъ изъ Самары къ Оренбургу, но, вслѣдствіе наступившихъ раннихъ морозовъ и «за противною погодою», осмотрѣвъ только линію крѣпостей по рѣкѣ Самарѣ, возвратился обратно. Вновь выступилъ Урусовъ въ Оренбургскій походъ 13 мая 1740 года, и, дойдя до рѣки Самары, долженъ былъ здѣсь оставаться до 24 мая, такъ какъ переправа войскъ черезъ рѣку, по случаю большого разлива и сильныхъ вѣтровъ, была невозможна. По дорогѣ въ Оренбургъ начальникъ края В. А. Урусовъ занимался башкирскими дѣлами главнымъ образомъ поимкой Карасакала, бунтовщика Башкиріи. Поймать Карасакала, однако, не удалось, и онъ, будучи раненъ, ушелъ съ небольшимъ числомъ башкиръ въ киргизскія степи. Башкиръ, сопровождавшихъ Карасакала, киргизы обратили въ невольниковъ, а самаго Карасакала, назвавшагося Шуною, братомъ зюнгарскаго владѣльца Галданъ Цырена, скрыли. На просьбы оренбургскаго начальства поймать и выдать Карасакала, киргизскіе ханы отвѣчали, «что его поймать за разными обстоятельствами не могутъ, а будутъ къ тому искать случай впредь».

По прибытіи въ Оренбургъ (25 іюля), князь Урусовъ также занялся сначала башкирскими дѣлами: производствомъ слѣдствія надъ бунтовщиками и приведеніемъ приговора суда въ исполненіе. Это заняло цѣлый мѣсяцъ. Вѣроятно, не безъ задней мысли Урусовъ выбралъ мѣстомъ суда и экзекуціи надъ башкирами г. Оренбургъ, находящійся на границѣ киргизскихъ степей. 25 августа, князь Урусовъ, въ 6 верстахъ отъ Оренбурга, за рѣкою Ураломъ, на возвышенномъ мѣстѣ, при большомъ собраніи народа, произвелъ «экзекуцію». Въ этотъ день было посажено на колья на высокихъ каменныхъ столбахъ, нарочито для того сдѣланныхъ, 5 главныхъ сообщниковъ Карасакала, 11 человѣкъ повѣшены за ребра, 21 отсѣчены головы и воткнуты на колья и 85 повѣшены.

19 августа прибыли въ Оренбургъ, въ сопровожденіи батыря Джаныбека, старшіе сыновья хана Абулхаира, султаны Нурали и Ирали, а 22 были приняты княземъ Урусовымъ. Встрѣча ихъ сопровождалась разными церемоніями и пушечной пальбой. Ханскія дѣти оставались въ Оренбургѣ до 31 августа, неоднократно были у начальника края и «были имъ трактованы», а также щедро одарены. Во время пребыванія дѣтей хана Абулхаира въ Оренбургѣ, Урусовъ велъ съ ними переговоры о предотвращеніи нападеній киргизъ на караваны, о возвратѣ разграбленныхъ товаровъ, объ освобожденіи изъ плѣна русскихъ подданныхъ и о прекращеніи набѣговъ киргизъ на волжскихъ калмыковъ. Съ своей стороны султаны Нурали и Ирали передали князю желаніе ихъ отца о постройкѣ города на рѣкѣ Сыръ-Дарьѣ и о снабженіи его нѣсколькими пушками для веденія войны съ хивинцами. Требованія Урусова сыновья Абулхаира дали обѣщаніе исполнить и, какъ увидимъ далѣе, ни одного изъ нихъ не выполнили. Что же касается желанія Абулхаира получить отъ русскаго правительства пушки, то князь Урусовъ это отклонилъ подъ тѣмъ предлогомъ, что ихъ мало и самимъ для вновь устраиваемыхъ крѣпостей, для осмотра же мѣстностей на рѣкѣ Сыръ-Дарьѣ, гдѣ Абулхаиръ предполагалъ построить городъ, были отправлены княземъ Урусовымъ геодезистъ Муравинъ и инженеръ Назимовъ, которые, составивъ первую карту приаральскихъ мѣстностей и хивинскихъ владѣній, черезъ годъ возвратились въ Россію.

Въ то время, какъ Урусовъ принималъ султановъ Нурали и Ирали и велъ «съ ними о дѣлахъ конференцію», къ Оренбургу подкочевали вновь избранный ханъ Средней орды Абулмагметъ и султанъ Аблай. 28 августа они были такъ же торжественно приняты княземъ Урусовымъ, какъ въ въ 1738 году ханъ Абулхаиръ. Послѣ парадной встрѣчи, были прочитаны секретаремъ рѣчи хана и султана, въ отвѣтъ на которыя князь Урусовъ сообщилъ имъ о благоволеніи къ нимъ государыни и желаніи ея, чтобы новые подданные Россіи приняли присягу. На это они отвѣчали, что «такая присяга уже учинена напередъ сего, однако нынѣ исполнить это не отрекаются и оную чинить съ радостью готовы». Послѣ этого ханъ и султанъ были приведены къ присягѣ въ присутствіи Урусова, а въ другой палаткѣ 128 киргизъ Средней орды — въ присутствіи штабъ-офицеровъ.

Абулмагметъ и Аблай прожили въ окрестностяхъ Оренбурга до 2 сентября и за это время нѣсколько разъ были у князя Урусова, въ свою очередь и начальникъ края былъ у нихъ съ визитомъ въ ихъ аулѣ. Дѣловые разговоры князя Урусова съ представителями Средней орды касались тѣхъ же вопросовъ, которые возбуждались имъ при свиданіи съ сыновьями Абулхаира. Въ результатѣ были получены тѣ же, ничего не значащія, обѣщанія выполнять желанія русскаго правительства.

П. И. Рычковъ въ своей «Исторіи оренбургской» разсказывалъ, между прочимъ, что во время кратковременнаго пребыванія подъ Оренбургомъ сыновья Абулхаира поссорились съ султанами Средней орды и, не простясь съ Урусовымъ, уѣхали. Этотъ, самъ по себѣ незначительный, фактъ свидѣтельствуетъ о томъ, насколько дурно жили между собою представители одного и того же киргизскаго народа, что даже на короткое время не могли сдерживать чувства злобы.

5 сентября князь Урусовъ выбылъ изъ Оренбурга обратно въ Самару и по дорогѣ получилъ распоряженіе о скорѣйшемъ окончаніи суда надъ башкирами, замѣшанными въ бунтахъ. 17 сентября Урусовъ произвелъ около Сакмарска, на горѣ, вторую «экзекуцію» надъ башкирами. На этотъ разъ 50 человѣкъ было повѣшено, 120 отсѣчены головы, дѣти же и жены казненныхъ были розданы служилымъ людямъ. Кромѣ того, 301 башкиру, по наказаніи кнутомъ, были отрѣзаны носы и уши.

Несмотря на данное Абулхаиромъ и его сыновьями обѣщаніе жить въ мирѣ съ волжскими калмыками, въ 1740 году самъ Абулхаиръ посылалъ 3000 киргизъ для грабежа послѣднихъ.

Въ слѣдующемъ, 1741, году извѣстный уже намъ Карасакалъ, набравъ подвластныхъ Россіи киргизъ, опустошалъ и грабилъ зюнгаръ, вслѣдствіе чего ихъ владѣлецъ Галданъ Цыренъ отправилъ для наказанія киргизъ 20000 войска, которое особенно сильно разорило аулы киргизъ Средней орды въ томъ числѣ хана Абулмагмета и султана Аблая. Зюнгары гнали киргизъ до рѣки Урала и только здѣсь вынуждены были остановиться вслѣдствіе заявленія коменданта г. Оренбурга, который имъ объявилъ, что они не должны самовольно нападать и разорять русскихъ подданныхъ киргизъ и что впредь, въ подобныхъ случаяхъ, имъ слѣдуетъ на киргизъ Малой и Средней ордъ приносить жалобу русскому правительству. Такое заявленіе начальника русскаго гарнизона, однако, не имѣло никакого вліянія на болѣе правильныя отношенія между киргизами и зюнгарами: тѣ и другіе продолжали нападать и грабить другъ друга до тѣхъ поръ, пока зюнгары не удалились въ предѣлы Китайской имперіи, утративъ свою политическую самостоятельность.

22 іюля 1741 года скончался, въ Самарѣ, отъ цынги третій начальникъ Оренбургскаго края В. А. Урусовъ. Историки отзываются о В. А. какъ объ умномъ человѣкѣ, энергичномъ администраторѣ, но жесткомъ, не любившемъ никому давать пощады.

Послѣ смерти Урусова, временно, до назначенія новаго начальника комиссіи, управленіе краемъ было возложено на генерала Сойманова, который, при ближайшемъ участіи секретаря Рычкова, велъ всѣ дѣла комиссіи, проживая въ Мензелинскѣ.

Въ 1741 году Оренбургской комиссіей были получены вѣрныя свѣдѣнія отъ возвратившихся изъ Хивы геодезиста Муравина и инженера Назимова о положеніи дѣлъ въ этой странѣ. Ханъ Малой киргизской орды Абулхаиръ въ 1741 году завладѣлъ Хивою и находился въ ней, но, при вступленіи въ ханство съ войсками персидскаго шаха Надира, бѣжалъ отсюда. Въ томъ же году хивинскимъ ханомъ былъ избранъ сынъ Абулхаира султанъ Нурали, который въ этомъ же году также изъ боязни персовъ бѣжалъ изъ Хивы въ аулы отца.

Въ началѣ января 1742 года начальникомъ Оренбургской комиссіи былъ назначенъ тайный совѣтникъ Иванъ Ивановичъ Неплюевъ.

По прибытіи въ Оренбургскій край И. И. Неплюевъ прежде всего занялся изысканіемъ удобнаго мѣста для «новаго города и составленіемъ проектовъ какъ ему застроену быть». Для этой надобности Неплюевъ выѣхалъ изъ Самары (сюда прибылъ 26 апрѣля) 9 іюня и, осмотрѣвъ по дорогѣ новопостроенныя крѣпости, 4 іюля прибылъ въ Бердскую крѣпость. Мѣсто, занимаемое этой крѣпостью, очень понравилось Неплюеву. 23 іюля въ совѣтѣ, собранномъ И. И. въ Орскѣ, окончательно рѣшено было строить г. Оренбургъ на мѣстѣ занимаемомъ Бердскою крѣпостью, перенеся эту послѣднюю на то мѣсто, гдѣ Бердскій поселокъ находится въ настоящее время. Что же касается Красной Горы, гдѣ, по указанію Татищева, былъ заложенъ, во время управленія краемъ князя Урусова, Оренбургъ, то она признана неудобной для постройки города, и дальнѣйшія работы были прекращены. 15 октября это рѣшеніе было утверждено государыней.

Оренбургъ заложенъ 19 апрѣля 1743 года въ присутствіи генералъ-майора Штокмана, руководившаго работами. Для постройки новаго города наряжались башкиры, мещеряки, тептяри и бобыли, «коимъ за бытность при той работѣ даваны заработныя деньги по двѣ копейки въ день и провіантъ противъ солдатскихъ дачъ». Одновременно съ заложеніемъ города, по распоряженію Неплюева, въ новый Оренбургъ была переведена изъ г. Самары и оренбургская комиссія.

Городъ на планѣ имѣлъ видъ многоугольника объ 11 полигонахъ, 10 бастіонахъ и 2 полубастіонахъ. Въ городъ вели четверо воротъ. Онѣ были обнесены рвомъ, валомъ и каменной стѣной. Валъ имѣлъ въ окружности 5 верстъ 192 сажени, высота его равнялась на ровныхъ мѣстахъ 12 футамъ, на высокихъ была менѣе, а на низкихъ болѣе 12 футовъ; глубина рва — 12 футовъ, а ширина — 35. Длина города равнялась 677 саженямъ, а ширина 570. И. И. Неплюевъ настолько энергично и самоотверженно велъ постройку города, что самъ до ноября жилъ въ обыкновенной землянкѣ, какая была у послѣдняго рабочаго, и въ построенный для него домъ не ранѣе переселился, какъ обыватели и гарнизонъ могли перейти въ дома.

Возвращаясь къ положенію дѣлъ въ киргизскихъ степяхъ, замѣтимъ, что въ 1742 году зюнгары снова нападали на нашихъ подданныхъ киргизъ Малой и Средней ордъ. Галданъ Цыренъ, выведенный изъ терпѣнія набѣгами киргизъ, по окончаніи веденной имъ войны съ китайцами, вновь отправилъ два отряда войскъ на ту и другую орду. Зюнгары и на этотъ разъ одержали верхъ надъ киргизами: одинъ изъ владѣльцевъ Средней орды — Аблай, былъ взятъ въ плѣнъ, другой — Абулмагметъ, принялъ зюнгарское подданство и отдалъ Галданъ Цырену въ аманаты своего сына, третій же ханъ, владѣлецъ Малой орды, Абулхаиръ, отправилъ пословъ къ зюнгарскому владѣльцу съ изъявленіемъ покорности и согласія на присылку аманатовъ, если это отъ него потребуется, и въ то же время обратился съ просьбою о помощи къ русскому правительству, которое и разрѣшило ему, въ случаѣ опасности, прибыть съ семействомъ въ Оренбургскую крѣпость.

Галданъ Цыренъ, польщенный заявленіемъ Абулхаира, какъ самаго сильнаго изъ киргизскихъ хановъ, самъ приѣхалъ къ нему {..} для удостовѣренія въ искренности его заявленія и принятія аманатовъ. Прибытіе посланцевъ зюнгарскаго владѣльца къ хану Малой орды совпало какъ разъ съ полученіемъ Абулхаиромъ приглашенія новаго начальника Оренбургскаго края И. И. Неплюева прибыть въ Оренбургъ на свиданіе. Абулхаиръ воспользовался этимъ обстоятельствомъ. Не отказываясь отъ исполненія требованій Галданъ Цырена, онъ тѣмъ не менѣе настоялъ на томъ, чтобы посланцы зюнгарскаго владѣльца отправились вмѣстѣ съ нимъ въ Оренбургъ, такъ какъ предполагалъ, что русскій пограничный начальникъ не допустить его выполнить притязанія Галданъ Цырена, въ чемъ дѣйствительно, какъ увидимъ ниже, не ошибся, и Неплюевъ, такимъ образомъ, избавилъ его отъ грозившей опасности со стороны зюнгаръ.

Абулхаиръ прибылъ въ Оренбургъ на свиданіе съ начальникомъ края 20 августа 1742 года, а 23 былъ имъ принятъ. Церемоніалъ встрѣчи хана отличался такою же торжественностью, какая практиковалась при пріемѣ киргизскихъ владѣльцевъ при Татищевѣ и Урусовѣ. Неплюевъ, встрѣтивъ Абулхаира и поздоровавшись съ нимъ «по азіатскому обыкновенно», объявилъ ему, султанамъ и старшинамъ, что они уже знаютъ о вступленіи на престолъ императрицы Елизаветы Петровны, а потому имъ слѣдуетъ, какъ и всѣмъ другимъ подданнымъ, принять присягу и тѣмъ засвидѣтельствовать еще разъ свою вѣрность Россіи и ея правительству. Ханъ и теперь охотно принялъ присягу, а вмѣстѣ съ нимъ присягали его сыновья Ирали и Хажи-Ахметъ, султаны, батырь Джаныбекъ и двое знатныхъ старшинъ. Послѣ хана присягали 155 киргизъ, въ томъ числѣ 83 человѣка Малой орды, 68 — Средней и 4 — Большой. И на этотъ разъ свиданіе начальника края съ Абулхаиромъ сопровождалось обильными угощеніями, пушечной пальбой, тостами, смотромъ гарнизона и щедрыми подарками.

Во время пребыванія Абулхаира и зюнгарскихъ посланцевъ въ Оренбургѣ Неплюевъ нѣсколько разъ съ ними видѣлся и велъ «конференцію» о дѣлахъ. Неплюевъ посланцамъ Галданъ Цырена заявилъ, что киргизы Малой и Средней ордъ, какъ вступившіе въ подданство Россіи, не въ правѣ вести какіе-либо переговоры безъ разрѣшенія государыни, а тѣмъ болѣе давать аманатовъ. Всякія недоразумѣнія между киргизами и зюнгарами Неплюевъ обѣщалъ уладить миролюбиво и къ прекращенію набѣговъ киргизъ на зюнгарцевъ принять мѣры. На это одинъ изъ посланцевъ зюнгарскаго владѣльца заявилъ начальнику края, что посредничествомъ его они довольны, но «токмо киргизъ-кайсацкій народъ непостоянный, и на обнадеживаніяхъ ихъ утвердиться весьма невозможно, они де подобны шелудивому волку, который, бѣгая по степи, ищетъ такихъ мѣстъ, гдѣ огни раскладываны, чтобъ шелуди свои очесать, тако де и киргизцы на обѣ стороны, то есть: Россіи и зюнгарскому владѣльцу льстятъ, а въ самомъ дѣлѣ ничего отъ нихъ, кромѣ воровства, ожидать не должно». Наконецъ, рѣшено было отправить къ Галданъ Цырену, вмѣстѣ съ его посланцами, для улаженія дѣлъ между киргизами и зюнгарами и съ просьбой о возвращеніи изъ плѣна султана Аблая, майора Миллера, который намъ уже извѣстенъ по неудачному сопровожденію торговаго каравана въ 1738 году.

Что касается бесѣдъ Неплюева съ Абулхаиромъ, то послѣднему было заявлено, какъ и раньше неоднократно заявлялось представителямъ киргизскаго народа, что «за вѣрность и службы» киргизы будутъ находиться въ милости государыни, а «за воровство и продерзости», добавилъ Неплюевъ, понесутъ достойное наказаніе. Затѣмъ было объявлено Абулхаиру, что г. Оренбургъ будетъ перенесенъ на новое мѣсто, болѣе удобное, какъ въ торговомъ отношеніи, такъ и въ смыслѣ управленія краемъ, при чемъ начальникъ края также будетъ имѣть мѣсто своего постояннаго пребыванія въ этомъ городѣ. Абулхаиръ съ своей стороны просилъ Неплюева замѣнить находящагося въ аманатахъ сына Хажи-Ахмета другимъ сыномъ Чингизомъ. Но Неплюевъ ему въ этомъ отказалъ въ виду того, что Чингизъ былъ сынъ наложницы-калмычки. Абулхаиръ настолько оскорбился отказомъ Неплюева, что хотѣлъ сейчасъ же уѣхать, не простясь даже съ начальникомъ края и выговаривая при этомъ, «что онъ не изъ-подъ сабли, а изъ воли своей въ подданство Россіи вступилъ». Довольно долго пришлось урезонивать Абулхаира и, наконецъ, порѣшили на томъ, что Неплюевъ войдетъ по этому вопросу съ ходатайствомъ государынѣ, а онъ, ханъ, будетъ терпѣливо ожидать милостиваго ея рѣшенія.

Одновременно съ Абулхаиромъ приглашался Неплюевымъ въ Оренбургъ и ханъ Средней орды Абулмагметъ, и послѣдній уже находился въ пути, но, получивъ свѣдѣнія, разглашенныя Абулхаиромъ, что онъ съ своей свитой въ Оренбургѣ будетъ задержанъ, вернулся назадъ. Тогда Неплюевъ послалъ къ Абулмагмету и другому очень вліятельному султану, владѣвшему значительной частью Средней орды, Бараку переводчика Уразлина, который привелъ ихъ къ присягѣ. Замѣтимъ, что Абулмагметъ, какъ человѣкъ скромный и тихій, только носилъ званіе хана Средней орды, но не управлялъ ею, вершителями же дѣлъ въ этой ордѣ были султаны Аблай и Баракъ. Баракъ, послѣ принятія присяги, отправилъ посланцевъ въ Оренбургъ съ просьбою доставить ихъ въ С.-Петербургъ ко двору для личнаго выраженія вѣрноподданническихъ чувствъ государынѣ. Посланцы были отправлены и представлены императрицѣ Елизаветѣ Петровнѣ, допущены къ ея рукѣ, осыпаны милостями и подарками, а султану Бараку послана черезъ оренбургское начальство грамота (грамота дана 24 марта 1743 года) и золотая сабля съ надписью его имени. Начальникъ края, желая познакомиться съ Баракомъ и лично вручить пожалованные ему императрицей знаки, послалъ къ нему, съ возвращавшимися изъ С.-Петербурга посланцами, своего чиновника для приглашенія его въ Оренбургъ. Баракъ, недовольный отсутствіемъ подарковъ и задержкой грамоты и сабли начальникомъ Оренбургскаго края, чиновника не принялъ и, послѣ нѣсколькихъ нанесенныхъ ему оскорбленій отправилъ обратно. П. И. Рычковъ говорилъ, что это дѣло не обошлось безъ происковъ Абулхаира.

Въ 1743 году, 14 іюня, Неплюевъ вторично посѣтилъ Орскую крѣпость. На этотъ разъ пріѣзжали для свиданія съ начальникомъ края: Джаныбекъ тарханъ Средней орды съ 431 человѣкомъ; Исетъ батырь (имѣвшій также званіе тархана) Малой орды съ 153 киргизами и, кромѣ того, съ старшинами Малой же орды 150 человѣкъ. Всѣ эти лица приняли, въ присутствіи Неплюева, присягу наслѣднику престола Петру Ѳедоровичу. Приглашались на свиданіе и ханы Абулхаиръ и Абулмагметъ, но первый, будучи не доволенъ отказомъ на перемѣну сына Хажи-Ахмета на Чингиза, не только отказался отъ свиданія, «но и со многими непристойностями къ тайному совѣтнику въ разсужденіи той перемѣны писалъ», второй же, отдавъ въ аманаты своего сына зюнгарскому владѣльцу и надѣясь на его сильную защиту и помощь, откочевалъ къ Туркестану въ надеждѣ получить тамъ во владѣніе тотъ или другой городъ.

Султанъ Аблай, находившійся у Галдана Цырена, въ 1743 году, благодаря вліянію русскаго правительства, получилъ свободу.

Изъ изложеннаго вполнѣ ясно видно, что русское правительство въ своихъ сношеніяхъ съ киргизскими владѣльцами и тѣхъ мѣрахъ, которыми оно хотѣло ввести болѣе или менѣе прочное устройство управленія въ киргизскихъ ордахъ, не могло достигнуть благопріятныхъ результатовъ, такъ какъ не имѣло возможности пріобрѣсти сколько-нибудь удовлетворительныхъ свѣдѣній объ исторіи киргизъ, ихъ нравахъ, обычаяхъ, характерѣ народа, отличающемся миролюбіемъ. Оренбургское начальство, постоянно отвлекаемое устройствомъ вообще юго-восточнаго края и, въ частности, главнѣйшимъ образомъ башкирскими дѣлами, управляло степью издалека и не имѣло на нее никакого вліянія. Красовскій по этому поводу совершенно справедливо замѣчаетъ, что, вслѣдствіе малаго нашего знакомства съ киргизскимъ народомъ, въ способѣ управленія имъ являлись со стороны русскаго правительства такія мѣропріятія, которыя, проявляя безсиліе русской власти, производили безпорядки, сѣяли вражду между сосѣдними народами и даже отдѣльными родовыми группами одного и того же народа, вмѣсто того, чтобы прекращать безпорядки и примирять враждующія стороны. Киргизскій народъ, пользуясь исключительностью своего положенія, въ то время, совсѣмъ стоялъ въ сторонѣ отъ нашей, народной жизни, и мы бы легко могли его выпустить изъ своихъ рукъ, если бы онъ такъ часто и назойливо самъ не напоминалъ о себѣ.

Ханы, которомъ мы покровительствовали, не только не были въ силахъ руководить народными массами, но ихъ самихъ мы не могли заставить уважать высшую русскую власть и исполнять ея требованія. Ханы смѣялись надъ русской властію и ея безсиліемъ. Безнаказанность и снисходительность русскаго правительства постепенно убѣждали киргизскій народъ въ его слабости. Ханы въ то же время, не желая потерять значеніе въ глазахъ своего народа и прикрывая свое ничтожество въ глазахъ русскаго правительства, старались казаться послѣднему имѣющими немаловажное значеніе владѣтельными особами, которымъ слѣдуетъ угождать, принимать отъ нихъ посольства, давать большіе подарки и проч.

15 марта 1744 года была образована Оренбургская губернія и первымъ ея губернаторомъ назначенъ И. И. Неплюевъ. Въ указѣ, данномъ Неплюеву, о границахъ губерніи и кругѣ дѣятельности губернаторской власти, между прочимъ, говорится, что «оренбургской комиссіи дѣламъ быть въ той же губерніи, а особливою комиссіею не именоваться, ему же губернатору, вѣдать и киргизскій народъ и тамошнія пограничныя дѣла такъ, какъ понынѣ въ оренбургской комиссіи находятся».

Какъ малозначущи не были увѣренія хана Малой орды, однако, со времени принятія подданства до 1743 года, онъ воздерживался дѣлать явные набѣги на наши границы, но съ этого времени становится необыкновенно дерзкимъ.

Ханъ Абулхаиръ, измѣняя свой образъ дѣйствій, началъ съ того, что напалъ безъ всякой уважительной причины на каракалпаковъ, къ принятію которыми подданства Россіи самъ усиленно содѣйствовалъ, разграбилъ ихъ аулы, многихъ лишилъ жизни, а еще болѣе взялъ въ плѣнъ и отогналъ до 40000 въ свои аулы разнаго скота. Неплюевъ, донося объ этомъ въ сенатъ, между прочимъ, говоритъ слѣдующее: «На каракалпацкій народъ съ своими единоплеменниками непріятельское учинилъ нападеніе и весьма ихъ разорилъ яко бы за то, что они по его ханскому требованію не отправили въ образъ податей, которыя онъ напредъ сего, наглостію съ нихъ нѣсколько разъ бирывалъ, отговариваясь тѣмъ, что они тако жъ, какъ и онъ, ханъ, подданныя Ея Императорскаго Величества, а въ самомъ дѣлѣ за то, что возымѣлъ на нихъ подозрѣніе, яко бы они, согласясь съ россійскими людьми, хотятъ киргизъ-кайсакъ воевать; и при такомъ ихъ разореніи каракалпацкаго хана Урускула захватилъ и нынѣ у себя держитъ, да и еще де съ такою же наглостію на оныхъ каракалпакъ иттить былъ намѣренъ».

Когда же вскорѣ послѣ этого возвращались изъ С.-Петербурга черезъ кочевья Малой орды каракалпакскіе посланцы, представлявшіеся государынѣ, въ сопровожденіи капитана Гладышева, ханъ Абулхаиръ не только принялъ ихъ недружелюбно, а, какъ доносилъ Неплюевъ, «ограбилъ и данную къ нимъ (каракалпакамъ) отъ Ея Императорскаго Величества всемилостивѣйшую грамоту отъ него, капитана, насильствомъ отобралъ и, распечатавъ, читалъ; и тако тѣхъ посланцевъ, ограбя, тайно отъ себя отпустилъ». Несмотря на такой образъ дѣйствій Абулхаира, Неплюевъ все-таки счелъ за лучшее въ этомъ дѣлѣ держаться въ сторонѣ: «Въ каракалпацкія дѣла», доносилъ онъ въ сенатъ, «я нынѣ не вступилъ, только писалъ къ хану, чтобы меня увѣдомилъ, въ чемъ то показанное у нихъ замѣшаніе состоитъ, и капитана бъ Гладышева сюда возвратилъ, ибо съ одну сторону, какъ отъ пріѣзжихъ слышу, что и они не порядочно поступили, яко посланныхъ отъ Абулхаира хана для взятія съ нихъ, по его мнѣнію, въ подать крута (овечій сыръ) на стѣ верблюдѣхъ не токмо со отказомъ возвратили, но и ограбивъ, половину верблюдовъ захватили и, можетъ быть, тѣмъ ему подали причину мыслить, что они противу ихъ съ здѣшнею стороною въ согласіи; съ другой (стороны) — хотя бъ они и во всемъ правы были, какъ одинъ изъ нихъ ко мнѣ пишетъ, но вспоможенія имъ учинить или сатисфакцію сильною рукою доставить — крайнія невозможности, а особливо при нынѣшнемъ ханскомъ колебленомъ состояніи, и выговаривать съ горячностію за несходно признавается, а и вредъ, ежели ханъ на явныя противности къ здѣшней сторонѣ не поступитъ, то сходнѣе, кажется, токмо то едино, чтобъ, не оправдывая ни которую сторону, но паче приписывая ко обѣимъ невоздержанность увѣщевать успокоиться». Между тѣмъ Абулхаиръ объявилъ Гладышеву, что «ему въ каракалпаки, пока они въ чувство не придутъ, ѣхать неможно, а ежели бъ онъ, Гладышевъ, самъ собою поѣхалъ, то провожатыхъ ему не дадутъ». Получивъ отъ Абулхаира грамоту на вѣрноподданство каракалпаковъ, Гладышевъ возвратился въ Оренбургъ, а каракалпакскій ханъ Урускулъ былъ также отпущенъ на время, съ обязательствомъ, по истеченіи опредѣленнаго срока, возвратиться въ Малую орду, при чемъ Абулхаиръ оставилъ въ аманатахъ нѣсколько каракалпакскихъ старшинъ, жену и сына Урускула. Въ то же время Джаныбекъ тарханъ писалъ Неплюеву, что если «надобно киргизскія и каракалпацкую орды въ равенствѣ содержать, то у нихъ Урускулъ ханъ въ рукахъ находится, и чтобъ онаго и сына его, для лучшей вѣрности и окончанія тамошнихъ дѣлъ, взять въ Оренбургъ, объявляя, что отъ онаго хана къ верхнимъ россійскимъ мѣстамъ всегда многое безпокойство чинится». Донося о томъ въ коллегію иностранныхъ дѣлъ и въ сенатъ, Неплюевъ замѣчаетъ, «понеже вѣдая, что все то Джаныбеково письмо по совѣту Абулхаира хана и въ его Абулхаировъ фаворъ писано, и при нынѣшнихъ тамошнихъ состояніяхъ въ оныя дѣла вступиться никакой потребности не нахожу, то я нарочно въ оныя каракалпацкія дѣла не вмѣшался, и что касается до упомянутаго каракалпацкаго Урускулъ хана, но то ко оному тархану отвѣтствовалъ, что о происшедшихъ между киргизъ-кайсаками и каракалпаками поступкахъ, при которыхъ оный Урускулъ въ киргизъ-кайсацкія руки попался, никакого обстоятельнаго поведенія не имѣю, и для того бъ онъ увѣдомилъ меня, какимъ образомъ и отчего такъ произошло, что, получа, и отвѣтъ объ ономъ хану учиню». Испрашивая указаній коллегіи иностранныхъ дѣлъ, какъ дѣйствовать «напредъ» въ отношеніи каракалпаковъ, Неплюевъ говоритъ: «ибо собою вмѣшаться въ такія дѣла опасенъ, яко не знаю, можно ли утрафить, понеже съ одну сторону ежели вступиться, то надобно и защищать, къ чему, какъ я напредъ доложилъ, крайнія невозможности, а съ другою — ежели оставить, то отчасти здѣшнему кредиту предъосужденіе, яко они дѣйствительно въ протекцію приняты, а можетъ быть возьмутъ иную, т. е. зюнгарскую, какъ и однородцы ихъ верхніе каракалпаки; токмо по всѣмъ вышеозначеннымъ окрестностямъ ненадежно, чтобъ нынѣшняго лѣта изъ каракалпацкой ихъ орды, по учиненному отъ нихъ обнадеживанію, купеческій караванъ и лучшіе ихъ люди пріѣхать сюда могли, опасаясь злобы киргизъ-кайсацкой, а паче Абулхаировой хановой, который ихъ къ тому и не допуститъ». Опасаясь новыхъ нападеній со стороны Абулхаира, каракалпаки откочевали ближе къ зюнгарамъ, подъ защиту ихъ владѣльца Галданъ Цырена.

Послѣ полученія изъ сената отказа объ удовлетвореніи просьбы хана Абулхаира на обмѣнъ его сына Хажи-Ахмета, находившагося въ аманатахъ, на Чингиза, начинается непримиримая вражда между начальникомъ края И. И. Неплюевымъ н ханомъ Абулхаиромъ, отъ которой, по свидѣтельству Тевкелева, «многія затрудненія, безпокойства и опасности происходили».

Хажи-Ахметъ содержался въ Сорочинской крѣпости въ 176 верстахъ отъ Оренбурга. Узнавъ объ отказѣ русскаго правительства на его возвращеніе въ степь, онъ начинаетъ вести приготовленія къ побѣгу изъ крѣпости, но это было скоро открыто находящимся при немъ толмачемъ, и, такимъ образомъ, его попытка не удалась. Озлобленный Хажи-Ахметъ съ своими единомышленниками «умыслилъ было двухъ своихъ старшинъ и одну женку смертью казнить» вѣроятно за то, что эти лица не сочувствовали его замысламъ. Разслѣдованіе этого дѣла Неплюевъ поручилъ П. И. Рычкову при участіи старшины Елумбета и есаула изъ киргизъ. По обнаруженіи слѣдствіемъ замысловъ Хажи-Ахмета, онъ «въ немалую робость пришелъ и какъ съ толмачемъ, такъ и со всѣми своими людьми помирился». Послѣ слѣдствія Хажи-Ахметъ продолжалъ находиться въ Сорочинской крѣпости, но только подъ болѣе бдительнымъ надзоромъ, его же соумышленники были отправлены въ Оренбургъ подъ арестъ.

Неудавшаяся попытка Хажи-Ахмета еще болѣе озлобила хана Абулхаира и онъ начинаетъ поощрять киргизъ къ нападеніямъ на наши пограничныя селенія и крѣпости. «Толпы», говорить А. Левшинъ, «заключавшія въ себѣ по 1000 и по 2000 грабителей, вторгались въ малочисленныя, едва основанныя, селенія, и увлекали съ собою за Уралъ все, что не могло спастись отъ нихъ или быть ими истреблено. Самыя крѣпости и форпосты не избѣгли нападеній. Подъ Илецкимъ городкомъ въ одинъ день плѣнено 82 человѣка». Родственникъ Абулхаира, султанъ Дербисали, главный предводитель киргизскихъ разбойническихъ шаекъ съ 2000 киргизъ пробирается къ Сорочинской крѣпости, чтобы освободить Хажи-Ахмета, но, предосторожности принятыя Неплюевымъ и бдительность коменданта крѣпости Лазарева помѣшали выполненію плана Дербисали, но за то на обратномъ пути въ свои аулы киргизы много русскихъ забрали въ плѣнъ и убили, а также много забрали съ собою и разнаго скота.

Неплюевъ, убѣдившись, что киргизы, при значительной численности, частыми набѣгами на пограничныя мѣстности могли приносить большой вредъ русскимъ, составилъ при участіи генералъ-майора фонъ-Штокмана и асессора Рычкова запасный планъ къ обузданію киргизъ-кайсаковъ.

По поводу тогдашняго состоянія Малой и Средней ордъ Неплюевъ доносилъ сенату слѣдующее: «какое людство въ обѣихъ ордахъ, о томъ подлинныхъ извѣстій при оренбургской комиссіи не имѣется; ибо киргизъ-кайсацкіе владѣльцы въ нѣкоторыхъ своихъ письмахъ о числѣ подвластныхъ имъ людей хотя и показывали, но по своему обыкновенію, толь умножительно, что вѣрить невозможно, о одинъ другого улусы себѣ присвояютъ; однакъ по разсужденію отъ оренбургской комиссіи усмотрѣннаго ихъ состоянія, по ихъ природной къ войнѣ, а паче къ воровству склонности, мнится, что при случаѣ ихъ генеральнаго къ войнѣ предвоспріятія или замѣшанія легко можетъ собраться въ обѣихъ тѣхъ ордахъ, т. е. Средней и Меньшей, до тридцати тысячъ человѣкъ и болѣе дѣльнаго люду съ огненнымъ ружьемъ (ибо стрѣлъ мало употребляютъ, а имѣютъ большіе карабины безъ замковъ съ фитилями), изъ котораго они всегда, слѣзши съ лошадей, на сошкахъ цѣлко стрѣляютъ, и порохъ каждый про себя дѣлать умѣетъ, также и въ свинцѣ у нихъ не оскудѣваетъ». Далѣе Неплюевъ продолжаетъ, что киргизы въ то время имѣли «довольное число исправныхъ лошадей, и во время нужды, избирая крѣпкія мѣста, соединенными силами обороняются, наибольшее же ихъ воинское искусство въ томъ состоитъ, чтобы умѣть тайно воровскіе подбѣги чинить, а паче лошадиные табуны отгонять и въ разъѣздахъ находящихся и за какимъ-либо дѣломъ отправившихся людей, незапно набѣгая, крадутъ раздѣляясь на разные партіи, выжигаютъ степь, отчего конскій кормъ пропадаетъ, и на то всегда больше надѣются, нежели на воинское сопротивленіе. Имѣя исправныхъ лошадей, ретируются съ великимъ поспѣшеніемъ; но когда разбиты и куражу не возымѣютъ, то по своевольности ихъ, кто бы предводителемъ ихъ ни былъ, паки собрать и къ военному дѣлу обратить ихъ трудно. Провіанта съ собою они никогда не возятъ, но питаются лѣтнею порою кумысомъ, который дѣлается у нихъ изъ кобыльяго молока, также и лошадинымъ мясомъ, употребляя на то болѣе присталыхъ лошадей, зимою же и къ веснѣ, какъ они сами, такъ и лошади за недовольствомъ корму бываютъ безсильны и въ худшемъ своемъ состояніи. При всемъ томъ около себя никакихъ тягостей, кромѣ ихъ кибитокъ и скота, не имѣютъ, ибо все ихъ богатство состоитъ въ скотѣ, а больше въ лошадяхъ и овцахъ».

«Запасный планъ» Неплюева состоялъ въ сосредоточеніи войскъ въ пяти пунктахъ, чтобы отсюда можно было дѣйствовать противъ киргизъ съ разныхъ сторонъ а именно:

1. отъ Яицкаго городка,
2. отъ Оренбурга,
3. отъ Орска,
4. отъ Уйской линіи и
5. отъ Сибирской линіи.

Главнымъ военнымъ базисомъ, по мнѣнію Неплюева, долженъ былъ служить Оренбургъ. Кромѣ трехъ регулярныхъ полковъ (одинъ конный и два пѣхотные), въ составъ оренбургскаго корпуса должны были войти: тысяча донскихъ казаковъ, три тысячи уфимскихъ башкиръ, 500 мещеряковъ, 300 ясашныхъ татаръ, отъ 300 до 500 ставропольскихъ крещеныхъ калмыкъ и отъ трехъ до четырехъ тысячъ изъ Казанской губерніи татаръ, приписанныхъ къ адмиралтейству, и другихъ инородцевъ. На Орскую линію Неплюевъ опредѣлилъ командировать 2000 уфимскихъ башкиръ, 500 мещеряковъ и 500 яицкихъ казаковъ; на Уйскую — 1000 человѣкъ зауральскихъ башкиръ, мещеряковъ и служилыхъ татаръ изъ Исетской провинціи, 500 яицкихъ казаковъ, 500 крѣпостныхъ (изъ новостроющихся крѣпостей) казаковъ, до 800 красноуфимскихъ, нагайбацкихъ и ельдяцкихъ казаковъ и три роты (въ полномъ комплектѣ) изъ уфимскаго гарнизоннаго полка.

Представляя свой «запасный планъ» въ сенатъ, Неплюевъ замѣчаетъ: «всѣ объявленныя мѣры и наряды по здѣшнему занужно разсуждено въ запасъ, и на предбудущее время однажды поставить, дабы въ случаѣ потребности всегда вѣдать, отколь какіе способы получить. При всемъ томъ, хотя безъ случая противности отъ киргизцевъ, по предписанному запасному плану, генеральнаго движенія и не потребно, однако жъ разсуждается, что, въ случаѣ нужды, какъ бы регулярные три полка заблаговременно получить, ибо въ близости оныхъ нѣтъ; того ради, ежели сіе представленіе милостиво апробуется, не соизволено ль будетъ тѣ три полка изъ расположенныхъ въ Казанской и Нижегородской губерніяхъ подвинуть къ Кичуйскому фельдшанцу, который отъ Казани во стѣ осьмидесяти, а отсюда въ трехъ стахъ въ сорока верстахъ, яко тутъ для лѣтняго компаменту конскихъ кормовъ довольно и мѣста хлѣбныя, не хуже самыхъ казанскихъ, а къ зимѣ паки на винтеръ-квартиры возвращаться, ежель здѣсь нужды не будетъ, не трудно, а буде здѣсь нужда востребуетъ, то они подвинуты могутъ быть безъ труда и безъ потерянія времени». Предполагая, что разсмотрѣніе и осуществленіе «запаснаго плана» замедлится, Неплюевъ просилъ на первое время командировать въ его распоряженіе изъ Уфимской провинціи «лучшихъ, доброконныхъ и оружейныхъ» 2000 башкиръ и 500 мещеряковъ, 800 ставропольскихъ калмыковъ», отъ 800 до 1000 яицкихъ казаковъ и подвинуть ближе, къ Яицкому городку 1000 волжскихъ калмыковъ. Ставропольскіе крещеные калмыки должны были охранять мѣста, лежащія между Илецкимъ городкомъ и Татищевой пристанью, а яицкіе казаки, башкиры и мещеряки предназначались въ Оренбургъ, Орскъ, въ Кизылскую крѣпость и на форпосты.

«Запасный планъ» Неплюева былъ заслушанъ въ сенатѣ 1 марта 1744 года, въ присутствіи Неплюева, одобренъ «и во всѣмъ томъ, что до тѣхъ киргизъ-кайсацкихъ дѣлъ принадлежатъ, велѣть поступать по опредѣленіямъ и сообщеніямъ тайнаго совѣтника Неплюева, понеже всѣ тѣ киргизскія дѣла собственно на него положены». Въ военной коллегіи 2 апрѣля 1744 года состоялось постановленіе о томъ, чтобы къ Кичуйскому фельдшанцу, по первому весеннему пути, были командированы три драгунскіе полка: олонецкій, луцкій и вологодскій; первый находился въ Нижегородской губерніи, въ командѣ генералъ-майора Николая Срешнева, а послѣдніе два — въ Казанской губерніи въ вѣдѣніи бригадира Бардюкевича; въ это же время посланъ былъ указъ къ яицкому войску о нарядѣ казаковъ и въ другія мѣста. Чтобы обезпечить военные отряды провіантомъ и фуражемъ, Неплюевъ просилъ сенатъ ассигновать для этой надобности на первое время 15000 рублей. Сенатъ предписалъ особымъ указомъ, отъ 22 іюня 1744 г. за № 947, штатсъ-конторѣ выдать Неплюеву эту сумму изъ доходовъ Астраханской, Казанской и Сибирской губерній.

Почти одновременно съ этимъ, въ видахъ наказанія киргизъ, 24 апрѣля 1744 года, дана была намѣстнику ханства камыцкаго Дондукъ Дашѣ грамота, которой предлагалось ему собрать сколь возможно болѣе вооруженныхъ калмыковъ и дѣйствовать противъ киргизъ, по указаніямъ оренбургскаго губернатора Неплюева, при чемъ порохъ и свинецъ велѣно было отпускать калмыкамъ въ Астрахани. Вся добыча, какую калмыки могли бы взять у киргизъ-кайсаковъ, предоставлялась въ ихъ пользу. Грамота была послана не Дондукъ Дашѣ, а Неплюеву, который долженъ былъ дать съ нея копію намѣстнику калмыцкаго ханства только тогда, когда будетъ видѣть надобность въ рѣшительныхъ мѣрахъ противъ киргизъ.

Однако положеніе вещей въ скоромъ времени измѣнилось: получены были свѣдѣнія, что зюнгарскій владѣлецъ намѣренъ напасть на наши границы и уже для этой цѣли пододвигаетъ войска, почему указомъ коллегіи иностранныхъ дѣлъ было предписано принимать мѣры къ предотвращенію столкновеній калмыковъ съ киргизами и склонять послѣднихъ къ набѣгамъ на зюнгаръ.

Въ началѣ 1745 года персидскій шахъ, на правахъ завоевателя, предложилъ старшему сыну хана Абулхаира Нурали ханское достоинство въ Хивѣ, и послѣдній готовъ былъ уже принять вторично бразды правленія въ этой странѣ, несмотря на энергичные протесты И. И. Неплюева, и только случайное обстоятельство помѣшало этому — одна изъ женъ Нурали, оставленная имъ въ Хивѣ въ 1741 году, извѣстила его, что персы, приглашая въ хивинскіе ханы, намѣрены его убить.

Къ этому же времени относится возвращеніе изъ Туркестана въ Среднюю орду хана Абулмагмета, который повторилъ присягу на подданство Россіи и присылалъ нарочныхъ въ Оренбургъ съ предложеніемъ своихъ услугъ. Примѣру Абулмагмета послѣдовалъ и султанъ Баракъ, который также повторилъ присягу, и, кромѣ того, вторично отправилъ пословъ въ С.-Петербургъ.

Главный начальникъ Оренбургскаго края И. И. Неплюевъ съ своей стороны принимаетъ всѣ мѣры, чтобы внушить довѣріе киргизамъ къ русской власти. Такъ киргизы въ 1744 году жаловались Неплюеву на башкиръ, что они крадутъ у нихъ лошадей. Для изслѣдованія этого дѣла и отысканія лошадей Неплюевъ командировалъ въ Башкирію капитана Можарова съ отрядомъ изъ драгунъ, казаковъ и башкиръ. Что эта мѣра была дѣйствительная, видно изъ донесенія самого Неплюева въ сенатъ, въ которомъ между прочимъ, говорится: «по всей порученной мнѣ Оренбургской губерніи, за помощью Божіею, обстоитъ благополучно, и киргизъ-кайсацкіе владѣльцы и старшины, также и весь народъ чрезъ все нынѣшнее лѣто кочевали и торгъ свой въ Орской крѣпости производили спокойно, и мѣна съ ними, также и изъ прочихъ азіатскихъ странъ пріѣзжавшими купцами (коихъ предъ прежними годами было гораздо умножительнѣе) окончилась, и русскіе купцы разъѣхались благополучно, къ чему не мало способствовало отысканіе и возвращеніе киргизъ-кайсакамъ отогнанныхъ у нихъ башкирцами лошадей, которыхъ сыскано и хозяевамъ въ Орской крѣпости возвращено прошлогоднихъ 337, да сего лѣта 41, итого 378 лошадей, а при томъ изъ воровъ башкирцевъ, сысканные десять человѣкъ, кои сего лѣта воровали, при нихъ въ Орскѣ были наказаны плетьми, чѣмъ киргизъ-кайсаки столь были довольны, что они, видя чинимую справедливость, и что за воровство башкирцамъ упущенія не было, сами между собою и своихъ воровъ киргизъ-кайсаковъ, ловя, приводили въ Орскъ къ полковнику Пальчикову и у него судились и наказываны были по справедливости, что ему полковнику, не только было позволено, но подтверждено и пріохочивать, дабы они и впредь, видя чинимую имъ справедливость, въ дѣлахъ своихъ такимъ образомъ разбираться привыкли. А хотя и еще нѢсколько изъ тѣхъ башкирцами угнанныхъ лошадей сысканныя имѣются, но удержаны здѣсь съ тѣмъ разсужденіемъ, чтобъ изъ нихъ удовольствовать илецкихъ казаковъ, у которыхъ въ прошломъ годѣ киргизъ-кайсаки лошадей отогнали, а возвращеніе на оныя не учинили».

Въ 1744 году Абулхаиръ кочевалъ далеко отъ нашихъ границъ и «для примѣчанія его поступковъ» Неплюевъ послалъ къ нему вахмистра князя Уракова. Абулхаиръ, не видя никакой возможности освободить Хажи-Ахмета изъ Сорочинской крѣпости, рѣшается, наконецъ, просить письмами Императрицу и Неплюева, чтобы его сынъ былъ отправленъ въ С.-Петербургъ «для доношенія о себѣ и для просьбы о свободѣ». Неплюевъ, донося объ этомъ въ сенатъ, пишетъ, что «ежели того не учинить, то отецъ его легко можетъ въ новое размышленіе и неспокойство приттить изъ того, якобы никакое его требованіе и прошеніе не исполняется». 16 декабря Хажи-Ахметъ былъ отправленъ черезъ Москву въ С.-Петербургъ, гдѣ и находился до апрѣля 1746 года. Продолжительная задержка Хажи-Ахмета въ столицѣ сильно безпокоила Абулхаира, и онъ началъ открыто на это выражать свое неудовольствіе и подстрекать киргизъ къ набѣгамъ на наши границы. Въ высшей степени интересный документъ по этому дѣлу сохранился въ дѣлахъ тургайскаго областного правленія — это переписка Абулхаира съ астраханскимъ губернаторомъ В. Н. Татищевымъ, бывшимъ ранѣе, какъ мы уже видѣли, начальникомъ оренбургской комиссіи. Вотъ что пишетъ ханъ Абулхаиръ Татищеву: «Къ тайному совѣтнику, Оренбургской губерніи губернатору, генералу Ивану Ивановичу Неплюеву, наши люди ѣздятъ, хотя я со онымъ и нахожуся, однако не очень доволенъ, понеже случается нужды моей о донесеніи Ея Императорскому Величеству, то онаго ничего не исполняетъ и оставляетъ втуне, и временемъ какъ отъ меня, такъ и отъ дѣтей моихъ посылаются посланцы къ нему, тако жъ и отъ сына моего Нурали хана, и отъ Ирали султана, и Баракъ султана, и Абулмагмета посланцы посылаются жъ къ нему, и посланнымъ нашимъ посланцамъ чести никакой не имѣется, точно болѣе оныхъ посланныхъ султана Абулмагмета посланцевъ въ почтеніи имѣетъ, и въ томъ оные мои посланные приносятъ мнѣ жалобу не для чего иного, только что между кайсацкаго народа пріятель и непріятель намъ есть, не безъ стыда, понеже прежде всѣхъ возымѣлъ я быть въ подданствѣ Ея Императорскаго Величества и во всѣхъ моихъ представленіяхъ вѣрность Ея Императорскому Величеству оказалась, для того я отъ дѣтей своихъ нахожусь въ стыдѣ. Былъ же посланъ мой сынъ посольствомъ, который и одержанъ. Ежели я прежде вашему высокопревосходительству представлялъ, то, можетъ быть, что черезъ васъ оное исполнилось, для чего всякому человѣку Богъ надобенъ, понеже всю правду объявляю, а по желанію моему надлежало бъ ихъ удовольствовать, а теперь уже положился я на волю Божію, а въ дѣлахъ я усмотрѣлъ, что обиженъ сильно; такимъ же образомъ оный мой сынъ смертію кончится, что у васъ Дондукъ Дашинъ сынъ, или Божіею волею въ рукахъ моихъ и, ежели такъ и подлежитъ, тому уже такъ и быть; однако однимъ младенцемъ всего владѣнія владѣть неможно, при чемъ вашего высокопревосходительства прошу о дѣлахъ нашихъ приложить стараніе. Ежели онаго учинено не будетъ, то уже намъ всеконечно особая смерть случитца отъ сего приключившагося намъ стыда. Оное я представленіе вамъ учинилъ по надеждѣ пріятности вашей ко мнѣ нескрытно, для того, что вы мой пріятель. Я же съ вашимъ высокопревосходительствомъ состою союзно, и по прошенію моему, кого я прикажу у васъ содержать, того вы изволите содержать, а ежели кого надлежитъ отпустить, то такожде отпустите, чѣмъ я и весьма доволенъ. Здѣшній же мой знакомый генералъ Неплюевъ меня совсѣмъ оставляетъ для того, что ежели, когда случится, по прошенію моему, изъ людей кого отпустить или содержать, то онъ ничего не исполняетъ, а сказываетъ будто бы онъ такого указа у себя не имѣетъ. А хотя онъ и близко возлѣ насъ имѣется, точно въ нашей ордѣ поступками искусства не имѣетъ; а вы изволите хотя отъ меня и въ дальнемъ разстояніи быть, только я признаю васъ къ себѣ въ ближнемъ союзѣ, нынѣ жъ, по моему объявленію, какая послѣдуетъ отъ Ея Императорскаго Величества, резолюція, долженъ ожидать отъ вашего высокопревосходительства».

Татищевъ, какъ опытный чиновникъ въ дѣлахъ сношенія съ восточными народами, отвѣтилъ Абулхаиру слѣдующимъ письмомъ: «Получилъ я нынѣ отъ вашего высокопочтенія о разныхъ дѣлахъ письмо, которое прислано отъ намѣстника ханства калмыцкаго Дондукъ Даши, а посланцевъ вашихъ не видалъ, однако же на сіе вамъ сообщаю, что требовали вы, дабы я о дѣлахъ вашихъ Ея Императорскому Величеству, доносилъ, онаго мнѣ чинить и въ кайсацкія дѣла вступаться неможно, ибо все сіе единственно указомъ Ея Императорскаго Величества поручено оренбургскому губернатору, тайному совѣтнику господину Неплюеву, а во удовольствіе ваше по нынѣшнему письму Ея Императорскому Величеству я всеподданнѣйше доносилъ, на что можете всемилостивѣйшей резолюціи черезъ онаго тайнаго совѣтника ожидать; что же вы изъявляете свою вѣрность, за сіе васъ похваляю, и если въ вѣрности и послушаніи будете непоколебимо находиться, то отъ Ея Императорскаго Величества высочайшею милостію оставлены не будете, при чемъ и я мое доброхотство показывать не оставлю, посланцевъ же сюда прислать изволите или нѣтъ — въ волѣ вашей состоитъ».

Въ то время, когда ханъ Абулхаиръ горько жаловался на И. И. Неплюева, сынъ его Хажи-Ахметъ скучалъ въ С.-Петербургѣ и постоянно просилъ отпустить его отсюда. Коллегія иностранныхъ дѣлъ по этому поводу 21 октября 1745 года запросила мнѣніе Неплюева: «Понеже киргизъ-кайсацкой Меньшей орды Абулхаиръ хановъ Хажи-Ахметъ солтанъ здѣшнимъ житьемъ весьма скучаетъ, и непрестанно проситъ объ отпускѣ его отсюда, и при такой его скукѣ обрѣтающіеся при немъ старшины его имъ, солтаномъ, огорчены, и опасно чтобъ оный, будучи здѣсь, съ той его скуки не учинилъ какой непристойности. Того ради вамъ прислать свое мнѣніе, можно ль онаго солтана отсюда отпустить, или гдѣ его впредь пристойно признаете содержать, а до полученія отъ васъ такого извѣстія оной солтанъ будетъ содержанъ здѣсь». Неплюевъ на это отвѣтилъ, что всегда на просьбы Абулхаира о сынѣ Хажи-Ахметѣ давалъ одинъ отвѣтъ, что «это состоитъ въ единомъ Ея Императорскаго Величества соизволеніи» и что онъ находитъ неудобнымъ содержать его въ Оренбургѣ, а относительно того, въ какое другое мѣсто удобнѣе перевести Хажи-Ахмета на жительство, совѣтовалъ обратиться къ Тевкелеву, «яко сіе дѣло черезъ него началось и основано, ему же и тамошнія окрестности вѣдомы». Тевкелевъ, спрошенный коллегіей иностранныхъ дѣлъ, далъ заключеніе, что удобнѣе и безопаснѣе поселить Хажи-Ахмета въ г. Казани въ татарской слободѣ: «а что же принадлежитъ до того, чтобы Хажи-Ахмета солтана, который нынѣ здѣсь въ С.-Петербургѣ городѣ удобнѣе до смѣны содержать, то, кажется, не худо было бъ онаго отсюда отправить въ Казань, понеже тамо никакой и ни отъ чего опасности быть не можетъ, ему жъ тамо жить, ежели указомъ губернатору казанскому повелѣно будетъ съ нимъ склонно поступать, пріятнѣе, быть можетъ, ибо въ Казани имѣется татарская слобода, гдѣ ему и квартиру опредѣлить можно, то оный Хажи-Ахметъ солтанъ съ тамошними татарами станетъ видѣться и въ гости къ нимъ ходить, и потому тамо ему дальней скуки быть не можетъ, тако же и отцу его, хану, по тамошней близости не такъ досадно или противно будетъ, да и впредь не соизволено ли будетъ ханскихъ дѣтей и прочихъ аманатовъ для вышеизображенныхъ резоновъ всегда содержать въ Казани, и для того тамо сдѣлать особливый домъ, и ежели оный единожды учредить и въ порядокъ ввести, то впредь дальняго затрудненія и отъ побѣгу опасности быть не видится, и когда оные пожелаютъ отъ скуки за городъ выѣхать гулять, будетъ безопасно же, и можетъ быть и Абулхаиру хану то не весьма противно будетъ, сверхъ того онъ, Абулхаиръ ханъ и то можетъ взять въ разсужденіе, что въ Казани всякая провизія дешевле оренбургскаго, онъ же, Абулхаиръ ханъ, будетъ знать, что то, какъ уже учреждено и впредь, и спору и безпокойству причины имѣть не можетъ». Далѣе Тевкелевъ въ томъ же донесеніи говорить, что: «а сего 1746 года, января 5 дня, между вышеписаннымъ ханскимъ сыномъ Хажи-Ахметомъ солтаномъ и старшиною его Калвекомъ въ раздѣленіи покупного ими мяса учинилась ссора, при чемъ ханскій сынъ того старшину билъ, а напротиву того старшина хотѣлъ его ножемъ заколоть, но до того обрѣтающимся при нихъ россійскимъ карауломъ не допущены и разведены, и напослѣдъ оныхъ, по приказу отъ коллегіи, бригадиръ Тевкелевъ согласилъ и примирилъ».

Въ мартѣ 1746 года состоялся указъ коллегіи иностранныхъ дѣлъ о переводѣ Хажи-Ахмета въ Казань и при этомъ указѣ была препровождена казанскому губернатору инструкція, которой онъ долженъ былъ руководствоваться при содержаніи ханскаго сына. Въ инструкціи, между прочимъ, говорилось, что квартира Хажи-Ахмету должна быть отведена въ татарской слободѣ и опредѣленъ караулъ, съ искуснымъ офицеромъ во главѣ; не возбранялось Хажи-Ахмету посѣщать татарскихъ мурзъ и купцовъ и принимать ихъ у себя, а также дѣлать и прогулки за городъ, но въ послѣднемъ случаѣ вмѣнялось въ обязанность строго слѣдить за нимъ, «чтобы онъ куда не ушелъ». Тѣмъ же указомъ предлагалось казанскому губернатору, генералъ-лейтенанту Загряскому, что, въ случаѣ требованія оренбургскаго губернатора Неплюева, султана Хажи-Ахмета, или старшинъ, служителей и переводчика Арсаланова, находящихся при немъ, «исполненіе чинить», а равнымъ образомъ, «когда отъ тайнаго совѣтника и оренбургскаго губернатора Неплюева пришлются къ тому солтану двѣ жены его, и онымъ, также и будущимъ при нихъ людямъ, кормовыя деньги производить потому, поскольку отъ онаго тайнаго совѣтника опредѣлено будетъ».

Хажи-Ахметъ, старшины и прислуга, при отъѣздѣ изъ С.-Петербурга въ Казань, были награждены деньгами, а хану Абулхаиру была послана 22 марта 1746 года грамота такого содержанія: «прошлаго 1744 года, апрѣля 5 дня, въ указѣ Нашего Императорскаго Величества къ тебѣ писано, что, во особливое оказаніе тебѣ и всей твоей фамиліи высочайшей Нашей Императорской милости, всемилостивѣйше повелѣли мы сына твоего Хажи-Ахмета солтана содержать здѣсь въ резиденціи Нашего Императорскаго Величества и прочая, а нынѣ Намъ, Великой Государынѣ, Нашему Императорскому Величеству, всеподданнѣйше донесено, яко тотъ твой сынъ, по бытности его здѣсь, съ нѣкотораго времени проситъ, дабы его отсюда отпустить, того ради Мы, Великая Государыня, показуя и тебѣ и фамиліи твоей высочайшую Нашу Императорскую милость, всемилостивѣйше повелѣли: онаго сына твоего и со обрѣтающимися при немъ людьми отпустить отсюда въ Казань и тамо дать ему и квартиру въ татарской слободѣ и въ прочемъ онаго содержать со всякимъ удовольствіемъ, пока ты перемѣнишь его другимъ твоимъ отъ настоящей ханши сыномъ или внукомъ, да и впредь оныхъ твоихъ дѣтей или внучатъ перемѣнять каждаго года, о чемъ и нашему тайному совѣтнику, оренбургскому губернатору Неплюеву, и указъ Нашего Императорскаго Величества посланъ. И когда онъ, Неплюевъ, о чемъ тебѣ именемъ и указомъ Нашимъ будетъ объявлять, и тому тебѣ совершенно вѣрить и всевозможное исполненіе чинить, за что и о вящей Нашей Императорской милости твердую надежду имѣть можешь, яко же и нынѣ при отпускѣ отсюда и сынъ твой, Хажи-Ахметъ солтанъ, и со обрѣтающимися при немъ нашимъ жалованьемъ награжденъ, да и при перемѣнѣ его другимъ еще наградить велѣно, а съ симъ Нашимъ Императорскимъ указомъ къ тебѣ отпущенъ бывшій при сынѣ твоемъ старшина Елумбетъ».

Живя въ Казани, Хажи-Ахметъ познакомился съ богатыми и вліятельными татарами и, между прочимъ, влюбился въ татарскую дѣвицу, на которой предполагалъ жениться. Это обстоятельство вызвало цѣлую переписку, такъ какъ Хажи-Ахметъ долженъ былъ просить разрѣшеніе на вступленіе въ бракъ Неплюева. По собраніи отъ казанскихъ властей свѣдѣній о личности и семейномъ положеніи невѣсты, Неплюевъ донесъ коллегіи иностранныхъ дѣлъ, что онъ находитъ этотъ бракъ желательнымъ, «ибо казанская татарка степного житья ихъ не пожелаетъ, а черезъ то поводъ склонять и прочихъ къ лучшему человѣческому житью». Коллегія иностранныхъ дѣлъ, раздѣляя мнѣніе начальника Оренбургскаго края по этому случаю, сдѣлала и свое такое замѣчаніе: «но что принадлежитъ вообще до киргизъ-кайсакъ, то хотя оные называются и подданными Ея Императорскаго Величества, но къ нимъ изъ Башкиріи, и изъ казанскихъ и оренбургскихъ татаръ въ замужество невѣстъ не отпускать, также башкирцамъ и татарамъ на киргизъ-кайсачкахъ жениться не дозволять и отнюдь до свойства ихъ не допускать, какъ такое жъ престереженіе велѣно чинить и астраханскому губернатору надъ тамошними кизлярскими татарами, о чемъ обстоятельнѣе можете усмотрѣть изъ приложенныхъ при семь копій съ доношенія коллегіи иностранныхъ дѣлъ, отъ 18 августа, и указу изъ правительствующаго сената, отъ 4 сентября прошлаго 1746 года, и сей указъ велѣть содержать въ секретѣ».

Этотъ бракъ, однако, не состоялся, такъ какъ дальнѣйшій ходъ событій въ Оренбургскомъ краѣ, какъ увидимъ ниже, измѣнилъ предположенія Хажи-Ахмета.

Въ 1745, 1746 и 1747 годахъ киргизы дѣлаютъ одинъ набѣгъ за другимъ на наши пограничныя селенія и волжскихъ калмыкъ. А. Левшинъ говоритъ по этому поводу, что «причиною сихъ дерзостей, былъ опять ханъ Абулхаиръ, который, не переставая питать ненависть къ Неплюеву, досадовалъ, что дворъ не удовлетворилъ жалобъ его на пограничное начальство, и не возвратилъ ему сына Хажи-Ахмета, а потому рѣшился мстить русскимъ». В. Н. Витевскій въ своей монографіи о И. И. Неплюевѣ приводить наиболѣе крупные факты о набѣгахъ киргизъ, бывшихъ въ эти годы. Такъ въ 1746 году, зимою, перейдя по льду сѣверное побережье Каспійскаго моря, ниже Гурьева, 13 февраля напали на Калмыковъ кочевавшихъ около Краснаго Яра; при чемъ убили 55 человѣкъ, болѣе 600 увели въ плѣнъ и отогнали 2477 головъ лошадей, верблюдовъ и прочаго скота и, кромѣ того, ограбили ватагу астраханскаго купца Бокова. 18 февраля та же шайка киргизъ напала около Чернаго Яра на казенный транспортъ съ мукой и крупой, провозившійся изъ Енотаевской крѣпости въ Калмыковскій форпостъ. Калмыки, находившіеся при транспортѣ, въ числѣ 11 человѣкъ, убиты, а 6 конвойныхъ казаковъ взяты въ плѣнъ; крупу киргизы взяли себѣ, а муку разсыпали по дорогѣ. Киргизы при этомъ нападеніи потеряли изъ 1500 человѣкъ 24, изъ нихъ убито 20, а 4 захвачено въ плѣнъ.

Неплюевъ, донося въ сенатъ и въ коллегію иностранныхъ дѣлъ о событіяхъ, имѣвшихъ мѣсто въ началѣ 1746 года, посылаетъ одновременно къ Абулхаиру переводчика Араслана Бекметева, толмача Гордѣева и школьника, знающаго татарскій языкъ для склоненія хана къ возвращенію захваченныхъ киргизами подъ Краснымъ Яромъ людей и скота. Въ августѣ 1746 года пріѣзжали въ Оренбургъ съ толмачемъ Гордѣевымъ два посланца отъ Джаныбека тархана и три отъ Абулхаира, и привезли съ собою мальчика и дѣвочку, взятыхъ въ плѣнъ подъ Краснымъ Яромъ, и калмыцкую жёнку. Посланцы Абулхаира пріѣзжали съ требованіемъ, чтобы одного изъ нихъ отправить въ Казань къ Хажи-Ахмету, что Неплюевъ и выполнилъ. Кромѣ того, Абулхаиръ требовалъ, чтобы начальникъ края «для лучшаго къ возвращенію взятаго изъ-подъ Краснаго Яра скота» задержалъ изъ пріѣзжающихъ въ Оренбургъ «для торгу киргизъ-кайсакъ тридцать человѣкъ, въ томъ числѣ отъ Меньшей, Средней и Большой ордъ по десяти человѣкъ и Джаныбековыхъ посланцевъ, и содержалъ бы ихъ при сынѣ его Хажи-Ахметѣ солтанѣ, о чемъ и дѣти его ханскія просили, только бъ того, яко оное по ихъ требованію учинено будетъ, киргизъ-кайсакамъ не объявлять». Гордѣевъ сообщилъ, кромѣ того, Неплюеву, что когда Абулхаиръ послалъ къ одному киргизу отобрать у него четырехъ плѣнниковъ, то владѣлецъ ихъ не только не послушался посланнаго хана, но и готовъ былъ «съ нимъ стрѣляться». Абулхаиръ, посовѣтовавшись по этому поводу съ нѣкоторыми старшинами, объявилъ переводчику Арасланову, что старшины соглашаются возвратить только половину плѣнныхъ, а остальныхъ желаютъ раздѣлить по себѣ «и спрашивалъ его можно ль то учинить, но какъ оный, Арасланъ, сталъ на то нарекать и противное говорить, то ханъ не только того не принялъ, но при томъ уже и его, Араслана, стращалъ удержаніемъ за то, доколѣ сынъ его не отпустится». Затѣмъ Абулхаиръ черезъ Гордѣева настаивалъ передъ Неплюевымъ на томъ, чтобы киргизамъ были возвращены всѣ лошади, отогнанныя у нихъ калмыками, при чемъ «ханъ особливо объявилъ ему, Гордѣеву, что въ отдачѣ тѣхъ лошадей хотя только обнадеживанье имъ, кайсакамъ, подано будетъ, то онъ возвращеніемъ оныхъ плѣнныхъ и скота обнадеживаетъ, и для того присылки за тѣмъ хозяевъ туда къ себѣ требовалъ». Неплюевъ, видя что ханъ старается своими требованіями и совѣтами возстановить киргизскій народъ противъ русскихъ, не только никого изъ киргизъ не задержалъ, но и донесъ коллегіи иностранныхъ дѣлъ, что «ханъ писалъ о задержаніи въ Оренбургѣ киргизъ-кайсаковъ, пріѣзжающихъ для торгу, не для чего иного, какъ токмо по недовольствію его въ требуемой отъ него сыну его перемѣнѣ, къ развращенію народа, дабы чрезъ то ихъ къ оренбургской сторонѣ во озлобленіе привести, и тѣмъ бы ко всякимъ своими помысламъ лучшій способъ возымѣть; и ежели бы то учинить, то бъ весь народъ въ такой страхъ придти могъ, что не токмо бъ вдаль откочевали, но и самаго отчаянія отъ тамошней стороны ожидать было надобно, или на явныя противности возбудить». Абулхаиру же И. И. Неплюевъ писалъ, чтобы киргизы «въ происшедшей отъ нихъ, плутовъ, продерзости сами, для своего покоя и благополучія, поправленіе учинили, и тѣмъ бы взятыхъ людей, и скотъ, а паче тотъ скотъ, кой отъ русскихъ отогнанъ, какъ возможно возвратили, а что онъ, ханъ, требовалъ о задержаніи киргизцевъ — оное учинить несходно съ справедливостью».

Вслѣдъ за этимъ, 23 сентября 1746 года, начальникъ края доносилъ коллегіи иностранныхъ дѣлъ, что Джаныбекъ тарханъ пріѣзжалъ въ Оренбургъ и говорилъ, что на ханскомъ совѣтѣ было рѣшено «сыскивать калмыцкихъ плѣнниковъ, сколько ихъ налицо у нихъ есть», и до 40 человѣкъ было собрано, что «и отъ другихъ на торгу пріѣзжающихъ киргизцевъ подтвердилось». Для отысканія плѣнныхъ и скота вмѣстѣ съ посланцами Неплюевъ отправилъ къ Абулхаиру переводчика Гордѣева съ тремя красноярскими жителями.

Когда Абулхаиръ узналъ отъ возвратившихся къ нему посланцевъ, что Неплюевъ не задержалъ 30 человѣкъ киргизъ, какъ онъ объ этомъ просилъ, сейчасъ же позвалъ толмачей Араслана Бекметева и Гордѣева, хотѣлъ послѣдняго «срубить» дротикомъ, а Неплюева при этомъ «неподобно ругалъ». Арасланъ Бекметевъ объ обидахъ чинимыхъ ханомъ, какъ ему, такъ и другимъ посланнымъ Неплюевымъ для розысканія людей и скота, уведенныхъ киргизами, подробно изложилъ въ письмѣ И. И. Неплюеву. Озлобленный ханъ самъ также написалъ Неплюеву письмо полное упрековъ и угрозъ о разрывѣ мирныхъ отношеній съ Россіей. Въ отвѣтъ на письмо хана Неплюевъ написалъ ему успокоительный отвѣтъ «въ посредственныхъ терминахъ», а въ крѣпости, форпосты и яицкому войску послалъ ордера «о крѣпкой предосторожности» и сообщилъ объ этомъ на Сибирскую линію.

Въ своемъ донесеніи въ коллегію иностранныхъ дѣлъ по изложеннымъ обстоятельствамъ, Неплюевъ выразилъ желаніе о посылкѣ въ степь для улаженія дѣлъ Тевкелева, какъ человѣка опытнаго въ такого рода дѣлахъ. Мнѣніе Неплюева было принято и Тевкелеву было предложено «Абулхаира хана съ тайнымъ совѣтникомъ Неплюевымъ въ согласіе и дружбу привесть».

Въ январѣ 1747 года киргизы опять задумали сдѣлать нападеніе на калмыковъ, для чего они перешли на русскую сторону, какъ и въ 1746 году, по льду Каспійскаго моря около Гурьева, но оренбургскій губернаторъ получивъ объ этомъ заблаговременно извѣстіе отъ сакмарскаго татарина Кубеки, сдѣлалъ распоряженіе о выступленіи въ походъ 2000 яицкихъ казаковъ и вообще быстро принялъ всѣ мѣры предосторожности. По переходѣ на русскую сторону, киргизы, числомъ 500–600 человѣкъ, раздѣлились на двѣ партіи, одна изъ нихъ пошла вверхъ по Волгѣ къ Черному Яру, а другая — внизъ къ Красному Яру, но, не найдя калмыкъ, возвращались 13 февраля обратно съ пустыми руками черезъ урочище Зеленый Колокъ, въ 130 верстахъ отъ Индерскихъ горъ. Здѣсь ихъ встрѣтила сотня яицкихъ казаковъ, и несмотря на численное превосходство киргизъ, послѣдніе во время боя потеряли 162 человѣка убитыми, а одинъ старшина Жалтай Сапулатовъ взятъ живымъ и, кромѣ того, у киргизъ отняты казаками 102 лошади. Сапулатовъ содержался въ Ставропольской крѣпости подъ крѣпкимъ карауломъ, закованный въ ручные и ножные кандалы. Коллегія иностранныхъ дѣлъ предполагала наказать его плетьми, а затѣмъ отрѣзать носъ, уши и правую руку и въ такомъ видѣ отправить къ хану, но сенатъ это варварское наказаніе замѣнилъ наказаніемъ плетьми и ссылкою въ Рогервикъ.

Донося объ этомъ набѣгѣ киргизъ въ сенатъ, Неплюевъ писалъ, что это также произошло отъ злой воли Абулхаира и просилъ усилить имѣющіяся въ его распоряженіи команды однимъ полкомъ для прикрытія Уйской линіи, на что сенатъ и военная коллегія выразили согласіе. Въ распоряженіе Неплюева былъ возвращенъ полкъ, который изъ Оренбургскаго края въ 1744 году былъ посланъ въ Сибирскую губернію по случаю недоразумѣній съ зюнгарами. Въ то же время Неплюевъ писалъ и Абулхаиру письмо, выражая въ немъ свое уваженіе къ нему и довѣріе, но одновременно послалъ довѣренное лицо съ письмомъ къ нѣкоторымъ старшинамъ, кочевавшимъ недалеко отъ г. Орска, чтобы разузнать какое впечатлѣніе произвело разбитіе киргизской шайки яицкими казаками 13 февраля. Въ скоромъ времени Неплюевъ получилъ изъ степи извѣстіе, что многіе киргизы недовольны образомъ дѣйствій Абулхаира, а нѣкоторые будто бы даже собираются убить его.

Въ іюнѣ 1747 года выѣхалъ изъ С.-Петербурга въ Оренбургъ Тевкелевъ, снабженный инструкціей, какъ вести переговоры съ Абулхаиромъ, и двумя грамотами, изъ коихъ одна на имя хана, а другая ко всему киргизъ-кайсацкому народу.

О содержаніи инструкціи въ работѣ В. Н. Витевскаго говорится слѣдующее: Тевкелевъ прежде всего долженъ былъ указать хану Абулхаиру на добровольное присоединеніе къ Россіи и обратить его вниманіе на грабежи со стороны киргизъ, а затѣмъ, подъ видомъ дружбы, сообщить хану, что калмыки, волжскіе, донскіе и терскіе казаки просили государыню дозволить имъ «итти на киргизъ-кайсаковъ въ отмщеніе всѣми ихъ соединенными силами и съ пушками», но государыня «по природному и всему свѣту извѣстному великодушію и милосердію» позволенія на то не дала, чтобъ невинные къ тому киргизъ-кайсаки не пострадали и кровь ихъ не пролилась», а вмѣсто того «съ милостивѣйшимъ Ея Императорскаго Величества увѣщеваніемъ присланъ къ нему, хану, онъ, бригадиръ, въ той надеждѣ, что онъ, ханъ, такіе киргизъ-кайсацкіе, ихъ же народу разорительные, поступки добрымъ манеромъ поправить можетъ». Въ противномъ случаѣ Ея Императорское Величество, сколько она ни милосерда, но при томъ и справедлива, можетъ и прогнѣваться и тогда «посланы будутъ на нихъ съ волжской стороны многочисленныя казацкія войска, съ пріобщеніемъ къ нимъ яицкихъ казаковъ и калмыцкихъ войскъ, а отъ оренбургской стороны — регулярныя россійскія войска, также башкирцы, мещеряки и казанскіе татары, а отъ Сибири — россійскія жъ войска и разные иновѣрцы. Въ такомъ случаѣ что будутъ дѣлать бѣдные киргизъ-кайсаки? Развѣ только принуждены будутъ въ Аральскомъ морѣ топиться, ибо тогда ихъ отъ гнѣва государыни никто не защититъ». Въ то же время Тевкелевъ долженъ былъ сообщить Абулхаиру, что Неплюевъ, «вѣдая его, ханскій, добрый умъ и понятіе, доносилъ ко двору Ея Императорскаго Величества, что та безпутная продерзость киргизъ-кайсаковъ безъ его, ханскаго, вѣдома учинена, и что онъ, ханъ, отъ того ихъ воздержалъ и крайнее стараніе приложилъ и, по большей части, взятыхъ ими людей возвратилъ. Если бы Абулхаиръ сталь указывать, въ оправданіе киргизцевъ, на отгонъ у нихъ лошадей калмыками, тогда Тевкелевъ долженъ былъ обратить вниманіе хана на то, что и прежде ими, киргизъ-кайсаками, задоръ учиненъ взятьемъ у Гурьева Городка калмыкъ 24-хъ человѣкъ и убитіемъ одного до смерти», и что изъ 1204 лошадей, отогнанныхъ у нихъ въ 1745 году калмыками, имъ уже возвращено, по показанію Неплюева, 806 лошадей и были приняты мѣры къ отысканію остальныхъ, а воры-калмыки, по распоряженію Дондукъ Даши, намѣстника ханства, жестоко наказаны; слѣдовательно, не было никакого повода къ нападенію на калмыкъ подъ Краснымъ Яромъ, а тѣмъ болѣе къ грабежу русскихъ и угону у нихъ скота. Съ другой стороны калмыки въ 1746 году у киргизъ «уже ни одной овцы не похищали, а они, киргизцы, и въ нынѣшнемъ 1747 году грабить калмыкъ отважились». Что касается недоданныхъ имъ калмыками 398 лошадей, то они могли удержать за нихъ столько же изъ калмыцкихъ лошадей, отогнанныхъ въ 1746 году изъ-подъ Краснаго Яра.

Тевкелевъ также долженъ былъ переговорить съ Абулхаиромъ и объ его жестокомъ обращеніи съ переводчикомъ Арасланомъ Бекметевымъ котораго ханъ арестовалъ и «билъ плетью», и о письмѣ къ Неплюеву, написанномъ «весьма въ непристойныхъ и грубыхъ терминахъ», заявивъ при томъ, что онъ удивляется, какъ могъ снести такую обиду Неплюевъ и не донести ко двору Ея Величества, и «не можетъ понять, для чего такъ сурово и неосторожно имъ, ханомъ, поступлено было, ибо во всемъ свѣтѣ и между равными народами которые хотя бъ и войну имѣли, такихъ съ посланцами поступковъ не употребляется»; при этомъ Тевкелевъ долженъ былъ настаивать на томъ, чтобы Абулхаиръ извинился передъ Неплюевымъ и отпустилъ «безъ всякаго замедленія Араслана Бекметева, съ находящимися при немъ людьми, и съ достойнымъ за грабежъ вознагражденіемъ». Предполагая, что Абулхаиръ станетъ жаловаться на Неплюева, коллегія иностранныхъ дѣлъ вмѣнила Тевкелеву въ непремѣнную обязанность помирить его съ губернаторомъ, доказывая хану всячески, что «Неплюевъ ему, хану, во всемъ доброжелателенъ и о пользѣ его и всего киргизъ-кайсацкаго народа старается». Что касается замѣны Хажи-Ахмета Чингизомъ, то Тевкелевъ долженъ былъ уговорить хана, чтобы при Чингизѣ были еще даны въ аманаты два или три сына знатныхъ старшинъ, и «для того Абулхаиру наединѣ можно говорить и сіе, что такимъ образомъ киргизъ-кайсацкіе старшины болѣе будутъ ему послушны, и отцы отданныхъ въ аманаты дѣтей общими съ нимъ, ханомъ, силами принуждены будутъ крайнее стараніе прилагать подлый ихъ киргизъ-кайсацкій народъ отъ продерзостей и воровства унимать, прибавляя отъ себя, что изъ того большая императорская милость будетъ ему, хану». Въ случаѣ, если бы ханъ сталъ требовать возвращенія задержанныхъ воровъ-киргизцевъ и, въ частности, старшину Жултаная, то Тевкелевъ долженъ былъ объявить Абулхаиру, что, сколько ему извѣстно, «посланы отъ Ея Императорскаго Величества крѣпкіе указы къ губернатору астраханскому и къ яицкому войсковому атаману, чтобъ на форпостахъ съ воровскими киргизъ-кайсаками и калмыками поступано было, яко съ непріятелями, и которые изъ оныхъ пойманы будутъ живые, — тѣхъ, по жестокимъ розыскамъ, велѣно ссылать въ дальнія мѣста на каторгу, и потому, можетъ быть, оные уже и посланы, и такъ имъ, хану и старшинѣ за такихъ плутовъ и просить непристойно, толь наипаче, что они сами объявляютъ, яко они на воровство ходили, безъ ихъ ханскаго и старшинскаго вѣдома, собою, а таковымъ ихъ прошеніемъ и они себя покажутъ имъ сообщниками, сверхъ того и онъ, бригадиръ, да таковыхъ воровъ и просить не осмѣлится».

Такимъ образомъ бригадиръ Тевкелевъ долженъ быль позаботиться:

1. о томъ, чтобы киргизъ-кайсакъ отъ противныхъ намѣреній и воровскихъ подбѣговъ отвратить, плѣнныхъ людей и угнанный скотъ, сколько возможно, отъ нихъ отбирать;
2. Хажи-Ахмета перемѣнить на другаго ханскаго сына и
3. помирить Абулхаира съ Неплюевымъ.

При отправленіи Тевкелева изъ Оренбурга въ степь, Неплюевъ долженъ былъ, по инструкціи, дать ему охранный конвой, подъячаго, толмачей, товаровъ и денегъ на подарки хану, его фамиліи и знатнымъ старшинамъ.

Въ маѣ 1748 года Тевкелевъ съ сыномъ Абулхаира хана Хажи-Ахметомъ, привезеннымъ изъ Казани, отправился въ Орскую крѣпость. Ханъ прибылъ сюда же на свиданіе съ Тевкелевымъ 27 іюля въ сопровожденіи сыновей Нурали и Айчувака. Абулхаиръ принялъ отъ Тевкелева сына Хажи-Ахмета, находившегося въ аманатахъ десять лѣтъ, замѣнивъ его Айчувакомъ, своимъ четвертымъ сыномъ отъ ханши Папай, и нѣсколькими дѣтьми вліятельныхъ старшинъ. Затѣмъ ханъ обѣщалъ немедленно привести въ Оренбургъ русскихъ плѣнныхъ, награбленный киргизами скотъ и пожитки, далъ письменное обязательство, что подвластные ему киргизы впредь не будутъ нападать на русскія границы, и, наконецъ, далъ обѣщаніе возвратить и плѣнныхъ калмыковъ, если послѣдуетъ объ этомъ указъ государыни, теперь же ихъ не выдастъ потому, что они много причинили киргизамъ разоренія, и онъ, ханъ, намѣренъ въ томъ принести Ея Величеству челобитную.

Послѣ свиданія съ Абулхаиромъ, Тевкелевъ, въ сентябрѣ, отправилъ въ коллегію иностранныхъ дѣлъ свои соображенія о киргизскихъ ордахъ, въ которыхъ наиболѣе существенными пунктами были:

1. устроить въ Орской крѣпости для торговли съ киргизами каменный мѣновой дворъ;
2. увеличить въ Орской крѣпости гарнизонъ;
3. командировать ежегодно, на время торга, перваго члена Оренбургской губерніи для свиданія съ киргизскими владѣльцами и старшинами, а также не мѣшало бы, по мнѣнію Тевкелева, чтобы и оренбургский губернаторъ иногда туда ѣздилъ для той же надобности;
4. ханъ и старшины Малой орды ежегодно должны видѣться съ оренбургскимъ губернаторомъ и получать отъ него потребныя наставленія и
5. опредѣлить въ Малую и Среднюю орды одного хана, но не по выбору киргизъ, а указомъ императрицы, съ назначеніемъ ему содержанія отъ казны, за которымъ онъ самъ бы пріѣзжалъ ежегодно въ Оренбургъ или въ Орскую крѣпость.

И. И. Неплюевъ, которому бригадиръ Тевкелевъ сообщилъ копію своего донесенія, послалъ въ коллегію иностранныхъ дѣлъ возраженія на нѣкоторые пункты Тевкелева «въ сильнѣйшихъ терминахъ».

По возвращеніи въ орду, Абулхаиръ, однако, сейчасъ же вошелъ въ сношенія съ зюнгарскимъ владѣльцемъ, предложивъ ему въ замужество свою дочь съ условіемъ уплаты въ калымъ города Туркестана. Здѣсь необходимо замѣтить, что въ Зюнгаріи въ это время уже не было въ живыхъ Галданъ Цырена; онъ умеръ въ концѣ 1745 года. Со смертію Галданъ Цырена, страшнаго не только для средне-азіатскихъ владѣльцевъ, но и опаснаго врага для такихъ большихъ государствъ, какъ Китай и Россія, можно сказать, что исторія Зюнгаріи оканчивается, такъ какъ при его слабыхъ преемникахъ, какъ увидимъ ниже, она въ скоромъ времени совершенно была уничтожена китайцами.

Изъ Орской крѣпости Абулхаиръ поспѣшно отправился кочевать на югъ на рѣку Тургай, и здѣсь на притокѣ Тургая Улькаякѣ встрѣтился съ своимъ заклятымъ врагомъ султаномъ Средней орды Баракомъ, гдѣ между ними произошла драка, во время которой Абулхаиръ былъ убитъ. Поводомъ къ столкновенію послужили каракалпаки, прибывшіе сюда же на кочевку. Тотъ и другой владѣлецъ желали ихъ забрать къ себѣ, но каракалпаки болѣе были склонны подчиниться Бараку, почему, соединившись съ нимъ, и напали на Абулхаира. Во время нападенія Абулхаиръ былъ раненъ въ голову, киргизъ Средней орды Сарымбетъ, замѣтивъ это, вышибъ хана изъ сѣдла, а Баракъ покончилъ съ нимъ, зарѣзавъ его ножемъ. Казакъ Найденовъ, посланный въ орду Неплюевымъ для собранія свѣдѣній о смерти хана, разсказываетъ объ этомъ нѣсколько иначе. Абулхаиръ и Баракъ встрѣтились между рѣками Тургаемъ и Улькоякомъ, и когда между ними завязалась драка, киргизы, сопровождавшіе Абулхаира, бѣжали, тоже сдѣлалъ и Абулхаиръ, но сынъ Барака Шигай догналъ его и сшибъ съ лошади, а самъ Баракъ саблей отрубилъ ему голову. Неплюевъ получилъ извѣстіе въ Оренбургѣ о смерти хана 26 августа отъ бригадира Тевкелева, которому было прислано письмо послѣдняго, продиктованное будто бы самимъ Абулхаиромъ за нѣсколько дней до смерти. Письмо это слѣдующаго содержанія:

«Отъ Всемилостивѣйшей и Великой Государыни обороны прошу. Высокоблагородному и почтенному, истинному, древнему и сердечному пріятелю моему, господину бригадиру Кутлу-Муххаметъ мурзѣ Тевкелеву, объявляю: обѣщали вы меня содержать на семъ свѣтѣ безъ всякой печали, токмо я опечаленъ остался. Дай Боже намъ отъ нынѣ видѣться уже на томъ свѣтѣ! Послѣднія мои рѣчи: исповѣдую Бога быти Единаго и посланника Его за истиннаго, вручаю васъ Богу. Ежели желаете меня удовольствовать, то прошу, по обѣщанію вашему, погибели моей просто не оставить, ибо мои обѣщанія съ вами неразрывно остались. Имѣющихся у васъ Айчувакъ солтана и знатныхъ алчинскихъ біевъ дѣтей прошу въ печаль не допускать и содержать ихъ во всякомъ довольствіи, и фамилію мою вѣчно безъ призрѣнія не оставить. Прошу, взявъ алчинскихъ біевъ Кидая, Алхуджія, Худжаная къ себѣ и сообща съ моими дѣтьми, Средней орды Баракъ солтана съ прочими непріятелями моими искоренять, и тѣмъ пріятелей моихъ обрадовать. Оное, ежели вы не учините, и дѣтямъ моимъ не возвратите, то иному учинить некому, и буду на васъ за то на томъ свѣтѣ Богу жаловаться. Сію мою погибель паки прошу безъ отмщенія не оставить. Послѣднія мои рѣчи: Средней орды Баракъ солтанъ, пріѣхавъ съ тысячею человѣками и ненавиствуя за то, что я съ вами обхожденіе имѣлъ, ревнуя къ калмыцкой сторонѣ и ненавидя сысканное мною государство, меня убилъ, и тѣмъ желаетъ киргизъ-кайсацкой ордѣ начать разореніе; губителей моихъ, братьевъ, въ препровожденіи кашгарцевъ, къ вамъ поѣхавшихъ четырехъ человѣкъ, прошу, изловя, убить или отдать Айчувакъ солтану на руки, хотя я умру, но моя душа тому радоваться будетъ. Прилежнѣйше прошу, хотя при жизни моей того не учинили, то нынѣ во удовольствіе моей Папай ханши, дѣтей и народа, и чтобы дѣти мои въ сиротствѣ въ печаль допущены не были, оное учинить; а при семъ же прошу высокопревосходильному, господину тайному совѣтнику и кавалеру, Ивану Ивановичу засвидѣтельствовать мое желаніе многолѣтняго его здравія. Нынѣ уже, ежели желаете народъ нашъ совершенно въ подданствѣ утвердить, то изъ пріѣхавшихъ на торгъ человѣка три или четыре знатныхъ людей, задержавъ, при Айчувакѣ оставьте, чрезъ что всѣ дѣла окончиться могутъ. Назадъ тому нынѣ дня съ четыре Бараковы придворные люди, между которыми и кирейскаго роду люди есть, поѣхали на торгъ съ лошадьми и оныхъ извольте, представя господину генералу, задержать; нынѣ ежели не задержите, то впредь что отъ киргизцевъ происходить будетъ — Богъ вѣсть. Прошу нарядить три тысячи человѣкъ: тысячу русскихъ, съ тысячу калмыкъ и тысячу башкирцевъ, и при нихъ десять пушекъ, и велѣть сообща съ моими доброжелателями алчинскаго роду людьми ѣхать въ мой улусъ, и обороня мой домъ отъ разоренія, и мою погибель надъ Среднею ордою отмстить; и сіе все оставляю въ разсужденіе Божіе и Всемилостивѣйшей Государыни; всему тому вы сами свидѣтели, а прочія мои рѣчи оставляю до предбудущаго на томъ свѣтѣ свиданія. У Бога прошу, чтобъ мнѣ умереть съ чистымъ покаяніемъ, и кого я чѣмъ обидѣлъ, у тѣхъ прошу прощенія».

28 августа И. И. Неплюевъ получилъ письмо, также чрезъ Тевкелева, отъ вдовы хана Абулхаира и сына его Хажи-Ахмета такого содержанія:

«Всепресвѣтлѣйшія, державнѣйшія, великія государыни императрицы самодержицы всероссійскія высокопревосходительному господину тайному совѣтнику, кавалеру и Оренбургской губерніи губернатору Ивану Ивановичу Неплюеву Папай ханша И Хажи-Ахметъ солтанъ желаемъ премного лѣтъ здравствовать. И падъ на колѣни, и цѣловавъ землю, вамъ чрезъ сіе нижайше доносимъ: нынѣ уже мы вамъ ничего представлять не знаемъ, ибо начальнаго нашего вольнаго человѣка, хана, Баракъ солтанъ, ненавиствуя нашему съ вами обхожденію и ревнуя къ калмыцкой сторонѣ, убилъ, ибо и преже сего вамъ о немъ, Баракъ солтанѣ, неоднократно письменно представлялъ что онъ отмѣнно его ханскому намѣренію ревнуетъ къ калмыцкой сторонѣ, для чего и сына своего къ нимъ отдалъ, и тѣмъ нашу орду разорить хотѣлъ, которое наконецъ и дѣйствительно учинилъ, хана убилъ и кровь его пролилъ, который его, Барака, поступокъ не намъ, но вамъ въ безчестіе отъ него произошелъ. А понеже мы, въ случаѣ такихъ нашихъ несчастій, обороною отъ васъ всегда обнадеживаны были, къ тому жъ непріятели недальные, но незапно, яко изъ-подъ ногъ, явившіеся, и ихъ не весьма много, ибо Средняя орда не вся: Джаныбекъ тарханъ склоненъ къ нашей сторонѣ и двѣнадцать родовъ алчинцевъ, такожъ байулинскій и семиродскій народы, токмо хотя оные всѣ оное безчестіе искать и будутъ, но ваше драгое слово намъ, яко тысяча золотыхъ червонцевъ, будетъ. Честь нашу вы довольно знаете, а мы вашу знаемъ. Того ради въ такихъ нашихъ нынѣ приключившихся несчастіяхъ Бога и Всемилостивѣйшей Государыни просимъ, чтобъ въ томъ во удовольствіе наше отмщеніе учинено быть могло, а особливо же васъ, господина генерала, яко пріятеля нашего, просимъ, одну нашу просьбу; какъ и прежде не оставляли исполнить, а именно: поѣхавшихъ къ вамъ на торгъ, въ препровожденіи кашгарцевъ, киргизцевъ четырехъ человѣкъ; подъ видомъ того, что, якобы Айчувакъ ихъ задержалъ, у васъ задержать: Илкундыева брата Намаза Исянъ-Али Дешанбаева, Куджа Назарова сына, да Нарагліева брата Бигилдыя, да недавно поѣхавшихъ къ вамъ съ лошадьми на торгъ же Сырымбетева брата съ товарищи, ибо оные самые хана убійцы. А ежели желаете быть извѣстны о ханскомъ убійствѣ, какимъ образомъ оное произошло, о томъ бывшій при томъ Кидайбіевъ сынъ Кушкулакъ вамъ донесетъ. А по нашему мнѣнію, хотя нынѣ, выѣхавъ, съ войскомъ Среднюю орду вырубить и имѣющихся у васъ для торгу всѣхъ задержать прикажите, а ежели и до алчинскихъ какое дѣло есть, то и ихъ, задержавъ, при Айчувакѣ оставьте, ибо нынѣ не такъ какъ прежде, народныхъ дѣлъ исправлять мы не въ состояніи. Нурали солтану отецъ приказалъ послѣ себя быть ханомъ, и звать его уже поѣхали, коего и ожидаемъ, а какъ пріѣдетъ, то чрезъ посланныхъ отъ себя онъ, Нурали, увѣдомитъ. А между тѣмъ какъ нынѣ намъ при такомъ нашемъ несчастіи поступать — снабдить насъ благоразумнымъ вашимъ наставленіемъ и вспомоществованіемъ. А мы оную отеческую кровь безъ взысканія на комъ-нибудь оставить не можемъ. Хотя Баракъ и въ калмыки уѣдетъ, то мы уповаемъ, по власти намъ данной, силами своими и оттуда его достать можемъ и въ томъ насъ не оставите».

Сопоставляя, содержаніе этихъ двухъ писемъ, по нашему мнѣнію, легко придти къ убѣжденію, что авторомъ ихъ было одно и то же лицо и кто именно, пожалуй догадаться нетрудно — именно ханша Папай, отличавшаяся большимъ умомъ и даже нѣкоторымъ тактомъ. Эти качества Папай хорошо были извѣстны пограничному начальству, которое не разъ старалось вліять черезъ нее и на самого Абулхаира, задабривая ее подарками. Могъ бы эти письма составить еще Джаныбекъ батырь, ближайшій сотрудникъ и другъ Абулхаира, но, повидимому, онъ участія въ составленіи писемъ не принималъ, такъ какъ, вѣроятно, у него съ ханомъ вышла незадолго до его смерти изъ-за чего-либо или размолвка, или же просто, какъ весьма опытный въ киргизскихъ дѣлахъ человѣкъ, зная неминуемое столкновеніе Абулхаира съ Баракомъ, держалъ себя въ сторонѣ, выжидая на чьей сторонѣ окажется победа, по крайней мѣрѣ о немъ не упоминается, чтобы онъ пріѣзжалъ съ ханомъ на свиданіе съ Тевкелевымъ въ Орскую крѣпость и принималъ участіе при столкновеніи Абулхаира съ Баракомъ. Потомками Джаныбека передается разсказъ, что онъ не скоро послѣ смерти Абулхаира пріѣхалъ навѣстить его семью, подъ тѣмъ будто бы предлогомъ, что семья хана не принимала мѣръ къ отмщенію Бараку за убійство Абулхаира.

Баракъ намѣревался также лишить жизни второго сына хана Абулхаира — Ирали, который въ это время находился на рѣкѣ Сары-Тургаѣ вмѣстѣ съ султаномъ Средней орды Аблаемъ, гдѣ они грабили верхнихъ каракалпаковъ. Для этой цѣли Баракъ послалъ шпіоновъ къ Аблаю, чтобы тотъ ему оказалъ содѣйствіе въ исполненіи его намѣренія, но Аблай открылъ это Ирали, который и поспѣшилъ уѣхать на кочевку къ матери Папай. Старшій сынъ Абулхаира Нурали во время столкновенія отца съ Баракомъ находился на кочевкѣ въ шести дняхъ ѣзды отъ отцовскаго аула и, кажется, послѣдній изъ семьи узналъ о смерти хана.

Неплюевъ, получа извѣстіе о смерти хана, 29 августа 1748 года отправилъ къ ханскому семейству переводчика Якова Гуляева, башкирскаго старшину Кубека, киргизскаго старшину Байбека, татарскаго атамана Орской крѣпости Смаила муллу, придавъ имъ въ провожатые одного татарина и одного киргиза. Гуляеву была дана строгая инструкція, по которой онъ долженъ былъ:

1. слѣдить за ханшей и ея сыновьями, стараясь отклонять ихъ отъ мщенія Бараку;
2. на вопросы о задержаніи людей, которыхъ указывала ханша въ своемъ письмѣ Неплюеву, отвѣтить, что онъ, Гуляевъ, выѣхалъ изъ Оренбурга раньше полученія письма ханши, а потому по этому дѣлу ничего не знаетъ;
3. стараться убѣдить, чтобы для успокоенія степи поскорѣе приступили къ избранію хана, при чемъ онъ долженъ держаться той стороны, которая окажется сильнѣе;
4. послѣ избранія хана настоять на томъ, чтобы избранный не назывался ханомъ до тѣхъ поръ, пока на это не послѣдуетъ Высочайшее соизволеніе, для чего избиратели должны были послать прошеніе императрицѣ;
5. если Нурали или кто-нибудь изъ султановъ пожелаетъ пріѣхать въ Оренбургъ, то приглашать ихъ къ тому, отнюдь не отклоняя, и
6. если бы семейству покойнаго хана угрожала какая опасность, то объявить ему, что онъ не только можетъ прикочевать къ русскимъ крѣпостямъ, но даже можетъ въ нихъ и поселиться.

Одновременно Неплюевъ отправилъ посланца казака Матвѣя Арапова и къ султану Бараку для увѣренія его въ доброжелательности къ нему оренбургскаго начальства, такъ какъ Неплюевъ боялся, чтобы Баракъ изъ-за боязни мщенія со стороны сыновей Абулхаира не перешелъ на сторону Зюнгаріи. Араповъ долженъ былъ слѣдовать, чтобы не попасть въ аулы Абулхаира, черезъ Башкирію до Ямышевской крѣпости, откуда черезъ аулы султана Аблая пробраться къ Бараку. Послѣ убійства Абулхаира, Баракъ, дѣйствительно, сейчасъ же отправилъ посланцевъ къ Цеванъ Доржѣ, владѣльцу Зюнгаріи, но они ничего не привезли ему утѣшительнаго, такъ какъ Цеванъ Доржа намѣревался жениться на дочери Абулхаира, о чемъ, какъ мы уже знаемъ, послѣднимъ и было сдѣлано предложеніе, почему поступокъ Барака владѣльцемъ Зюнгаріи не былъ одобренъ; посланцы должны были возвратиться ни съ чѣмъ. Послѣ этого Баракъ съ немногими кибитками каракесекскаго, турткаринскаго и найманскаго родовъ отправился на рѣку Сары-су (протекаетъ по нынѣшней юго-восточной границѣ Тургайской области). Киргизы поступкомъ Барака были недовольны, почему многіе отъ него ушли, а нѣкоторые даже предполагали убить его или выдать семейству убитаго имъ хана. Каракесеки, напримѣръ, хотѣли Барака выдать семейству хана и уже было задержали его, но ловкій и хитрый султанъ съумѣлъ ускользнуть отъ грозившей ему опасности. Онъ добровольно отдалъ себя на судъ біевъ, заявивъ, что если они признаютъ его виновнымъ, то онъ охотно жертвуетъ своимъ имуществомъ и жизнью. Біи оправдали Барака. Это обстоятельство помогло Бараку собрать около себя до 8000 вооруженныхъ киргизъ, съ которыми онъ отправился въ походъ противъ верхнихъ каракалпаковъ, которыхъ покорилъ и взялъ отъ нихъ аманатовъ. Устроивши свои дѣла, Баракъ поселился въ Иканѣ (въ 20 верстахъ отъ Туркестана). Посланный Неплюевымъ казакъ Араповъ засталъ его въ мартѣ 1749 года на устьѣ рѣки Джидиль (притокъ Сыръ-Дарьи). Баракъ увѣрилъ Арапова въ преданности русской императрицѣ и расположеніи къ пограничному начальству и далъ письмо къ Неплюеву, которое и было имъ получено въ Оренбургѣ 24 сентября. Въ письмѣ Барака, между прочимъ, говорилось, что онъ избранъ ханомъ Большой орды, которая признаетъ надъ собою власть Россіи. Баракъ льстилъ оренбургскому начальству, чтобы, хотя на время, ослабить его бдительность и, такимъ образомъ, успѣть усилиться сначала за рѣкою Сыръ-Дарьею, затѣмъ войти въ довѣріе къ зюнгарскому владѣльцу и при помощи его, овладѣвъ всей киргизской степью, объявить себя ханомъ. Батырь Джаныбекъ, пользовавшійся громаднымъ вліяніемъ на киргизъ Малой и Средней ордъ, повидимому, былъ не прочь перейти на сторону убійцы Абулхаира и, кажется, даже вліятельными киргизами возбуждался вопросъ объ удовлетвореніи семейства убитаго хана, по народнымъ обычаямъ, скотомъ, чтобы потомъ безпрепятственно можно было выбрать ханомъ Малой орды Барака. Скоро, однако, не стало Барака: онъ умеръ въ февралѣ или мартѣ 1750 года въ городѣ Карнакѣ (около Туркестана) послѣ обѣда у одного изъ хожей (извѣстіе объ этомъ въ Оренбургъ дошло 30 апрѣля). Говорятъ, что Баракъ отравленъ по приказанію зюнгарскаго владельца Цеванъ Доржи, котораго просилъ будто бы о томъ Нурали черезъ своего посланца Карабашъ султана. По показанію переводчика Мансура, собиравшаго объ этомъ событіи свѣдѣнія отъ пріѣзжавшихъ въ Оренбургъ киргизъ для торговли, вмѣстѣ съ Баракомъ умерли два его сына, слуга и еще одинъ киргизъ, бѣжавшій съ нимъ изъ предѣловъ Малой орды. Послѣднимъ, вѣроятно, былъ Сарымбетъ, участникъ убійства Абулхаира, хотя среди потомковъ батыря Джаныбека и нѣкоторыхъ султановъ сохранилось преданіе, что Сарымбетъ былъ убитъ въ Хивѣ, куда будто бы онъ бѣжалъ послѣ убійства хана, вторымъ сыномъ Абулхаира султаномъ Ирали. Кромѣ того, родичи Сарымбета, какъ передаетъ то же преданіе, по приговору бія Большой орды Туле, заплатили Ирали два куна, а остальные онъ имъ затѣмъ простилъ.

Такъ несчастливо кончили свои дни, въ борьбѣ изъ-за власти, два видныхъ представителя Малой и Средней киргизскихъ ордъ — ханъ Абулхаиръ и султанъ Баракъ, принявшіе подданство Россіи.

ІІ

Мы уже знаемъ изъ письма ханши Папай къ Неплюеву, что Абулхаиръ назначилъ себѣ преемникомъ старшаго сына Нурали, и что Неплюевъ тотчасъ же по полученіи извѣстія о смерти хана отправилъ въ орду Переводчика Гуляева, которому въ числѣ главныхъ порученій было дано приказаніе озаботиться принятіемъ мѣръ къ скорѣйшему избранію новаго хана. Гуляевъ прибылъ въ ханскую ставку на урочище Каракушъ 4 сентября 1748 года, гдѣ онъ уже засталъ съѣзжавшихся сюда старшинъ, біевъ и вліятельныхъ киргизъ для совѣщанія объ избраніи новаго хана и отмщеніи убійцамъ Абулхаира. Нурали прибылъ сюда же изъ Барсуковъ 21 сентября, а за нимъ Джаныбекъ тарханъ и много біевъ Малой и частію Средней ордъ. Выборы хана происходили 2 октября на берегу рѣчки Каинлы (лѣвый притокъ рѣки Иргиза). Избраннымъ оказался старшій сынъ хана Абулхаира — Нурали, что не противорѣчило желаніямъ русскаго правительства и совершенно совпадало съ стремленіями семейства покойнаго хана, въ особенности же ханши Папай. Однако, на этотъ разъ избраніе новаго хана совершилось съ отступленіемъ отъ обычнаго порядка. По обычаямъ киргизъ для избранія новаго хана обыкновенно собирался народъ, и онъ выбиралъ себѣ хана, при избраніи же султана Нурали участвовали одни знатные біи, да и тѣхъ было, допущено въ кибитку, гдѣ происходили выборы, всего по десяти человѣкъ отъ каждаго рода. Но, какъ бы тамъ ни было, Нурали былъ избранъ въ ханы, выразилъ согласіе на принятіе этого званія и былъ, по обычаю, посаженъ на бѣлую кошму, поднятъ знатнѣйшими представителями народа и обнесенъ на ней по всему собранію. Послѣ этого кошма была разрѣзана на мелкіе куски и каждый изъ присутствующихъ взялъ себѣ клочекъ на память участья своего при избраніи, и собраніе на другой день, въ числѣ до 1000 человѣкъ, разъѣхалось по домамъ, захвативъ съ собою, также по обычаю, весь принадлежащій новоизбранному хану скотъ, который, обыкновенно, потомъ съ. лихвою замѣнялся ханамъ подарками скотомъ же отъ каждаго рода, отдѣленія и подотдѣленія. Такого рода расхватъ ханскаго имущества назывался ханъ талау и означалъ, кромѣ чести имѣть что-либо изъ имущества хана, что новоизбранный будетъ содержаться на народномъ иждивеніи. При избраніи Нурали въ ханы былъ нарушенъ и другой не менѣе важный киргизскій обычай. Ханское достоинство, по обычному праву, считалось наслѣдственнымъ въ родѣ, но только не по прямой линіи, а по боковой линіи братьевъ, по старшинству рожденія. Такимъ избраніемъ въ ханы Нурали былъ обойденъ прямой наслѣдникъ на ханское званіе братъ Абулхаира хана — Булхаиръ, который, однако, не рѣшился оспаривать свои права, осмѣлился же заявить себя султанъ другого ханскаго рода, Батырь, сынъ хана Каипа, управлявшаго во время принятія Абулхаиромъ подданства Россіи нѣкоторыми незначительными частями Малой орды и того самаго Каипа, который въ 1718 году искалъ подданства императора Петра І, сынъ же Батыря Каипъ былъ въ это время ханомъ въ Хивѣ. Батырь 15 сентября былъ также поднять на кошмѣ нѣкоторыми біями Малой орды изъ родовъ шумекей, шекты, туртъ-кара и кара-кесекъ, но это избраніе, сдѣланное изъ-за подарковъ, какъ передаютъ современники, не могло повредить Нурали.

По отъѣздѣ народныхъ представителей осталось въ ханской ставкѣ восемь выборныхъ старшинъ и Джаныбекъ батырь для составленія прошенія государынѣ и обсужденія вопроса о средствахъ отмщенія убійцамъ Абулхаира. Джаныбекъ, между прочимъ, предлагалъ выпросить у русскаго правительства тысячу солдатъ и ихъ переодѣтыми въ купцовъ отправить въ Хиву, завоевать послѣднюю и провозгласить вмѣсто Кайна ханомъ Хажи-Ахмета, затѣмъ убить Барака и въ Средней ордѣ сдѣлать ханомъ Ирали. Этотъ широкій планъ Джаныбека, разумѣется, не могъ быть осуществленъ, такъ какъ не могъ соотвѣтствовать какъ видамъ русскаго правительства, такъ и потому, что Малая киргизская орда была не настолько сильна, чтобы его выполнить. Упомянутые, выборные старшины, за исключеніемъ одного умершаго въ дорогѣ, во главѣ съ Джаныбекомъ батыремъ и вмѣстѣ съ переводчикомъ Гуляевымъ прибыли въ Оренбургъ съ прошеніемъ объ утвержденіи Нурали въ ханскомъ званіи. Ханша Папай и ея дѣти просили Неплюева, чтобы онъ отправилъ посланцевъ въ столицу для представленія императрицѣ. Это ходатайство было удовлетворено: 22 октября выборные, получивъ отъ Неплюева подарки и все необходимое на дорогу, были отправлены въ столицу. 26 февраля 1749 года киргизскіе посланцы въ Москвѣ были представлены императрицѣ Елизаветѣ Петровнѣ, Во время представленія Джаныбекъ сказалъ слѣдующую рѣчь:

«Всепресвѣтлѣйшая, державнѣйшая императрица, государыня всемилостивѣйшая! По кончинѣ подданнаго, Вашего Императорскаго Величества раба, киргизъ-кайсацкаго Абулхаиръ хана, султаны, старшины и народъ избрали сына его Нурали султана ханомъ и прислали меня, Джаныбека, къ стопамъ Вашего Императорскаго Величества со всеподданнѣйшимъ и всенижайшимъ прошеніемъ о всемилостивѣйшемъ онаго нашего избранія подтвержденіи и о содержаніи насъ въ прежней Вашего Императорскаго Величества высочайшей милости». На эту рѣчь послѣдовалъ отвѣтъ: «Ея Императорское Величество избраніе новаго хана всемилостивѣйше конфирмуетъ и обнадеживаетъ его и весь киргизскій народъ своею императорскою высочайшею милостію».

Въ началѣ мая 1749 года киргизскіе посланцы, получивъ денежныя награды отъ казны и подарки сукнами отъ канцлера графа А. П. Бестужева-Рюмина, были отправлены изъ столицы въ Оренбургъ въ сопровожденіи капитана Петра Маркова и пяти солдатъ на двадцати двухъ ямскихъ подводахъ. Съ дороги Марковъ послалъ впередъ къ оренбургскому губернатору прапорщика уфимскаго полка Неплюева, который долженъ былъ передать ему указъ императрицы, отъ 2 мая 1749 года, форму присяги для новаго хана и другія приложенія, предназначавшіяся для конфирмаціи султана Нурали въ киргизскіе ханы, самъ же Марковъ лично долженъ былъ передать И. И. Неплюеву патентъ на ханское достоинство, саблю, парчевую шубу на собольемъ мѣху и шапку изъ чернобурой лисицы для хана Нурали и кусокъ парчи для его матери ханши Папай. Всѣ эти подарки и патентъ стоили болѣе 2000 рублей. Указъ императрицы, отъ 2 мая, разъясняетъ намъ, почему Нурали не утвержденъ въ званіи хана Малой и Средней ордъ, какъ того онъ самъ домогался, такъ и бригадиръ Тевкелевъ; въ указѣ говорится:

«Новоизбраннаго въ ханы Нурали салтана надъ обѣими киргизъ-кайсацкими ордами ханомъ подтвердить здѣсь усмотрено за несходство съ тѣмъ, что въ 1743 году съ зюнгарской стороны тѣ киргизъ-кайсацкія орды были присвояемы, съ объявленіемъ на Среднюю орду жалобъ, и что для того отъ оной орды зюнгарцы имѣютъ аманатовъ, и потому въ Нашей коллегіи иностранныхъ дѣлъ принята резолюція и указомъ Нашимъ изъ сената подтверждена: зюнгарской сторонѣ учинить объявленіе, что Абулхаиръ ханъ съ Меньшею ордою дѣйствительно въ Нашемъ подданствѣ съ 1730 года, чтобъ оная отъ стороны зюнгарской оставлена была въ покоѣ, а Средняя орда хотя въ 1740 году и въ Наше подданство вступила, но по жалобамъ отъ зюнгарской стороны аманатовъ отъ нихъ содержать не запрещается, что со оными и для такихъ же причинъ и съ нашей россійской стороны чинено будетъ. Не меньше того и изъ вашего представленія, чтобъ помянутаго Нурали салтана, яко уже отъ обѣихъ ордъ въ ханы избраннаго, указомъ Нашимъ подтвердить надъ одною Малою ордою интересамъ Нашимъ пользы не предвидится толь наипаче, чтобъ тѣмъ новоизбранному хану, при самомъ первомъ случаѣ, показано было неудовольствіе. И тако для будущихъ впредь случаевъ разсудили Мы за благо новоизбраннаго хана назвать и подтвердить киргизъ-кайсацкимъ ханомъ, не именуя ни Меньшей ни Средней ордъ, въ какомъ разсужденіи и Абулхаиръ ханъ въ послѣднихъ Нашихъ къ нему грамотахъ писанъ былъ киргизъ-кайсацкой орды ханомъ». Въ томъ же указѣ императрицы, отъ 2 мая, говорится и о томъ, какія дѣла подлежали обсужденію Неплюева съ Нурали ханомъ во время пребыванія послѣдняго въ Оренбургѣ:

1. если ханское семейство пожелаетъ замѣнить находящагося въ аманатахъ султана Айчувака, то склонять произвести замѣну слѣдующимъ сыномъ Абулхаира султаномъ Адилемъ, а впредь стараться замѣнить послѣдняго «его Нураліевымъ сыномъ»; при отпускѣ Айчувака выдать ему публично 120 рублей деньгами или товарами на такую же сумму, да секретно отъ другихъ дать 100 рублей, и
2. Неплюевъ долженъ быль склонять «хана и знатную старшину, толкуя ихъ собственную пользу, всѣхъ россійскихъ плѣнниковъ и бѣглецовъ, такоже скотъ и пожитки ихъ собрать и въ Оренбургъ отдать немедленно, равнымъ образомъ и калмыцкихъ плѣнниковъ со всевозможною прилежностію собирать и отдавать въ Оренбургъ».

Этотъ же указъ не одобряетъ посылку Неплюевымъ казака Арапова къ султану Средней орды Бараку:

«Сія: ваша посылка весьма не апробуется, ибо Баракъ салтанъ хотя напередъ сего и вѣрнымъ къ Нашей сторонѣ являлся, токмо больше, но при томъ еще и явнымъ образомъ, держался зюнгарской стороны. Сверхъ того, нечаятельно здѣсь, чтобъ сія ваша къ Баракъ салтану посылка, но киргизъ-кайсацкой вѣтрености, Нурали хану въ слухи не пришла толь наипаче, что изъ сказки киргизца Байбека, бывшаго въ ордѣ съ переводчикомъ Гуляевымъ, присланной сюда при доношеніи бригадира Тевкелева, отъ 25 октября 1748 года, видно, что отъ Абулхаировыхъ хановыхъ дѣтей въ Баракъ салтановы улусы тайно посланы шпіоны для развѣдыванія о его съ зюнгарскимъ владѣльцемъ пересылкѣ, а когда Нурали ханъ о томъ увѣдаетъ, то и оный отъ стороны вашей тѣмъ будетъ огорченъ, что съ пользою интересовъ Нашихъ сходственно быть не можете, и для того вамъ впредь въ такихъ дѣлахъ поступать осторожно, а новоизбраннаго Нурали хана пристойнымъ образомъ къ себѣ приласкать. Въ прочемъ же наставленіе вамъ предписуется, ежели зюнгарскій владѣлецъ нынѣшнимъ Баракъ салтановымъ случаемъ похочетъ пользоваться и, пока новоизбранный Нурали ханъ не утвердится, пожелаетъ учинить на Меньшую орду нападеніе, и тѣмъ привесть оную къ себѣ въ подданство, при такомъ случаѣ хотя киргизцевъ въ ихъ кочевьяхъ нашими россійскими войсками охранять невозможно, однако же и безъ того ихъ оставить непристойно», Неплюеву предложено было, въ случаѣ нападенія зюнгаръ на киргизъ, перепустить послѣднихъ на правую сторону рѣки Яика, а для присмотра за послѣдними назначить тысячу казаковъ или сколько нужда будетъ требовать, при этомъ наши калмыки должны оставаться на нагорной сторонѣ рѣки Волги, если же нападеніе случится въ то время, когда калмыки будутъ находиться на луговой сторонѣ Волги, то киргизъ много за Яикъ не пускать, а уговаривать ихъ кочевать около нашей границы, при чемъ ихъ «по крайней возможности отъ крѣпостей защищать, а при томъ, для виду, при рѣкѣ Яикѣ тамошними войски движеніе имѣть и наблюдать, дабы зюнгарскія войски черезъ рѣку Яикъ для забранія подданныхъ Нашихъ калмыкъ отнюдь не перепускать, и въ томъ имъ съ вашей стороны всѣми силами препятствовать и отъ ближнихъ командъ всевозможнаго вспоможенія требовать».

До прибытія въ Оренбургъ Джаныбека съ другими посланцами изъ столицы, Неплюевъ послалъ къ хану Нурали, кочевавшему въ это время на вершинахъ рѣки Хобды, капитана Андрея Яковлева съ урядникомъ Ѳедоромъ Найденовымъ, ученикомъ татарской школы Василіемъ Аксеновымъ и казакомъ Ѳедоромъ Поповымъ для приглашенія его въ Оренбургъ для конфирмаціи. Одновременно посланъ былъ Неплюевымъ толмачъ Усманъ Араслановъ съ ученикомъ татарской школы Ѳедоромъ Калмычениновымъ и киргизомъ Исергапомъ, находившимся при султанѣ Айчувакѣ, къ ханшѣ Папай, кочевавшей около Орской крѣпости, также для приглашенія прибыть въ Оренбургъ для присутствованія на торжествѣ конфирмаціи ея сына Нурали въ ханы.

26 іюня прибыла киргизская, депутація изъ столицы въ Оренбургъ, и на другой же день двоихъ депутатовъ съ казаками, Сундырининымъ и Щепетовымъ, Неплюевъ отправилъ къ хану Нурали и его матери Папай съ извѣстіемъ о возвращеніи посланцевъ и вторичнаго приглашенія прибытія въ Оренбургъ. 3 іюля казакъ Сундырининъ возвратился въ Оренбургъ въ сопровожденіи восьми киргизъ, посланныхъ Нурали, и привезъ отъ капитана Яковлева донесеніе Неплюеву. Яковлевъ писалъ, что онъ прибыль въ ставку хана 25 іюня, и что Нурали, узнавъ объ утвержденіи его въ ханскомъ достоинствѣ, молился по своему закону за императрицу и благодарилъ И. И. Неплюева за дружбу, и 30 іюня выѣхалъ въ Оренбургъ, но по дорогѣ дѣлаетъ продолжительныя остановки, ожидая прибытія вліятельныхъ старшинъ и біевъ. Дорогой Нурали сообщилъ Яковлеву, что къ нему прибыли послы изъ Зюнгаріи, кочующіе около ставки его матери, и что онъ послалъ къ нимъ нарочныхъ, чтобы они дождались его возвращенія изъ Оренбурга, а когда Яковлевъ пожелалъ узнать, для чего они прибыли, ханъ «ничего ему не сказалъ, а объявилъ, что о томъ будетъ говорить съ тайнымъ совѣтникомъ». Киргизы, прибывшіе съ Сундырининымъ, просили Неплюева, отъ имени хана, чтобы имъ было дано «наставленье, какъ ему, хану, по прибытіи сюда (въ Оренбурга) поступать надлежитъ, увѣряя, что онъ все приказанное ему исполнять не преминетъ». Неплюевъ въ тотъ же день возвратилъ посланцевъ съ переводчикомъ Гуляевымъ обратно, которые должны были «проводить хана до того мѣста, гдѣ ему, хану, съ будущими при немъ киргизцами лагеремъ стать надлежитъ». 4 іюля возвратился въ Оренбургъ и Араслановъ съ нѣсколькими киргизами отъ ханши Папай и доложилъ, Неплюеву, что ханша «всѣ свои слова и намѣренія повѣрила дѣтямъ, почему онѣ и отвѣтствовать могутъ» и что «всѣмъ имъ изъ орды вмѣстѣ выѣхать непристойно» и просила «о присылкѣ къ ней разныхъ вещей, чтобы, по возвращеніи дѣтей, возможно было ей по мужѣ ея, Абулхаиръ ханѣ, знатное поминовеніе учинить», такъ какъ къ тому времени истекалъ годъ послѣ смерти хана, по обычаю же, киргизъ поминки въ годовщину смерти устраиваются особенно торжественно и требуютъ весьма большихъ расходовъ. О зюнгарскихъ послахъ Араслановъ донесъ, что «они къ ханшѣ еще не бывали, а находятся въ киргизскихъ аулахъ, и слышно, что они пріѣхали сватать дочь Абулхаира». 6 іюля прибыли къ Оренбургу братья хана Ирали и Хажи-Ахметъ, и остановились за рѣкою Яикомъ, верстахъ въ пяти отъ города. 8 іюля, вечеромъ, сюда же прибылъ и ханъ Нурали въ сопровожденіи большой свиты. 9 іюля, поздно вечеромъ, переводчикъ Гуляевъ доложилъ губернатору, что когда производилась перепись киргизамъ, прибывшимъ на торжество, между ними начались споры изъ-за старшинства «и всякъ себя хотѣлъ лучше предпочитать, при чемъ нѣкоторые о своихъ дѣлахъ разсуждали, будетъ ли въ нихъ какой успѣхъ и народная польза, а другіе и же мнили, якобы войска нарочно собраны, дабы, они какъ съ ханомъ въ лагерь пріѣдутъ, ихъ, обхвативъ, удержать, и другія толь подобный легкомыслія чинили». Тогда Нурали, сѣвъ на лошадь, отъѣхалъ съ Гуляевымъ въ степь и сказали ему, что «онъ и самъ изъ тѣхъ собравшихся къ нему людей всѣхъ довольно не знаетъ, да послѣ смерти отца своего многихъ и не видалъ, и тако де ему потребно при нынѣшнемъ случаѣ ихъ утвердить и увѣрить, по ихъ обыкновенію, дабы ему были не сумнительны въ исполненіяхъ, какія на него положены будутъ». Затѣмъ, вернувшись въ палатку, Нурали объявилъ старшинамъ, что ему завтра слѣдуетъ принести присягу «о своей должности и вѣрности, и всякое повелѣнное дѣло иначе ему, какъ чрезъ нихъ, исполнять невозможно, и для того они прежде ему въ вѣрности своей утвердились, и о томъ бы всѣ между собою прежде совѣтовали и его, хана, утвердили, почему уже онъ о своей присягѣ несумнителенъ былъ». Послѣ этого опять начались было споры, но киргизъ. таминскаго рода тарханъ Исетъ собраніе успокоилъ, обратившись съ рѣчью, въ который сказалъ, что они сами себѣ Нурали избрали въ ханы и объ утвержденіи просили императрицу, а онъ, Исетъ, хотя при избраніи и не былъ, однако «отъ вѣрности своей никогда не отступить и, кромѣ здѣшней стороны, другого пристанища не имѣетъ, и для того, хотя бъ Всемилостивѣйшая Государыня указала его и въ ссылку послать, то онъ ѣхать съ ханомъ къ тайному совѣтнику не отрицается». Киргизы, успокоенные Исетомъ, собрались передъ палаткой Нурали хана и прочитали молитву въ вѣрности ему. Наконецъ дядька Айчувака Байбекъ наединѣ Нурали говорилъ, что ему «не надобно такъ поступать, какъ отецъ его Абулхаиръ поступалъ съ командирами де говорилъ то, а у себя въ ордѣ другое, почему де уже въ киргизцахъ никакого постоянства не было, и съ нимъ же всѣ не иначе, какъ въ такомъ же основаніи поступали».

10 іюля была совершена конфирмація хана Нурали на лѣвомъ берегу Урала, въ одной верстѣ отъ Оренбурга. Торжество сопровождалось пушечной пальбой, ракетами, обѣдами, тостами и военными упражненіями. Угощеніе киргизъ было настолько обильно, что «многіе изъ нихъ напились допьяна, такъ что и нагіе ходили, однако жъ безъ всякаго замѣшанія». Торжества продолжались до 17 іюля, когда ханъ Нурали покинулъ Оренбурга. Неплюевъ былъ болѣе щедръ на угощенье киргизъ и подарки имъ, чѣмъ его предшественники. Имъ было издержано на этотъ предмета 3089 рублей 87 копѣекъ, что по тому времени составляло не малую сумму. Желающихъ подробно ознакомиться съ празднествами по поводу возведенія султана Нурали въ ханское достоинство отсылаю къ монографіи В. Н. Витевскаго «И. И. Неплюевъ и Оренбургскій край въ прежнемъ его составѣ до 1758 года», въ которой весьма тщательно использованъ весь матеріалъ объ этомъ событіи, заключающійся въ архивѣ тургайскаго областного правленія. Во время свиданій Неплюева съ Нурали велись тѣ жъ бесѣды, какъ и раньше съ Абулхаиромъ и киргизскими султанами, о недопущеніи киргизъ къ набѣгамъ на русскія селенія, возвращеніи плѣнныхъ и свободномъ пропускѣ черезъ степь средне-азіатскихъ и русскихъ каравановъ, и, разумѣется, были получены обѣщанія, которыя не исполнялись. Заслуживаетъ особеннаго вниманія разговоръ Неплюева съ ханомъ о пропускѣ черезъ степь каравановъ. Губернаторъ говорила Нурали, что онъ долженъ оказывать содѣйствіе къ безпрепятственному слѣдованію купеческихъ каравановъ черезъ киргизскія кочевья. Нурали на это отвѣчалъ, что «напредъ сего, при первомъ еще отца ихъ, Абулхаира, съ бригадиромъ Тевкелевымъ свиданіи, между ними положено было, дабы которые изъ россійскихъ мѣстъ съ красною печатью въ ордѣ ихъ быть случатся, тѣхъ по онымъ, и которые изъ ордъ ихъ въ россійскія мѣста съ его, Абулхаира хана, печатью пріѣзжать будутъ, тѣхъ бы по онымъ свободно принимать и препровожденіе имъ чинить», а потому онъ домогался, чтобы купцы, провозящіе товары въ Оренбургъ являлись къ нему «за печатью для проѣзду своего и за то его, хана, по древнему ихъ обыкновенію, дарили»; Неплюевъ, находя это весьма затруднительнымъ для купцовъ, такъ какъ они проѣзжаютъ иногда довольно далеко отъ кочевокъ хана, предложилъ Нурали снабдить своими печатями его братьевъ, а тѣ изъ торговцевъ, которые будутъ проѣзжать въ пяти и болѣе дняхъ пути отъ его, хана, и братьевъ его кочевокъ, могли бы проѣзжать и безъ печатей. Нурали, согласившись съ этимъ, однако выговорилъ себѣ условіе, чтобы тѣ изъ купцовъ, которые дѣйствительно не могли являться во время пути къ Оренбургу ни къ нему, ни къ его братьямъ, брали бы печати въ Оренбургѣ у султана Адиля, который оставленъ былъ Нурали въ аманатахъ вмѣсто Айчувака.

Послѣ отъѣзда хана Нурали навѣщали Неплюева два батыря Джаныбекъ Средней орды и Букенбай Малой орды. Джаныбекъ вручилъ Неплюеву яицкаго казака Григорія Кононова, который находился въ плѣну въ Хивѣ со времени похода Бековича 1717 года н бѣжалъ оттуда къ каракалпакамъ. 27 ноля Джаныбекъ представилъ губернатору въ аманаты отъ аргынскаго рода Средней орды своего племянника Байбарака в обѣщался прислать аманатовъ отъ кипчацкаго рода той же орды. Батыри были прилично угощены и отпущены Неплюевымъ съ подарками на 200 рублей.

Нурали, возвратившись изъ Оренбурга, думалъ заняться приведеніемъ въ исполненіе своихъ замысловъ о мести султану Бараку за убійство своего отца и началъ съ того, что отъ лица всей ханской семьи написалъ Неплюеву письмо, въ которомъ просилъ губернатора послать къ нему подъ видомъ постройки «знатнаго строенія» надъ могилою Абулхаира одну или двѣ тысячи рабочихъ, а въ случаѣ отказа грозилъ, вырывъ тѣло хана Абулхаира, откочевать съ ордою къ Туркестану. Неплюевъ не только не хотѣлъ посылать русскихъ рабочихъ въ степь, но и вообще былъ противъ постройки какого-либо памятника надъ могилою хана, но коллегія иностранныхъ дѣлъ смотрѣла на это иначе — она находила неудобнымъ затрогивать самолюбіе хана, а потому предложила Неплюеву устроить памятникъ надъ могилою Абулхаира въ такихъ размѣрахъ, чтобы 50 человѣкъ могли окончить его постройкой въ одно лѣто и что хотя, писала коллегія иностранныхъ дѣлъ Неплюеву, вы, «почитая сіе за невозможное дѣло», полагаете, «что они гробницу и своими людьми построить могутъ, но, по здѣшнему разсужденію, можетъ быть, Нурали ханъ хочетъ таковымъ своимъ о строеніи требованіемъ намѣреніе свое къ отдачѣ сестры своя за зюнгарскаго владѣльца прикрыть», а потому, предлагалось Неплюеву, «по разсужденію съ тамошними татарами, сочинить планъ гробницы съ нѣкоторымъ для житья строеніемъ и послать оный съ нарочнымъ офицеромъ или геодезистомъ къ Нурали хану и тѣмъ показать къ вышепомянутому строенію вашу склонность».

Второе важное, дѣло, которое Нурали хотѣлъ поскорѣе кончить — это выдать сестру въ замужество за владѣльца Зюнгаріи Цеванъ Доржи, на котораго Ханъ разсчитывалъ какъ на вѣрнаго союзника въ борьбѣ съ султаномъ Баракомъ, такъ и вообще надѣялся при его помощи занять первенствующее мѣсто въ киргизскихъ ордахъ. Зюнгарскій владѣлецъ, посылая пословъ къ Нурали, просилъ его самого пріѣхать къ нему для переговоровъ или же прислать одного изъ братьевъ съ знатными султанами и, кромѣ того, показать посламъ невѣсту. Невѣста была показана, и послы были, отправлены къ Цеванъ Доржи съ близкимъ родственникомъ Нурали султаномъ Карабашемъ. Ханъ ставилъ условіемъ, чтобы предполагаемая родственная связь была закрѣплена возвращеніемъ плѣнныхъ киргизъ, взамѣнъ которыхъ Нурали обѣщалъ выдать волжскихъ калмыковъ, затѣмъ владѣлецъ Зюнгаріи долженъ былъ оказать содѣйствіе къ поимкѣ султана Барака, отказаться отъ притязаній на Большую орду и уступить, вмѣсто калыма, Туркестанъ. Во время конфирмаціи Нурали въ ханы Неплюевъ неоднократно заводилъ съ нимъ рѣчь по поводу пріѣзда къ нему пословъ Цеванъ Доржи, но ханъ старался отклонить объ этомъ разговоръ, ссылаясь на то, что онъ съ ними еще не видѣлся и цѣли ихъ пріѣзда не знаетъ. Несмотря на то, Неплюеву все-таки удалось узнать истинную цѣль пріѣзда зюнгарскаго посольства. Этому помогъ ханскій писарь татаринъ Нурмухаметевъ, который далъ копію съ письма Цеванъ Доржи къ Нурали, за что велѣно было выдавать этому писарю «секретно отъ другихъ» по пятнадцати рублей въ годъ, «дабы и впредь черезъ него о киргизъ-кайсацкихъ дѣлахъ извѣстія получать было можно». Коллегія иностранныхъ дѣлъ находила дѣйствія И. И. Неплюева по этому дѣлу слишкомъ слабыми, а потому въ указѣ, отъ 2 ноября 1749 года, выразила ему свое неудовольствіе въ слѣдующихъ выраженіяхъ: «удивительно здѣсь, что вы о развращеніи такого ихъ сватовства съ зюнгарскимъ владѣдьцемъ о отдачѣ Нурали хановой сестры за него въ замужество никакого подвига и старанія не только при свиданіи вашемъ съ ханомъ, но и потомъ не возымѣли, къ чему было всѣ силы, по важности сего дѣла, употребить надлежало». Неплюеву было предложено принять, всѣ мѣры разстройству сватовства и пресѣченію дружбы Нурали хана съ зюнгарскимъ владѣльцемъ, и денежныхъ средствъ употреблять на это столько, сколько будетъ нужно.

По этимъ дѣламъ Неплюевъ командировалъ къ Нурали переводчика Гуляева и кондуктора Кроткова, которые прибыли въ ханскую ставку 25 декабря 1749 года. Кротковъ, по инструкціи, обязанъ былъ составить планъ строенія надъ могилой Абулхаира, а Гуляевъ долженъ былъ склонять хана къ постройкѣ городка или по рѣкѣ Илеку или же около Красногорской крѣпости и перенести въ этотъ городокъ тѣло Абулхаира, гдѣ надъ его могилой можно было бы построить приличный памятникъ, и это мѣсто со временемъ сдѣлалось бы ханскимъ кладбищемъ, а равно здѣсь же хорошо было бы выстроить для хана домъ, мечеть и другія постройки и, такимъ образомъ, онъ могъ бы жить и лѣто и зиму на одномъ мѣстѣ. Затѣмъ, Гуляевъ былъ обязанъ употребить всѣ мѣры къ разрыву, дружескихъ отношеній хана Нурали съ владѣльцемъ Зюнгаріи Цеванъ Доржи, мри чемъ уполномоченъ былъ и грозить хану царскимъ гнѣвомъ, если онъ осмѣлится отдать послѣднему нашихъ волжскихъ калмыкъ, находящихся въ ордѣ въ плѣну. Нурали, видя что его планы русскому правительству извѣстны, не сталъ скрывать передъ Гуляевымъ своихъ сношеній съ Зюнгаріей, объясняя ихъ единственно, желаніемъ мести султану Бараку за смерть отца, въ отношеніи же отдачи плѣнныхъ калмыкъ заявилъ, что онъ объ этомъ и не думалъ, а напротивъ старается о возвращеніи ихъ въ Россію. Предложеніе построить городокъ на рѣкѣ Илекѣ ханъ сначала принялъ было охотно, и говорилъ Гуляеву, что онъ тогда здѣсь можетъ жить съ своей матерью постоянно, а управленіе отдаленными частями орды поручить своимъ братьямъ, но въ скоромъ времени вынужденъ былъ отъ этого отказаться, такъ какъ киргизы предполагаемой постройкой городка, были недовольны и распустили слухъ, что Гуляевъ будто бы пріѣхалъ къ хану для того, чтобы затѣмъ слѣдующимъ лѣтомъ привести въ степь русское войско, которое будетъ ихъ истреблять за неотдачу плѣнныхъ. Кротковъ, составилъ планъ памятника надъ могилой Абулхаира, который, однако, не понравился Нурали, такъ что онъ съ большой неохотой согласился на его постройку.

По возвращеніи Гуляева и Кроткова въ Оренбургъ, Неплюевъ послалъ къ Нурали киргиза Елумбета съ предложеніемъ постройки городка на рѣкѣ Эмбѣ. Ханъ нашелъ, что и это мѣсто, вслѣдствіе близости къ русской границѣ, неудобно, но, чтобы не подавать виду русскому правительству своего неудовольствія, сказалъ Елумбету, что по этому дѣлу онъ переговоритъ съ матерью и старшинами, а затѣмъ самъ пріѣдетъ въ Оренбургъ для личныхъ переговоровъ съ пограничнымъ начальствомъ. Относительно постройки памятника надъ могилой отца, Нурали выразилъ желаніе черезъ того же киргиза, чтобы для осмотра мѣста, гдѣ похороненъ Абулхаиръ, былъ посланъ офицеръ, а затѣмъ уже вести разговоръ и о самомъ памятникѣ. 9 мая 1750 года Неплюевъ для послѣдней цѣли командировалъ въ степь инженеръ-подпоручика Ригельмана, но, ему могилу Абулхаира осмотрѣть не удалось, хотя онъ и видѣлся съ ханомъ на рѣкѣ Большой Хобдѣ. Ригельманъ, возвратившись въ Оренбургъ, представилъ Неплюеву карту своего пути отъ г. Оренбурга до рѣки. Темира и обратно и планы старинныхъ построекъ, найденныхъ имъ въ киргизской степи.

Въ то время, когда шло дѣло объ утвержденіи Нурали въ ханскомъ достоинствѣ и его конфирмаціи, другой султанъ, избранный также нѣкоторыми родами ханомъ Малой орды, Батырь старается расположить къ себѣ пограничное начальство и проситъ разрѣшенія Неплюева прислать къ нему посланцевъ. Коллегія иностранныхъ дѣлъ, по полученіи объ этомъ свѣдѣній, писала оренбургскому губернатору, что «хотя посланцамъ Батырь салтана быть къ вамъ допустить и можно, однако же, какъ уповательно, что вся его присылка состоять будетъ наипаче въ томъ, чтобъ домогаться о такомъ же подтвержденіи избранія его на ханство, какое Нурали ханъ получилъ, а чтобъ на сіе поступить, и тѣмъ Нурали хана въ огорченіе привесть ни малѣйшаго резона нѣтъ н не видится, того ради вамъ ни малой ему къ тому надежды не подавать, и въ томъ возымѣть отъ него отговорку, объявляя ему, чтобъ онъ, яко не отъ всего народа, но нѣкоторыми малыми людьми и безъ согласія съ вами избранный и отъ Ея Императорскаго Величества всемилостивѣйшаго въ томъ подтвержденія получить неудостоившійся, ханомъ не писался, напротивъ того старался съ настоящимъ Нурали ханомъ притти въ прежнее согласіе, въ какомъ случаѣ вы и Высочайшею милостью обнадежить его можете».

Когда попытка султана Батыря расположить къ себѣ русское правительство не удалась, тогда онъ начинаетъ дѣйствовать черезъ своего сына хивинскаго хана Каипа, который послалъ въ Оренбургъ въ качествѣ посла Ширбека въ сопровожденіи близкихъ людей султана Батыря. Посолъ прибыль въ Оренбургъ 24 апрѣля 1750 года. При свиданія съ Неплюевымъ посолъ представилъ ему копію письма хана къ императрицѣ, въ которомъ говорилось, что купеческіе караваны часто подвергаются въ степи нападеніямъ и грабежамъ со стороны киргизъ, и что впредь, для безопасности, слѣдовало бы распорядиться, чтобы караваны проходили не чрезъ владѣнія хана Нурали, а чрезъ, аулы султана Батыря, и первому, а равно и его брату Адилю, запретить брать пошлины. Неплюевъ отвѣтилъ, что въ такомъ распоряженіи нѣтъ надобности, такъ какъ обѣщаніе хана Нурали, данное имъ въ Оренбургѣ въ прошломъ, 1749, году въ присутствіи многочисленнаго собранія султановъ, кромѣ отца Каипа султана Батыря, и знатныхъ старшинъ, служитъ достаточной гарантіей безопаснаго передвиженія по киргизской степи каравановъ, и что Батырю слѣдуетъ съ Нурали жить въ согласіи, а владѣльцамъ каравановъ платить хану пошлину, установленную обычаемъ, и брать въ провожатые надежныхъ людей. Ширбекъ, согласно желанію хана Каипа, домогался, чтобы его отправили ко двору, но коллегія иностранныхъ дѣлъ нашла это «невозможнымъ и неприличнымъ» сдѣлать, такъ какъ хивинскій ханъ считался подвластнымъ Персіи. 11 сентября 1750 года Ширбекъ отправился въ обратный путь; къ нему присоединились — караванъ, отправлявшійся въ Хиву, и хивинцы, пріѣзжавшіе въ Оренбургъ для торга. Такъ какъ посолъ теперь долженъ былъ ѣхать черезъ аулы хана Нурали, то, для безопасности, Неплюевъ далъ ему въ провожатые толмача Арасланова, а караванъ былъ отданъ на попеченіе киргизъ кетинскаго рода. Спутники Ширбека скоро отстали отъ него: сначала караванъ остановился на рѣкѣ Илекѣ за усталостью верблюдовъ, а, затѣмъ, достигнувъ вершины рѣки Уила, отстали отъ него и хивинскіе торговцы съ цѣлью проѣхать прямо въ Хиву, не заѣзжая въ аулъ хана Нурали. 29 сентября посолъ прибылъ въ аулъ хана, находившійся въ это время на рѣкѣ Уилѣ, гдѣ ему пришлось прожить почти цѣлый мѣсяцъ, ежедневно опасаясь за свою жизнь. Нурали былъ крайне раздраженъ, что Ширбекь въ передній путь проѣзжалъ не черезъ его аулы, а еще болѣе тѣмъ, когда узналъ о цѣли его поѣздки въ Оренбургъ. По поводу Ширбека Нурали написалъ Неплюеву письмо, прося его разрѣшенія задержать посла до его, хана, пріѣзда въ Оренбургъ за непристойные поступки Батыря и Каипа по отношенію къ Россіи. На другой день по пріѣздѣ посла въ ханскій аулъ явились двое киргизъ съ цѣлью убить Ширбека за убійство ихъ отцевъ хивинцами, но Нурали ихъ до этого не допустилъ и, для безопасности, посла перевелъ въ кибитку своего писаря. Черезъ четыре дня снова прибыли въ ставку хана до ста киргизъ алачинскаго рода съ требованіемъ выдачи Ширбека за убійство у нихъ хивинцами четырехъ человѣкъ. Ханъ не согласился выдать посла и этимъ киргизамъ, а также не уважилъ ихъ просьбы и о выдачѣ имъ ханскаго листа съ печатью для задержки тѣхъ хивинцевъ, которые выѣхали вмѣстѣ съ Ширбекомъ изъ Оренбурга. Несмотря на это, киргизы нагнали караванъ за рѣкою Эмбой на урочищѣ Самматаѣ, но грабить не рѣшились, а заявили хивинцамъ, что они посланы ханомъ Нурали для взятія съ нихъ пошлины, которую и получили товаромъ. Въ это же время бій Байсау ограбилъ хивинскій караванъ, слѣдовавшій на 40 верблюдахъ, а киргизы алачинскаго рода разграбили караванъ на 60 верблюдахъ. Ханъ отпустилъ Ширбека 26 октября. Передъ отъѣздомъ посолъ просилъ хана дать письмо къ Каипу, на что Нурали отвѣтилъ, что неоднократно посылалъ письма къ хивинскому хану, но его письма всякій разъ раздирали и пословъ возвращали со стыдомъ, и что онъ (посолъ) долженъ быть благодаренъ, если его безопасно проводятъ въ Хиву.

Въ 1750 же году братъ хана Айчувакъ съ тарханомъ Джаныбекомъ нападали на аральцевъ, сильно ихъ пограбили и взяли много людей въ плѣнъ, но такъ какъ мѣстности около Аральскаго моря хивинскій ханъ, считалъ принадлежащими къ его владѣніямъ, то послѣдній съ своей стороны грабилъ караваны, прибывающіе изъ киргизскихъ степей въ Хиву, и задержалъ посланца Нурали. Въ то же время другой брать Нурали султанъ Ирали нападалъ на каракалпаковъ, но неудачно: большая часть его отряда была перебита, а онъ самъ быль взять въ плѣнъ и только черезъ нѣсколько мѣсяцевъ получилъ свободу.

Ханъ Нурали, недовольный оренбургскимъ начальствомъ за уклоненіе отъ содѣйствія ему въ отмщеніи султану Бараку и противодѣйствіе его сближенію съ зюнгарскимъ владѣльцемъ, начинаетъ настоятельно требовать замѣны султана Адиля Чингизомъ, на что Неплюевъ не соглашался, по тѣмъ же причинамъ, какія были указаны выше, когда говорилось о замѣнѣ Хажи-Ахмета тѣмъ же Чингизомъ. Ханъ, раздраженный отказомъ, приказалъ киргизамъ откочевать подальше отъ русской границы и предполагалъ сдѣлать нападеніе на оренбургскій мѣновой дворъ. Ведя разговоръ съ переводчикомъ Гуляевымъ по этому дѣлу, ханъ однажды сказалъ ему: «Я еще разъ напишу объ Чингизѣ, что черезъ годъ дамъ въ аманаты сына своего или сына Ирали, но если и тутъ послѣдуетъ мнѣ отказъ, то пусть русскіе дѣлаютъ съ Адилемъ, что хотятъ, сажаютъ его въ тюрьму, а я ждать не стану и откочую навсегда за Сыръ-Дарью; Джаныбекъ тарханъ уже ждетъ меня тамъ, изъявляя готовность исполнять всѣ мои приказанія. Когда я буду тамъ, я перестану подданныхъ мнѣ киргизъ удерживать отъ грабежей и разбоя; киргизы тогда будутъ считать меня, не только за хана, но и за святого, теперь же они не хотятъ слушаться меня только потому, что я кочую близь Россіи и служу ей вѣрно. Благодаря генералу (Неплюеву) и мурзѣ (Тевкелеву), я не ханъ, а пастухъ лошадямъ; Богъ взыщетъ съ нихъ за это. Пусть зюнгарцы съ прочими ордами окружатъ меня, я и тогда найду себѣ Мѣсто, а своимъ — пропитаніе. Русскіе хотятъ поступать сѣ нами, какъ съ калмыками и башкирцами, но мы лучше согласимся умереть, чѣмъ жить подъ тяжкимъ игомъ». Затѣмъ Нурали, взявъ въ руки чашку съ коже, немного отпилъ изъ нея и закончилъ свою рѣчь фразой: «Дай Богъ, чтобъ я и этого не имѣлъ себѣ въ пищу, если, когда-либо буду въ Оренбургѣ». Вскорѣ, однако, какъ увидимъ, обстоятельства для Нурали сложились настолько неблагопріятно, что онъ не только не могъ удаляться отъ границъ Россіи, но и долженъ былъ заискивать расположенія оренбургскаго пограничнаго начальства.

Посланцы Нурали къ Цеванъ Доржѣ во главѣ съ Карабашемъ 30 мая 1750 года возвратились и привезли ему крайне неутѣшительныя свѣдѣнія. Одинъ изъ посланцевъ Нурали, по имени Барбей, дорогой поссорился съ главнымъ зюнгарскимъ посланцемъ изъ-за двухъ верблюдовъ, пропавшихъ въ киргизской степи. Карабашъ вступился за Барбея, чѣмъ и навлекъ на все посольство неудовольствіе зюнгарскаго посла, который по прибытіи къ Цеванъ Доржѣ заявилъ, что онъ ханской сестры не видѣлъ, и едва ли ханъ выдастъ ее за него. А когда Карабашъ сдѣлалъ попытку уличить его во лжи; то посолъ сказалъ, что прежде, чѣмъ показать невѣсту, его напоили пьянымъ, а затѣмъ изъ-за занавѣски показали какую то дѣвушку, и была ли то ханская сестра или простая тулюнгутка (дочь раба), онъ различить не могъ. Докладъ посла на Цеванъ Доржу произвелъ непріятное впечатлѣніе, и онъ, поручивъ Карабашу передать Нурали письмо и небольшой подарокъ, отпустилъ посланцевъ, а когда вскорѣ каракалпаки обратились къ нему съ жалобой на киргизъ, онъ послалъ свое войско въ Туркестанъ, который взялъ, и передалъ каракалпакамъ. Въ письмѣ къ Нурали владѣлецъ Зюнгаріи укорялъ его въ томъ, что онъ обманулъ его, показалъ вмѣсто своей сестры какую то другую дѣвицу. Въ этомъ же письмѣ Цеванъ Доржа сообщалъ Нурали о смерти султана Барака. Вслѣдъ за тѣмъ умерла сестра Нурали, а Цеванъ Доржа въ маѣ 1750 года былъ убить братомъ Ламай Доржой и, такимъ образомъ, кончилось само собою дѣло, надѣлавшее много непріятностей и хлопотъ какъ Неплюеву, такъ и хану Нурали. Теперь ханъ безъ особыхъ возраженій замѣнилъ находившагося въ Оренбургѣ въ аманатахъ брата Адиля своимъ пятилѣтнимъ сыномъ Пирали.

Въ виду такихъ дурныхъ отношеній съ сосѣдями, Нурали начинаетъ заискивать расположенія русскаго правительства: ханъ предложить въ аманаты своего сына Мухаметъ-Али, и самъ просилъ разрѣшенія пріѣхать въ Оренбургъ для переговоровъ. Въ іюнѣ 1751 года Тевкелевъ, управлявшій оренбургской губерніей за отъѣздомъ Неплюева въ С.-Петербургъ, пригласилъ Нурали въ Оренбургъ. Ханъ прибыль съ матерью Папай, съ старшинами и большимъ числомъ простыхъ киргизъ 8 іюля и прожилъ здѣсь до 7 августа. Нурали замѣнилъ Пирали слѣдующимъ своимъ сыномъ Мухаметъ-Али, которому въ это время было всего три года, изъ штатныхъ суммъ, отпускавшихся на подарки хану, содержаніе киргизскихъ аманатовъ и другіе расходы по киргизскимъ дѣламъ, Тевкелевъ одарилъ хана, его родственниковъ и старшинъ. До 1762 года на указанныя надобности, по штату Оренбургской губерніи, отпускалось 1500 рублей, а въ этомъ году разрѣшено было увеличить эту сумму до 3000 рублей въ годъ. Возвратившись въ степь, ханъ откочевалъ къ Аральскому морю, а большинство подвластныхъ ему киргизъ осталось на зиму около Яика. Въ эту зиму киргизы терпѣли страшную нужду. Вслѣдствіе гололедицы подножнаго корма для скота не было, киргизы прорывались съ табунами лошадей на русскую сторону, травили у казаковъ сѣно, рубили талы на кормъ скоту; казаки въ свою очередь отгоняли скотъ у киргизъ, изъ-за чего происходили драки и убійства. Войсковое начальство обращалось къ Неплюеву съ просьбой о запрещеніи киргизамъ переходить со скотомъ за Яикъ, но начальникъ края смотрѣлъ на это иначе: онъ находилъ, что такого рода запрещеніе послужитъ препятствіемъ къ дальнѣйшему развитію начавшагося сближенія киргизъ съ русскими. Это первый большой падежъ животныхъ отъ недостатка корма (жутъ) въ киргизской степи, о которомъ сохранились письменный свѣдѣнія.

1752, 1753 и 1754 годы наши сношенія съ Малой ордой не представляютъ чего-либо выдающагося. Нурали старался заискивать расположенія Неплюева, въ І753 году ханъ возбуждалъ вопросъ о завоеваніи Хивы, для чего просилъ 10000 войска съ пушками, но, разумѣется, просьба его была отклонена. Несмотря на это, братъ хана, султанъ Ирали, въ 1753 году дѣлалъ попытку провозгласить себя хивинскимъ ханомъ и для этой цѣли пріѣзжалъ въ предѣлы Хивы, но былъ захваченъ Каипомъ въ плѣнъ, содѣйствовавшіе же ему въ этомъ дѣлѣ каракалпацкіе старшины были убиты: Однако Ирали находился въ плѣну всего шесть дней и былъ отпущенъ Каипомъ къ Нурали въ надеждѣ, что тотъ отдастъ за него свою дочь и возвратитъ, разграбленные киргизами хивинскіе товары. Главное вниманіе Неплюева въ эти годы было обращено на развитіе торговли какъ съ киргизами, такъ и средне-азіатскими ханствами. Нурали было обѣщано жалованіе, если онъ будетъ не на словахъ только, а на дѣлѣ содѣйствовать прекращенію въ степи грабежей каравановъ. Это, повидимому, подѣйствовало на хана: онъ сдѣлалъ распоряженіе о прекращеніи грабежей, и самъ обѣщалъ кочевать около русской границы. Въ это время мало возникало вопросовъ и, быть, можетъ, потому, что начальникъ края, И. И. Неплюевъ, 1751 и 1752 годы провелъ въ С.-Петербургѣ, а первую, половину 1753 года въ Москвѣ. За время отсутствія Неплюева его должность исправлялъ Тевкелевъ. Въ 1754 году губернаторъ Неплюевъ, съ согласія хана Нурали и съ одобренія высшаго правительства, устроилъ поселеніе съ крѣпостью у соляныхъ копей — Илецкую-Защиту (Илецкъ), что, разумѣется, не могло нравиться киргизамъ, какъ потому, что вообще устройство русскими на ихъ границѣ крѣпостей имъ было непріятно, такъ и, въ частности, это новое укрѣпленіе стѣсняло ихъ въ добываніи соли, нанося тѣмъ матеріальный ущербъ.

Наши сношенія съ Средней ордой послѣ смерти Абулхаира, какъ и раньше, были очень рѣдкія. Ханъ Абулмагметъ послѣ вторичной присяги вскорѣ возвратился въ Туркестанъ, гдѣ продолжалъ покойно жить; султанъ Баракъ, какъ мы уже знаемъ, былъ отравленъ въ 1750 году, а его преемникъ султанъ Кучакъ не имѣлъ сношеній съ русскимъ правительствомъ и искалъ покровительства владѣльца Зюнгаріи. Одинъ только султанъ Аблай, вслѣдствіе того, что большая часть подвластныхъ ему киргизъ кочевала около русскихъ границъ, вынужденъ былъ время отъ времени имѣть сношенія съ пограничными русскими властями. Въ 1750 году, по просьбѣ Аблая и тархана Джаныбека, Неплюевъ открылъ въ Троицкой крѣпости (нынѣ г. Троицкъ, Оренбургской губерніи) мѣновой дворъ. Торговля въ Троицкѣ; несмотря на отдаленность, стала быстро развиваться. Сюда, пріѣзжали купцы изъ Москвы, Казани, Тулы, Ростова, Ярославля, Симбирска и другихъ городовъ для мѣны своихъ товаровъ на скотъ и шерсть. Въ первое десятилѣтіе киргизы привозили сюда для мѣны, въ числѣ другого товара, много плѣнныхъ калмыцкихъ дѣтей. Купцамъ разрѣшалось покупать калмыкъ, но только не для себя, а для дворянъ, имѣвшихъ право имѣть крѣпостныхъ людей, и при томъ съ условіемъ приводить ихъ, по наставленіи, въ православную христіанскую вѣру греческаго исповѣданія.

Теперь слѣдуетъ еще сказать нѣсколько словъ объ отношеніяхъ султана Аблая къ Зюнгаріи. Послѣ смерти Цеванъ Доржи владѣльцемъ Зюнгаріи быль провозглашенъ Лама Доржа, незаконный сынъ Галданъ Цырена, который началъ правленіе убійствомъ родственниковъ и знатныхъ зайсанговъ, казавшихся ему опасными, въ числѣ которыхъ предполагалъ убить нойоновъ Дабачи и Амурсананя, близкихъ своихъ родственниковъ. Эти нойоны, предчувствуя, что Лама Доржа рано или поздно нападетъ на нихъ, рѣшили въ 1751 году съ своими калмыками, въ числѣ до 7000 кибитокъ, откочевать къ сибирской границѣ. Но, когда они двинулись въ путь, на нихъ напало войско Лама Доржи и разбило ихъ; такъ что они принуждены были бѣжать въ кочевья сосѣдней Средней киргизской орды, куда прибыли осенью 1751 года и были приняты киргизами кирейскаго рода. Лама Доржа, раздраженный бѣгствомъ нойоновъ въ Среднюю орду и оказаннымъ имъ здѣсь хорошимъ пріемомъ, послалъ въ томъ же году 3000 калмыкъ для наказанія киргизъ. Калмыки разорили и разграбили много киргизскихъ ауловъ, особенно же пострадали найманскій и кирейскія роды, до 3000 человѣкъ увели въ плѣнъ и много отогнали скота. Киргизы бѣжали въ разныя стороны и большая часть ихъ, говорить А. Левшинъ, должна была приблизиться къ русской границѣ, и почти смѣшаться съ Малой ордою, достигнувъ рѣки Ори и горъ Мугоджарскихъ. Когда калмыки съ плѣнными и награбленнымъ у киргизъ имуществомъ двинулись обратно, Дабачи съ своими родственниками погнался за ними, нѣсколько человѣкъ калмыкъ убилъ, отнялъ часть плѣнныхъ и немного скота. Однако, скоро прошелъ слухъ, что Лама Доржа опять посылаетъ 30000 войска для наказанія киргизъ и требованія выдачи Дабачи. Это извѣстіе настолько встревожило киргизъ Средней орды, что никто изъ нихъ не остался зимовать за рѣками Тоболомъ и Убаганомъ, большая часть ихъ перекочевала къ русской границѣ на лѣвую сторону рѣки Тогузака, выжжа степь на всемъ пространствѣ между рѣками Тоболомъ и Тогузакомъ. Нѣкоторые киргизскіе вліятельные и богатые старшины и біи и самъ султанъ Аблай просили пограничное начальство дозволить, имъ кочевать около Уйской линіи, что Тевкелевъ имъ и разрѣшилъ. Въ то время, когда Дабачи находился въ Средней ордѣ, которая выражала полную готовность помочь ему въ борьбѣ съ Ламой Доржой, русское правительство, получивъ объ этомъ свѣдѣнія отъ Тевкелева и генерала Киндермана, принимаетъ мѣры, чтобы Дабачи и Амурсананя привлечь на свою сторону и чрезъ нихъ имѣть вліяніе на дѣла Зюнгаріи. Указомъ коллегіи иностранныхъ дѣлъ, отъ 31 августа 1752 года, Неплюеву было поручено находящихся въ Средней ордѣ нойоновъ Дабачи и Амурсананя склонить, при помощи султана Аблая, прибыть въ г. Оренбургъ гдѣ выдать имъ казенную одежду, если они обносились, и кормовыя деньги, а затѣмъ, временно, поселить ихъ въ Казани, тайно внушивъ Дабачи, что онъ при случаѣ будетъ возстановленъ въ принадлежащемъ ему правѣ владѣльца Зюнгаріи. Далѣе предписывалось Неплюеву, чтобы онъ старался не допускать разпространенія вліянія этихъ нойоновъ среди киргизъ Средней орды, такъ какъ одинъ изъ нихъ, Дабачи, какъ претендентъ на зюнгарскій престолъ, можетъ со временемъ сдѣлаться владѣльцемъ Зюнгаріи и тогда привлечетъ на свою сторону и киргизъ, а этого нельзя признать сходными съ интересами Россіи. Для выполненія этого распоряженія Неплюевъ командировалъ въ Среднюю орду капитана Яковлева съ переводчикомъ Ерофеевымъ изъ крещеныхъ калмыкъ. Отъѣзжая изъ Оренбурга, Яковлевъ получилъ отъ Тевкелева инструкцію, какъ вести дѣла, и два письма, изъ которыхъ одно предназначалось Аблаю, а другое нойонамъ. Чтобы замаскировать отъ Аблая истинную цѣль командировки Яковлева, послѣднему предписывалось говорить султану Аблаю, что онъ главнымъ образомъ посланъ къ нему для того, чтобы просить его, Аблая, прекратить грабежи каравановъ, тѣмъ болѣе что былъ и случай, на который можно было ссылаться: киргизы Средней орды лѣтомъ 1752 года ограбили кашгарцевъ на 6000 рублей, два человѣка убили и четырехъ ранили. Яковлевъ выѣхалъ изъ Оренбурга 24 сентября 1752 года и 13 октября видѣлся съ султаномъ Аблаемъ около рѣки Тобола въ аракарагайскомъ лѣсу. Аблай въ это время собирался выступить въ походъ противъ зюнгаръ по слѣдамъ Дабачи, который отправился впередъ, и 17 октября, взявъ съ собою и Яковлева, поѣхалъ къ рѣкѣ Убагану, гдѣ его ждали вооруженные люди. Букенбай батырь и сынъ извѣстнаго Джаныбека Даутъ тарханъ, съ которыми предположено было соединиться на рѣкѣ Тургаѣ, извѣстили Аблая, что они уже выступили въ походъ. Яковлевъ старался отговорить Аблая отъ этого похода, и предлагалъ послать нарочныхъ къ нойонамъ съ приглашеніемъ возвратиться въ Среднюю орду, откуда онъ могъ бы ихъ доставить въ Оренбургъ. Яковлевъ также говорилъ Аблаю, что Дабачи найдетъ въ русскихъ вѣрныхъ защитниковъ, и Лама Доржа не посмѣетъ тогда разорять киргизъ. Но у Аблая, какъ совершенно справедливо замѣчаетъ В. Н. Витевскій, были свои виды: онъ боялся потерять вліяніе на зюнгарскія дѣла и считать посредничество русскихъ опаснымъ для независимости Средней орды, почему онъ и отнесся съ неудовольствіемъ къ предложенію Яковлева, хотя и далъ слово объявить Дабачи, при первомъ же свиданіи, о приглашеніи его русскимъ правительствомъ въ Оренбургъ. Затѣмъ Аблай предложилъ Яковлеву отправиться вмѣстѣ съ нимъ въ походъ или возвратиться обратно въ Оренбургъ, откуда онъ можетъ снова пріѣхать въ орду по окончаніи похода, чтобы взять Дабачи и его родственниковъ если того пожелаетъ пограничное начальство. Яковлевъ предпочелъ возвратиться и, простившись на Убаганѣ 27 октября съ султаномъ Аблаемъ, прибылъ въ Оренбурга 21 ноября, привезя съ собой письма Тевкелеву отъ старшинъ Куляка и Кулсарыя, которые обѣщались нойоновъ доставить въ Оренбургъ. Дальнѣйшій ходъ событій тотъ же авторъ передаетъ такъ: Дабачи, не дождавшись Аблая, напалъ на кочевья зюнгарскаго владѣльца, убилъ Ламу Доржу и объявилъ себя владѣльцемъ Зюнгаріи. Послѣ этого Дабачи тотчасъ же отправилъ пословъ къ Аблаю съ увѣреніемъ въ своей дружбѣ, обѣщаясь выдать всѣхъ киргизъ, находившихся въ плѣну у зюнгаръ. Но дни Зюнгаріи были уже сочтены. Дабачи поссорился съ своимъ родственникомъ Амурсананою, раздѣлявшимъ съ нимъ всѣ лишенія. Амурсанана обратился за помощію къ китайскому правительству, обѣщая сдѣлать Зюргарію китайской провинціей. Китайскій императоръ пожаловалъ его въ принцы и далъ большое войско. Дабачи былъ побѣжденъ и взять въ плѣнъ. Амурсанана между тѣмъ хотѣлъ обмануть китайцевъ, выпросивъ у начальника китайскихъ войскъ, находившихся въ Зюнгаріи, отрядъ въ 5000 человѣкъ подъ предлогомъ скорѣйшаго приведенія зюнгарцевъ въ китайское подданство, совершенно его истребилъ. Китайскій императоръ, раздраженный дѣйствіями Амурсананы, послалъ въ Зюнгарію новое большое войско, которое совершенно уничтожило ее самостоятельность. Амурсанана сначала бѣжалъ въ Среднюю орду, а затѣмъ въ іюнѣ 1757 года прибылъ на Сибирскую линію, гдѣ вскорѣ и умеръ отъ оспы. Когда китайское войско производило окончательный разгромъ Зюнгаріи, киргизы Средней орды также постоянно нападали на нее и тѣмъ содѣйствовали окончательному ея паденію. Въ это время нѣкоторые изъ зайсанговъ просили наше правительство о принятіи ихъ въ русское подданство, и когда имъ то было дозволено, нѣсколько тысячъ семей перекочевали въ Россію: тѣ, которые пожелали креститься, были отправлены на Волгу — въ г. Ставрополь, гдѣ первоначально селили крещеныхъ калмыкъ, а некрещеные были препровождены къ калмыкамъ въ астраханскіе степи. Когда китайское правительство узнало о смерти Амурсананя, то потребовало отъ русскихъ выдачи его тѣла «для учиненія надъ нимъ такихъ обрядовъ, по которымъ народъ ихъ видѣлъ бы, какой казни онъ отъ нихъ ожидать имѣлъ, если бы попался въ руки живой», но сибирскій губернаторъ не удовлетворилъ это желанье китайцевъ, а только разрѣшилъ имъ произвести осмотръ трупа ихъ злѣйшаго врага.

Въ то время, когда Средняя орда принимала дѣятельное участіе въ уничтоженіи зюнгарскаго царства, Малая орда содѣйствуетъ русскому правительству въ подавленіи башкирскаго бунта, извѣстнаго въ исторіи подъ именемъ бунта Батырши. Мы не будемъ описывать причинъ возникновенія бунта, такъ какъ это не входить въ наши задачи, а лишь скажемъ, что волненіе башкиръ, вызванное Батыршей, могло принять на восточной окраинѣ опасный характеръ, ибо во главѣ возстанія быль въ высшей степени энергичный и умный человѣкъ, пользовавшійся громаднымъ вліяніемъ на башкиръ и вообще магометанъ Оренбургскаго края, какъ ревностный защитникъ религіи и самостоятельности Башкиріи. Настоящее званіе и имя Батырши — мещеряцкій мулла Абдулла Алѣевъ. Батырша былъ извѣстенъ среди башкиръ какъ самый ученый, умный и краснорѣчивый мулла. Поднимая знамя возстанія противъ русскаго правительства, Батырша предполагалъ привлечь на свою сторону, кромѣ башкиръ, и другихъ инородцевъ Оренбургскаго края, исповѣдующихъ магометанскую религію. Такъ осенью 1754 года башкиры послали своихъ людей къ султану Средней киргизской орды Аблаю съ просьбой дозволить имъ перейти въ его аулы, когда они разорятъ крѣпости и почтовыя станціи въ Башкиріи, но это не могло осуществиться, такъ какъ сама Средняя орда во главѣ съ Аблаемъ, какъ мы видѣли, слишкомъ была занята въ это время зюнгарскими дѣлами. Батырша, чтобы сильнѣе подѣйствовать на башкиръ, говорилъ имъ: «знайте, что и киргизъ-кайсаки съ нами въ одномъ словѣ и совѣтѣ состоятъ, да отъ прочихъ правовѣрныхъ градовъ имъ, невѣрнымъ россіянамъ, въ нынѣшнемъ времени боязнь и страхъ есть». Бунтъ начался въ маѣ 1755 года, когда башкиры Бурзянской волости на ногайской дорогѣ по исетскому тракту убили каменотесца Брагина и нѣсколько проѣзжающихъ и разорили одну станцію. Бунтовщики, въ числѣ 124 человѣкъ, послѣ этого съ своими семействами скрылись; въ киргизскія степи. Въ августѣ башкиры Тингаурской, Усерганской, Тамьянской, Сугунъ-Кипчацкой и Чакминъ-Кипчацкой волостей, произведя также въ разныхъ мѣстахъ «злодѣйства», двинулись въ киргизскія степи. Въ числѣ войскъ, командированныхъ для прекращенія башкирскаго бунта, были и калмыки, отъ которыхъ, впрочемъ, сначала была скрыта истинная причина для чего они вызываются въ Оренбургскій край. И. И. Неплюевъ писалъ намѣстнику ханства калмыцкаго Дондукъ Дашѣ, что калмыки нужны для наказанія ихъ враговъ киргизъ, вслѣдствіе, будто бы, умножающихся наглостей отъ послѣднихъ.

Неплюевъ, какъ совершенно справедливо говорить В. Н. Витевскій, опасаясь вѣроломства киргизъ и склонности ихъ къ грабежу, зорко слѣдилъ за ними; какъ только онъ узналъ о возникновеніи башкирскаго бунта, тотчасъ же написалъ хану Малой орды Нурали, чтобы тотъ удерживалъ свой народъ отъ помощи башкирцамъ. Не надѣясь, чтобы ханъ одинъ могъ что-либо существенное сдѣлать въ пользу русскихъ, Неплюевъ разослалъ вліятельнымъ киргизскимъ старшинамъ письма и подарки, обѣщая имъ впредь милости государыни, если они будутъ оказывать содѣйствіе въ усмиреніи башкиръ, и грозя наказаніемъ, если они осмѣлятся помогать бунтовщикамъ. Въ орду былъ посланъ съ письмами толмачъ изъ магометанъ, которому даны были еще на татарскомъ языкѣ прокламаціи отъ имени жившаго въ Оренбургѣ ахуна, въ которыхъ выражалось сочувствіе его, ахуна, единовѣрцамъ, башкирамъ, но онъ сомнѣвался въ ихъ успѣхѣ и опасался, чтобы башкиры, какъ народъ вѣтряный, не избрали бы ихъ, киргизъ, первою своею жертвою. Толмачу было приказано, чтобы онъ прокламаціи, какъ бы не нарочно, обранивалъ въ удобныхъ для того мѣстахъ или же, по секрету и подъ видомъ дружбы, отдавалъ въ руки вліятельнымъ киргизамъ.

Большая часть бунтовщиковъ съ самаго начала возстанія старалась бѣжать въ сосѣднія киргизскія степи, надѣясь возвратиться обратно въ Башкирію вмѣстѣ съ киргизами. Хотя Неплюевымъ и были своевременно приняты мѣры къ задержаніи башкиръ при переправѣ за Яикъ, но въ началѣ по всей линіи, имѣющей протяженіе болѣе 1000 верстъ, это было весьма трудно выполнить, и около 50000 башкиръ успѣли перебраться въ Малую орду. По вступленіи же въ Башкирію достаточнаго количества войскъ, для недопущенія перехода башкиръ за Яикъ, были командированы донскіе казаки и калмыки, которыми ихъ и было много побито, а чтобы казаки и калмыки ревностнѣе исполняли возложенныя на нихъ обязанности, скотъ, и имущество убитыхъ башкиръ Неплюевъ предоставилъ имъ дѣлить между собою. 1 сентября 1755 года былъ изданъ манифестъ, которымъ объявлялось, что всѣ башкиры, которые принесутъ повинную, получатъ прощеніе, а тѣ, «которые, изъ своего края бѣжали и въ теченіи шести мѣсяцевъ вины свои добровольно не принесутъ, и изъ бѣговъ не возвратятся, и въ томъ злодѣйствѣ пребудутъ, то съ тѣми въ такомъ случаѣ не инако, какъ съ бунтовщиками, поступлено будетъ, отъ чего имъ не иное что, кромѣ погибели послѣдней и разоренія приключиться можетъ, а жилища ихъ, земли и угодья и къ тому всякія принадлежности розданы будутъ вѣрнымъ башкирцамъ, и ежели побѣги свои далѣе производить будутъ, и что при томъ побѣгѣ вѣрными башкирцами отобрано будетъ, то останется при нихъ безвозвратно». Эти мѣры подѣйствовали — башкиры перестали убѣгать въ киргизскія степи, а нѣкоторые даже стали возвращаться и приносить повинную. Но Неплюева это не удовлетворяло: онъ рѣшился примѣнить къ инородцамъ Оренбургскаго края мѣру, рекомендованную еще двадцать съ лишнимъ лѣтъ тому назадъ Кирилловымъ и Тевкелевымъ — поссорить киргизъ съ башкирами и, такимъ образомъ, лишить ихъ на продолжительное время возможности дѣйствовать противъ русскихъ сообща. Для выполненія этого онъ отправилъ въ Малую орду нѣсколько человѣкъ изъ сеитовскихъ татаръ (Сеитовскій посадъ находится въ 20 верстахъ отъ г. Оренбурга; онъ же носитъ названіе и Каргала) съ грамотами, въ которыхъ говорилось, что «государыня, примѣчая непоколебимую вѣрность къ себѣ киргизскаго народа, хотя нѣкоторые изъ молодыхъ людей, да и то самая малая часть, поползнулись, будучи обмануты башкирцами, дѣлать внутри границъ набѣги, но сихъ по ихъ преступленію наказать предоставляетъ киргизскому хану, однако съ тѣмъ, чтобы никто изъ нихъ не лишенъ быль жизни, прочихъ же государыня жалуетъ женами и дочерьми и имѣніемъ перебѣжавшихъ къ нимъ башкиръ, но съ тѣмъ, чтобы мужчины были отвезены въ Россію или бы высланы были въ ихъ кочевья, за исполненіе чего каждый, сверхъ того, получитъ награжденіе по мѣрѣ своей въ томъ услуги». Тогда началась истинная охота на башкиръ; киргизы умерщвляли ихъ, какъ дикихъ звѣрей, чтобы получить женъ и дочерей. Что не было убито — выдано русскимъ. Немногіе изъ несчастныхъ, возвратившись вЪ свои кочевья, разсказами своими скоро взволновали всю Башкирію — месть сдѣлалась единственною цѣлью каждаго башкира. «Башкирцы, мужья и отцы» говоритъ въ своихъ запискахъ И. И. Неплюевъ, «увидѣвъ въ своихъ защитникахъ и обнадеживателяхъ надъ женами ихъ и дочерьми насильства, принуждены нашлись защищать ихъ съ потеряніемъ жизни, и симъ способомъ погибло не мало башкирцевъ и киргизцевъ». Истребленію башкиръ помогло, вѣроятно, и то обстоятельство, что хану Нурали въ это время было назначено содержаніе, котораго онъ добивался безуспѣшно уже нѣсколько лѣтъ. Въ грамотѣ императрицы, отъ 26 августа 1755 года, на имя Нурали выражается надежда, что назначенное жалованіе онъ заслужить точнымъ исполненіемъ указовъ и требованій оренбургскихъ командировъ. Жалованье хану было назначено въ размѣрѣ 600 рублей въ годъ, изъ которыхъ 400 рублей выдавать явно, а 200 рублей тайно отъ другихъ въ виду того, что ханъ, по обычаю, долженъ дѣлиться жалованіемъ со старшинами, и потому, если бы всѣ знали, что выдается 600 рублей, то ему пришлось бы раздѣлить всю эту сумму и себѣ ничего не осталось бы. Затѣмъ, указомъ, отъ 5 сентября того же года, чтобы легче было склонять киргизъ къ выдачѣ бѣглецовъ-башкиръ императрица Елизавета Петровна разрѣшила Неплюеву выдавать киргизамъ за каждаго выданнаго ими башкира по кафтану. Этимъ же указомъ Неплюеву предложено объявить киргизамъ, что съ турками, за пріемъ ими здѣшнихъ бѣглецовъ, была война, которая кончилась съ большою пользою для Россіи. И, наконецъ, хану Нурали 18 апрѣля 1756 года было разрѣшено присылать ко двору черезъ два—три года посланцевъ изъ дѣтей, братьевъ и родственниковъ хана съ старшинами при нихъ для представленія объ ордынскихъ дѣлахъ и всенижайшаго поздравленія. Такого рода посольства были не безвыгодны для киргизъ, такъ какъ посланцы всегда щедро надѣлялись деньгами и подарками.

Башкиры, возвратившіеся изъ киргизской степи, сначала обратились къ Неплюеву съ просьбой разрѣшить имъ свободную переправу за Яикъ для отплаты киргизамъ за нанесенныя обиды, но получили отъ начальника края отвѣтъ, что онъ на это не имѣетъ разрѣшенія государыни, и что, по его мнѣнію, довольно съ нихъ того, что они за ихъ бунтъ остаются ненаказанными, такъ какъ де «киргизскій поступокъ съ женами ихъ и дочерьми довольно для нихъ наказателенъ». Въ то же время тайно, черезъ переводчиковъ, Неплюевъ распустилъ среди башкиръ слухъ, что ему давать позволеніе ѣхать башкирамъ за Яикъ нельзя, а что если они самовольно поѣдутъ и разобьютъ киргизъ, то можно надѣяться, что это съ нихъ взыскано не будетъ. Командирамъ же пограничныхъ крѣпостей и форпостовъ предписано было смотрѣть сквозь пальцы на переходы башкиръ въ киргизскія степи. Башкиры этими обстоятельствами воспользовались: стали собираться большими партіями и двигаться въ киргизскіе аулы. Беспечные киргизы были застигнуты въ расплохъ и жестоко наказаны. Ханъ Нурали, узнавъ о нападеніяхъ башкиръ на его орду, обратился къ Неплюеву съ просьбой наказать виновныхъ, но получилъ отвѣтъ, что «если бы они, киргизцы, тѣхъ злодѣевъ прежде не принимали, то бъ и сего никогда произойти не могло, и что, сколько ему извѣстно, весь башкирскій народъ, только о томъ и мыслитъ, какъ погублять киргизцевъ, и если бы имъ не были удерживаемы, то бъ киргизцы скоро увидѣли истину его словъ». Въ свою очередь киргизы, оправившись отъ перваго удара, стали нападать на башкиръ, дрались на границѣ съ русскими командами и нападали на наши селенія. Неплюевъ упрекалъ за это хана и совѣтовалъ увѣщевать свой народъ, чтобы впредь они этого не дѣлали, а въ противномъ случаѣ «я принужденъ буду», говорилъ начальникъ края, «къ утвержденію вновь въ вѣрности, башкирскій народъ обратить къ нападенію на ихъ аулы и подкрѣпить оный всѣми въ моей командѣ состоящими силами». Ханъ и султаны были безсильны остановить набѣги киргизъ, которые считали ихъ дѣйствующими за одно съ русскими частями, и что единственно о чемъ они заботятся, такъ это о окончательномъ подчиненіи киргизскихъ ордъ Россіи. Братъ хана, султанъ Айчувакъ, въ 1754 году писалъ Неплюеву, что киргизы подозрѣваютъ его и хана въ тайномъ союзѣ съ оренбургскимъ начальствомъ, а потому просилъ губернатора, чтобы уничтожить подозрѣніе, когда онъ, губернаторъ, будетъ упрекать въ своихъ письмахъ киргизскій народъ, то и его, Айчувака, укорялъ бы наравнѣ съ простыми киргизами.

Чтобы положить конецъ рѣзнѣ двухъ сосѣднихъ народовъ и побудить киргизъ выдать всѣхъ находящихся у нихъ башкиръ и ихъ семейства, сенатъ 4 сентября 1755 года, постановилъ командировать въ киргизскія степи Тевкелева, который, по словамъ сенатскаго указа, по этому предмету «имѣлъ искусство въ сношеніяхъ съ киргизами и башкирами и великій кредитъ среди этихъ народовъ». Тевкелевъ же просилъ уволить его, по старости и болѣзни, въ отставку, но сенатъ призналъ отставку несвоевременной и, по награжденіи чиномъ генералъ-майора, приказалъ ему отправиться въ киргизскія степи для возвращенія бѣглыхъ башкирцевъ. По инструкціи, данной Тевкелеву, предлагалось принять мѣры къ возвращенію бѣглыхъ башкиръ, которыхъ было въ киргизской степи болѣе 3000. Тевкелевъ долженъ былъ дѣйствовать увѣщаніями, приласканіемъ, подарками, трактованіемъ казенною пищею, водкою и виномъ а когда понадобится и барантою. Но если «по извѣстному киргизскому легкомыслію и вѣтрености» всѣ эти способы не приведутъ къ цѣли, то разрѣшено «учинить надъ киргизами поискъ и отмщеніе мѣстными легкими войски», т е. казачьими и калмыцкими. Затѣмъ поручалось той же инструкціей Тевкелеву черезъ геодезиста снять «скрытымъ образомъ» планъ Заяицкимъ мѣстамъ, рѣчкамъ, озерамъ, камышамъ и лѣсамъ, особенно противъ Индерскихъ горъ. На подарки хану и важнѣйшимъ старшинамъ приказано выдать Тевкелеву десять тысячъ рублей, а еслибы этихъ денегъ оказалось мало, то и больше: «ибо теперь дѣло до того дошло, что, и на убытокъ не взирая, стараться надобно о полученіи оныхъ злодѣевъ-башкирцевъ назадъ, дабы тѣмъ сей поводъ побѣга пресѣчь». Для безопасности въ пути Тевкелевъ могъ взять съ собою конвой изъ 300–400 человѣкъ.

По прибытіи въ Оренбургскій край, Тевкелевъ свидѣлся съ ханомъ Нурали сначала въ Кулагинской крѣпости, а потомъ въ Илецкой крѣпости. Въ декабрѣ 1755 года ханъ Нурали обѣщался «крайнее стараніе употребить къ склоненію старшинъ своихъ, дабы они бѣглецовъ-башкирцевъ добровольно отдали» и, кромѣ того, собрать при какой-либо крѣпости на Яикѣ, ниже Оренбурга, знатныхъ старшинъ Малой орды. Весной 1756 года ханъ Нурали, въ сопровожденіи братьевъ Ирали и Айчувака, знатныхъ старшинъ и большого числа простыхъ киргизъ прибылъ въ илецкую крѣпость, куда пріѣхалъ и генералъ Тевкелевъ. Здѣсь было рѣшено всѣхъ башкиръ съ женами и дѣтьми возвратить на ихъ прежнее жительство, что, «по своему обыкновенію, и молитвою утвердили». Отсюда ханъ поѣхалъ въ Оренбургъ», чтобы смѣнить бывшаго въ аманатахъ сына на другого, султана Аблая. Вначалѣ брало возвращено киргизами 400 башкиръ, при чемъ особое усердіе прилагали въ этомъ дѣлѣ братья хана Ирали и Айчувакъ. Чтобы ихъ болѣе расположить къ возвращенію башкиръ, Тевкелевъ просилъ коллегію иностранныхъ дѣлъ выдать имъ по саблѣ и разнаго товара каждому рублей на сто. Въ Средней ордѣ также были бѣглецы-башкиры, куда было предположено командировать того же Тевкелева для переговоровъ съ султаномъ Аблаемъ, но эта поѣздка затѣмъ была отмѣнена, и Тевкелеву предписано было возвратиться въ С.-Петербургъ, откуда черезъ три мѣсяца, въ іюнѣ 1756 года, онъ снова былъ возвращенъ въ Оренбургъ, дабы «присутствовать въ оренбургской губернской канцеляріи по всѣмъ дѣламъ, обще съ Неплюевымъ». О возвращении киргизами башкиръ у В. Н. Витевскаго иаходимъ слѣдующія свѣдѣнія: «Неплюевъ больше надѣялся на тѣхъ изъ бѣглыхъ башкирцевъ, которые сами возвращались на свои мѣста, будучи недовольны киргизами за насиліе надъ ихъ женами и дочерьми, башкирцы же, возвращаемые киргизами, какъ бы плѣнные, и снабжаемые иногда отъ нихъ лошадьми, при удобномъ случаѣ снова могли соединиться съ ними и дѣйствовать противъ русскихъ сообща и заодно съ киргизами. Въ виду этихъ соображеній, Неплюевъ 20 ноября 1757 года рапортовалъ въ сенатъ, что въ теченіи 1757 года вышло изъ киргизской орды 816 человѣкъ башкирцевъ обоего пола, а съ прежними 4502 человѣка, да сверхъ того, по требованію Тевкелева, самими башкирцами отпущено и вывезено до 600 человѣкъ обоего пола. Донося сенату о томъ, что многіе башкиры сами были бы рады возвратиться на родину при первой возможности, Неплюевъ просилъ продолжить срокъ выхода изъ киргизской орды для бѣглыхъ башкиръ до 1 января 1759 года, и сената уважилъ его ходатайство. Въ теченіи этого года вышло изъ киргизской степи 246 человѣкъ башкиръ обоего пола, а съ прежними 5363 человѣка, да самими киргизами вывезено 681 человѣкъ. Такъ какъ башкиры и послѣ того продолжали выбѣгать изъ киргизской степи на родину, то правительство продлило срокъ для выхода еще на два года, такъ что угрозы о наказаніи киргизъ легкими войсками остались только на бумагѣ». Такъ кончилась одна изъ печальныхъ страницъ въ исторіи киргизскаго народа, а вмѣстѣ съ нею сошелъ со сцены въ Оренбургскомъ краѣ и виновникъ вовлеченія киргизъ въ башкирскія смуты Иванъ Ивановичъ Неплюевъ.

Бунтъ Батырши, по справедливому мнѣнію многихъ историковъ, былъ послѣдней попыткой магометанъ вытѣснить русскихъ съ востока и воспрепятствовать ихъ дальнейшему движенію въ глубь Средней Азіи. Профессоръ Н. А. Ѳирсовъ по этому поводу замѣчаетъ, что «отселѣ ревностные поклонники Магомета и приверженцы татарской старины, жившіе въ Поволжья и за Камой, могли чуждаться русскихъ и ихъ обычаевъ, упорно держаться старинныхъ вѣрованій и особенно житейскихъ правилъ», но не могли выставить такого рода противодѣйствія русской дѣятельности въ Восточной Россіи, какое дотолѣ выставляли».

Оканчивая обзоръ событій, имѣвшихъ мѣсто въ киргизскихъ ордахъ во время управленія Оренбургскимъ краемъ И. И. Неплюева, скажемъ еще нѣсколько словъ о самовольныхъ переходахъ киргизъ Средней орды въ наши предѣлы. Киргизы этой орды во главѣ съ султаномъ Аблаемъ, какъ намъ уже извѣстно, во время башкирскаго бунта были заняты набѣгами на зюнгаръ и своими успѣхами такъ увлеклись, что въ зиму 1754–1755 годовъ стали, переходить по рѣкѣ Иртышу на русскую сторону, подъ предлогомъ неимѣнія корма на ихъ сторонѣ. Офицерамъ, посланнымъ для удаленія киргизъ, они оказали сопротивленіе, избили драгунъ и угрожали не выпускать людей изъ крѣпостей, сжечь сѣно и не давать воды изъ Иртыша. Вслѣдствіе этого была учреждена команда въ 400 человѣкъ, которая должна была быть «во всегдашней готовности къ выступленію противъ киргизовъ». Несмотря на это, киргизы все-таки переходили въ большомъ числѣ со скотомъ на русскую сторону рѣки Иртыша. Командирамъ, посылавшимся для удаленія ихъ, киргизы опять оказали сопротивленіе. Такъ, сынъ батыря Куляка съ товарищами вступилъ въ драку, съ казаками и драгунами, при чемъ послѣднимъ были нанесены побои «съ проломаніемъ многимъ головъ и изувѣченіемъ». Но, когда командою была открыта пальба, киргизы удалились за Иртышъ. Въ другихъ мѣстахъ линіи осталось киргизъ еще нѣсколько тысячъ, и согнать ихъ оказалось дѣломъ не легкимъ. Вскорѣ, однако, удалось задержать на линіи сына батыря Куляка, который по распоряженію Неплюева былъ наказанъ, и киргизы удалились на свою сторону. А во избѣжаніе «ихъ перелазовъ» на будущее время, предписано было Неплюеву какъ хорошо знакомому съ такого рода дѣлами, ко времени обычной ихъ ежегодной подкочевки въ осеннее время къ русской границѣ усиливать гарнизоны въ пограничныхъ крѣпостяхъ и форпостахъ, и въ случаѣ попытокъ киргизъ къ переходу, на русскую сторону сбивать ихъ силою, а бригадиру Крафту, находившемуся въ Тобольскѣ, отправиться на линію къ своимъ полкамъ и поступать по наставленіямъ Неплюева, который дастъ распредѣленіе войскъ и сдѣлаетъ всѣ необходимыя распоряженія къ охраненію границы отъ вторженія киргизскихъ ордъ.

Объ авторѣ

Александръ Ивановичъ ​Добросмысловъ​ (1854–1915) — россійскій историкъ, этнографъ. Членъ Оренбургскаго отдѣленія Русскаго географическаго общества и комиссіи Научнаго архива.

Въ 1888–1901 годы работалъ ветеринаромъ въ ​Тургайской​ области.

Путешествовалъ по казахскимъ ауламъ и знакомился съ жизнью, хозяйствомъ, обычаями народа. Авторъ научныхъ трудовъ: «Животноводство ​Тургайской​ области» (Оренбургъ, 1895), «О переселеніи жителей въ ​Тургайскую​ область» (1893), «Судебное строительство ​Тургайскихъ​ киргизовъ 18–19 ​в.в.» (Казань, 1904) и т. д. Позже въ городѣ Оренбургъ научалъ матеріалы мѣстнаго губернскаго архива, на основѣ которыхъ выпустилъ научный сборникъ «Матеріалы по исторіи Россіи» (въ 2-хъ ​томахъ, 1900–02), «​Тургайская​ область» (въ 3-хъ ​​томахъ, 1900–02).

Въ послѣдніе годы жизни ​Добросмысловъ​ изслѣдовалъ Туркестанскій край, въ томъ числѣ города Южнаго Казахстана и посвятилъ этой темѣ книги «Прошлая и настоящая исторія Ташкента» (1912), «Города Сырдарьинской области (​Казалинскъ​, ​Перовскъ​, Туркестанъ, Ауліеата, Чимкентъ)» (1912).